Текст книги "Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 5. Часть 7. Разбитые мечты"

Однажды О.Б. затеял супер PR-акцию – запросить у наших посольств в странах АТР отчеты и новые предложения по продвижению советской идеи об укреплении мира и безопасности в Азии и на Тихом океане. Запрос готовило огромное количество людей. Чем дольше его писали и переписывали, тем противоречивее и глупее он звучал. В запросе говорилось обо всем, только не о существенном – о прекращении нашей интервенции в Афганистане и примирении с Китаем на взаимоприемлемой основе. Для пущей важности в отделе устроили совещание представителей организаций и ведомств. Им строго наказали: наладить активную работу в Азии и на Тихом океане, об исполнении доложить месяц спустя.

Как было велено, из посольств, от московских организаций и ведомств стали стекаться пухлые отчеты о проведенных конференциях, разосланных в азиатские столицы докладах Горбачева, принятых делегациях друзей с Востока, о радиопередачах и статьях, плакатах и кинолентах, богослужениях и концертах. Потоком поступали предложения о дальнейших шагах. Никто эти отчеты и предложения не только не читал, но и в глаза не видел. Секретариат передавал их референту, тот забрасывал в стеллаж. И все. Точка. Если сверху требовали докладную, референт приводил по памяти набор из 5–6 фактов, пару присочинял и тем удовлетворял начальство.

К концу 1986 года М.С. Горбачев стал суше высказываться по Китаю в беседах с зарубежными коммунистическими лидерами – вьетнамскими, корейскими, восточноевропейскими. Жаловался на нежелание Пекина пойти на нормализацию политических и межпартийных отношений с Москвой. О.Б. немедленно уловил перемену, распорядился прекратить поиски новых моментов во внешней политике КНР и возобновил раскручивание антикитайских настроений всеми доступными ему методами (устная агитация на «летучках», «душеспасительные» беседы с В.А. Медведевым, засылка наверх, М.С. Горбачеву и другим членам Политбюро, пасквилей на Китай). Отдел в очередной раз ощетинился против Пекина.

Но затем последовал очередной примирительный жест М.С. Горбачева в адрес Китая, вскоре – еще один. Пока мы раздумывали, как реагировать на происходящее, раздался окрик со стороны Медведева: искать точки соприкосновения с КНР! Нам ничего не оставалось, как следовать указанию. В целом, несмотря на колебания и зигзаги, тенденция к все более позитивному восприятию внутренних процессов в КНР и китайской внешней политики набирала обороты. Становилось все более очевидно, что платформа О.Б. разбита и он ведет арьергардные бои без перспективы на успех.

Наконец в августе 1987 года Рахманина с работы сняли. Одновременно М.С. Капицу из МИДа перевели директором в Институт востоковедения АН СССР. Чашу терпения М.С. Горбачева переполнили высказывания московского корреспондента газеты «Гуанмин жибао», о которых кто-то проинформировал Генерального. Корреспондент в беседе с советским научным работником сообщил, что Дэн Сяопину очень не нравятся некоторые заявления советских официальных лиц, расходящиеся с официальной линией М.С. Горбачева. Особая неприязнь накопилась к М.С. Капице, который демонстрирует «пренебрежительное отношение» к КНР, вразрез с Горбачевым утверждает, что «все происходящее в Кампучии является необратимым». Деятельность Капицы превратилась, мол, в «четвертое препятствие» в китайско-советских отношениях. Другие представители КНР в конфиденциальном порядке добавляли, что Рахманин «еще большее препятствие».

После отставки, О.Б. тем не менее продолжал еще пару месяцев появляться на работе и даже пытался руководить. Вызывал сотрудников к себе, наставлял, давал поручения. Предлагал прокомментировать интервью Г. Киссинджера, в котором тот намекал на «неизбежность перерастания реформ в СССР за рамки ортодоксального социализма». На комментарии ТАСС о реформах в КНР сделал запись: «Следите за процессами в Китае, очень опасно!».

В конце концов Олег Борисович ушел. Ситуация сразу изменилась, отдел перестал быть тормозом на пути советско-китайского примирения.

* * *

Постепенно менялась политика СССР и на корейском направлении. Позитивная тенденция в отношениях Москвы с Пхеньяном стала угасать. Уже в 1987 году различия во внешнеполитических интересах и эволюция идеологической и внутриполитической обстановки в Советском Союзе стали порождать трения между партнерами. Сокращение объемов советской помощи и нападки на КНДР в советской прессе усугубляли ситуацию.

Моя Наташа, продолжая работать в Институте востоковедения, использовала новые возможности для объективного анализа корейской проблематики. Из-под ее пера выходили все новые аналитические записки, которые направлялись в ЦК КПСС и другие высокие инстанции и способствовали эволюции политики СССР на Корейском полуострове в сторону здравого смысла.

В то время как внешнеполитические новации М.С. Горбачева нам с Наташей, безусловно, импонировали, его реформаторская деятельность внутри СССР, как и у многих других представителей интеллигенции, вызывала у нас растущее разочарование. «Что толку от импортной техники, – вопрошали мы, – если в стране не создается рыночная среда? Так и будет ржаветь на складах эта техника из-за отсутствия условий и стимулов для ее эффективной эксплуатации. А какая польза от госприемки? Посадили старушек-контролерш на фабриках, и они выносят от имени государства окончательный вердикт, насколько хороши произведенные босоножки, духи и телевизоры. И это вместо того, чтобы позволить покупательскому спросу решать судьбу товара, как принято в нормальной, рыночной экономике. А антиалкогольная кампания, в пылу которой загубили виноградники, оставили население без сахара и подвигли неисправимых почитателей зеленого змия на потребление коктейлей из одеколона и жидкости для восстановления волос».

Все эти плохо продуманные и плохо осуществляемые акции, конечно, не решали проблем. Они лишь осложняли ситуацию, порождая хаос в экономике и в головах людей. М.С. Горбачев переживал, сердился и продолжал суетиться. То бросался читать труды Ленина, надеясь выудить оттуда рецепты исцеления социализма, то усиливал давление на аппаратчиков. Нам внушалось: вы – «прорабы перестройки», перестраивайте страну. Но ничего путного так и не получалось. Генсек публично признавал, что перестройка напоминает лес, когда верхушки деревьев колышутся на ветру, а внизу все тихо, безмолвно.

И вот тогда либерально настроенные советники, и в первую очередь А.Н. Яковлев, стали внушать лидеру: так называемые прорабы перестройки, партаппаратчики, а заодно с ними госчиновники и военно-промышленный комплекс на самом деле являются главным тормозом реформ. Чтобы оздоровить народное хозяйство, нужно решительно сократить военное производство и коренным образом реструктурировать экономику. Но «прорабы» и их соратники не желают такого удара по своим властным позициям. Не приемлют они реформы и идеологически: СССР, мол, окружен врагами, которые воспользуются наивным миролюбием и беспечностью Москвы.

Что касается перехода на рыночные рельсы сельского хозяйства, торговли, потребительских отраслей промышленности, то там инициативу намертво сковали сталинистские традиции, лютая ненависть аппаратчиков к частной собственности и инициативе.

Либералы подсказывали М.С. Горбачеву выход – с помощью гласности и демократизации разбудить низы, которые, очнувшись от летаргического сна, заставят по-настоящему перестраиваться косные верхи. Откроется простор для свободной мысли и свободного труда.

В начале 1987 года лидер перестройки провозгласил соответствующий курс, специально оговорившись, что гласность и демократизация не являются самоцелью, а необходимы в качестве рычагов реформирования экономики.

Поначалу аппаратчики полагали, что речь идет об очередной легкомысленной кампании, которую им удастся удержать в узких рамках. Но гласность быстро набирала обороты, зародилось демократическое движение, состоявшее из представителей интеллигенции, органов массовой информации. Демократы все смелее критиковали компартию, ее прошлые ошибки и преступления перед собственным народом, нынешние инертность и косность, неспособность вывести страну из тупика.

Что касается нас, то мы приветствовали демократизацию. Тоталитарный строй с его надругательствами над человеческой личностью, ограничениями гражданских свобод претили нам с детства. Вместе с тем мы с самого начала опасались: демократизация может привести к развалу коммунистического лагеря в Восточной Европе, а затем и Советского Союза. Терять восточноевропейских союзников было не очень жаль, а вот разрыв с советскими республиками, особенно с этнически близкими, такими как Украина и Белоруссия, представлялся делом болезненным и даже трагичным.

В дневнике мы записали уже 20 мая 1987 года (т. е. спустя четыре месяца после провозглашения нового политического курса):

Однопартийная коммунистическая система несовместима с демократией и развалится при ее углублении. Не выдержит демократизации и Советский Союз. Наше государство – империя, в которой большинство народов живет против своей воли. Дай им демократию, и они разнесут государство в клочья. Распадутся коммунистические режимы в Восточной Европе. Они тоже держатся на насилии.

Выражали мы сомнение и в том, что демократическая система и процветающая рыночная экономика смогут восторжествовать на российской почве даже в случае падения коммунистического строя. Приводили следующие аргументы: аллергия русского народа на демократию и конкурентную экономику; хроническая экономическая отсталость России; имперский синдром, постоянно провоцирующий противостояние с Западом, осадную психологию, закрытость.

31 мая 1987 года мы так анализировали в дневнике складывавшуюся в стране ситуацию:

Если разобраться, то вся эта так называемая перестройка – смешной спектакль, фарс.

Вверху действует группа декабристов, которые хотят сделать Россию другой, более цивилизованной. Причем, в отличие от ситуации в 1825 году, в рядах нынешних декабристов не так уж много честных людей, борцов за идею. Преобладают приспособленцы, которым все равно, кому и как служить, лишь бы плавать на поверхности, купаться в славе, почете, роскоши. Они шумят о перестройке, вносят почти революционные предложения, но вместе с тем не только мертвой хваткой держатся за прежние многочисленные привилегии, но алчными лапами пытаются заграбастать все, что плохо лежит и что пока не удавалось прибрать себе. Это и должности для детишек, и новые квартиры и дачи, и дополнительные поездки за кордон, и власть над новыми отраслями и институтами. Такие люди плотным кольцом окружили М.С. Горбачева.

А как же реагирует простая Россия и ее нацменьшинства на перестройку?

Работяги злы, что у них отняли последнюю радость в жизни, возможность без помех быстро и дешево напиться. В километровых очередях за спиртным М.С. чихвостят на полную катушку, не стесняясь.

Бюрократия вне себя от гласности, демократии, борьбы с привилегиями. С ее точки зрения, это подрывает устои нашего государства, того бюрократического «социализма», в котором бюрократы сделали карьеру и который им столь люб и дорог.

Обыватель бьет тревогу: почему дремлет КГБ, не арестовывает журналистов и прочих смутьянов? Одновременно народ бесит появление на телеэкранах супруги М.С., он придирается ко всему. Горбачев, мол, говорит одно и то же, много болтает, а толку нет, разъезжает по заграницам, оттяпал себе домище на Ленинских горах и т. п. И это тот обыватель, который не видит ничего плохого в сталинских расстрелах и помалкивал, глядя на казнокрадство и фиглярство с наградами и славословием в адрес Брежнева.

А интеллигенция? Отчасти она довольна. Есть что почитать, отвести душу. Вроде кое-где бьют ненавистных начальников, кое в чем пытаются восстановить социальную справедливость. Но интеллигенция тоже бурчит: и там не те методы, и здесь неправильные решения. А главное, из среды интеллигенции выделяются не демократические организации (как это было бы при таких обстоятельствах в Польше или Венгрии), а полуфашистские образования типа «Памяти» (черносотенцы, которые кричат долой империализм и по сути долой социализм, во всех бедах винят масонов и евреев).

Не получится у М.С. Горбачева переделать Русь, даже немцам-царям, опиравшимся на правящий класс инородцев, не удалось этого сделать сверху (за столетия). Даже крутая революция (снизу) 1917 года не смогла достичь такой цели. А сейчас для революции сверху нет ни условий (почти никому она в России не нужна), ни сил.

Мы, однако, являлись всего лишь пассивными наблюдателями проистекавших в стране процессов. Лидерам же перестройки было не до теоретизирования по поводу бесперспективности перемен. Они получили шанс изменить ход истории и горели желанием этот шанс сполна использовать.

Азарт участия в эпохальных переменах и определенная наивность толкали отцов перестройки на все более смелые шаги. Возможно, А.Н. Яковлев прекрасно понимал, чем кончится демократизация для коммунистического режима и СССР. А вот М.С. Горбачев, кажется, верил, что если социализм приобретет человеческое лицо, то не только русские, но и литовцы, грузины, другие народы останутся верны и системе, и многонациональной державе со столицей в Москве. Генсек и сам денно и нощно боролся за умы и сердца соотечественников, за нас, аппаратчиков, заставлял помогать ему.

В начале июня 1987 года в ЦК состоялось совещание, где руководители крупных хозяйств, ученые ратовали фактически за рыночный (или почти рыночный) социализм: куплю-продажу предприятиями средств производства, ориентацию на потребителя, конвертируемый рубль, сокращение сферы планирования, функций Госплана, министерств и т. п.

Накануне вышла статья Н. Шмелева в «Новом мире», которая вызвала широкий резонанс и у нас, и за рубежом. Автор не оставил камня на камне от нашей экономической системы, в том числе от коллективизации, критиковал те половинчатые, а в ряде случаев скороспелые, ошибочные действия, которые предпринимались М.С. Горбачевым. Коллеги по аппарату ЦК в подавляющем большинстве статью Н. Шмелева очень ругали – «злобная, антисоветская, вредная, глупая». Хотя ученый был абсолютно прав.

* * *

Свои впечатления о ЦК КПСС, перестроечных процессах в 1985–1987 годах мы фиксировали в личном дневнике. Предлагаю вниманию читателя дневниковые записи, но хочу предупредить, что некоторые из них уже были использованы (близко к тексту или по сути) в этой главе. Решил их здесь оставить, чтобы не нарушать целостности повествования.

9 июня 1985 года

…О моей работе в ЦК высказываются самые разные мнения. Ю.М. Мельников не в восторге, считает, что там слишком много работы, не будет оставаться времени для творчества.

…В стране идет борьба с алкоголизмом опять в форме тошнотворных кампаний. Интеллигенция сразу прижала хвост, работяги же пьют по-прежнему, да еще и в аптеку стали бегать чаще, так как не в состоянии до 14 часов ждать открытия магазинов.

1 июля 1985 года

…Теперь о новой работе. Иду без энтузиазма, даже с каким-то чувством протеста. Не собираются ли вновь сделать из меня мальчика на побегушках? Для меня ясно по крайней мере то, что карьеру в ЦК не сделаю.

…Надо стараться ни с кем не ссориться, не вступать в бытовые и особенно интеллектуальные конфликты.

2 июля 1985 года

Отработал в аппарате ЦК первый день. Чувства смешанные. С одной стороны, весьма любопытно оказаться вблизи сильных мира сего. В коридорах и на подходах к зданию ЦК встретились высокие партийные начальники Пономарев, Русаков, Шарапов. Побывал в кабинете О.Б. Рахманина. Ознакомился с записью беседы Горбачева с вьетнамским лидером Ле Зуаном (с частью, касающейся Китая), рядом документов, подготовленных в КГБ.

Вкусил пищу в цековской столовой (вот это столовая!), узнал, что мы с Натали будем прикреплены к 4-й поликлинике, сможем выбирать место отдыха, без проблем приобретать проездные билеты и т. п.

Все это льстит и вызывает определенное удовлетворение. Вместе с тем не покидает чувство, что я опять выступаю в роли начинающего жизнь подростка. Встретили меня хорошо (зав. секретариатом В. Царенко, сотрудники сектора С. Разов и А. Денисов, другие). Выяснилось, что С. Разов – и.о. зав. сектора (Шабалин в больнице). Царенко предложил называть чуть ли не всех на «Вы». Кстати, наш с В. Грешных отчет о поездке на юг КНР Рахманин О.Б. послал вчера помощнику М.С. Горбачева Шарапову. Здесь его хвалят.

Сижу в комнате с Б.А. Сорокиным, ему 55 лет, он доктор наук. И всего лишь референт, как и я (уже 15 лет референт!). Это заставляет задуматься о перспективах.

3 июля 1985 года

Вчера уже что-то делал на работе. Дважды был на совещании у О.Б. Человек он пышущий энергией, полный идей, жажды деятельности. Очень знающий, умеющий хорошо, четко и быстро излагать свои мысли. У него твердые убеждения, и он весь нацелен на их постоянное отстаивание и развитие. Даже удивляешься: зачем это человеку надо, почему для него столь важно убеждать других в своей правоте, добиваться с риском для себя каких-то определенных решений по Китаю?!

«Каких-то» имеется в виду жестких. Линия у О.Б. все та же. Он понимает, что непопулярен в Москве, констатирует, что очень многие в нашей элите настроены к КНР гораздо мягче. Но от своей линии не отступает. Напротив, призывает аппарат вооружать его данными, с помощью которых он мог бы успешно сражаться с «заблуждающимися и дезинформированными людьми».

Вчера в беседе со мной сказал, что надеется на мою помощь в этом вопросе. Посетовал, что не все в секторе способны на активные и эффективные действия. Люди обленились и размякли. Похвалил лишь Разова и Титаренко. Похвалил и меня за квалификацию и активность.

Хотя похвалы и приятны, но я сейчас пребываю в расстройстве чувств. Полон неуверенности, стеснения. …Тревожусь, что новая жизнь может быстро опостылеть. Работаешь лишь с бумагами. Льгот гораздо меньше, чем ожидал. Оказывается, в магазине при аппарате ни «парт. колбасы», ни «парт. сосисок» не бывает. О пайке и говорить нечего. Но это, может быть, все тревоги и сомнения первых дней. Пройдет.

Есть ведь и плюсы. Вчера читал стенограммы бесед Горбачева с Ле Зуаном, записки О.Б. по разным аспектам китайской проблемы. Довольно любопытно. С материалами в аппарате отлично. Думаю, переборю себя и снова стану энергичным, оптимистичным человеком.

…Вчера Громыко перестал быть министром – перешел в Верховный Совет. Министром же сделали грузинского партсекретаря Шеварднадзе. Вот это абсурд! Начинает Горбачев крутеж. Шеварднадзе – из милиции, всю жизнь занимается наведением дисциплины и порядка. И его вдруг сажают во главе в/п ведомства!

4 июля 1985 года

…Трудно приживаюсь на новом месте. Работа напоминает ту, которую делал 17–15 лет назад в МИДе. Считка, беготня по машбюро и копировальным. Правда, одновременно много интересной информации. Вчера впервые читал т/л – из Пекина, Вашингтона, Ханоя, ряда других столиц. В основном мидовские, но были и комитетские. Причем довольно интересные. От военных пока ничего не попадалось.

Из отдела уходит консультант М.Л. Титаренко – возглавит Институт Дальнего Востока (ИДВ). О.Б. сказал вчера, что я должен взять часть его функций. При этом уточнил, что консультантская должность Титаренко останется в подвешенном состоянии, а затем ее, видимо, вообще отнимут. Так что мне ее не видать. Да я и не рассчитывал.

…Очень толковыми кажутся молодые ребята в секторе – С. Ра-зов и А. Денисов. С. Разов исполняет обязанности завсектора (временно, пока отсутствует Шабалин) и весьма ловко, уверенно. Молодец.

Вчера при считке документов допустил немало промахов. Может, смирюсь с референтством до конца дней своих, а может…

…После работы с непривычки очень устаю – ведь вставать стал в 6 утра (вместо 9–10 в июне), плюс транспорт, ходьба, нервное напряжение от вживания в новый коллектив. Прихожу обессиленный в 10:00–10:30 вечера. Смотрим с Натулей телевизор, и я тут же плюхаюсь спать.

…Ездил в МИД, посетил М.С. Капицу И он, и вообще все мидовцы в шоке. Еще бы, такого министра получить! Большой плевок всем профессионалам. Что-то М.С. начинает рубить с плеча. Все та же нехватка культуры и цивилизованности. МИД, это ключевое для нашего «гегемонистского» государства министерство, возглавит не просто профан, а еще и грузин. Рано или поздно в МИДе соберется половина Грузии.

7 июля 1985 года

Второй день идет дождь, холодно. Странное лето, но когда работаешь, это хорошо. Я рад и с ужасом вспоминаю пекинскую жару.

…В пятницу произошла очередная неприятность, которые теперь сыплются на меня словно из рога изобилия. Вызвал О.Б., сообщил, что на меня донесли – непонятно в устной или письменной форме, по каким каналам тоже не совсем ясно. Мне показалось, что О.Б. намекнул на Г.Б. В чем суть доноса? Якобы О.Б., Михаил Татаренко, Володя Рахманин и я, отмечая новые назначения, хулили выступление М.С. Горбачева в Днепропетровске. Я объяснил О.Б., что мы с Володей встречались, но не по поводу поступления и без свидетелей, и, конечно же, выступление не критиковали. О.Б. интересовался моими отношениями с Г.Б. в КНР, личностями некоторых коллег (не могли ли они?).

Что же произошло? Стали восстанавливать с Натали в памяти события. Володя и Ира были у нас 26 июня, до выступления М.С. в Днепропетровске. Так что хулить выступление не могли. Володя действительно критиковал М.С. за слова, не подкрепленные делами в области экономики, перебарщивание в вопросах борьбы с пьянством. Но я защищал М.С.! Так что подслушивание отпадает.

Наконец до нас дошло. 27 числа В. и И. были у общих друзей-тассовцев, 28-го встретились с В. в Боткинской больнице у Е.П. в палате (ему сделали операцию – вынули камень). Там В. сказал, что смотрел у тассовцев выступление М.С. по телевизору и покритиковал китайскую часть выступления.

Вечером у нас были в гостях Мельниковы и Ли, и я в разговоре передал недовольство Р. китайской частью выступления М.С. И кое-что еще о разногласиях вверху по проблемам Китая. Вот откуда и донос. Кто же из двоих, Мельников или Ли, передал и в какой форме? Это же надо так подвести, ведь даже «факт» обмывания моего поступления придуман! Ни с кем нельзя общаться, никому нельзя верить, и о Китае, тем более о руководстве СССР, вообще нельзя говорить ни с кем. Никогда.

Чувствую себя как затравленный зверь. Вспоминаю детство в Сочи, когда кто-то рядом со мной (Ляшко, Захарьящев и т. п.) совершал хулиганские выходки, а взрослые дяди неизменно хватали за уши меня и волокли в милицию, к родителям и т. п. Однажды Ляшко украл игрушку с елки в к/н «Смена» – директор к/н отвел в кабинет меня. Затем тот же Ляшко отнял на улице фонарик у младшего брата Наливченко. Схватили совершенно ни за что меня, доставили к родителям (это сделал отец Наливченко). Наконец, дети смотрели с крыши сарая фильм в летнем кинотеатре, что был по дороге к ж/д вокзалу. Я же просто гулял, и вдруг шум, бегут дети, за ними дюжий милиционер. Побежал на всякий случай и я. Тут же был пойман и отправлен в милицию. Вызвали родителей. А я ведь никогда в жизни с крыши не смотрел кино!

Последнее время меня так все травят, что вспомнил эти детские курьезы. Трифонов поливает за глаза, Мельников в глаза заявляет, что мне будет трудно в аппарате и работать там надо много, не то, что в С.-Фр., да и люди там другие, непохожие(?) на меня. Машину после огромных трудов над ней разбил. В голову лезут и другие неудачи и нападки.

11 июля 1985 года

…Продолжается мучительный процесс адаптации к новому месту. Постепенно осваиваюсь: узнаю людей, их нравы, познаю суть и технику работы, учусь ориентироваться в здании.

Прихожу к выводу, что работать или по крайней мере поработать в аппарате интересно. Материалов – горы. Да и время, как мне кажется, найдется. В пятницу и понедельник, например, меня никто не трогал. Просто читал т/л, диппочту, старые материалы. Затем, во вторник и среду, ситуация изменилась. Пришлось много писать, а еще больше бегать с очередной бумагой (запиской в ЦК об укреплении наших позиций в АТР).

Долго одолевала депрессия. Сейчас настроение постепенно, медленно, но идет на поправку, несмотря на все отрицательные моменты. Не расстраивает даже то, что О.Б. после истории с доносом, кажется, потерял ко мне всякий интерес. И материалы от него перестали идти, и не вызывает, и заданий не дает. На него выходит только С. Разов, который и раздает нам, сектору, задания. А сектор на данный момент это С. Разов, Б. Сорокин, А. Денисов и я. Есть еще два консультанта: Б.Т. Кулик и М.Л. Титаренко, но они в стороне, а Титаренко и вовсе уходит в ближайшее время. Он возглавит ИДВ вместо Сладковского.

В ЦК неплохой магазин, где продают мясо и полуфабрикаты, овощи и фрукты, печеные изделия, все высокого качества. Есть библиотека, парикмахерская, почта.

До сих пор не могу осознать, какие боссы вокруг ходят и насколько велика их власть. Люди как люди, серенькие, кабинеты у них простенькие…

На работу выхожу пораньше, часть пути до метро («Ленинский проспект») прохожу пешком, в офис прибываю в 8–8:30. Ухожу в 18:30–19:30. Но время летит довольно быстро, так как масса чтива.

В Москве с 9.VII находится с официальным визитом зампремьера Госсовета КНР Яо Илинь. Мы к его визиту не имеем никакого отношения. Совмин, МИД обходятся без нас.

12 июля 1985 года

На службе вчера нанервничался. Много дел, беготни и, главное, дела всплывают неожиданно, как правило, к концу рабочего дня. Вчерашним утром дописывал справку о межпартийных связях Пекина, затем мотался в связи с рассылкой проекта записки в ЦК по АТР, далее делал выписку из справки ИДВ, штудировал труд КНР – АСЕАН по поручению О.Б., доводил до кондиции информацию в посольство в Пекине о беседах М.С Горбачева с Ле Зуаном. Когда собрался уходить в 18:00, поступило задание от Русакова подготовить справку об инициативах соцстран по укреплению мира и безопасности в АТР.

Олег Борисович ведет себя дружественно, но я ему, безусловно, не опора. Полагается на других. Выслуживаться не собираюсь. Кое-что умею и уже давно это доказал.

14 июля 1985 года

…В пятницу на работе просто сбился с ног. О.Б. дал проект готовящейся Программы КПСС и ворох материалов, из которых я должен был выбрать что-то дельное в дополнение к Программе. Одновременно мой непосредственный начальник забрасывал меня своими заданиями. В итоге с большим трудом, выбившись из сил, разделался со всеми делами к 19:00. За день раз двадцать побывал в машбюро.

О.Б. в беседе всячески подчеркивал, что рассчитывает на меня, в мои функции будет входить сбор материалов из различных источников – радио, беседы с людьми из других ведомств и т. п. «Цель отдела, – сказал О.Б., – заполнять пробелы в работе посольства». Опять предупредил, что надо быть осторожным с разговорами.

17 июля 1985 года

…Что касается моего настроя, то он неважный. Никак не привыкну к отделу, к здешним порядкам, взаимоотношениям людей. Обидно. Ведь сам рвался в Москву, твердил, что устал от заграницы, от посольства, впечатлений, что тянет к оседлой жизни. А получил это все и тут же захандрил.

Функции отдела так и не понял пока. Рассылаем информацию по Китаю в другие ведомства, готовим какие-то справки, О.Б. ведет борьбу по сдерживанию эйфории в Москве в отношении КНР, да и по сдерживанию самих сов. – кит. отношений. Но при этом маневрирует, когда чувствует, что дело не выгорает, моментально меняет позицию. В частности, добивался отрицательного ответа на китайское предложение об аккредитации в Москве корреспондента газеты «Цзинцзи жибао». Говорил, что это партийный орган. Но почувствовал, что Замятин и другие за, и сейчас звучит так, словно он всегда ратовал за такое развитие событий.

28 июля 1985 года

…На работе была пара напряженных дней: готовили письмо Хонеккеру по китайскому вопросу и информацию о линии Пекина в отношении соцстран (обе бумаги для Горбачева). Сделал справку по визиту Ли Сяньняня в США. Понаблюдал, как О.Б. передергивает факты и в совершенно искаженном свете информирует начальство. Он разнес визит Ли Сяньняня в США буквально на ровном месте. На основе сообщений ТАСС сделал задиктовку – безграмотную и полную вранья – отнес ее Русакову и убедил секретаря в своей версии. Потом отнес заготовку Шарапову. То, что сделал я, назвал «жидким» материалом. Мне стало противно, и с таким настроением я вернулся в пятницу домой.

…Начался фестиваль. Улицы перекрыты, тучи милиции и солдат, лотки с едой и сувенирами, кое-где попадаются иностранцы. Набрали сброд со всего мира и сейчас прилагают все силы, чтобы не допустить его контактов с советским населением. Глупо все это.

…Закончился еще один weekend, и я со смешанным чувством тревоги, апатии, депрессии жду следующую трудовую неделю. Так в целом и не выхожу из подавленного состояния. Бывают просветления, вспышки оптимизма, стремления трудиться, но они быстро угасают.

…Ничего, постепенно войду в колею. В ЦК есть преимущества, только бы уверенности в поведении и в настроении прибавить, тогда все будет нормально.

…Скорее бы преодолеть душевный кризис. Рвался домой, хотелось в ЦК. Свершилось, а я захандрил. Ощущаю себя пешкой, и от этого на душе тяжело: опять все сначала, опять пытаться делать карьеру? Надоело. Ну ничего, пройдет, должно пройти. Надо взять себя в руки.

31 июля 1985 года

…Были у нас в понедельник вечером В. и И. Рахманины. Вернулись из Сочи спокойные, умиротворенные. Беспокоит нас всех лишь эта история с доносом. Оказывается, информация О.Б. о нем поступила сверху, от М.С. (не понял только, неужели от самого?). Суть такая, что О.Б., Володя, М.Л. Титаренко и я «обмывали» назначения – и титаренковское, и мое. Чушь какая-то. Володя говорит, что я ни при чем, удар против его отца и Титаренко. Видимо, сработали враги Титаренко. Но вот вопрос: почему там все-таки фигурирует моя фамилия?

…Обедал с коллегой из Отдела оперативной информации ЦК, который курирует СМИ. Он рассказал, что О.Б. запугал все московские организации. Никто с китайцами не хочет дела иметь, все боятся. Недавно О.Б. устроил тяжбу вокруг газеты «Цзинцзи жибао», никак не хотел аккредитовать ее корреспондента в Москве. Настоял Замятин. Я в целом лицезрел ситуацию, но не знал ее в деталях.

В редакциях, говорит приятель, лежат материалы по Китаю, но люди боятся даже звонить в ЦК по их поводу. И мы ничего не пишем по КНР, а ведь они так много публикуют об СССР. Нет у них своего О.Б., который один бы все сдерживал до такой степени. Зато О.Б. первый человек, который мне что-то сделал, в отличие от всех товарищей типа М.С. Капицы.

11 августа 1985 года

Володя Рахманин говорит, что наш с В. Грешных отчет о поездке на юг КНР критиковали мидовцы Киреев, Рогачев и пр. Рогачев говорит, что так ездить, как мы, «авантюризм», Киреев заявляет, что в отчете «клюква».