Текст книги "Флэшбэк"

Я поднял свой стаканчик и быстро выпил.

– У меня несколько иной взгляд на случившееся. А кроме того, такова черта любого полицейского или детектива – я до боли терпеть не могу необъяснимых загадок. Они действуют на меня, как заячья задница на гончую, как кровь на акул и так далее и тому подобное.

– Понимаю, – серьезно ответил он, и я ему поверил. – Может быть, я тоже вцепился бы в эту тайну, если бы не было других, куда более увлекательных… – Он поднял бровь и задумчиво пожевал губами.

– Гайлорд говорил мне, что он вывозит отсюда целые тонны всевозможных чудес.

– Гайлорд!.. – весело фыркнул он. – Он всегда отличался склонностью к преувеличениям. Что доказал хотя бы тем, что послал на Луну частного детектива… – рассмеялся он, качая головой.

– Преувеличениям? А вас не беспокоит, что кто-то приходит вам на помощь и никак не дает о себе знать?

– А почему это должно меня беспокоить?

– А я знаю?.. Мне было бы не по себе от ощущения, будто моя жизнь от кого-то зависит. А если этот кто-то однажды не соизволит пошевелить пальцем? А вы, уже привыкнув к его опеке, сами не успеете ничего предпринять?

– Интересно… – задумчиво проговорил он. – Никогда о подобном не думал…

Я допил последний глоток, к сожалению, мне не удалось сделать это бесшумно.

– Возможно, это профессиональный подход. Я всегда исходил из предположения, что никто мне не поможет. Если же и пользовался чьими-то услугами, то всегда как бы сверх плана… Понимаете, если я стою перед кем-то, кто собирается воткнуть нож мне в брюхо, я не могу предполагать, что именно в этот момент ему свалится на голову кирпич. Если свалится – что ж, прекрасно, но если нет, то я готов защищаться самостоятельно.

– Драматический пример… – Он потянулся к бутылке и заменил воздух в стаканчиках высококачественным алкоголем. – Но если это действительно аргумент… – Не ожидая меня, он отпил немного виски. – Возвращаясь к нашим делам – я ничего не знаю. В самом деле… Я заснул в спальне… – он показал головой, – здесь, рядом. Проснулся несколько часов спустя, среди толпы взволнованных коллег… Может, я лунатик? – Он на мгновение задумался. – Лунатик на Луне? Возможно ли такое?

Я не ответил. Достав сигареты, я показал пачку Йолану. Он несколько секунд смотрел на нее непонимающим взглядом, а затем покачал головой. Я затянулся и выпустил под потолок струю дыма.

– А так, вообще… – небрежно бросил я, – над чем вы работаете?

Он отвлекся от занимавшей его мысли проблемы и задумчиво посмотрел на меня.

– Я спрашиваю не из праздного любопытства, – пояснил я. – Можете не сообщать мне никаких деталей. Только… Гм… Мне пришло в голову, что раз вы для кого-то настолько ценны, что он решается на негласную опеку, рискуя быть раскрытым в здешнем, что ни говори, ограниченном кругу… Может быть, сведения о вашей работе могли бы мне чем-то помочь?

Он долго смотрел на меня, а потом откинулся на спинку кресла и причмокнул сквозь зубы.

– Ложный след… – медленно проговорил он. – Это исключено. – Он неожиданно наклонился ко мне: – А знаете почему? – Я, естественно, покачал головой. – Потому что никто, кроме меня, не знает, над чем я на самом деле работаю.

– Гайлорд? – быстро спросил я.

Он поморщился и отрицательно покачал головой.

– Гайлорд меня содержит, а я даю ему за это кое-что, отрываясь от настоящей работы… – Он прищурился и в очередной раз уставился на меня.

Меня осенило. Я спокойно протянул руку к стаканчику и, хотя он и так казался неестественно легким, слегка облегчил его.

– Я не человек Гайлорда. Я лишь работаю на него, с большей или меньшей охотой. А вообще, мой главный девиз – хранить тайну. Если я смогу выполнить порученную мне задачу, не раскрывая каких-либо подробностей, то именно так я и поступлю, и всегда так поступал. Другое дело, если вы скрываете нечто, что могло бы объяснить, – на этот раз уже я впился взглядом в глаза Хейруда, – почему кто-то хочет его убрать. А кто-то другой его от этого оберегает…

– Гайлорда? – Он поднес руку к лицу и как будто забыл, что собирался сделать, – просто держал ее возле щеки и смотрел на меня. – Э-э… с этим я уж точно не имею ничего общего.

– Но может быть, общий знакомый оберегает вас от непредвиденных случайностей… – вздохнул я. – Я знаю, что удар метеороида предвидеть невозможно…

– Вы сказали «метеороида»? – удивился он.

– А что я должен был сказать?

– Ну да… – Он над чем-то задумался, а потом пошевелил пальцами на подлокотнике кресла и показал подбородком куда-то за моей спиной.

Я обернулся и увидел, что стена свернулась и открыла другую, почти целиком покрытую бесчисленным множеством самых разнообразных часов. Некоторое время я разглядывал их, но не заметил движения стрелок, смены цифр, не слышал тиканья. Я посмотрел на Хейруда.

– Их восемьдесят три тысячи семьсот сорок четыре. Должно быть восемьдесят шесть тысяч четыреста. Ровно столько секунд в сутках. Я собираю часы, которые остановились в иную секунду, чем те, что у меня уже есть. – Казалось, он наслаждается видом всех этих часов.

– Нет, – решительно сказал я.

Несколько секунд, словно по инерции, он еще всматривался в коллекцию. Потом перевел мечтательный взгляд на меня.

– Что самое постоянное в нашем мире? Что невозможно изменить? – вдохновенно спросил он.

– Моя тяга к алкоголю! – Я все больше злился на себя самого, на него, на Гайлорда. Взяв свой стакан, я выпил его содержимое, одновременно подумав, хватит ли моего собственного запаса на остаток вечера и часть ночи. – Только это и приходит мне в голову!

– А что одновременно является невероятно хрупким? Чему можно нанести непоправимый вред, с чудовищными последствиями? – спросил он, не обращая внимания на мои глупости. Меня так и подмывало сказать что-нибудь про яйца, но я сдержался и лишь пожал плечами. – Время!.. —прошептал он, вытаращив глаза и оскалив зубы.

Я покрутил в руке стакан, потом поставил его на столик и сам себя обслужил. Я чувствовал себя невероятно легким, подобно дыханию комара… комары дышат?., шум в голове… Одержимый ученый начал меня утомлять. И раздражать.

– Время счастья не приносит, – буркнул я.

– Вообще говоря, нет! – весело согласился он. – Но если бы удалось им управлять?

– Ага! – расхохотался я. – Недавно я уже имел дело с одними такими, кто развлекался со временем…

– Чушь! – возразил он. – Если бы я знал о том кратере, я бы сразу их разоблачил!

– Но разоблачил их я, – скромно сказал я. – Не прибегая к помощи науки.

– Погодите… – пробормотал он, подняв руку. – Это вы?

Похоже, мои слова застигли его несколько врасплох. Я воспользовался этим и налил себе еще. Рабочий день закончен. Правда, без особых результатов, но все равно можно и расслабиться…

– Хо-хо! – Он набрал в грудь воздух, а затем выпустил его, надувая щеки. – Ну ладно… – Он быстро выпил содержимое своего стакана и налил следующую порцию. – Открою вам свою тайну. Я работаю над временем. Путешествиями во времени… – Он заговорил быстрее, словно боялся, что я его остановлю – чего я, впрочем, делать не собирался, в бутылке оставалось еще много. – То, что я отдаю Гайлорду, – лишь отходы от основной работы, или просто игрушки, чтобы он не срезал мне оплату. Время… – мечтательно прошептал он. – Если бы можно было в нем путешествовать… Если бы можно было возвращаться назад… Наблюдать…

– Подглядывать… – подсказал я.

– Да! – согласился он. – Будучи бессмертным, подглядывать за смертными.

– Только подглядывать? Только? До какого момента вы смогли бы выдержать? До момента ампутации ног? Или до того момента, когда какой-то парень отбивает у тебя любимую девушку? А может, начать с ликвидации Гитлера? В конце концов, это ведь был бы чертовски благородный поступок, не так ли?

Шум в голове начал напоминать сопение слона. Я понял, что если немедленно не уйду, то неизвестному спасителю придется на этот раз выносить отсюда мое пятнадцатикилограммовое тело.

– Чепуха! – Он ударил ладонью по столу.

– Наверняка… – согласился я. – Только это не я придумал предостережение от чересчур радостных попыток вломиться в сокровищницу Природы и завладеть ее секретами. Знаете… – Я поднялся, оперся о стол и навис над Хейрудом. – Один ученый создал семимильные сапоги и очень этому обрадовался – надежда для человечества, дешевые путешествия и так далее. Надел их на ноги, сделал шаг, и его разорвало – он плохо рассчитал свои сапоги: один шагнул на семь миль, другой только на шесть.

Я выпрямился и направился к двери.

– А мораль? – спросил я остолбеневшего Хейруда. – Осторожнее с изобретениями! – Я открыл дверь. – Мне пора. До свидания. И если я правильно понял, какие часы вам нужны, то я вам их пришлю, – сказал я, желая как-то сгладить свое не слишком вежливое отношение к этому сумасброду.

Он с видимым сожалением вздохнул – похоже, я оказался первым, кому он решил довериться и сразу же наткнулся на захмелевшего тупицу. Утешить мне его было нечем, так что я лишь помахал рукой и плавным шагом, стараясь подражать Вермилье, вышел в коридор.

У себя в каюте я сунул голову под кран и, хотя это вызвало небольшой потоп во всей ванной, сумел сдержать процесс нарастания немотивированной злости. Только после этого я нашел в компе код Энн Мидмент. Сначала предложение поговорить ее лишь удивило, но через несколько секунд что-то до нее дошло, и она согласилась прийти; беседа могла получиться вполне приятной.

– Это я, Энн, – услышал я в динамике, и дверь сразу же открылась.

Девушка двигалась изящно, как и все здесь, хотя и чуть смешно для землянки. Кивнув, она молча уселась на стул, хмуро глядя на меня.

– Прежде всего я хотела бы знать – вы допрашиваете всех или только…

– Простите, что перебиваю, – не дал я ей закончить фразу, которую уже слышал в своей жизни сотни, если не тысячи раз. – Не откажетесь от капельки коньяка?

– Не откажусь, – быстро ответила она.

Я нашел стаканы и налил в них средней величины порции из второй бутылки. От предложенной сигареты Энн отказалась.

– Расскажите, не видели ли вы чего-то странного в тот день, когда произошла авария?

Она исподлобья посмотрела на меня и дважды поднесла стакан ко рту, после чего подержала его немного в ладонях и решительно поставила на столик.

– Ладно. – Она агрессивно выпятила подбородок. – Меня не было на базе. В момент удара метеороида я возвращалась на вездеходе с карьера. По радио я узнала об утечке воздуха и, естественно, прибавила скорость. Я была в скафандре и могла помочь заделывать пробоину в куполе снаружи. – По мере того как она говорила, она постепенно успокаивалась. – Я была уже близко, оставалось метров сто с небольшим, когда я что-то увидела… – Она тряхнула головой и быстро выпила. – За одним из рабочих ангаров стоят каркасы для временных палаток, образуя нечто вроде туннеля из ребер. И как раз там что-то мелькнуло. Прежде чем до меня дошло, что я вижу, ангар уже заслонил картину, а я спешила на нашу базу. Полчаса спустя я сделала вид, что потеряла что-то при возвращении, и подъехала к ангару. Естественно, там ничего не было, каркасы стояли как обычно, ничего под ними не скрывалось, на бетоне не осталось никаких следов. – Она подняла взгляд и завершила свой рассказ: – Я видела там автомобиль! Я почувствовал боль в горле, из которого рвались на волю тысячи занимательных вопросов, например: «А вы не заметили, был ли включен у него двигатель?» или: «Какая ливрея была на шофере?» и множecтвo им подобных. Вместо этого я взялся за мочку уха и сильно потянул. – Не удивляюсь, что вы не хотели с этим прийти ко мне, – спокойно сказал я. – Довольно странная картина на Луне, верно?

Она покраснела и заморгала, пальцы левой руки вцепились в короткую юбку, сминая материю и приоткрыв часта гладкого, соблазнительного, упругого бедра.

– С другой стороны, если мы допустим, – закончил я предыдущую реплику, – что кто-то предвидел удар камешка в купол станции, сумел обмануть комп и людей, спасти Хейруда… Ведь это не менее странно, не так ли?

Румянец исчез, оставив лишь блеск в глазах, рука вернулась на подлокотник, но бедро продолжало искушать своими идеальными очертаниями. Энн глубоко вздохнула, глотнула коньяка и спросила:

– Значит, вы мне верите?

– Чтобы не было никаких недоразумений – я верю, что вы видели там автомобиль, но это не значит, что я верю в существование этого автомобиля. Кстати, что это была за машина?

– Цвета я не заметила, под этими каркасами довольно темно, но, кажется, автомобиль тоже был темный. И, судя по радиатору, это была какая-то марка «болла». Эти округлости, плавные линии…—Она очертила пальцем в воздухе несколько кружков.

Неожиданно для самого себя я заинтересовался отчетливо выделявшимися под тонкой тканью сосками, описывавшими при движениях Энн сложные зигзаги. Похоже, она заметила, куда я смотрю, и замолчала; несколько долгих секунд в комнате висела тишина, того типа, что обычно называется «неловкой».

– Сначала я прошла целую серию тестов, – сказала девушка. – Только потом я рассказала Дону о том, что видела. Я нормальная.

– Никто в этом не сомневается, – совершенно искренне ответил я.

– Если бы дело не касалось Йолана, я никогда бы не призналась, – неуверенно добавила она.

– Конечно… Вы ведь все здесь живете ради Хейруда, верно?

– А что в этом плохого? – агрессивно спросила она. – Это гений…

– Не буду спорить, – примирительно сказал я, но тут же какое-то из моих несносных «я» открыло рот: – Вот только это слишком опасно – возлагать столь чрезмерные надежды на одного человека. – Я взял стакан и сполоснул рот глотком коньяка. – Жил когда-то один знаменитый полиглот, мультифилолог, признанный гений в области языков. Сотни выдающихся работ, ошеломляющие теории. Он знал все возможные языки и считался настолько неоспоримым специалистом, что, когда на Землю прилетел инопланетный космический корабль, ни у кого не было сомнений в том, кто будет переводчиком и руководителем контактной группы. И вот, когда этот гений подошел к кораблю и открылся люк, из которого появились двое неземных существ, они услышали: «При-при-при-при-в-в-в-ве-ве-вет-вет-ству-ву-ву-ем-н-н-на-на-наз-наз-наз-на-зе-зе-мле-мле-ле…»

Энн вскочила со стула, стиснув кулаки, глаза ее метали молнии. Я тоже встал.

– Вы… – Она набрала в грудь воздуха. – Ты…

Ей не хватило слов, она вздохнула и замахнулась, целясь мне в лицо. Я без труда перехватил ее руку, а затем вторую. Мы стояли друг напротив друга, и внезапно я почувствовал нарастающее возбуждение и желание. Какая-то часть разума пыталась объяснить другой, что это лишь реакция на стресс, волнение… Я ослабил хватку, но не отпускал ее рук. Я привлек ее к себе и ощутил прикосновение твердых набухших сосков к своей груди. Блестящие глаза внезапно расширились, и – неожиданно для меня – взгляд их смягчился. Я отпустил руки девушки и обнял ее, вдыхая холодный и чуть горьковатый запах ее волос и чувствуя, как меня покидают гнев и злость – результат бесплодного расследования, раздражение – результат вызывающего стресс путешествия и желание отыграться на всех и вся за собственную беспомощность. Энн пошевелилась и слегка отодвинулась от меня, но лишь настолько, чтобы можно было просунуть между нами руки. Ее пальцы ухватились за замок молнии и потянули его вниз. Я коснулся губами впадинки между ее шеей и ключицей, лаская кожу легкими поцелуями. По спине девушки пробежала легкая дрожь, одной рукой я начал гладить ее затылок, другой же выключил магнитошвы на ее плечах и слегка пошевелился, чтобы материя могла опасть, обнажив небольшие, но прекрасные твердые груди с торчащими чуть вверх сосками. Видя, что Энн возбуждает моя спешка, я начал целовать ее более жадно. Она крепко прижалась ко мне, наши губы нашли друг друга, а ее тело начало тереться о мое, словно скользнуть внутрь меня, раствориться во мне, перестать существовать и одновременно поглотить меня собой. Я почувствовал ее руки на своем затылке, давление усилилось, она медленно подтянулась, оплетая мои бедра своими ногами. Чудесная лунная легкость… Крепко зажмурившись, она двигалась медленно, дразняще медленно, а ее язык нервно трепетал у меня во рту. Наши руки находили все новые и новые части тел, ласкали их и отправлялись на освоение других, еще неизвестных территорий. Это продолжалось так долго, что я начал терять ощущение верха и низа. Я чувствовал себя словно в состоянии невесомости, даже открытые глаза не помогали – мне казалось, будто мы вращаемся, соединившись, один в другом, в безмолвной пустоте, в пустом безмолвии. Неожиданно жар охватил наши тела, мириады лучей пронзили нас, ударили по нервным окончаниям, изогнули тела в две дуги, раскрыли стиснутые в спазме рты и извлекли из них беззвучный стон. Девушка покрутила головой, на несколько мгновений полностью закрыв лицо волосами, а потом прижалась ко мне столь сильно, что мне стало трудно дышать. Наконец, отодвинувшись от меня, она открыла глаза и долго с удивлением всматривалась в мое лицо.

– Интересно… И что в тебе такого?.. – медленно спросила она.

Я вспомнил аналогичный вопрос Саркисяна, заданный не далее как шесть дней назад. Вспомнил я и свой ответ.

– Личное обаяние…

– Шутишь! – фыркнула она. Продолжая обхватывать ногами мои бедра, она сплела пальцы у меня на затылке и выпрямила руки, чтобы посмотреть на меня с большего расстояния. – Сколько же должно быть в тебе этого обаяния, чтобы я прыгнула на тебя через пятнадцать минут после знакомства?

– Много. Как раз его у меня хватает. Только чаще всего я воздействую на женщин через шесть дней. Видимо, ты не столь к нему устойчива.

– Что ж, очень приятно… – Она бросила взгляд на свои груди. – Отнесешь меня под душ, или мне самой идти? Интересно, такое количество обаяния укрепляет мышцы или ослабляет?

На этот вопрос она получила ответ несколько позже. А еще через час, когда я ехал к лунному челноку, в одном из маленьких круглых иллюминаторов несколько раз загорелся и погас свет. Ввиду отсутствия иных гипотез я предположил, что Энн прощается со мной. Впрочем, против подобного варианта я не возражал.

* * *

Спотыкаясь на гладком полу зала аэропорта, слыша в ушах грохот колотящегося в груди сердца и проклиная себя за идею полета на Луну и многое другое, я добрался до телефона. Почти повиснув на аппарате, я позвонил Гайлорду и велел отвезти Фебу домой. С трудом дополз до бара, где влил в себя два коктейля разной крепости и обрел достаточно сил для того, чтобы выйти наружу. Настроение у меня слегка поправилось при виде нескольких моих спутников по челноку, выглядевших столь же ошеломленными, как и я. В такси я почувствовал себя лучше. Проехав мимо своего дома и не увидев возле него Фебы, я попросил таксиста отвезти меня к гаражу с «бастаадом». Водитель вел себя словно автомат – деревянным голосом прочитал показания счетчика и механическим движением сунул деньги в кассу рядом со своим креслом. Он тронулся с места, прежде чем я успел закрыть дверцу, собственно, она закрылась сама. Я несколько раз глубоко вздохнул, но легче мне от этого не стало.

Поставив сумку у стены, я подошел к гаражу. Я хлопал себя по карманам в поисках ключа, когда за спиной у меня послышался шорох. Я быстро обернулся. Десяток шагов отделял меня от незнакомца, лицо которого скрывалось в тени огромных полей черной и блестящей, словно лакированной, шляпы. В руке он держал нечто вроде свернутой в трубочку газеты. Если бы он прошел мимо меня, я бы им не заинтересовался, однако, поскольку он сделал еще два шага и остановился, я был уверен, что он не станет спрашивать дорогу к ближайшей бензоколонке. Он поднял руку, в которой держал газету, словно желая привлечь к ней мое внимание, и только теперь я понял, что сейчас произойдет. Праща! Оклеенная газетой или покрашенная праща. Трубка с титановым шариком на привязи из чертовски эластичного крогтана. Хороший натренированный профессионал с нескольких метров расплющивает на стене комара. Проблема лишь в том, насколько хорошим профессионалом был стоявший передо мной. Я не отрывал взгляда от его руки, а краем глаза видел свою сумку. По-идиотски работавший мозг вместо того, чтобы заняться поиском путей к бегству, подсунул кадр из старого фильма – застигнутый врасплох звероподобным негром с огромным тесаком, герой небрежным движением достает из заднего кармана пушку и, как бы нехотя, разваливает башку размахивающему ножом туарегу. Мой «биффакс» лежал в сумке, даже не особо глубоко. Не так уж и далеко… Праща резко дернулась вниз. Блестящая искорка устремилась в мою сторону. Я уклонился, впрочем, уверенный, что первый бросок все равно должен был пройти мимо. Когда шарик ударился о дверь гаража и полетел назад, притягиваемый крогтановой нитью, хозяин трубки слегка ее подбросил. Шарик с отчетливым щелчком исчез внутри, трубка дрогнула и упала в подставленную ладонь. Предназначенная лишь для меня демонстрация владения пращой. Цель была достигнута, и даже более того. Я почувствовал, как из всех пор кожи стекает горячий липкий пот и страх парализует все, что только можно. Это ерунда, что вид смерти, ее предчувствие сковывает человека, я не раз стоял под дулом, из которого мгновение спустя должна была вылететь пуля, и всегда мое тело и разум работали в едином ритме над одной задачей – спасением. На этот же раз я словно превратился в дрожащую студенистую массу, способную лишь повторять выдающуюся сентенцию: «Вот дерьмо!» Противник снова поднял руку и на мгновение замер, давая мне несколько секунд на то, чтобы овладеть собой, но сейчас для этого потребовалось бы несколько месяцев. Шарик со свистом полетел ко мне. Левая рука сама по себе взяла на себя ответственность за остальное омертвевшее тело, дернулась вверх и закрыла лицо от удара. Острая боль возникла где-то посередине линии жизни, словно опровергая ее длину, и тотчас же распространилась по всей ладони. Я опустил руку, пытаясь пошевелить пальцами. Человек в лакированной шляпе уже готовился к третьему броску, и я больше всего на свете был уверен, что на этот раз это окажется нечто выдающееся. И до сих пор ничего не мог поделать с собственным телом.

Противник, видимо, слегка сбитый с толку моей неподвижностью, прикусил губу и задумался, пытаясь определить мои намерения. Капля пота скатилась по моему носу и упала на землю. Я мог бы поклясться, что услышал ее плеск, и одновременно трубка пращи совершила короткое резкое движение, на этот раз снизу вверх; внезапно меня как будто отпустило, я вновь обрел подвижность и встал боком к траектории полета шарика. Я успел заметить, как он высек искру, ударившись о бетонную стену, и на долю секунды у меня перед глазами, в полутора десятках сантиметров от носа, мелькнула тонкая, в четверть волоса, крогтановая нить. Я мог схватить ее, обмотать вокруг руки и попытаться вырвать трубку, но когда-то я видел, сколько времени заняла операция по пришиванию четырех пальцев именно такому же наивному, как я. Когда шарик устремился в обратный путь, я молниеносно наклонился, сорвал с ноги ботинок, надел его на левую руку и переместился вправо. Моему противнику приходилось либо бросать шарик с того же самого места, что сужало угол обстрела и облегчало мне защиту с помощью ботинка, либо, желая расширить угол, ему пришлось бы подойти ближе, а это ослабляло силу удара шарика – оптимальное расстояние выстрела из его трубки составляло метров шесть-семь. Он слегка качнул головой, словно кобра, и бросил шарик еще раз. Я отразил его не слишком удачно – шарик скользнул по подошве и ударил меня в бедро. Я застонал сквозь зубы, а противник что-то коротко прохрипел, а может быть, просто рассмеялся. Он снова быстро бросил шарик и промахнулся, а потом еще раз, не целясь. Снаряд угодил мне в область печени, заставив согнуться от боли. Мне удалось ударить ботинком по шарику, когда он начал возвращаться в трубку; он отлетел по широкой дуге, а противнику приходилось следить за его полетом, если он не хотел, чтобы вокруг его запястья обмоталась острая, как луч лазера, нить. Я со всей силы швырнул в него ботинком, одновременно совершив два самых длинных в моей жизни прыжка. Наконец я увидел его глаза – взгляд был обеспокоенным, но не более того. У него все еще было преимущество – шарик уже почти вошел в трубку, а я все еще был в двух шагах от него. Ботинок играл лишь психологическую роль и даже в этом качестве себя не оправдал. Я нырнул вперед, пытаясь в прыжке дотянуться до его ног. Послышался щелчок вошедшего в трубку шарика, и я увидел, как напрягаются мышцы запястья противника.

В то же самое мгновение что-то мелькнуло между его ногами и углом одного из гаражей. Противник метнулся вперед, пролетел надо мной, а я схватился вместо его ног за воздух и грохнулся на твердый пол. Переворачиваясь на спину с максимально возможной скоростью, я услышал его стон. Феба, прекрасная, чудесная собака, сжала зубами руку с пращой и, не обращая внимания на вопли мужчины, держала его на земле. Я поднялся и заковылял за своим ботинком. Когда я вернулся, лицо мое было уже совершенно сухим, и во мне было столько ненависти, что я мог бы I ею сжечь неприятеля. Проверив его карманы и несколько мест, где он мог бы спрятать какой-нибудь сюрприз, я сильным пинком по костяшкам пальцев выбил пращу из его руки и отошел на шаг.

– Отпусти! – сказал я.

Феба тотчас же отошла от мужчины; я велел ей стеречь его и обратился к недавнему противнику:

– Ну, вставай… Наглотаешься пыли и будешь кашлять…

Я почувствовал, что меня все еще бьет дрожь. Несколько мгновений назад меня коснулась не столько смерть, сколько страх перед ней, и за это кто-то должен был заплатить. Незнакомец – шляпа свалилась с его головы, и я увидел редкие волосы на его макушке – поднял лицо и посмотрел на меня. Я отошел чуть дальше, по пути раздавив его шляпу.

– Вставай! – Я шаркнул ногой, и горсть пыли полетела ему в лицо.

Он тряхнул головой и начал подниматься. Когда он уже стоял на ногах, я подошел и замахнулся для хука справа, который в последний момент заменил на преднамеренно неудачный прямой слева, чтобы отвлечь его внимание, и лишь затем завершил правым в солнечное сплетение. Противник довольно ловко блокировал удар слева и, уклоняясь, получил хук в ребро. Кость хрустнула и подалась, но я почувствовал на скуле его правый кулак. Кровь из прокушенного собакой запястья брызнула мне на лицо. Мы отскочили друг от друга. – Кто тебя на меня натравил? – спросил я. Он бросил взгляд на лежащую у стены Фебу и вздохнул.

– Кто-то… – ответил он.

– Скажешь – отпущу, – пообещал я.

– А я тебя не отпущу! – пообещал он в ответ. Он пошевелил руками, словно разминающийся боксер, и двинулся ко мне. Я качнулся вбок, и тогда он выбросил вперед ногу. Он не мог знать, что со времени встречи с Алмазной Пяткой именно к такому приему я отношусь серьезнее всего.

Уклонившись влево, я подбросил его ногу вверх и со всей силы пнул его в пах, однако он успел подтянуть вторую ногу и, хотя свалился на землю, сумел опрокинуть меня на бетон. В следующую секунду он обрушился на меня и стиснул пальцы на моей шее. Он хотел даже ударить меня головой о землю, но я быстро выломал ему мизинцы, развел его руки в стороны и стукнул лбом по носу. Дальше все уже пошло гладко – я вскочил на ноги, помог ему встать ударом с размаху в лицо, два пинка между ног отбросили его к стене, два удара ребром ладони по мышцам плеча заставили его руки беспомощно повиснуть. Я отошел на несколько шагов, словно для разбега.

– Кто? – спросил я.

Он пошевелил правой ногой, готовясь блокировать удар по гениталиям, и закашлялся; под носом у него возник и тут же лопнул красный пузырь.

– Говори кто, и сразу же пойдешь домой.

– Не знаю. – Он сплюнул кровью. – Утром мне сообщили по телефону данные, а потом посыльный принес аванс. Остальное я должен получить сегодня в девять вечера.

– Где?

– Принесут мне домой…

– Где живешь?

– Гласе Филд, 27…

– Ага… А зовут тебя как? О ком спрашивать?

– Зачем? Ведь я все сказал.

– Как тебя зовут?

– Если узнают, что я подставил клиента, то…

– Тебе кажется, что если я не знаю твоей фамилии, то не сумею найти такое ничтожество, как ты?

– Ну ладно. Беобер Келькельжан…

– Что-то я тебе не верю… – Я повернулся к Фебе: – Охраняй!

Она быстро встала в двух метрах от Беобера и уставилась на него. Я пошел за своей сумкой, чувствуя себя все лучше и лучше, особенно оттого, что, как мне казалось, я стал обладателем некоей важной информации, только еще не мог понять, какой именно. Я принес сумку, положил «биффакс» в карман и открыл гараж. Под бдительным взглядом Келькельжана я вывел машину из гаража и набрал номер полиции.

– Говорит Оуэн Йитс. Сообщаю о попытке нападения на меня неизвестного лица. Жду вас в третьем ряду гаражного комплекса в Ильмонее.

– Ах ты гнида!.. – прорычал Беобер.

Он хотел еще что-то добавить, но Феба дала понять, что еще немного, и она вцепится ему в горло – причем так, что никаких сомнений на этот счет оставаться не могло. Он стиснул зубы и прислонился к стене. Я достал из бара «бастаада» банку пива и под ненавидящим взглядом Келькельжана жадно выпил. Две минуты спустя появилась патрульная машина, и известная, как оказалось, в криминальном мире города личность отправилась в бронированную часть машины. Я дал короткие содержательные показания и подписал их, когда из щели принтера появился отпечатанный текст. Как только полицейские уехали, Феба вскочила в «бастаад» и вопросительно посмотрела на меня. – Сейчас поедем, – успокоил я ее. – Но Фила все равно еще нет. Четыре минуты спустя я припарковал машину перед домом, выпустил Фебу в сад, а сам провел несколько минут под ледяным душем, пытаясь смыть с себя кислый запах страха. После двух порций выпивки я почувствовал себя лучше и даже сумел убедить себя, что рано или поздно подобное все равно должно было произойти, так что уж лучше, что все уже позади, и к тому же я жив. Ощущая странное спокойствие на душе, я поднялся наверх, но клавиатура сегодня выглядела не слишком убедительно. Кроме того, воздух в комнате имел какой-то неприятный сухой привкус. С сигаретой во рту и бокалом в руке я подошел к окну и, не обращая внимания на протесты кондиционера, открыл его. Мне в лицо ударил горячий воздух, в котором больше было запаха бензидола и разогретого асфальта, чем кислорода, но я предпочитал его канцелярскому запаху нежилого дома. Я посмотрел на неухоженный газон перед домом и шикнул на Фебу, сосредоточенно выкапывавшую из земли остатки цветов. Перед домом грелся на солнце «бастаад», сквозь стекло я заметил, как моргает лампочка на панели кондиционера – заботливая машина охлаждала воздух, чтобы ее любимому хозяину не пришлось потеть в поездке. Подобное внимание сладостным бальзамом пролилось на мою истерзанную последними событиями душу.