Текст книги "Венец творения. Версия 4.0"

3. ПОБОЧНЫЙ ЭФФЕКТ

Первый рабочий день после больничного. Франсуа обжил рабочий стол в своём кабинете, пообщался с начальством, выкурил по сигарете с Джорджиной из бухгалтерии и теперь направлялся к кулеру за чашкой кипятка. В это время мимо проходил Робер Ламер из отдела по информационной безопасности. Робер носил протез на правой руке, который занимал половину всей длины, включая локтевой сустав.

– Привет – поздоровался Робер с Франсуа, протягивая свою хромированную руку.

Франсуа пожал её, испытав неожиданно резкое давление металлических пальцев Робера.

– Извиняй – виновато произнёс Робер. – Просто старый начал заедать. Вчера поставили новый, а привыкнуть ещё не успел. Только скорость движений отрегулировал. Нервные окончания ещё не до конца срослись. Нужно время, чтобы прижиться к новой модели. За полчаса с утра сломал два карандаша и помял три стаканчика у кулера, а один с чаем уронил на пол. Чувствительная модель, зараза. Как глаза?

– Глаза те же. Поверх них поставили линзы.

– А, так ты, без операции?

– Ну да. Кому хочется, чтоб его резали?

Робер тяжело вздохнул и добавил:

– Вот здесь ты прав. У моего соседа жену отправили на операцию. Язва, граничащая с онкологией. Короче, только она отошла от наркоза, как начала жаловаться на то, что боли стали сильнее. Врачи не понимают. Вроде бы всё наоборот должно быть. Провели ещё одно обследование. Оказалось, что внутри остался тампон.

Лицо Франсуа исказилось, когда он представил, какие могут быть ощущения.

– А видеть стал лучше прежнего? – спросил Робер. – Или разницы никакой?

– Внутри напичкана всякая электроника. За счёт неё мне отрегулировали обзор. Теперь через линзы вижу в три раза дальше, чем могут глаза.

– Честно говоря, звучит подозрительно – исказив лицо, сказал Робер.

– Вот видишь те стенды? – спросил Франсуа, указывая на экраны с ознакомительными для посетителей статьями, которые находились в восемнадцати метрах.

– И?

– Хочешь знать, что написано на них?

– Хорош мне мозги пудрить.

– Я серьёзно – настаивал Франсуа. – Назови любую строчку и стенд.

– Седьмой пункт четвёртый стенд.

Франсуа ненадолго замер, удерживая взгляд на одной точке, а затем сказал:

– В случае отсутствия менеджера, обеспечивающего страховое сопровождение клиента, клиент вправе подать заявление на обслуживание его иным сотрудником.

Робер удалился на пару минут, чтобы проверить содержание указанного им фрагмента, а по возвращении сказал:

– Классная вещь.

– Вполне.

– Так, а ты, как-то регулируешь дальность или..?

– По ощущению, это как если прищуриваться. Центр, куда направлен взгляд, начинает проясняться и чуть увеличивается, а то, что в периферии, как бы размывается.

– М-да – задумчиво подытожил Робер.

– И главное, что ничего резать не пришлось.

– Это огромный плюс – согласился Робер. – Так что правильно сделал. Всё равно рано или поздно человек станет полукиборгом.

– Главное, чтоб мозги оставались заводские – саркастически произнёс Франсуа, после чего Робер попросил дать пять и пошёл дальше по своим делам.

Рабочий день прошёл и ничем не отличался от остальных, которые были прежде. Та же волокита и те же лица.

Прошёл год и семь месяцев.

После рабочего дня по пути к автомобильной парковке Франсуа обратил внимание на рекламный видеощит. Ролик, который в тот момент крутили, предлагал посетить выставку современной живописи в жанре боди-арт. Кадры на экране выглядели более чем привлекательно. Вместо картин на выставке в качестве экспонатов выступали молодые девушки, на телах которых художники изображали живописные иллюстрации, выглядевшие весьма реалистично, когда модель принимала какую-нибудь позу, имитируя некий объект. В конце видеоролика выскочил знак «18+», занявший пол-экрана. Мероприятие началось прошлым днём и планировалось до конца недели. Галерея, где проходила выставка, находилась в пяти кварталах от офиса страховой компании. Дорога, с учётом робок, заняла у Франсуа девятнадцать минут. На подступах к зданию галереи уже было заметно, насколько огромным спросом пользуется нательная живопись. Франсуа простоял пару минут в очереди за билетами.

Оказавшись в первом выставочном зале, он уже не пожалел о времени и деньгах, которые решил потратить. Как оказалось, это была не просто выставка. Художники разрисовывали девушек прямо на глазах у посетителей. Изначально было непонятно, что рисует художник. Такой же вопрос возникал и в момент, когда он наносил последний штрих. Но всё прояснялось, когда в самом конце девушка принимала специфичную позу, расставляя нарисованные линии и объекты по своим местам. Создавалось впечатление, что изображённые на телах девушек океан, ночные джунгли, тигр, раскрытый банан и прочие рисунки буквально оживали при малейшем движении какой-нибудь части тела. В центральной части зала сразу два художника работали над двумя девушками. Когда работа была завершена, девушки пристыковались друг к другу спинами, после чего посетители разглядели очертания ночной скалы в форме сердца.

Через пятнадцать минут Франсуа отправился в дальний конец зала. Там в углу художник закончил разрисовывать полуобнажённое тело девушки. На ней был изображён олимпийский флаг на фоне голубого неба над Колизеем. Но главная изюминка заключалась в том, что девушка в отличие от остальных тронулась с места и начала ходить по помещению между посетителей. При ходьбе создавалась иллюзия, будто флаг на её теле начинает развеваться. Такая деталь делала экспонат эксклюзивным, из-за чего Франсуа всматривался в изображение особенно тщательно. В это время он почувствовал некое подобие головокружения. Его голова будто отделилась и начала раскачиваться. Он тут же присел на ближайшую скамейку, после чего головокружение сменилось покалыванием. Франсуа не чувствовал какого-то конкретного источника боли. Боль медленно усиливалась и была равномерной повсюду, охватывая весь спектр от глаз до затылка. Вдруг в один момент он начал замечать перед глазами какие-то помехи. Всё, что он пытался рассматривать в радиусе нескольких метров, казалось каким-то искажённым. На контурах и границах между разными цветами возникали мутные разводы, а моментами очертания словно покрывались пикселями. Перед глазами Франсуа возникали отдельные цвета без чётко очерченных граней. Он попытался протереть глаза через закрытые веки, но когда открыл, картина никак не изменилась. Заглядывая в глаза людей, он видел мутные пятна. То же самое было и с экраном мобильника. Ни одна цифра или буква не просматривалась. Всё выглядело, как размытые водой акварельные краски.

Сабрина приехала в студию на первую фотосессию после того, как её щеки стали более изящными и гладкими. Её постоянный фотограф Амадео Болди подошёл с разведёнными ладонями:

– Солнце, я соскучился по тебе.

Амадео обнял её, поцеловал в левую щёку, после чего пристально и с каким-то подозрением начал осматривать её лицо. Сабрина оглянула гримасу длинноволосого фотографа с широкой золотой цепочкой на шее в ожидании первой реакции.

– Я не уверен, но что-то с тобой не так. Ты что, прошла через пластику?

– Не совсем – смело ответила Сабрина, продолжая идти в направлении зеркала, где её ожидал визажист.

– Не совсем? Это не ответ. Детка, давай уже, рассказывай.

Сабрина поведала во всех подробностях о процедуре в «Вечном здоровье». Амадео такая новость совсем не тронула. Его работа была связана с фотографиями, а когда доходило дело до монтажа, то он превращался в волшебника, потому что на компьютере он мог сделать тоже самое или что-нибудь покруче, и всего за несколько минут.

– Ты не прав – настаивала Сабрина. – Твои снимки восхитительные. И я хочу выглядеть в жизни так же, как на твоих фотографиях.

Облокотившись о штатив, Амадео сказал:

– На что ты сейчас намекаешь? Что мои снимки должны быть чуточку страшнее?

– Я ничего такого не говорила. Просто ты делаешь меня на снимках такой, что я наглядно понимаю, что нужно изменить в себе. Обычно смотришь в зеркало и понимаешь, что что-то не так. А что именно нужно менять и где – понятия не имеешь.

Амадео глубоко вздохнул и произнёс:

– Настанет день, когда ты влюбишься в своё отражение, из-за чего так и не познаешь настоящей любви.

– Да ладно тебе.

– Всё познаётся в сравнении. Ты пошла на такие жертвы, потому что сравнивала себя с тем, чего в действительности не существует – обработанной фотографией. Снимки можно отретушировать и тысячу раз вернуться на шаг назад. Но стоит отретушировать человеческое тело и отменить операцию уже не получится. Тебе придётся нажать «ОК» и сохранить тот файл, который получился.

Сабрина надела новый комплект одежды, после чего встала перед объективом фотокамеры и Амадео начал давать указания, раз за разом нажимая на кнопку.

– Хорошо. Вот так. Неплохо. Неплохо. Повернись. Приподними плечо и задери подбородок. Глаза. Глаза на меня. Прищурь взгляд. А теперь закрой глаза и покажи шею. Так. Проведи по ней пальцами. Отлично. Страсть показали. Теперь радость. Сабрина, персик мой, я сказал радуемся.

Амадео опустил фотоаппарат, направив на модель свой недовольный взгляд.

– В чём дело? – недоумевающе спросила Сабрина, разведя руки.

– Что за траур у тебя на лице? Давай. Я хочу видеть твою улыбку.

Сабрина старательно изображала улыбку, всеми силами пытаясь угодить своему фотографу, но всё получилось совсем наоборот.

– Мне тебе что, анекдот рассказать? – негодующе выпалил Амадео. – Так трудно нарисовать улыбку?

Он подошёл к Сабрине. Фотоаппарат раскачивался, свисая с его шеи. Он остановился в нескольких сантиметрах от неё и сказал:

– Растяни губы до предела.

Спустя секунду Сабрина нарисовала некоторое подобие улыбки.

– Это всё? Ты издеваешься? – почти крикнул Амадео, после чего приложил большой палец к одному краю губ, средний – к другому, и начал растягивать. Сабрина отшатнулась, хватаясь за рот:

– Ай! Мне больно!

Амадео упёр кулаки в бока и крайне недовольным тоном обратился к своей лучшей модели:

– Больно должно быть твоим мозгам. Скажи это своему хирургу.

– Подумаешь. Сделай как есть. Потом на монтаже всё исправишь. Сдалась тебе эта улыбка?

Подойдя вплотную к Сабрине, Амадео гневно прошептал:

– Тогда, может быть, и всё остальное мне тоже не сдалось?

Оставив машину на парковке перед главным корпусом колонии общего поселения, Игнасио вошёл во двор, предъявив охраннику удостоверение. В холле при входе в здание находился контрольно-пропускной пункт с металлоискателем. Когда Игнасио прошёл через него, в помещении раздался невероятно громкий сигнал. Он был настолько сильным, что охране никогда не приходилось слышать звук такой мощности. Один из охранников приложил пальцы к поясу, где свисала резиновая дубинка и приказным тоном обратился к Игнасио:

– Что у вас при себе?

Игнасио аккуратно слегка задрал правую штанину.

– Мой протез. Он из титана.

Охранник бегло рассмотрел тёмно-серебристый металл, после чего подал сигнал напарнику и крикнул:

– Пропусти.

Когда все члены комиссии были в сборе, начальник тюрьмы, Рауль Хименес, начал проводить их по корпусам, где располагались камеры. При входе в центральный блок Игнасио испытал какое-то странное чувство, будто правая нога целиком стала отказывать. Через секунду подошва с грохотом прилипла к напольному покрытию.

– Что-случилось? – недоумевающе спросил председатель комиссии Пабло Мена. – Позовите вашего врача – сказал он, обратившись к начальнику тюрьмы.

– Подождите – призывал не торопиться Рауль, после чего обратился к Игнасио: – У вас что-то с ногой?

Через лёгкий болезненный стон Игнасио проронил:

– На ней протез.

– Металлический?

Игнасио безмолвно кивнул, после чего начальник тюрьмы обратился к одному из надзирателей:

– Луис, передай пусть выключат магнит.

Надзиратель связался с техническим блоком и что-то сказал через рацию.

– Я извиняюсь – продолжил начальник, обращаясь к комиссии и, главным образом, к Игнасио. – Дело в том, что полы на всех уровнях этого блока снабжены подобием магнита. Заключённые носят специальную обувь, где в подошву встроены металлические вставки. Когда возникает такая необходимость, мы удалённо задерживаем заключённого на одном месте, притягивая подошву его обуви к полу через подачу сигнала в микрочип, закреплённый в подошве.

– И насколько оправдывает себя подобная мера? – спросил Пабло Мена.

– Во всяком случае, при возникновении потасовки мы пресекаем вовлечение в драку большого количества заключённых, как это бывает обычно. Ну а те, кто уже ввязался в драку, с притянутой к полу обувью испытывают слишком сильный дискомфорт для того, чтобы было удобно размахивать конечностями, а значит и вероятность нанести серьёзные увечья также сведена к минимуму.

– Надо полагать, обувь особая и её просто так не снимешь?

– Да. Вы правы. С внешней стороны и на лодыжках присутствуют стальные зажимы. Диаметр охвата регулируется в зависимости от анатомических данных заключённого.

После этого начальник тюрьмы оглядел Игнасио и спросил:

– Надеюсь, дискомфорт, причинённый вам, незначительный.

– Нет-нет. Всё в порядке – отозвался Игнасио, слегка потирая икроножную мышцу.

Ближе к вечеру Игнасио сменил белую деловую рубашку на футболку, нацепил шарф и разместился на диване перед телевизором, наблюдая за событиями футбольного матча, проходившего между мадридским клубом и самым принципиальным соперником в пределах Чемпионата Испании – Барселоной. Ноги Игнасио разместил под журнальным столиком для большего комфорта. Ближе ко второй минуте посыпались опасные моменты, каждый из которых Игнасио сопровождал выражениями нецензурного характера. Несмотря на замечания, которые делала жена, орудуя на кухне, Игнасио посчитал, что рядом сидящий сын уже достаточно взрослый для того, чтобы сдерживать эмоции, когда по телеку творится такое!

Наблюдая за ходом игры, в голове Игнасио часто всплывали яркие образы из прошлого, когда он как одержимый бегал по газону, лупил по мячу и думал о том, как бы он поступил на месте того или иного футболиста. Всякий раз во время опасного удара его тело максимально реально представляло ощущения – взмах ногой, обратное движение и резкое соприкосновение с мячом с последующей отдачей в голень. Во время одного из таких ударов под конец первого тайма правая нога Игнасио вдруг рефлекторно дёрнулась вверх, как бы стремясь нанести удар по несуществующему мячу. Результат получился в виде разбитого в дребезги второго яруса журнального столика. Игнасио настолько часто и красочно представлял себе движение, которым он когда-то бил по мячу, что в конце концов протез отреагировал на сигналы, посланные нервной системой. Мозг приказал, а тело выполнило.

Олимпийский чемпион по метанию молота Родриго Фигейра вместе с женой Региной и двумя сыновьями, Пауло и Лукасом – пяти и семи лет, прилетели в Нью-Йорк под конец декабря. Родриго счёл этот город отличным местом для того, чтобы провести новогодние каникулы. Прессуя опавший декабрьский снег под ногами, они прогуливались по улицам Нью-Йорка тридцать первого декабря всей семьёй и конечно же не миновали бурные покупки в магазинах сувениров и новогодних безделушек. Одежда, игрушки, шоколадки в экзотических обёртках, маски, красочные коробки с каким-нибудь сюрпризом на пружине и кнопкой запуска, и прочие ходовые товары в канун Нового года – всем этим Родриго с семьёй обзавелись за какие-то полтора часа похода по улицам и торговым центрам.

Ожидая зелёного сигнала на светофоре, все терпеливо замерли перед зеброй в окружении толпы американцев и таких же туристов. Младший сын, Лукас, продолжил стоять и после зелёного сигнала, с головой погрузившись в экран мобильника.

– Эй! Лукас! – крикнул Родриго, трусцой возвращаясь за сыном. – Не зависай. Пошли.

Мальчишка пошёл вместе с отцом на противоположную сторону.

– А-а-а-ай! – завизжал Лукас, стоило только отцовской стальной руке попытаться обнять сына за неприкрытую воротником куртки шею.

– Ты чего? – в недоумении спросил Родриго.

С ещё более озадаченным лицом тот же вопрос, но в другой формулировке задала подоспевшая Регина.

– Твоя рука – ответил Лукас. – Не трогай меня ей.

Регина попыталась взять правую кисть мужа, но тут же откинула её, после чего в растерянности спросила:

– Ты что, разве не чувствуешь?

Родриго прикоснулся к протезу левой рукой и удивлённо произнёс:

– Не понял.

– Да она у тебя ледяная – добавила Регина.

– Нет. Руку я ощущаю, а вот холод…

Спустя секунду подошёл полицейский, расспрашивая о ребёнке и причинах его паники, готовясь пригласить главу семейства пройти с ним, но такая необходимость отпала, как только он во всём разобрался.

4. ПЛАТА ЗА ИЛЛЮЗИЮ БЫТЬ СОВЕРШЕНСТВОМ

Анальгезирующие уколы всё ещё действовали, когда невролог вызвал к себе ожидающего в коридоре Франсуа. Врач предложил сесть на стул, который находился по другую сторону стола.

– Ну что, мсье Ришар, – начал говорить доктор Гаспар Розен, – пришли результаты вашего обследования. Вы уж простите, но вынужден вас огорчить. Эти нанолинзы на глазах наносят приличный вред вашему здоровью. Микроволны, которые исходят от них и направляются в мозг, пагубно сказываются на нём. Это почти всё равно, что облучение радиацией.

– А это может быть как-то связано с интенсивностью волн? Просто их увеличили по моей просьбе для дальности обзора.

– Думаю, вполне. Но делать однозначных выводов всё равно не стоит.

– Доктор, а что, если просто понизить частоту этих волн? – с некоторой надеждой спросил Франсуа.

– Насколько безобидны микроволны с меньшей нагрузкой – я не могу сказать, хотя бы по той причине, что мне не известна их мощность. Но не факт, что они безопасные. Поймите, мсье Ришар, даже если собрать консилиум с офтальмологом, нейрохирургом и специалистом по биомеханике, всё равно наша дискуссия ничего не даст. Это всё новые технологии. Они не изучены должным образом. Вы один из тех людей, кто является первопроходцем в эксплуатации подобных изделий. Проще говоря, такие как вы ещё несколько лет будут оставаться для «Вечного здоровья» подобием лабораторных грызунов. Только не обижайтесь. Но именно на вас, на своих первичных клиентах они будут выявлять все возможные недостатки и избавлять от них те изделия, которые будут производить в дальнейшем. Вот как я вижу всю эту ситуацию. Ваш случай далеко не критичен. Вас можно избавить от патологии при помощи хирургического вмешательства. И тогда не надо будет носить никаких посторонних предметов в своих глазах. Так что я выпишу вам направление к офтальмологу. Скорее всего, он сможет назначить вам день операции уже на ближайшее дни, потому что от этого – продолжил доктор Розен, указывая на линзы в глазах Франсуа – нужно избавиться как можно быстрее. В противном случае всё может закончится эпилепсией, онкологией или чем-нибудь похуже.

Во время посиделок в летнем кафе на побережье Рима муж Сабрины, Джампаоло, в окружении друзей рассказывал анекдот:

– Знаете, почему одну из поз в Камасутре назвали «Арбалет»?

Все лишь пожали плечами.

– Потому что она означает: «натянул и улетел».

Животный хохот доносился даже внутрь заведения. У всех лица мгновенно спрятались под гримасами смеха. Кроме Сабрины. Впрочем, она смеялась, но внешне этого не было заметно из-за латексных накладок на щеках и подбородке. Они не позволяли коже растянуться достаточно сильно и теперь на любую шутку её лицо реагировало одинаково.

При виде неизменившегося лица Сабрины тридцатилетний Сальваторе резко опустил глаза и занял рот шоколадным коктейлем. Приблизительно то же самое произошло и с Рамоной.

Сабрине было намного легче смеяться над какой-нибудь комедией, сидя в кинотеатре или дома. По крайней мере в таких случаях все смотрят на экран, и никто не обращает внимания на её хмурое лицо. Тогда не приходится убеждать окружающих в том, что услышанное или увиденное на самом деле рассмешило её. Ведь она действительно смеялась, но её лицо скрывало эту эмоцию.

Лицо. Раньше Сабрина тщательно заботилась о нём. О своём лице. Теперь оно стало чужим. Она смотрелась в зеркало и каждый день, в попытке растянуть губы, видела в отражении чужое лицо. Впрочем, такие совместные походы в кинотеатр или куда-нибудь ещё стали большой редкостью. По крайней мере с друзьями.

После похода в солярий Сабрина пожалела о том, что посмотрела в зеркало. Кожа на её лице определённо сменила цвет. Но краска на латексе сохранила свой прежний оттенок. На щеках и подбородке образовались крупные бледные следы с чётко очерченными границами, что создавало крайне неприятный контраст. С этих пор пришлось прибегнуть к новой услуге – Сабрина посетила центр «Вечного здоровья» для того, чтобы ей нанесли новый слой краски, который скрыл бы контраст с изменённым оттенком загоревшей кожи. Врач посоветовал Сабрине как можно реже ходить в солярий, а в случае выделения латекса на фоне кожи, воспользоваться обыкновенной косметикой.

На вопрос об удалении латексных имплантов хирурги в «Вечном здоровье» ответили отказом, так как в случае удаления останутся весьма заметные шрамы в виде тёмных пятен, поскольку при изготовлении латекс пришлось сделать намного толще из-за удалённого ботокса.

За четыре месяца Сабрина посетила лишь одну фотосессию у Амадео. Это был заказ компании по пошиву женского нижнего белья «Дикие секреты» с рекламным слоганом «ЛУЧШЕЕ прячется ЗА НАМИ». Амадео настырно требовал от Сабрины показать страсть и вожделение. Улыбаться во время съёмки не пришлось, и от этой мысли Сабрине очень даже полегчало.

После того как Сабрина стала рекламным лицом компании «Дикие секреты», ей тут же предложили контракт на рекламу кондитерских изделий. Других рекламных контрактов, какие были обычно, Сабрине не предлагали уже почти полгода. В рекламы кондитерских изделий режиссёр дал установку вести себя раскрепощённо. В ходе съёмок Сабрине нужно было закрыть глаза и с выражением максимального удовольствия на лице облизнуть указательный палец, покрытый шоколадной пастой, после чего несколько раз просунуть палец в отверстие пирожного с шоколадной глазурью. В последующем всё это воспроизводили в замедленном виде, чтобы усилить эффект, направленный на зрителя. В следующей сцене Сабрина облизнула губы и в абсолютно обнажённом виде прикрыла обе груди двумя фруктовыми пирогами производителя, заказавшего рекламные видеоролики с недвусмысленными намёками. Рекламу успели прокрутить на телевидении всего лишь три дня. Из-за волны массовых возмущений, рекламные ролики были признаны запрещёнными к показу на телевидении.

После рекламы нижнего белья и кондитерских изделий количество подписчиков на странице Сабрины выросло на восемь с половиной миллионов почти за месяц. Но ещё до этого ей поступило очередное предложение. Журнал «Playboy» предложил рекордный гонорар за откровенную фотосессию.

А улыбаться перед камерой надо?

Этот вопрос Сабрина задала сама себе и сама же на него ответила.

Худшее, что могло произойти с её лицом, Сабрина испытала, когда Джампаоло в порыве гнева бросил в неё свежий выпуск журнала.

– Посмотри, в кого ты превратилась! Ты пала ниже плинтуса!

– Я и раньше снималась перед камерой – бросала в ответ Сабрина. – Неужели здесь настолько большая разница?

– Когда ты разваливаешься перед камерой в чём мать родила, а потом это выставляется на всеобщее обозрение – РАЗНИЦЫ НЕТ ПО-ТВОЕМУ!?

– Если ты не заметил, то у меня в последнее время небольшие проблемы с работой!

– Да!? Скажи, ты голодаешь!? Тебе нечем платить за свет!? Мои акции достаточно приносят денег, чтобы мы ни в чём себе не отказывали!

– Дело здесь не в деньгах.

– А в чём!? Ты хочешь самовыразиться!? – продолжал кричать во весь голос Джампаоло.

– Представь себе, да!

В комнате воцарила мёртвая тишина. Сабрине казалось, что вскоре безмолвие сменит ещё более громкий крик мужа. Но голос Джампаоло прозвучал на удивление спокойно, но от этого он стал ещё более грозным:

– Есть границы дозволенного. Если ты до них ещё не добрался, значит в тебе всё ещё есть человечность. Но в момент, когда ты их пересекаешь, ты плюёшь на мораль и на всех вокруг, потому что после этого тебя начинает волновать только то, чего ТЫ хочешь. Человеком делает не тело, а способность жертвовать чем-то своим ради кого-то другого. Ты пересекла эти границы.

Почти неделю Джампаоло бросался всяческими угрозами, лишь бы отговорить жену от всех контрактов, которые извращали её репутацию, имидж и личность. Попытки оказались тщетными. Джампаоло подал на развод.

Бракоразводный процесс оказался не столь долгим, каким мог бы быть. Он продлился полтора месяца. Учитывая связи и влияние в деловых кругах, Джампаоло не составило труда нанять лучших адвокатов и оставить Сабрине немногим более пяти процентов имущества.

Развод обсуждали по телевидению и в газетах, что лишний раз поспособствовало альтернативой громкой пиар-кампании итальянской модели.

Спустя две недели после того, как завершился суд по разделу имущества, на выходе из фотостудии Амадео Сабрину встретил некий мужчина в черном костюме. Он осыпал её комплементами вплоть до того, насколько она узнаваема даже в очках. Незнакомец настойчиво просил об аудиенции в ресторане, чтобы обсудить эксклюзивное деловое предложение. Несмотря на многочисленные просьбы Сабрины назвать компанию, которую представляет незнакомец, мужчина уклонялся от ответа. Она согласилась на получасовую беседу в ближайшем ресторане.

Однако разговор долго не продлился, стоило мужчине упомянуть название фирмы, которую он представляет. Перед тем как уйти, Сабрина кинула в него тарелку и вспомнила весь непристойный запас слов, какой знала. Мужчина был агентом студии «BRAZZERS».

Днём выдалась пара свободных часов перед очередной деловой встречей и Игнасио решил съездить на обед домой. По пути ему встретилась авария. Трёхтонный грузовик раздавил легковушку, выехавшую на встречную полосу. Вид был не для слабонервных. Удар пришёлся на переднее крыло и дверь со стороны водительского сидения. Дверь легкового автомобиля помяло настолько, что она практически отвалилась после столкновения. Когда машину уже отбросило, непристёгнутую девушку, сидевшую за рулём, выбросило из салона, после чего один из попутных автомобилей едва избежал наезда, вильнув на соседнюю полосу.

Проезжая мимо, Игнасио невольно вспомнил аварию, в которую сам когда-то попал и из-за которой лишился конечности. Картина оживала перед глазами. Мозг рисовал яркие образы произошедшего: как ногу прижало между полом и расплющенным капотом со всем тем, что находилось под ним. Он вспоминал каждую секунду из тех ста десяти минут, которые пришлось прождать, пока бригада спасателей не освободила его ногу. Но когда это произошло, болевые ощущения стали только сильнее. Кожу на стопе буквально содрало, все пять плюсневых костей были раздроблены, ногти на двух пальцах выпали, а пятку разворотило настолько, что от неё почти ничего не осталось. Прежде чем сдвинуть ногу с мёртвой точки, врачам пришлось ввести максимально допустимую дозу анестезии. При малейшем движении или прикосновении открытой поверхности с чем-нибудь боль возникала адская. Когда поначалу спасатели хотели взять ногу и приподнять, Игнасио завопил во всё горло.

Картина, нарисованная через воспоминания, предстала живьём. Всё казалось настолько реальным, что электроника в протезе оказалась не в состоянии различить импульсы, посылаемые мозгом. Она реагировала на всё подряд. В тот момент мозг посылал импульс, передающий воспоминания о болезненных ощущениях в конечности и протез тут же задвигался, прижав педаль газа до пола. В это время Игнасио подъезжал к перекрёстку, а на светофоре горел красный. Стрелка на спидометре резко подскочила. Автомобиль рванул поперёк оживлённого движения. Всё происходило настолько стремительно, что Игнасио начал бить по тормозам и не заметил, что протез всё ещё выполняет мнимую команду нервной системы, продолжая удерживать педель газа. Тогда Игнасио дёрнул за рукоять ручного тормоза. Но машину всё равно заносило вперёд. Она двигалась под углом до тех пор, пока не стукнулась о разделяющий полосы парапет с клумбой. Столкновение оказалось некритичным. Поперечные автомобили либо успели проехать, либо вовремя встали при виде возникающей преграды. Пострадал разве что бампер. Ремень сделал своё дело, как и подушка безопасности, сработавшая вовремя.

Но автомобиль оказался на пути набравшего обороты трейлера. Водитель грузовика начал тормозить. Кузов стал сбавлять ход, сохраняя равновесие, но только не цистерна. Грузовая часть резко покосилась. Прицеп начало заносить. Спустя несколько секунд он опередил кузов, после чего цистерна сорвалась с креплений и покатилась вперёд.

Подушка безопасности сильно мешала. Из-за неё Игнасио не мог пошевелиться и отстегнуть ремень.

Тень громадной цистерны, с грохотом катившейся по асфальту прямо в лицо. Это было последнее, что запомнил Игнасио.

За последние два месяца у Родриго участились случаи отравления. Так ему казалось, поскольку симптомы были схожими. Терпение тренера лопнуло и он запретил появляться в спортзале до тех пор, пока Родриго не покажется врачу.

Он отправился в клинику Лиссабона. Его лечением занимался пятидесятидвухлетний гастроэнтеролог Бруно Ортега. После проведения эндоскопического обследования доктор сообщил на повторном приёме в тот же день:

– У вас, дорогой мой, эрозивный гастрит.

Пытаясь говорить, как можно тактичнее, Родриго обратился к врачу:

– Если можно, чуточку проще, доктор. Я в медицинских терминах…

– Конечно. Если говорить простым языком, то ваш желудок не справляется с тем количеством пищи, которое ему приходится пропускать через себя в течение дня. Я смотрю на тот объём еды, который, по вашим словам, вы потребляете в дни тренировок. Из-за обильных физических нагрузок этот ваш протез потребляет энергии в разы больше, чем всё остальное тело. Протез напичкан электроникой и потребляет энергию как электричество из розетки. Поскольку слишком много энергии уходит на обеспечение его работы, вам приходится её восполнять. А чтобы эту энергию получить, надо чтобы желудок смог нормально работать, прогонять через себя весь объём пищи и продолжать снабжать энергией весь организм, извлекая её из получаемой еды.

– То есть, – с тревогой произнёс Родриго, – мой желудок сдулся?

– Ну, пока ещё нет. Но если продолжите напрягать себя изнурительными тренировками, то он точно сдуется. Ни одному желудку не по силам обрабатывать столько еды, сколько вы потребляете.

– Стоп. Стоп. Погодите, доктор. Вы предлагаете, чтобы я завязал со спортом?

Доктор Ортега скрестил кисти рук перед собой и произнёс:

– Родриго, ваш желудок изнашивается. Скоро он будет не в состоянии пропустить через себя даже обыкновенную питьевую воду. Поэтому, если говорить прямо, то… либо спорт, либо здоровье.