Текст книги "Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 19. Часть 24. (окончание). Родные"

Друзей абсолютно нет – никто мне не звонит, я никому не звоню. И маршрут один: Академия – дом, дом – Академия.

Нет ни «руки», ни более-менее надежных высокопоставленных друзей. Есть знакомые – Капица, Тихвинский и другие, но, опять же, я не умею что-то просить, даже избегаю их. Характер.

С обменом квартиры кое-что проглянуло, но довольно хороший вариант, казавшийся «в кармане», стал ускользать.

В «Правде» сообщение: Воронков, этот мерзавец из Сочи, приговорен к 13 годам лишения свободы. Мало, явно мало для этого матерого бандита.

Прочел статью о подонке Воронкове. Написана красиво, талантливо. Однако, как всегда, у нас больше скрыто, чем раскрыто. Ни слова о тех, кто назначал Воронкова мэром Сочи и покровительствовал ему, о махинациях вокруг «Океана», с которыми он несомненно связан. Ни слова наконец о том, что Воронков – далеко не единичное явление, что взяточничество, разврат, разложение пронизывают наше общество сверху донизу. Начинать надо с руководства[1]1
  См. мою статью о Воронкове и Кº, с. 52.


[Закрыть].

И даже не с него, а с условий, которые все эти явления порождают, строй, при котором преступник может открыто куражиться всю жизнь, и никакие милиция и общественность ему нипочем. Беда наступает для него лишь в том случае, если к нему по какой-то причине (перестал давать взятки и т. д.) охладели его покровители – те, кто облекают властью, назначают на посты и снимают с них, даже когда речь идет о выборных постах.

Последние пару недель – полоса вечеринок в различных домах. Выясняется, что мы далеко не самые «богатые» в Москве. Кое-кто, не занимая высоких постов и не пожив в Америках, имеет шикарнейшие квартиры, набитые несметными, по сравнению с нашими, богатствами. Так что все в мире относительно.

Каждый день узнаю о фантастических успехах в карьерах своих сверстников: например, Воронцова, родственника Пономарева, назначили проректором нашей Академии. Вот люди творят дела! Сами окончательно разложились и теперь разлагают общество. Этот ловкий молодой человек, войдя в правящие круги Страны Советов с заднего ходя (женившись на дочке кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС Пономарева), в 30 лет стал доктором наук и проректором. На работу он ездит в «мерседесе», конечно. А если с этой дорогой машиной что-то случится, то не беда: заботливый тесть во время своего пребывания в США в 1978 году приобрел для зятька полный комплект мерседесовских запчастей за государственный счет. Приобрел он, кстати, и многое другое за тот же счет. Вот так и живет наше социалистическое общество равных и преданных революции людей. А безбрежное море подданных всему верит, готово грудью… Но одновременно тоже потихоньку подворовывают – друг у друга, у государства. И по-мелкому, и по-крупному, кому как удастся.

Все праздники, 6, 7, 8 марта, были в гостях, пили, курили. Сейчас, как всегда после подобных мероприятий, депрессия. Как же все это опостылело, как это скучно, неинтересно!

Надо теперь использовать ситуацию на работе для того, чтобы «добить» 3-ю книгу. Мы ведь ее уже начали (сделали страниц примерно 60).

Выпиваю и даже курю периодически. Спорт забросил, но тьфу-тьфу, не толстею. Натуля считает, что похудение мне не идет, выгляжу плохо и старо со своим новым худым лицом.

Сижу на больничном (ангина). С утра до вечера с Натулей на пару пишу книгу об азиатах в США. Заканчиваем вторую часть, о корейцах, останутся японцы. Надо добить к концу года или в крайнем случае к 15 января. Затем – рецензии, и все это – в издательство.

Третий труд за два с хвостиком года (плюс энное количество статей) – неплохо. Но надо публиковаться.

…А мама тем временем угасала. Наблюдать за мучениями родного человека было невыносимо. В день маминого 67-летия, 28 декабря 1981, поехали к ней в больницу. С шампанским и цветами. Поцеловали, погладили, поговорили. Мама, в очередной раз вздохнув печально, сказала: «Вот бы еще пару годков пожить! Съездить в Сочи!»

21 марта 1982 года мама после страшных мучений ушла из жизни. И как только это случилось, нас с Наташей стали выпихивать в КНР, на работу в посольство СССР.

* * *

В заключении этого раздела о моих родных хочу познакомить читателей со своей статьей, написанной в 2013 году, о бывших руководителях Сочи, оказавшихся преступниками (мэре Воронкове и др.).

Уже после ухода П.И. Бажанова из жизни, во второй половине 1970-х годов, мэр Сочи В.И. Воронков и члены его команды оказались под прицелом правоохранительных органов. В городе-курорте впервые за его историю разразился грандиозный криминальнокоррупционный скандал. Круги разошлись по всему Краснодарскому краю.

В «Википедии» о Воронкове сказано, что он – «фигурант громкого уголовного дела о злоупотреблениях в Краснодарском крае». Далее помещена следующая информация:

«Все началось с того, что в ходе расследований по серии уголовных дел о взяточничестве в Министерстве рыбного хозяйства СССР («рыбному делу») был арестован директор сочинского магазина «Океан» Арсен Пруидзе и коллега Воронкова Александр Мёрзлый. Пруидзе дал признательные показания о том, что давал взятки Воронкову. Воронков выдал около 10 тысяч рублей и золотые украшения. Он уверял следователей, что эти деньги были честно им заработаны.

…Воронков был взят под стражу и вскоре самолетом в наручниках доставлен в Москву, в следственный изолятор КГБ СССР в Лефортово. Там он был помещен в одиночную камеру… Через несколько месяцев состоялся суд, который приговорил Вячеслава Воронкова к 13 годам лишения свободы с конфискацией имущества.

После распада СССР Воронков был реабилитирован. Материалы уголовного дела по обвинению его во взяточничестве так и не были найдены, вероятно, были уничтожены. Тем не менее впоследствии один из арестованных по делу рассказывал о Воронкове так: «…Важность государственного деятеля в нем сочеталась с беззастенчивым взяточничеством; ум – с бессмысленным скопидомством, когда копились драгоценности на сотни тысяч рублей без надежды на применение; размеренный семейный быт и утренние прогулки ради здоровья – с мелкими радостями кутежа инкогнито в компании с девицами легкого поведения…»

А вот что рассказано о тех событиях в Сочи в книге известного историка и писателя Л.М. Млечина «Брежнев»:

«Первый секретарь Краснодарского крайкома Сергей Федорович Медунов был хозяином края с 1973 года. Когда Брежнев стал вспоминать военные годы и свои подвиги, то больше всех от этого выиграл Медунов. Знаменитая «Малая Земля», где воевал полковник Брежнев, находилась на территории Медунова. Первый секретарь крайкома позаботился о том, чтобы подвиг Брежнева был достойно увековечен. Брежнев приехал в Новороссийск, растрогался, обнял Медунова.

Об успехах Кубани писали постоянно. Медунов обещал на партийном съезде собрать миллион тонн риса. Построили искусственное водохранилище, затопили села, люди перебрались в другие места. Весь край работал на этот миллион – в жару по колено в воде, чтобы Медунов мог доложить о своем успехе. Он получил золотую звезду Героя Социалистического Труда. Потом выяснилось, что обещанный миллион – это липа. Поля загубили.

Михаил Сергеевич Горбачев вспоминал о делах соседей:

«При Медунове стали реанимироваться и особые (я бы назвал их кубано-местническими) настроения… Культивирование мысли о том, что кубанцы – люди особого склада, имеющие не только особые заслуги, но и особые права и преимущества по сравнению с другими…»

В крае происходили немыслимые по тем временам вещи. Об этом напомнил несколько лет назад журнал «Люди», где составили полное описание «медуновщины».

Знаменитое в те годы «рыбное дело» началось с ареста директора сочинского магазина «Океан» Арсена Пруидзе. Дальше пошло как по маслу:

• «Вячеслав Воронков, мэр города Сочи (тайники с перстнями и бриллиантами, квартира с фонтаном и камином, автомобиль «Форд», праздники с цыганами, брюнетками и шатенками в Рыцарском замке, «я допустил перерождение и невыдержанность», 13 лет с конфискацией имущества);

• секретарь Сочинского горкома партии Александр Мёрзлый и начальник управления общественного питания Валентина Мёрзлая по прозвищу «Шахиня» («групповуха» с немками на берегу моря, кража оружия у пограничников, присвоение автомашин, бесплатное строительство дачи, приписки, собирание взяток с работников торговли, арест, симулирование психического заболевания, по 15 лет лишения свободы с конфискацией имущества);

• секретарь крайкома Тарада (добровольная сдача следствию ценностей на 750 тыс. рублей, признание взяток от ста человек, три тайника – на кухне, в сарае, в курятнике, взялся помочь следствию, умер от инсульта в Лефортовской тюрьме);

• управляющая трестом столовых и ресторанов Геленджика Берта Бородкина по прозвищу «Железная Бэлла» (взятки на один миллион рублей, расстрел);

• первый секретарь горкома партии Геленджика Погодин (исчез);

• председатель Хостинского райисполкома Логунцов (был допрошен как свидетель; вернувшись домой, написал письмо сыну, обмотал себя проводами и воткнул их в электрическую сеть)…»

Вот какая беседа с пенсионером Медуновым состоялась у корреспондента журнала «Люди»:

– Я сыну Жорику машину купил пополам с тестем, «жигули», в северном исполнении, утепленную, – он же болел у меня. Тарада написал, что вызывает его Медунов и говорит: «Сыну машину надо купить. Сын больной. А денег нет». Тарада якобы сходил за деньгами и положил мне в ящик стола конверт, а в нем – шесть тысяч. Это клевета! Это ложь! Тараду назначили в Москву заместителем министра, так он свой хрусталь и ковры грузовиками перевозил и в Москве на взятке попался, а деньги его из-под земли вырыли, четыреста пятьдесят тысяч, уже желтеть начали. И в тюрьме начал на сокамерников стучать – там его и убили.

– До сих пор неизвестна судьба Погодина, первого секретаря горкома партии Геленджика, – спрашивали Медунова. – Он исчез, как утверждают, после разговора с вами. Одни сочиняют, что Погодина вывезли на подводной лодке за границу. Другие пишут, что его «убрал» местный КГБ по вашему указанию….

– Это неправда. Погодин был беспринципный, и бабская сторона его губила. Он с армянкой, директором школы, сожительствовал, но не разводился с женой. Армяне грозились его убить. Но жена жалобы не подавала: Погодин приехал на пленум крайкома и после пленума уехал в Геленджик. Звонят оттуда: до сих пор не приехал, где? Начали искать. Кто-то видел ночью, как Погодин пешком шел по городу. Был слух, что ушел он в Австралию, как раз австралийское научно-исследовательское судно в ту ночь отчалило. Я думаю, вот что могло быть: либо кто-то вывез его в море и утопил, либо в каньон бросили, а за ночь шакалы съели. Так и отец его погиб, и косточки не нашли. Наш КГБ Погодина очень активно искал.

– А что скажете про Берту Наумовну Бородкину, «Железную Бэллу» из Геленджика?

– Она с немцами сожительствовала, голой на столе плясала, а ее пригрел Погодин и Главкурортторг. Воровала, гадина, по всем статьям! К ней уже тогда бандиты подъехали, поставили к стене, все забрали. Ко мне пришел Погодин: у нас в Геленджике сдается дом, давайте дадим квартиру Бородкиной! Я отказал: ни в коем случае, у нее же свой дом есть, пусть его продаст, потом подумаем. Она и мне автомашину с продуктами подсылала, но я отправил назад. Но тронуть Бородкину было трудно: она опекала семью члена политбюро Кулакова, бесплатно кормила их…

Судьба первого секретаря Геленджикского горкома партии Николая Федоровича Погодина так и осталась загадкой. Он исчез бесследно. Берту Наумовну Бородкину за хищения социалистической собственности приговорили к высшей мере наказания. Только в Геленджике несколько десятков местных руководителей были приговорены к различным срокам тюремного заключения.

Аресты прошли и в Сочи. Руководители городской торговли и общественного питания назвали имя своего покровителя – Анатолия Георгиевича Тарады, секретаря крайкома партии. Он получал деньги за то, что прикрывал существовавшую в крае теневую экономику, в основном подпольные цеха, которые гнали «левую» продукцию. Благодарные «цеховики» передавали ему деньги, а он делился с остальными. Говорят, что на следствии Тарада обещал назвать имена, но в ту же ночь умер в камере.

Первый секретарь крайкома понял, что расследование нужно остановить. Медунов знал, что твердо мог рассчитывать на генерального секретаря и его окружение. Однажды Медунова уже распекали на секретариате ЦК. Едва он вернулся в Краснодар, позвонил Брежнев:

– Ты не переживай и не очень обращай внимания на случившееся. Работай спокойно.

Когда заведующий сектором отдела пропаганды ЦК Наиль Бариевич Биккенин приехал в Краснодар, Медунов показал ему огромные фотоальбомы, на которых он был запечатлен вместе с Леонидом Ильичом. Имелось в виду, что делать какие-то замечания человеку, столь близкому к генеральному, по меньшей мере глупо.

Медунов пожаловался в Москву, что прокуратура «действует методами тридцать седьмого года». Вопрос в 1981 году разбирался на секретариате ЦК.

О коррупции в Краснодарском крае доложил заместитель генерального прокурора и начальник следственного управления союзной прокуратуры Виктор Васильевич Найденов, высокопрофессиональный и принципиальный юрист.

Но на секретариате обсуждали не продажных краснодарских чиновников и их высоких покровителей, а прокуратуру. Найденову объяснили, что он занимается дискредитацией партийных кадров, и тут же освободили от должности. Вел секретариат Андрей Павлович Кириленко, он не пожалел грубых слов в адрес Найденова.

Виктора Васильевича перевели в следственное управление МВД на низкую должность заместителя начальника отдела по расследованию уголовных дел о преступных посягательствах на грузы….

Сергей Медунов прославился невиданным самодурством. Например, приказал бульдозерами снести все парники, в которых люди выращивали для себя овощи. Распорядился превратить Краснодарский край в зону для некурящих. Курение было запрещено во всех общественных местах. Ничего из этого не вышло, но краснодарский опыт изучали по всей стране.

О ситуации в крае написала газета «Советская Россия». На защиту Медунова бросились партийное руководство, секретарь ЦК по идеологии Зимянин.

«Сколько гнева, – вспоминал тогдашний руководитель газеты Михаил Федорович Ненашев, – обрушилось на голову главного редактора со стороны Михаила Васильевича Зимянина за это, по его мнению, необдуманное выступление, которое, как замечено было в беседе, противоречит позиции ЦК КПСС».

Когда Андропов стал вторым секретарем ЦК, он не выдержал и обратился к Брежневу по поводу Медунова. Разговор был телефонный. В кабинете генсека в тот момент находился его охранник Владимир Медведев.

Выслушав Андропова, Леонид Ильич спросил:

– Что же делать?

– Возбуждать уголовное дело, – предложил Андропов, – Медунова арестовать и судить.

– Юра, этого делать нельзя, – сказал Брежнев. – Он руководитель большой партийной организации, а теперь его – под суд? Мы опоганим хороший край.

Единственное, на что согласился Брежнев, – переместить Медунова на менее видную работу, был такой эвфемизм в партийной канцелярии.

Медунов рассказывает об этом так:

– Меня пригласил к себе Горбачев, сказал: «Сейчас пойдем к Андропову. Разговор будет неприятный». Андропов объявил: «Время пришло отозвать вас в распоряжение ЦК и дать другую работу. Министерств свободных нет, пойдете пока заместителем». Ни упреков, ни объяснений. Всё у меня внутри заклокотало. «Я пойду к Леониду Ильичу». – «А вот этого делать не надо. Леонида Ильича нам надо беречь». В Краснодаре собрали пленум, я простился… Всех предупредили, чтобы никаких вопросов.

Сергея Медунова назначили заместителем министра, он занимался заготовкой плодоовощной продукции. Все понимали, что это пересадочная станция. Но каким будет завершение пути? Многие были уверены, что Медунова ждет тюрьма. И ошиблись. Он, правда, лишился партбилета, но преспокойно ушел на пенсию и даже сохранил золотую звезду Героя Социалистического Труда»[2]2
  Млечин Л. М. Брежнев. М.: Молодая гвардия. 2008. С. 403–467.


[Закрыть].

А вот судебный очерк «Ширма», которую поместила о Воронкове популярная «Литературная газета»:

«Сегодня мы рассказываем о том, как усилиями Комитета партийного контроля при ЦК КПСС и Прокуратуры СССР разоблачен, предан суду и наказан опасный преступник. «Герой» этого очерка – поистине уникальная фигура в нашем обществе, где десятки и сотни тысяч честнейших работников достойно представляют нашу народную власть. Пусть этот случай послужит предостережением каждому взяточнику: разоблачение и суровая кара за тягчайшее преступление против общества неизбежны.

…Продавец мясного отдела магазина № 8 Курортпродторга Бондаренко, пожелавший стать «масштабным» директором и ворочать большими делами, давно уже держал Воронкова в цепких руках. Это был капкан, но не тот, в который попадают неумехи и ротозеи. Это был капкан, в который так хотелось попасть, и который не только сулил, но и реально дарил наслаждения, о каких втайне мечталось всю жизнь.

Его судьба сложилась на редкость удачно. За скупыми строками анкеты открывается жизнь, богатая отнюдь не крутыми зигзагами и поворотами, а успешно набираемой высотой. Уже в 32 он стал заместителем председателя горисполкома. Перед ним поистине открывались все двери, перспективы были огромные. А работа – дух захватывает: мэр Сочи!..

Он стал им девять лет назад. Восемь лет спустя, когда Воронков – уже не мэр, а заключенный следственного изолятора – решит от чистого сердца дать показания («Хочу чистосердечно признаться: началом моего морального падения явилась связь с торговыми работниками, которые стали мне привозить продукты и другие подарки»), следователь спросит, почему же он не отверг холуйские эти подачки, почему не сказал раболепным поклонникам то, что был должен сказать? Воронков ответит с непосредственностью, которую редко встретишь на страницах уголовного дела: «Жалко отказываться, если дают…»

«Мое падение, – писал Воронков заместителю Генерального прокурора СССР, – не было следствием обдуманных, преднамеренных действий. Оно пришло незаметно… Я почувствовал повышенное внимание к себе различных лиц, стремившихся быть мне лично полезными».

…Все, что было в распоряжении мэра как избранника тысяч людей и людям же, обществу принадлежащее, – квартиры, должности, сервис, удобства, место под солнцем и место под крышей приморской гостиницы, машины, путевки, билеты, – буквально все шло на потребу холуям, карьеристам и циникам с туго набитыми кошельками.

Только ли продавцу Бондаренко задолжал мэр Воронков? Сколько их было, почитателей, – от чистого, разумеется, сердца! И каждому надо услужить. Директору фирменного магазина Скосареву без очереди дать квартиру – ведь тот тоже шлет любимому мэру и напитки, и «закусь». Другому директору – Арсену Пруидзе – «пробить» иные блага, ведь тот в любую минуту доставит балык и икру, лососину и крабы. И деньги. Главное – деньги…

О том, как их приносили, Воронков рассказывал следствию с ностальгической грустью. «…Бывало так: сидишь дома у камина, отдыхаешь, вдруг раздается звонок кого-либо из знакомых: «Разрешите нанести визит»? Я разрешал… Он вскоре появлялся со свертком, заносил его на кухню, потом мы беседовали. Изложив просьбу, уходил. После его ухода я замечал, что он оставил еще конверт. Я обычно (!) смотрел, что там есть… Все это было неожиданно для меня… Суммы были разные, в основном небольшие, что-то порядка тысячи рублей, иногда больше, иногда меньше…»

Иногда – больше: это чистая правда. Пост директора оптовой базы обошелся Бондаренко в полторы тысячи. Квартира вне очереди и машина вне очереди стоили тоже, как правило, полторы.

…Сначала он вельможно принимал подношения в уютной гостиной при свете хрустальных торшеров и бронзовых бра. Потом стал сам бегать за подношениями – в переулки и подворотни: «Мы договорились о встрече у неосвещенного входа в поликлинику… Он передал мне там 100 рублей»; «Деньги я получал от него у кинотеатра «Сочи», там сбоку есть одно укромное место, где полутемно и не видно со стороны…»

Потребность в укромных местечках не оставляла Воронкова и дома. Обыск у него вели опытные юристы: после долгого поиска они открыли тайник – металлический ящик, искусно вмурованный в пол. Там хранились сберкнижки, украшения, сущая мелочь… По другим тайникам было распихано остальное.

Списки и снимки этого «остального» занимают полтома. Нам удастся привести только несколько строк: «Перстень золотой с бриллиантами, цена 3071 руб. 25 коп.; перстень золотой с бриллиантами, цена 3156 руб. 78 коп.; перстень золотой с бриллиантами, цена 10 204 руб. 19 коп….» Цифры, цифры – они не столько поражают воображение, сколько наводят тоску. 4831 руб., 8409… 3255… 1930… И рядом: «Запонки типа индийских, цена 11 руб. 24 коп.» – взятка от одного доброхота. Запонки тоже попали в коллекцию – Воронков хранил их столь же свято, что и кольца, бусы, браслеты, серьги, цепочки, кулоны, броши, хрусталь, посуду серебряную, часы импортные, коньяк «Отборный» и «Юбилейный»…

Дары все несли и несли, доброхотов хватало, но этого ему уже было мало. Зачем ждать милости от природы? Взять – вот задача!..

Он решил и ее.

Воронков давно уже искал человека, который станет для него «другом и братом». А если точнее – лакеем на побегушках. Нашел… Человеком этим оказался Николай Захарович Ремиз – начальник гаража одной из сочинских здравниц.

Ремиз искал, находил, запыхавшись, несся к мэру домой с пачкой денег в руках. Мэру оставалось наложить резолюцию и отправиться на заседание, совещание, конференцию, симпозиум, семинар. Ужас как он любил семинары и конференции, выступал с умным видом, сыпал учеными терминами, взывал к размаху, к масштабности, к государственному подходу; умело, настойчиво, деловито – по-воронковски! – сколачивал пестрые декорации. Отбарабанив, спешил за кулисы – в подворотню возле кино или к будке возле столба: там ждал его новый клиент.

Клиенты, которых подыскивал Ремиз, сначала стеснялись, не верили, жались. Потом убедились, вошли во вкус. Через Ремиза – за одну или несколько тысяч – устроили свои «дела» по резолюциям Воронкова бармен Б. Пруидзе, буфетчик В. Егоров, музыкант В. Корнев, шоферы В. Пруидзе, А. Петров, А. Чехнолидзе. И немало других.

Как поступить с распоясавшимся должностным лицом, занимающим ответственный пост? С человеком, который обязан обществу всем, решительно всем и который в «благодарность» дискредитирует общество, создавая у легковерных иллюзию, будто он всесилен и неприкасаем? Что же вокруг не нашлось никого, кто поступил бы с ним, как с хулиганом?

Нет, не все проявили покорность и трусость, не все позволяли куражиться удельному князю, нет, по счастью, не все.

Случилась такая история. Один из близких соратников Воронкова, Борис Пруидзе, заведовал в ресторане гостиницы «Ленинград» дегустационным залом с варьете (так в документе и сказано: «зал с варьете») и чувствовал себя в этом зале, имея столь могучую «спину», если не князем, то хотя бы князьком. Жалоб на «дегустаторов» (грубость, обсчеты, обмеры и пр.) было так много, что рейдовая бригада местной газеты «Черноморская здравница» решила их проверить на месте. Пьяный зав встретил корреспондентов бранью и кулаками. Составили акт.

Отрезвев, Б. Пруидзе понял, что дело плохо. Побывав у шефа в гостях, он оставил на диване конверт, в котором хозяин «неожиданно» и «к полному своему удивлению» обнаружил 800 рублей.

…На что рассчитывал Воронков? На что надеялся? Неужели уверовал, что так будет всегда? Неужели считал, что люди окрест не видят, не слышат, не знают, не думают?

И когда он бражничал в самых модных ресторанах курорта, ни за что не платя, требуя «блеска и шика»?

И когда праздновал свои юбилеи на горе в Рыцарском замке. Где его ублажали (исключительно из уважения!) ансамбль цыган, ансамбль джазистов, еще какие-то певцы, танцоры, шатенка Рая, блондинка Оля, брюнетка Зоя – целое полчище бездельниц, которые пили, ели, загорали, катались на машинах за государственный счет, а в соседних аулах резали ягнят и везли юбиляру с расчетом, что он учтет, не забудет, отметит. Неужто он думал, что так надо, что так положено, что все идет по порядку? Что – сойдет?

Не сошло! Дело это вела целая следовательская бригада. Усилиями работников Комитета партийного контроля, прокуратуры, десятков частных людей и была вскрыта – скажем словами поэта – банда рвачей и выжиг.

Хотелось, однако, не только разоблачить их, но и вернуть хотя бы часть из того, что они прикарманили. Удалось и это: даже энергичнейшая Инесса Ивановна Воронкова, жена бывшего мэра, умело спрятавшая в надежном месте «семейные реликвии», даже она вынуждена была пусть хоть что-то вернуть. Почти на всех драгоценностях остались нетронутыми магазинные бирки. Хоть бы раз колечки надели, хоть бы раз поели серебряной ложкой!.. Зачем? Это ведь были не предметы, которыми пользуются, а ценности – на черный день. И вот он настал для них, этот день; чернее, думаю, не бывает, ну и что?

В самую пору подумать бы о бездарно растоптанной жизни, о ране, которую нанес обществу, близким, себе. А думается только о золотишке, которое уплыло из рук, об ушедшем в казну хрустале, об оскудевшем счете в сберкассе.

«Прошу исключить из описи золотое кольцо с бриллиантами стоимостью в 3071 руб. 25 коп., подаренное Воронковой Инессе Ивановне к свадьбе дочери родителями ее мужа…»

«Ваша просьба не может быть удовлетворена, так как родители мужа вашей дочери категорически отрицают, что сделали такой подарок…»

«Прошу исключить из описи браслет золотой, серьги с бриллиантами (следует длинный список драгоценностей. – А.В.)… поскольку эти вещи получены в подарок от родственников…»

«Ваша просьба не может быть удовлетворена, так как родственники, которые якобы сделали вам эти подарки, умерли в 1971–1972 годах, а указанные предметы, согласно заключению экспертизы, изготовлены заводом значительно позже».

«Прошу исключить из описи ожерелье золотое, ложки серебряные…»

«Прошу исключить…» Но исключить ничего не удастся. Жизнь не вычеркнуть из жизни – это тоже сказал поэт.

Целый месяц рассматривала дело Воронкова и его компании выездная сессия Верховного суда РСФСР под председательством Николая Ивановича Александрова. Целый месяц слушали подсудимых – их признания, объяснения, опровержения…

Свою речь на суде Воронков начал так: «Уважаемые судьи, сегодня я должен отчитаться перед государством не за свою активную и целеустремленную деятельность, которой я честно занимался 30 лет, а за болезненное самолюбие, желание выглядеть на высоте, которое затмило мою совесть».

И в первом же заявлении, которое он, будучи разоблаченным, сделал Комитету партийного контроля, были такие строки: «Я допустил перерождение и невыдержанность, за что должен нести наказание».

Не будем придираться к словам, не заметим нарочито облегченного набора прегрешений, в которых он кается, – в конце концов стремление смягчить неизбежную кару естественно и понятно. Заметим другое: настойчивость, с которой Воронков хочет признать себя перерожденцем, человеком с трагически раздвоенной жизнью.

Ну что, казалось бы, есть утешительного в перерождении, в двойном дне, в том, что с «масштабных» высот скатился в зловонную пропасть? Чем тут хвастаться? Чем гордиться?

Кое-чем есть, если подумать… Значит, было чему переродиться. Было откуда скатываться. Значит, была одна жизнь, созидательная, творческая, полезная. И другая – мелкая, досадная. Значит, нужно их сопоставить, взвесить – что перетянет. Не затмит ли одна другую? Первая (главная, разумеется!) не затмит ли вторую?

Нет, не затмит. Потому что не было никакой другой жизни. Была только одна. И скатываться было неоткуда.

Высота, на которую он вознесся и с которой слетел, предназначена не для воронковых. Общество подняло на нее не того Воронкова, каким он действительно был, а того, каким он казался. Разумеется, на той высоте нужен ум, но только такой, который честно служит народу. Нужна воля, но только такая, которая направлена на благо людей. Нужны способности и талант, но лишь при том непременном условии, что за ними – идейная стойкость и нравственная чистота.

…Нет другой жизни, есть только одна. Все, к чему взывает сейчас Воронков, было вовсе не его человеческой сутью, а ширмой, которая до поры до времени скрывала его истинное лицо и помогала жить той единственной жизнью, к которой он упоенно стремился, ради которой использовал связи, нахрапистость, демагогию, лесть. Нельзя быть творцом – и бегать за подачками, нельзя быть созидателем, набивая золотом тайники, нельзя приносить обществу пользу, обворовывая его, презирая его порядки, унижая, топча благородных и честных, радея низким и подлым.

Творчество – это духовность, поглощение делом, которому служишь. Делом, которое не оставляет тебя в мыслях ни ночью, ни днем, которое требует полной самоотдачи. Но когда же было ему отдаваться, ублажая десятки рвачей, лихоимцев и прохиндеев, участвуя в авантюрах подпольных миллионеров, мелко и жалко прожигая жизнь, находя удовольствие в ничтожных утехах?

…Ширмы не вечны. Они обязательно падают, обнажая не показуху, а сущность. Предав, обманув, испоганив все, что ему было доверено, вправе ли человек рассчитывать на прощение во имя прежних «заслуг»? Разве в плюс ему его бывшая должность? В плюс, а не в минус?

Воронкова осудили на 13 лет лишения свободы, конфисковали все «его» имущество. Скрытое ширмами – тоже (к примеру, «Форд», тайно им купленный и оформленный на подставное лицо). К разным срокам приговорены и Ремиз, и оба Пруидзе, и другие его сообщники.

Иначе и быть не могло. Неизбежно было разоблачение. Неизбежна – кара. Борьба с одним из самых отвратительных, самых грязных, самых опасных для общества преступлений не допускает ни малейших поблажек, никаких скидок на былые заслуги. Напротив: чем они больше, тем кара должна быть суровей. Этого требует не только закон, но и совесть.

Воронковы могут обществу причинить – и, увы, причиняют – немалый ущерб, но они не в состоянии ни омрачить нашу жизнь, ни замедлить поступить истории. Пена, как бы грязна она ни была, всегда только пена, отравить чистый источник ей не дано»[3]3
  Ваксберг А. И. Ширма // Литературная газета. 1980. 12 нояб.


[Закрыть].

В дополнение к сказанному добавлю несколько слов об упоминавшихся выше Александре и Валентине Мёрзлых. Оба провели долгие годы за решеткой. Недавно по центральному телевидению показали документальный фильм о Сочи 1970-х годов. В фильме рассказано о том, что после освобождения А. Мёрзлый присвоил себе все тайные сбережения семьи и покинул Сочи, сошелся с другой женщиной. А Валентина провела послетюремную часть жизни в нищете.