Текст книги "Ящер-2 [Casual Rex]"

17

Моя самодельная подушка по вкусу напоминала отраву из корня таро, которую так любят гавайцы, а она в свою очередь по вкусу, как… нет, с ней ничто не сравнится. Если я и узнал что-то новенькое на Гавайях, так это то, что и моя подушка и кушанье пои – это бесполезные непитательные комки, не пригодные в пищу, и ни то, ни другое я никогда-никогда не должен больше брать в рот. Но как только утренний свет брызнул мне в лицо и я очнулся в собственном гнезде, поскольку меня тихонько тряс Эрни, то оказалось, что я крепко обнимаю пучок прутьев, зарывшись лицом в листья и обрезки коры.

– Просыпайся, а не то завтрак пропустишь.

– Вот уж стыдно-то будет, – проворчал я. Еще пять минут он меня тыкал и щипал, прежде чем я встал и наполовину приготовился посмотреть в лицо этому миру. Меня должно было мучить похмелье, но почему-то ничего не болело, и это казалось хорошим предзнаменованием. Я выкарабкался из гнезда, кстати отлично свитого, а это значит, что вчера вечером Эрни, должно быть, оказал мне любезность и соорудил для меня постель. Колени хрустели, а руки автоматически тянулись к небу. Я услышал, как за моей спиной тихонько присвистнул Эрни.

– Ты вчера вечером занимался самоистязанием, а, малыш?

Если даже и так, то я определенно не мог вспомнить, что бы это могло быть. Я ходил в замок Цирцеи, перекусил травками, немножечко поиграл в вопросы и ответы, пофлиртовал, замечтался, а потом… пустота.

– О чем это ты?

– О твоей спине.

– А что с ней такое?

– Сам не чувствуешь?

Я, все еще ничего не понимая, попытался дотянуться рукой, чтобы ощутить то, о чем говорит Эрни. Безуспешно. К счастью для меня, Эрни прекрасно мог добраться до моей спины. Он ткнул меня пальцем в позвоночник, и туда же иглой вонзилась острая боль. Это напоминало прыжок в соленую океанскую воду, когда вы точно понимаете, где именно на вашем теле расположен один-единственный крошечный порез.

– Это, черт побери, что еще такое? – спросил я.

– Царапина. У тебя тут целая автострада с перекрестками. У меня смутное ощущение, что ты не только допрашивал свидетельницу, а?

Это как посмотреть.

– Разумеется, я ее допрашивал, – ответил я и поведал Эрни подробности, как именно неуловимый и, вероятно, почивший в бозе Рааль познакомил Цирцею с Прогрессом.

– А царапины откуда? – не унимался Эрни.

Не было необходимости рассказывать ему о лесах, о том, как мы бежали и… что было дальше, про свет, ужасный пожар и взрыв. В конце концов, когда я сам все это переварю, то поведаю ему о непонятно чем вызванных фантазиях, которые посетили меня, но пока что мои глюки – это моя личная вечеринка, и я единственный в списке приглашенных.

– Без понятия.

Затем, чтобы сменить тему, я сообщил:

– Зато я обнаружил очень странные документы. Тут прокручивают большие суммы в валюте. Похоже на то, что они отмывают деньги.

Тут сквозь стены хижины ворвалось какое-то клокотание, звук которого становился все громче, и оглушило меня. Шум напоминал трубу, но тональность и темп неприятнее на два порядка. И кто бы ни играл на этой чертовой хреновине, этот кто-то пренебрег обычными приличиями и даже не стал играть что-то приятное, типа «Summertime». Нет, это была мелодия «Луи, Луи». И она была бесконечна.

– Что это такое, черт возьми? – воскликнул я, у меня затряслась челюсть, а когти сами по себе со свистом показались наружу.

Но мне никто не ответил, зато внезапно началась суматоха. Конечности и хвосты задевали меня по лицу, в меня врезались чьи-то тела, и я рухнул обратно в гнездо, при падении разрушив его на составные части. Тысячи одинаковых прутиков и каких-то ягодок рассыпались по всему полу. Эрни наблюдал за моими телодвижениями и покачивал головой.

– Нельзя обратно в кроватку, малыш. Завтрак подан.

Немалое напряжение мозгов потребовалось, чтобы, спотыкаясь, выйти голышом из хижины, постоянно борясь с желанием напялить на себя свое фальшивое обличье. Но даже если бы я уступил этому порыву замаскировать свое обнаженное тело, то мое решение было бы весьма проблематичным, поскольку наши личины в хижину никто не вернул. Могу только догадываться, что как только их можно будет забрать, то Сэмюель повесит их снаружи на ручку, как это делают работники химчистки в отеле. На самом деле, возможно, здесь существует особый, мало кому известный способ потребовать возвращения своего имущества.

– Странные ощущения, да? – спросил я у Эрни, когда мы собирались выйти за дверь.

– Ага, давненько я не расхаживал в чем мать родила, – согласился он. – Странные – это еще мягко сказано!

И правда, со времен средней школы, когда мы никого не слушали и вели себя, как хотели, я не покидал пределы дома без человеческого облика, и в эти выходные я впервые выходил на улицу, не пряча свое тело за бесконечными застежками, поясками, латексом и фальшивым престижем конкурирующего вида. Самое меньшее, уверен, я получу ожоги всяких нежных интимных мест.

Возможно, мне и понравится. А может, и нет. Пока что не решил.

В ярком утреннем свете поляна выглядела чуть-чуть получше. Я смог разглядеть строения побольше, расположенные по соседству, несколько домиков, которые, по-видимому, были изготовлены из чего-то посовременнее, чем бревна. Но все равно увиденное не было Страной Чудес. Поток динозавров двигался по направлению к низенькой длинной хижине – столовой – из красноватого дерева в углу нашего лагеря. И мы с Эрни присоединились к этому стаду.

Трубач все еще трубил изо всех сил, и по пути в столовую я взмахнул хвостом и стегнул по морде гадрозавра, который был источником этих ужасных пронзительных звуков. Хоть на секунду, но песня «Луи, Луи» прекратилась.

В столовой сильно пахло феромонами, но это ничто по сравнению со вчерашним ужином. Утром всегда вырабатывается меньше феромонов, наши пахучие железы не начинают трудиться, пока не заработают в полную мощь все остальные органы, поэтому до девяти часов утра очень сложно выслеживать злоумышленников. Но все равно пахло сильно. Это был объединенный аромат сотни «братьев» и «сестер», и мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не начать искать запах Цирцеи. Позже, позже. Сначала еда, потом расследования.

Завтракали здесь по-домашнему. Мы с Эрни заняли место на длинной деревянной скамье рядом с молодым и здоровым целофизисом и не очень молодым и здоровым ти-рексом. У бедняги лапы уже настолько съежились и усохли, что превратились в короткие обвислые культи, и мне стало интересно, как он будет тянуться через весь стол за едой.

А еще мне было интересно, почему он вообще может захотеть за ней тянуться. В центре стола стояли многочисленные керамические чаши, до краев наполненные нашим завтраком – яйцами. Сырыми яйцами. В скорлупе.

Я посмотрел на Эрни, а он на меня. Так мы и пялились друг на друга в молчаливом отчаянии.

– Может, у них здесь предлагают и омлеты? – предположил я.

Словно отвечая на мой вопрос, остальные динозавры потянулись к чашкам, взяли по яйцу в каждую лапу и кинули их в рот, прямо вместе со скорлупой. Воздух наполнился противным хрустом, на столы брызгало содержимое яиц и летели кусочки скорлупы, раздавались звуки чавканья и глотания, а мой желудок выворачивался наизнанку, предчувствуя, что сейчас в него упадут вкусненькие такие сальмонеллы.

Я осмотрелся и увидел, что мы с Эрни – не единственные, кто не торопится запихивать себе в пасть сырые яйца. По крайней мере двое или трое динозавров с опаской оглядывали столовую, ища глазами хоть кого-то, кто еще не попрощался с мозгами и соблюдает общепринятые нормы гигиены. Мои глаза встретились с глазами самки трицератопса, и даже через всю комнату я прочитал по ее губам – Мы тоже должны?

Вообще-то вчера вечером я ел сырую свинину, так что мне не стоило беспокоиться о том, что я спускаюсь еще на одну ступень по уровню развития. Более того, я должен был справиться с этой ролью так же легко, как Лоуренс Оливье с ролью Гамлета, если не хотел потерять благосклонность прогрессистов. Очень грустно признавать это, но я живу ради своей работы. Берегитесь, губы! Осторожно, зубы! Прости, желудок! Поскольку сейчас начнется…

Липкая и вязкая гадость. Скорлупки царапают горло.

– Лично мне нравятся большие, – раздался за моей спиной знакомый голос.

– А мне – маленькие.

– Здесь мы не сходимся.

Я обернулся и увидел, что надо мной нависли Базз и Уэндл и смотрят, как я глотаю редкостную гадость, которая имеет наглость называться завтраком. Разумеется, они были, как говорится, в неглиже. Двойняшки-карнотавры подметали хвостами пол, я же, как проснулся, пытался держать хвост на весу, я не фанат чистоты, но отчего-то грязный хвост меня нервирует, хотя сомневаюсь, что смогу долгое время контролировать свои мускулы.

– Ребята, не хотите мою порцию? – спросил Эрни, держа в каждой руке по яйцу.

– Не, не можем, – сказали Базз и Уэндл хором. – Нельзя.

Но затем, выдержав паузу ровно столько, чтобы Эрни не успел отказаться от своих слов, они протянули лапы и схватили яйца. Насколько я понимаю, именно так миллионы лет делали мои древние родственники овирапторы.[25]25
  Основной пищей этого динозавра были яйца других его сородичей.


[Закрыть] Близнецы даже не потрудились прожевать, просто заглотили яйца целиком, словно огромные капсулы тайленола, и их морды озарились улыбками от уха до уха.

– Разве вы не взволнованы? – спросил Базз. Вопрос риторический.

– Очень, – ответил я.

– Отлично, – сказал Уэндл.

– Отлично. А вы готовы к тренировке? – с большим рвением поинтересовался Базз.

Я покачал головой.

– Что еще за тренировка?

– Обожаю тренировку, – встрял Уэндл. – Это самое интересное.

Перед столовой раздался звук гонга, и я даже не успел повернуться, чтобы определить местоположение инструмента, как все кинулись к дверям. В воздух поднимались бурые облака пыли, меня толкали со всех сторон, колотили десятками хвостов и лап. Это было похоже на знаменитую кровавую бойню на рок-фестивале в Алтамонте. Кстати, мнение, что в составе «Ангелов ада», которые, собственно, и превратили концерт в поножовщину, были только рапторы, – это оскорбительные и гнусные слухи, но они не беспочвенны. Через несколько секунд в столовой остались только мы с Эрни да еще парочка удивленных динозавров, которые осматривались, не понимая, что за чертовщина разрушила спокойствие нашей маленькой компании.

Полагаю, пришло время тренироваться.

* * *

– Первым делом вам нужно научиться бегать, – сказала руководительница нашей группы, бронтозавриха с накачанными короткими ногами и хвостом, под толстой кожей которого перекатывались мышцы. Интонации ее были чем-то средним между сюсюканьем любящей мамочки и резкостью инструктора по строевой подготовке на флоте, она все утро втолковывала нам основы своего предмета.

Сначала нас разбили на группы в зависимости от уровня Прогресса. Восемнадцать новичков, или «девственников», как нас любили называть, были собраны вместе и брошены головой вниз в водоворот «тренировки». По существу, кучу времени мы провели, бросая друг на друга озадаченные взгляды. И сейчас был именно такой случай.

К счастью, кто-то поднял руку.

– Разве мы уже не понимаем, как бегать? – спросил раптор, в его собственном коренастом теле тоже пульсировала сила.

Бронтозавриха, которую звали Блиииииш, или Бланш, как она велела новичкам называть ее, пожала мощными плечами.

– Думаешь, ты знаешь, как это делается? – спросила она.

– Я в школе занимался бегом, – ответил парень. – И участвовал в соревнованиях штата в забеге на сто метров.

– Впечатляет. В каком штате?

– В Юте.

– Много у нас хороших динозавров из Юты.

Без шуток, Джозеф Смит[26]26
  Американский пророк, основатель религиозной секты мормонов («святых последнего дня»).


[Закрыть] впервые систематизировал нужды сообщества динозавров, но его просветительская деятельность касалась скорее духовных сторон жизни, чем материальных, поэтому секта и не была разоблачена. Переселение мормонов из Нью-Йорка в Юту было обусловлено не их религиозными воззрениями, а их природой – они были рептилиями.

Бланш продолжила:

– Думаю, ты полагаешь, что мог бы победить меня в состязании по бегу.

Раптор махнул рукой в воздухе, словно отмахивался.

– Ты же бронтозавр, – заметил он вежливо, ему было неудобно напоминать ей, что бронтозавры не могут развивать такую же скорость, как рапторы.

– И что? Разве все мы не братья и сестры?

– Да, но… я – раптор, – ответа не последовало, поэтому он уточнил: – Мы просто… бегаем быстрее.

Через минуту вызов был принят и намечена импровизированная беговая дорожка. Участники соревнования, Бланш и юный девственник, заняли свои места. Наша инструкторша была хладнокровна и уверена в себе, она даже не потрудилась принять стартовую позу с тремя опорными точками, а раптор весь напрягся, его конечности дрожали, готовые рвануть, как только раздастся команда. Его тело напоминало сжатую пружину, готовую резко распрямиться, а наша тренер была как ненатянутая резинка, свободно болтающаяся на крюке. По-видимому, сегодня ученик затмит учителя.

– По дороге, вокруг вон того дерева и обратно, – сказала бронтозавриха, отмерив добрых сто метров.

– И все? – теперь раптор уже обнаглел.

– Все еще думаешь, что обгонишь меня?

Времени отвечать не было. Самка компсогната, которую назначили отдавать команду «на старт», выступила вперед. Ее запах, смесь чайной розы и брызг океана, был удивительно приятен, учитывая, что она – компсогнат.

Она начала отсчет:

– Раз… два…

А затем издала пронзительный вопль, который был сигналом к началу соревнования.

К тому времени как раптор покинул линию старта, Бланш успела пробежать по полю уже тридцать метров. Она смотрелась как неясное пятно, поднимающее облака пыли. Трудно сказать наверняка, но мне кажется, что она бежала на всех четырех лапах, конечности мелькали так быстро, что я не уверен, так ли это.

Когда самоуверенный раптор преодолел четверть дистанции до дерева, Бланш уже обогнула его и понеслась обратно.

А когда он шмякнулся в грязь, запнувшись о камень, оказавшийся точно на пути его следования, Бланш финишировала, уселась на пенек поблизости, скрестила руки на груди и стала ждать унизительного, но неизбежного финиша соперника.

– А теперь, – сказала она, когда мы окружили юного раптора, всосавшего в себя весь имеющийся в атмосфере кислород, – кто-нибудь желает научиться бегать?

Сначала не было ничего нового, просто заурядный бег, так что рекорды меня в ближайшем времени не ждут, а те гадрозавры, которые каждый год побеждали в Бостонском марафоне, вообще могут не беспокоиться. Нас учили, как правильно работать ногами, ступнями, какое положение тела нужно принимать во время бега. Возможно, пару раз хвост помешал, но все-таки бег – это и есть бег, и мы занимались им всю жизнь с тех пор, как смогли встать на ноги и оглядеться. Я не понимал, как они собираются добиться от нас сверхзвуковых скоростей, продемонстрированных уважаемой Бланш.

– Не думайте, как люди, – говорила нам Бланш. – В нас укоренилась привычка двигаться, как они, ходить, как они, бегать, как они. Это неестественно для динозавров – беспокоиться, а не глупо ли мы выглядим с нашими подпрыгивающими хвостами, или о том, достаточно ли плотно мы сжали ягодицы. Отпустите свое тело на свободу. Забудьте о человеческих стандартах.

Забудьте о человеческих стандартах. Мечтать не вредно.

Ничего не происходило. Прошел час, другой, мои мышцы устали, по ним медленно прокатывались волны боли, требовавшие от остальных частей моего тела, чтобы те как можно скорее объединились и добились от руководства регулярных перерывов.

Я попросил отпустить меня с урока. Но мне не разрешили.

Только-только я собирался сдаться и сообщить своим ногам, что в их услугах больше сегодня не нуждаются и они могут перестать стараться и пойти пообедать – после нескольких часов пробежек под жарким гавайским солнцем я уже не держал хвост на весу, а разрешил ему подметать землю, чтобы, ежели что, подтолкнуть и помочь телу, – как только я выдохся настолько, что готов был позвонить в службу спасения и не вешать трубку, какая-то часть моего тела дала телеграмму мозгу о том, что я очень даже могу двигаться быстрее, чем раньше.

Это какой-то фокус моего сознания. Просто быть того не может.

Но было. Ко мне пришло новое странное ощущение скорости, вместе с мышечной памятью собственных ног. Я не мог объяснить этого, зато смог прочувствовать.

Бег вприпрыжку с накрененным корпусом, который совершенно неестествен в человеческом мире, где я обычно живу, был именно тем, что нужно. Не могу сказать, что я двигался, как настоящий динозавр, и уж точно, черт побери, не собираюсь говорить, что достиг какого-то Прогресса.

Но впервые в жизни я бежал свободно, мне не мешали все эти застежки и завязки, моя морда без маски была поднята к небу, земля летела под ногами, деревья сливались в коричневую размытую полосу, а руки, ноги, хвост и все тело слились в едином движении, совершенно неудобном, но, как мне внезапно пришло в голову, исключительно… естественном.

Наступило время обеда.

* * *

На обед давали курицу, размером, скорее, с куропатку. Не особо мясистую и не жареную, не ощипанную, не приготовленную и очень даже живую. В столовой прямо рядом с каждым столом были установлены деревянные столбики, и к ним веревочкой были привязаны курицы. Воздух заполнился яростным кудахтаньем и хлопаньем крыльев, бедные крошки учуяли, что к ним пришла их птичья смерть с косой, так что не могу их винить за то, что в последние минуты они шумели, как могли. Я не мог себе представить, как именно будет проходить обед, но что-то подсказывало, что Марте Стюарт[27]27
  Королева американских домохозяек, ведущая кулинарного шоу.


[Закрыть] он бы не понравился.

Когда прогрессисты, проголодавшиеся после заплывов с крокодилами или других бессмысленных спортивных состязаний, зашли в столовую, то раздались восторженные возгласы. Куриный день! Как здорово! После долгого размышления, словно они покупали роскошный дорогущий автомобиль, каждый динозавр выбрал для себя курочку с нашего «шведского столба», схватил за веревку одной лапищей, поднес несчастную птицу к широко открытой пасти и откусил вырывающейся бедняжке голову, а затем выплюнул ее в ближайшую корзинку для мусора. Как только тушка прекратила дергаться, пришло время полакомиться внутренностями.

– Ты будешь это есть? – нерешительно спросил Эрни.

– А ты?

– Но ведь тебе, кажется, понравился завтрак, – заметил он.

Я не мог этого отрицать. Может, это и не так уж ужасно. В конце концов, я голоден, а еда и есть еда. Я же раньше ел куриц, ну да, не таких живых, но к чему чувствительность, если речь идет о пище. И чем дальше я смотрел, как едят остальные, тем сильнее становился мой собственный голод.

Я не успел поговорить с остальным телом на эту тему, как руки сами по себе потянулись и схватили курицу у ближайшего столбика, потянув за веревку, привязывающую птицу к ее единственному средству защиты.

Где-то далеко-далеко раздавался голос Эрни, который спрашивал меня, соображаю ли я, черт побери, что делаю. Я словно был заперт внутри собственного тела, наблюдая, как незнакомый велосираптор широко распахивает пасть, с его зубов стекает слюна, и он подносит кричащую, вырывающуюся птицу ко рту.

Мои губы сомкнулись вокруг ее горла раньше, чем зубы, и в этот момент я ощутил, как ее клюв яростно, безумно колотит по моим деснам. Птице очень хотелось наружу. Но, увы, я не контролировал собственные челюсти, и они готовы были начать свое последнее движение, которое отсечет птице голову, и прекрасная вкусная кровь хлынет мне в рот, в горло, в желудок. И я буду сыт…

Чья-то рука легла мне на плечо.

– Винсент!

Я повернулся, курица торчала у меня изо рта, на секунду она перестала клеваться, словно прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. Я просто физически чувствовал неодобрение Эрни, он медленно качал головой.

– Отпусти птицу, малыш.

Этого было достаточно. Внезапно здравый смысл снова заполнил пустоту в моем мозгу. Я понял: если откушу этой курице голову, то мне еще долго будет мерещиться, что она клюет меня, подражая дятлу из мультика, из-за чего, в свою очередь, начнет тошнить, и я попрощаюсь не только с обедом, но, вероятно, и с завтраком тоже.

Я осторожно вынул птицу изо рта, извинился перед ней, высушил ее перышки, дунув несколько раз, и привязал несчастное создание обратно к столбу. Разумеется, как только она вернулась на место, никто не гарантировал ей отсрочки смертного приговора, и вот уже какой-то другой динозавр схватил ее за лапы и швырнул в свою жадную глотку.

Цирцеи сегодня не было видно, так что никто не накормит нас нормальным человеческим обедом. Хотя если бы она была здесь, то еще неизвестно, чем бы закончилась моя трапеза – нашла бы она для меня какую-нибудь жареную и несопротивляющуюся пищу или убедила бы меня с помощью феромонов, гормонов или убедительных доводов съесть живую курицу? Наверное, лучше мне этого не знать.

К нам подошли Базз и Уэндл, выдергивая перья из углов рта и слизывая капли крови длинными подвижными языками.

– Сегодня были очень интересные занятия, тебе не кажется? – спросил Уэндл, хлопая меня по спине. – Еще один урок, а потом свободное время. Пошляемся вокруг, потренируемся выполнять то, чему сегодня научились.

– Ага, погуляем по лагерю, нагуляем аппетит перед ужином, – добавил Базз. – Очень приятное время для отдыха.

Сама идея «свободного времени» мне очень понравилась, возможно, мы проведем его с пользой.

– Может, вам, ребятки, будет интересно провести нам экскурсию по здешним местам? – спросил я. – Ну, когда у нас будет свободное время. Мне бы очень хотелось посмотреть некоторые уголки этого расчудесного острова.

– Мы будем счастливы! – прощебетал Базз.

– Просто в восторге! – добавил Уэндл.

– Мы отведем вас, куда захотите!

– Куда угодно?

– Куда угодно, – подтвердил Базз.

– И даже на другую сторону острова? – рискнул я.

Уэндл отволок братца в сторонку и шепнул ему какие-то заветные слова на ухо.

– Это закрытая зона, – сказал Базз, вернувшись к нам после обсуждения. – Куда угодно, кроме этого участка.

– Почему? – спросил Эрни. – Что там такое?

– Радиация, – прошептал Уэндл.

Базз закивал с такой силой, что мог бы сломать себе шею, и добавил:

– Это был полигон…

– …для ядерных ракет…

– …радиация – опасная штука…

– …она может убить вас…

– …а вы даже и не узнаете…

– Так вам сказали? – уточнил Эрни.

– Мы это знаем, – ответил Уэндл.

Я демонстративно поцокал языком, выпучил глаза, но внутри меня уже заработал моторчик, счищая накопившуюся ржавчину. Конечно, в южных районах Тихого океана действительно проводились ядерные испытания, и очень даже вероятно, что и на атолле Бикини, где после Второй мировой взрывали ядерные боеголовки, проживает несколько братьев и сестер, но зачем же руководству Прогрессистов до такой степени запугивать свою паству, чтобы все держались подальше от этого района?

– Это запретная зона, – еще раз сообщил нам Базз. – Но по дороге есть несколько красивых водопадов. Вам понравится.

Но мы с Эрни знали, куда нам приспичило пойти прямо сейчас, и произвол власти не сможет помешать нам. Мы пойдем на ту сторону острова, есть там ужасная радиоактивная мутация или нет. Лично я надеялся, что ее там нет, однако, как говорится, бери, что дают…

Но для начала пойду поплаваю.

* * *

Базз с Уэндлом решили пойти на послеобеденные занятия вместе с нами. Как нам сказали, это будет урок плавания. Мне кажется, братья к нам привязываются, это хорошо, ну, в том смысле, что ими будет легче манипулировать, когда понадобится, хотя и плохо, поскольку они имеют обыкновение действовать моему напарнику на нервы. Но, несмотря на мои кувыркания с Цирцеей вчера вечером, мы тут не ради развлечений, а по делу.

Отойдя примерно на четверть мили от лагеря, наша группа свернула на тропку, ведущую в джунгли. Деревья здесь росли другие, ну, например, не пальмы, а мангры, и земля под голыми пятками стала более мягкой и податливой. В этом ощущении было что-то успокаивающее, правда.

Мы вышли к какому-то болоту. Это была смесь болот Эверглейдс во Флориде, илистых речек-байю[28]28
  Байю – речушка, протекающая через заболоченную местность.


[Закрыть] в штате Луизиана и всех диковинных уголков, которые мне довелось видеть по каналу «Дискавери». Оно было создано искусственно, я даже мог рассмотреть бетонные стенки большого бассейна, который лежал перед нами, тем не менее его размеры и масштаб потрясали.

Я вгляделся в мутную воду. Поверхность этого полуболота-полупруда была покрыта светло-зеленым покрывалом из водорослей, и меня бы не удивило, если бы это оказался наш сегодняшний ужин.

– И… что? Прыгать? – я стоял на краю этой грязной ямы, готовый продемонстрировать мое умение нырять.

Уэндл быстро протянул руку и крепко схватил меня за плечо, не давая мне сдвинуться с места.

– Нет, – строго сказал он, и впервые с момента нашего знакомства на его лице не играла глуповатая ухмылка. – Если ты бултыхнешься в воду, то они подумают, что ты – их пища.

– Кто подумает, что я…?

И тут я увидел того, кто так подумает. Из-под воды появилась пара глаз, словно два маленьких мячика для гольфа плавали на поверхности, выглядывая из воды, рассматривая нас со злостью, но не бездумно, а вынашивая коварные планы. Рядом с ними всплыла еще одна пара хищных глаз, а позади – третья. По всему болоту все новые и новые глаза нарушали спокойствие водной глади.

Крокодилы.

В мгновение ока Эрни повернулся на пятках и пошел по направлению к нормальной суше.

– Скажите учителю, что я сбежал с урока, – крикнул он нам.

Я поймал напарника и приволок его обратно к кромке воды. Если я буду «купаться», то и ему придется. И если мне предстоит стать кирпичиком в пищевой пирамиде крокодилов, то и ему тоже.

После того как руководитель нашей группы изложил нам строгие правила – никаких резких движений, крокодилов не дразнить и не засовывать им голову в пасть, как дрессировщику в цирке (честно говоря, последний совет я бы посчитал просто проявлением здравого смысла, если вообще можно говорить о здравом смысле, когда вы собираетесь по доброй воле поплавать с этими зубастыми тварями), мы медленно погрузились в болото, позволяя воде сантиметр за сантиметром подниматься по нашим ступням, ногам, торсам.

Кто-то проскользнул рядом со мной. Уэндл? Или крокодил? Ощущения-то одинаковые, насколько я заметил, как и их способ скользить под водой. Более опытные пловцы плавали под водой, набирая в легкие столько воздуха, что могли и не выныривать несколько минут. Я предпочитал не рисковать и держаться поближе к берегу, наклоняя голову в воду лишь для того, чтобы посмотреть как наши в прямом смысле слова братья меньшие, ну, или двоюродные, весело резвятся у моих ног.

За моей спиной по-собачьи плавал Эрни, и от этих судорог, которые он выдавал за плавание, по поверхности шли небольшие волны.

– У меня появляется чувство, что Прогресс – это регресс.

Когда урок закончился, то все динозавры были целы, никого не съели, хотя одну гадрозавриху и покусали за хвост и задницу. Надо отдать ей должное, она не начала вопить и молотить лапами по воде, как поступил бы я, если какое-то пятиметровое чудище решило полакомиться моим задом.

Мы медленно вылезли из воды. Бронтозавры были очень довольны уроком. Ничего удивительного, поскольку их толстые туши больше приспособлены для плавания, чем для ходьбы, поэтому, я совершенно уверен, выпендрежница Александра и не высовывает свой жирный зад из озера Лох-Несс вот уже тридцать лет. Остальные ворчали и жаловались на вонючие водоросли, прилипшие к каждой морщинке на наших телах. Да, сегодня в столовке будет пахнуть просто чудесно.

Но сначала нас ждет свободное время и небольшая увеселительная прогулка. Мы с Эрни подошли к Баззу и Уэндлу, которые все еще скалились и выбирали водоросли с кожи, и спросили, не хотят ли они прогуляться.

– Вы сможете показать нам водопады, – предложил я. – И смыть с себя эту гадость.

Близнецы были просто счастливы показать нам дорогу, и вскоре мы прошли через заросли, отпихивая ветки и огромные пальмовые листья, разрывая их когтями там, где пройти было невозможно. Дальше мы шли молча, взбирались на холмы, стараясь держаться подальше от таких растений, которые, судя по их виду, могли колоться, жалить или вызвать ужасную сыпь.

– Итак, – начал я, желая завести непринужденную беседу. – Неприятная вчера произошла история на Ринге, да?

– Просто стыд, – сказал Базз. – Янни не стоило пытаться добиться Прогресса раньше времени.

– Позор.

– Хорошо хоть, его приятели так хорошо стреляли из ружей, – заметил Эрни. – Отличные выстрелы.

– Определенно парню повезло, – поддакнул я.

Базз, который с помощью когтей продирался через густую растительность впереди, крикнул:

– Дело не в везении, просто мастерство, и все.

– Мы же практикуемся, – гордо сообщил Уэндл. – Я уже практически могу пять раз подряд попасть в яблочко.

– А в чем вы практикуетесь? В стрельбе?

– Ну, в основном стрелять из ружья дротиками, – объяснил Базз. – Но мы слышали, можно ходить на более продвинутые занятия, как только мы еще чуть-чуть повысим наш уровень Прогресса Мне кажется, всем, кто уже стал на шестьдесят процентов динозавром, разрешается выбрать занятие, где практикуются навыки стрельбы на поражение.

Даже не глядя на напарника, я уже мог сказать, что он ужасно рассержен. Я всю свою жизнь не любил и даже в некоторой степени боялся огнестрельного оружия. Такое предубеждение большинству динозавров внушается с самого рождения. У нас и так достаточно естественного оружия, незачем прибегать еще и к куску металла и пороху. Несмотря на крестовые походы и все такое прочее, мы нормально сосуществовали до того, как люди решили производить эти штуковины в больших количествах. И хотя Сэмюель Винчестер, изобретатель знаменитой винтовки, и был велосираптором, но полагаю, он слишком отдалился от своих корней, так что я не могу винить в распространении оружия только людей.

Но Эрни… сколько я его помню, несмотря на то что сама профессия детектива предопределяет, что время от времени нам необходимо использовать огнестрельное оружие, испытывает жгучую ненависть к пушкам, которая может сравниться только с его ненавистью к марципанам (не спрашивайте!), и эта неприязнь засела в нем очень глубоко.

– Это… это отвратительно, – фыркнул Эрни.

– Но это ж-ж-же только ур-р-роки, – запинаясь, сказал Уэндл. Он не хотел расстроить нового друга, это ясно, но, увы, бедняга в этот раз вляпался «по самое не балуйся».

Однако внезапно Эрни рассмеялся. Вышло это как-то очень по-человечески, он положил руки на голову, и плечи его сотрясались от смеха в полную силу.

– Это… это просто здорово, – сказал он. – Вы, ребята, проповедуете естественный образ жизни, стремитесь снова найти свое подлинное «я», и при этом… учитесь стрелять из винтовок?

Близнецы не уловили иронии.

– Чтобы понимать врага, – рассудительно заметил Базз, – мы должны думать, как он.

– Это вам так говорят? – спросил я. – То есть вы учитесь стрелять, чтобы понимать людей?