Текст книги "Сказки на всякий случай"

ТЯЖЁЛЫЙ МАГНИТ НЕОБЫЧАЙНОЙ ПРИТЯГАТЕЛЬНОЙ СИЛЫ

Конечно, когда Тяжёлый Магнит Необычайной Притягательной Силы впервые появился на письменном столе, первой не выдержала Кнопка. Она даже не пикнула, а просто бросилась к нему так, словно всю жизнь только его и дожидалась. И тут же воткнулась ему в щёку острым своим носиком.

– Добрый… гм… вечер, – оторопел Тяжёлый Магнит Необычайной Притягательной Силы: он определенно помнил, что никогда прежде не был знаком с Кнопкой. – Ваше имя… простите, запамятовал…

– Кнопка! Кнопка мое имя! – истошно запищала Кнопка. – Мы ещё не знакомы, но это неважно: я принадлежу Вам всем своим существом!

– Спасибо, конечно… – растерялся Тяжёлый Магнит Необычайной Притягательной Силы, у которого всё не получалось взять в толк, как это возможно – принадлежать всем своим существом тому, кто тебя впервые в жизни видит. – А зачем Вы это делаете?

– Делаю – что? – недопоняла Кнопка, практически впиваясь в Тяжёлый Магнит Необычайной Притягательной Силы.

– Ну… принадлежите мне всем своим существом, – разъяснил тот.

Кнопка заливисто рассмеялась:

– Да Вам нельзя не принадлежать всем своим существом… у Вас ведь такая необычайная притягательная сила!

– Нельзя? – огорчился Тяжёлый Магнит Необычайной Притягательной Силы. – Ну, нельзя так нельзя.

Пришлось смириться с намертво впившейся в него Кнопкой…

Между тем Скрепка неподалёку тоже чувствовала себя очень беспокойно. Она просто вся извихлялась на месте, а потом истерически вскрикнула: «Ой, не могу больше!» – и со всего размаху влепилась в Тяжёлый Магнит Необычайной Притягательной Силы, тут же и усевшись ему прямо на шею.

– Скрепка, – коротко представилась она, пытаясь сохранить остатки собственного достоинства.

– Вы тоже ко мне? – задал глупый вопрос Тяжёлый Магнит Необычайной Притягательной Силы.

Скрепка посмотрела на него, как на идиота, и резонно произнесла:

– Я же на Вашей шее сижу, кажется!

– На моей, – едва заметно вздохнув, согласился Тяжёлый Магнит Необычайной Притягательной Силы. – А почему Вы выбрали именно мою шею?

– Можно подумать, у меня был выбор! – воскликнула Скрепка и вдруг горячо прошептала: – Я боюсь, что никто тут не сможет противостоять Вашей притягательной силе!

– Никто? – с ужасом переспросил Тяжёлый Магнит Необычайной Притягательной Силы. – Ну, никто так никто…

Увы, это была правда, причем правда страшная. Скоро на нём собрались все остальные кнопки и скрепки, а к бокам прицепились перья и зажимы… Ещё через некоторое время к нему практически прильнула металлическая Линейка, осторожными шагами подошли Ножницы, подполз на брюхе довольно увесистый Тюбик-с-Клеем.

Вскоре свободного места на Тяжёлом Магните Необычайной Притягательной Силы уже совсем не оставалось: все просто лепились друг к другу, даже не разбираясь, зачем и почему они это делают.

– Боже мой, – размышлял Тяжёлый Магнит Необычайной Притягательной Силы, – откуда ж она во мне, такая притягательная сила? Вот уж наградила природа – так наградила… просто и света белого не видно!

И впрямь – весь белый свет оказался для него заслонённым предметами, не сумевшими противостоять его необычайной притягательной силе… ах, винить ли их за это? И он терпел – никого не виня и никого от себя не прогоняя.

А однажды на письменном столе появилась Гордая Свеча в Маленьком Каменном Подсвечнике. Тонкая и ослепительно белая, оглядевшись по сторонам, она сразу поняла всё, что происходит на этом письменном столе, поняла – и улыбнулась. И Тяжёлый Магнит Необычайной Притягательной Силы почувствовал, что отныне и навсегда он влюблен в эту Гордую Свечу в Маленьком Каменном Подсвечнике.

Тем же вечером её зажгли. Лепесток пламени был таким чистым и трепетным, что Тяжёлый Магнит Необычайной Притягательной Силы не мог оторвать от него глаз. А когда Гордую Свечу в Маленьком Каменном Подсвечнике погасили, Тяжёлый Магнит Необычайной Притягательной Силы обратился к ней из-под толщи предметов, в обществе которых он напоминал растрёпанного ежа.

– Дорогая Гордая Свеча в Маленьком Каменном Подсвечнике, – сказал он, – не согласитесь ли Вы пройти со мной по жизни рука об руку?

Гордая Свеча в Маленьком Каменном Подсвечнике с улыбкой взглянула на него и ответила:

– Будь я сейчас зажжена, дорогой Тяжёлый Магнит Необычайной Притягательной Силы, я непременно отрицательно покачала бы пламенем. Тут, на письменном столе, и без меня довольно тех, кто не прочь пройти с Вами по жизни рука об руку… так что руки у Вас заняты. Да и видно Вас плохо… из-за Вашего окружения.

– Стало быть… – кашлянул Тяжёлый Магнит Необычайной Притягательной Силы, – я Вас совсем не притягиваю?

Гордая Свеча в Маленьком Каменном Подсвечнике только вздохнула: не из того была она материала, что другие.

«Вот мое сердце и разбито», – отчитался себе Тяжёлый Магнит Необычайной Притягательной Силы и попытался было стряхнуть с себя тех, кто не мог противостоять этой силе… да где там!

А на следующий вечер Гордую Свечу в Маленьком Каменном Подсвечнике снова зажгли – и Тяжёлый Магнит Необычайной Притягательной Силы опять не мог оторвать глаз от её чистого и трепетного пламени… до тех пор, пока пламя это не стало сходить на нет и Тяжёлый Магнит Необычайной Притягательной Силы с ужасом не обнаружил, что Гордая Свеча в Маленьком Каменном Подсвечнике исчезает.

– Не исчезайте, – крикнул он ей, – мне будет пусто без Вас!

Но, в последний раз качнув своим пламенем, Гордая Свеча в Маленьком Каменном Подсвечнике еле слышно шепнула:

– Какой Вы, однако, смешной!… Я ведь только для Вас и горела…

И тут все, облепившие Тяжелый Магнит Необычайной Притягательной Силы, горестно вздохнули… Оно и понятно: кого же может оставить равнодушным такая красивая и такая без-на-дёж-на-я история любви!

ДЕРЕВЯННАЯ ЛОШАДКА

Бывают дни, когда всё начинает превращаться во всё. Никто не знает, когда и почему так происходит: это всегда случается неожиданно. Поглядишь вокруг – а вокруг всё незнакомо… и даже то, к чему с детства привык, выглядит совершенно иначе, чем прежде. А уж хватишься того или другого – ни за что не найдёшь! Вроде под рукой лежало, ан – нет теперь…

Взять вот хоть Бескозырку-с-Лентами, например… Замечательная была Бескозырка-с-Лентами – синяя с чёрным, а по самому канту шла надпись – «Варяг». Кто такой этот «Варяг», узнать никогда не удавалось, но всё равно было очень красиво. А однажды на месте этой Бескозырки-с-Лентами появилась обычная Кепочка-с-Пуговкой посередине – тоже хорошая, конечно… только ведь Кепочка-с-Пуговкой – это совсем не Бескозырка-с-Лентами! Бескозырку-с-Лентами даже позвали на всякий случай:

– Эй, Бескозырка-с-Лентами!

А откликнулась Кепочка-с-Пуговкой и заявила во всеуслышание:

– Я – за неё!

Причем как это – «за неё», так и осталось непонятным. Правда, Кепочка-с-Пуговкой пробормотала в своё оправдание что-то вроде «прошли те времена…», – но никто её особенно не слушал: искали Бескозырку-с-Лентами, да так и не нашли.

А на стуле вместо Матроски висел теперь довольно скучный Господин Пиджак – висел и ничего не говорил. Вот и гадай, откуда он появился… вчера ещё его тут не было, а сегодня – пожалуйста: висит – и в ус себе не дует! Спросишь его:

– Вы, Господин Пиджак, чего тут делаете?

А он только молчит да пыжится…

И был ещё Ящик-с-Игрушками на столе, да тоже взял и превратился в Ранец-с-Письменными-Принадлежностями… Хоть и хорошая это штука такая, в которой ручки, карандаши, линейки, ластики и даже книжки какие-то с премудростями всякими… только всё равно ведь не Ящик-с-Игрушками!

Вот как оно бывает, значит… оглянуться не успеешь, как всё превратилось во всё– и от прежней жизни никаких следов нет. Впрочем… смотри-ка: до сих пор стоит в уголке Деревянная Лошадка – струганая такая палочка с конской головой – на ней только вчера ещё скакали! Она вот ни во что почему-то не превратилась – так и стоит, как стояла: струганая палочка с конской головой, Деревянная Лошадка.

– Вы бы, Деревянная Лошадка, тут не стояли, как стояли! – строго сказала ей Кепочка-с-Пуговкой и насупилась.

– Да почему же? – весело спросила Деревянная Лошадка из своего уголка.

– Ну… потому что всё уже превратилось во всё – и детство кончилось, – объяснила Кепочка-с-Пуговкой. Потом подумала и со знанием дела добавила: – Бывают дни, когда всё начинает превращаться во всё.

– А вот и нет, – сказала Деревянная Лошадка. – Не всё начинает превращаться во всё. Кое-что не начинает ни во что превращаться, я точно знаю!

– Вот это-то и несправедливо! – в первый раз подал голос Господин Пиджак. – Если всё начинает превращаться во всё, то любое «кое-что» тоже должно превращаться… превращаться в кое-что другое. Потому что детство кончилось.

– Да кто ж Вам сказал, что оно кончилось-то? – удивилась Деревянная Лошадка и даже слегка заржала.

– Кто сказал, кто сказал… – скучно отозвался Господин Пиджак. – Никто не сказал! Об этом вообще не говорят… просто меняются – и баста! Была Бескозырка-с-Лентами – стала Кепочка-с-Пуговкой, была Матроска – стал Господин Пиджак, был Ящик-с-Игрушками – стал Ранец-с-Письменными-Принадлежностями… И иначе быть не может, потому что… потому что… – Господин Пиджак никак не мог найти нужных слов, но Ранец-с-Письменными-Принадлежностями помог ему:

– …потому что время идёт!

– Да, потому что время идёт! – хором подхватили Кепочка-с-Пуговкой и Господин Пиджак.

Деревянная Лошадка с грустью посмотрела вокруг и вздохнула:

– Вы правы. Время идёт. И многое превращается во многое другое. Только не всё, я точно знаю. Кое-что остается без изменений.

– Да Вы посмотрите только вокруг себя! – воззвал к ней Господин Пиджак. – Здесь уже просто всё иначе – и никаких следов прежней жизни! Даже Маленький Стульчик превратился в Большой Стул, даже Трёхколёсный Велосипед – в Двухколёсный! Вы одна стоите тут, как стояли, и только тормозите время в своем уголке. Ну, подумайте сами: кому Вы нужны? Тот, кто скакал на Вас, теперь вырос – и Вы ему больше никогда не понадобитесь… на что ему, взрослому, струганая палочка с конской головой?

Тут струганая палочка тряхнула конской своей головой и твёрдо произнесла:

– Но если он вернётся сюда – особенно, если не сейчас… особенно, если через много лет… как же он тогда узнает свое место жительства, когда всё вокруг так сильно переменилось? Поглядит вокруг – а вокруг всё незнакомо… и даже то, к чему с детства привык, выглядит совершенно иначе, чем прежде. А уж хватится того или другого – ни за что не найдёт! Вроде под рукой лежало, ан нет теперь… А посмотрит в уголок – стоит там до сих пор его струганная палочка с конской головой, Деревянная Лошадка. И всё опять станет на свои места!

– Вы думаете, что это так важно? – с сомнением спросил Господин Пиджак и усмехнулся.

Деревянная Лошадка ничего не ответила, но продолжала стоять, как стояла – маленьким маяком, по которому какой-нибудь пожилой корабль, заблудившийся в морских просторах, обязательно найдёт однажды обратный путь.

ЦАПЛЯ И… ЕЩЁ ОДНА ЦАПЛЯ

Цапля в одиночестве стояла у кромки воды и вслух размышляла о своей невероятной красоте. А красоты она была действительно невероятной, но дело не в этом. Дело в том, что ей явно не хватало собеседника, который мог бы с ней согласиться. Впрочем, совсем неожиданно услышала она голос, показавшийся ей знакомым, и голос этот произнёс:

– Да-а-а… таких грациозных птиц, как мы с Вами, на свете и правда раз-два и обчёлся.

– Мы с Вами? – переспросила Цапля обиженно.

Оно и понятно, что обиженно: Цапле совсем не понравилось, что кто-то ещё так же невероятно красив, как она.

Оглядевшись вокруг, Цапля поняла, чей это голос. Из воды на неё смотрело её отражение. Облегченно вздохнув, Цапля сказала:

– Что касается Вас, то Вы вообще не птица.

– То есть… как это? – обмерла Цапля-на-Поверхности-Воды.

– Да так, – беспечно прозвучало в ответ. – Вот если взять меня, то я – птица. Я существую на самом деле. А Вы только отражаетесь от меня.

Цапля-на-Поверхности-Воды осторожно переступила с ноги на ногу и задумалась. Через некоторое время она сказала:

– Кто из нас от кого отражается – это ещё надо доказать.

– Доказать? – Цапля-у-Кромки-Воды даже взъерошилась от возмущения. – Тут и доказывать нечего! У меня всё натуральное – и клюв, и перья, и… всё! А у Вас всё отражённое.

– Это никакое не доказательство, – сухо заметила Цапля-на-Поверхности-Воды. – Я тоже могу сказать: у меня всё натуральное – и клюв, и перья, и… всё, а у Вас – отражённое!

Цапля-у-Кромки-Воды опешила. Она внимательно осмотрела себя, приосанилась и с презрением произнесла:

– Не вижу смысла в этом разговоре. Подумайте, что с Вами случится, если я возьму да и улечу отсюда!

– Со мной ничего плохого не случится! – заверила её Цапля-на-Поверхности-Воды. – Постою-постою здесь да и тоже улечу отсюда. Или вот…

– Никуда Вы без меня не улетите! – перебила её Цапля-у-Кромки-Воды. – Вы просто пропадёте из виду. Исчезнете, понятно?

– Да как Вы можете такое говорить? – возмутилась Цапля-на-Поверхности-Воды. – Если Вы улетите отсюда, то перестанете меня видеть! Откуда же Вам будет известно, чем я здесь останусь заниматься? Может быть, я танец живота танцевать начну… как Вы об этом сможете узнать?

Цапля-у-Кромки-Воды задумалась, походила по берегу взад-вперёд, но ничего не придумала. По всем статьям получалось, что она и правда не сможет наблюдать за своим отражением, если улетит. А стало быть, не сможет и знать, чем отражение это в её отсутствие занимается. Но вместо того чтобы так и сказать, она воскликнула:

– Никакой танец живота Вы танцевать не начнёте… по крайней мере, до тех пор, пока я не начну! Потому как Вы полностью зависите от меня. Что я буду делать, то и Вы!

– А вот и не буду, – обиделась Цапля-на-Поверхности-Воды и отвернулась.

Цапля-у-Кромки-Воды тоже хотела немедленно отвернуться, но не смогла, потому что если бы она отвернулась, то перестала бы видеть своё отражение.

– Понятно? – спросила Цапля-на-Поверхности-Воды. – Вот Вам и доказательство того, кто из нас от кого зависит! Когда Вы перестанете видеть меня, Вы вообще не будете знать, существуете или нет. Да Вы и существуете только до тех пор, пока видите меня!

Последнее замечание настолько вывело Цаплю-у-Кромки-Воды из себя, что она всё-таки отвернулась. Отвернулась и, конечно, тут же перестала видеть своё отражение. И очень растерялась. И, не поворачивая головы, громко спросила:

– Эй, Вы… в воде, что Вы там делаете?

Ответа не было.

– Что Вы там делаете? – повторила Цапля-у-Кромки-Воды. – Я серьёзно спрашиваю!

Вода молчала.

Цапля поспешно обернулась: никакого отражения перед ней не оказалось. Отражение её вышагивало далеко в стороне – причём двигаясь в направлении от берега. С той кромки, где всё ещё стояла Цапля, отражение это было уже плохо различимо. Тем не менее Цапля заметила, что несколько перышек на его хвосте в полном беспорядке.

– Погодите! – закричала она вслед бывшему своему отражению и тоже заспешила в направлении от берега. – Не уходите так быстро… мне надо поправить несколько перышек на хвосте!

Тут бывшее её отражение взмахнуло крыльями и полетело – причём в обратную сторону, к берегу. Тогда и Цапле тоже пришлось взмахнуть крыльями и лететь вслед. С большим трудом нагнав бывшее своё отражение у самой кромки воды, она сказала задыхаясь:

– Ну, хорошо, хорошо! Таких грациозных птиц, как мы с Вами… – тут Цапля сделала паузу, потому что на самом деле у неё язык не поворачивался сказать такое, – …на свете и правда раз-два и обчёлся.

Тогда её отражение остановилось и ответило:

– Вот это совсем другое дело. Вот теперь поправляйте, пожалуйста, свои перышки, я обещаю стоять спокойно!

Цапля аккуратно поправила перышки на хвосте и на всякий случай ещё раз осмотрела себя со всех сторон, вперив глаза в водную поверхность. Что ж… наконец всё опять выглядело вполне и вполне опрятно – потому, замерев у кромки воды, Цапля снова принялась (сначала про себя, а потом вслух) размышлять о невероятной своей красоте.

БУТАФОРСКИЕ ФРУКТЫ

А есть ещё странное слово «бутафория»…

Так называется кое-что из того, что ставят на сцену во время спектакля. Оно ненастоящее, но должно выглядеть как настоящее. Взять вот хоть, например, фрукты… Если мы в каком-нибудь спектакле видим на столе в вазе яблоки-груши-апельсины-и-всё-такое, можно не сомневаться: это бу-та-фо-ри-я. То есть фрукты, сделанные из прессованной бумаги и потом раскрашенные. Они очень похожи на настоящие яблоки-груши-апельсины-и-всё-такое, но, конечно же, совершенно несъедобные.

О них и будет эта сказка.

Бутафорские фрукты вынесли на сцену и положили в плоскую вазу.

– Какие они всё-таки гадкие… эти бутафорские фрукты! – тут же и сказал Тяжёлый Плюшевый Занавес. – Все остальное на сцене: декорации там, мебель – ещё можно стерпеть, но фрукты вызывают просто омерзение. Могу себе представить, каковы они на вкус… эта крашеная бумага!

Бутафорским фруктам стало невыносимо стыдно – прежде всего самому большому из них, Зелёному Яблоку: на него пошло особенно много бумаги и краски.

– Понятно, почему именно фрукты так омерзительны, – откликнулись Софиты-с-Авансцены. – Они настолько явно поддельные, что с их стороны просто неприлично выдавать себя за настоящие!

– Мы и не выдаём себя за настоящие! – ответило за всех Зелёное Яблоко.

– Но вы ведь лежите в вазе – да так, словно вас собираются есть! – жёлчно заметили Софиты.

Зелёное Яблоко не нашлось, что ответить. Увы, оно не могло само выпрыгнуть из вазы – и ни один из бутафорских фруктов не мог. Но при этом каждый из них хорошо знал, что несъедобен и что его, стало быть, не собираются есть. Собираются сделать вид, что едят, – только сделать вид, не больше. А потом бутафорские фрукты снова положат в коробки – до следующего спектакля.

Нарушив возникшую тишину, Облезлая Груша тихо шепнула:

– Есть нас никто не собирается… мы для этого не предназначены, мы только бу-та-фо-ри-я. И этим все сказано.

– Нет уж, извините! – вмешалась Суфлёрская Будка. – Когда вы все вот так вот лежите на сцене, зрители думают, что вас едят! Так или иначе – это обман. А обманывать нехорошо.

– Весь театр – обман, – философски заметил Продавленный Апельсин. – Что же касается зрителей… мало ли что зрители думают! Зрители, например, плачут, когда артист умирает на сцене: они думают, что это настоящая смерть…

– Артист! – возмущённо воскликнули Софиты-на-Авансцене. – Только, пожалуйста, не надо сравнивать себя с артистами: артисты так хорошо играют свои роли, что мы сами иногда плачем, видя их страдания! Вы с артистами и близко не лежали.

– А вот и лежали! – не выдержало Зелёное Яблоко. – Мы только и делаем, что лежим близко с артистами.

– Допускаю, что лежите, – ехидно согласились Софиты-на-Авансцене. – Но именно лежите – мертвыми грудами прессованной бумаги.

– Ладно, – сказал Тяжёлый Плюшевый Занавес, – пора начинать спектакль, я открываюсь.

Бутафорские фрукты облегченно вздохнули: их, кажется, оставили в покое.

Между тем спектакль уже действительно начинался. Артисты выходили на сцену и вели себя на ней – как в жизни: смеялись и плакали, работали и отдыхали, ходили друг к другу в гости и… ели спелые фрукты. При этом бутафорские фрукты, которые не могли забыть только что состоявшегося за закрытым занавесом неприятного разговора, ужасно стеснялись себя. Им казалось, что каждый зритель смотрит на них с презрением и замечает, что лежащая в вазе груша – облезлая груша, что у апельсина продавлен бумажный бок и что яблоко – жутко ядовитого зелёного цвета… Если бы только они могли спрятаться подальше от человеческих глаз! Но самое страшное было впереди: один из артистов вот-вот должен был произнести: «До чего же вкусные фрукты!»

Бутафорские фрукты с ужасом ждали этого момента – и он настал.

– До чего же вкусные фрукты! – воскликнул артист.

И зрители поверили ему. Они увидели, как из груши и апельсина сочится густой сок, услышали, как сладко хрустит яблоко, почувствовали, до чего они свежи, эти бутафорские фрукты. Запах спелой мякоти кружил зрителям головы и напоминал о щедрой осени, о тенистых садах, о корзинах, наполняемых сентябрьскими дарами…

В этот вечер артистам аплодировали особенно долго. А когда аплодисменты закончились, на сцену выбежала одна Совсем Маленькая Девочка и спросила, не осталось ли в вазе на сцене чего-нибудь для неё. Вот только ваза для фруктов была пуста. То ли Совсем Маленькая Девочка и вправду слишком сильно поверила в то, что видела на сцене, то ли бутафорские фрукты вдруг оказались съедобными… как знать!

Но тогда самая красивая из артисток подарила ей свою белую шляпу с цветами – и Совсем Маленькая Девочка радостно побежала в зал показывать шляпу маме.