Текст книги "Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 5. Часть 7. Разбитые мечты"

Правда, тот же Горбачев на заседании Политбюро хвалил работников винно-водочной промышленности за срыв плана. Чем больше сорвете, тем сильнее, мол, отблагодарим.

С прекращением антиалкогольной кампании закоренелые бражники вновь ожили. В коридорах пьяные не валялись, но кое-кто покачивался. Случалось, храпели за столом. Несли околесицу на совещаниях.

В 1990 году «поддавалы» нашего отдела, да и всего аппарата, приобрели неоспоримого вожака в лице нового члена Политбюро Геннадия Ивановича Янаева. Знавшие его по прежней работе в ССОДе[92]92
  Союз советских обществ дружбы.


[Закрыть] советовали: все дела с Геной (так величали шефа за спиной) решай по утрам, после обеда он уже «хорош», бесполезно заходить. Не всегда везло и утром. Мой приятель застал Г.И. не вяжущим лыка в 9:00. Лидер долго вглядывался в расплывчатые контуры вошедшего и наконец, определив, что перед ним не «чужой», поинтересовался:

– Те… тебе чево?

– Да вот, хочу перейти в МИД на работу, поможете?

– А… бе… бежишь, бежишь с партийного ка-а-рабля?

– Нет. Хочу на живую внешнеполитическую работу.

– Это другой ра-а-згавор. Так чево ты от меня хочешь?

– Позвоните в МИД.

Будучи человеком сердобольным, Янаев тянется к трубке. Пытается набрать номер, но палец раз за разом срывается с диска. Наконец, операция удается.

«Алло-алло, это Коля? – произносит член Политбюро заплетающимся голосом, – это Гена… Ну, Гена Янаев. Слушай, возьми Толика на работу. Как какого Толика?! Ну, ну моего, из меж… межотдела. Ладно? Хоккей!»

Рассказывают, в поездках в своем высоком качестве за рубеж Г.И. любил, по пьяному делу, стойку на одной руке держать…на столе.

Секретарь ЦК Купцов поразил меня на ужине в честь зарубежной партийной делегации. На протяжении всего мероприятия, в течение трех часов, секретарь говорил только на алкогольную тему. «Водка, пиво, вино, выпить, поддать, набраться» – непрерывным потоком лилась из его уст лексика, более логичная в очередях за спиртным. С той поры я стал присматриваться к Купцову, и выяснилось, что он не только любит поговорить о вине, но слова подкрепляет делами. В загранкомандировках коммунистический вожак дни напролет пил то, чем угощали хозяева, а ночами хлестал привезенное из дома.

Что касается жульничества, то им, конечно, промышляли сотрудники Управления делами, как это водилось во всех уважающих себя советских учреждениях. Подвиги руководителя Управления Кручины описывать не стану. По достоинству их оценил Генсек М.С. Горбачев, наградивший «ударника перестройки» званием Героя Социалистического Труда.

Я лично сталкивался только с сошками, орудовавшими на нижних этажах воровской пирамиды. Начнем с «рядовых» буфетчиц. Как и их коллеги из общепита, они чувствовали себя «хозяйками тайги». Могли отчитать партийного функционера, дать ему то или иное указание (куда ставить или не ставить портфель, какой банкнотой расплачиваться, за которым столом трапезничать). При этом обсчет, обвес и обмер производились с наглостью, свойственной всем труженикам прилавка Страны Советов. Сначала меня такое удивляло (все ж таки храм партии!), но охладил эмоции приятель из союзной прокуратуры. Оказывается, и там, в присутствии грозных силовиков, творилось ежедневное и ежесекундное воровство.

В зависимости от расположения духа и личных привязанностей буфетчицы могли нет-нет да и одарить приглянувшегося аппаратчика дефицитом, выдать ему товар сверх нормы. Скажем, хорошую (по прозвищу «партийная») колбасу выдавали по три порции, в каждой по три кусочка. Бумаги не полагалось, чтобы клиенты потребляли продукт на месте. Но всем хотелось отнести колбасу из настоящего мяса домой, жене и детям. Поэтому и клянчили у продавщиц куски побольше, да и обертку в придачу. Одним это удавалось за счет артистических талантов, удачно выбранного тона. Другие платили услугами (например, за перевод текста этикетки на французской пудре, устройство на работу племянницы). Третьи добивались своего наглостью.

У буфетчиц были клиенты и на стороне. В частности, охранники на входных дверях. В обмен на сушки, сыр и помидоры ранней весной они пропускали девушек в здание ЦК как представителей высшей номенклатуры – без проверки документов, беря под козырек. Наведывались к буфетчицам родственники, друзья, знакомые, уходили довольные, с объемистыми пакетами. По вечерам буфетный персонал и сам расходился груженый «под завязку».

Большую власть имели мужчины, распоряжавшиеся билетами на транспорт. В цековской железнодорожной кассе сидели два дюжих богатыря, которым надо было сообщить, что нуждаешься в таких-то билетах. Богатыри молча выдавали бумажку (бронь), платную с 1990 года. С бумажкой нужно было следовать к соседнему окошку, где и происходило обилечивание. При этом все недоумевали: зачем нужны упомянутые два бездельника? Они получали солидные зарплаты, пользовались многочисленными аппаратными льготами, а уходя на покой, одаривались специальными пенсиями как ответработники. И все за то, что выдавали бумажки, которые с неменьшим успехом могла всучить пассажиру сама кассирша.

Товарищи, ведавшие авиаброней за кордон, вообще восседали в солидных кабинетах с «вертушками». Им полагалось помогать отправке – приему официальных делегаций, что они и делали. Но «навар» шел с другого, с бронирования «левых» мест. Аппаратчики обращались с просьбами достать авиабилеты для сестер, бабушек, однополчан, соседей и других неноменклатурных граждан. Ответственный долго отнекивался, не положено, мол, да и брони на маршрут не предусмотрено. Но в конце концов смягчался.

Бронировщики сидели в одной комнате вдвоем и друг друга побаивались. Поэтому разговор с каждым из них носил зачастую эзоповский налет.

– Иван Иванович, – просишь его в присутствии насторожившегося коллеги, – сделай для делегации пару билетов в Париж.

– Делегация ЦК?

– Почти. Наши подопечные, помогают в работе.

– Не могу. Не положено.

Переброска репликами занимала минут десять, и тут «билетер», продолжая отказывать, шевелил бровями, выходи, мол, поговорим позднее. Выполнял команду, не будучи уверен, правильно ли понял намек. Может быть, это лишь плод собственного воспаленного воображения? В коридоре спаситель догонял и на ходу бросал: «Сделаю. Жди звонка». И делал. За сувениры. Однажды я отвалил за авиабилет две пачки импортного чая и бутылку виски, но вместо спасибо услышал предложение добавить еще одного «вискаря».

Подобные мелкие, а то и не очень, махинации совершали джентльмены и дамочки, ответственные за путевки, проживание и питание в цековской гостинице, стройматериалы, служебные автомобили и многое, многое другое. С одной стороны, в ЦК, как я уже отмечал, льготы были расписаны по должностям, с другой – для своих людей из правил делались внушительные исключения. Рядовой сотрудник нашего отдела повсюду разъезжал на казенной машине, отоваривался дефицитом высшей категории, жил в отличной квартире и пользовался госдачей благодаря умению найти ключ к сердцам распределителей. Он, в частности, водил иностранные делегации в специальную сотую секцию ГУМа, с их помощью приобретал там импортное барахло и менял его на различные цековские привилегии.

Если же вы пытались действовать без хитростей, так сказать по закону, то натыкались на глухую бюрократическую стену. Распорядитель стройматериалов выставил меня за дверь за то, что я посмел войти к нему без вызова! Начальник по квартирам, не моргнув бесстыжими глазами, объяснил, что в ЦК жилплощадь выделяют исключительно остро нуждающимся, прозябающим в общих или аварийных квартирах (хотя кое-кто ухитрялся поменять за годы службы на благо КПСС по 5–6 квартир, захватить жилплощадь для детей и даже более отдаленных родственников). В ресторане гостиницы «Октябрьской» на просьбу покормить иностранную делегацию в номере директор Крепостной ответствовал разнузданным матом. Примеры можно было бы приводить до бесконечности.

Глава 4. От застоя к перестройке

До этого я описывал различные особенности и причуды аппарата, теперь попытаюсь в хронологическом порядке восстановить эволюцию поведения партийного воинства в условиях перестройки.

Появление Горбачева у руля власти весной 1985 года большинством функционеров было встречено с воодушевлением. Молодой, энергичный, а главное, выдвиженец Андропова, чьи хорошие начинания уже успел притормозить убогий брежневский холуй Черненко. С особым трепетом от нового Генерального ждали чистки кадров. Надоели взяточники, пьяницы, бездельники и развратники, из-за которых, как представлялось, страна погружалась в трясину болезненных проблем.

Социализм необходимо было очистить от гнойников, дать ему второе дыхание. Ну и, конечно, устранение коррумпированных элементов открывало путь к рычагам власти и родникам привилегий засидевшемуся на вторых ролях молодняку. В его среде давно ворчали, что престарелые маразматики перекрывают следующему поколению кислород, мешают раскрываться ярким дарованиям.

Горбачев не обманул ожиданий, взял в руки косу и начал срезать сорняковую траву. В газетах замелькали сообщения об освобождении тузов различных мастей от занимаемых должностей. Одних вытряхивали из кресел предельно культурно – они уходили на заслуженных отдых в соответствии с собственным желанием, по состоянию здоровья, а в качестве выходного пособия получали очередной орден. Кроме того, за газетной строкой оставались такие подробности, как обеспечение новоиспеченного ветерана партии пожизненными привилегиями: дачей, пайком, спецмедуходом, санаториями.

Член Политбюро Романов после эвакуации из высокопоставленного кабинета продолжал ездить на партийные средства на отдых за рубеж, прихватывая с собой не только членов семьи, но и обслуживающий персонал. На просторной даче Русакова можно было проводить два футбольных матча одновременно, не ставя при этом под угрозу благополучие фруктового сада, картофельного поля и огородов. На протекающей рядом реке Москве пенсионера ждал приятный сюрприз в виде белоснежного катера. Пономарева черный автомобиль продолжал быстро и без хлопот доставлять на Старую площадь, в кабинет, выделенный видному борцу за мир для написания мемуаров.

Подобное увольнение в запас бойца партийного фронта являлось низшей мерой наказания. Не всем везло в такой степени. Кое-кто уходил в политическое небытие без упоминания о его собственном желании и состоянии здоровья. Льгот в таком случае выпадало поменьше. Хотя товарищ мог, конечно, подсуетиться и выхлопотать недостающие удовольствия через соратников по партийному оружию. То пенсию, глядишь, повысят, то дочери еще попросторнее квартиру предоставят, а то войдут в положение и «Чайку» оставят, чтоб «летать» на ней на дачу и обратно. С явными штрафниками, опозорившими светлое имя КПСС, обходились круче. Исключение из партийных рядов, изгнание из кормушечного «рая». Впрочем, изгоев было немного, Михаил Сергеевич не одобрял сверхкрутизны в подходе к живым людям, проявлял коммунистический гуманизм.

Тем не менее очень скоро армия спецпенсионеров значительно пополнилась. Появились первые недовольные горбачевской политикой аппаратчики. Разгуливая по территории загородных цековских дач или вколачивая «козла» в скамейки Гоголевского бульвара, они бурчали и шипели. «Мальчишка, пацан, такими кадрами разбрасывается! Неужели не понимает, что без наших опыта и знаний ни одно дело не сладится! Молокососы, которых Генеральный ставит на руководящие посты, не тянут и не волокут». Мужьям подкудахтывали супружницы. В очереди в спецполиклинике к врачу я стал невольным свидетелем любопытного монолога. Пожилая тетя с очень простым лицом, но в импортных нарядах разговаривала вслух сама с собой:

– Какой мерзавец убрал из МИДа Громыко? Это же опытнейший и достойнейший дипломат! А на его место взял чурку из Тбилиси или Еревана! Срамота-то какая! Прямо коровам на смех! Или Капитонов. Человек на кадрах собаку съел, а его подлецы возьми и замени на Егорку Лигачева. Тот в Москве еще как следует ориентироваться не научился! На горком опять же сопляка посадили, Ельцина какого-то, дружка Лигачева. Это же издевательство над москвичами! А министров какая-то гадина тасует словно карты!

Еще долго тетя честила безымянных злодеев, а в заключение, уже поднимаясь со стула по сигналу медсестры, в сердцах резюмировала: «В общем, что там говорить, трудно, очень трудно приходится Михаилу Сергеевичу Горбачеву в таких условиях, с такими людьми!». Реплика сразила. То ли тетя была не в ладах с логикой, то ли пока не прозрела от традиционной русской веры в хорошего царя, обманываемого ближайшим окружением. А может, лукавила, ведь эпоха гласности тогда еще не наступила, приходилось прикрывать крамольные речи присяганием в верности «императору». Видимо, играли определенную роль все три фактора, и не только в случае с означенной особой. Прежде кристально-чистое мировосприятие функционеров правящего класса стало к началу 1986 года мутиться и вихриться.

Правда, в феврале – марте 1986 года работал XXVII съезд КПСС, на котором М.С. Горбачев, признав недостатки, ошибки и трудности, выступил с программой использования скрытых резервов социализма, ускорения социально-экономического развития страны. Для большинства делегатов лозунги звучали ладно, оптимистично, привлекательно. Нам горбачевская программа представлялась демагогической, хотя в ней содержалось гораздо больше здравых, живых мыслей, чем в предыдущих партийных документах.

Впрочем, нам было не до анализа докладов и речей. Я, в частности, имел поручение опекать партийные делегации из Вьетнама и Лаоса. Водил их в музеи, цирк, на хоккей. На хоккейном матче попросил знаменитого вратаря В. Третьяка (сидевшего поблизости) пообщаться с лаосскими лидерами. Третьяк согласился, увлеченно рассказывал гостям о любимом виде спорта. Лаотянцы внимали и одновременно следили за событиями на ледовой площадке. И всякий раз, когда там происходило столкновение, они взрывались заразительным смехом. Третьяк тогда замолкал, недоуменно посматривая на чудаковатых собеседников. Улучив момент, я шепнул ему на ухо: «Не удивляйтесь, в Юго-Восточной Азии люди даже при виде автомобильной катастрофы улыбаются и хихикают. Это своего рода защитная реакция».

На самом съезде бросалась в глаза популярность Фиделя Кастро. При его появлении в фойе зала заседаний делегаты замолкали, цепенели, а затем многие бросались к вождю кубинской революции: пожать ему руку, выразить восхищение, получить автограф, сфотографироваться.

Чувствовалось также, что делегаты пребывают в оптимистичном расположении духа. Наконец-то вываленные в нафталине старики оттеснены на задний план, страна оживает и вот-вот на всех парах рванет вперед и вверх.

На меня «навесили» еще одно задание – дежурить в галерее подарков. Гости дарили сувениры, которые развешивались или расставлялись у стены в фойе Кремлевского Дворца съездов. Делегаты рассматривали подарки, одобрительно цокали языками и качали головами. Но вот ко мне подошли два товарища со значками Ким Ир Сена в петлицах пиджаков. Более важный на вид что-то сказал по-корейски. Молодой перевел:

– Почему подарок товарища Ким Ир Сена висит ниже этой вещи из Мозамбика?

– А вам не все равно? – удивился я.

– Мне, – признался переводчик, – все равно. Но моему шефу (и здесь молодой кивнул в сторону стоявшего рядом коллеги) не все равно. Ему докладывать о ситуации в Пхеньян.

Тогда я предложил:

– Скажите шефу, что отсчет подарков идет по кругу и начинается этот воображаемый круг с подарка товарища Ким Ир Сена. Ваш подарок – № 1, а мозамбикский – последний в кругу.

Услышав перевод, более важный кореец еще больше надулся, удовлетворенно усмехнулся и пожал мне руку. Тучи, сгустившиеся было над советско-северокорейскими отношениями, рассеялись.

Но вот отговорили ораторы, отгремели фанфары, отшумели аплодисменты. Съезд завершился, возобновились будни. М.С. Горбачев с места в карьер принялся наращивать реформаторскую деятельность. Какое-то время в аппарате все еще сохранялось убеждение, что речь идет о дальнейшем укреплении позиций партии коммунистов. Партком ЦК КПСС так и озаглавил тему теоретических семинаров для отделов аппарата в 1986 году: «О путях и методах повышения роли КПСС в советском обществе». Предложения Горбачева о разделении функций партийных и государственных органов, об активизации деятельности Советов всех ступеней воспринимались именно как направленные на цементирование фундамента партийной власти. «КПСС не следует марать руки мелочами, влезать во все проблемы, – разъясняло начальство, – партия должна прочерчивать генеральный курс, а всякие там горсоветы пусть исполняют директивы и несут ответственность».

Однако на практике получалось по-другому, усиливалась ломка давно устоявшихся канонов теории и практики КПСС, властные полномочия партии сокращались. И аппарат насупливался, задумываясь о переменах и стараясь понять их суть и цели. Новый вождь запустил в оборот термин «перестройка», требовалась его расшифровка и соответствующая корректировка линии поведения. В ЦК и партийных штабах на местах гадали и метались. Знакомый обкомовский работник поучал: «Если хочешь выполнять замыслы партии, делай акцент на человеческий фактор». Для очень многих речь прежде всего шла о подъеме дисциплины.

Лучшие умы аппарата предлагали восстановить успевшие полюбиться андроповские облавы на улицах городов. Человек, ничего не подозревая, входит в кинотеатр, а его раз, за грудки, требуют доказать, что он не верблюд и не прогульщик, что отдыхает на законном основании. Если оправдательных бумаг и аргументов не хватает, тогда пройдемте в каталажку для основательного допроса. Подобные операции вмиг помогли запугать и приструнить народ. С точки зрения многих теоретиков КПСС, андроповщина послужила бы отменной артподготовкой для возвращения к уже полнокровной всеобъемлющей сталинщине.

«Народ заждался порядка, – настойчиво повторяли в кабинетах Старой площади, – смотрите, чуть ли не на каждом грузовике портрет Сталина. Люди голосуют за сильного хозяина!» От имени народа и во имя его сокровенных интересов предлагалось беспощадно сажать прогульщиков, «несунов», хапуг, бездельников. Большинство лидеров, включая будущих отцов российско-советской демократии Ельцина и Шеварднадзе, горели лихорадкой административно-командного наведения порядка в обществе.

Борис Николаевич Ельцин, совершая лихие кавалерийские наскоки в магазины и на фабрики, рубил пойманных врасплох нарушителей социалистического общежития сплеча. В сторону разлетались куски поверженных секретарей райкомов, директоров овощных баз, начальников ГАИ и прочих нехороших элементов. Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе разрывал гордиевы узлы мидовских мафиозных структур, беспощадно топтал семейные муравейники в попытке довести внешнеполитическое ведомство до сталинских образцов дисциплины и послушания. Секретариат ЦК и Политбюро после долгих летаргических брежневско-черненковских лет вновь стали приобретать черты ленинско-сталинского мозга и меча нации.

Взрываются цветные телевизоры? Капитанам отрасли вставить по первое число! Половину снять, уцелевших обязать, чтобы аппараты перестали шалить. Далее. Перед очами вождей перестройки предстает первый секретарь Калининградского обкома КПСС. Он человек на этом посту новый, но все равно виноват. На Секретариате ЦК указывается, что сто лет назад удои молока в районе Кенигсберга были выше, чем в нынешней Калининградской (то бишь Кенигсбергской) области. Секретаря за это песочат и требуют разобраться с молоком раз и навсегда.

Следующим на ковре оказывается астраханский вожак коммунистов и получает «под дыхало» за то, что во вверенной ему области никудышные урожаи груш и яблок. Чихвостят генералитет советского спорта за недостаточно блестящие выступления хоккеистов и гимнастов на международных аренах. В рамках борьбы за повышение дисциплины родилась мысль всерьез схватиться с «зеленым змием».

«Перестраивались» не только основные отделы, но и Управление делами в аппарате ЦК. И оно должно было добиваться более высоких стандартов в работе. И люди старались. Возводили еще более комфортабельные дома отдыха, обогащали меню в столовой, разнообразили ассортимент в отделе кулинарии, прибирали к рукам новые санатории, вводили дополнительные услуги в цековском комбинате бытового обслуживания.

А руководство КПСС между тем нацеливало ответработников на претворение в жизнь планов по ускорению развития производительных сил страны. На совещаниях нам разъясняли: «При Брежневе драгоценная валюта бездумно транжирилась на приобретение потребительских товаров – продовольствия, одежды и даже такой глупой роскоши, как французские духи. Все это “сгорало” вмиг, а народ требовал очередной партии импортных инъекций. Мы отныне пойдем другим путем. За границей будет закупаться не ширпотреб, а промышленное оборудование. Внедрим его, наладим производство у себя дома и сразу заживем богаче».

В аппарате наступило прозрение: вот в чем корень вопроса, в преодолении технического отставания от Запада путем правильного использования ресурсов, включая валютные. КПСС здесь предназначалась особая, организационная и направляющая роль. Веером разлетелись по стране уполномоченные глашатаи, с тем чтобы поднять партию на реализацию очередных грандиозных решений.

Перестроечный ветер постепенно наполнял паруса внешнеполитического корабля КПСС и советского правительства. Это давалось непросто: Советский Союз уже давно и глубоко завяз в холодной войне с Западом, прежде всего с США. Попытаюсь здесь воссоздать краткую историю этой длительной конфронтации, базируясь на исследовании Натальи Евгеньевны, опубликованной ею позднее, в 1997 году[93]93
  См.: Дипломатический ежегодник – 1997. М.: Научная книга, 1997. С. 124–136.


[Закрыть].