Текст книги "Ящер-2 [Casual Rex]"

19

Шесть часов мы блуждали по джунглям, врезаясь в стволы деревьев, зацепляясь за ветки, спотыкаясь о пни и корни, распугивая мелких лесных животных, и если мы проведем здесь еще шесть часов, то я не очень хотел бы собрать все синяки и шишки, какие возможно. Где-то здесь уже начиналась та, «другая» часть острова и забор, перегораживающий вход в закрытую зону.

Нам надо попасть в тот дом.

Мы с Эрни покинули амфитеатр не под фанфары. Я даже не знаю, заметил ли кто-то наш уход.

С трибун спускались сотни взбудораженных динозавров, так что два мелких безбожника не могли волновать руководство лагеря. У нас не было карты, но это неважно. И компаса тоже, да и фиг с ним. Мы не имели ни малейшего представления, куда мы направляемся и что там найдем, если, конечно, придем, куда нужно. Да и наплевать.

Зато в нас клокотала ужасная злость, ощущение, что кто-то держит нас за идиотов, и обжигающее желание добраться до самого сердца чудовища, отыскать негодяя или негодяев, виноватых в случившемся, и добиться справедливости. Одна-единственная проблема – мы голые. И потерялись.

– Ты бросал шишки? – спросил меня Эрни.

– Думаешь, накидаешь шишек, и все сразу будет тип-топ – держи карман шире! Для нас ключевая подсказка – это уродливые деревца.

Мы еще углубились в джунгли, растительный полог над нами полностью закрывал и луну, и звезды. И когда я поверил, что мы окончательно и бесповоротно заблудились и теперь наши трупы обнаружат только через три тысячи лет, почистят скелеты и поместят их в какой-нибудь музей, чтобы школьники могли разевать рот от удивления, насколько же развиты были ящеры в наше время, а потом писать корявые благодарности с ошибками куратору выставки, Эрни почуял запах.

– Что это? – спросил я.

– Это… это я, – ответил Эрни слегка смущенно.

Отлично, теперь он опять унюхивает сам себя. А я-то думал, что мы избавились от этой привычки еще в 1989-м.

– Не понял.

Эрни двигался быстро, его ноги словно были независимы от остального тела, которое, казалось, вообще не участвует в гонке.

– Когда мы тусовались около забора с Баззом и Уэндлом, ну, потом нас еще Сэмюель нашел, я позволил себе отлить на кустики. И кажется, я только что уловил этот запах.

Я сделал глубокий вдох, втягивая в себя запахи джунглей, и действительно учуял запах чьей-то мочи. Ну, когда вы работаете в городе, особенно в Санта-Монике, то нельзя быть брезгливым, особенно когда речь идет о моче. Но все-таки я не могу отличить мочу Эрни от мочи енота, а мочу енота – от мочи сойки, по крайней мере на расстоянии. Но уверен, сам Эрни учует ее за мили. И хотя людишки с трудом обнаруживают запахи собственного тела, особенно если мы говорим о несвежем теле, динозавры не могут учуять собственные феромоны, зато у нас тонкое чутье на продукты собственной жизнедеятельности. Разумеется, вы можете сказать, что это отвратительно, но все, что может дать мне ориентир в этих джунглях, заслуживает уважения.

Я последовал за напарником, который теперь шел по прямой через лес, и всего через каких-то десять минут деревья стали похожи на растительность из страшных сказок братьев Гримм. Продолговатые дупла, похожие на зияющие пасти, ветки, страдающие артритом, протягивали ко мне свои крючковатые пальцы, готовые схватить и прикончить меня. Разумеется, Эрни вышагивал посреди этого великолепия, словно в полдень по Брентвуду, но у старины всегда было плохо с фантазией.

– А вот и тот самый кустик, – сказал Эрни, показав на невысокое растение, пахнувшее мочой. Я зааплодировал, а Эрни раскланялся, а потом мы оба уставились на забор, маячивший впереди. В высоту он был метров девять, и взобраться на него мог лишь ребенок младше десяти.

– Что теперь? – я сел на пенек и подпер подбородок ладонями.

– Ну, может, отопрем ворота?

Я покачал головой.

– Плохая идея. Думаю, они управляются на расстоянии. Помнишь, в первый вечер, когда нас везли на «хаммере»? Сэмюель нажал какую-то кнопку на коробочке у приборной панели, я слышал скрип…

И тут напарник развернул руку ладонью наверх и продемонстрировал самую прекрасную пластиковую коробочку, которую я только видел. Белая кнопочка на ее бочке поблескивала в лунном свете.

– Я стырил ее из джипа перед тем, как мы вылезли, – сказал мой напарник, обнажая в улыбке все свои зубы.

– Но у тебя же нет карманов.

– Верно.

– Хочу ли я знать, где ты прятал эту штуковину?

– Нет, не хочешь.

Щелчок, жужжание, и ворота со скрипом открылись, петли не переставали скулить всю дорогу.

– Отсюда должна идти дорожка, – сказал я Эрни. – Где-то прямо здесь.

Напарник согласился, и через несколько минут поисков в кромешной тьме мы нащупали полосу около метра шириной, расчищенную больше, чем окружающие участки. Здесь мутация стала еще заметней, земля под ногами более скользкая и вся покороблена выпирающими чудовищными корнями. На глине все еще видны следы колес. Вопрос решен – никаких сомнений, это и есть дорога внутрь. Мы ускоряли темп по мере того, как пробирались через вязкую глину, сначала это был прогулочный шаг, потом бодрая ходьба, затем бег трусцой и, наконец, бег на полной скорости.

Мы падали лицом в грязь, пенившуюся под нашими ногами, но через все запахи джунглей, наш пот и наше волнение я учуял что-то еще. Что-то знакомое, но при этом какое-то чужое. Пока я не мог понять, что это, но, сконцентрировавшись на дорожке, уводящей меня вперед, я собрал ряд образцов и позволил судебному медику в моем мозгу упорядочить доказательства.

Раздавались и какие-то новые звуки. Какой-то тоненький писк, словно плакала песчанка. Вот только не думаю, что песчанки обитают на Гавайях. Крики животных, отражающиеся эхом от деревьев, завывания, растворяющиеся в ночной тишине. И, как и отсутствие шумов до этого, все эти новые звуки отнюдь не успокаивали.

– Ты чуешь… других? – спросил я у Эрни.

– Кого других?

– Других динозавров. Запах сосны, свежести…

Не прекращая бега, Эрни сделал глубокий вдох, покрутил головой во все стороны и чуть было не врезался в дерево коа.

– Может, они идут за нами по пятам, – сказал он, и мы одновременно ускорили темп.

Но не успели мы затормозить, как уже вывалились на опушку, и луна снова показала свою хитрую мордочку. Мы оказались перед собственно Святым Граалем – домиком из красного кирпича. Отпечатки шин, по которым мы шли, привели нас прямо к входной двери, здесь машина остановилась. Мы снизили скорость и быстро обошли вокруг строения в надежде, что под нашими пристальными взглядами материализуется более быстрый путь внутрь.

Увы. Единственным входом по-прежнему была стальная дверь в кирпичной стене, а единственным замком – дырка для пальца прямо рядом с дверью, точная копия той, которую использовала Цирцея, когда вела нас в амбар-лабораторию по производству останков.

– Ну, попытка – не пытка, – сказал я. – Другого входа все равно нет.

– Ради бога!

– Ой. Я думал, вдруг ты сам захочешь…

– Давай же, – настаивал Эрни.

Удачи, мой дорогой пальчик! Закрыв глаза, я втянул когти, вспомнив Боба, первого прогрессиста, с которым мы познакомились на Голливудском бульваре, и поместил указательный палец в дырку и заскрежетал зубами в ожидании жгучей боли. Если что, то я предпочел бы ампутацию или удар током, но я сомневаюсь, что эти двери принимают пожелания гостей.

Но больно не было. Ни миниатюрной гильотины, ни электрошока. Дверь не открылась, но, по крайней мере, все восемь пальцев остались на месте.

– Твоя очередь, – весело сказал я Эрни, убирая свой палец, но его неряшливые лапы тоже не помогли. Итак, мы в безвыходном положении стояли и пялились на дверь, бездельничали и почесывались.

Крики животных стали громче. И запах, скорее всего сосны, но без примеси трав. Это не Цирцея, но если бы даже это была она, то я бы не особо волновался, что меня поймают в запретной зоне, ведь они уже убили наших друзей за менее серьезное нарушение, так что сомневаться не приходится – когда мы в следующий раз столкнемся с прогрессистами, неважно где и как, диалог будет весьма жестким. Но Цирцея-то ведь совсем из другого теста, чем все остальные прогрессисты, и мне интересно, насколько хорошо она знает своих помощников и доверяет им.

Эрни провел рукой по двери в поисках какой-нибудь трещинки. Ничего.

– Тупик.

– Это потому, что мы еще не стали натуральными динозаврами, – вздохнул я.

– Ну да, ни один из нас.

– Ни один.

Не знаю, кому первому пришла в голову эта мысль, мне или Эрни, но вскоре мы уже стояли вдвоем около хитроумной дырочки, пытаясь запихнуть по пальцу одновременно.

– Левее… левее палец подвинь, – ворчал Эрни. – Дальше. Еще дальше.

Отверстие было узким, но в конце концов нам удалось засунуть оба пальца. Снова мы ощутили знакомый холодок, пока спрятанный механизм всасывал феромоны из наших пор, затем раздалось жужжание, пока другой механизм анализировал, соответствует ли наш уровень пахучести тому значению в процентах, для которого доступ на объект разрешен.

Я сомневался, что наш способ сработает. Эта штуковина должна суметь отличить мои феромоны от феромонов Эрни, нельзя же так просто одурачить столь высокие технологии.

И тут дверь открылась.

Вытащив пальцы, мы нерешительно прошли внутрь, осторожно, чтобы не включилась никакая сигнализация. Но, по-видимому, стальная дверь была единственным барьером, и вскоре мы оказались в маленьком круглом вестибюле с каменным полом и низким потолком, на стенах которого были расклеены старые пожелтевшие карты. На них были представлены все страны и континенты, весь мир, и практически в каждом государстве на различных островах и полуостровах были воткнуты цветные кнопки, красненькие и зелененькие. И неважно, что отмечали таким образом прогрессисты, они проделали большую работу, чтобы распространить это «что-то» по всему земному шару.

Эрни позвал меня в дальний конец комнаты и указал на большую малиновую кнопку прямо посреди океана рядом с Гавайями, и я вытащил ее из карты. Получившаяся дырка практически уничтожила контуры малюсенького, изолированного островка.

– Мы здесь, – сказал Эрни. – Но я не могу понять, что значат остальные кнопки, красные, зеленые… Может, другие лагеря прогрессистов?

Я быстро прошел по комнате, пытаясь найти карту Южной Калифорнии. Разумеется, в Лос-Анджелес была воткнута красная кнопка, а именно в район Голливудских Холмов, и я, пораскинув мозгами, согласился, что каждая кнопка показывает, где расположен тот или иной опорный пункт секты.

– Ты был прав насчет карт, – сказал я. – Посмотри сам.

Но Эрни не ответил. Я обернулся, в комнате никого не было.

– Эрн? – позвал я. – Эрн?

Ответ донесся откуда-то из длинного коридора и был едва слышен:

– …возможно, захочешь… взглянуть на это…

– Что? Я тебя не слышу! – крикнул я ему.

В этот раз голос Эрни звучал громче и слегка дрожал. Что это, страх, злость или всего лишь эхо, отражающееся от стен?

– Я сказал, возможно, ты захочешь взглянуть на это.

Я покинул комнату с картами и быстро прошел по холодному узкому коридору. Силуэт Эрни резко выделялся в свете единственной голой стоваттной лампочки, свисающей с потолка, а тень падала на кирпичные стены. Его плечи подрагивали, но я понял, что это не смех.

– Что ты нашел… – начал я, и слова застряли у меня в горле.

Оружие. Ящики с оружием. Целые стеллажи, забитые этими ящиками. Горы оружия. Оружие на стенах и на полу. Винтовки, револьверы, полуавтоматические и автоматические, большого и малого калибра, – комната двадцать на двадцать была забита доверху всеми видами огнестрельного оружия, какие я только знал, оружейные запасы, которые растопили бы холодное человеческое сердце Чарлтона Хестона.[30]30
  Актер, президент Национальной стрелковой ассоциации.


[Закрыть]

– Эти штуковины ведь не стреляют транквилизаторами, а?

Мы с Эрни прошли по комнате, спотыкаясь об эти железяки, пробираясь через море огнестрельного оружия. С тех пор как мы зашли внутрь, Эрни не произнес ни слова, он просто ходил по кругу, опустив глаза, и с каждой секундой в нем росла безмолвная ярость.

Под моими ногами лежала какая-то здоровенная цилиндрическая хреновина с ручкой, как у джойстика. Я поднял ее, чтобы рассмотреть получше, – тяжеленная, сволочь, – и уставился на ствол.

– Это гранатомет, – сказал Эрни спокойным голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций.

Ой. Я осторожно положил гранатомет обратно на кучу другого оружия, а то вдруг нажму не на ту кнопку и получу в этом году премию Дарвина.[31]31
  Премия за самую нелепую смерть.


[Закрыть]

– Черт побери, зачем им все это?

– Зачем им, черт побери, все это?!! – напарник набросился на кучу оружия, пиная его голой ногой. – Это самая гадкая и отвратительная вещь, которую я видел с тех пор, как мы сюда приехали.

Они тут разглагольствуют о прогрессе, природе и понимании наших предков, а сами тем временем устроили целый оружейный склад, которому позавидует и НАТО.

Я не мог с ним спорить. У этих прогрессистов действительно с башкой не все в порядке, и я не могу себе представить, зачем они могли захотеть собрать столько огнестрельного оружия в одном месте.

– Мы вернемся в Лос-Анджелес, – предложил я. – И натравим на них Совет. Посмотрим, как им понравится кучка динозавров, которые прибрали к рукам столько человеческого оружия.

Эрни в прямом смысле слова позеленел от злости, внезапный прилив крови окрасил кожу в яркий тон. Да, определенно моему другу надо носить больше одежды осенних оттенков, но я сомневался, что он сейчас оценит совет относительно своего гардероба, так что промолчал.

– Да, правильно, – проворчал Эрни. – Конфисковать этот остров, дом, а этих тварей бросить в тюрьму.

Мы даже не поняли, как это произошло, но ноги сами вынесли нас из этой страшной комнаты, словно наши тела знали больше, чем мозги, и силой уводили нас из противоестественной обстановки. Но как только мы снова оказались в коридоре и направились в вестибюль с картами (мне очень хотелось показать Эрни даты, написанные над картами, может, мы вдвоем сумеем понять, что они обозначают), как вдруг я снова учуял этот запах. На этот раз он был сильнее. Определенно сосна, болотные газы… Несомненно, мы здесь не единственные динозавры.

– Тихо, – сказал я Эрни, который громко топал к выходу.

– Почему?

– Запах.

Эрни сделал вдох, и его движения тут же стали тише.

Какое-то шуршание снаружи. Деревья качались на ветру, а листики потрескивали под чьими-то ногами. Съежившись у двери, мы с Эрни пытались разглядеть нового незваного гостя, но было трудно определить его местоположение.

– Слева, – прошептал Эрни. – Думаю, они шли за нами.

– Нет, – прошептал я в ответ, – это что-то другое.

И тут какой-то звук раздался справа. А потом прямо перед нами. Джунгли ожили, деревья со всех сторон зашуршали, а запах стал сильнее. Это был запах раздавленного машиной животного, папоротника, новорожденного динозавра, болотных кочек, из которых поднимается пар.

Теперь все эти спецэффекты объединились в тревожную картину – качающиеся деревья, сильный запах и дополнительно – отчетливый вой, животный крик, означавший «Сюда, ребятки, я нашел кое-что вкусненькое». Я надеялся, что это всего лишь «хаммер», всего лишь Сэмюель, который прочтет нам нотацию и увезет прочь отсюда. Но что-то подсказывало, все пойдет совсем по-другому.

– Бежим, – сказал я тише, чем ожидал, словно мои голосовые связки знали больше, чем я, о том, что вот-вот произойдет.

– Что?

– Бежим! – повторил я, на этот раз громче, в голосе зазвучала паника. – Бежим!

Мы прямо со старта рванули и кинулись прочь из дома, прямо в джунгли, выбежали на тропинку и понеслись вперед что было сил. Было трудно сосредоточиться на чем-то, кроме дороги, но я пытался на всякий случай держать ухо востро и ноздри тоже.

Теперь вой усилился, это был низкий рев от боли и злости, он пришпоривал меня, и я несся еще быстрей. Был еще один запах, отличный ото всех остальных. Поверх аромата сосны. Кожа. Свежая, насколько часть меня смогла распознать. Но времени подумать не было, нужно было бежать. Эрни замешкался сзади, тяжело дышал, а я не мог бросить напарника в беде. Потому переборол панику и снизил скорость до нуля.

Это дало нашему преследователю необходимое преимущество. С внезапным пронзительным криком, от которого у меня чуть не лопнули барабанные перепонки, из кустов на четвереньках выскочил стегозавр и бросился на Эрни, стукнув его головой в живот и сбив с ног. Мой партнер тяжело плюхнулся на землю, перекатился через выпирающие корни и стукнулся о толстый ствол дерева, но в ту же секунду он снова вскочил на ноги и выпустил когти на всю длину.

– Погоди секунду… – крикнул я, надеясь остановить стегозавра разумными доводами.

Но, судя по его глазам, это просто животное, ему даже не хватало элементарной вежливости, чтобы попытаться понять, что я говорю. Он снова рванул вперед, выпустив когти и нацелившись на Эрни, но по дороге споткнулся о камень и с глухим звуком шмякнулся на землю.

Я воспользовался возможностью, чтобы ответить обидчику. Если уж мы собираемся играть по таким правилам, тогда получай! Я прыгнул вперед ногами на это чудище, нацелившись острыми когтями ему в горло. Но взметнувшийся хвост застиг меня врасплох, и мне пришлось отпрянуть и свернуться в воздухе узлом, чтобы избежать попадания острых шипов. Да, когда имеешь дело с таким созданием, то надо следить не только за лапами, но и за хвостом. Я поменял позицию, скользнул влево, а ведь едва не отправился в путешествие в один конец, в вечность.

Зубы Эрни сомкнулись вокруг шеи стегозавра, а руками он крепко ухватился за его голову, сжимая челюсти изо всех сил. Я подпрыгнул с другой стороны, перекатился на спину и попытался прицелиться в мягкое незащищенное брюхо чудовища, но это было сложно, поскольку стегозавр упорно продолжал стоять на всех четырех лапах. Многочисленные тренировки, на которые мы ходили, и несколько настоящих драк, в которых я имел честь участвовать, ни капли не подготовили меня для подобных беспощадных боев.

Я подполз снизу и приготовился как следует вонзить зубы в его живот, как вдруг аромат снова ударил мне в нос, его волна исходила от шеи животного, стекала вниз по выпуклому животу, проникая в мои ноздри, а оттуда прямиком в тот отдел мозга, который отвечал за распознавание запахов, – смесь кожи и лаймового желе.

Это был Томас. Мы сражались с прогрессистом, который недавно сам дрался на Ринге и победил пуму, имея в запасе лишь лапы, хвост и мозги. Я понимаю, что такое расстройство аппетита в результате посттравматического стресса, сам как-то раз проглотил тост с тараканом, так потом смотреть не мог на тосты целый месяц, но это уже за пределами современной психологии. Что, черт возьми, случилось с этим парнем?

Пауза, во время которой я предался размышлениям, позволила «настоящему динозавру» увернуться от моей атаки, и вскоре мне пришлось откатиться вправо, поскольку стегозавр подпрыгнул и всем своим весом приземлился, пытаясь раздавить меня короткими лапами. Вместо меня в рай для грызунов отправился какой-то незадачливый суслик. Что же, честная конкуренция.

Сделав сальто и приземлившись в итоге на ноги (господи, эти румынские гимнасточки препуберантного возраста ничто по сравнению с раптором перед лицом опасности), я повернулся и приготовился к новому нападению на чудище, атаковавшее Эрни. Но тут в чаще за моей спиной раздался шорох, я обернулся, чтобы определить источник шума…

Как раз вовремя, чтобы увернуться от лапищи, нацеленной в мое горло. Я мгновенно отступил на несколько шагов назад, молотя в воздухе лапами, чтобы отшвырнуть эти негнущиеся лапищи, тянущиеся к моим жизненно важным органам. Теперь все поле зрения мне загораживали широко распахнутые челюсти, пасть, наполненная слюной, и два ряда острых зубов. Челюсти, слегка покачиваясь, медленно двигались к нам, чтобы присоединиться к увлекательной прогулке по джунглям.

Теперь эта тварь подошла на достаточно близкое расстояние. Это был ти-рекс. Лично мы с ним не были знакомы, но уверен, что, пока у него были на месте мозги, он был или помощником официанта, или окулистом. Как и стегозавр, он не обратил внимания на все мои призывы прекратить эту бессмысленную драку и вести себя как взрослые. К счастью, он унаследовал от своих предков слабенькие передние лапки, так что я смог держать его когти подальше от моего тела, пока защищал свою морду от лязгающих челюстей. Когда этот монстр разгуливал в человеческом обличье, у него должны были быть протезы рук, чтобы он чувствовал себя полноправным членом человеческого общества, но сейчас, когда личины не было, это его явный недостаток. Зато у него в распоряжении отличный набор зубов. Они лязгали в воздухе каждый раз, когда он смыкал челюсти. И одного взгляда в его глаза было достаточно, чтобы понять: что бы ни задумал стегозавр, куда бы ни унеслась его фантазия, мозг ти-рекса движется в том же направлении.

Я даже не видел Эрни и не имел представления, как он держится, но весь мой череп заполнили завывания, крики, вопли и мычание. Просто концерт мартовских котов. И я уже не понимал, какие звуки издает мой напарник, какие – стегозавр, а какие ти-рекс или даже я.

Хвост внезапно просвистел по воздуху, настигая меня сзади, я шлепнулся на землю, приземлившись прямо на задницу, раздавив кучу веток и листьев, имевших неприятность оказаться подо мной. На какое-то мгновение я был не в состоянии даже подумать, что динозавр сейчас дотянется и прикончит меня, все, что я осознавал, – мы с кислородом не в ладах, а остальное в данный момент не имеет значения.

Но зубы, лязгнувшие над ухом, убедили меня в обратном. Ти-рекс наклонил голову, челюсти широко распахнулись, предвкушая победу, а я лягнул его ногой, все еще не в состоянии дышать, – посему прошу занести это в список впечатляющих трюков, – выпустив когти на всю длину, заехав ими прямиком в нёбо противника.

Он отпрянул, и вопль боли сотряс воздух. Коротенькие лапки уцепились за мою ногу, пытаясь освободиться от когтей. Я собирался понаблюдать за этим представлением со стороны, моя нога все еще застряла в пасти ти-рекса, но не хотелось оставлять ее там надолго. Вскоре он додумается откусить ее по колено, а у меня еще много планов на эту конечность. Я быстро втянул когти и вырвался от динозавра, у которого изо рта хлестала кровь.

– Тебе помочь? – крикнул мне Эрни сквозь шум.

– Немного занят, – ответил я, уворачиваясь от очередного, но уже более слабого удара ти-рекса.

Самому Эрни моя помощь не была нужна, он перехитрил и победил своего стегозавра. Огромное животное уже уставало, и его атаки становились все медленнее и неуклюжей. Его спину украшали четыре большие раны, кровавые полосы дополняли едва зажившие рубцы, оставленные на память пумой.

Мы с Эрни приняли оборонительную позицию, встав спина к спине, отражая нападения со всех сторон, контролируя ситуацию и протягивая лапу помощи, если нужно. Мой ти-рекс хоть и злой, но некрупный, однако, если природа и не дала ему солидных физических данных, зато с лихвой отсыпала безумия. Каждая его атака была атакой камикадзе, он тянулся к моему горлу и животу, а никакой оборонительной стратегии не было и в помине.

Но это позволило мне выработать свою собственную технику кулачного боя. Я нырял, покачивался, подпрыгивал так и сяк. Просто Мухаммед Рубио какой-то. Вскоре тело ти-рекса было разукрашено царапинами, которые он сам себе наставил, но в глазах все еще можно было прочесть записку от мозга: «Ушел на обед. Буду в два». Дамы и господа, бой вот-вот подойдет к концу, победители – Ватсон и Рубио!!!

Ага, пока слева от меня в кустах снова не послышалось какое-то шебуршанье. И справа. И впереди.

Пока один динозавр не показался мне на глаза. И еще один слева, а третий справа, и еще двое как раз передо мной. Рапторы. Бронтозавры. Карнотавры. Гадрозавры. Анкилозавры. Все созвездие динозавров, пантеон доисторических драчунов, и все они пришли, чтобы преподать незваным гостям урок хороших манер. Я быстро осмотрелся, оценил ситуацию и понял, что мы окончательно и бесповоротно окружены этими тварями. И через какие-то секунды мы из испанских конкистадоров превратимся в мишень для прямого попадания в последнем бою генерала Кастера, но такой вариант развития событий мне совершенно не нравился.

Вой стал тише, превращаясь в рычание по мере того, как эта банда приближалась к нам. Я практически слышал, как бурлят желудочные соки. Даже стегозавр и ти-рекс, с которыми я дрался, сделали шаг назад и слились с толпой, довольные тем, что смогли внести незначительную, но важную лепту в нашу кончину. Осторожно, шаг за шагом, динозавры приближались, их хвосты подрагивали в предвкушении убийства, кольцо вокруг нас сжималось.

– Есть предложения? – спросил я у Эрни.

Он задумался на долю секунды. Я уже почти почувствовал, как мне на ноги капает слюна, и, пока Эрни думал, я погоревал, что придется умирать в такой сырости. Всегда считал, что сыграю в ящик в Лос-Анджелесе, где по крайней мере нет насекомых, которые сожрали бы мой труп. Ну, если, конечно, не считать агентов.

– Бежим, – сказал Эрни.

И мы побежали.

Используя свой хвост в качестве дополнительной движущей силы, я прыгнул к самому невеликому динозавру из всей банды – компсогнату, на морде которого застыло такое комичное недоумение, что я едва не заржал, приземляясь. И начался спринт по джунглям. Надеюсь, черт побери, хоть в правильном направлении.

Следующим был Эрни. Он, взметнув листья, толчком перебросил свое тяжелое тело через голову карнотавра. Я слышал за нашими спинами вопли разочарования, звук заглатываемых обратно в жадную пасть слюней и шум, который создавали полтонны разных динозавров, продирающихся через кусты. Вот такие стимулы и побуждают ставить мировые рекорды, а я намерен привезти домой золотую медаль.

Уж не знаю, пошли ли мне на пользу уроки бега, но я надеюсь, что-то все-таки достаточно впиталось в мое подсознание, чтобы двигаться быстрее, чем соперники. Забыть о человеческих стандартах, забыть о человеческих стандартах… Я чувствовал тяжелое дыхание напарника, его сердечно-сосудистая система работала быстрее всех допустимых норм для особи его возраста, телосложения и физической подготовки (читай: ее отсутствия).

– Ты думаешь… уф… мы на… уф… правильном пути?

– Лучше бы так оно и было, – крикнул я. – Обратно я не побегу.

Это хорошо, поскольку вся банда уже дышала нам в затылок. Наш предыдущий опыт общения с крокодилами вызвал у меня воспоминания об одном телешоу, которое я несколько месяцев назад видел по телику. Один австралиец, который тащился от того, что у него вокруг башки обвивались кобры, и заставлял свою жену ставить клизмы бешеным гориллам, твердо верил в один факт: если когда-нибудь вам придется убегать от крокодилов, то бегите зигзагом. Может, там говорилось про аллигаторов. Неважно. Я считаю, что эти прогрессисты уже отброшены в такое далекое прошлое, когда аллигаторы и динозавры стояли примерно на одной ступеньке эволюции. Поэтому я решил опробовать этот прием уклонения.

Я схватил Эрни за руку и резко взял влево, таща за собой напарника. На секунду показалось, что фокус сработал, и я принял решение чаще смотреть телевизор, если мне удастся выбраться из этой передряги живым. Но тут по моей спине разлилась острая боль, и струйка крови потекла по ногам. Я понял, что только что меня зацепила ближайшая лапа.

Время бежать вперед.

Впереди замаячил забор, а вместе с ним и перспектива оказаться по ту сторону. Эрни неистово хлопал лапой по кнопке дистанционного управления, но мы удалились от тропинки настолько, что ворота могли быть в нескольких километрах отсюда. Не было времени сесть на пенек и выбрать самое хорошее деревце, чтобы забраться на него, любая остановка предоставит нашим противникам возможность разорвать нас на клочки, а я категорически не хотел стать закуской. Поэтому, пока мы бежали прямо к забору на всех парах, я изучал деревья в надежде, что мои глаза отыщут пути эвакуации, пока не стало слишком поздно.

– Колбасное дерево! – крикнул Эрни.

– Что?

У него что, крыша поехала?

– Колбасное дерево, – повторил Эрни и показал вдаль, где метрах в пятидесяти от нас произрастал самый причудливый представитель растительного мира из всех мною виденных. Метров пятнадцать-шестнадцать в высоту, все окутано сотнями лиан, свисающих с широких ветвей, но это еще не самое странное. В конце каждой лианы, как зародыш на пуповине, висела странная штука, напоминающая по форме гигантскую колбасу, как минимум, метр длиной. Я моргнул, не прекращая бега, но, когда снова открыл глаза, дерево никуда не делось. Это не глюк. Полагаю, мне не стоило так удивляться, может, радиация, а может, эволюция, она ведь тоже принимала по пути следования странные решения, которые можно придумать только под кайфом. Ну кто, например, мог догадаться, что обезьяны смогут научиться пользоваться орудиями труда или подсчитывать остаток на чековой книжке? Они пока не научились программировать поисковые радиолокаторы, но и это освоят еще за миллион лет.

Мы немного изменили направление и рванули прямо к лианам, а за нами по протоптанной дорожке бежала банда наших преследователей. Скорость теперь была не так высока, поскольку по пути попадались деревья и сломанные ветки, через которые нужно было перескакивать, рычанье за спиной приближалось. Мы в данной ситуации были чудовищем Франкенштейном, а они – толпой простого народа. И надежда на благополучный исход быстро таяла.

И вот колбасное дерево было уже перед нами, лианы болтались прямо над нашими головами, я прыгнул настолько высоко, насколько могли позволить мои уставшие ноги, ухватился за фрукт, напоминающий по форме сосиску, и подтянул себя наверх. Эрни болтался рядом со мной на соседней лиане. И мы друг за дружкой взобрались на дерево. Мой школьный учитель физкультуры гордился бы мной.

Когда мы залезли уже метров на шесть, Эрни глянул вниз.

– Эй, – сказал он с некоторым трепетом и немалым облегчением, – эти ребята за нами не лезут.

И правда, стая наших преследователей оставалась на земле, поглядывая на нас голодными глазами, а из их пастей сочилась слюна. Они по очереди подпрыгивали в воздух, пытаясь зацепить нас лапой, но каждый раз недопрыгивали до нужного уровня метра четыре с половиной.

– А почему они не лезут наверх? – спросил Эрни. – Ну, не то чтобы я жаловался…

– Может, они не умеют, – сказал я. – Ты только подумай, ведь лазанье по деревьям – прерогатива обезьян, а мы просто научились этому в детстве.

– А они разучились во время своего прогресса.

Итак, наши преследователи были внизу, а мы – наверху, на какое-то время в безопасности, хотя это и никак не помогало нам легко и быстро оказаться по ту сторону забора Единственная возможность – еще раз повести себя как люди, она меня не радовала, зато позволяла оставаться в живых.