Текст книги "Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 5. Часть 7. Разбитые мечты"

Рахманин пользовался слабостями Русакова, но все-таки оставался с ним начеку. Однажды во время очередного совещания Олегу Борисовичу звонит Русаков. Поговорив с ним, Рахманин переходит к расхваливанию Русакова. Это, мол, человек энциклопедических знаний и колоссального трудолюбия. Работает не покладая рук и презрев собственное здоровье по 24 часа в сутки.

Но вот совещание завершено. Народ расходится, однако китаистов О.Б. просит задержаться. Оставшись с нами в узком кругу, возобновляет разговор о Русакове, причем совсем в ином ключе. Человек, мол, постоянно болеет, дела забросил, твердых большевистских позиций по Китаю не занимает. А здесь еще его жена – интриганка, сплетница, короче говоря, опасная особа. В общем, полагаться на семью Русаковых в китайском вопросе не приходится. Просвещать руководство страны надо собственными силами.

Как это делать, шеф демонстрировал на собственном примере. В части 5 многотомника я рассказывал, что накануне возвращения из КНР мы с коллегой-дипломатом совершили продолжительную поездку по стране. Увидели массу интересного и постарались добросовестно изложить наблюдения в отчете. Написали о бурном реформенном процессе с его позитивными и негативными сторонами, об экономическом росте и социальном расслоении, товарном изобилии и коррупции, увлечении молодежи Западом и улучшении отношения рядовых китайцев к СССР.

В МИДе отчет не всем начальникам пришелся по душе. Кто-то назвал его «клюквой», полным сомнительных сведений. Заведующий I Дальневосточным отделом И.А. Рогачев заявил, что власти КНР не простят такой авантюристической поездки. А вот О.Б. был от отчета чуть ли не в восторге. Его первым заданием мне на Старой площади стало редактирование документа к рассылке членам руководства СССР. Рахманин велел убрать из отчета пассажи о позитивных высказываниях китайцев в отношении СССР, а также выводы о достижениях реформ, о том, что жизнь в КНР улучшается.

Недоумевая, я приказание выполнил. Но Рахманин все равно остался неудовлетворенным, сам довычеркнул весь позитив, а сохраненный негатив с удовольствием направил начальству.

О.Б. в целом продолжал уделять большое внимание дипломатическому каналу воздействия на верхи. Советский посол в Пекине получал со Старой площади инструкции: информировать Москву обо всех «выходках» китайцев на мировой арене, вскрывать ревизионистский характер реформ в КНР. Если депеши из посольства отвечали этим требованиям, аппаратчики немедленно рассылали их по «большой разметке», т. е. всем членам высшего партийного и государственного руководства СССР. В противном случае посольским телеграммам хода не давалось. А в Пекин (в личных письмах, через курьеров и другими путями) неслись грозные окрики: «прекратить проституирование, глядеть в корень, отличать слова от дел, зерна от плевел!».

Старания дипломатов должны были подкрепляться собственными «изысканиями» цековцев. В июне 1985 года один из лидеров КНР, Ли Сяньнянь, совершил поездку в США. О.Б. поручил мне подготовить по этой поездке записку в ЦК КПСС. Я составил проект, но шеф назвал его «жидким» и забраковал. Сам написал записку, полную необоснованных нападок на Пекин. Отнес ее Русакову, помощникам Горбачева, а мне поручил сочинять проекты обращения по китайскому вопросу к руководителю ГДР Хонеккеру и информации для ЦК КПСС о линии Пекина в отношении социалистических стран. В обоих случаях задача заключалась в разоблачении негативной сути китайской политики. Но как я ни старался, угодить вкусу шефа не получилось. О.Б. не жаловал полутонов, ему требовались черные краски для описания поведения Пекина.

В этом смысле хорошим помощником Олега Борисовича стал сын в прошлом крупного китайского революционного деятеля Ван Мина, который регулярно захаживал в ЦК. Мао Цзэдун еще в 1940-е годы вынудил Ван Мина покинуть страну за просоветский уклон. Тот осел в Москве. Выросший сын (Ван Даньчжи) затаил на Мао и все руководство КНР обиду (ведь в Пекине продолжали называть Ван Мина предателем).

Приходя в ЦК, сын Ван Мина неизменно выливал на пекинских лидеров очередной ушат компромата. Как-то он принес целый фолиант, содержавший сенсационное открытие: проанализировав генеалогические древа тогдашних лидеров КНР, автор «выявил», что все они имеют еврейские корни. Архитектор китайских реформ Дэн Сяопин, его ближайшие сподвижники Чэн Юнь, Ян Шанкунь, Ху Яо-бан, Чжао Цзыян и др., оказывается, происходили из еврейских кланов, поселившихся в Центральном Китае еще в X–XI веках.

Шеф времени зря не терял – выжимка из фолианта была тотчас разослана членам Политбюро ЦК КПСС. Полюбуйтесь, мол, кто правит Китаем и можно ли этим людям доверять, а тем более копировать их реформы, отдающие сионистским душком?!

Ван Даньчжи радовал Рахманина и другими выдумками. Когда осенью 1985 года Китай посетил вице-президент США Дж. Буш-старший, Ван констатировал, что представитель Белого дома дал Дэн Сяопину инструкции по поводу изменений в руководящих органах КПК. Среди прочего Ван Даньчжи утверждал также, что пекинские лидеры хотят изменить Конституцию страны так, чтобы получить для себя возможность держать слуг и жить как помещики.

Вся эта наивная ахинея, исходившая из уст смертельно обиженного на китайские власти человека, весьма меня забавляла. Однажды я выразил сомнение в справедливости очередного «перла» Вана. И немедленно напоролся на начальственный гнев.

– Имей в виду, – отчеканил шеф, – что здесь думаю, анализирую и делаю выводы я. Твоя же задача – копить информацию и быть готовым ее докладывать в любую минуту. Звоню я тебе ночью и спрашиваю, каково поголовье свиней в провинции Сычуань. Ты обязан без запинки ответить. Вот и все твои функции.

На практике, однако, спускались задания и поинтеллектуальнее. В конце 1985 года О.Б. поручил мне разобраться в причинах прагматизма в китайско-американских отношениях. Следуя инструкциям, я заклеймил прагматизм как чрезвычайно популярную на Западе философию абсолютной выгоды, практики без теории, движения без принципов и направления. «Освятил» эту критику цитатами из трудов В.И. Ленина. Перекинул мостик к Китаю. Отметил, что первым китайским адептом стал Ху Ши, который на протяжении тридцати лет пропагандировал прагматизм, оказав влияние на элиту дореволюционного Китая. Прагматизм явился идейным оружием эксплуататорских классов в борьбе против марксизма-ленинизма и революционного движения в Поднебесной. Прагматики выступали с дискредитацией Советского Союза и добивались прозападного курса Китая.

В заключительной части «исследования» я делал вывод, что нынешнее руководство КНР оказалось в плену прагматических теорий, поэтому оно отгораживается от СССР, ревизует марксизм-ленинизм и скатывается на проимпериалистические позиции. В подтверждение приводились высказывания китайских лидеров и СМИ типа «не важно, какого цвета кошка, лишь бы она могла ловить мышей»; «истину надо извлекать из фактов»; «слишком многого в книгах не прочитаешь, о многих вещах в книгах не написано, надо на практике вести обследование»; «чтобы строить социализм с китайской спецификой, надо работать ощупью»; «если копировать высказывания Маркса, Ленина, то это означает заниматься пустой болтовней, а не решать конкретные вопросы»; «Маркс умер более ста лет назад, его труды написаны более ста лет назад, в некоторых из них нашли отражение представления того времени. Многого Маркс и Энгельс не видели и не затрагивали, то же относится и к Ленину, нельзя требовать, чтобы в тогдашних трудах Маркса и Ленина содержались решения сегодняшних проблем».

В качестве примеров прагматического поведения Пекина приводились его возражения против «интернациональной помощи» советских войск народу Афганистана, «интернационального долга» социалистических стран по защите завоеваний революции в других странах вообще. Упоминался курс КНР на развитие сотрудничества с Западом, привлечение иностранного капитала.

Рахманин остался материалом доволен, кому-то послал его на ознакомление. Мне же до сих пор стыдно за авторство этого опуса.

Но вот весной 1986 года секретарем ЦК и заведующим нашим отделом стал В.А. Медведев, единомышленник Горбачева и послушный проводник его линии. Международными делами он ранее не занимался, порой «плавал» в них, говорил откровенные глупости. Например, на встрече с китаистами отдела вдруг поинтересовался, удивленно вскинув брови:

– А что это китайцы так цепляются за Кампучию? Она ведь и далеко от Китая, к тому же кампучийцы недавно только с деревьев слезли!

Все промолчали, не будешь же растолковывать секретарю ЦК, что кампучийцы давно слезли с деревьев, их цивилизация старше нашей. И расположена Кампучия в непосредственной близости от Китая, причем, согласно китайским представлениям, когда-то входила в пределы Срединной империи.

В другой раз Медведев отбрил меня за рекомендацию не клеймить Пекин за стремление поддерживать нормальные отношения с Вашингтоном. Как заявил Секретарь, «нам Китай важен именно для того, чтобы использовать его против США». Я пытался разъяснить, что такая линия будет воспринята в Пекине как направленная против его интересов и лишь еще больше обострит советско-китайские противоречия. Медведев не принял этот аргумент.

Тем не менее секретарь в целом последовательно и энергично добивался сдвигов в наших отношениях с КНР, требовал соответствующих инициатив от китаистов отдела, призывал отбрасывать стереотипы, находить полезное в опыте китайских реформ, проявлять гибкость в подходе к спорным вопросам.

Обеспокоенный настроениями Секретаря, Олег Борисович принялся вразумлять начальника. Как-то вызывает меня О.Б. и требует подготовить справку о том, что китайцы по-прежнему практикуют маоизм, причем черной краски велено не жалеть. Начинаю работать, и тут звонок. Требует к себе помощник Медведева. Получаю задание сделать материал, из которого было бы видно, что в Китае уже нет маоизма. В итоге пишу два в корне противоречащих друг другу документа. Слева у меня на столе обличающий материал, справа – апологетический.

В левом документе я пишу: «На нынешнем этапе маоизм пока не отвергнут в Китае и продолжает воздействовать на теоретические взгляды и практическую деятельность этой страны». В доказательство привожу следующие аргументы.

1. Китайское руководство неизменно подтверждает свою верность маоистскому наследию (следуют соответствующие цитаты из устава КПК, заявлений членов китайского руководства, публикаций в СМИ КНР).

2. В Пекине пытаются ревизовать марксизм-ленинизм, утверждая, что многое в этом учении устарело (снова цитаты).

3. Маоизм – это национальная идеология, которая ставит марксизм-ленинизм на службу гегемонистским целям превращения Китая в третью мировую силу любыми способами, в том числе игнорируя интернационалистическую суть марксизма-ленинизма. Находясь на позициях маоизма, китайское руководство во внешней политике отрицает деление мира на две противоположные общественно-политические системы, проповедует тезис о независимости международных отношений от классового принципа, играет на противоречиях между СССР и США. Во внутренних делах маоизм, будучи оппортунизмом прагматического толка, толкает Пекин на реформы при поддержке капиталистического мира (далее ворох цитат).

В правом документе говорится совершенно иное: «Социалистическая природа китайского общества, насущные потребности строительства социализма, реальность разделения мира на две общественно-политические системы создают объективную основу для отказа руководства КНР от маоизма как в теоретическом, так и в практическом планах».

Ниже я, ссылаясь опять же на китайские источники, показываю, что нынешние китайские лидеры и на словах, и тем более на деле отходят от левоэкстремистских установок Мао Цзэдуна, осуществляют эффективные реформы внутри страны, проводят все более разумную внешнеполитическую линию.

Подготовленные справки я сдаю заказчикам, и вскоре Медведев и Рахманин, вооружившись моими опусами, сходятся в кабинете и до хрипоты спорят о судьбе маоизма в Китае. Медведев ссылается на аргументы из моей «правой» справки, его заместитель опирается на тезисы из «левой».

В следующий раз О.Б. пытается убедить своего начальника в поддержке Пекином американских бомбардировок Ливии. Медведев утверждает, что Китай ведет себя неплохо. Рахманин категорически не согласен. Но фактов, обличающих китайцев, нет. О.Б. велит китаистам: «Ищите доказательства!». Нашли, но жидковатые.

Разозленный шеф приказывает звонить в КГБ, в Министерство обороны, в МИД, там раздобывать компромат на бывших соратников по международному коммунистическому движению. Но и в ведомствах – ноль.

Тогда раздается конфиденциальный звонок в высшие эшелоны разведки с соответствующими намеками. Надо, мол, китайцев «боднуть». Те ловят мысль на лету. В резидентуры за рубежом направлена депеша с таким примерно текстом: не правда ли, что Пекин занимает гнусную позицию по ливийскому кризису? (по типу вопроса на экзамене блатному абитуриенту: не Париж ли главный город Франции?).

Резиденты – люди, поднаторевшие в заказных делах. И вот уже в Центр через эфир летят дорогостоящие послания. Из Пекина сообщают, что там состоялась антиамериканская демонстрация арабских студентов, которую власти блокировали. В Вашингтоне в те самые дни, когда американская авиация бомбила Триполи, сердечно принимали делегацию работников образования из КНР. Это уже что-то! Наплевать, что в ту же пору в США гостили десятки советских делегаций. Главное – «измочалить» Китай. Подлинные факты – это не та категория, которой должен оперировать боец партийного фронта.

С готовностью «проглатывал» О.Б. и другую «клюкву», поступавшую от резидентов. Однажды я прочел депешу о склоке между Дэн Сяопином и вторым после него по влиянию китайским лидером Чэнь Юнем. В документе подробно рассказывалось, из-за чего спорят два патриарха и чью сторону приняли остальные члены руководства КНР. Прочитал, поразился осведомленности наших и направился в цековскую библиотеку. Сел там читать гонконгский еженедельник «Фар истерн экономик ревью» и нб тебе, тут же наткнулся на статью о противоречиях между Дэн Сяопином и Чэнь Юнем. Ее текст практически дословно совпадал с только что прочитанной депешей. То есть разведчики статью переписали в телеграмму, напустив при этом тумана о «надежных источниках», предоставивших данную информацию по конфиденциальным каналам.

В другой раз пришла депеша, в которой «надежные источники» били тревогу по поводу высокой загрязненности пограничной реки Амур. Материал как архиважный был размечен всем членам Политбюро ЦК КПК. А ведь он содержал секрет Полишинеля, который знал любой рыбак, живущий на берегу Амура!

Как-то Медведев выразил недоумение относительно прохождения советско-китайской границы по китайскому берегу реки Амур. Обычно пограничная линия устанавливается по фарватеру реки, почему же с Китаем данный принцип не действует? – спросил секретарь ЦК, – и как наши пограничники могут охранять границу, проходящую по китайскому берегу?

Олег Борисович решил ответить Вадиму Андреевичу по полной программе. Китайский сектор получил приказ заготовить мощную справку-досье о территориальных претензиях Китая к Советскому Союзу. Составили даже несколько справок о том, как китайские лидеры, СМИ, школьные учебники продолжают раздувать территориальную проблему. Китайцы заявляли и писали, что царская Россия захватила свыше 1,5 млн кв. км «исконно китайских земель», стала «главным участником вторжения и раздела Китая». Указывалось на неравноправность договоров, определивших в XIX столетии русско-китайскую границу. Однако Пекин больше не требовал вернуть «утерянные земли», соглашался принять договоры XIX столетия за основу для уточнения линии прохождения совместной с СССР границы.

О.Б. данное обстоятельство не смущало. Убрав из справки «лишние сантименты», он потребовал начертить карту, наглядно выделив на ней «китайские территориальные претензии». Карта была доставлена членам Политбюро ЦК КПСС.

Придал огласке Рахманин и доклад видного литературоведа-китаиста Рифтина. Ученый, побывав в конце 1985 года в КНР, сообщал, что там вяло издают современную советскую литературу. Стараются энтузиасты-ветераны. Но их ряды сокращаются, на передний план выходят литературные деятели, ориентированные на Запад. В кинематографии – аналогичные тенденции.

Нарастающее беспокойство вызывало у Рахманина восприятие в советских верхах китайских реформ. На отдельском собрании В.А. Медведев дал им высокую оценку как способствующим развитию производительных сил. О.Б. отпарировал: в КНР идут сложные процессы, даже Дэн Сяопин признает возникновение угрозы реставрации капитализма. Напомнил о позициях Пекина на международной арене, вступающих в противоречие с нашими.

Секретарь ЦК призвал Олега Борисовича прекратить муссировать известные различия в позициях, искать общее. Как мы поступили с Югославией, что дало эффект. Курс в отношении КНР должен быть таким же. Давайте, сказал Медведев, меньше писать записок и справок, они в несчетных количествах гуляют по отделу. Мы только друг другу создаем ненужную работу, читаем и перечитываем эти бумаги, нагнетающие разногласия с Китаем.

После собрания О.Б. возмущался:

– Как можно сравнивать Югославию с Китаем! Надо же учитывать геополитический фактор! Пекин – это соперник, в отличие от Югославии.

Высказывания Медведева заставили сотрудников сектора КНР призадуматься: чем же заниматься дальше? Порешили сосредоточиться на выработке стратегии. К этому призвал и А.Ф. Добрынин, новый заведующий соседним Международным отделом ЦК. Он любил повторять, что цековцам пора прекратить заниматься подачей клизм иностранным гостям – деятелям коммунистического движения. Вместо этого следует думать на стратегические темы. В секторе мы договорились также уделять больше внимания развитию китаеведения в СССР и курированию контактов по различным линиям с Китаем.

Рахманин, однако, добивался другого, а именно торпедирования советско-китайских контактов, и это составляло второе, не менее важное направление его деятельности.

В июле 1985 года О.Б. устроил тяжбу вокруг аккредитации в Москве корреспондента китайской экономической газеты «Цзинцзи жибао». Засыпал начальство записками, доказывая, что на аккредитацию соглашаться нельзя, поскольку «Цзинцзи жибао» – орган ЦК КПК, а у нас с КПК нет партийных связей и на их восстановление Пекин не соглашается. В конце концов Замятин, зав. Отделом внешнеполитической информации ЦК КПСС, настоял на согласии, резонно указывая, что именно с таких шагов партийные связи только и можно восстановить. О.Б. тут же сманеврировал так, как будто и он всегда был за аккредитацию.

Одновременно по заданию Рахманина сектор подготовил записку, в которой доказывалась нецелесообразность восстановления межпартийных связей с КПК. Китайцы влезут, мол, в международное коммунистическое движение (МКД), начнут его разлагать изнутри, подрывать позиции КПСС. Да и братские восточноевропейские партии обидятся: мы им не давали возобновлять партийные связи с Пекином, а тут вдруг сами их восстановили. Вьетнамцы же, находящиеся в конфронтации с китайцами, вообще сочтут наш шаг предательством. Утверждалось и то, что КПК переродилась, ей просто не место в МКД. Записка завершалась выводом, что для восстановления партийных связей с Пекином «требуется политическое решение» (т. е. на уровне Политбюро ЦК КПСС).

В декабре 1985 года в Москву прибыл премьер КНР Ли Пэн. О.Б. возглавил работу по подготовке памятки М.С. Горбачеву к беседе с китайским гостем. Акцент был сделан на срыве предложений о восстановлении партийных связей, а также о сотрудничестве с КНР в мирном использовании ядерной энергии. Горбачев советы нашего отдела проигнорировал, передал через Ли Пэна приглашение ЦК КПК прислать делегацию на XXVII съезд КПСС, предложил официально восстановить межпартийные связи, провести в 1986 году в любом месте встречу на высшем уровне. Такое поведение Генерального О.Б. шокировало, но он не сдавался. Уже на следующее утро после беседы М.С. Горбачева с Ли Пэном я получил от шефа задание вновь раскритиковать линию на восстановление межпартийных связей.

Рахманин продолжал вовсю дирижировать нашей пропагандистской линией в китайском вопросе. Товарищ из замятинского отдела жаловался мне, что московские редакции завалены статьями по Китаю, но руководители СМИ даже не осмеливаются запрашивать в ЦК разрешения на их публикацию. Китайцы же печатают все больше позитивной информации по СССР.

При этом, учитывая настроения в верхах, Рахманин все чаще вынужден был маневрировать и мимикрировать. На отдельских совещаниях он возмущался: «Нас обвиняют в противодействии сближению с КНР. Это абсолютная чепуха!». Приводил примеры, призванные продемонстрировать его трогательную заботу об оживлении советско-китайских контактов. Так, О.Б. с горечью жаловался:

– Звонит мне руководитель Госкино Ермаш и спрашивает, можно ли принять находящуюся в СССР делегацию китайских кинематографистов. Что за вопрос?! Зачем он обращается по такому поводу в ЦК? Я ему разъяснил: это же наши гости, конечно, необходимо оказать им достойный прием!

Обиделся Рахманин и на информацию о том, что советские китаеведы не решаются ездить в КНР, боятся репрессий. «Что же это такое? – воскликнул шеф на очередном совещании. – Как же можно отказываться от научных контактов, от возможностей по-настоящему ознакомиться с ситуацией в КНР!»

Остро отреагировал Олег Борисович на критику послом СССР в Пекине наших хозяйственников, которые не торопились торговать с КНР. Подготовил решительный ответ послу, вознамерился устроить нагоняй нерадивым хозяйственникам, но передумал, поручил МИДу разобраться.

В рамках того же маневрирования О.Б. стал давать мне такие задания: вот, мол, позиция отдела по Китаю, выработанная три месяца назад. Вы подчеркните синим карандашом, что из этого еще можно говорить, красным – что уже нельзя.

Третьим направлением деятельности Рахманина оставалось торпедирование связей других социалистических стран с Китаем. Вплоть до 1985 года регулярно созывались совещания представителей ЦК «братских партий», именовавшиеся «Интеркитами», где на уши зарубежных товарищей выливались ушаты антикитайской грязи. Летом 1985 года должен был состояться очередной «Интеркит». Я участвовал в подготовке материалов. Задача заключалась в сборе компромата на китайскую внутреннюю и внешнюю политику. Годились любые эпитеты и любая ложь. Бригадный подряд в КНР характеризовался как «отход от марксизма-ленинизма», контакты Пекина с Вашингтоном – как «военный сговор, прямо направленный против мировой системы социализма» и т. п. Постарались мы очернить КНР на славу, но Горбачев «Интеркиты» отменил.

Еще одним весьма важным направлением усилий О.Б. было подавление оппонентов внутри СССР. Под прицел попал прежде всего директор Института США и Канады академик Г.А. Арбатов. Летом 1985 года он посетил КНР и, вернувшись оттуда, направил записку в Кремль с нестандартными оценками ситуации. В записке говорилось об углублении полезных реформ в Китае, об эволюции внешнеполитических позиций Пекина в сторону реализма и здравого смысла, об одинаковости подходов СССР и КНР к некоторым международным проблемам. Были выдвинуты предложения: прилагать усилия к нормализации политических отношений с КНР, вести диалог по международной проблематике, отказаться от линии «око за око» с отдельными антисоветчиками в органах китайской пропаганды, исходить из того, что выдвигаемые Пекином «три препятствия» – дело временное, наносное, на них настаивают лишь отдельные экстремисты в руководстве КНР.

Под руководством Олега Борисовича была подготовлена решительная отповедь Арбатову. Начиналась она весьма дипломатично: соображения, высказанные в арбатовской записке, – это, мол, «свежий взгляд человека, впервые посетившего Китай и взглянувшего на китайскую действительность с позиции специалиста по США, советско-американским отношениям». Выражалось согласие с тем, что в Китае происходят изменения и необходимо вести дело к дальнейшему развитию советско-китайских отношений. Зато далее все тезисы академика подвергались форменному разгрому. Было указано, что многое из предлагаемого в записке по поводу нормализации советско-китайских отношений и так делается, но вот незадача: Пекин «сознательно не отвечает взаимностью». В Китае есть люди, расположенные к нашей стране, но решения принимают не они. Неужели же нам следует вывести войска из Афганистана, прекратить поддержку Вьетнама и Кампучии только ради того, что Пекин, может быть, изменит к нам свое отношение?

Китайское руководство отказывается от предложений приступить к пограничным переговорам, параллельно заявляя, что СССР оккупирует 1,5 млн кв. км китайской территории. Мы предлагаем Китаю взаимодействовать на мировой арене в вопросах укрепления мира и безопасности. Китайцы или молчат, или отвечают негативно. Иллюзорна «одинаковость» в позициях сторон по Ближнему Востоку, Югу Африки, Центральной Америке. Пекин призывает народы этих регионов противодействовать советскому присутствию, а заодно уговаривает американцев не отдавать третий мир в руки СССР своими ошибочными действиями. В Азии китайцы открыто поощряют американское военное присутствие и резко выступают против нашей политики. Они поддерживают территориальные претензии Токио к СССР, ведут речь о «единой Германии», провоцируют Турцию и Иран на противостояние Советскому Союзу, стремятся к подрыву единства соцсодружества, усиливают военное партнерство с США в антисоветских целях. Причем делается это не какими-то отдельными антисоветчиками, а всеми без исключения лидерами КНР. Именно они призывают все народы мира, включая советский, выступить против правительства СССР. Что касается нас, то с 1982 года советские пропагандистские органы прекратили критику Китая, не говоря уже о руководителях СССР. В заключительной части записки констатировалось, что нет никаких признаков и предпосылок отказа Пекина от антисоветской линии.

Не знаю, куда О.Б. отослал эту записку, но Арбатова он взял в серьезную разработку. Ведь академик продолжал наступать. 28 января 1986 года, выступая на расширенном заседании бюро Отделения экономики АН СССР, Арбатов развил свои тезисы в поддержку китайских реформ и подверг уничтожающей критике нашу «сектантскую, догматическую» линию на всяческое ограничение контактов с КНР. Академик, в частности, подчеркнул: «У нас может быть любая точка зрения на суть происходящего в Китае. Но руководствоваться мы должны не этими взглядами, а партийными и государственными интересами, не учитывать их преступно… Что касается изучения внутренних процессов в КНР, то нужно сказать со всей определенностью: хватит врать!».

Вконец разозленный Рахманин дал мне весьма специфическое задание: вести параллельные досье на Г.А. Арбатова и госсекретаря США доктора Г. Киссинджера. Предстояло наглядно продемонстрировать идейную, а возможно и организационную, смычку между «двумя деятелями мирового сионизма». Я сутками просиживал за рабочим столом, составляя сравнительную таблицу высказываний двух «ученых-сионистов».

В левом столбце – слова Г. Киссинджера о том, что «советская модель – это верный путь к застою… Ей не хватает эффективности и качества. Китайцы делают упор на личные стимулы и рынки, и успехи Китая потрясают… В городах стало заметно больше потребительских товаров». В правом столбце – признание Г. Арбатова, что многое в сегодняшнем Китае его «поразило, а зачастую даже заставило испытывать чувство стыда за нас… Многие товары по своему качеству значительно лучше, чем у нас».

Далее упоминалось, что Г. Арбатов вслед за Г. Киссинджером называет Китай могущественным геополитическим соседом СССР, призывает развивать с КНР торгово-экономические связи, хвалит Пекин за прагматизм. Для досье годились даже такие совпадения в позициях двух ученых, как их призывы к миру, разрядке напряженности международных отношений, поиску развязок спорных проблем за столом переговоров.

Под горячую руку О.Б. попадались многие цековцы и мидовцы, дававшие «слабинку» в китайском вопросе. Рахманин сетовал: «Много развелось диссидентов!». Как мог карал виноватых. Не ленился связываться и совсем уж с простыми смертными. Как-то шеф наткнулся на статью в китайской печати, в которой приводились добрые слова советского специалиста о КНР. О.Б. счел поступок предательским. На газете он наискось начертил жирным красным карандашом: «Найти и призвать к ответу!». В другой раз из штаба партии позвонили на телевидение и потребовали не хвалить китайских гимнастов во время трансляций с первенства мира. По указанию ЦК сняли загоравшиеся неоном иероглифы с фронтона ресторана «Пекин».

Постепенно стали циркулировать слухи о скором снятии Рахманина. Доходили они, конечно, и до самого Олега Борисовича. Но он не сдавался, с невероятным упорством продолжал в отношении КНР линию «держать и не пущать». Правда, старался теперь действовать похитрее, юлил, придумывал все более благовидные предлоги для блокирования инициатив. Когда же уловки не помогали и очередная инициатива принималась наверху, шеф тут же изображал ее полную поддержку. Вроде он и сам всегда был за такое решение.

При этом Рахманин продолжал энергично искать компромат на КНР. Задания на сей счет ежедневно обрушивались на головы подчиненных, в том числе на меня. Вызывает к себе в кабинет и велит срочно подобрать доказательства того, что китайцы в пропаганде постоянно оскорбляют вьетнамцев, а вьетнамцы, напротив, ведут себя в отношении Китая очень сдержанно. На самом деле все было не так, но…

Пытаясь удержаться в цековском кресле, О.Б. решил проэксплуатировать интерес М.С. Горбачева к укреплению позиций СССР в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Генсек призывал развернуть нашу внешнюю политику лицом к АТР, этому самому населенному и наиболее динамично развивающемуся региону земного шара. Рахманин изо дня в день собирал отдельские «летучки» и закатывал нудные речи о необходимости активизации нашей деятельности на восточном направлении, преодоления европейско-американского крена во внешней политике СССР. Требовал энергичной, инициативной, творческой работы всех сотрудников отдела по АТР. «Собирайте по крохам информацию, пишите записки в ЦК, звоните в Госплан и министерства, тормошите чиновников, мобилизуйте ученых, – призывал шеф, – разъясняйте важность АТР, пробуждайте интерес к региону, заставляйте вкалывать».

Все эти выступления выглядели пустой говорильней, сотрясанием воздуха. Представляете, бежим мы после очередного «хурала» к телефонным аппаратам, звоним в МИД или Министерство мясной промышленности и кричим тамошним начальникам в трубку: «Обратите внимание на Азию! Она очень важна!». Нас бы сочли за сумасшедших. Тем более что на фоне истошных призывов дружить с Азией наш отдел во главе с О.Б. Рахманиным продолжал тормозить любые реальные шаги по нормализации отношений с главной азиатской страной, с Китаем.