Текст книги "Боевые операции в Северной Африке и на Западном фронте в Европе. 1940–1944"

В этот момент я получил радиограмму о том, что разведывательному отряду лейтенанта Сауванта удалось помешать противнику взорвать автомобильный и железнодорожный мосты в Норманвиле. Саувант прочно удерживал оба моста и вместе с разведывательным отрядом пехотной дивизии создавал плацдарм на противоположном берегу реки.

Узнав эти хорошие новости, я сразу же прекратил бой у Сижи и с максимальной быстротой направил все силы на юг, чтобы форсировать Анд ель у Норманвиля. Штурмовая группа дивизии прошла по мосту и развивала наступление на запад. В 14:0 °Cижи был взят с запада, 100 британцев захвачено в плен.

Теперь наш маршрут обходил, насколько возможно, все деревни. В последние дни наступлением вне дорог достигнуты хорошие результаты. Атака 25-го танкового полка началась своевременно. Первоначально в небольших деревнях, через которые мы проходили, вражеских войск не обнаруживалось. Какое-то время спустя мы внезапно поняли, что в нашей танковой колонне едут неприятельские вестовые и автомобили. Тут и там раздавались отдельные выстрелы.

К 20:00 одна рота танкового полка двинулась по Руанской дороге, чтобы занять перекресток в 8 километрах к востоку от города и обеспечить прикрытие для направлявшихся туда артиллерийских и зенитных частей. Мой план состоял в том, чтобы дальним огнем поднять переполох в рядах вражеских войск вокруг Руана и тем самым ввести их в заблуждение относительно моих истинных намерений по захвату в тот же вечер мостов через Сену в Эльбёфе. Танковая рота достигла перекрестка к 20:00, однако левая колонна продвинулась вперед не настолько далеко, как мне бы хотелось,  – вероятно, хвост колонны продолжал вести бои в районе Мартенвиля,  – и быстро перебросить тяжелую артиллерию и зенитные орудия к перекрестку не удастся.

Судя по всему, это был удар по хвосту британских войск, отступавших на юг, пересекая линию наступления Роммеля. То, как он в ходе этой первой короткой кампании многократно сталкивался с британскими войсками, и то, как пересеклись их следы, было предзнаменованием будущей кампании.

День медленно угасал, а я тщетно ждал подхода колонны, пока наконец не появилась часть 7-го стрелкового полка. Видимо, правая колонна тоже сражалась, и порой шум боя раздавался в такой опасной близости, что нам пришлось свернуть с дороги и укрыться в кустах. Затем со всех сторон стали подвозить пленных, а на замаскированных стоянках находить отдельные машины противника. В конце концов, незадолго до наступления полной темноты, пришла радиограмма о том, что правая колонна дошла до перекрестка в 8 километрах к востоку от Руана и установила контакт с левой колонной. Теперь мы быстро поехали к 25-му танковому полку отдать приказ о наступлении на мосты через Сену. Минут через пятнадцать левая колонна в составе 25-го танкового полка и 7-го мотоциклетного батальона двинулась в авангарде броска к Сене. Мы вместе с отрядом связи ехали позади танкового полка.

Вскоре совсем стемнело. Мы проехали застывший вражеский танк, похоже потерявший гусеницу и брошенный экипажем.

При пересечении шоссе из Руана в Пон-Сен-Пьер на восточной окраине Во хвост колонны 25-го танкового полка неприятельский танк или противотанковое орудие обстреляли с дистанции приблизительно 90 метров. Скорее всего, за шумом двигателей танкисты не расслышали стрельбу и разрывы снарядов, потому что минуту спустя ни один из наших танков не ответил, а вся колонна продолжала уверенно двигаться в направлении на юго-запад. И вражеское орудие могло выпустить по нам десять или пятнадцать снарядов, не получив ответного огня. Удивительно, что ни один танк не подбили. Чтобы предупредить танкистов об этой угрозе их правому флангу, я приказал командиру ближайшего бронеавтомобиля открыть огонь по противнику трассерами. Вскоре это привело танки в действие, и вражеское орудие заставили замолчать. Потом мы двинулись сквозь ночь.

В темноте и с нашими неадекватными картами у нас возникли большие трудности в следовании по маршруту. Шум нашей колонны, когда мы проезжали через деревни, будил людей и выгонял их на улицу, и они приветствовали нас – как британцев. Мы проехали мимо вражеской зенитной батареи. В караульном помещении еще горел свет, и, когда мы проезжали мимо, часовые отдали нам честь. Лишь на следующее утро мы узнали, что зенитные орудия были готовы к бою в нескольких метрах от нас. У Ле-Отье мы повернули на юг и в полночь достигли деревни Соттевиль – первыми из немецких частей выйдя к Сене.

На извилистой дороге скрежетали и визжали танковые тормоза. Изредка на другом берегу реки вспыхивал свет. Огни горели и в нескольких местах вдоль проходящей по долине Сены железной дороги. Никаких вражеских войск видно не было, и все предвещало успех нашего броска к мостам через Сену. Они были всего в 14 километрах от нас.

Радиосигнал, как обычно в ночное время, исчез, и связь со штабом дивизии и другими нашими колоннами мы давно потеряли. По долине Сены танковая колонна все ближе и ближе подкатывалась к Эльбёфу. Когда мы проезжали под железнодорожным мостом, из дома справа от дороги выбежала женщина, подбежала к моей штабной машине и, схватив меня за руку, с тревогой спросила, не британцы ли мы. Мой ответ ее сильно разочаровал.

Я приказал танковому полку остановиться и вывести вперед него мотоциклетный батальон, усиленный пятью танками. Мотоциклисты должны были выдвинуться и выслать вперед штурмовые отряды, каждый поддерживаемый несколькими танками, для захвата двух мостов через Сену в Эльбёфе. Затем они должны были стойко удерживать мосты и не позволить их взорвать. Потребовалось время, чтобы танковый полк пропустил батальон вперед, а последний выстроился за танками поддержки. Связи с остальной частью дивизии у нас все еще не было.

Стрелки часов ползли к 01:30, пока мы напряженно ждали новостей от штурмовых отрядов. Они уже давно должны были подойти к мостам Эльбёфа. Вскоре после 2:00 я во главе 25-го танкового полка отправился в Эльбёф посмотреть своими глазами, как продвигается дело. Я знал, что через полтора-два часа наступит рассвет, и нам нежелательно оказаться застигнутым колонной на дороге в долины Сены, потому что на позициях на южном берегу Сены у противника наверняка есть артиллерия. Поэтому к рассвету мне хотелось во что бы то ни стало переправить главные силы моих войск к холмам на другой стороне Сены.

В Эльбёфе мы увидели дикий хаос наших машин на узких улочках к северу от Сены, и мне пришлось идти вперед пешком, чтобы добраться до головы 7-го мотоциклетного батальона. Там я обнаружил, что штурмующие еще не пытались захватить мосты, хотя батальон находился в Эльбёфе уже более часа. Мне доложили, что, когда батальон вошел в Эль-бёф, оказалось, что по мостам шло оживленное движение гражданской и военной техники. Офицер также сказал мне, что у мостов уже стреляли.

Положение было запутанным, и теперь, когда батальон целый час простоял в городе всего в нескольких сотнях метров от мостов, шансы на успех были весьма призрачны. Но я подумал, что шансы еще оставались, и отдал командиру батальона приказ немедленно начать штурм двух мостов. Под покровом темноты я подобрался ближе к мосту. На улицах были мирные жители, а на перекрестках стояли баррикады из мешков с песком, на одном из которых лежал мертвый французский солдат. Пока штурмовые отряды строились, уходили ценнейшие минуты. Наконец около 03:00 [9 июня] двинулась первая группа. Но так и не дошла до моста, потому что противник его взорвал, буквально в ста метрах пред ней. Несколько минут спустя то же самое произошло со второй штурмовой группой. Далее последовали мощные взрывы с запада и востока, вблизи и вдали. Все мосты через Сену французы взорвали.

Я страшно разозлился из-за провала нашего предприятия. Я понятия не имел, где главные силы дивизии. У нас за спиной множество удерживаемых врагом деревень, через которые мы проехали за ночь, а на рассвете в небе у Руана видели два привязных наблюдательных аэростата. Походило на то, что нам пора готовиться к бою. Поэтому я решил отойти с вытянутого полуострова, на который мы продвинулись. Войска отступили быстро. К счастью, бассейн Сены окутывал туман, и вражеского огня с противоположного берега нам опасаться не стоило.

9 июня 1940 года

Дорогая Лу!

Два славных дня в погоне, сначала на юг, потом на юго-запад. Оглушительный успех. Вчера прошли 72 километра.

10 июня 1940 года 5 утра

Мы скоро будем у слияния Соммы и Сены. Я в отличной форме, хотя все время в пути. Наши успехи огромны, и мне кажется неизбежным, что другая сторона скоро рухнет.

Мы никогда не думали, что война на Западе будет такой. От тебя не было весточки несколько дней.

Теперь дивизия начала зачистку захваченной нами территории. Тем временем Руан пал перед 5-й танковой дивизией. Во второй половине дня моя дивизия получила приказ готовиться к наступлению на Гавр, а вечером прибыл подтверждающий приказ корпуса. План состоял в том, чтобы мы быстро прорвались к побережью, отрезая пути отхода двух-трех британских и французских пехотных дивизий и одного-двух танковых батальонов через порт Гавр. 25-й танковый полк получил приказ сначала выдвинуться в район юго-западнее Писси. Бронетанковый разведывательный батальон должен как можно скорее занять восточную окраину Ивето [55 километров к северо-западу от Руана), а затем пробиваться к морю. Я намеревался как можно быстрее соединить разведывательный батальон с основной массой дивизии, а затем двинуться к морю.

Это означало, что после выхода к Сене Роммелю пришлось под прямым углом повернуть на северо-запад, после своего марша на юго-запад от Соммы к Сене.

В 07:30 [10 июня) я объехал Руан с севера и направился к Барантену, по дороге отдав по радио приказ дивизии идти на соединение со мной. Разведывательный батальон доложил о разрушении дорог восточнее Ивето. Также разведчики неоднократно докладывали о захвате в плен британцев, как с транспортными средствами, так и без них. Ко мне на допрос привели штатского, утверждавшего, что он выехал из Гавра в пять часов утра. На мои вопросы, которые ему переводил франкоговорящий офицер, тот ответил, что накануне видел всего несколько британских солдат, сидящих в кафе, и никаких воинских частей или соединений. Дороги подготовили к подрыву в разных местах еще за неделю назад, но так и не заминировали, и заграждения можно было объехать зигзагами. Человек, заявивший, что хочет дозвониться до Парижа, производил впечатление надежного. Поэтому казалось, что в данный момент беспокоиться о вражеской угрозе из Гавра не стоило. Я передал слова этого человека по радио. Заправившись бензином, танковый полк в 09:20 двинулся в сторону Ивето, одновременно я приказал разведывательному батальону немедленно провести разведку в направлении Вёлета [на побережье, в 32 километрах к северу от Ивето].

Едва были отданы эти приказы, как от майора Хайдкем-пера поступила радиограмма с сообщением, что мощная моторизованная колонна противника движется на запад из леса севернее Сен-Санса, и, по всем расчетам, эти силы вот-вот должны прибыть в Ивето.

Соответственно, разведывательному батальону приказали немедленно перекрыть шоссе Сен-Санс – Ивето и как можно раньше открыть огонь по движущимся по ней силам противника. У меня также была одна тяжелая и одна легкая зенитная батареи, тянувшиеся за танковым полком, и с ними я на большой скорости поехал в сторону Ивето. Около 10:00 я прибыл на городскую развилку, и несколько минут спустя одна за другой подошли зенитные батареи. Они на полной скорости вышли прямо на позицию и получили приказ обстрелять дорогу, на которой уже виднелось множество машин противника.

Когда в примерно 10:30 у Ивето появился танковый полк, я приказал разведывательному батальону выдвинуться на перекресток в 3 километрах к востоку от Урвиля, за которым по той же дороге следовал танковый полк. Свой отряд связи я расположил сразу за первыми танками. Все остальные части дивизии получили по радио приказ о дальнейшем быстром продвижении вперед. Теперь по дороге двигались две колонны, иногда бок о бок: танки слева и разведывательный батальон справа. Везде, где почва была хоть сколько-нибудь подходящей, танки шли вдоль дороги. Теперь дивизия шла к морю со средней скоростью 40–60 километров в час. Я уже отдал приказ через штаб всем подразделениям увеличить скорость до максимума. Достойных нашего внимания сил противника до сих пор замечено не было.

Когда мы приблизились к главной дороге Кани – Фекан, мотоциклист-связной разведывательного батальона доложил, что капитан фон Люк обнаружил на главной дороге колонны вражеских грузовиков и окружил их. Мы сразу подъехали к дороге и увидели, что, хотя отдельные машины противника уже ушли на запад, другие стояли на дороге по пути на восток. По всем признакам это было значительное формирование. Я сразу отдал приказ подошедшим передовым танкам, броневикам и легким зенитным орудиям немедленно открыть огонь по стоявшему на дороге противнику. Вскоре к нам по дороге прибежало большое количество британских и французских солдат. Быстрый допрос показал, что это был авангард 31-й французской дивизии, которая днем должна была занять позиции в Фекане. Среди них были и разрозненные британские части. Колонна противника была быстро разбита, и, пока броневики и зенитки держали под обстрелом дорогу за ней, передовой отряд дивизии вновь двинулся на большой скорости к морю. Со своим отделением связи я впереди полка проехал через Ле-Петит-Даль и дальше к воде [16 километров к востоку от Фекана и 9,6 километра к западу от Вёлета].

Вид моря со скалами по обе стороны взволновал нас всех, а также мысль, что мы достигли берегов Франции. Мы вылезли из машин и пошли по галечному пляжу к кромке воды, пока прибой не стал лизать наши ботинки. Несколько связных в длинных непромокаемых плащах пошли прямо, пока вода не дошла им до колена, и мне пришлось их звать. Недалеко от нас на своем командирском танке подъехал Ротенбург, врезался в стенку набережной и скатился к воде. Наша задача выполнена, и дорога врагу на Гавр и Фекан была закрыта.

Вскоре после этого прибыл командир бригады полковник Фюрст с командиром французского артиллерийского полка и несколькими французскими офицерами. Французский полковник был чрезвычайно впечатлен скоростью нашего наступления, но больше от него ничего не добились.

Поступило донесение разведывательного батальона о том, что они находятся под сильным натиском противника на высоте к востоку от Фекана. После краткого обсуждения сути сложившегося положения с Хайдкемпером я отправился в Фекан и обнаружил, что разведывательному батальону тем временем удалось взять ситуацию под контроль. Штурмовой отряд под командованием лейтенанта Сауванта захватил батарею береговой обороны, которая сильно обстреливала батальон. Мы поехали дальше к захваченной батарее, но вышли из машин и последние 200 метров прошли пешком, так как вражеские орудия еще вели огонь с западной стороны города и холмов к югу от него. С захваченной артиллерийской позиции у нас открывался прекрасный вид на город и гавань, в которой, по-видимому, все еще находились большие силы противника.

С прибытием двух танковых рот и мотоциклетного батальона, посланного на помощь разведывательному батальону, я решил продвигаться вперед через восточную окраину Фекана к холмам к югу от города. Я хотел как можно скорее овладеть портом и помешать оставшимся в городе частям противника отойти на юг. Этот ход привел к ряду столкновений с противником, и нам не раз пришлось менять план. Наконец, мы проехали через Турвиль, намереваясь быстро проехать по главной дороге с юга в Сен-Леонар. Терять время было нельзя, потому что было уже 22:00. При спуске в Турвиль нас очень тепло встретили жители рабочего поселка, которые, видимо, приняли нас за англичан. К югу от Турвиля мы проехали блокпост в тот самый момент, когда несколько британских мотоциклистов подъехали к нему со стороны Фекана. Британцы мгновение смотрели, потом развернулись и помчались назад так быстро, как только могли. Экипаж моей командирской машины хотел открыть огонь, но я их остановил, потому что, во-первых, у нас было очень мало времени, а главное, это выдало бы наш обходной маневр противнику и подняло бы тревогу. Гражданский, которого мы встретили на дороге, указал на север и сказал, что там еще много британских солдат. Вскоре после этого ведущий танк произвел несколько выстрелов из пушки. Я понятия не имел о причине и, не слыша вражеского огня, пошел вперед и обнаружил, что огонь был нацелен на вражеский блокпост. Оставалось меньше часа до наступления темноты и кромешной ночи, и я больше не мог медленно ползти, ощупывая дорогу перед собой, но был вынужден потребовать, чтобы танки мчались вперед на максимальной скорости к Сен-Леонару либо по дороге, либо рядом с ней. Я сам некоторое время вел их по темнеющей деревенской улице. Не прозвучало ни единого выстрела. Снова выйдя на открытую местность, мы увидели, что британцы свели свои машины с дороги и спрятались за кустами и изгородями. Кого-то из них вытащили и взяли с собой следовавшие за ними пехотинцы и танкисты. Однако у нас не было времени останавливаться, и мы быстро двинулись к Сен-Леонару. У ехавших за нами мотоциклистов произошла короткая, но успешная стычка с англичанами.

Капитан фон Хаген получил приказ шестью танками оседлать обе дороги из Фекана через Сен-Леонар на юг, перекрыть по ним движение и занять круговую оборону. Это удалось без боя. Однако на дороге образовалась сильная пробка, когда мотоциклисты начали просачиваться мимо обеих танковых рот как раз в тот момент, когда последние поворачивали, чтобы вернуться. Я отдал танковым ротам приказ вернуться в свой полк той ночью, как только мотоциклетный батальон достигнет Сен-Леонара. Зная, что мне чрезвычайно важно находиться в штабе дивизии, я решил вернуться рано утром следующего дня с танками.

В обратный путь мы отправились в 23:00. Поскольку дорога все еще была плотно заблокирована мотоциклетным батальоном, с нами могла уйти только одна танковая рота. Мы ехали за третьим танком. По пути мы встретили несколько вражеских машин, которые, по-видимому, в темноте въехали в колонну мотоциклетного батальона, их экипажи были взяты в плен. Некоторые из них делали вид, как будто они первыми затеяли драку. Внезапно из деревни впереди открыли противотанковый огонь и попали головному танку в гусеницу. Затем вражеское орудие принялось быстро стрелять по дороге прямо над нашими головами. Не отвечая на огонь, танки перед нами въехали прямо на насыпь по обе стороны дороги. Ведущий танк оставался на том же месте, где был подбит. Теперь моя машина остановилась всего в 140 метрах от вражеского орудия, и снаряд за снарядом свистели прямо над головой – ситуация неприятная. Две-три минуты спустя наши танки все еще не открыли огонь, я выпрыгнул из машины и побежал к стоявшему на насыпи слева от дороги танку T-II, где увидел и командира ведущего танка. Я сказал ему все, что о нем думаю, за то, что он сразу же не открыл огонь и бросил свой танк. Затем я приказал T-II немедленно открыть огонь по вражеской противотанковой позиции из танковой пушки и пулемета, чтобы дать всей колонне возможность уйти влево от перерезающей дорогу в этом месте линии огня.

Когда огонь наконец был открыт, 20-миллиметровые снаряды и трассирующие боеприпасы танков T-II произвели такой фейерверк, что противник, как я и ожидал, прекратил огонь. Теперь мне удалось поднять мою командирскую машину на насыпь, но она была слишком крута для штабной машины, броневиков и мотоциклов связных, и я отправил их обратно ночевать в мотоциклетный батальон.

Затем мы уехали с танковой ротой. В кромешной тьме было нелегко прокладывать маршрут по местности, мы в любой момент могли столкнуться с еще одним вражеским отрядом, и требовалась предельная бдительность.

11 июня 1940 года

Дорогая Лу!

Пройдя в ходе преследования свыше 96 километров, вышли к морю западнее Дьеппа и отрезали несколько дивизий (французских и британских). Взяли два порта, подавили батареи, обстреляли боевые корабли – некоторые получили сильные повреждения. Сегодня утром вернулся только в 3 часа. Сегодня мы купаемся и спим.

На следующий день [10 июня] около полудня дивизия выступила из Вёлет с танковым полком и частью 6-го стрелкового полка двинулась вдоль побережья к Сен-Валери. [Это Сен-Фатери-ан-Ко в 9,6 километра к востоку от Вёлета и в 32 километрах к западу от Дьеппа.] Я взял мой мобильный полевой штаб и поехал с танковым полком. На холмах в полутора километрах к востоку от Вёлета противник встретил нас огнем тяжелой артиллерии и противотанковых орудий, и мы отклонились на юго-восток. Но неприятельский обстрел усиливался, к нему присоединялись тяжелые батареи, и часто никакое движение становилось невозможно. Каждое затишье в артобстреле использовалось для сближения с противником. Однако стрелковая рота, оснащенная бронетранспортерами, не продолжила атаку, начатую, несмотря на неприятельский огонь, 25-м танковым полком, все ближе и ближе походившим к противнику. Возле Ле-То британцы построили укрепленную линию и оказывали сильное сопротивление. Оборона противника была настолько прочной, что во многих местах завязалась рукопашная схватка. Тем временем 25-й танковый полк выдвинулся на высоту непосредственно к северо-западу от Сен-Валери и задействовал все орудия, чтобы предотвратить высадку вражеских войск. Я с полевым штабом подъехал к танковому полку, а затем подошел пешком, чтобы посмотреть на обстановку вокруг Сен-Валери. Можно было видеть, как среди портовых сооружений передвигались британские войска, и в северной части города войск с орудиями и транспортными средствами было больше.

Части танкового полка и связные моего штаба сделали все возможное, чтобы призвать противника, который располагался всего в нескольких сотнях метров, сдаться. В течение следующих нескольких часов нам действительно удалось убедить сдаться около тысячи человек в северной части Сен-Валери, включая многих офицеров. Большинство из них были французами, британцев сравнительно немного. Среди последних был один морской офицер, который долго убеждал своих людей на молу и, по-видимому, сумел отговорить их от сдачи. Наконец, мы открыли по этому офицеру огонь из пулеметов со скалы примерно в 180 метрах от нас и, как мы позже узнали, не попали в него. Полчаса он как мертвый лежал за грудой камней, но потом решил, что лучше сдаться. Он бегло говорил по-немецки, и, когда майор Шреплер обвинил его в том, что он виноват в ранении стольких своих людей, тот ответил: «В моем положении вы поступили бы иначе?»[11]11
  Этот офицер был идентифицирован Адмиралтейством как командер (теперь контр-адмирал) Р.Ф. Элкинс, на тот момент офицер связи ВМС с 51-й горной дивизией. На вкл. см. фото 6, крайний слева – Р.Ф. Элкинс. Снимок выполнен Роммелем. Однако в плену Элкинс пробыл недолго, через четыре дня бежал и к концу июня 1940 года вернулся в Англию.


[Закрыть]

В тот же вечер я отправил большое количество говорящих по-немецки пленных в сам Сен-Валери, все еще полный вражеских войск, чтобы призвать их сдаться к 21:00 и двинуться под белыми флагами к холмам к западу от Сен-Валери. В основном именно британцы, хотя и некоторые французские офицеры, отвергли все мысли о капитуляции и отослали наших парламентеров с пустыми руками. Они заставляли своих людей усердно строить баррикады и размещать большое количество орудий и пулеметов на позициях вокруг Сен-Валери, и в особенности в районе порта. Вероятно, ночью англичане надеялись возобновить посадку на корабли.

И в этих условиях в 21:00 дивизия, в том числе подтянутый танковый полк и разведывательный батальон, открыла сосредоточенный огонь. T-IV разрушил на молу прочную баррикаду, за которой располагались многочисленные орудия, и поджег ее. Вскоре пирсы запылали повсюду. Через четверть часа я направил огонь всей дивизии на северную часть города, где, как мы увидели на следующий день, он возымел особенно разрушительный эффект. Стойкие англичане, однако, не уступали.

Несмотря на ожесточенные бои в тот день, потери дивизии были небольшими. Одной из очень печальных потерь стал майор Кентель, один из комбатов 25-го танкового полка, смертельно раненный осколком снаряда. Тем временем на холмы к западу от Сен-Валери прибыла пехота, и с наступлением темноты танки с передовой отвели, и позиции заняли легкие и тяжелые зенитные орудия. Пехоте было приказано всю ночь вести беспокоящий огонь, чтобы помешать противнику погрузить войска на суда.

Вернувшись в свой штаб, я обсудил ситуацию с Хайдкем-пером. Были веские основания ожидать, что ночью противник попытается прорваться на юг, либо на запад, либо на юго-запад.

Хайдкемпер предусмотрительно принял все необходимые контрмеры, но было сомнительно, что они возымеют своевременный эффект.

Чтобы убедиться, что может быть предпринята попытка прорыва, в 06:30 утра следующего дня, 12 июня, я выехал на угрожаемые участки фронта. Проезжая через всю сельскую местность, я повсюду видел глубоко окопавшиеся войска. На позиции также находились противотанковые и зенитные части. Чтобы иметь возможность быстро и эффективно отразить любую попытку прорыва, в 07:00 я отдал приказ основным силам танкового полка немедленно выступить и оставаться в моем распоряжении.

После посещения стрелковых полков мне доложили по радио, что противник на небольших лодках под прикрытием военных кораблей пытается пробраться к ряду транспортов, стоявших в одной-двух тысячах метров от берега к востоку от Сен-Валери.

Около 10:00 танковый полк вышел на прежние позиции предыдущего дня, где между тем произошла ожесточенная дуэль 8 8-миллиметровых артиллерийских орудий зенитной батареи и боевого корабля противника, в результате которой от прямых попаданий было потеряно два наших орудия. Примерно в 900 метрах к северо-востоку от Сен-Валери неприятельский транспорт только что вышел в море. Наша зенитная батарея прекратила огонь. Я тут же открыл огонь по вражескому транспорту из стоявшего рядом 88-миллиметрового артиллерийского орудия, хотя установка этого орудия была подбита и оно уже не твердо стояло на всех четырех опорах. Расчет сработал отлично, и снаряды посыпались на корабль. Однако повреждение станины помешало внесению необходимых корректировок. Тем временем орудие попало под обстрел британского вспомогательного крейсера, находившегося в 900 метрах от берега. Дымовая завеса, которую я поставил, чтобы прикрыть орудие от огня корабля, оказалась очень эффективной. Однако с вражеским транспортом наш артиллерийский расчет успеха не достиг. По радио уже вызвали пикирующие бомбардировщики. Вскоре после этого я встретил передового наблюдателя 100-миллиметровой батареи и приказал ему немедленно направить огонь на вспомогательный крейсер противника. В 10:40 корабль несколькими попаданиями был подожжен и посажен на мель экипажем.

Между тем я направил мой мобильный полевой штаб мимо леса к северо-западу от Сен-Валери до первых домов города. Ротенбург получил приказ вести танковый полк по дорогам, ведущим в долину, неуклонно приближаясь к городу, во многих местах все еще охваченному пламенем. Танки, скрытые подлеском, медленно катились по узким извилистым дорогам, все ближе и ближе к первым домам, пока наконец не вошли в западную часть города. Я пошел пешком рядом с танками, и мы с полковником Ротенбургом и лейтенантом Люфтом без боя достигли западного мола внутренней гавани. В пятидесяти – ста метрах от нас на противоположной стороне в нерешительности стояло несколько британских и французских солдат с винтовками наготове. Неподалеку от них было множество орудий, вероятно поврежденных нашим обстрелом. По всей дальней части города полыхали пожары, повсюду валялась военная техника, в том числе большое количество транспортных средств. Танки танкового полка неуклонно метр за метром катились на юг, а их орудия смотрели на восток, мимо рядов захваченных машин, припаркованных на западной стороне гавани. Тем временем мы пытались уговорить стоящие перед нами вражеские войска сложить оружие и пройти к нам по узкому деревянному мосту. Прошло несколько минут, прежде чем британцы смогли опомниться. Сначала они сдавались поодиночке, с большими промежутками между каждым человеком, потом постепенно цепочка стала сгущаться. Теперь наша пехота перешла на другой берег, чтобы принять пленных англичан и французов на месте.

Пока танки обходили южную сторону гавани в восточную часть города, я по узкому мосту последовал за пехотой на рыночную площадь. Ратуша и многие постройки вокруг нее либо уже сгорели, либо продолжали гореть. Сооруженные противником из автомашин и многочисленных орудий баррикады также испытали на себе действие нашего огня. Французские и английские войска теперь со всех сторон стекались к рыночной площади, где они построились в колонны и двинулись на запад. Пехота зачищала город дом за домом и улицу за улицей.

Вскоре после этого унтер-офицер доложил мне, что в восточной части города взяли в плен высокопоставленного французского генерала и тот просит меня о встрече. Через несколько минут ко мне подошел французский генерал Илер в обычной простой военной шинели. Его офицер сопровождения отошел назад, когда он приблизился. Когда я спросил генерала, какой дивизией он командует, он на ломаном немецком ответил: «Никакой дивизии. Я командую IX корпусом».

Генерал заявил, что готов принять мое требование о немедленной капитуляции его войск. Однако добавил, что никогда не сдался бы, если бы в его отряде оставались боеприпасы.

Адъютант генерала, говоривший по-немецки, сообщил нам, что задействовано пять дивизий, в том числе, как минимум, одна британская. Теперь я потребовал, чтобы командир корпуса вернулся в свой штаб и по своим командным каналам отдал приказы войскам сдаваться и немедленно выходить с вывешенными белыми флагами в направлении Сен-Валери. Я хотел, чтобы наши войска могли издалека увидеть, что противник сложил оружие.

Потом я попросил генерала явиться со своим штабом на рыночную площадь Сен-Валери и согласился на его просьбу разрешить ему оставить автомобиль и личные вещи. Артиллерии был отдан приказ прекратить весь огонь по Сен-Валери и району и вести огонь только по судам. 5-ю танковую дивизию, докладывавшую, что она в 11:40 вступила в бой с танками неприятеля в районе Манневиля [3 километра к юго-востоку от Сен-Валери], уведомили о капитуляции противника в Сен-Валери. В течение следующих нескольких часов в плен было доставлено не менее двенадцати генералов, в том числе четыре командира дивизии. Особой радостью для нас было попадание в их число генерала Форчуна, командира 51-й английской дивизии, и его штаба. Я согласовал границы дивизий с моим соседом генералом Крювелем, командиром 2-й моторизованной дивизии. Тем временем пленные генералы и штабные офицеры собрались в доме к югу от рыночной площади. Ответственным за охрану назначили только что освобожденного из плена лейтенанта люфтваффе. Он был явно в восторге от смены роли.