Текст книги "Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 19. Часть 24. (окончание). Родные"

Глава 6
И снова далеко от дома

Три года (апрель – май 1985 года) мы с Наташей вновь находились далеко от дома, в загадочно-экзотическом Китае. Работали в посольстве СССР в Пекине. Мы очень скучали по своим, они – по нам, и наша переписка ярко демонстрирует эти вибрации душ по обе стороны Великой Китайской стены. С трепетом мы ждали весточек с родины. Думается, что Наташа еще болезненнее переносила разлуку с родителями, чем когда мы работали в США. Во-первых, накопилась усталость от разлуки. Во-вторых, родители стали старше и их здоровье, их заботы вызывали у Натули большую тревогу. В-третьих, за океаном мы вели бурную, полную событий жизнь, которая приглушала переживания. В Китае же бытие было скучнее, тягучее. Много в окружающем нас мире – ив посольстве, и за его пределами – раздражало, расстраивало, возмущало, усиливало тягу к своим, к близким, к Родине. Что касается меня, то у меня кровоточила душевная рана по ушедшим из жизни родителям.

Мы обменивались с родными письмами, получали от них посылки с дефицитными для Китая продуктами (от сыра до черного хлеба), направляли им в свою очередь сувениры, лекарства, вещи и др. Родители Наташи занимались нашими делами в Москве – квартирой, машиной, телефоном, гаражом и т. д.

Интенсивную переписку вели мы с моей родней – сестрой Викой, ее дочерью Аней, мужем сестры Толей. Главной темой писем была учеба Анюты в МГИМО, ее достижения и проблемы, личная жизнь. Сестра рассказывала о своих делах, о муже, благодарила нас за сувениры и подробные описания Поднебесной, подчеркивала, насколько они познавательны и интересны. В свою очередь, Вика и Толя всячески помогали нам решать различные московские проблемы, тепло принимали нас в период наших отпусков.

В томе 4, части 6 этого многотомника я уже поместил все наши письма в их, что называется, натуральном, полном виде. Полностью приводились там письма Натулиных родителей нам, но, увы, только за 1982–1983 годы, остальные не сохранились. Родительские весточки пронизаны любовью, заботой и тревогой в отношении нас и свидетельствуют о том, как много родители для нас делали.

К сожалению, наши письма моим родным не сохранились. Вика утверждает, что в свое время вернула их нам. Наверное, потерялись в процессе многочисленных переездов с квартиры на квартиру в Москве. Письма моих родных были даны в виде выдержек.

Кроме того, я включил в часть 6 многотомника отдельные сохранившиеся весточки от друзей и коллег —18 из нескольких сотен, присланных нам в Китай. Завершалась часть шестью выдержками из дневника Наташиного папы, Евгения Павловича, за период нашего пребывания в Поднебесной.

Однако, несмотря на это, я решил привести и здесь выдержки из Натулиных писем ее родителям, разделив их по тематике. Чтобы полнее отразить наши мысли, чувства и настроение в тот период, позволю себе разбавить Наташины письма своими дневниковыми записями, относящимися к происходившим тогда событиям.

Напомню, что 9 апреля 1982 года мы выехали на поезде по маршруту Москва – Пекин. Впервые в жизни двинулись с Наташей в восточном направлении (если не считать поездок в дачные, пригородные места за 100–150 км к востоку от столицы).

Наташа подробно записывала свои впечатления о первом путешествии в Поднебесную. Начну с ее письма родителям сразу же по прибытии в Пекин.

«Здравствуйте, мои милые котятки!

Отвыкла я очень за эти два с половиной года разлучаться с вами и очень тоскую и волнуюсь за вас. Иногда отвлекусь, и вдруг снова мамин ушиб ноги начинает меня мучить. Если можно было бы снять трубку и заказать Москву, мне было бы легче: поговорить с вами и можно с подъемом жить дальше. Вы мне все-все пишите и часто, хотя бы первое время. Не буду больше плакаться и начну по порядку описывать все это время.

Как только поезд тронулся, мы сразу же договорились с проводниками и все посылки, да и часть своих коробок, перенесли в свободное купе, так что у нас стало просторно и вполне уютно. Продукты они тоже забрали в свой холодильник. До Забайкальска ехали почти в пустом вагоне (по соседству была только пара с ребенком), так что комфорт был полный. Проводники оказались чудные, мы с ними и с начальником поезда, который пришел как-то к нам, даже сдружились. Кроме того, нас сразу нашел один парень-кореист – он ехал в «пхеньяньском» вагоне, возвращался на работу из отпуска. С этого момента мы стали ходить по вагонам друг к другу в гости.

Все эти четыре дня до Забайкальска прошли незаметно: читали, смотрели в окно, болтали. Обедать ходили в вагон-ресторан, еда была хорошая.

Байкал длился почти целый день, но, к сожалению, он был еще скован льдом, однако и в таком состоянии – красота необыкновенная. После Байкала проезжали реку Селенгу, она нас потрясла своей красотой.

В Забайкальске нас нашел один пограничник, передал привет от М. Белого, который проехал в обратном направлении за день до нас (Белый – это Женин предшественник в посольстве). Там оказалось возможным позвонить вам, и я поговорила с папулей, что очень тонизировало и скрасило довольно тягостный для меня момент пересечения границы.

Все же, когда поезд минул огромные железные буквы СССР, я была в отчаянии. Мы проехали 10 минут по территории Китая и остановились на пограничной станции Маньчжурия. Те же формальности: китайские пограничники, таможенники и т. д.

Маньчжурия нас сразу же очень удивила. На станции из громкоговорителя неслась западная музыка, в зале ожидания работал цветной телевизор, по которому передавали абсолютно западное шоу с участниками-китайцами. Все это для нас с Женей было очень неожиданно. Дальше по территории Китая мы в вагоне ехали вдвоем, не считая двух проводников. По сторонам тянулись китайские деревушки, которые поражали своей бедностью, однако бедность эта очень необычная для нашего представления, ее с натяжкой можно назвать «аккуратной бедностью».

На станциях мы выходили глотнуть свежего воздуха и оглядеться, а китайцы на нас смотрели во все глаза, показывали пальцами, даже собирались толпами вокруг нас и «заглядывали в рот». На маленьких станциях, где местных жителей не выпускали из зданий вокзальчиков во время стоянки нашего поезда, их лицами были облеплены все окна.

Два момента, которые бросаются сразу в глаза: китайцев очень много (это впечатление банально, конечно, т. е. всем известно), и они фантастически любопытны и непосредственны в проявлении своего любопытства».

А вот запись, которую Наташенька сделала в своем дневнике уже много-много лет спустя, в начале XXI столетия (кажется, в 2007 году).

9 апреля 1982 года. Москва. Ярославский вокзал. Поезд Москва – Пекин (почти как в песне). Ощущение страха и интереса одновременно, «как в омут». Мы уезжаем на работу в Пекин. Точнее, Женю отправляют в командировку, а я еду в качестве жены. Провожают нас мамочка и папочка мои, много друзей. Но помню главным образом Бахуровых и Грешных, Колю Никольского. Компания веселая, все из-за стола с Университетского. Помню огромный букет цветов – мама приобрела на Сретенке по знакомству (спускаясь в подвал за букетом, ушибла ногу, только потом я узнала, что ушиб был серьезным, с повышением температуры). Видимо, были на вокзале Женины родственники, но их я не помню. Удивительно, но даже Аню не помню.

Каждые несколько минут подходят незнакомые люди и вручают какие-то посылки для родных в посольстве. Запомнила только Татьяну Михайловну Симакову, которая представилась Рахманиной (эту фамилию я знала, так как О.Б. Рахманин возглавлял китайское направление в ЦК КПСС) и передала огромную коробку для детей, что-то говорила о маленькой внучке, которая с ними в Пекине. Я очень переживала отъезд, разлуку с близкими и вообще была в состоянии робота, ведь 21 марта умерла Женина мама. Полгода ее тяжелой болезни были очень трагичными и, кроме того, я более полугода делала ремонт на Университетском. Состояние потрясения от смерти свекрови и безумное изнурение от ремонта явно отбили у меня остроту восприятия, ощущений и эмоций.

Когда поезд тронулся, мы обескураженные вернулись в свое купе и – о ужас! Даже присесть было негде: все купе было заполнено посылками, своих вещей у нас была пара чемоданчиков и сумок. Помог начальник поезда. Вагон СВ был наполовину заполнен, поэтому все коробки сгрузили в соседнее купе.

Прошло пять дней путешествия, из которого ничего не помню, кроме отдельных станций, где к поезду стекались местные жители в надежде приобрести хоть какие-то продукты питания в вагоне-ресторане. В стране продолжался кризис с продовольствием.

Все дни Женя изучал книги по Китаю и периодически кусками зачитывал мне наиболее интересную информацию о жизни, быте китайцев в древности и сейчас, кое-что об истории Китая. Все это было очень интересно, ибо мои знания по Китаю были не просто мизерными, а, скорее, нулевыми, и состояли из отдельных клочков информации, детских и юношеских воспоминаний, впечатлений о Китае и китайцах через призму жизни китайской диаспоры в Сан-Франциско.

Вот примерно то, о чем я думала на пути Москва – Пекин:

1. Китай – великая держава, древнейшая до умопомрачения страна, ставшая родиной очень многого, чем мы пользуемся ежедневно, не задумываясь о происхождении этих вещей: фарфора, чая, керамики, термосов, спортивных тапочек, теннисных мячей, ракеток и т. д.

2. Китай был «младшим братом» СССР, дружба и сотрудничество наших стран до конца 1950-х годов являлись одним из краеугольных камней советской внешней политики.

3. Из детства я запомнила витрины московских магазинов, заполненные китайскими товарами, отличавшимися отменным качеством, красотой, экзотичностью, многообразием. Здесь и роскошные сервизы, вазы, блюда из черного лака, и различные изделия из резного красного лака, слоновой кости. По виртуозности исполнения многие из них воспринимались чудом типа «подкованной блохи» – такая это была тонкая работа. Более всего меня в те годы потрясали крошечные зерна риса, расписанные или иероглифами, или картинами. Увидеть все это можно было только с помощью мощной лупы. Мне, в те годы еще маленькой девочке, они казались чем-то сказочным, фантастичным и нереальным. Далее – изделия из перегородчатой эмали разных видов и калибров: от крошечной солонки до огромных напольных ваз.

Фарфор и керамика были самыми разнообразными: по виду, форме, расцветкам, назначению. Рисунки, украшавшие эти изделия, казались мне, воспитанной на российско-западном изобразительном искусстве, очень необычными. Формы и виды цветов – пионов, хризантем, лотосов, – их сочетания, даже количество (от одного до тысяч цветов) завораживали своей красотой и экзотичностью. Загадочно выглядели пейзажи, украшавшие китайские изделия. Они отличались от привычных и расцветкой, и тематикой, и стилем.

Поражали и жанровые сценки с людьми, а чаще – с фольклорными образами: красивая одежда, изящные жесты, выражение лиц, мастерски зафиксированные кистью художника с помощью небольшого количества штрихов.

Сервизы, вазы, кое-какие статуэтки, пиалки, чайные кружки с крышками стали очень модными среди москвичей и превратились в непременный атрибут любой кухни. Хозяйственные магазины были «украшены» в те годы массой самых разнообразных термосов любых размеров и расцветок. В московских универмагах часто продавались великолепные китайские пуховые одеяла и подушки, а магазины тканей изобиловали роскошными китайскими шелками разных видов.

Кое-что из перечисленных вещей находилось и у нас дома: одеяла, подушки, термос, чайные кружки. Мой взор постоянно притягивали, будили интерес к стране происхождения фарфоровая статуэтка, изображавшая очень доброго старичка с пчелой и посохом в руках (потом я узнала, что это был бог долголетня Шоу-син), вышитая гладью картина с изображением тигра, набор рюмочек из слоновой кости с очень изящной живописью и иероглифами на стенках – подарки папиного друга, несколько лет проработавшего в Китае.

4. В школьные годы наш класс (московская школа № 711) вел переписку с зарубежными сверстниками. Мне достался в качестве партнера китайский школьник. Переписка продолжалась около года, и в каждое письмо китайский друг включал фразу: «Жду ответа, как соловей лета». Таково было мое второе прикосновение к Китаю. Тогда я не знала, что эти письма были некими предвестниками дальнейшей моей судьбы, что они сыграют в ней свою роль.

Далее помню, как уехала с родителями на год в Китай (г. Урумчи) моя подруга, одноклассница Наташа Рахимова. Но почему-то по ее возвращении особенных, запоминающихся разговоров о Китае не было. В школе единственное, что мы слышали, это о ссоре СССР и КНР, их напряженных отношениях. Никто уже не произносил фразу: «Русский с китайцем – братья навек!»

5. Институт (1964–1969 годы). Я оказываюсь в китайско-корейской академической группе, так что информация о Китае доходила до меня от одногруппников-китаистов. Всецело поглощенная изучением корейского языка, экономики и немножко истории Кореи, я по большому счету, кроме самых веховых событий, ничего не знала о Китае, за исключением информации в контексте КНДР – Китай. А к веховым событиям можно отнести начавшуюся в 1966 году «культурную революцию» в КНР, дошедший до полного абсурда культ Мао Цзэдуна и вконец обострившиеся советско-китайские отношения.

6. Китай по-настоящему вошел в мою жизнь в 1968 году, когда я вышла замуж за Женю Бажанова, моего одногруппника-китаиста. Поначалу у нас обоих присутствовал прежде всего страх в один «прекрасный» день быть направленными на работу в Пекин. Одно дело изучать Китай, китайский язык теоретически, на расстоянии, понимая величие этой страны, ее богатейшую и древнейшую культуру и историю, совсем же другое – представить себя живущими в этом столь недружественном, чужом и, невзирая на горы прочитанной литературы, во многом непонятном и далеком государстве.

Тем более что враждебность в отношениях наших стран нарастала и в 1969 году вылилась в открытую конфронтацию между Пекином и Москвой. 3 марта 1969 года и позднее, 14–15 марта, на реке Уссури в районе острова Даманский на советско-китайской границе произошли вооруженные столкновения. В течение нескольких дней мы все жили в страхе новой начинающейся войны. Много лет спустя я узнала, что мой дядя, Георгий Антонович Кленовский, в то время подполковник штаба Московского округа Вооруженных сил СССР, принимал участие в этих событиях непосредственно в зоне конфликта.

7. В 1973 году мы с мужем оказались в Сан-Франциско, куда Женя был направлен на работу в генконсульство в качестве специалиста по Китаю. Так произошла моя первая встреча с Китаем, а точнее – с «зарубежными» китайцами, проживающими в США. Чайнатаун – район Сан-Франциско, где обитали китайские эмигранты, – вспоминается как феерическое театральное зрелище: тысячи красочных лавочек, изобилующих диковинными сувенирами, аптеки экзотических китайских лекарств, продовольственные магазины, поражающие тысячами ароматов китайских специй, китайские кинотеатры и, наконец, самое запомнившееся – множество китайских ресторанов с фантастически вкусной и разнообразной едой.

Каждое посещение Чайнатауна ассоциировалось с праздником жизни, массой удовольствий, интересными наблюдениями. Очень быстро китайская кухня стала для меня самой любимой, всегда удивляющей и вызывающей восхищение, постоянно желанной. За годы пребывания в Сан-Франциско благодаря очарованию Чайнатауна и его обитателей я постепенно пересматривала свое отношение к КНР.

Вместе с тем продолжающийся холод, даже враждебность в отношениях наших стран делали саму мысль о возможной командировке в КНР пугающей, особенно на фоне столь интересной и комфортной жизни в США.

В течение нашего пребывания в Сан-Франциско помню визиты государственных деятелей КНР в США. Интересно, что американцы словно открыли для себя новую планету – огромный «красный» Китай. Отношения стали развиваться бурно, как роман: происходили поездки в КНР кинозвезд, бизнесменов, политиков и просто туристов. Многие возвращались с чувством восторга от увиденного.

Китайцы великолепно умеют принимать гостей. А в те времена это была еще и политическая задача – не допустить, чтобы Запад увидел те колоссальные проблемы, в которых страна просто утопала. Так что я вспоминала многих американцев, уши которых были «обвешаны китайской лапшой». Нам как выходцам из социалистического государства, пережившим все, включая культ личности Сталина., эта «лапша» была очевидна. Мы с улыбкой взирали на все привозимые из КНР восторги, жалели одураченных наивных американцев, решивших в результате своих визитов, что китайский народ живет в счастье и гармонии с существующим строем, удовлетворенный своим материальным благополучием. Предполагаю, что аналогичные чувства испытывали многие американские китаисты. В те времена я, конечно, не предполагала, что всего через несколько лет окажусь в поезде Москва – Пекин и уже после маленького чайнатауна буду двигаться навстречу очень большому Китаю, с его очень и очень большим населением.

Вскоре после прибытия в Пекин я записал в дневнике:

21 марта 1982 года умерла от рака наша мамуленька. Ни писать, ни думать об этом нет сил. Событие ужасное, ужасно было и угасание нашей мамочки. В апреле 1981 года мы с Натулей побывали у мамули в Сочи. У нее побаливал живот, плохо слушались ноги, беспокоило сердце, плюс диабет. Но разве могли мы тогда подумать, что спустя год нашей мамульки не станет? И, главное, какие мучения пришлось ей испытать за последние несколько месяцев жизни, посвященной, отданной на все сто процентов детям!

Вернусь к этой теме позже, когда стихнут обида, боль, жалость. А пока – не могу и не хочу бередить душу. Этим ничего уже не изменить.

…Кажется, что только недавно вернулись мы с Наташенькой из Сан-Франциско, не успев еще как следует остыть от впечатлений, переварить их. И вот – новая страна, новые события, новые открытия.

Поселились мы на территории посольского городка. Это была замечательная территория – несколько га земли с лесом, прудами, богатыми рыбой, тенистыми аллеями, беседками, садиками, лужайками. На переднем плане возвышалось главное административное здание посольства – помпезное, с куполом, архитектура сталинской эпохи. Далее шли школа, торгпредство, жилые дома, магазин, столовая, летний кинотеатр, бассейн, спортплощадки, футбольное поле, ажурная, китайского стиля гостиница, резиденция посла на острове и т. д. и т. п. В дипкорпусе завидовали нашему богатству и называли советское посольство самым большим и шикарным «загородным клубом» в Пекине.

Вот как описывала этот «загородный клуб» Натуля в письмах своим родителям:

«…В Пекин мы приехали в пятницу, 16 апреля, примерно в 8 часов утра. Встречали нас много-много мужчин из посольства, я их даже не знаю, кроме Славика Духина. Быстро они «расправились» с нашими коробками, и через 15 минут мы уже подъезжали к посольству. Только по нашему флагу в небе я поняла, что это посольство, а не какой-либо дом правительства – здание чрезвычайно презентабельно и красиво. А о территории и говорить не приходится – слов нет. Огромный парк с каналом, прудом, утками, островом, беседками. По размаху и устройству немножко напоминает территорию санатория «Сочи».

Наша квартира находилась в стадии ремонта, поэтому на несколько дней нас поселили в Красную фанзу – домик рядом со зданием посольства, снаружи напоминавший маленький китайский дворец (фанза осталась еще со времен православной миссии, которая раньше находилась на этой территории). Внутри домика – обычный европейский интерьер. Так что до 20 апреля мы жили в этом роскошном представительском помещении…»

«…Я вам уже писала, что это практически огромный парк с жилыми зданиями, клубом, баней, бассейном, теннисными кортами и прочими спортплощадками, детскими площадками, живописными китайскими и европейскими беседками и даже каналом, заросшим по берегам ивами и акациями. До сих пор трудно поверить, что такой оазис в Пекине возможен. Утром заливаются птички, стучит дятел, кукует кукушка на закате. В канале водится рыба, посольские удачливые рыбаки иногда вылавливают по несколько килограмм рыбы: толстолобиков, карпов, что-то типа угрей и т. д.

Рядом с нашим домом находится летний открытый кинотеатр, где фильмы показывают через день. Так что я, если даже не иду в кино, из окна кухни слышу все, что происходит на экране.

В наше время такую территорию в Пекине, конечно, было бы невозможно приобрести. Она существует со времен приобретения ее русской духовной миссией. С этих же времен сохранились и постройки этой миссии – очаровательные здания, выстроенные в стиле миниатюрных китайских дворцов – большая и малая фанзы (в малой фанзе мы с Женей несколько дней жили, когда приехали в Пекин). Большая фанза используется для приемов.

Здание посольства грандиозное: огромное, с колоннами и многоэтажными окнами, крышей с большим куполом. Выглядит оно таким грандиозным еще и потому, что вокруг территории посольства гнездятся жилые кварталы пекинцев, хотя такой термин к муравейнику вокруг очень трудно подходит…»

* * *

В отличие от территории посольства жилые дома не отличались шиком. Натуля в письме родителям так описала свои первые эмоции по поводу нашей квартиры.