Текст книги "Старый Свет. Книга 3. Атташе"

– Если они не совсем идиоты, то объявят о пропаже «Дерринджера» сегодня или завтра. А если совсем, то вы можете найти его на правом бедре у некоей взбалмошной особы из соседней каюты. Это в принципе опасно – оставлять огнестрельное оружие в руках у людей, которые бо́льшую часть жизни проводят под воздействием дурманящих веществ.

Глаза сыщика округлились, он хотел сказать что-то, но его прервал громкий женский крик с другого конца коридора. Веста вскочил с кресла, рявкнул:

– За мной! – И выбежал за дверь.

Ну я и последовал за ним по коридору туда, где кричала горничная.

Это была каюта Егучи, того маленького серьёзного нихондзина. И горничная кричать не перестала. Веста просто взял и переставил её в сторону от двери, бросив подбежавшим Натали и другим девушкам:

– Займитесь! – И сунулся в каюту.

Я – за ним. Почему вдруг сыщик стал мне доверять, чёрт его знает… В любом случае Джон грязно выругался, развернулся на каблуках и ткнул большим пальцем себе за спину.

– Как вам это нравится?

Мне не нравилось. Кому понравится лежащий на полу полуголый, упитанный и татуированный нихондзин, из брюха которого торчит странного вида клинок и вываливаются кишки? Более того, последним усилием Егучи-сан загонял этот самый клинок ещё глубже, желая наверняка сдохнуть. Он и сдох спустя секунд тридцать, не издав ни единого звука.

– Чёртовы нихондзины. Теперь мне всё ясно со вторым убийцей. – Веста достал из кармана портсигар и закурил прямо тут, в каюте. – Знаешь, как они ловко швыряются всякими заострёнными штуками?

Я не знал. Для меня всё было действительно странно, но за время этого своего приключения я повидал народы весьма удивительные и с обычаями чрезвычайно диковинными, так что идея выпустить себе кишки после того как швырнул в кого-то столовым ножом, не казалась такой уж нереальной. Тем более Изабелла говорила, что у Егучи были личные мотивы. Например, отомстить Гёрлиху за что-то. Месть выполнена – можно помирать? Кретинское объяснение, но какое есть…

– Ладно, два убийства на борту – это уж слишком. Буду запрашивать подкрепление, так что, если не хочешь, чтобы за тебя взялись всерьёз, сиди в своей каюте и не высовывайся!

И когда это мы перешли на «ты»?

Великий детектив всех времён и народов зашагал по коридору и, глянув на матросов с ружьями, сделал им жест от глаз двумя пальцами, мол, я за вами присматриваю, или наоборот, присмотрите тут за всем. И пошёл, покуривая сигарету. Он даже тело не прикрыл – просто запер каюту, и всё!

Каналья, как есть каналья. Вот кто такой этот Веста!

Я пока понятия не имел, что делать дальше, да и ночь никто не отменял – спать уже хотелось довольно сильно. Запереть двери, забаррикадироваться, надраться виски и подремать несколько часов – этот план был ничем не хуже остальных. В любом случае в авантюру с побегом лучше было пускаться выспавшись.

* * *

Ни в дверь, ни в иллюминатор никто не мог проникнуть – я об этом позаботился. Даже придвинул чёртов пуфик и сунул стул в ручку! Расположившись на диване, я приложился к бутылке и приготовился вздремнуть, как вдруг вздрогнул. Мне показалось, что за стеной кто-то шепчется на лаймиш с руссильонским выговором. Какого чёрта, за стеной была каюта Вильсонов, и звукоизоляция тут имелась – нужно было усиленно напрягать голосовые связки, чтобы до соседей дошли отголоски!

Но после случая с тиканьем и бомбой я решил всерьёз относиться к тому, что мне кажется. Или кажется, что кажется. А потому напрягся, ухватился за револьвер и прислушался. Шептались двое!

– …давай её сюда! Да не бойся, проваляется несколько дней в лихорадке, заблюёт тут всё до потолка и насрет в штаны, ничего такого! Это ж не чёрная мамба!

– Да ну, травить змеями – моветон!

– То есть подорвать дюжину человек нормально, а это моветон? Давай сюда, говорю тебе!

– А он точно тут?

– А где ему быть? Спит на кровати как миленький! Жорес сказал, что он взял бутылку и забаррикадировался в каюте!

Ажурная панель под потолком над кроватью вдруг отодвинулась, и рука в толстой перчатке что-то швырнула прямо на кровать. Панель задвинулась, и послышался шорох, как будто что-то скользит по металлу.

Змеи? Ненавижу змей!

Глава 7. Трое в лодке

У меня был сапог, один. Змейка, маленькая, жёлтенькая и какая-то вялая, будто бы замороженная, мигом оказалась подцеплена голенищем и съехала куда-то в район пятки. Я перекрыл ей путь наверх, воспользовавшись кружевной салфеткой с тумбочки, которой перевязал сапог. И поставил его в угол.

История с отъезжающей панелью требовала внимания. Я подозревал, конечно, что такой огромный корабль должен иметь свои тайны, и за пассажирами первого класса наверняка возможен присмотр, но чтобы двое взрослых мужчин поместились в условную вентиляционную шахту, это было слишком!

Обследовав ажурный квадрат, я прошёлся ножом по швам и – щёлк – подцепил задвижку! Панель отошла в сторону. Нормального фонарика у меня не было, и потому пришлось чиркать спичкой, чтобы осмотреться. По всему выходило, один из них становился другому на плечи, чтобы сунуть в каюту ядовитую тварь. Там было высоко, метра три, и шахта уходила куда-то под пол кают, в обе стороны. Такой просторной вентиляции я отродясь не видал! Габариты были явно чрезмерными – вроде как и вентиляция, а вроде и тайный ход. По крайней мере, слышимость была отличная.

Вильсоны, например, предавались своему любимому делу – скандалили и сношались. Как у них это получалось делать одновременно, ума не приложу. Тут нужны особые способности.

Знание о вентиляционной сети давало мне некоторые преимущества. Но вместе с тем лезть туда наобум, без освещения, схемы, с риском столкнуться с анархистами или ещё какими любителями шастать по тайным ходам, было бы чистой воды кретинством.

Только я задвинул назад панель, как в иллюминатор постучали. В чёртов иллюминатор, из которого открывался вид на бурные океанические просторы! Револьвер оказался в моей руке мгновенно, и я, сжав зубы, двинулся по направлению к источнику звука.

Стук раздался снова. Я отодвинул занавеску и глянул наружу, не торопясь разблокировать ручку.

– Твою мать, Джимми Коллинз, какого чёрта…

Этот славный парень из команды Илая Фокса висел прямо за стеклом, подавая мне таинственные знаки и корча жуткие рожи! Вот уж кого я не ожидал увидеть и кому совершенно точно был рад! Конечно, я открыл иллюминатор и пустил его внутрь – мокрого, холодного и жутко суетливого.

– Вы живы, живы! Они не успели! Тут в стене есть…

– Спокойно, Джимми Коллинз, опасность уже миновала, и змеюка сидит в моём сапоге…

– Змеюка? Какая такая змеюка? – вытаращил глаза матрос. – Я думал, они швырнут дымовую шашку или гранату, или пальнут в вас из револьвера. Змеюка! Украли у Роше, что ли?

– А при чём тут Роше? – Настало моё время таращить глаза.

– Так у него целый террариум всяких гадов! Мы, когда в Агрбе его на борт принимали, одурели таскать всех этих чудищ. И тарантулы, и сколопендры, даже королевские кобры и…

– И чёрная мамба.

– Да! А откуда вы…

– Подслушал. Это анархисты?

– А откуда вы… А! Вы ведь человек непростой, я помню! Ну, это хорошо. Но вот что я вам скажу: мы с Джеком Доусоном подготовили всё, как приказал герр Гёрлих. Он и заплатил нам вперёд, чтобы всё организовали. Ну да, мы вроде как будем преступниками и пиратами, но лучше так, чем подохнуть ни за хвост собачий. Надо бежать, пока тут всё не зашло слишком далеко. – Он мерил шагами каюту. – Нас назначат на шлюпочную палубу завтра, после шести склянок. Мы присмотрели судёнышко, с которым вполне сможем справиться втроём, и сейчас занимаемся припасами. Если у вас получится раздобыть оружие и съестное, это будет прекрасно, ей-Богу. Скажетесь больным, будто змея вас таки покусала, а сами тихо-тихо можете воспользоваться вентиляцией. Вот вам схема и ещё записка от Гёрлиха. Он уплатил вперёд, а Джимми Коллинз не такой человек, чтобы брать деньги задарма. Ну, раз у вас всё хорошо, то прощевайте, мне ещё палубу драить!

Коллинз угостился бренди из бутылки, пожал мне руку и вылез в иллюминатор. Мне даже дышать стало легче – когда есть такой напарник, любая авантюра кажется по плечу! А Джек Доусон… Неужели этот тот самый бедолага, которого мы выловили из океана верхом на двери? Он вроде бы говорил, что собирался податься на океанический лайнер…

* * *

Я форменным образом обворовал кухню ресторана первого класса. Дождался, когда ужин закончится, а кухонные рабочие разойдутся по каютам, и выбрался из вентиляции с большим холщовым мешком, который стащил в прачечной. На дне мешка лежало несколько смен чистого белья, тоже краденого, чтобы использовать в качестве прослойки между бряцающими и звякающими предметами. Конечно, в закромах ресторана я поживился руссильонскими консервированными фруктами и хамоном, арелатскими корнишонами и оливками, вином, коньяком и содовой, а ещё полупудом пшеничной муки, апеннинскими спагетти и кое-чем кроме этого. Груз получился увесистый – я едва успел скрыться с ним под столом, за которым пряталась решётка вентиляции, когда один из поварят таки наведался в кладовую, чтобы тайком полакомиться мороженым.

С вооружением дело обстояло похуже. Оно хорошо охранялось, и потому вместо винтовок и револьверов я стащил из кают-компании для офицеров несколько образцов холодного оружия – шпаги, кортики, абордажные топоры родом из позапрошлого столетия.

Всё это богатство я складировал в одном из ответвлений вентиляции под шлюпочной палубой, с опаской размышляя о том, что не один я ползаю по коммуникациям, и большим кретинством будет просрать весь скарб по чистой случайности.

Веста наверняка знал про вентиляцию – нужно же ему было заниматься промышленным шпионажем и собирать компромат. Не убийства же расследовать его сюда посадили, верно? И знал капитан Шиллинг – у него-то точно была самая полная схема корабля. И анархисты – им, скорее всего, слили информацию о тайных ходах товарищи с верфей.

Анархизм получал своё распространение там, где власти отказывались заниматься трудовым законодательством и слишком потворствовали дельцам и картелям – на Сипанге, в некоторых городах Апеннинского архипелага, отчасти в Арелате и Руссильоне. В Альянсе власти их давили нещадно, вплоть до смертной казни, в Протекторате местные любители орднунга, услышав речи анархического свойства, наливались дурной кровью и могли затоптать баламута самостоятельно, без привлечения полиции. А в империи активность ячеек товарищей сошла на нет в годы лихолетья. Одна их часть поддержала Ассамблеи и разделила судьбу лоялистов, какой бы она ни была, другая решила, что за свободу комфортнее бороться в странах тёплых и заморских. «Наше отечество – всё человечество» – аргументировали они.

Попадались среди анархистов и весьма интересные личности: энергичные, эрудированные и языкастые, с которыми хорошо схлестнуться в словесных баталиях за рюмочкой чая и очень плохо на поле боя. Но это лирика. Главное, чтобы эти личности не обнаружили мой схрон раньше Доусона и Коллинза.

* * *

В каюту уже стучали. Это был Веста. Я успел нырнуть под одеяло прямо в одежде и оставить сверху только лицо, когда дверь открыли запасным ключом снаружи.

– Что с вами? – забеспокоился сыщик. – Нездоровится?

– Подите к чёрту, Веста! – нарочито страдальческим тоном простонал я. – Там, в сапоге в углу, змеюка! Гадина цапнула меня за палец, он распух, и я теперь совершаю моцион между клозетом и кроватью с завидной регулярностью! Какой-то кретин хотел прикончить меня, но выбрал неправильную змею. Вы детектив? Идите ищите, кто таскает с собой змей на корабль! И оставьте меня в покое, потому как мне вот-вот предстоит совершить очередной забег в сортир!

– Вам точно не нужна помощь? Может быть, прислать корабельного доктора? Или Сартано?

– Пошлите их к чёрту, Веста! Почём мне знать, что это не кто-то из докторишек? Я видал таких змей в Колонии. То есть в Федерации. Моей жизни ничего не угрожает, а вот афедрону и желудку очень даже. Подите за дверь, Джон, Господом Богом прошу, иначе будете свидетелем пренеприятнейшего зрелища!

Веста потоптался немного на месте, потом ухватил сапог с замотанным салфеткой голенищем и на вытянутых руках вынес его в коридор. Я навёл его на Роше, а дальше куда кривая вывезет. Пускай разбирается. К этому франту у меня не сформировалось ни симпатии, ни антипатии. Мы с ним были слишком разными, это совершенно точно. И мне с ним было не по пути.

Вот с Джимми Коллинзом – другое дело.

* * *

Мы чувствовали себя очень глупо. Плечом к плечу втиснувшись в тот самый вентиляционный закуток, мы втроём наблюдали за тем, как какие-то типы пытаются сделать ровно то же – угнать средство передвижения, чтобы сбежать с «Голиафа». Только аппетиты у них были куда солиднее наших!

Будь я проклят, если они не собирались стырить паровой катер! Коллинзу и Доусону, которые вроде как несли вахту на шлюпочной палубе, полагалось им препятствовать, но там было несколько вооружённых людей!

На что вообще они могли рассчитывать, когда цепляли этого пятнадцатиметрового красавца к шлюпбалкам? Не на трусость же вахтенных, в самом деле? Такой катер был тут такой один и даже имел собственное имя «Джон-Эдвард». И его пропажу точно бы заметили даже в тёмное время суток, если только не…

Чудовищной силы взрыв прогремел как раз там, где располагались каюты первого класса и ресторан. В свете электрических фонарей было видно, как густой чёрный дым повалил из иллюминаторов надстройки. Послышались крики и заполошный звон рынды. Анархисты, а это были именно они, мигом включили электрическую лебёдку и принялись спускать катер на воду.

– Ну исполняют, черти! – чуть ли не восхищённо проговорил Доусон.

Кажется, ему нравилась такая лихость. Вдруг стало тихо – перестали шуметь винты лайнера, клубы дыма из четырёх гигантских труб стали гораздо жиже. Судно ложилось в дрейф, чтобы справиться с происшествием на борту.

– Бегом к нашей шлюпке! – выдохнул Коллинз. Мы выбили вентиляционную решётку и с полными руками рванули к судёнышку под номером 203.

На фоне заглохших машин крики людей становились всё громче. Корабль погружался в хаос. Прибежал боцман и заорал:

– Кто приказал спускать шлюпки на воду?

– Иди ори на капитана, Шарпс! – отбрил его Коллинз. – А лучше бы ещё людей прислал, мы тут едва справляемся!

Боцман умчался дальше. Мы работали как проклятые – электрическая лебёдка была занята, и оставалось надеяться, что с анархистами мы не столкнёмся. Они должны были отчалить раньше, чем наша шлюпка станет на воду. Трос травили потихоньку, сидя уже внутри лодки, стукаясь бортом об обшивку «Голиафа». Я увидел в одном из иллюминаторов испуганные лица пассажиров третьего класса и поскорее отвернулся. Что я мог для них сделать?

Вдруг снизу заорали, разглядев в тусклом свете окон и габаритных огней корабля ещё одних беглецов – нас, но предпринимать ничего не стали, кроме того, что как можно быстрее развели пары. Двигатель на катере был установлен удивительный – может быть, что-то из этих новомодных стирлингов, который работает при самой минимальной разнице температур? Так или иначе, пожарная команда «Голиафа» даже не успела развернуть брандспойты, а наша шлюпка коснуться поверхности океана, в то время как «Джон-Эдвард» уже пыхтел дымом и взбалтывал воду набирающим ускорение винтом.

В темноте понять было сложно, но мне показалось, что на борту катера мелькнула женская фигура, пусть и в такой же, как у остальных, матросской робе. Изабелла? Гадать было бессмысленно.

Дым, который валил из иллюминаторов первого класса, посветлел, превращаясь в пар от струй воды, хлещущих из шлангов по очагу возгорания. Мы с Доусоном взялись за вёсла, пытаясь удержать шлюпку на месте. Джимми Коллинз крикнул сверху:

– Примите! – И опустил на верёвке вниз какой-то металлический ящик, довольно габаритный.

Коллинз соскользнул по одному из удерживавших судёнышко тросов и взялся за румпель.

– Загребай! – скомандовал он.

В этот момент «Голиаф» вздрогнул. Огромные паровые машины заработали. Видимо, капитан решил, что котлам и основным системам корабля ничего не угрожает, и потому приказал следовать прежним курсом.

– Живей, живей, чтобы нас не утянуло под днище! – Коллинз явно нервничал.

Мы с Доусоном тоже нервничали и гребли как сумасшедшие. Да, было темно. Но у них там была ещё парочка малых судов на паровом ходу, пусть и не таких роскошных, как «Джон-Эдвард», но вполне способных нас настигнуть, если мы не затеряемся в ночи. Паруса мы ставить опасались – в свете поисковых прожекторов белые полотнища стали бы отличной мишенью.

– У меня есть вопрос, – поднял руку Доусон, когда сумасшедшая гонка наконец закончилась.

– Давай.

– Какого дьявола мы удирали с корабля, если анархисты тоже с него удрали? Вроде как угроза миновала?

– Угроза? – Коллинз покачал головой. – Герр Гёрлих и понятия не имел об анархистах. Они тут случайно, решили вот отомстить мировому капиталу… Им повезло, что они успели раньше, чем…

– Чем что, Джимми? Говори, не трави душу!

– Чем «Голиаф» напоролся на айсберг.

* * *

Гёрлих прибыл на лайнер не случайно. Он знал, что готовится масштабная провокация, целью которой является политический, экономический, а возможно, и военный кризис в отношениях Сипанги и Протектората. Воротилы из Альянса, то ли Интеллидженс Сервис, то ли безопасность Тропической компании, должны были устроить очередную попытку стравить государственно-частные корпорации тевтонов с заокеанскими картелями, и инцидент, например, с участием подводной лодки, на бортах которой нанесены кресты, стал бы отличной прелюдией к такому противостоянию. Тем более что финансисты одного из наиболее влиятельных сипангских монополистических объединений как раз путешествовали на борту лайнера. Главное, чтобы погибло как можно больше людей, а влиятельные свидетели остались живы.

Фокус заключался в том, что Протекторат никогда не был особенно щепетильным в достижении своих целей. Если инцидент нельзя было предотвратить, его можно возглавить. Гёрлих имел в планах утопить «Голиаф» к чёртовой матери, а катастрофу выдать за столкновение с плавучей глыбой льда. Никаких следов, никаких выживших. Сам он в живых оставаться, судя по всему, тоже не намеревался. Старик решил завершить карьеру красиво и с пользой для ордена…

Я оторвался от чтения записки старого рыцаря плаща и кинжала и спросил у Коллинза:

– А какого чёрта он обратился именно к тебе?

– Илай Фокс во время Великой войны был контрабандистом. Возили в Протекторат продукты и сырьё для медикаментов. Работали через Гёрлиха. Я служил у него юнгой, потом сбежал, затем опять вернулся. Выходит, мы все были под колпаком у капитула. А у Гёрлиха на каждого из нас был крючок, даже на меня. – И понурился.

Может, не такой и славный парень этот Джимми Коллинз? Он как будто прочёл мои мысли:

– А что я мог сделать? Он выловил меня в тот же день, когда взошёл на борт, перед ужином. И заявил, что я опять в деле, потому что, мол, вмешались посторонние силы и весь план может полететь псу под хвост. Дал мне две записки – одну для меня и ещё вот эту, что у вас в руках, и сказал, что на борту есть только один человек, которому он может доверять.

– Ты?

– Нет, вы! Я чуть с ума не сошёл, когда вас увидел – бывают же такие совпадения, да? А потом герр Гёрлих погиб, а мы с Доусоном выследили анархистов и стали готовить побег, и всё завертелось… А что там в вашей записке?

– Ох, Джимми Коллинз, тебе лучше не знать… – Мне и самому этого лучше было бы не знать. – А ещё чего-то кроме записок и инструкций Гёрлих не давал?

– Давал. Точнее, сказал, где взять.

Коллинз ткнул пальцем в металлический ящик. Я пересел на скамью, поближе к этой штуковине, и в свете фонаря принялся его осматривать. Нечто подобное я видел на фронте, в самом конце, когда мы додавливали лоялистов. А у Протектората такие штуки были при каждом батальоне.

Щёлкнув замком, я открыл крышку. Это была портативная рация – мощная, на несколько сот километров, и аккумуляторные батареи. А ещё запаянный в целлулоид пакет с документами.

Я снова влезал во что-то дурнопахнущее. Остервенело скомкав в руке записку Гёрлиха, я сунул её в карман, закрыл ящик и переставил его в непромокаемый отсек на корме, к припасам и одежде.

– Давайте ставить паруса, мы оторвались достаточно далеко, – предложил Джек Доусон, который сидел всё это время тише воды ниже травы.

И мы начали ставить паруса.

Глава 8. Золотой остров

Наша шлюпка была примечательным судёнышком. Не та утлая скорлупка, какими обычно комплектуются каботажники и речные суда, а настоящий маленький корабль с удивительным запасом прочности и плавучести. Корпус был укреплён металлом, на носу и корме имелись воздушные ящики, в бортах – пробковый слой, в киле – солидный балласт против переворачивания. По большому счёту она была непотопляемой, даже полная воды – разве что саданёт волной о скалы или кто из пушки выстрелит.

Паруса были полны свежего ветра – оба гафельных и косой на носу. Чёрта с два я бы с ними справился в одиночку, но морячки́ дело своё знали на «ять»: Коллинз контролировал румпель, Доусон орудовал со шкотами, а я или помогал, играя роль юнги-акселерата, или занимался всякой мелочёвкой – пытался поймать рыбу, вчитывался в писанину Гёрлиха, каждый час крутил настройки на рации, проверяя частоты.

Радиоэфир был чист, нас не искали. От выкладок Гёрлиха кипели мозги, и становилось дурно. Я чуть было не окунулся в высокую политику, оказавшись в окружении императора, и бежал от неё как чёрт от ладана. И вот сия чаша снова меня настигла. Обладая этими документами, я мог бы… Мог бы…

– Да пошло оно к чёрту, – сказал я, размахнулся и швырнул папку в океан.

Она раскрылась на ветру, и бесценные бумаги рассыпались по поверхности воды, постепенно намокая и сминаясь на волнах. Какой-то активный тунец рванул к мнимой добыче и бестолково закружил, взбивая плавниками волны и смешивая их со скандалами, интригами и расследованиями ныне покойного герра Йозефа Гёрлиха.

* * *

– А как же… – Джимми Коллинз смотрел на меня вытаращенными глазами.

Джек Доусон задумчиво чесал затылок.

– Я хочу, чтобы каждый из вас задал себе один-единственный вопрос: оно нам надо? – И глянул сначала на Джека, а потом на Джима.

Парни задумались.

– Получается, сначала герр Гёрлих из симпатии к вам передал через меня сведения о том, что анархисты затевают провокацию и взрыв. А уж после того, как они подсунули змею в кровать, свалить с корабля и вовсе стало лучшим вариантом. Так что мы виновны только в краже шлюпки, и по сипангским законам должны будем или внести сумму, превышающую ущерб в два раза, или сесть в тюрьму, – выдал удобоваримую версию Коллинз.

– Кто-то видел, как ты говорил с Гёрлихом? – напрягся Доусон.

Он, хоть и выглядел балбесом, ситуацию прочувствовал до печёнок. Быть исполосованным на ремни ретивыми рыцарями плаща и кинжала из тайного капитула или наемниками картелей, удовольствие ниже среднего.

– Нет, – покачал головой Коллинз. – Мы встретились на верхней палубе, я драил медяшки, и никого вокруг точно не было. Он прошипел, что, мол, узнал меня, и дал наводку на тайник. Вот и всё.

– Значит, всё, что нас связывает с этой историей, – рация, так? И сам факт того, что мы имели отношение к «Голиафу»… А нам точно нужно на Сипангу? – спросил Джек.

Я хмуро кивнул. На Сипангу мне точно было нужно.

– А то могли бы заглянуть на Золотой остров, к Шельге… Там можно запросто затеряться. Тут недалеко, каких-то полтыщи кабельтовых! При попутном ветре ерунда! Хотя наши анархисты наверняка тоже туда отправятся, там для таких настоящий рай!

Золотой остров? Это было что-то из истории о Пьянкове-Питкевиче и его эксперименте по добыче драгоценных металлов непосредственно из мантии нашей планеты. И вроде как эксперимент не удался из-за бунта рабочих – а так он имел все шансы обрушить мировой рынок. И именно после этого следы амбициозного инженера потерялись. Можно было попробовать встать на след великого изобретателя и таинственной мадам Ламоль, но это почти наверняка означало бы столкновение с теми, кто уже два раза пытался меня прикончить.

– Praemonitus, praemunitus, – сказал я.

– Что?

– Кто предупреждён – тот вооружён. Курс на Золотой остров.

* * *

Судя по карте, это был целый архипелаг – если можно было так назвать острова, располагающиеся друг от друга на расстоянии сотен километров. Золотой остров, он же Хендерсон, был вторым по величине и до недавних пор необитаемым. По каким-то неведомым причинам именно здесь Пьянков-Питкевич при поддержке главы «Анилин Роллинг компани», химического короля Сипанги Дональда Роллинга запустил свой проект по золотодобыче. У него было интересное оборудование с применением концентрированных тепловых лучей. Параболоид, синусоид, экспонентоид – какое-то такое математическое название…

Меня не интересовал тепловой луч, а графики алгебраических функций тем более. Задание стояло добыть серафит, топливо, которое использовали в этом оборудовании, и на Золотом острове его образцы, пожалуй, можно было раздобыть с не меньшей вероятностью, чем в том заброшенном цеху анилиновой компании, на который у меня имелась наводка. Я строил отдалённые планы заглянуть сюда на обратном пути на каком-нибудь зафрахтованном судне или с контрабандистами, но ситуация на «Голиафе» внесла свои коррективы. Острова – значит острова.

Климат морской субтропический, происхождение вулканическое и коралловое, население анархическое и враждебное. Раньше на паре-тройке из этих клочков суши проживали аборигены, но теперь они частью растворились в массе переселенцев, а частью были уничтожены со всей жестокостью, свойственной цивилизованным народам. Ловили рыбу, промышляли жемчуг, жевали кокосы, ели бананы. Потом пришли инженер Пьянков-Питкевич и химический король Роллинг, навезли машин, людей, оружия, вывернули всю жизнь Золотого острова наизнанку и получили удар в спину от бывшего уполномоченного из Мангазеи, Василия Шельги, который до этого всюду ошивался с ними, выполняя роль то ли консультанта, то ли телохранителя – чёрт его знает. Когда из-за блокады флотом картелей Сипанги на острове начались волнения шахтеров и обслуживающего персонала, Шельгу отправили с ними договариваться, мол, лоялист, вожак толпы и всё такое, народная косточка, должен справиться. Он и справился – возглавил бунт и захватил остров. Даже Ассамблею созвал и призвал всех трудящихся мира присоединиться к нему в борьбе против мирового империализма и корпораций. Так до сих пор и призывает, кстати.

Петра Петровича Пьянкова-Питкевича Джек Доусон величал не иначе, чем Пьер Гарри. Почему так, одному Богу известно. В любом случае он отзывался об инженере с восхищением – мол, авантюрист, проходимец, дел наворотил и за решётку не попал. Сидит, небось, со своей мадам Ламоль на таком же вот приятном острове в окружении груды сокровищ, коктейли пьёт и жизнью наслаждается.

* * *

Нам оставалось около пятидесяти километров ходу, и мы расслабились, сытно поужинали и чувствовали себя вполне прилично, наслаждаясь погожей тропической ночью. Волнение было умеренное, свежий ветер наполнял паруса, подгоняя шлюпку. Вдруг завопила радиостанция – голос научились передавать уже лет пять как, теперь этим пользовались повсеместно. Прогресс, однако!

Но вот этот конкретный голос, который вещал на лаймиш с чудовищным тевтонским акцентом, никакого оптимизма не внушал.

– Говорит пассажирский пароход «Карпатия»! Наблюдаем место катастрофы «Голиафа». Выживших не обнаружено. Просьба всем судам, кто слышит это сообщение, присоединиться к поискам выживших! Повторяю! «Голиаф» столкнулся с айсбергом! Наблюдаем место катастрофы, ведём поисковые работы…

– Твою мать, – сказал Джимми Коллинз. – «Карпатия», порт приписки – Вотансхафен, Протекторат.

Ну что тут можно было сказать? Это был тот самый случай, когда наши действия не имели никакого значения. Что могли сделать трое молодых мужчин против всего корабля? Даже если бы мы остались, попытавшись рассадить всех по шлюпкам и грести к Золотому острову? Так мест на лодках и катерах было тысяча семьдесят два, а экипажа и пассажиров около трех тысяч. Те, кто проектировал лайнер, изначально похоронили две трети людей. Тех, кто был в его недрах, конечно – пассажиров третьего и второго классов. У них стоимость места в шлюпке в билет не входила, чёрт побери.

Мне живо представились ребята в шлемах с рожками, которые плавают меж обломков погибшего «Голиафа» на лодках и деловито достреливают выживших. Международный скандал капитулу ордена пресвятой Девы Марии Тевтонской не нужен. Свидетели, которые могли бы рассказать о лодке с чёрным крестом на борту, тоже. Тем более что лодка была липовая. Наверняка и всплыла ещё после торпедирования, чтобы её с борта заснять успели…

То-то будут обескуражены любители провокаций, когда поймут, что такое на самом деле тевтонский орднунг. Тевтоны, они такие: мол, взялись судно топить от нашего имени, под нашим флагом – делайте это качественно, а то ведь исправлять приходится, подчищать…

Я подумал о Натали, капитане Шиллинге, Сартано, Вильсонах и ещё сотнях и сотнях погибших. Какая тупая и бессмысленная смерть на алтаре геополитических интересов сильных мира сего! И если в Сан-Риоле я ещё мог что-то предпринять, что-то сделать, то здесь железный гроб посреди моря. И револьвер, решимость, двое верных товарищей и знание всей подноготной происходящего были бесполезны. Тут разве что эскадра военных кораблей или небольшой воздушный флот тяжёлых гвардейских бомбовозов могли бы переменить ситуацию.

От тяжких дум отвлёк радостный голос:

– Всем, всем, всем! Товарищи! Говорит Золотой остров!.. – И далее что-то бодрое, бравурное, сразу на трёх языках: лаймиш, арелатском и имперском.

– Прибыли, – сказал Доусон. – Ну, держись теперь.

А Джимми Коллинз глянул в мою сторону и спросил:

– А в тех бумагах, там…

– Что?

– Нет, ничего. – И снова взялся за румпель.

* * *

Золотой остров производил двойственное впечатление. Он и состоял из двух больших районов – дворцового и промышленного, рабочего. Теперь, правда, никакого официального деления не имелось, и границ тоже. В длину около десяти километров, в ширину пять, он приютил около трёх тысяч жителей, которые расселились везде, где душа пожелает.

Несколько посёлков – обычные бамбуковые хижины с крышами из пальмовых ветвей – и вовсе разместились на побережье и исполняли роль пристаней, там, где путь к острову не преграждали коралловые рифы. Конечно, главный порт с пирсом и полуразрушенным грузовым терминалом располагался у подножия дворца, но туда соваться не стоило, потому как Изабелла Ли (если это была она) сотоварищи явно направилась бы напрямую к Шельге. Меня же интересовал серафит и возможность сменять шлюпку с «Голиафа» на что-то менее примечательное.