Текст книги "Логика человеческой жизни"

Глава 14
Что такое смерть и зачем она может быть нужна

Страх смерти – главный из всех наших страхов, все остальные так или иначе связаны с ним. Ошо Раджниш сказал об этом: «Есть много страхов, но в своей основе это ответвления одного страха, ветви одного дерева. Имя этого дерева – смерть. Ты можешь не осознавать этого страха, связанного со смертью, но каждый страх связан со смертью. Страх – это только тень. Он может быть не очевидным, если ты боишься банкротства, но на самом деле ты боишься, что, оставшись без денег, ты станешь более уязвим для смерти. Люди держатся за деньги как за защиту, хотя прекрасно знают, что нет способа защитить себя от смерти. Но всё же что-то нужно сделать. По крайней мере, это удерживает тебя занятым, а удерживать себя занятым – это какого-то рода бессознательность, некий наркотик.

Поэтому, точно как алкоголики, есть трудоголики. Они всегда остаются занятыми какой-то работой; они не могут перестать работать. Праздники вызывают страх; они не могут сидеть молча. Они могут перечитывать одну и ту же газету три раза за одно утро. Они хотят оставаться занятыми, потому что это поддерживает занавес между ними и смертью. Но если свести это к существу, это страх смерти» (книга «Храбрость. Радость жить, рискуя»).

Мысль о смерти держит нас в постоянной тревоге. Известный философ и теолог Пауль Тиллих в книге «Мужество быть» (1952) писал: «…тревога – это состояние, в котором бытие осознаёт возможность своего небытия… Тревогу порождает не мысль о том, что всё имеет преходящий характер, и даже не переживание смерти близких, а воздействие всего этого на постоянное, но скрытое осознание неизбежности нашей смерти. Тревога – это конечность, переживаемая человеком как его собственная конечность… Страх смерти вносит элемент тревоги в любой другой вид страха».

Жизнь в постоянном страхе далека от счастливой. Страхи делают нас агрессивными, лишая возможности установить гармоничные отношения с миром и людьми. Страх смерти как полного уничтожения жизни превращает смерть в индульгенцию, дающую право на самые бесчеловечные поступки: если всё равно умирать, если жизнь так жестока по отношению ко мне, то и я имею право на всё. Страх не даёт радоваться жизни. Насколько же иной – гармоничной и счастливой – была бы наша жизнь, если бы над ней не довлел страх смерти!

Чем именно страшит нас смерть? Что представляет собой смерть? Как соотносятся смерть и жизнь? Почему только в ХХ веке человечество стало панически бояться смерти? Чего именно нужно бояться в смерти? Что нового открыла нам современная наука в природе смерти? Может ли мысль о смерти сделать нашу жизнь счастливее? Разобраться в этих вопросах касательно смерти жизненно важно для каждого из нас.

Ответить на первый вопрос не слишком трудно. Мы боимся смерти прежде всего потому, что видим в ней полное уничтожение нашей жизни и всего того прекрасного и радостного, что есть в ней. Смерть страшит нас необходимостью навечно расстаться с бесконечно разнообразным и таким прекрасным миром, с дорогими нам людьми, с любимым делом, с привычными вещами. Смерть пугает нас телесными страданиями и своим физиологическим безобразием. Смерть грозит нам расплатой за грехи, совершённые нами. Наконец, смерть страшит нас самой неизвестностью того, что будет после неё. Что ждёт нас там, за её порогом, и ждёт ли хоть что-нибудь?

Боясь смерти, мы стараемся вести здоровый образ жизни, чтобы жить как можно дольше и активнее. Мы надеемся на то, что уже завтра медицина сможет победить болезни и старость и таким образом сделает нас бессмертными. Правда, мы с вами уже знаем, что бессмертие – вовсе не гарантия счастья, но для подавляющего большинства из нас оно всё же предпочтительнее смерти, не правда ли? Впрочем, надежды на него пока мало: сегодня медицина смогла добиться впечатляющих успехов в борьбе с болезнями и старостью, в стремлении продлить жизнь человека, но при этом не смогла победить смерть, которая, как оказалось, может быть никак не связанной с болезнями и старостью. В документальном фильме Саиды Медведевой «Тайны смерти» (2009) академик, доктор биологических наук, директор Института физико-химической биологии Московского университета имени М.В. Ломоносова Владимир Скулачёв рассказывает, что им удалось остановить процесс отмирания клеток у подопытных мышей, в результате чего мыши перестали болеть, перестали стареть, стали жить дольше, сохраняя способность к воспроизводству и прекрасный жизненный тонус, но в какой-то момент они внезапно умирали без всяких причин, будучи активными и здоровыми, – умирали от смерти. Так учёные пришли к выводу: можно продлить жизнь, можно победить болезни и старость – отменить смерть, видимо, нельзя. Однако давно известно, что в природе, в мироздании всё целесообразно, всё необходимо. И если смерть существует, значит, зачем-то нужна и она. Зачем? Зачем Бог, мироздание или природа, сущность которых – жизнь, создали смерть как полное отрицание, полное уничтожение жизни? В этом нет никакой логики. Гораздо логичнее предположить, что смерть не является полным уничтожением жизни, но можно ли в это верить, есть ли для этого аргументы?

Прежде всего, нужно отметить, что ещё не так давно в то, что это так, верило подавляющее большинство людей, да и ныне в этом убеждено огромное их множество. Стоит вспомнить, что основой, кажется, всех без исключения религий в мире – включая иудаизм, индуизм, буддизм, даосизм, христианство, ислам – является убеждённость в том, что жизнь не имеет конца, она вечна. В некоторых из них жизнь представляет собой бесконечную цепь перевоплощений, смены форм. Для древних египтян смерть была не концом жизни, а началом восхождения к Свету: создававшиеся с XVI по Х век до нашей эры тексты, которые европейцам теперь известны под общим заглавием «Египетская книга мёртвых», в оригинале называются «Главы о восхождении к Свету». «Тибетская книга мёртвых» в оригинале называется «Бардо Тхёдол», то есть «Освобождение путём слушания в посмертном состоянии»: предполагается, что чтение её усопшему облегчает тому пребывание на этапе от смерти как конца одной жизни до рождения как начала следующей жизни.

Идеи жизни как бесконечного перевоплощения, реинкарнации придерживались крупнейшие мыслители античности: Эсхил, Пиндар, Пифагор, Платон, Плутарх, Цицерон, Апулей, Плотин, Порфирий, Ямвлих, многие другие. Им наследовали христианские мыслители. Выдающийся богослов Ориген, живший в III веке, был убеждён в «предсуществовании душ». По его мнению, «каждая душа приходит в этот мир, укреплённая победами и ослабленная поражениями предыдущей жизни». И хотя позже христианство, сохранив веру в вечную жизнь, официально откажется от идеи бесконечности перевоплощения, у неё всегда будет много приверженцев и в христианском мире.

Идея жизни как бесконечной реинкарнации издавна и поныне лежит в основе мышления практически всех восточных культур, религий, философских систем. Выдающийся китайский философ и поэт Цзя И, живший во II веке до нашей эры, писал:

 
Мириады метаморфоз, сотни, тысячи превращений.
Нет предела-конца непрестанному круговороту.
Человек появляется в мире невольно —
к чему так цепляться за жизнь?
После смерти изменится, станет чем-то иным,
горем можно ли это назвать?
 

И сегодня в китайском языке нет иероглифа, обозначающего смерть как конец жизни, а есть иероглиф, обозначающий человека, который вознёсся, переродился, ушёл.

Эту идею исповедовали не только отдельные выдающиеся мыслители и не только в древности. Во все времена она находилась в основе народных культур этносов, живущих в самых разных регионах мира. В документальном фильме Екатерины Колупаевой «Выжить после смерти» (2008) нам напоминают, что и сегодня, как в давние времена, в племенах Центральной Африки женщины приветствуют своего родившегося младенца, говоря ему: «С возвращением!». Шаманы северных народов ещё до родов знают, воплощением кого из умерших родственников будет ребёнок после рождения. Именно с этим связана традиция называть малыша именем прабабушки или прадедушки. В дохристианской Руси считалось, что если младенец плачет, то родители дали ему неправильное имя. И тогда они перечисляли вслух имена всех своих предков до тех пор, пока ребёнок не переставал плакать на имени одного из них. Это означало, что вернувшийся предок дал знак, и на этот раз родители остановились на правильном имени. В славянской мифологии, как и в мифологии едва ли не всех других народов мира, единство жизненного пути человека на земле и в потустороннем мире символизировалось кругом, в котором выделялись наиболее важные переходные моменты: рождение как переход к земной жизни, свадьба как переход к семейной жизни, смерть как переход к жизни в ином мире.

В конце II века нашей эры Марк Аврелий, мудрый философ и справедливый римский император, в своей книге «Наедине с собой» записал: «Не презирай смерти, но будь расположен к ней, как к одному из явлений, желаемых природой. Ведь разложение есть явление того же порядка, что молодость, рост, зрелость, прорезывание зубов, обрастание бородой, седина, оплодотворение, беременность, роды и другие действия природы, сопряжённые с различными периодами жизни. Поэтому человек рассудительный должен относиться к смерти без упорства, отвращения или кичливости, но ждать её как одного из действий природы. И как ты теперь ждёшь, пока дитя выйдет из утробы твоей жены, так следует ждать того часа, когда твоя душа сбросит с себя эту оболочку».

Кому-то может показаться, что убеждённость в бесконечности жизни как череды преобразований присуща только древним и традиционным культурам. Это не так: в полной мере она характерна и для европейской культуры Нового времени. Вот лишь несколько примеров. Величайший поэт Франции XVI века Пьер Ронсар в одной из своих элегий писал:

 
Несчастен человек, родившийся на свет!
О, прав, стократно прав философ и поэт,
Что к смерти иль к концу всё сущее стремится,
Чтоб форму утерять и в новой возродиться.
Где был Темпейский дол, воздвигнется гора,
Заутра ляжет степь, где был вулкан вчера,
И будет злак шуметь на месте волн и пены.
Бессмертно вещество, одни лишь формы тленны.
 

Несомненной была вера в вечность жизни и для мыслителей эпохи Просвещения. «Руины одного нужны вечно живой природе для жизни другого», – писал Готхольд Эфраим Лессинг. А вот записанное Иоганном Петером Эккерманом признание великого писателя и великого естествоиспытателя этой эпохи – Иоганна Вольфганга Гёте: «Когда человеку семьдесят пять, – вдруг весело и жизнерадостно продолжил он, – он не может временами не думать о смерти. Меня эта мысль оставляет вполне спокойным, ибо я убеждён, что дух наш неистребим; он продолжает творить от вечности к вечности. Он сходствует с солнцем, которое заходит лишь для нашего земного взора, на самом же деле никогда не заходит, непрерывно продолжая светить». Эту убеждённость Гёте выразит и в своей лирике. Стихотворение «Одно и всё» (1821) он завершит строками:

 
Повсюду вечность шевелится,
И всё к небытию стремится,
Чтоб бытию причастным быть.
 

Об этом же он скажет через восемь лет в стихотворении «Завет»:

 
Кто жил, в ничто не обратится!
Повсюду вечность шевелится.
Причастный бытию блажен!
Оно извечно; и законы
Хранят, тверды и благосклонны,
Залоги дивных перемен.
 

Убеждённость в вечности жизни была характерна для многих романтиков, среди которых Блейк и Шелли, Гофман и Владимир Одоевский. В стихотворении «19 октября» (1825) Пушкин писал:

 
Невидимо склоняясь и хладея,
Мы близимся к началу своему…
 

Заметьте: Пушкин пишет «к началу», а не «к концу» или «к финалу». Тогда же Пётр Чаадаев, которого Пушкин считал своим духовным учителем, спрашивал у тех, кто не верил в перерождение: «Помните ли, что было с вами в первый год вашей жизни? – Не помню, говорите вы. – Ну что же мудрёного, что вы не помните, что было с вами прежде вашего рождения?» Один из самых светлых умов в русской действительности 30-х годов ХIХ века, Николай Станкевич, писал: «Жизнь природы есть непрерывное творчество, и, хотя в ней рождающееся умирает, ничто не гибнет в ней, не уничтожается, ибо смерть есть рождение».

У жившего ещё позднее Фридриха Ницше читаем: «И вот какую тайну поведала мне жизнь: «Смотри, – сказала она, – я есть то, что постоянно продлевает самоё себя». На рубеже ХIХ – ХХ веков Лев Толстой писал: «Человек познает, что он не умрёт только тогда, когда он познает то, что он никогда не рождался, а всегда был, есть и будет. Человек поверит в своё бессмертие только тогда, когда он поймёт, что его жизнь не есть волна, а есть то вечное движение, которое в этой жизни проявляется только волною». В декабре 1917 года в Петрограде, только что пережившем большевистский переворот, выходит в свет сборник стихотворений известного поэта Владислава Ходасевича «Путём зерна». В программном стихотворении с тем же заглавием читаем:

 
Проходит сеятель по ровным бороздам.
Отец его и дед по тем же шли путям.
Сверкает золотом в его руке зерно,
Но в землю чёрную оно упасть должно.
И там, где червь слепой прокладывает ход,
Оно в заветный срок умрёт и прорастёт.
Так и душа моя идёт путём зерна:
Сойдя во мрак, умрёт – и оживёт она.
И ты, моя страна, и ты, её народ,
Умрёшь и оживёшь, пройдя сквозь этот год, —
Затем, что мудрость нам единая дана:
Всему живущему идти путём зерна.
 

Среди приверженцев идеи вечной жизни в ХХ веке – Густав Малер, Артур Конан-Дойл, Карл Густав Юнг, Дэвид Ллойд Джордж, Редьярд Киплинг, Ян Сибелиус, Карел Чапек, Генри Форд, академик Владимир Бехтерев, генерал Джордж Паттон. Глубокий знаток природы, писатель Михаил Пришвин отмечал: «В природе нам дорого, что жизнь в смысле бессмертия одолевает смерть. Всё разрушается, всё падает, но ничто не умирает, и если даже умрёт, тут же переходит в другое». Эту мысль проникновенно выскажет поэт Вадим Шефнер в стихотворении «Сохранение материи» (1959):

 
Мне иногда совсем не нужно
Ни счастья, ни любви, ни дружбы.
Забыв своё предназначенье,
Гляжу на тихое теченье.
Гляжу в задумчивом покое
На куст, склонённый над рекою,
И вспоминаю, вспоминаю.
Я что-то помню, что-то знаю.
Трава шуршит, ногой примята, —
И я травою был когда-то,
Землёй и небом был когда-то,
Лучом рассвета и заката.
Вы все меня спокойно ждёте,
Лишь иногда – сквозь сон – зовёте.
И я вернусь, к покою жаден,
Школяр, набегавшийся за день.
Когда моя настанет осень,
Вернусь ко всем, кого я бросил, —
К земле – землёй, к траве – травою
И к небу – ясной синевою.
 

Мудрый Альберт Швейцер выскажется совсем недвусмысленно: «Реинкарнация является наиболее правдоподобным объяснением реальности, с помощью которого индийские мыслители преодолевали трудности, которые ставили в тупик мыслителей Европы». Но, пожалуй, показательно не столько то, что в вечную жизнь и бесконечные перевоплощения верили отдельные выдающиеся личности, сколько то, что, согласно опросам, сегодня в это верит четверть американцев и свыше четверти британцев. Оказывается, даже в наш век науки неожиданно большое число людей верят в жизнь после смерти.

Сказанное можно подытожить словами французского культуролога Филиппа Арьеса из ставшего всемирно известным его труда «Человек перед лицом смерти» (1977): «Вплоть до века научного прогресса люди допускали, что жизнь продолжается и после смерти. Идеи продолжения простираются во времени от самых первых известных нам погребений эпохи среднего палеолита с их инвентарём, предназначенным для загробной жизни умершего, и до наших дней научного скептицизма, продолжающих, однако, упрямо отвергать мгновенное превращение жизни в ничто». Как видим, убеждение в вечности жизни как бесконечной метаморфозы – одно из фундаментальных убеждений человечества. Люди, придерживающиеся его, не отрицают неизбежность смерти, но иначе понимают её природу, а значит – и природу жизни: по их мнению, жизнь вечна, а смерть – лишь эпизод в ней.

– И всё же, – резонно возразит мне сейчас скептически настроенный читатель, – данное убеждение имеет характер веры, а не знания: в жизнь после смерти можно лишь верить или не верить, но нельзя знать. Вера или неверие могут стать знанием лишь по смерти, но ведь оттуда ещё никто не вернулся. Есть ли для этой веры аргументы и доказательства, не противоречащие здравому смыслу и законам природы?

Во-первых, даже если бы этих доказательств не было, это вовсе не служило бы опровержением данного убеждения. Об этом хорошо сказал Согьял Ринпоче в «Тибетской книге жизни и смерти» (1992): «…большинство людей лишь очень смутно представляют себе идею жизни после смерти и с трудом могут вообразить, на что это может быть похоже. Я постоянно слышу от многих собеседников, что они просто не могут заставить себя поверить в то, чему нет никаких доказательств. Но отсутствие доказательств не может одновременно служить и опровержением, не так ли? Как сказал Вольтер: „В конце концов, родиться дважды не более удивительно, чем родиться всего один раз”.

Мне часто задают вопрос: „Если мы уже жили раньше, то почему мы не помним об этом?” Но должен ли тот факт, что мы не можем вспомнить свои прошлые жизни, означать, что мы не жили прежде? В конце концов, переживания нашего детства, или вчерашнего дня, или даже то, о чём мы думали всего час назад, – всё это было ярко и живо в тот момент, когда происходило, но память об этом уже почти полностью стёрлась, словно этого никогда и не было. Если мы не можем вспомнить даже то, что делали или о чём думали в прошлый понедельник, то почему мы считаем, что должно быть просто и естественно помнить о том, чем мы занимались в своей прошлой жизни?…

Мне нравится предлагать людям задать себе такой вопрос: „Почему все основные религии верят в жизнь после смерти и почему миллионы людей на протяжении истории, включая великих философов, мудрецов и творчески одарённых людей Востока принимали эту веру как неотъемлемую часть своей жизни? Неужели все они просто заблуждались?” – спрашивает Согьял Ринпоче.

Давайте вернёмся к вопросу о конкретных доказательствах. Тот факт, что мы никогда не слышали о Тибете или никогда там не были, ещё не означает, что Тибета не существует. Прежде чем был открыт огромный континент Америки, кто в Европе мог предположить, что он существует? Даже после его открытия люди продолжали вести споры о его реальности. Думаю, что именно наше крайне ограниченное понимание жизни мешает нам принять возможность перерождения или хотя бы всерьёз задуматься над этим вопросом. Итак, во-первых, даже если бы доказательств вечности жизни не было – это ещё не служило бы доказательством её невозможности.

Во-вторых, нужно учитывать, что идея вечности жизни трудно постижима для человеческого разума. Есть вещи, которые невозможно понять, не пережив их. Попробуйте объяснить кому-то, что такое любовь или красота, если вы сами их не переживали. Даже если вы переживали их, вам трудно будет дать им определения. Но ведь смерть мы не переживали. Находясь внутри своей земной жизни, мы можем видеть только одну эту жизнь, конец которой естественно представляется нам абсолютным концом. Но не иллюзия ли это? В рассуждении, вошедшем в книгу Ошо Раджниша «Здесь и сейчас», читаем: «Почему мы так боимся умирать? За этим страхом стоит секрет, который нужно понять. Мы никогда не видели, как мы умираем. Мы видели, как умирают другие, и это усиливает идею о том, что придётся умереть и нам. Например, капля росы в океане живёт с тысячами других капель, а однажды на неё падает луч солнца и она превращается в пар и исчезает. Другие капли думают, что она мертва, и они правы – потому что некоторое время назад они видели каплю, а теперь её не стало. Но капля по-прежнему существует в облаках. Но как это узнать другим каплям, пока они сами не стали облаками? К этому времени, наверное, эта капля уже упала в море и снова стала каплей. Но как узнать об этом другим каплям, пока они сами не отправились в это путешествие?

Когда мы видим, что рядом кто-то умирает, мы думаем, что этого человека больше нет, что ещё один человек умер. Мы не осознаём, что этот человек просто испарился, что он вошёл в тонкое тело и отправился в новое путешествие, – что это капля, которая испарилась, только чтобы снова стать каплей. Как нам это увидеть? Всё, что мы чувствуем, – это что ещё одного человека не стало, ещё один человек мёртв. Таким образом кто-то умирает каждый день; каждый день уходит ещё одна капля. И постепенно в нас возникает уверенность, что и нам придётся умереть: „Я тоже умру”. Тогда нас охватывает страх: „Я умру”. Этот страх охватывает нас, потому что мы смотрим на других. Мы живём, наблюдая за другими, и в этом наша проблема».

Кто-то скажет мне: ну, это только фантазии философа-мистика. Но вот не философ-мистик, а врач-реаниматолог, ведущий мировой специалист по проблемам смерти, доктор Сэм Парниа пишет в своей книге «Стирая смерть» (2013): «Всякий личный опыт, включая и опыт умирания, может быть абсолютно реален для того, кто его испытал; но если другие этого никогда не испытывали, они не вправе решать, реально это или нет». Очень многое в нашем мире не поддаётся объяснению одним лишь здравым смыслом, причём даже то, что привычно и совсем не удивительно.

Например, рождение, в отличие от смерти, кажется нам делом самым обыкновенным. Но так ли это? Вдумаемся: всё начинается с одной-единственной яйцеклетки, а всего через 38 недель она превращается в организм, состоящий из триллионов клеток 200 разных видов. Каждая микроскопическая хромосома содержит в себе около 2 метров ДНК. На 22-й день одна клетка вдруг, сама по себе, начинает сокращаться, заставляя сокращаться клетки рядом с собой, – так начинает работать будущее сердце. Эмбрион, лишённый сознания, ведёт себя в полном соответствии с планом, данным ему в момент зачатия. Как только женщина беременеет, объём её крови увеличивается на 50 %, чтобы обеспечить плод кислородом. Сама женщина ничего для этого не делает, а чаще даже и не знает об этом, как и о том, например, что каждую минуту 9-месячного пребывания ребёнка в её утробе в ней вырабатывается 2,5 миллиона нейронов. При родах ребёнок выходит из водной среды и сразу начинает получать кислород из воздуха.

Если хоть немного задуматься, то каждый такой факт – чистая фантастика. Понимаем ли мы, как происходят все эти невероятные вещи? Нет, даже сегодня, когда техника позволяет проследить за всем, что происходит в утробе матери, в этих процессах для нас ещё очень много загадок, которые не поддаются объяснению никакой логикой. Однако это вовсе не основание для того, чтобы признать процесс рождения совершенно невозможным.

После рождения также происходит немало загадочного, чего мы уже касались: само бьётся наше сердце, сами дышат наши лёгкие, пищеварительная система сама осуществляет сложнейший процесс метаболизма и т. д. Напрашивается вопрос: если мироздание столь дружелюбно к нам, если оно совершило столько чудес для того, чтобы мы родились на свет, если оно десятилетиями заботилось о нас, обеспечивая удивительно слаженную работу всех органов нашего чрезвычайно сложного организма, то неужели всё это оно делало только для того, чтобы потом бессмысленно убить нас, превратив в ничто? Как-то не верится. Так и хочется вслед за Карелом Чапеком, автором пьесы о роботах, всегда с глубоким интересом следившим за достижениями современной науки, сказать: «Природа по-хозяйски обходится с каждым сухим листом, не может быть, чтобы человеческий дух, её величайшее открытие, значил для неё меньше». Как-то это уж слишком нелогично – уничтожать своё высшее творение, свой главный шедевр. Да и возможно ли это вообще?

Можно ли превратить нечто в ничто? Простой пример: какими способами мы только не тратим воду: пьём её, орошаем ею землю, осушаем большие территории – а её сегодня на Земле столько же, сколько было до появления человечества. Превращение в ничто противоречит логике устройства Мироздания. Как давно доказано наукой, здесь всегда и безоговорочно работает закон сохранения. Невозможно хоть что-нибудь уничтожить или выбросить из Мироздания. В рассуждении, вошедшем в книгу «Опасно – истина!», Ошо Раджниш говорил об этом: «Смерть – это также момент жизни. Это не окончание, а только момент трансформации, ибо ничто не умирает. Невозможно что-либо разрушить, можно лишь произвести изменение вида, формы. Сегодня наука способна уничтожить Xиросиму, Нагасаки, весь мир… Но это не совсем так. Она не может уничтожить даже кусочек камня; она не в силах полностью его уничтожить, истребить – он будет продолжать существовать. Ты можешь раскрошить его на кусочки, но эти кусочки никуда не исчезнут. Ты можешь спалить его, нагрев до такой степени, как если бы солнце опустилось прямо на него, – он расплавится, но всё равно будет существовать. Да, можно изменить форму, но нет способа вышвырнуть его из существования.

Ничто не рождается и ничто не умирает.

Рождение всего лишь означает, что форма, в которой ты существовал, не такая, как эта, и ты не можешь узнать её…Всё постоянно меняется.

Смерть – это великая трансформация». Итак, нет и не может быть превращения в ничто – есть переход во что-то иное, есть превращение, метаморфоза. Смерть – это момент перехода в иное качественное состояние.

Но и жизнь – это процесс перехода из одного качественного состояния в иное. Каждый из нас – тому пример. В этой земной жизни мы начинались с одной яйцеклетки, чтобы потом стать эмбрионом, а потом – зародышем человека, младенцем, ребёнком, подростком, молодым человеком, зрелым мужчиной, стариком. Этот старик с удивлением рассматривает свои давние фотографии: как мало эти люди похожи на него нынешнего, а уж с тем, что существовало в утробе матери, совсем ничего общего! Но ведь всё это он – в разных качественных состояниях.

Переход в иное состояние – это прекращение пребывания в предыдущем состоянии и начало пребывания в следующем состоянии. Когда мы родились на свет, каждый из нас перестал быть зародышем и начал быть ребёнком. Но «перестать быть» означает умереть, как и «начать быть» означает «родиться». Тогда станет ясно: мы умерли как яйцеклетка и родились как зародыш земноводного существа; потом умерли как зародыш земноводного существа и родились как человеческий зародыш; потом умерли как человеческий зародыш и родились как младенец и т. д. Как мы уже знаем, в каждом качественном состоянии мы сильно отличаемся от себя предыдущего и последующего, и это касается буквально всего, а не только человека. Узнаете ли вы в зерне будущее дерево, а в бабочке – бывшую гусеницу, в пустыне – бывшее море?

В книге «Столкновение человека со смертью» (1977) психологи Станислав Гроф и Джоан Хэлифакс отметили: «Антропологическая литература заполнена описаниями обрядов перехода, совершаемых в различных культурах во время столь важных событий, как рождение, совершеннолетие, свадьба, рождение ребёнка, перемена в жизни, смерть. В ходе сложных ритуалов, исполняемых по таким случаям, люди учатся испытывать переходы с одной стадии жизни на другую, умирать для одной роли и рождаться, входя в другую». Каждый момент такого перехода в иное состояние – есть смерть предыдущего состояния. Вот и выходит, что жизнь – это череда смертей. Но так же логично выходит, что смерть – это часть процесса жизни, потому что она непременно сопровождается последующим рождением. Вот почему рождение и смерть так часто сближают. «Смерть есть только один шаг в нашем непрерывном развитии. Таким же шагом было и наше рождение с той лишь разницей, что рождение есть смерть для одной формы бытия, а смерть есть рождение в другую форму бытия», – писал американский теолог Теодор Паркер. По мнению Мохандаса (Махатмы) Ганди, «рождение и смерть – не два различных состояния, а различные аспекты одного состояния». «Учителя мудрости учат, что рождение и смерть – это единая дверь, которая никогда не закрывается. Смерть, такая, как мы её понимаем, не существует», – пишет наш современник Далай-лама XIV.

Но если смерть – это не уничтожение жизни, а её органичный момент, то почему нельзя без неё обойтись? Если жизнь вечна, почему она не бессмертна? Зачем жизни нужна наша смерть?

В основе природы человека два начала – тело и дух, и потому существуют две главные причины необходимости смерти.

Тело взрослого человека состоит из 70 триллионов клеток. Каждую минуту одни наши клетки отмирают, а им на смену рождаются другие. Это явление в науке называется апоптозом, оно аналогично, скажем, смене листьев на дереве. Каждые семь лет полностью меняется состав клеток нашего организма. Вот и выходит, что наше земное бытие – это одновременно – каждую секунду – и смерть, и рождение. Вот и выходит, что смерть – вовсе не превращение жизни в ничто, не её уНИЧТОжение; смерть, как и рождение, – необходимая часть процесса жизни. Это пересоздание нашей телесной оболочки. Но возможности регенерации не безграничны: одно и то же тело не может самообновляться вечно – 10,12,15 раз (кому сколько выпадет) – и нужно полностью расформировать тело на молекулы, чтобы потом из этого материала создать новое, способное к длительной регенерации. Дерево может жить не одну тысячу лет, ежегодно обновляя свой лиственный наряд весной и теряя его осенью. Но раньше или позже оно исчерпает ресурс своей регенерации и должно будет умереть, чтобы разложиться на микроэлементы и послужить основой для рождения чего-то нового. Вот тогда-то и происходит событие смерти как часть вечного процесса жизни.

Но дело не только в ограниченности ресурсов нашего тела. Человек – это не только тело, но и сознание, дух. Наш дух – это тоже частица энергоинформационного поля мироздания, и потому он тоже не уничтожается, а трансформируется. Как бы сильно мы ни менялись телесно, превращаясь из мальчика в юношу, а потом в зрелого человека и старика, внутри нас – один и тот же человек, одно и то же сознание. Что происходит с сознанием в процессе смерти и перерождения? Со смертью дух освобождается от тела, в котором он существовал в период земной жизни. Сегодня мы уже знаем, что в посмертном состоянии сознание таково же, каким было в земной жизни: оно помнит, знает и ощущает всё то, что помнило, знало и ощущало тогда. Оно должно оставаться таким уже потому, что на этой стадии происходит процедура суда и расплаты за всё содеянное в земной жизни: здесь сознание вспоминает даже то, что, казалось, прочно забыло или очень хотело бы забыть. Но на следующей стадии сознание должно измениться.

Следующая стадия – начало новой земной жизни, начало жизни в новом теле. Однако может ли зародыш человека достаточно длительное время находиться в утробе матери в состоянии земноводного существа, обладая при этом памятью и опытом человека, прожившего хотя бы одну земную жизнь? Это совершенно невозможно: никто из нас не пережил бы этот ужас. И дело не только в этом. Представьте: годовалый ребёнок обладает памятью и опытом 70-летнего человека, жившего к тому же сто или двести лет назад, может, в совсем другой стране. Чему новому его можно научить? Как его можно воспитывать и возможно ли это вообще? Как ему адаптироваться к условиям совсем иной – новой – жизни? А теперь представьте себе, что на свет рождается человек с опытом и памятью не одной, а десятка земных жизней. Какая человеческая психика сможет выдержать этот огромный груз воспоминаний и опыта? От этого груза нужно избавиться: новая жизнь духа, как и новая жизнь тела, должна начинаться «с чистого листа». Чтобы это не казалось абстрактными метафизическими утверждениями, приведу аналогию с водой.