Текст книги "Боевые операции в Северной Африке и на Западном фронте в Европе. 1940–1944"

Была уже полночь, когда я вернулся в штаб дивизии. Ночью подполковник Фрёлих расположил всю дивизионную артиллерию плюс тяжелый дивизион из бригады Зенгера перед Шербуром таким образом, чтобы после рассвета вести сосредоточенный огонь как тяжелой, так и легкой артиллерии по различным оборонительным гнездам и фортам.

На следующее утро, 19 июня, незадолго до 06:00 я вместе с капитаном Шреплером и лейтенантом Хаусбергом выехал вперед. В Шербур с разных мест фронта свозили многочисленных пленных с напечатанными на французском языке листовками, призывающими к безоговорочной капитуляции. В районе к югу от Редут-дю-То я встретил часть 6-го стрелкового полка под командованием подполковника Юнга. Я оставил свой мобильный полевой штаб на опушке леса, чувствуя, что в непосредственной близости от противника было бы опасно выводить машины из укрытия.

Теперь мы шли вперед в северо-восточном направлении вдоль низких кустов. Мой мотоциклист-связной шел пешком за двумя моими офицерами сопровождения и мной. Продвигаясь вперед, мы вдруг обнаружили залегших под кустами солдат пулеметного взвода. Я спросил у командира взвода, почему его люди не на позиции, и получил ответ, что он пока не может найти подходящего места для обстрела. Я приказал ему немедленно вывести свой взвод на передовую. Я как раз собирался искать командный пункт батальона, который, как нам сказали, был дальше вперед, как вдруг позади нас начали падать снаряды, видимо выпущенные нашей собственной артиллерией. Снаряд убил мотоциклиста-связного Эрмана и ранил офицера связи, унтер-офицера и второго мотоциклиста-связного. Я был уверен, что снаряды были выпущены нашей собственной артиллерией, и отдал приказ не стрелять из орудий без моего специального разрешения. Приказ был передан по радио. Позже выяснилось, что огонь вела не дивизионная артиллерия, а батарея 88-миллиметровых зенитных орудий.

Юнг получил приказ двигаться вперед вместе с авангардом батальона вдоль кустов до окраины Шербура. Враг, казалось, больше не оказывал сопротивления. Как и в предыдущий вечер, повсюду были матросы, и толпы гражданских лиц по всем дорогам и даже по полям устремились из Шербура, спасаясь от приближающегося сражения. Я отдал по радио приказ остановить исход и отправить гражданских обратно в Шербур, потому что мы намеревались обстреливать не город, а только военные объекты, такие как форты и укрепленная военно-морская верфь вокруг него.

Затем мы поехали на командный пункт 7-го стрелкового полка в Энвиле, но обнаружили, что полковника фон Бисмарка там нет. По дороге мы встретили тяжелую зенитную батарею, которая уже несколько часов полностью блокировала дорогу своими орудиями и машинами и все еще не стояла на позиции. Я сказал несколько прямых слов многочисленным офицерам, находившимся при батарее, и приказал им немедленно занять позиции вдоль дороги и убрать с дороги все свои машины.

На северной окраине Энвиля мне доложили, что лейтенант Дюрке только что убит артиллерийским огнем из Центрального форта, и, соответственно, отдал по радио приказ открыть по форту сосредоточенный огонь. Огонь был открыт в течение нескольких минут. У нас был отличный обзор с командного пункта 7-го стрелкового полка, и мы смогли передать несколько небольших корректировок, которые вскоре направили огонь в центр форта. Наконец обстрел стал настолько точным, что три из четырех снарядов были прямыми попаданиями, и огонь по форту прекратился. Для того чтобы вывести его открытые огневые позиции из боя, я направил тяжелую зенитную батарею с приказом принять участие в следующем обстреле тяжелой артиллерии по Центральному форту, который был назначен на 11:00, и уничтожить его верхнее строение прямой наводкой.

Вскоре после этого майор фон Парис доложил мне, что гарнизон Редут-де-Купле, офицеры и 150 солдат, только что сдался. Справа от нас мы могли видеть пленных под охраной. Я немедленно направился к Редуту, откуда рассчитывал получить прекрасный обзор оборонительных сооружений Шербура. Первую часть пути мы проехали на своих боевых машинах, а последние 500 метров до стоящего на господствующей высоте форта прошли пешком. Через траншеи переднего края мы проникли во внутреннюю часть форта, где обнаружили часть 6-го стрелкового полка и передовых артиллерийских наблюдателей. С уцелевших и оснащенных превосходной оптикой наблюдательных постов открывался вид на весь порт и город.

Я радировал майору Хайдкемперу о ходе наступления, когда с восточной стороны Керквиля прибыл полковник Фюрст и сообщил, что полковник фон Бисмарк ведет там переговоры с парламентерами из города. Вероятно, это было прямым результатом листовок дивизии, призывавших гарнизон сдаться.

Таким образом, казалось, что переговоры начинаются. Я немедленно направился в место в четырехстах метрах к северу от Редут-де-Купле. Военно-морскую верфь все еще удерживали силы противника и, видимо, не собирались сдаваться, поэтому был открыт огонь по всему, что двигалось в этом районе. К этому времени весь огонь из фортов в море прекратился. Форт Керквиль сдаться отказался, но комендант сообщил нам, что форт не откроет только ответный огонь. Однако сдаться он мог только по приказу. Центральный форт молчал.

В 12:15 из города выехали два гражданских автомобиля. В них были депутат Национального собрания и префект полиции Шербура. К сожалению, они не могли объявить о сдаче крепости, но заявили о своей готовности сделать срочные представления с этой целью коменданту, который, по их словам, находился на военно-морской верфи. Они хотели любой ценой избежать обстрела и разрушения города. Я приказал им вернуться в город и немедленно сдаться при посредничестве начальника штаба. Я дал им срок до 13:15. К тому времени они надеялись вернуться и лично дать мне ответ.

На обратном пути две машины обстреляли с военно-морской верфи, и их пассажирам пришлось выйти и проползти некоторое расстояние по проходящей вдоль дороги канаве. Об этом я, конечно, узнал позже. В 13:15 ответа все еще не было, поэтому пунктуальные до минуты бомбардировщики спикировали и сбросили бомбы на морские форты, нанеся прямой удар по Центральному форту. Открыла огонь и артиллерия. Я как можно быстрее вернулся в Редут-де-Купле, чтобы с этого превосходного наблюдательного пункта наблюдать за воздействием нашего огня.

На военно-морскую верфь обрушился шквал снарядов, и вскоре из ее обширных арсеналов и ангаров вырвалось пламя. Огромные клубы дыма указывали на наличие крупных пожаров. Между тем стрелковым полкам было приказано занять город во время этого обстрела. Когда вся военно-морская верфь скрылась за пеленой пламени и дыма, я приказал переключить огонь на форт Керквиль, чтобы заставить находившийся там гарнизон как можно скорее сдаться.

Во время этого обстрела, который я прекрасно видел с моего командного пункта, в Редут-де-Купле появились несколько французских морских офицеров, чтобы договориться о сдаче крепости. Я приказал привести офицеров на мою наблюдательную вышку, главным образом для того, чтобы они могли увидеть громадный эффект нашего артиллерийского обстрела. Среди них был комендант форта Керквиль, морской офицер с длинной черной бородой. Он пришел в ужас, увидев свой форт, окутанный дымом, и спросил меня, почему мы его обстреливаем, ведь он уже прекратил огонь. «Возможно,  – ответил я.  – Но он не сдался».

Переговоры о капитуляции прошли достаточно быстро. Французский представитель – капитан, видимо наделенный некоторыми полномочиями, запросил наши условия в письменной форме. Я соответственно продиктовал следующее: «Я принял к сведению тот факт, что крепость Шербур готова сдаться, и отдал приказ о немедленном прекращении огня, я требую, чтобы гарнизон каждой крепости в знак капитуляции поднял белый флаг, а затем вышел по дороге из Шербура в Ле-Пьё, с собой можно иметь вещмешки, включая необходимый рацион питания. Я требую, чтобы унтер-офицерам был отдан приказ взять на себя ответственность за людей. Офицеры собираются в префектуре военно-морского округа. Им разрешено оставить денщиков. Все оружие сдается и упорядоченно складывается в фортах».

Формальная капитуляция была назначена на 17:00 в префектуре военно-морского округа. После того как французские делегаты заявили о согласии с условиями и получили заверения в их исполнении, я отдал приказ о прекращении огня и уехал с моим мобильным полевым штабом в Шербур.

В префектуре военно-морского округа военнослужащие крепости уже передали условия капитуляции всем подразделениям. Поскольку до официальной церемонии оставалось ждать больше часа, я проехал по Шербуру с Хайдкемпером осматривать город и порт. Сначала мы посетили район британского порта и железнодорожную станцию в гавани. В спешке садясь на свои корабли, британцы оставили все машины в обширном порту, а сотни грузовиков были припаркованы там и в прилегающем квартале города. Грузовики были практически новые, и большинство целы.

Теперь мы добрались до базы гидросамолетов, которую обстрел не затронул, а затем вернулись в префектуру, где обнаружили командиров 7-й танковой дивизии, собравшихся на одной стороне двора, и офицеров шербурского гарнизона, включая комендантов различных фортов, с другой. После быстрого обмена приветствиями с моими офицерами я через переводчика обратился к старшему французскому офицеру примерно в следующих выражениях: «Как командующий немецкими войсками в Шербуре я принимаю к сведению тот факт, что крепость сдалась, и хочу выразить свое удовлетворение тем, что сдача произошла без кровопролития среди гражданского населения».

Затем французский начальник штаба сообщил мне от имени офицеров, что крепость не сдалась бы, будь в наличии достаточное количество боеприпасов.

Тем временем мы обнаружили, что отсутствуют и комендант Шербура, и, что еще хуже, старший офицер базы – адмирал, командующий французским флотом Ла-Манша. Соответственно, офицер связи дивизии, капитан фон Платен, был отправлен за джентльменами в их штаб, который располагался в замке, сильно защищенном противотанковыми орудиями и баррикадами. Когда они прибыли, я через переводчика повторил им слова, сказанные французскому начальнику штаба. Адмирал Абриаль указал, что сдача крепости произошла без его согласия, на что я ответил, что принял его заявление к сведению. На этом капитуляция Шербура завершилась.

Тем временем все форты, до которых можно было добраться с суши, были заняты нашими войсками, и в городе и фортах началась зачистка. С Хайдкемпером я посетил Фор-дю-Руль, находящийся на холме, возвышающемся над городом и гаванью. Блокпост, который мы встретили на пути, был быстро ликвидирован 8-колесным бронированным грузовиком связи.

Он толкнул перед собой огромный полусгоревший грузовик, как футбольный мяч, и расчистил дорогу.

Комендант форта и его заместитель были убиты накануне немецким снарядом на стенах форта. Я вошел в казематы, в которых все еще находились их гарнизоны. Французские военные молча отдали честь.

Затем я отправился в форт Керквиль, где обнаружил аэродром нетронутым, хотя четырнадцать стоявших в его просторных ангарах самолетов все так или иначе были повреждены. Я удивился, увидев, как мало повреждений наш артиллерийский огонь причинил форту. В стоявшем посреди площади комендантском доме даже не разбились оконные стекла. Выбоины от снарядов в каменной кладке форта были глубиной около 30–40 сантиметров, и гарнизон явно не понес серьезного ущерба.

Британские войска вместе с 10-й французской армией отступили в самую последнюю минуту. Для них это было даже рискованнее, чем для основного британского экспедиционного корпуса в Дюнкерке тремя неделями ранее.

Генерал-лейтенант сэр Алан Брук, высадившийся в Шербуре 13-го числа, чтобы принять общее командование, на следующий день пришел к выводу, что положение французов безнадежно, и, заручившись согласием британского правительства, принял меры по выводу всех еще остававшихся во Франции британских войск, включая две свежие только что высаженные дивизии. Но вывод «нормандских сил», уже действовавших в составе 10-й французской армии, был отложен. Основными их подразделениями теперь были 157-я пехотная бригада (из состава 32-й Лоулендской дивизии), дислоцировавшаяся в то время на линии фронта южнее Л’Эгля, и 3-я бронетанковая бригада (из состава 1-й танковой дивизии), которая находилась в резерве. Генерал-лейтенант Д.Х. Маршалл-Корнуолл, принявший командование «нормандскими силами» 13-го числа, узнав на следующую ночь, что 10-я армия начинает общий отход в сторону Бретани, отдал приказ о немедленном отходе к Шербуру.

Британские войска двинулись в путь в полночь и в течение 24 часов достигли Шербура, «пройдя 320 километров по дорогам, запруженным колоннами войск и беженцев». Этот факт был замечательным доказательством ценности моторизованной мобильности для отхода. Выяснилось, что прямая дорога на Шербур через Карантан уже была заминирована, поэтому британскую танковую колонну отвели на дорогу западного побережья через Лесе, а потом Ла-Э-дю-Пюи, поскольку главная дорога уже была заминирована и заблокирована. Пройдя тем же обходным путем несколько часов спустя, Роммель выбрал маршрут, который обеспечил ему свободный проход без каких-либо отклонений. Этот расчет преимуществ стратегии непрямых действий как линии наименьшего ожидания показал его проницательность и предвидение.

Генерал-лейтенант Д.Х. Маршалл-Корнуолл закончил свой рапорт словами: «Для защиты вывода войск в Шербуре я приказал свежему батальону 32-й дивизии занять позицию для прикрытия примерно в 20 милях на юг. Он вместе с 5-м стрелковым батальоном шербурского гарнизона должен был обеспечить достаточную безопасность, и я надеялся продолжить отправку войск до 2 августа, чтобы вывезти все запасы и механизированные транспортные средства. Противник, однако, снова расстроил наши расчеты быстротой, с которой он преследовал наш быстрый отход. В 9 утра 18-го числа колонна из 60 грузовиков с моторизованной немецкой пехотой атаковали прикрывающую позицию у Сен-Совёра. Встретив там сопротивление, они повернули на запад, в сектор, удерживаемый французскими войсками, и сумели прорвать позиции у прибрежной дороги. Французы почти не пытались оказывать сопротивление, и в 11:30 мне пришлось принять решение завершить вывод войск в 15:00. Батальон прикрытия (5-й батальон Собственного королевского шотландского пограничного полка) был выведен с 12:00 до 15:00, а последнее транспортное судно ушло в 16:00. Все оружие было вывезено, кроме одного 3,7-дюймового зенитного орудия, которое сломалось и пришло в негодность, и одного стационарного орудия «Бофоре», которое за это время не удалось восстановить. При отходе также пришлось бросить два противотанковых орудия. Когда последний военный корабль ушел, немцы проникли в гавань на 3 мили».

Потери 11-й танковой дивизии Роммеля за шесть недель кампании составили 682 человека убитыми, 1646 ранеными и 296 пропавшими без вести, в то время как ее потери в танках составили всего 42 полностью уничтоженные машины. Захвачено 97 648 военнопленных, 277 полевых орудий, 64 противотанковых орудия, 438 танков и броневиков, более 4000 грузовиков, более 1500 автомобилей и более 1500 гужевых повозок.

20 июня, сразу после взятия Шербура Роммель писал жене:

«Я не знаю, правильная ли дата, за последние несколько дней я потерял счет времени.

Дивизия одним махом осуществила бросок до Шербура на расстояние 350–370 километров и, несмотря на сильную оборону, взяла мощную крепость. У нас были плохие моменты, и сначала противник в 20–40 раз превосходил нас численно. Кроме того, у него было от 20 до 35 боеготовых фортов и множество одиночных батарей. Однако, быстро приноровившись, нам удалось выполнить специальный приказ фюрера взять Шербур как можно скорее…»

С взятием Шербура война на западе для 7-й танковой дивизии закончилась, и теперь дивизии было приказано двигаться на юг. Роммель писал из Ренна:

Ренн, 21 июня 1940 года

Дорогая Лу!

Доехал благополучно. Война постепенно превратилась в молниеносное турне по Франции. Через несколько дней все закончится навсегда. Люди здесь воспринимают с облегчением, что все проходит так тихо.

25 июня 1940 года

Наконец перемирие вступило в силу. Сейчас мы менее чем в 320 километрах от испанской границы и надеемся пойти прямо туда, чтобы захватить все побережье Атлантического океана. Как же все было прекрасно. После вчерашней еды у меня расстройство желудка, но мне уже лучше.

8 июля 1940 года

Война Франции с британским флотом – нечто совершенно уникальное. Для Франции хорошо работать с победителями. Условия мира будут для нее более мягкими.

Беспокойство по поводу русской экспансии ясно выражено в письме Роммеля от 30 июня 1940 года:

Требования России к Румынии довольно жесткие. Я сомневаюсь, насколько хорошо подходят они нам. Они берут все, что могут. Но им не всегда будет так легко удержать свою добычу…

Примечание Манфреда Роммеля: Во время наступления 5-й танковой дивизии мой отец по собственной инициативе внедрил несколько новых тактических приемов, имевших, как мы помним, значительный успех. Во-первых, его метод командования несколько отличался от ортодоксального, во-вторых, он ввел свою «линию удара» и, наконец, вопреки всем указаниям, обозначал все свои пути сообщения дорожным знаком DG 7, чтобы дать возможность следующим позади подразделениям быстро подойти и облегчить движение колонн снабжения.

Конечно, были проблемы с начальством и другая критика по поводу этих независимых экспериментов. Он защищался яростно и успешно. Даже майор Хайдкемпер, начальник оперативного отдела его штаба, в некоторых вопросах принимал сторону критиков, что особенно его злило. 13 июня Хайдкемпер представил моему отцу меморандум, в котором жаловался, что взаимодействие между штабом и командиром дивизии нарушено, а следующий из этого факта практический вывод состоит в том, что командир впредь должен оставаться в тылу. На самом деле основная причина возникшего кризиса заключалась в том, что командиры частей недостаточно знали технику командования моего отца. У него было слишком мало возможностей обучать свою дивизию в целом и с полным комплектом оружия. В результате, особенно в начале кампании, возникла необходимость повторения нововведенных мер, пока наконец к концу операции все не пошло более или менее гладко.

После получения меморандума Хайдкемпера мой отец написал моей матери следующее письмо:

У меня сейчас большие проблемы с моим начальником штаба. 18 мая он прислал мне длинный отчет о своей деятельности. Мне придется отправить его в отставку, как только смогу. Этот молодой майор Генерального штаба, опасаясь, что с ним и со штабом может что-то случиться, остался примерно в 30 километрах от линии фронта и, конечно, потерял связь с боевыми частями, которыми я командовал под Камбре. Вместо того чтобы бросить все вперед, он отправился в штаб корпуса, расстроил там людей и вел себя так, как будто командование дивизией больше не в безопасности. И он до сих пор считает, что совершил героический поступок. Я должен буду тщательно изучить документы, чтобы поставить парня на место.

Хайдкемпер был в довольно хороших отношениях с Роммелем, который всего несколько дней спустя, после того как его негодование поутихло, писал:

Вчера дело Хайдкемпера было прояснено и окончательно сдано в архив, у меня такое чувство, что теперь все будет хорошо, я пошел к Готу, и мы долго обо всем этом говорили. Я рад, что в лагере снова мир. Однако мне требовалось утвердить свой авторитет.

В течение следующих нескольких месяцев жизнь Роммеля была почти такой же, как и у большинства других немецких офицеров, принимавших участие в оккупации Франции в то время. Несколько выдержек из писем, написанных им в начале 1941 года, дают некоторое представление о жизни, которую он вел, и о том, что было у него на уме. Имея так много материала, можно включить только избранные письма этого периода.

6 января 1941 года

Вчера получил целую стопку писем, в том числе и твои письма от 21 и 23 декабря. Похоже, почта постепенно снова исправляется. Сегодня днем мы смотрели фильм «Сердце королевы» (Мария Стюарт), который мне очень понравился. Мы ожидаем завтра высокопоставленных гостей, инспектировать наши квартиры. Нам не совсем удобно. Здешние виноделы, вероятно, тысячу лет назад жили в тех же жалких лачугах, что и сегодня,  – в примитивных домах из блоков песчаника с плоскими крышами и сильно изогнутыми черепицами, точно такими же, как у римлян. Во многих деревнях даже нет водопровода и до сих пор пользуются колодцами. Ни один из домов не построен для защиты от холода. Окна не закрываются, сквозняки просто свистят. Тем не менее я думаю, что скоро все улучшится…

Вчерашний визит прошел очень хорошо. Мне было безумно интересно посмотреть, какой примитивный образ жизни все еще ведут местные и как бедны некоторые из постоялых дворов. Войска везде производили очень хорошее впечатление. Я собираюсь уйти в отпуск в начале февраля. К тому времени, вероятно, многое прояснится. Я не удивлен, что у наших союзников не ладится в Северной Африке. Наверное, они думали, что война – это легко, и теперь они должны показать, на что они способны. Они начинали точно так же в Испании, но потом очень хорошо сражались.

17 января 1941 года

Здесь нет ничего нового. Я провожу большую часть вечеров с моими офицерами, обсуждая журнал боевых действий за май 1940 года, который, кажется, произвел на них впечатление.

Британский Средиземноморский флот получил несколько сильных ударов. Будем надеяться, что мы увидим больше подобных вещей.