Текст книги "Боевые операции в Северной Африке и на Западном фронте в Европе. 1940–1944"

Глава II
Захлопывание ловушки

Быстрый прорыв Роммеля закончился захватом Камбре. Поскольку 16 мая находящиеся в опасности союзные армии наконец начали отход с далекого передового рубежа в Бельгии, а 18 мая правое крыло немецких танковых войск вступило в бой с теми силами, которые 1-я французская армия отправила назад, чтобы прикрыть тыл. Потрясающий импульс танкового наступления опрокинул эти оказавшиеся на пути войска на последнем рубеже от Ле-Като до Камбре, но ожесточенное сопротивление и фланговая угроза вызвали беспокойство у высшего немецкого командования. Итак, пока корпуса Гудериана и Рейнгардта продолжали наступление на запад, корпус Гота (включая дивизию Роммеля) на правом фланге остановился и ждал до тех пор, пока к нему не подошли пехотные подкрепления, которые взяли на себя защиту северного фланга.

Можно кратко резюмировать рассказ Роммеля о следующих двух днях. Преодолев участок между Ле-Като и Камбре, он сделал паузу, чтобы реорганизовать силы и доставить припасы, а также дать своим войскам возможность поспать и восстановиться. Он планировал продолжить наступление вечером 10-го числа с целью выйти на возвышенность юго-восточнее Арраса.

Ближе к вечеру он обсуждал план со своим штабом в штабе дивизии, когда внезапно появился командующий корпусом генерал Гот и приказал отложить наступление на том основании, что войска были слишком истощены боями последних дней. Роммель не разделял мнения Гота. Войска двадцать часов были на одном и том же месте, сказал он, и ночная атака при лунном свете приведет к меньшим потерям,  – и Гот дал ему разрешение на наступление.

Наступление на Аррас началось в 01:40 (20-го числа), и Роммель сопровождал танковый клин, который в 06:00 достиг Борена (в 3,2 километра к югу от Арраса). Однако мотострелковые полки не следовали за авангардом танкового клина, как предполагалось, поэтому Роммель поехал на броневике назад, чтобы ускорить их продвижение, но обнаружил, что французы тем временем проникли на его коммуникации. Следующие несколько часов он находился в чрезвычайно затруднительном положении, пока его не спас подход пехотного полка с артиллерией. Затем эти войска были переведены в оборону к югу от Арраса, поскольку поступили сведения о том, что вокруг этого города сосредоточилось несколько французских и британских дивизий.

21-го числа 7-я танковая дивизия должна была наступать, обходя Аррас с фланга в северо-западном направлении с дивизией СС «Тотенкопф» на левом фланге, а 5-я танковая дивизия наступала восточнее Арраса. Вновь прикрывая незащищенный фланг артиллерией, на этот раз Роммель расположил бронетанковый разведывательный батальон между формировавшим острие наступления танковым полком и такими же стрелковыми полками сзади – для защиты линий снабжения и поддержания дороги открытой. И как показывает его рассказ, эти меры предосторожности были вполне оправданы.

Около 15:00 я отдал танковому полку приказ наступать. Хотя количество бронетехники к этому времени серьезно уменьшилось в результате поломок и потерь, это была образцовая атака. Когда я увидел ее мощь, я был убежден, что новый бросок 7-й танковой дивизии на вражескую территорию будет не менее успешным, чем все другие операции предыдущих дней. Я действительно собирался вновь сопровождать танки сам, вместе с моими посыльными, лейтенантом Мостом, броневиком и машиной связи и командовать оттуда операциями по радио, но пехотные полки так медленно продвигались сквозь транспортные заторы, что я сразу же вернулся, чтобы найти 7-й стрелковый полк и заставить его поторопиться. Его нигде не было. В километре или около того к северу от Фише мы, в конце концов, наткнулись на подразделение 6-го стрелкового полка и, двигаясь рядом с их колонной, повернули вместе с ними в сторону Вайи. Метрах в восьмистах к востоку от деревни мы попали под обстрел с севера. Одна из наших гаубичных батарей уже заняла позиции у северного выезда из деревни и вела беглый огонь по вражеским танкам, наступавшим из Арраса на юг.

Эта атака была поспешно организована командованием союзников в попытке прорвать окружение, которое быстро смыкалось вокруг их армий в Бельгии. С этой целью британские 5-я и 50-я дивизии были брошены на юг, к Аррасу, вместе с 1-й армейской танковой бригадой (танки непосредственной поддержки пехоты), а французы планировали помочь двумя механизированными дивизиями и двумя пехотными дивизиями. На подготовку наступления ушло больше времени, чем предполагалось, и начали его до того, как ее удалось завершить. 20-го числа утром корпус Гудериана ворвался в Амьен и в тот же вечер вышел к морю у Абвиля, перерезав линии снабжения союзных армий – смертельный удар.

Под давлением чрезвычайной ситуации британский командующий решил, больше не дожидаясь французов, начать наступление. Однако в том виде британская контратака свелась к двум танковым батальонам (4-й и 7-й Королевского танкового полка с 74 танками) при поддержке двух пехотных батальонов. Части французской 3-й легкой механизированной дивизии (70 танков) помогали на правом фланге.

Теперь мы попали под пулеметный огонь, и пехота справа уже залегла, а мы с Мостом бежали впереди броневиков к позиции батареи. Вряд ли батарея не совладает с вражескими танками, поскольку артиллеристы спокойно выпускали в них снаряд за снарядом, совершенно не обращая внимания на ответный огонь. Пробежав за позициями батарей, мы прибыли в Вайи, а затем вызвали машины.

Танковый огонь противника создал хаос и смятение наших войск в деревне: вместо того чтобы всеми доступными средствами отбиться от наступающего врага, они загромождали дороги и дворы техникой, и мы попытались навести порядок. Сообщив штабу дивизии о критической ситуации в районе Вайи, мы поехали к холму в 1000 метрах от околицы, где обнаружили легкие зенитные и несколько противотанковых пушек с расчетами, расположенных в лощинах и небольшом лесу, большинство в полностью оборудованных укрытиях. Примерно в километре к западу от нашей позиции передовые вражеские танки, в том числе один тяжелый, уже пересекли железную дорогу Аррас – Боме и обстреляли один из наших танков. В то же время несколько вражеских танков продвигались по дороге из Бак-дю-Нор и через железнодорожные пути в сторону Вайи. Ситуация была очень трудная, потому что несколько вражеских танков также находились очень близко к Вайи с северной стороны. Расчет гаубичной батареи, находившейся на некотором расстоянии, теперь оставил свои орудия, увлекаемые отступающей пехотой. С помощью Моста я тотчас пустил в бой против танков все имеющиеся орудия. Каждому орудию, как противотанковому, так и зенитному, было приказано немедленно открыть беглый огонь, и я лично дал каждому орудию цель.

4. Бои вокруг Арраса и Лилля

Когда вражеские танки были в опасной близости, спасти положение мог только беглый огонь из всех орудий. Мы бегали от орудия к орудию. Возражения командиров орудий о том, что дальность стрельбы все еще слишком велика для эффективного поражения танков, были отметены. Я заботился только о том, чтобы остановить вражеские танки сильным артиллерийским огнем. Вскоре нам удалось вывести из строя передовые танки противника. Примерно в 140 метрах к западу от нашего небольшого леса из тяжелого танка вылез британский капитан и, подняв руки, нетвердой походкой направился к нам. Мы убили его водителя. И около гаубичной батареи – несмотря на дистанцию от 1000 до 1300 метров – скорострельностью наших противотанковых и зенитных орудий удалось остановить танки противника и заставить некоторые из них повернуть назад.

Теперь мы направили огонь на другую группу танков, атакующую со стороны Бак-дю-Нор, и нам удалось отразить танки, одни поджечь, другие остановить, а остальные заставить отступить. Хотя во время этого боя мы находились под очень плотным танковым огнем, артиллерийские расчеты сработали великолепно. Казалось, худшее позади и атака отбита, как вдруг Мост рухнул на землю за 20-миллиметровым зенитным орудием рядом со мной. Он был смертельно ранен, изо рта хлынула кровь. Я понятия не имел, что в этот момент рядом с нами велась стрельба, кроме 20-миллиметрового орудия. Но теперь противник внезапно повел сильный артиллерийский огонь по нашим позициям в лесу. Бедному Мосту уже ничем нельзя было помочь, и он умер прежде, чем его успели отнести в укрытие рядом с артиллерийской позицией. Смерть этого храброго человека, великолепного воина глубоко задевала меня за живое.

Тем временем в районе Тийу – Борен – Аньи шли ожесточенные и кровопролитные бои. Очень мощные бронетанковые силы вырвались из Арраса и атаковали наступавший 1-й батальон 6-го стрелкового полка, нанеся ему большие потери в живой силе и технике. Противотанковые орудия, которые мы быстро развернули, оказались слишком легкими, чтобы эффективно противостоять тяжелобронированным британским танкам, и большинство из них вместе с расчетами было уничтожено артиллерийским огнем, а затем раздавлено вражескими танками. Многие наши машины были сожжены, части СС поблизости также были вынуждены отступить на юг под напором танковой атаки. Наконец, дивизионной артиллерии и 88-миллиметровым зенитным батареям удалось остановить бронетехнику противника южнее линии Борен – Альп. Только артиллерией было уничтожено 28 танков противника, а на долю зенитных орудий приходилось один тяжелый и семь легких танков.

Пока вокруг 7-го стрелкового полка шел ожесточенный бой, 25-й танковый полк Ротенбурга стремительно достиг своей цели, а затем тщетно ждал прибытия разведывательного батальона и стрелковых полков. Около 19:00 я отдал приказ танковому полку наступать на юго-восток, чтобы ударить во фланг и тыл по вражеской бронетехнике, наступающей на юг от Арраса. В ходе этой операции танковый полк столкнулся с превосходящими силами тяжелых и легких танков и многочисленными орудиями противника южнее Альп. Разгорелся ожесточенный бой, танк против танка, чрезвычайно тяжелое сражение, в котором танковый полк уничтожил семь тяжелых танков и шесть противотанковых орудий и прорвал позиции противника, хотя и ценой трех танков T-IV, шести танков T-III и ряда легких танков[8]8
  Официальная история 7-й танковой дивизии гласит, что потери дивизии в этот день составили 89 человек убитыми, 116 ранеными и 173 пропавшими без вести. Это в четыре раза больше потерь, понесенных во время прорыва во Францию.


[Закрыть].

Это столкновение привело вражеские танки в такой беспорядок, что, несмотря на превосходство в численности, они отступили в Аррас. С наступлением темноты бои прекратились. Тем временем ситуация к северо-западу от Вайи полностью вернулась в исходное положение.

Это наступление было единственным серьезным контрударом, нанесенным пойманными в ловушку армиями, прежде чем наступил конец. И сколь бы ни были незначительны его масштабы, оно повергло немцев в шок.

В шок из-за толстой танковой брони, а не из-за глубины прорыва. Британцы задействовали здесь медленные, но хорошо бронированные танки непосредственной поддержки пехоты «Матильда». Всего у них было 58 небольших танков Mark I, вооруженных только пулеметами, и 16 более поздних и более крупных танков Mark II с двумя пулеметами. Даже максимальная скорость «Марка» составляла всего 19 километров в час, но 75 мм (3 дюйма) их брони оказались непробиваемыми для обычных 37-миллиметровых немецких противотанковых орудий, при этом от них даже артиллерийские снаряды часто отскакивали. Французские средние танки «Сомоа» были быстрее и имели более тонкую броню, хотя и не такую тонкую, как немецкие.

Продвижение не имевших численного превосходства британских танков было затруднено из-за слабой поддержки пехоты, артиллерии и отсутствия поддержки с воздуха. Во многом именно эти недостатки остановили наступление после очень многообещающего начала, а затем обратили его вспять.

Но его влияние на умы и моральный дух высшего немецкого командования было очень заметным и совершенно несоразмерным материальным результатам. Оценивая кампанию 1940 года после окончания войны, фельдмаршал фон Рундштедт сказал: «Критический момент в наступлении настал, как только мои силы достигли Ла-Манша. Это было вызвано британским контрударом к югу от Арраса 21 мая. Какое-то время существовали опасения, что наши бронетанковые дивизии окажутся отрезанными прежде, чем пехотные дивизии смогут подойти им на поддержку. Ни одна из контратак французов не представляла такой серьезной угрозы, как эта». Особенно занервничали Клюге и Клейст. Клюге был склонен прекратить любое дальнейшее продвижение на запад от Арраса до тех пор, пока ситуация там не прояснится. Клейст тоже стал нервически осторожен. Таким образом, когда 22-го числа Гудериан повернул на север от Абвиля, направляясь в сторону Булони, Кале и Дюнкерка, его продвижение было замедлено ограничительными приказами Клейста.

Затем, 24-го числа, корпуса Гудериана и Рейнгардта были остановлены по приказу Гитлера, когда они находились всего в 10 милях от Дюнкерка – единственного оставшегося порта, через который британская армия могла выбраться из ловушки. Но этот судьбоносный приказ был отдан лишь после того, как Гитлер посетил Рундштедта, на которого, естественно, повлияли осторожные взгляды Клюге и Клейста. Когда два дня спустя, 26-го числа, приказ о приостановке продвижения был отменен, шансы предотвратить отход британской армии исчезли, потому что было дано время организовать вокруг порта прикрытие.

23 мая 1940 года

Дорогая Лу!

После нескольких часов сна пришло время написать тебе. Я в порядке во всех отношениях. Моя дивизия добилась блестящего успеха. Динан, Филиппвиль, прорыв линии Мажино и продвижение за одну ночь на 60 километров вглубь территории Франции до Ле-Като, затем Камбре, Аррас, всегда далеко впереди всех. Теперь стремительное наступление призвано взять в окружение 60 британских, французских и бельгийских дивизий. Обо мне не беспокойся. Насколько я понимаю, война во Франции может закончиться через две недели.

24 мая 1940 года

Рядом с Бетьюном. Я в прекрасной форме. Разумеется, целый день в пути. Но, по моим оценкам, война будет выиграна через две недели. Прекрасная погода – раз уж на то пошло, слишком много солнца.

26 мая 1940 года

День или два передышки оказали очень благотворное влияние. На сегодня дивизия потеряла 27 офицеров убитыми и 33 ранеными и 1500 солдат убитыми и ранеными. Это потери около 12 процентов личного состава. Очень мало по сравнению с тем, что достигнуто. Худшее уже позади. Маловероятно, что будут еще какие-то тяжелые бои, потому что мы дали врагу надлежащую взбучку. Еда, питье и сон возвращаются в привычный режим. Шреплер уже вернулся. Его преемник был убит в метре от меня.

22 и 23 мая Роммель продвинулся вперед, обойдя западную окраину Арраса, и под давлением этой фланговой угрозы британские войска в ночь на 23 мая отошли к линии канала (29 километров к северу), идущей через Ла-Басе и Бетюн к морю у Гравелине, юго-западнее Дюнкерка. 24 мая пришел приказ Гитлера остановить танковые войска на этой линии канала. Следующие два дня Роммель потратил на реорганизацию своей дивизии, части которой сильно пострадали в результате британской танковой атаки 21-го числа.

Отмена Гитлером 26 мая приказа о приостановке продвижения совпала с решением британцев отойти к морю у Дюнкерка. Большая часть сил, удерживающих линию канала, уже отводилась на север, чтобы укрепить фронт в Бельгии, где группа армий Бока оказывала все возрастающее давление, под которым бельгийская армия рухнула и капитулировала на следующий день.

Как только приказ о приостановке продвижения был отменен, Роммель быстро возобновил свое наступление на север, в направлении на Лилль, с целью отрезать силы союзников, которые все еще прикрывали город и располагались к востоку от него.

На этом этапе кампании командиры союзников, у которых были перерезаны пути снабжения, естественно, преувеличивали трудности своего положения. Но с «другой стороны холма» все выглядело иначе, как ясно показывает рассказ Роммеля. Трудность, с которой он столкнулся при форсировании канала Ла-Басе, особенно заметна по сравнению с легким из-за очень слабой обороны форсированием Мааса. Сектор, который он атаковал, удерживал всего один британский батальон.

Согласно донесениям с воздуха, поступившим в мой штаб во второй половине дня 26 мая, замеченный к северу от канала противник отступает на северо-запад. Я немедленно запросил у корпуса разрешения в тот же вечер захватить на берегу канала плацдарм. Вскоре оно было получено.

Я оставался с войсками на канале весь вечер. 37-му разведывательному батальону, хотя и сильно пострадавшему от действий снайперов, удалось с помощью артиллерии оттеснить бронетанковые дозоры до самого канала, но сильное сопротивление противника не позволило захватить плацдарм. Однако 7-й стрелковый полк в тот вечер добился заметного успеха, переправив части обоих своих батальонов через канал Ла-Басе, который был заблокирован огромным количеством затопленных барж. После ликвидации ряда вражеских пулеметных гнезд оба батальона закрепились на северном берегу. Если не считать незначительных потерь на переправе от флангового огня британских пулеметных позиций с запада, создание плацдарма в этом месте, по-видимому, не вызвало больших затруднений, и были веские основания ожидать, что ночью батальонам удастся занять сильную позицию на северном берегу.

Рано утром следующего дня, 27 мая, я поехал на место переправы у Кюэнши, чтобы своими глазами увидеть, как идут дела. Снайперы продолжали очень активно работать, в основном слева, и несколько человек были ранены, в том числе лейтенант фон Энкефорт, хотя у него была не более чем царапина.

Саперный батальон собрал несколько понтонов в небольшой гавани недалеко от канала, которых хватило для строительства моста. Однако они собрали 8-тонные понтоны вместо длинных 16-тонных понтонов, которым было слишком трудно маневрировать среди препятствий из затопленных или полузатопленных барж, блокировавших канал. Саперы уже пытались проделать проход взрывчаткой, но без особого успеха вследствие громоздкости затопленных барж.

Перспективы атаки через канал выглядели скверно. Части 2-го батальона 7-го стрелкового полка переправились на резиновых лодках и расположились на противоположном берегу в кустах недалеко от канала. Батальон, однако, не укрепил свои позиции на северном берегу, как я того хотел, и не окопался, а также не взял деревню Живанши. Также не проведена зачистка противника на несколько сотен метров вдоль северного берега на запад, не переправлены противотанковые и тяжелые орудия. Огневая защита тяжелой роты на южном берегу тоже неадекватна. Вероятно, то же самое и с 1-м батальоном [занявшим плацдарм немного восточнее].

Я приказал недавно переданному под мое командование 635-му саперному батальону построить мост из 16-тонных понтонов в секторе, удерживаемом батальоном Крамера, возле взорванного моста в Кюэнши.

Потом под моим личным руководством 20-миллиметровые зенитные орудия, а позже и T-IV были наведены на вражеских снайперов, которые вели весьма неприятный огонь слева и поражали наших бойцов одного за другим. Я приказал снести все дома и сжечь кусты на расстоянии от 300 до 600 метров к западу от места переправы 2-го батальона, после чего мы вздохнули немного спокойнее. Я смог лично убедиться, насколько эффективным был наш огонь, когда два дня спустя мы снова двинулись через канал. Британцы расположились в шлюзовой камере, из которой, судя по количеству найденных там мною гильз, вели непрерывный огонь во фланг моим войскам. Несколько наших снарядов уничтожили обитателей здания. В подвале лежало множество окровавленных бинтов и тело британского солдата.

Пока велся огонь по этим гнездам, а саперы сооружали аппарель на северном берегу и с большим трудом устанавливали первые понтоны, поступило сообщение, что сильный отряд танков противника из Ла-Басе атаковал позиции 7-го стрелкового полка на восточном плацдарме и отбросил батальон Крамера за канал. Танки противника, в том числе несколько тяжелых британских[9]9
  Под «тяжелыми британскими танками» Роммель, очевидно, имел в виду «Матильду» – танк непосредственной поддержки пехоты Mark II весом 26 тонн, но «тяжелым» он был еще и в том смысле, что был медленнее по сравнению с немецкими средними танками T-III (20 тонн и 34 км/ч) и T-IV (22 тонны и 32 км/ч). Но сейчас британская танковая бригада сократилась до одной сводной роты из шестнадцати танков с единственным танком Mark II.


[Закрыть], теперь стояли на северном берегу и поливали южный берег пулеметным и артиллерийским огнем. Мы слышали огонь противника в нескольких сотнях метров от нас. Справа от нас и существовала серьезная опасность того, что танки противника продвинутся вдоль берега канала на запад и атакуют находящийся на северном берегу батальон Бахмана, у которого еще не было противотанковых средств, кроме противотанковых ружей, а у его плацдарма не было глубины. Если бы противник воспользовался своим шансом, он мог бы оказаться у западной переправы через несколько минут.

Ситуация была самой критической. Я настойчиво поторапливал саперов и приказал наскоро сплотить понтоны, чтобы переправить хотя бы несколько орудий и танков. С таким количеством затонувших барж и других блокирующих канал препятствий мост невозможно было проложить прямо, а значит, его конструкция не могла быть прочной. Когда первый T-III перевалил через реку, несколько понтонов заметно покосились, и танк едва не соскользнул в канал. Пока он переправлялся, я отправил T-IV на 45 метров на восток вдоль высокого берега нашей стороны канала с приказом немедленно открыть огонь по вражеским танкам, атакующим от Ла-Басе. Огонь этого T-IV остановил головной танк противника. Вскоре после этого к нему присоединился T-III на северном берегу, а еще через несколько минут – переброшенная вручную гаубица. Вскоре это остановило танковую атаку противника.

Начались работы по укреплению моста из 16-тонных понтонов, и вскоре по нему двинулся постоянный поток машин. Первыми по переправе шли полевые орудия, противотанковые и 20-миллиметровые зенитные пушки, затем подразделения 25-го танкового полка и 88-миллиметровые орудия зенитной батареи. Все это время 2-й батальон 7-го стрелкового полка расширял свой плацдарм на северном берегу канала. Наконец при поддержке артиллерии он занял ключевую деревню Живанши, батальон Крамера переправился по его стопам на западный плацдарм, куда позже весь стрелковый полк переплыл на лодках, чтобы атаковать противника у Кантеле. В результате к полудню плацдарм расширился до линии Кантеле – Живанши, и после ожесточенного сопротивления было захвачено большое количество британских пленных. Недавно завоеванная территория на северном берегу теперь постоянно заполнялась артиллерией и зенитными орудиями. Около полудня Хайдкемпер сообщил по радио, что меня срочно вызывают в штаб дивизии, поскольку приказом командования корпуса 5-я танковая бригада (генерала Харде) передана под мое командование для наступления на Лилль. Вскоре после моего прибытия вошел генерал Харде со своими командирами полков и доложил о местонахождении и т. д. своей бригады.

Это были танки 5-й танковой дивизии, одного из довоенных соединений, и ее танковая бригада состояла из двух полков, по два танковых батальона в каждом, тогда как в дивизии Роммеля был только один танковый полк из трех батальонов. В начале кампании в 5-й танковой дивизии было 324 танка против 218 у Роммеля.

Вместе с генералом Харде я поехал к мосту у Кюэнши, к тому времени, когда мы прибыли, уже законченному. Движение по нему уже шло полным ходом, хотя крутизна пандусов с обеих сторон не позволяла ему быть очень быстрым. Стрелковая бригада уже переправилась на северный берег, но без машин. 25-й танковый полк стоял в готовности к атаке в районе Живанши, и на северном берегу располагались крупные силы артиллерии, легких и тяжелых зенитных орудий. Несколько вражеских батарей вели сильный беспокоящий огонь по нашему плацдарму. Район, удерживаемый нашими войсками на северном берегу, был слишком тесным, и я приказал 25-му танковому полку расширить плацдарм атакой на Лорг [в 3 километрах севернее вдоль канала]. Около 15:00 5-я танковая бригада начала движение через понтонный мост Кюэнши. Крутизна пандусов не давала переправе пройти так быстро, как хотелось бы. Несколько большегрузных автомобилей застряли на подъездах к мосту, и их пришлось эвакуировать. Я не мог согласиться с предложением генерала Харде о том, что в этих обстоятельствах наступление следовало отложить, и бригаде было приказано выступить ровно в 18:00 с теми танками, которые уже переправили на северный берег.

Тем временем 25-й танковый полк совершил большой рывок вперед и достиг района деревни Лорг. Во время этого наступления полк вел тяжелые и кровопролитные бои против мощного укрепрайона, который наконец удалось прорвать. Батареи противника, до тех пор продолжавшие обстреливать наш плацдарм, теперь на полном ходу отходили перед наступающими немецкими танками. Атака танкового полка продолжилась и своим огнем пробила видимую брешь во фронте противника, через которую затем двинулась дивизия, усиленная танковой бригадой Харде. Поскольку танки пробивались по сельской местности, продвижение было не настолько быстрым, чтобы пехота не могла за ним следовать рассыпным строем на широком фронте. Вскоре танковый полк Вернера справа вышел вперед, и за ними последовали другие части 5-й танковой бригады. Я был чрезвычайно впечатлен большим количеством исправных танков, которыми располагала 5-я дивизия. В танковой бригаде было гораздо больше танков, чем в моей дивизии.

Уже сгустились сумерки, когда я добрался до амбара в 800 метрах к востоку от Фурна и догнал на дороге в Лилль командирскую машину Ротенбурга. Бои в самом Фурне [в 10 милях к юго-западу от Лилля], казалось, уже закончились. Примерно в полумиле к востоку передовые части 5-й танковой бригады находились в процессе перегруппировки. Несмотря на наступление ночи, я отдал 25-му танковому полку приказ продолжать наступление и перекрыть западный выезд из Лилля и дорогу на Армантьер. Полк должен был занять круговую оборону в окрестностях Ломма [на окраине Лилля] и ждать прибытия подкрепления, которое я им пришлю.

Ротенбург спросил, не хочу ли я сам сопровождать атаку, но я был вынужден отказаться ввиду трудности управления дивизией в тогдашней обстановке. Радиосвязь снова была практически недоступна, и мне казалось важнее направлять остальную часть своих сил, если возможно, лично, на позиции вокруг нашей последней цели в Ломме и проследить, чтобы они действительно туда добрались. Также я должен был обеспечить прибытие к рассвету значительного подкрепления для 25-го танкового полка и организовать его снабжение боеприпасами и горючим – задача не из легких. Я хотел любой ценой избежать повторного попадания танкового полка в то трудное положение, в котором он оказался под ЛеКато.

Радиосвязь с генералом Харде оказалась невозможной, и я попытался через штаб дивизии передать ему приказ немедленно наступать на Англо вслед за 25-м танковым полком. Однако мне не удалось привести в движение главные силы бригады, и атаку на Англо пришлось производить сначала только ротой, а потом батальоном. К сожалению, я не мог ехать прямо по полям в темноте и доставлять приказы сам, поскольку мой мобильный полевой штаб был недостаточно укомплектован транспортными средствами повышенной проходимости. В любом случае это подвергало бы нас опасности быть принятыми за британскую разведывательную группу и обстрелянным одним из танковых подразделений 5-й танковой бригады, разбросанных по окрестностям.

27 мая 1940 года

Дорогая Лу!

Я в полном порядке. Сейчас мы заняты окружением британцев и французов в Лилле. Я задействован с юго-запада. Я во всем стираном и т. д. Гюнтер [денщик Роммеля] хорошо об этом заботится. Я сделал много фотографий.

7-я танковая дивизия 27/5/40

Адъютант.

Моя дорогая фрау Роммель!

Позвольте мне сообщить вам, что фюрер поручил лейтенанту Ханке наградить вашего мужа от его имени Рыцарским крестом[10]10
  Во время Второй мировой войны за храбрость награждали следующими наградами:
  Железный крест 1-го и 2-го класса. (1-й класс в основном присуждался офицерам.)
  Немецкий крест в золоте. (Промежуточная степень между Железным крестом 1-го класса и Рыцарским крестом, награждено около 3000 человек.)
  Рыцарский крест Железного креста (от 1500 до 3000 награжденных).
  Рыцарский крест Железного креста с дубовыми листьями (от 250 до 300 награжденных).
  Рыцарский крест Железного креста с дубовыми листьями и мечами (от 80 до 100 награжденных).
  Рыцарский крест Железного креста с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами (награждено около 30 человек).
  Позже в ходе войны эти награды также вручались за командные заслуги. (Примеч. Альфреда Роммеля)


[Закрыть].

Каждый в дивизии – в особенности я, которому выпала честь сопровождать генерала,  – знает, что никто не заслужил этого больше, чем ваш муж. Он привел дивизию к успехам, которые, я думаю, надо назвать уникальными.

Теперь генерал снова с танками. Если бы он знал, что я пишу вам, уважаемая госпожа, он бы немедленно поручил мне передать вам свой самый сердечный привет и известие, что он здоров.

Я прошу вас принять извинения за то, что я безлично пишу на пишущей машинке, но моя рука еще недостаточно окрепла после раны, чтобы писать разборчиво.

С сердечным приветом от всего личного состава и остаюсь, моя уважаемая госпожа,

Вашим покорным слугой,

Шреплер

Тем временем Ротенбург за ночь продвинулся далеко на север. Его путь был освещен горящими машинами, расстрелянными его отрядами, я отдал приказ усиленным 6-му и 7-му стрелковым полкам развернуться в глубину для обороны вновь завоеванной территории, 37-му разведывательному батальону – выдвинуться на Фурн и оставаться в моем распоряжении. Когда приказы были отданы, я отправился в Фурн, чтобы наблюдать за их исполнением. Массивные каменные баррикады и глубокие траншеи чрезвычайно затрудняли передвижение через Фурн. Несколько колонн выстроились в очередь, и потребовалось некоторое время, прежде чем клубок удалось распутать. Я приказал большинству колонн съехать с дороги на соседние поля, где они должны были ждать, пока не установится упорядоченный поток движения. Среди всего этого столпотворения я нашел часть колонны горючего и боеприпасов 25-го танкового полка, которой приказал отойти на обочину и ждать моих распоряжений.

Я намеревался переправить эти машины в 25-й танковый полк ближе к ночи под прикрытием 37-го разведывательного батальона.

Около полуночи я на западной окраине Фурна встретился с командиром разведывательного батальона майором Эрдманом и сказал ему ожидать оперативного оповещения и выступить на следующее утро, 28 мая. Затем я вместе с непосредственными подчиненными встал на постой в доме на западной окраине Фурна. В 40 часов [28 мая] от Ротенбурга поступила радиограмма о том, что он достиг своей цели возле Ломма. Тем самым Лилль был наглухо закрыт с запада, и я немедленно привел в боевую готовность разведывательный батальон, а колонну горючего и боеприпасов танкового полка подтянули к северо-западной границе Фурна с намерением продвинуться к Ломму до утра, если это возможно. Весь конвой – разведывательный батальон и колонна снабжения – двинулся в путь около 03:00. Свернув на запад, чтобы обойти Фурн – Англо, я решил ехать по дороге через Энтьер. В темноте мы проехали мимо большого количества вражеских грузовиков, бронемашин и орудий, по преимуществу в кювете, где их, видимо, в панике бросили экипажи. Когда на рассвете мы поняли, что подъезжаем к дороге Лилль – Армантьер, а танков Ротенбурга еще не видно, мы почувствовали себя крайне неуютно, потому что уже день уже занимался и в любой момент мы могли попасть под артиллерийский обстрел. Наконец мы нашли первый из наших танков. Ротенбург был в восторге от подкрепления своих сил перед Лиллем, а еще больше от прибытия боеприпасов и бензина. Он кратко доложил о ночном бое. Сначала атака шла прямо по дороге Фурн – Лилль. Затем, переехав железную дорогу, полк повернул на север и вскоре наткнулся на вражеские танки и сильную, хорошо вооруженную группировку. Затем танковый полк продвинулся к Ломму и занял западные выезды из Лилля.