Текст книги "Прах и камень"

Глава 9

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я у него вполголоса. – Разве ты не должен сейчас сидеть рядом со своей женой?

– Должен, но не хочу, – спокойно отвечает Вэ’рк, приближаясь ещё немного и заставляя меня отступать, – хотел переговорить с тобой с глазу на глаз.

– Не о чем нам с тобой разговаривать, Вэ’рк, – в моих словах так много горечи, что я могла бы испортить ею даже самый сладкий медовый пирог.

– Ошибаешься, – он подступает ко мне совсем близко и обхватывает запястье руки, пытаясь потянуть меня на себя, но я упираюсь изо всех сил.

– Отпусти! – взмолилась я.

– Мне нужно объясниться. Я не мог ослушаться приказа отца, это его последняя воля. Ты же знаешь, как он плох и…

– Отпусти, – перебиваю я его речь, – тебе лучше вернуться за стол к празднующим и к жене, которая заскучает без тебя уже совсем скоро.

– Ты обижена на меня из-за свадьбы? Этот союз призван укрепить наши позиции, мы станем сильнее, чем есть сейчас…

– Я не обижена, и по большему счёту это меня не касается. Не должно касаться.

– Аврелия, милая, только ты властвуешь над моим сердцем. И ты ошибаешься, думая, что я рад навязанному мне союзу.

– Говорят другое. Говорят, что именно ты подал идею о союзе с невестой из иного селения, – обронила я услышанное от посторонних.

– Это не мой выбор. Это долг, навязанный мне свыше. Жить, заботясь в первую очередь об укреплении и процветании рода и соплеменников. И я должен с честью выдержать это испытание.

Вэ’рк продолжает держать меня за руку, не разжимая пальцев. Мне очень горько слышать его слова, пусть даже разум признаёт их правоту. Но всё, чего я хочу именно сейчас, это как можно скорее увеличить расстояние между нами, запертыми в тесном пространстве, чтобы не чувствовать тепла его тела и мужского запаха, знакомого мне.

– У меня тоже есть свой долг и обязательства, которые могут быть истолкованы как попранные, если ты сейчас не выпустишь меня из своих рук, Вэ’рк!

– Отпущу. Но не раньше, чем поцелую, – он наклонился, прижимая меня к стене своим телом, и завладел моим ртом, не давая возможности вырваться из тесного, жаркого плена своих губ и языка. Его руки начали слепо шарить по поверхности одежды, оглаживая моё тело прямо через ткань. Вэ’рк застонал прямо мне в рот, нащупав отвердевшие вершины на груди, и начал подтягивать подол платья вверх. Я упёрлась ладонями в его грудь, желая одновременно и оттолкнуть его, и дать ему прикоснуться ко мне. Моё тело жаждало его прикосновений и грубоватой, быстрой ласки. Но обида внутри меня наравне с чувством страха сжимала горло и затрудняла дыхание. Я билась в ловушке собственного же тела, не будучи в силах вырваться из него и ускользнуть прочь, как те птицы, которых я вышивала на протяжении недели.

А Вэ’рк тем временем расположил крупную ладонь внизу между моих ног, оглаживая самый кончик плоти, отзывающийся на прикосновения, и попытался развести в сторону инстинктивно сжатые бёдра.

– Это всего лишь я, – прошептал Вэ’рк мне на ухо, опаляя его горячим дыханием.

– Прекрати, – прошипела я сквозь зубы, стараясь удержаться от того, чтобы не сдаться под его напором.

Но Вэ’рк куда сильнее меня и настроен решительно. Его губы вновь атакуют мои, нагло раздвигая их и скользя внутрь податливого рта, принимающего его поцелуй с какой-то обречённостью и затаённой радостью от столкновения языками. Это бесполезно, мелькает в моём сознании мысль перед тем, как рушатся мои защитные стены перед его страстью, сминающей всё на своём пути. Поцелуй обжигает и заставляет плавиться от яркого ответного желания, подогреваемого тем, что где-то совсем рядом идёт празднество его свадьбы.

За тонкими дощатыми перегородками в пределах видимости сидит его жена, обряженная в белое платье до самых пят, а Вэ’рк в это время целует меня неистово и оглаживает пальцами мою плоть, ритмично пульсирующую в такт быстрым настойчивым движениям, скользящим дальше и оглаживающим лоно, сочащееся влагой. Одно движение – и он ныряет двумя пальцами внутрь, заставляя моё тело выгнуться дугой и опуститься ниже на его пальцы.

Вэ’рк шипит и ругается сквозь зубы, утяжелённо дыша, смотря на меня ничего не смыслящим взглядом, мерцающим в полутьме. Он прижимает меня к стене ещё теснее и начинает двигать пальцами внутри меня, накрывает мой рот своим и поглощает стоны, рвущиеся из глубины. Тело покрывается испариной и дрожит, его пронизывает острое наслаждение, разрастающееся всё быстрее и дальше до тех пор, пока не накрывает с головой, заставляя меня тереться бёдрами о ладонь Вэ’рка и насаживаться на пальцы. Ещё несколько резких, быстрых движений – и моё тело выгибает дугой.

Я не могу сдержать громкого вскрика, который не приглушают даже глубокие толчки языка Вэ’рка у меня во рту. На счастье, шум празднества не даёт моим стонам просочиться дальше этого помещения. Я обмякаю, поддерживаемая лишь руками Вэ’рка. Он не прекращает своего поцелуя и не торопится отпускать меня, одна его рука всё так же жадно мнёт грудь, перекатывая тугую вершину между пальцами. Вэ’рк отрывает меня от стены и прижимает к своей груди, шепча сверху:

– Каждый раз, видя тебя, не могу удержаться…

А следом он разворачивает меня к себе спиной и оглаживает ягодицы одной рукой, возясь с завязками на самом верху своих штанов. Через мгновение я чувствую прикосновение его возбуждённой плоти к коже и едва сдерживаюсь от того, чтобы не прогнуться ему навстречу. Вэ’рк прижимается бёдрами, и его плоть скользит между бёдер, к моему увлажнённому лону, задевает нежные складки, дразня их, и слегка надавливает. Он начинает медленно заполнять меня, сводя с ума от новых ощущений, растягивая под себя, и я двигаю бёдрами ему навстречу… Безумие. В это мгновение у меня в голове нет ни единой мысли, всё тело напоминает один комок удовольствия и радости от единения, которое резко прерывается.

– Я так хочу, но нельзя… – стонет Вэ’рк.

У Вэ’рка благоразумия гораздо больше, чем у меня. Он покидает моё лоно, прижимаясь возбуждённой плотью между ягодиц. Одним движением руки заставляет меня прогнуться в пояснице и трётся плотью, наращивая темп движений, задевая и надавливая на иной вход. Непривычное ощущение и промелькнувшая мысль о том, что он проникнет таким противоестественным способом, волнуют и заставляют замереть в ожидании неизвестного. Но вместо этого Вэ’рк очень быстро двигает бёдрами, скользя плотью между ягодиц до тех пор, пока из его уст не вырывается протяжный стон, а по моей коже не начинает струиться вязкая жидкость его семени. Вэ’рк прижимается лбом к моей шее, исступлённо шепча моё имя, обжигая кожу дыханием. Я отстраняюсь и, подхватив тряпицу, лежащую здесь, тщательно отираю себя под пристальным взором Вэ’рка.

– Я едва сдержался, Аврелия…

Вэ’рк вновь обхватывает меня руками и покрывает лицо лёгкими, нежными поцелуями перед тем, как отпустить.

– Нам нужно выходить по отдельности, – говорит он, оправляя штаны, – я отвлеку всё внимание толпы на себя, чтобы тебя не заметили.

Вэ’рк прав, а я всё ещё плаваю в волнах удовольствия и в состоянии стоять, лишь опершись спиной о стену. Вэ’рк в последний раз осматривает себя, поправляя одежду, и, выглянув через щель в двери, потихоньку открывает её и выбирается наружу. Через минуту я вижу, как он присоединяется к празднующим, целуя свою невесту в лоб, и что-то говорит под взрыв всеобщего хохота.

Мгновением позже он тянется к сидящему рядом мужчине и берёт из его рук музыкальный инструмент, выходит на середину поля и ударяет пару раз кулаком по корпусу, привлекая к себе внимание. Взоры всех присутствующих обращаются на него, и я сама начинаю любоваться его крепкой фигурой, выхваченной из ночной темноты пляшущим светом костров.

Вэ’рк перебирает струны инструмента и начинает петь. Поначалу его голос звучит негромко, так, что заставляет всех приблизиться и прислушаться к незатейливой, немного грустной мелодии, но с каждым мгновением удары пальцев о струны становятся сильнее, а голос крепнет, разносясь над толпой. Голос Вэ’рка мелодичен и приятен, он словно проникает в душу и заставляет сопереживать герою его песни. Я понимаю, что лучшего момента может и не представиться, потому тихо выскальзываю из каморки и бреду окольными путями, подходя к собравшимся с противоположной стороны. Я ставлю на землю у ног пузатый кувшин с вином, за которым шла, и слушаю песню, наслаждаясь голосом Вэ’рка.

Пение уносит меня прочь от земли, приподнимая над её поверхностью, а потом я слышу нечто странное, выбивающееся из общего ритма музыки. Всего одна фальшивая нота – и пение Вэ’рка запинается. Я изумлённо смотрю на него, не понимая, что происходит, потому как он всегда искусно играл на этом инструменте. Но и он сам переводит взгляд вниз, отнимая руку от струн, которые начинают жалобно звенеть и лопаются с надсадным звуком одна за другой. В ночном воздухе повисает тишина, нарушаемая только громким «дзынь».

И не слышно больше ничего: ни ленивого лая собак, ни пения ночных сверчков, ни трескотни иных насекомых.

Всё замерло и затаилось.

Чистое беззвёздное небо вдруг начинает стремительно затягивать низкими чёрными тучами, закрывающими яркий лик луны. Стремительный порыв ветра проносится над поляной, разом гася факелы и зажжённые свечи. Лишь самые большие костры ещё отбрасывают свет, но и они постепенно гаснут. Вдалеке пронзительно начинает выть собака, но её вой быстро сменяется жалобным скулежом, прерывающимся хрипом и двумя короткими взвизгами.

Снова – тишина, плотной пеленой обступившая всех собравшихся, в которой отчётливо слышны мягкие вкрадчивые шаги. И смех, негромкий, но словно проникающий под кожу тысячей уколов маленьких иголочек. От этого смеха становится не по себе. Он нарастает, становясь всё более громким, и вскоре громыхает над огромной толпой собравшихся, заставляя нас замереть, не решаясь пошевелиться. И в сгустившейся темноте, движущейся нам навстречу, я начинаю различать два красноватых огонька, разгорающихся всё ярче по мере приближения к нам.

Меня пронзает насквозь пониманием того, чего я так долго ждала и страшилась, – Он явился за своими Невестами.

Глава 10

Мои пальцы стискиваются в кулаки, а ногти впиваются в ладонь. Я, подобно всем остальным, наблюдаю за Его приближением, всё ещё не в силах разобрать, что Он собой представляет. Я вижу только сгустившееся облако тьмы и две ярко-красные точки… Он высок, если не сказать огромен. Но по мере Его приближения тьма начинает приобретать очертания. Он сидит верхом на коне, кажущемся лишь чёрным размытым пятном. Но что это?..

На мгновение мне представляется, словно Он сидит верхом на скелете с облезшей высохшей шкурой, колышущейся от ветра. Я мигаю… Странное наваждение схлынуло, перед моими глазами лишь рослый, крепкий жеребец, морда которого закована в шипастую броню. А на нём восседает высокий, широкоплечий всадник, по сравнению с которым даже Вэ’рк кажется лишь тщедушным мальчишкой. Он закован в железные латы, даже перчатки, небрежно держащие поводья, сделаны из металла.

Его конь вплотную подходит к собравшимся и обдаёт их паром тяжёлого смрадного дыхания, от которого народ ещё ниже сгибает головы, вперяя взгляды в землю. Я бросаю осторожный взгляд Ему за спину, замечая, как поодаль полукругом выстроилось Его воинство, и понимаю всю бессмысленность заявлений Вэ’рка о том, что он намерен изменить ход событий. Возможно, когда-нибудь в далёком будущем, но только не сейчас, когда он, скованный таким же страхом, как и все остальные, замер на месте, сжимая в руках музыкальный инструмент.

– Невесты… – скрежещет Он и делает знак левой рукой.

Тотчас же спешиваются несколько всадников и тащат мешки с золотом, бросая их у ног Храмовников. Никто не трогается с места, чтобы развязать тесьму и убедиться, что там именно золотые монеты, а не простые, ничего не стоящие медяки. И никому в голову не приходит сравнивать вес каждой Невесты с весом мешка золота, уплаченного за неё.

Лишь несколько мгновений спустя из толпы Храмовников отделяется вперёд один Видящий и хлопает в ладоши.

Хлоп. Пауза.

Он затягивает длинную ноту низким голосом, вновь ударяет в ладоши.

Хлоп. Пауза.

К нему присоединяются поначалу служащие Храма, а после заданный ритм подхватывают и все остальные жители, словно просыпаясь ото сна или, наоборот, проваливаясь в забытьё, вызванное ритмичными хлопками и постукиваниями пяток о землю. Пятеро Видящих расходятся в разные стороны, и каждый из них безошибочно определяет, где находится Невеста. Вот и ко мне приближается один из Видящих: его глаза подёрнуты мутной поволокой, и в голове проносится мысль, а не попытаться ли мне сбежать или спрятаться? Но потом я оглядываю толпу, охваченную каким-то странным общим экстазом, Я понимаю, что мне не дадут и шагу ступить в иную сторону, кроме как по направлению к Нему.

– Идём, дитя, твой час пробил, – читаю я по губам Видящего, потому что его голос тонет в общем пении и гвалте.

В моё запястье крепко впиваются пальцы Храмовника, и он ведёт меня к Нему, останавливается в паре шагов и пятится назад, не поворачиваясь спиной. А я не знаю, что мне делать дальше. Стою, не смея поднять взгляда выше Его перчатки, закованной в броню, и краем глаза вижу, как первой по направлению к Нему движется Васса. Она что-то лопочет и опускается на колени, радостно приветствуя того, кого так долго ждала, тянет ладони и губы, жаждая прикоснуться к Нему. Но удар Его руки заставляет её повалиться набок. Половина её лица оказывается рассечённой, и на землю сочится тёмная кровь. Васса испуганно сжимается в комок, давясь рыданиями, и больше не осмеливается двигаться без Его на то позволения.

– В путь, – вновь раздаётся Его голос, а потом раздаётся ужасающий скрип, царапающий до самого нутра.

На поляну выкатывают телегу с закреплённой на ней клеткой.

– Пошевеливайтесь!

Его голос грохочет, а мы, пять девушек, понимаем, для кого предназначена клетка, и поспешно передвигаем ногами, неловко взбираясь на высокую телегу, и садимся в тесном пространстве, будучи прижатыми друг к другу локтями. Дверь клетки с грохотом захлопывается за нами. Погонщик взмахивает кнутом, со свистом рассекая воздух, и опускает его на спины коней, запряжённых в телегу. Она трогается с места всё с тем же душераздирающим скрипом, под пение и хлопки в ладоши жителей селения, смотрящих нам вслед бездумно. Я пытаюсь разглядеть среди толпы собравшихся фигуру матери или Визалии, скольжу взглядом, надеясь запечатлеть хотя бы Вэ’рка, но перед глазами висит лишь мутная пелена слёз.

Клетка, закреплённая на телеге, немного раскачивается из стороны в сторону, заставляя нас сбиваться в кучу ещё теснее. Я чувствую, что тела других Невест, как и моё, сотрясает от озноба и страха, а Васса к тому же тихонечко поскуливает. Кровь из разодранной щеки струится прямо на чёрное платье, пятная его. Внезапно по клетке раздаётся удар – Его железный кулак задевает прутья, заставляя их вибрировать и жалить нас так, словно от его прикосновения прутья накалились докрасна.

– Тиш-ш-шина, – раздаётся ядовитый шёпот, заползающий прямо в раковины ушей и сворачивающийся тугим кольцом вокруг шеи. И мы едва можем дышать, застываем без движения и покоряемся року, безжалостному к нам.

* * *

Мы быстро удаляемся от нашего селения. Впереди процессии едет Он, за Ним – телега с Невестами, а сзади и по бокам – Его воинство, безмолвное, но впечатляющее. Надсадный скрип вскоре становится привычным и ввергает сознание в какое-то странное, немного изменённое сознание, когда каждый поворот колеса кажется переворотом мира с ног на голову и обратно. Его крутит и мельтешит со скоростью, нарастающей так быстро, что веки закрываются сами по себе. Остаётся лишь круговерть, от которой становится тошно и мутно.

Я не знаю, сколько времени движется телега. Луна и небо затянуты тёмными тучами, и я не могу ориентироваться по ним. Все остальные Невесты сидят безмолвно, стараясь лишний раз не шевелиться, и испуганно вздрагивают, когда Его голос разносится далеко вокруг:

– Привал.

Телега останавливается, и погонщик отводит коней куда-то дальше. Всё воинство располагается на довольно большом расстоянии, насколько я могу судить в темноте. Кажется, что все они просто бесплотные тени, а звуки, производимые ими, лишь доносятся ветром откуда-то далеко-далеко.

– …Он скоро издохнет. Ублюдки подсунули порченого коня, – доносит ветром голос рослого всадника, подошедшего близко к нашему наречённому.

– Ты знаешь, что делать. Коня, как и того, кто осматривал его, – в расход. Что же касается сельчан, навестим их совсем скоро… На обратном пути.

Всадник кивает и мгновенно отступает прочь. Несколькими мгновениями позже слышится негромкое ржание и надсадное бульканье, шум падающего тела и звуки короткой ожесточённой борьбы. Я не в силах отвести взгляда от колышущихся теней, что втроём тянут одного упирающегося к дереву. Один из них ловко взбирается на высокую крепкую ветку дерева и закрепляет верёвку, скидывая один из концов её вниз. Бедолагу привязывают за ноги и подвешивают, а к месту наказания уже неторопливо стекается всё Его воинство. Я нутром чувствую, что сейчас начнёт происходить что-то страшное, и поспешно отворачиваюсь, зажимая уши руками, но даже через пальцы, плотно прижатые к ушам, слышу крики несчастного, полные мучительной агонии.

– Заткните ему пасть! – Его голос перекрывает всё. – Пугаете моих Невест!

Приказ немедленно исполняется, и до нас доносятся лишь сдавленные стоны и негромкий гул возбуждённой толпы. Но всё равно телега с клеткой стоит слишком близко к происходящему, и мы внутри клетки испуганно жмёмся друг к другу. Он подходит и проводит перчаткой по прутьям. Металлический лязг громким звоном отдаётся в ушах, а потом телега начинает медленно трогаться с места, отъезжая назад. Она катится потихоньку до тех пор, пока Он не хлопает в ладоши. И по Его хлопку она останавливается.

Он удовлетворённо осматривает телегу и бросает взгляд назад – теперь из-за кустов и пары сухих деревьев не видно его воинов, и звуки, исходящие от них, становятся тихими, превращаясь в едва слышное бормотание. Он подаёт знак рукой, и рядом возникает фигура одного из Его слуг-воинов, торопливо расстилает у ствола одного из поваленных деревьев плащ, расставляя на нём кувшин и кое-какие предметы.

– Проваливай, – лениво велит Он, и слуга послушно растворяется в ночной тьме.

А Он потирает ладони и касается ствола одного из небольших деревьев. Дерево жалобно стонет и начинает крениться, заваливаясь на бок, а затем по его поваленному стволу начинают скользить искры и вверх взметается столб яркого пламени, громко потрескивающего. Я изумлённо взираю на это, понимая, что совсем недавно здесь стояло рослое зелёное молодое деревце, а сейчас – языки огня лижут лишь сухое дерево…

– Так гораздо лучше, не правда ли?

Никто не отвечает Ему, а дверь клетки распахивается сама по себе и раскачивается с противным скрипом, словно приглашая выйти.

– Выходите все.

Глава 11

Повторять дважды Ему не приходится. Мы встаём, не замечая, насколько затекли наши ноги от длительного пребывания в неудобном положении, и выскальзываем из тесного пространства клетки. Каждую из нас встречает Его распростёртая ладонь, закованная в железо, крепко удерживает за запястье и направляет, заставляя выстроиться в линию. Против моей воли ноги подгибаются, словно Он надавливает на плечи, заставляя опуститься на колени во влажную землю, дышащую ночной прохладой.

А потом Он начинает прохаживаться рядом. Он останавливается напротив каждой из нас, пристально рассматривает, склонив голову набок, как любопытный ребёнок, и беззвучно скользит дальше. Напротив Вассы он останавливается чуть дольше, чем напротив других, и поворачивает её лицо из стороны в сторону, словно будучи недовольным купленным товаром. Странное дело, но ужасная рана на лице Вассы затягивается, на её месте появляется длинный уродливый тёмный рубец, протянувшийся от самой скулы до нижней челюсти. Он подносит перчатку к губам Вассы. Васса, обхватив перчатку тонкими пальцами, благодарно лобзает её, прижимаясь губами, и смотрит на него снизу вверх светящимися глазами.

– Довольно, – Он немного брезгливо выдёргивает свою руку из её захвата и скользит дальше.

Наконец, напротив меня останавливаются Его сапоги с устрашающего вида острыми шпорами, на концах которых виднеется запёкшаяся кровь. Он не щадит даже своё животное, покорное и преданное Ему, проносится у меня в голове.

– Как интересно, – доносится до меня Его приглушённый голос. Железные пальцы касаются подбородка и заставляют меня поднять голову вверх, смотря на Него. Я, словно заворожённая, всматриваюсь в полыхающие красным точки в прорезях шлема. Но глаза нестерпимо жжёт. Я закрываю веки, чувствуя, как из-под них начинают струиться слёзы.

– Девственны все, – продолжает Он, – чисты и нетронуты. Все мои Невесты нетронутыми переступают порог чертогов. Но ты уже снедаема страстями. И что же мне с тобой делать, Невеста? Как твоё имя?

– Аврелия, – отвечаю я мгновенно.

– Аврелия, – медленно вторит Он мне, пробуя имя на вкус, – с тобой будет интересно, Аврелия. Поднимись и подойди ко мне.

Я выполняю его приказ, отряхивая налипшие комья земли с колен, и несмело делаю пару шагов вперёд, чувствую, как Он хватает меня и притягивает к себе. Металл его лат неприятно обжигает кожу, и Он смеётся.

– Всем остальным – в клетку.

Его голос полон несгибаемой воли, и оставшиеся Невесты послушно семенят обратно, словно ведомые Его голосом. А Он отходит немного назад и начинает скидывать с себя своё железное облачение, отстёгивая нарукавники и панцирь, освобождая из плена лат своё тело. Один за другим предметы с громким металлическим лязгом летят в кучу. В последнюю очередь Он снимает свой шлем и отправляет его туда же.

– Взгляни на меня, – требует Он.

Теперь его голос не звучит так гулко, а кажется гораздо более приятным и высоким. Я глубоко вдыхаю и медленно поднимаю взгляд, поражаясь увиденному. Я ожидала увидеть кого угодно: бесплотного духа или злобного монстра, уродливого демона из страшных легенд, но только не высокого, могучего мужчину с длинными чёрными волосами, разметавшимися по плечам. Смуглое лицо правильной вытянутой формы с тонкими чертами и пухлыми по-девичьи губами очень привлекательно. Только тёмные глаза под чёрными бровями блестят чересчур ярко, и красноватый отсвет в глубине зрачков пугает, но он гаснет. И я ловлю себя на мысли, что это было всего лишь отражение яркого пламени костра, и ничто иное.

– Подойди ближе, Аврелия, – голос звучит вкрадчиво, опутывает мягким шелестом и заставляет сделать пару шагов навстречу Ему. Он улыбается и сокращает оставшееся расстояние между нашими телами, привлекая меня к себе на грудь. Его руки обхватывают меня и прижимают к себе, а твёрдые ладони оглаживают мою спину.

– Аврелия, – протяжно повторяет Он, а Его голос проникает в мои уши и задевает какие-то струны внутри меня.

– А как мне тебя называть? – решаюсь задать я вопрос, и на мгновение Он замирает, поражённый моими словами, наклоняет голову, улыбаясь:

– Как угодно. Господин. Князь. Рикс.

Ни одно из произнесённых Им слов не является именем, как и названное последним. Рикс, или Царь. Так иногда величают предводителя, желая польстить ему. Всё это не имеет значения, но мне нужно обозначить Его для себя хоть как-то, потому я называю Его про себя именно так, Рикс.

– Твоё тело знает, что такое мужская ласка, верно? – спрашивает Рикс, наклоняясь ко мне, жарко шепча на ухо, и задевает горячими губами нежную кожу шеи. – Это чувствуется на расстоянии и манит, словно аромат экзотического цветка, которым наслаждались издали, но не решались сорвать. А я сорву.

С этими словами он накрывает полушария груди и сжимает их резко, до боли. Я охаю и пытаюсь отстраниться, но Он не даёт этого сделать – перемещает одну руку на спину и вжимает стальной хваткой в себя. Его губы бродят по нежной коже шеи, и каждое прикосновение задерживается на пару мгновений дольше, чем предыдущее. Следом по коже проходится горячий язык, оставляющий на ней влажную дорожку. Меня трясёт словно от озноба, но виной тому не холод, а неприкрытая животная чувственность этих наглых касаний, их обнажённая страсть.

– Тебе понравится, Аврелия.

Рикс отрывается от шеи и выдыхает эти слова прямо мне в губы, прижимаясь к ним своими. Дёргает меня на себя и несколькими толчками языка проникает внутрь, захватывая всё пространство моего рта. Его язык молниеносно обводит губы с внутренней стороны и тут же жадно касается нёба, скользит дальше, ударяя по кончику моего языка. Его язык дразняще доходит до самой глубокой точки, едва не лишая меня возможности дышать. Затем Рикс медленно отодвигается и застывает совсем близко, удерживая меня, порочно лижет мои губы и смеётся.

– Тебе понравится, – повторяет Он, осматривая меня словно собственность, отмечая взглядом натянувшуюся ткань на груди и раскрасневшееся лицо, – ты будешь стонать подо мной и умолять не прекращать до самого рассвета.

Я хочу опровергнуть Его слова, но не могу ничего вымолвить, понимая, что тело дрожит, как натянутая струна, и реагирует на Его близость, ожидая действий с Его стороны.

– Подними платье, – велит Он, и мои руки послушно подтягивают ткань наверх, – держи ткань одной рукой, а второй коснись себя.

На Его губах играет сластолюбивая улыбка. В моей голове испуганно мечется мысль о том, что нужно сопротивляться наваждению и пороку, что жаркими волнами топят меня. Но всего одно касание Его губ моих – и я послушно исполняю приказ. Одна моя рука застыла с высоко задранным подолом, а пальцы второй руки уже накрыли выступающую плоть и медленно ласкают её кончик, посылая яркое наслаждение нестись вместе с кровью. Мой рот не в силах сдержать стонов, и они вырываются из глотки прямо в Его услужливо подставленный рот. Рикс ловит их и поглощает, словно дыша ими вместо воздуха и распаляя этим меня ещё больше. Движения пальцев становятся всё быстрее, пульсация нарастает, и, когда мне кажется, что я вот-вот сорвусь вниз, меня останавливает Его голос:

– Довольно!

Всего несколько букв – и рука неподвижно застыла, не в силах более шевельнуть и пальцем. Моё тело крутит от возбуждения, не нашедшего выход. Внизу жарко и влажно бьётся желание, но я стою, словно каменное изваяние, умоляюще глядя на Него. Понимаю, насколько жалко выгляжу со стороны, и презираю себя за это, тем не менее жаждая Его позволения завершить начатое.

– Достаточно, – протягивает Он, широко улыбаясь, – иди к костру. И продолжим позднее.