Текст книги "История России от Рюрика до Путина. Люди. События. Даты"

В 1817 г. Николай женился на 19-летней дочери прусского короля Фридриха Вильгельма III, Фредерике Луизе Шарлотте Вильгельмине, принявшей в православии имя Александры Федоровны. Молодые люди понравились друг другу с первого взгляда. Александра Федоровна была доброй, богобоязненной женщиной, много занималась благотворительностью, жертвуя из своих денег. Все, кто знал императрицу, восхищались ее внешностью и нравом. Людей поражала ее хрупкая, светящаяся красота, изящество ее нарядов и прически, кроткий взгляд ее глаз. Хотя некоторым она напоминала беззаботную птичку в золоченой клетке, которую император «кормил нектаром и амброзией, убаюкивал мелодиями и ароматами», императрица не была лишена настоящих, глубоких чувств. Известно, что Александру потрясла кровавая трагедия 1825 г. Узнав о намерении жен декабристов (не меньше ее избалованных жизнью в комфорте) ехать за своими мужьями в Сибирь, она воскликнула: «На их месте я поступила бы так же!»

Всю жизнь императрица оставалась изрядной кокеткой, не задумываясь сорила деньгами в модных магазинах Европы и на курортах, любила блистать в обществе. Александра обожала праздники и особенно балы, на которых она всегда оказывалась первой красавицей независимо от своего титула: никто лучше ее в России не танцевал и не одевался.

Семейное счастье омрачали ее расстроенное здоровье (она родила 8 детей и так и не привыкла к климату Петербурга), а также измены мужа, кавалера необыкновенно привлекательного и неуемного в любовных утехах. Из семи детей императора особо выделялись своими данными первенец цесаревич Александр (будущий император Александр II), великая княжна, а потом королева Вюртемберга Ольга Николаевна (1822–1892), а также великая княжна Александра Николаевна (1825–1844), редкая красавица и талантливая певица, умершая от чахотки через несколько месяцев после своей свадьбы с наследником датского престола Фридрихом-Вильгельмом.

Человеком незаурядным был и младший сын Николая, великий князь, генерал-адмирал Николай Николаевич (1827–1892). Профессиональный моряк, он обладал умом государственного деятеля и реформатора и во многом помогал брату Александру в эпоху Великих реформ.

Сильным ударом по престижу Николая I стало восстание в Варшаве в ноябре 1830 г. Царь был особенно оскорблен «неблагодарностью» поляков, которые имели больше привилегий, чем другие его подданные, но тем не менее «посмели» на сейме 13 января 1831 г. официально лишить Николая I польского престола. Между тем восстание началось как прямое следствие нарушений конституции 1815 г., дарованной полякам Александром I. Посланный в Польшу фельдмаршал И. И. Дибич не справился с подавлением мятежа. Его заменили более решительным фельдмаршалом И. Ф. Паскевичем, ранее воевавшим на Кавказе. Кровопролитные сражения под Гроховым и при Остроленке завершились победой русских войск, и в августе Паскевич взял Варшаву. Война вскоре закончилась, многие поляки бежали на Запад, военные суды приговаривали тысячи мятежников к казням и ссылкам в Сибирь.

Польское восстание стало подлинной трагедией для старшего брата Николая, цесаревича Константина Павловича. Он больше других братьев напоминал императора Павла I как внешностью, так и вспыльчивым характером. Недаром Константина Павловича называли «деспотическим вихрем».

Константин, назначенный после войн с Наполеоном командовать польской армией, давно поселился в Варшаве. Здесь у него завязался роман с графиней Иоанной Грудзинской, которую Константин страстно полюбил. После развода с женой Анной Федоровной (они жили раздельно более 20 лет) он женился на Грудзинской, получившей от императора Александра I титул княгини Лович. Константин искренне полюбил Польшу, ее культуру и народ, странным образом сочетая любовь к полякам с репрессивными идеями русского самодержавия. Так, по поводу разделов Польши, проведенных его бабкой Екатериной II, Константин писал: «Душой и сердцем я был, есть и буду, пока буду, русским, но не одним из тех слепых и глупых русских, которые держатся правила, что им все позволено, а другим – ничего. “Матушка наша Россия берет добровольно, наступив на горло” – эта поговорка в очень большом ходу между нами и постоянно возбуждала во мне отвращение… Каждый поляк убежден, что его отечество было захвачено, а не завоевано Екатериной… в мирное время и без объявления войны, прибегнув при этом ко всем наиболее постыдным средствам, которыми побрезгал бы каждый честный человек».

Впрочем, считая законным желание поляков восстановить Польское государство, Константин полагал, что это… невозможно: «Полякам желать все, что содействует их восстановлению, можно и сие желание их признать должно естественным, но действовать им не позволительно, ибо такое действие есть преступление». Он не возражал против созыва польского сейма и польской конституции, но как только мог насмехался над этими институтами. Провинившимся офицерам говорил, что вот сейчас «задаст им конституцию», держал при себе шута гоф-курьера Беляева, изображавшего в карикатурном виде польского патриота, просил у Бога глухоты на время сейма, а лучше, говорил, все же у сейма отрезать языки…

Когда же в ноябре 1830 г. внезапно началось Варшавское восстание и Константину пришлось бежать из своей резиденции наместника, дворца Бельведер, он был вне себя от горя и отчаяния, чувствовал себя… изгнанником, лишенным своей родины. С одной стороны, Константин, возглавив русский карательный корпус, хотел, чтобы восстание было подавлено, но, с другой стороны, видя, как на его корпус лихо идут в атаку польские уланы, каждого из которых он знал лично, Константин кричал: «Браво! Ай да молодцы!»

В Витебске, куда цесаревичу пришлось все-таки уехать из действующей армии, он заболел холерой и умер 15 июня 1831 г. До самого конца возле него была княгиня Лович. Накануне погребения она срезала свои роскошные волосы и положила их под голову Константина. Лович поселили в Царском Селе, и она пережила своего мужа всего на пять месяцев, скончавшись в ноябре 1831 г.

В 1830–1850-е гг. центр интеллектуальной жизни России переместился в Москву. Здесь, вдали от «застегнутого на все пуговицы» Петербурга, легче дышалось. Здесь был знаменитый университет с давними традициями вольнодумства. В салонах известных людей собирались писатели, художники, профессора университета. Возникали студенческие кружки для обсуждения далеких от политики трудов Гегеля, Шеллинга, Канта. Некоторой вольностью дышали страницы частных журналов – «Телескопа», «Москвитянина», «Московского телеграфа».

Как раз в «Телескопе» в 1836 г. отставной офицер П. Я. Чаадаев опубликовал свои «Философические письма», которые многим показались антипатриотичными и спорными по общей направленности размышлений о судьбах России. Иначе думала власть. Высочайшим указом Чаадаева объявили сумасшедшим, что вынудило его к написанию ответа на критику в виде «Апологии сумасшедшего» (1837). Из «Апологии» следовало, что Чаадаев остался при своем мнении: «Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть нечто еще более прекрасное – это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества. Любовь к родине разделяет народы, воспитывает национальную ненависть и подчас облекает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знаний, создает духовные наслаждения, приближает людей к Божеству».

Острые сочинения Чаадаева породили грандиозную полемику в литературе, способствовали размежеванию русского мыслящего общества на западников и славянофилов. Сам Чаадаев, официальный «сумасшедший», неприкаянный и разочарованный жизнью завсегдатай московских салонов, стал прообразом так называемых «лишних людей» русской литературы, не нашедших себе места в николаевскую эпоху.

Если верховенство России в Европе после 1814 г. было общепризнанным, то на Востоке так не считали, и политика России на Кавказе очень не нравилась соседям России – Персии и Турции. Первая не могла смириться с потерей Дагестана и Северного Азербайджана, происшедшей в 1812 г. В 1826 г. огромная персидская армия Аббас-Мирзы начала войну против России, но русские войска довольно легко разбили персов в нескольких сражениях. Отбив нападение противника на крепость Шуша, армия И. Ф. Паскевича в сентябре 1827 г. взяла Ереван (Эривань), а в феврале 1828 г. в деревне Туркманчай был подписан мир, по которому к России отошла Восточная Армения. И хотя персы были недовольны миром и в 1829 г. уничтожили русское посольство в Тегеране, убив русского посланника А. С. Грибоедова, сопротивляться натиску России Персия уже не могла.

Тем временем на юге созрел новый конфликт. Россия ввязалась в борьбу Англии и Франции против Турции, устроившей резню христианского населения в Греции. Победа союзных флотов России, Англии и Франции над турками при мысе Наварин в 1827 г. стала прологом русско-турецкой войны на суше. Эта война, начатая в 1828 г., оказалась весьма успешной для России. Ее армия форсировала Дунай, осадила и принудила к сдаче крепости Варну, Шумлу и Силистрию, а затем двинулась к Адрианополю. Командиры передовых частей рапортовали, что видят Константинополь. Казалось, вековая мечта, отлитая в формуле «Крест на Святую Софию!», вот-вот исполнится, однако Николай I не решился на последний шаг и приказал войскам остановиться. Захват Стамбула мог бы в корне изменить международную обстановку, и Россия оказалась бы один на один с враждебной коалицией европейских держав, не заинтересованных в полном разгроме Османской империи и гегемонии России в этом районе мира.

Самому Николаю, бывшему на театре военных действий, не повезло. Корабль «Императрица Мария», на котором император в октябре 1828 г. отправился при попутном ветре из Варны в Одессу, на подходе к гирлу Дуная попал в страшный шторм, не утихавший 36 часов. Корабль потерял мачту, перестал слушаться руля, и его быстро понесло к турецкому берегу. Возникла реальная опасность пленения российского императора противником. С большим трудом морякам удалось остановить опасный дрейф и привести поврежденный корабль в Одессу.

Удачны были действия русской армии на Кавказе – под ее натиском пали турецкие крепости Карс и Эрзерум. В сентябре 1829 г. был подписан Адрианопольский мир. Дельта Дуная, береговая полоса от Анапы до Поти (в том числе побережье Абхазии) перешли к России. Молдавия и Сербия получили автономию в составе Османской империи, Греция же обрела независимость.

Во внешней политике Николай I не хотел никаких перемен: «венская система», установленная после победы над Наполеоном, должна сохраняться во что бы то ни стало! Революционное движение в Европе воспринималось русским императором как личное оскорбление. Он получил кличку «Dompteur des revolutions» – «Укротитель революций», а также «Жандарм Европы». Тогда же появилась горькая польская пословица: «Куда ступает нога русского солдата, там не растет трава». Особенно жестоко русский император расправился в 1849 г. с восстанием венгров, «посмевших» отколоться от Австрийской империи. На помощь австрийцам царь послал русский карательный корпус, который действовал предельно жестоко.

С основанием в 1818 г. на реке Сунжа крепости Грозная (будущий город Грозный) и с началом движения русских войск в горы началась Кавказская война. Жестокая политика наместника на Кавказе генерала А. П. Ермолова привела к подъему религиозного движения мюридизма.

Герой войны 1812 г., Алексей Петрович Ермолов был сторонником жестких методов установления власти России на Кавказе. Он первым ввел экономическую блокаду горных областей, принялся переселять горцев на равнины, чтобы легче было их контролировать, а непокорных стал загонять в глухие горы. По его приказам начали прорубать просеки в лесах, устраивать «мертвые зоны» (сжигать аулы, посевы, вырубать сады) с тем, чтобы покорить вольные горские народы, наказать «немирных» и устрашить «мирных» горцев. Он писал: «Здесь первый закон – сила. Один только страх оружия может удержать горцев в покорности». Именем Ермолова горские женщины пугали детей.

С 1830-х гг. у горцев Кавказа появился свой вождь. Им стал Шамиль, прославившийся тем, что укрепился в горах Дагестана, а затем объединил чеченцев с дагестанскими народами в едином государстве – имамате, который был основан на принципах ислама, имел свои органы управления и даже наградные знаки. Шамиль резко изменил тактику борьбы с русскими: от лобовых нападений и обороны аулов он перешел к тактике неожиданных засад, стремительных набегов и быстрого отхода в родные горы. Так ему удалось погубить целую карательную экспедицию кавказского наместника М. С. Воронцова в 1845 г. на аул Дарго, столицу имама.

Преемник Ермолова И. Ф. Паскевич пытался установить господство России вдоль Черноморского побережья Кавказа, что привело к открытию нового фронта борьбы с горцами. Выйдя к Черному морю и продвинувшись далеко на восток по его побережью, Россия хотела большего – завладеть Стамбулом и проливами. Ослабление Турции благоприятствовало этим намерениям. Но к лежащим на Босфоре «ключам Востока» «тянулись» также другие державы – Англия и Франция. Именно с ними Россия не могла поделить зоны влияния на Ближнем Востоке, в том числе и в «святых местах», где стали утеснять православных. Направленный в Стамбул посол А. С. Меншиков ультимативно требовал от Турции покорности во всех спорных вопросах. Николай I полагал, что соперничавшие друг с другом Англия и Франция не смогут объединиться и поддержать турок, но царь просчитался. Посольство Меншикова спровоцировало войну с Турцией. И тогда никто не думал, что эта война, вошедшая в историю как Крымская, закончится для России поражением.

Война началась в 1853 г. вполне успешно для России. Победы над турками на Дунае дополнила блестящая (и последняя в истории парусного флота) победа черноморской эскадры над турецким флотом при Синопе (Малая Азия) в 1853 г. Эскадра под командованием адмирала П. С. Нахимова, державшего флаг на корабле «Императрица Мария», уничтожила турецкую эскадру Осман-паши, стоявшую в Синопском заливе. Турки неудачно разместили суда на рейде, а Нахимов и его командиры действовали быстро и решительно. Бой был жарким и победным для русских. Но эта победа насторожила союзников Турции, Англию и Францию, не хотевших усиления России, и привела к тому, что в декабре 1853 г. англо-французский флот вошел в Черное море. Россия, рассматривавшая Черное море как «свое», сочла это нарушением своих интересов и объявила союзникам войну.

Почти сразу же Черноморский флот оказался запертым в Севастопольской бухте сильным паровым флотом союзников. В сентябре 1854 г. союзники начали высадку десанта у Евпатории. Вскоре русская армия потерпела поражение в сражении у реки Альма. Севастополь оказался в осаде. Его гарнизон, состоявший из солдат и матросов затопленных у входа в бухту кораблей (это сделали, чтобы перегородить фарватер для флота союзников), героически защищался на поспешно построенных бастионах. Обороной руководили адмиралы П. С. Нахимов и В. А. Корнилов. Оба они героически пали на бастионах. Севастополь продержался 349 дней, но силы были неравны. 8 сентября 1855 г. пал ключевой пункт обороны – Малахов курган. Увидев горы трупов вокруг него и огромный французский флаг на вершине, командующий – светлейший князь М. Д. Горчаков – дал приказ об оставлении Севастополя.

Николай I не узнал об этом. Он не выдержал позора надвигающегося поражения России в войне и ушел из жизни. Летом в Петергофе с возвышенных мест люди могли видеть стоящую у Кронштадта англо-французскую эскадру, которая блокировала русский флот. Это любопытное для дачников и обывателей зрелище оказалось невыносимым для русского самодержца, перед которым раньше трепетала Европа. Теперь же безнаказанный противник, силы которого превосходили стоявший в гавани русский флот, как будто смеялся над ним. Блокада Кронштадта стала печальным символом провала, краха всей застойной, консервативной политики Николая I.

В конце августа 1854 г. фрейлина А. Ф. Тютчева видела Николая в церкви: «Стоя близко от него, я была поражена происшедшей в нем за последнее время огромной переменой. Вид у него был подавленный; страдания избороздили морщинами его лицо… При виде того, с каким страдальческим и сосредоточенным видом он молился, нельзя не испытывать почтительного и скорбного сочувствия к этой высоте величия и могущества, униженной и поверженной ниц перед Богом». В тот же день царь уехал, а 18 февраля 1855 г. он умер. На престол под именем Александра II вступил его сын и наследник Александр Николаевич. Ходили упорные слухи, что Николай, не дожидаясь исхода войны, принял яд. Последним своим указом он уволил от командования Южной армией А. С. Меншикова, признав полное поражение своих войск.

Великие реформы Александра II

С вступлением Александра II на престол в России появился необходимейший элемент реформ – политическая воля, твердое намерение царя уйти от прошлого. Общество не сразу восприняло идеи кардинальных реформ. Многие сторонники преобразований в начале царствования Александра не шли так далеко, как это сделало потом правительство. Но общество постепенно «разогревалось», и огромную роль в этом сыграл А. И. Герцен. Уехав в эмиграцию, он обосновался в Лондоне, основал там вольную русскую типографию и начал издавать запрещенные в России, но необыкновенно популярные и влиятельные альманах «Полярная звезда» и газету «Колокол». Эти издания тайно везли в Россию почти все русские путешественники и не было в России библиотеки образованного человека, где бы ни стояли зачитанные до дыр издания герценовской типографии. Более того, буквально поток писем из России об острых вопросах русской жизни хлынул к Герцену, и он их публиковал.

1856–1861 гг. – это эпоха гласности. К ней призывал царя Герцен: «Государь, дайте свободу русскому слову. Уму нашему тесно, мысль наша отравляет нашу грудь от недостатка простора, она стонет в цензурных колодках… Дайте нам вольную речь… Нам есть что сказать миру и своим…» И вскоре, к ужасу консерваторов, в прессе можно было прочитать то, за что при Николае I волокли в полицию. Как могильная плита над живыми, вдруг отвалилась николаевская эпоха: смягчилась цензура, отменили военные поселения, один за другим стали сниматься запреты, начали выдавать паспорта для поездок за границу! В обстановке всеобщего смятения, отчаянных диспутов, споров о путях, средствах и темпах преобразований формировалось общественное мнение. Оно было на стороне молодого императора, которого не только придворные льстецы, но и народ называл Царем-Освободителем.

Вступившего на престол старшего сына Николая I Александра воспитывал поэт В. А. Жуковский. Он сказал родителям Александра, что будет готовить из наследника не командира полка, а просвещенного монарха, который должен видеть в России не плац и казарму, а нацию. В общем, так и получилось, хотя Александр II, человек средних способностей, по своей природе не был реформатором. Но он получил хорошее образование, долго и серьезно готовился к тому, чтобы занять престол, а поэтому хорошо знал реальное состояние страны и умонастроения людей. Часто он бывал и за границей, имея возможность сравнивать российские порядки с иностранными. Знание нескольких европейских языков этому благоприятствовало.

Многое из того, что вводилось при Александре II в ходе реформ в России, ему не нравилось, но император понимал важность преобразований для укрепления государства и режима. Александр был красив, высок ростом, благороден. Легкий и подвижный, он был прекрасным наездником, смелым, отважным и хладнокровным человеком, что проявлялось не раз во время покушений на него.

Приход Александра II к власти воодушевил многих. Выражая мнение современников, Герцен из Лондона обратился к нему: «Государь, Ваше царствие начинается под удивительно счастливым созвездием. На Вас нет кровавых пятен, у Вас нет угрызений совести. Весть о смерти отца Вам принесли не убийцы его (намек на Александра I. – Е. А.). Вам не нужно было пройти по площади, облитой русской кровью, чтобы сесть на трон. Вам не нужно было казнями возвестить народу Ваше восшествие (намек на Николая I. – Е. А.). Летописи Вашего дома едва ли представляют один пример такого чистого начала». Действительно, до Александра II так спокойно вступил на русский престол в 1762 г. только император Петр III, а до него – царь Федор Алексеевич в 1676 г.

Программа реформ долго вызревала в недрах власти. Александр подавил сопротивление непримиримых противников реформ из дворян и чиновников и поддержал сторонников либеральных взглядов в обществе. В сложном деле преобразования страны у царя были хорошие сподвижники и помощники. Это – брат царя великий князь Константин Николаевич, Я. И. Ростовцев, Н. А. и Д. А. Милютины, П. А. Валуев и др.

Младшего брата Александра II, великого князя Константина Николаевича, консерваторы ненавидели больше других сподвижников императора. Они считали, что именно Константин из своего «змеиного гнезда», Мраморного дворца в Петербурге, настраивал императора «погубить Россию», воодушевлял на проведение реформ. Последнее во многом верно. Человек образованный и умный, прекрасно разбиравшийся в музыке, живописи, великий князь был не просто кадровым морским офицером во всем блеске этого высокого в русском обществе звания, но и выдающимся морским министром, генерал-адмиралом, начавшим перестройку русского флота, председателем Государственного совета, а более всего – незаурядным государственным деятелем, причем либерального толка.

Волевой и решительный, Константин Николаевич не раз вдохновлял сомневающегося Александра II на продолжение преобразований. И так было до самой смерти Александра II. С приходом в 1881 г. к власти Александра III все переменилось. Новый император по приезде в Зимний дворец сразу же потребовал, чтобы дядя немедленно покинул комнату, в которой лежал умиравший Александр II, и сказал, что Константин «сделал несчастие моего отца, омрачил его царствование». Они, дядя и племянник, были как будто из разных миров, и Александр III не захотел терпеть рядом с собой этого либерала и «развратника» (Константин при живой жене почти открыто жил с балериной Мариинского театра А. В. Кузнецовой и имел от нее двух дочерей). Уволенный со всех своих постов, Константин Николаевич долго жил в Крыму и умер забытый всеми в 1892 г.