Текст книги "Под белым крестом Лузитании"

ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ КАПИТАНА БРАУНА

Генерал Кристофер ди Ногейра немало поездил по свету, но отнюдь не туристом. В молодости он воевал добровольцем в Испании на стороне Франко; был под Сталинградом – наблюдателем при испанской «Голубой дивизии» . Потом французский иностранный легион, Мадагаскар, Дьенбьенфу, Алжир…

Война давно стала профессией этого португальского аристократа, причем солдатами были все мужчины из древнего рода ди Ногейры. Может быть, именно поэтому генерал и остался в конце концов последним мужчиной. в роду…

– За наше оружие! – Ди Ногейра торжественно поднес к губам бокал дешевого красного вина, которым щедро снабжало гарнизоны Колонии интендантство.

Он подождал, пока выпили остальные, и, взяв под руку Рохо, вышел из мрачноватой столовой коменданта форта. Приотстав на шаг, оба капитана – Браун и Гомеш – последовали за ними.

Последние приказания генерал отдал еще за завтраком и сейчас намеревался покинуть форт. Два вертолета из трех, на которых прилетели сюда командос Майка Брауна, не пострадали во время ночного боя, если не считать пулевых пробоин.

Перед тем как подняться на борт вертолета, генерал прошел вместе со всеми в соседний блокгауз. В его прохладном полумраке священник-африканец монотонно читал отходную над телами убитых солдат, которые были уложены ровными рядами на бетонном полу и покрыты выцветшими маскировочными накидками. Тело лейтенанта Телиша покоилось на низкой походной кровати. У изголовья, на полу, быстро оплывала тоненькая стеариновая свечка.

Четырнадцать душ отпевалось сегодня в форте № 7.

Все сняли береты и опустились на колени, набожно шепча молитву, но молиться Майк не смог. «Как господь допустил все это? – подумал он. – Почему? Ради чего? Ради белых крестов Лузитании?» И, словно отголосок своих мыслей, он вдруг услышал позади себя надрывный шепот коменданта:

– Во имя чего все это, всевышний? Во имя чего?

Майк обернулся. Капитан Гомеш стоял на коленях с закрытыми глазами, лицо его было искажено мукой. Генерал и Фрэнк Рохо тоже услышали возглас коменданта. Охотник презрительно пожал плечами. Лицо ди Ногейры оставалось бесстрастным.

Генерал резко встал, тщательно отряхнул колени, надел свой черный берет и покинул душный блокгауз. Вертолеты были почти готовы к отлету: в них как раз кончали грузить раненых. Вокруг стояли командос Майка. Кто-то заметил приближающееся начальство и громко подал команду, толпа медленно расступилась.

Не глядя по сторонам, ди Ногейра быстро прошел по образовавшемуся коридору. У вертолета он круто обернулся. Высоко вскинув голову, он скользнул взглядом по солдатским лицам:

– Это война! – неожиданно рявкнул он. – Война во имя нашей родины!

Солдаты хмуро молчали.

– Счастливо, Крис! – Фрэнк Рохо протянул генералу свою широкую ладонь. – Не беспокойся, все будет о'кэй!

Генерал вложил ему в ладонь свои сухие пальцы и перевел взгляд на Майка.

– Мой мальчик, – тихо сказал он. – Это война… Это наша профессия, и мы должны быть готовы умереть.

Он поднес свою костлявую руку к засаленному черному берету и улыбнулся. Монокль холодно блеснул в его глазу, словно стекляшка в глазнице черепа. И Майку вдруг показалось, что перед ним не губернатор Колонии – генерал.Кристофер ди Ногейра, а сама смерть.

Вертолет тяжело оторвался от земли, на секунду завис над взлетной площадкой, потом пошел вверх и вбок, чуть не задевая шасси плоские крыши блокгаузов. Вторая машина поднялась почти сразу же за первой, уже над бушем обошла вертолет генерала и пошла впереди.

Фрэнк Рохо оторвал взгляд от быстро уменьшающихся «алуэтов» .

– Обычно они бьют по первой машине, – сказал он, ни к кому не обращаясь.

Капитан Гомеш захрипел и сразу же схватился за грудь:

долго сдерживаемый кашель вырвался наружу, громкий, хриплый. Серые губы судорожно хватали липкий тропический воздух, смешанный с поднятой вертолетами пылью.

Майк кинулся к Гомешу, подхватил под мышки его удивительно легкое тело, беспомощно оглянулся. К ним уже бежала Мелинда, шаркая тяжелыми ногами в красной пыли. Она поддержала теряющего сознание мужа, подняла взгляд на Майка, и в ее угольно-черных глазах он прочел откровенную ненависть.

С другой стороны Гомеша осторожно взял под руку невесть откуда взявшийся священник-африканец. Он подобрал полы своей когда-то лиловой рясы, заткнул их за грубый веревочный пояс и, мелко семеня тощими старческими ногами, повел больного вместе с Мелиндой к комендантскому дому.

Только сейчас Майк заметил, что священник был бос.

– Мой мальчик, ты пока ничего не знаешь об операции, которую нам с тобой предстоит провести… – Фрэнк Рохо пристальным взглядом провожал странную группу: португальского офицера, заботливо поддерживаемого африканкой и африканцем. – Как и мой друг Крис ди Ногейра, я не удивлюсь, если мятежникам известно все, что происходит в форте, – продолжал он хмуро. – Капитан Гомеш, кажется, действительно верит, что из этих черных могут получиться полноценные граждане Португалии…

Майка покоробило от этих слов.

– Но ведь ваши «десперадос» … – начал было он.

– Ты хочешь сказать, что я тоже делю с ними хлеб и опасности? – скривил губы охотник. – Я – совсем другое дело, мой мальчик. Но что же мы стоим здесь, на солнцепеке?

Майк обернулся в сторону комендантского дома. Гомеша уже не было видно.

– Да не туда. Там слишком много ушей, а нам с тобою есть что обсудить! Пойдем-ка…

Фрэнк Рохо положил руку на плечо Майка и легонько подтолкнул его в сторону блокгауза, где лежали тела убитых солдат.

– Но ведь там… – Майку совсем не хотелось возвращаться во влажную духоту этой бетонной покойницкой.

– Зато мертвые не интересуются делами живых, – спокойно возразил охотник.

Они вошли в полумрак блокгауза, разрезанный на ровные доли неширокими полосами белого тропического солнца, врывавшегося сюда сквозь окна-бойницы. Свеча в изголовье Телиша уже оплыла и погасла, крохотный фитилек тлел красной точкой в застывающей лужице стеарина.

– Так о чем же вы хотели поговорить со мною, мистер Рохо? – начал он официальным тоном, чтобы напомнить, что он командир отряда командос, прибывших в форт со специальной миссией, и заслуживает обращения как с равным.

Рохо понял это и тут же сменил тон.

– Если не ошибаюсь, капитан Браун, командующий не оставил вам никаких инструкций… – Охотник остался стоять в дверях, прислонившись к притолоке, наблюдая, что делается снаружи. – Так вот, генерал поручил передать вам следующее. И только на словах…

– Мне все равно, какого цвета кошка – белая или черная, лишь бы она хорошо ловила мышей. – Довольный удачной фразой, Фрэнк Рохо улыбнулся в свою густую бороду и протянул Брауну колпачок от термоса:

– Пейте, капитан, это подкрепляет.

Майк подозрительно взял чашку из зеленой пластмассы, поднес ее к носу, понюхал.

Рохо опять улыбнулся:

– Пейте, это чай. Днем ни я, ни мои люди – не употребляем спиртного и не курим. В отряде такой закон. Если его нарушают, я предупреждаю только раз. На второй раз я стреляю.

Майк пожал плечами, изображая безразличие: плевать ему на все эти красочные легенды о подвигах Великого Рохо, человека, который одним ударом ладони перебивал шею антилопы импала и ходил на леопарда с голыми руками. Он, Майк, тоже кое-чего стоит!

Теперь ему и в самом деле казалось, что месяц назад, там, на вилле Мангакиса, после высадки десанта, он пережил нечто такое, что доводится испытать далеко не каждому и чем он может гордиться.

Он думал об этом весь сегодняшний день, с того самого момента, когда за час до рассвета они тайком выступили из форта № 7 на выполнение «особого задания», которое доверил ему сам генерал ди Ногейра, да еще вызвал на помощь Фрэнка Рохо с его «отчаянными» .

…Охотник разбудил его в четыре часа утра.

– Тихо, – строго предупредил он. – Ради бога не шумите.

Майк спал не раздеваясь. Он неохотно вылез из гамака, висевшего, как и в прошлую ночь, на крыше комендантского дома, помотал головой, пытаясь прогнать тупую боль в затылке.

– Пошли! – Рохо решительно потянул капитана к краю плоской крыши. Там белел толстый канат, одним концом он был прикручен к флагштоку, другим уходил вниз.

Командир «отчаянных» первым перелез через бетонный парапет, ухватился за канат и легко скользнул вниз. Майк последовал его примеру и… чуть не закричал от неожиданной боли: ладони обожгло словно раскаленным утюгом…

– Быстро! – в тоне охотника прозвучал приказ. Пригибаясь, он побежал к полуоткрытым воротам форта. Трое часовых с автоматами наизготовку напряженно всматривались в темноту снаружи. Они молча пропустили Рохо и Брауна, и сейчас же ворота закрылись.

– А теперь, капитан, прошу вас кое-что запомнить, – Рохо внезапно остановился и повернулся ко все еще полусонному Майку. – Первое. Держаться друг от друга на расстоянии в десять ярдов. Понятно?

Майк хотел было с негодованием указать охотнику на недопустимость подобного тона: ведь он, капитан Браун, и сам…

– Второе. Если увидите, что я схвачен и мне не выкарабкаться, не задумываясь, стреляйте' в меня! – не давая ему опомниться, продолжал Рохо. – Я не хочу умереть, но еще меньше я хочу попасть к ним в руки живым.

При слове «к ним» он кивнул в темноту буша.

– Ладно, – пораженный последней фразой, буркнул Майк, невольно смягчаясь: да, Фрэнк Рохо был действительно великим человеком!

Охотник поднес ладони к губам: в предрассветной тишине отчетливо застрекотала цикада. Впереди громко отозвалась другая. Рохо протяжно втянул ноздрями воздух, затем коснулся пальцем кончика своего крупного носа.

– Запомните этот знак, капитан. Это значит, что я чувствую их запах. В буше не говорят лишних слов. А теперь покажите, умеете ли вы ходить.

Майк послушно пошел вперед так, как учил его отец, с которым он частенько охотился: быстро и бесшумно.

– Молодец! – донеслось вдруг спереди: Майк даже не заметил, как охотник обогнал его, проскользнув где-то рядом.

Впереди опять громко зазвенела цикада. Рохо сейчас же ответил на сигнал.

– До рассвета мы должны уйти подальше от форта, – твердо сказал он. – Поторапливайтесь! Мои парни ждут нас…

Спустя четыре часа на первом привале, который разрешил неутомимый Рохо своей «Огненной колонне», они, двое белых, лежали на маленькой тенистой поляне, крохотном пятачке в мрачной чаще буша, и пили чай по-английски – с молоком, правда, со сгущенным.

«Десперадос» так ни разу и не появились, как ни высматривал их Майк все эти четыре часа быстрого шага, почти бега, по еле заметным звериным тропам. Лишь иногда он замечал сломанную ветку, да порой в стороне или впереди перекликались какие-то лесные птицы. Впрочем, возможно, виной всему была бешеная гонка в душном, гнилом буше, когда все силы уходили на то, чтобы не отстать от Рохо…

Теперь, когда они расположились на поляне, которая каким-то чудом, известным одному Рохо, оказалась рядом с тропой, Майк наконец смог по-настоящему отдышаться, и первое, что он сказал, было:

– Я понимаю, Фрэнк, почему вы отказались от моих командос. Белым такого темпа не выдержать.

Рохо покачал головой:

– Мы с вами белые.

– Но мы родились в Африке! – горячо возразил Майк и лукаво прищурился. – Кстати, мне показалось, что вы осуждаете капитана Гомеша за его близость с черными?

Тогда-то Рохо и произнес свой афоризм, который Майк потом вспоминал не раз: «Мне все равно, какого цвета кошка – белая или черная, лишь бы она хорошо ловила мышей» .

– И все же почему мои командос вас не устраивают? – Майк сделал упор на слове «мои» .

Лицо Рохо стало жестким:

– Я привык быть уверенным в исходе дела, за которое берусь.

– Значит, португальцы менее надежны, чем ваши «отчаянные» ? Но почему? – настаивал Майк, хотя чувствовал, что это неприятно охотнику.

Фрэнк сорвал ярко-зеленую травинку, перекусил ее белыми крупными зубами. Одна половинка упала и запуталась в его густой бороде.

– Я не верю в португальцев, – наконец выдавил из себя Рохо и холодно посмотрел Манку в глаза. – Им не за что здесь воевать.

– А вы? За что воюете вы? Майк даже подался вперед: что ответит Великий Охотник?! Рохо помолчал, словно собираясь с мыслями.

– Я всю жизнь охотился на зверей. Когда-то это была честная игра: человек с копьем и, скажем, лев имеют примерно одинаковые шансы. Позднее она превратилась в спорт, приносящий деньги. Но когда люди вооружаются автоматическими винтовками и бьют зверей разрывными пулями, не выходя из автомобиля, это уже нечестно. Тогда лучше уж охотиться на себе подобных. Это тоже и спорт, и деньги… А от ваших солдат-португальцев я отказался потому, что мы отправились не на парад, а на серьезное дело. К тому же мятежники не сразу будут оповещены из форта, что мы ушли в рейд.

– Из форта? – удивленно переспросил Майк. – Значит… там есть предатель?

Охотник поморщился:

– Вы мыслите устаревшими категориями, капитан. В современной войне есть разведчики, а не предатели. Это такие же солдаты, как мы, только по ту сторону фронта. Просто тому их человеку в форте не повезло: туги имеют своих людей в штабе Кэндала, и его засекли. Тише!

Кусты близ тропы бесшумно раздвинулись, и на поляну скользнул африканец в пятнистой форме, с автоматом. Он небрежно подбросил пальцы к длинному и узкому козырьку матерчатой шапочки и быстро затараторил что-то на местном диалекте.

Выслушав его, Рохо помрачнел и задумался. Потом бросил несколько резких фраз. Африканец кивнул, опять небрежно козырнул и исчез так же бесшумно, как и появился.

– Что-нибудь случилось? – встревожился Майк.

– Неподалеку небольшая деревня. Жители заметили нас, – безразлично ответил командир «десперадос» .

– И что же теперь? Рохо пожал плечами:

– «Десперадос» знают, что надо делать в таком случае…

ГОСПИТАЛЬ В БУШЕ

Сын мамы Иду, доктор Балла, хорошо говорил по-русски. Это был крупный мужчина с наметившимся брюшком и тяжелыми мускулистыми руками, его иссиня-черная кожа резко контрастировала со снежной белизной новенького халата, а уверенная манера держаться, громоподобный голос и широченная улыбка, обнажавшая ослепительно белые крупные зубы, сразу внушала доверие.

– Ну-с, молодой человек, – сказал он по-русски Евгению (так и сказал, как доктор чеховских времен, – «ну-с» ). – Так кто же кого втравил в эту авантюру? Вы маменьку или она вас?

Большие прищуренные глаза его весело блестели, на округлых пористых щеках при улыбке появлялись ямочки.

Гостей доктор Балла принимал в своем кабинете – просторной хижине, построенной из пальмовых ветвей. Ящики из-под снарядов базукя заменяли и стол, и стулья, и книжные шкафы. Зато сверкающий никелем и стеклом, госпитальный шкафчик, словно музейные сокровища, демонстрировал аккуратно разложенные на полках медицинские инструменты.

Мама Иду заговорила на местном диалекте, непонятном ни Евгению, ни Елене. Она стояла посреди кабинета, уперев толстые руки в крутые бока, и что-то громко и возмущенно доказывала улыбающемуся сыну.

Неожиданно доктор Балла поднял руку.

– Хорошо, мама, – сказал он по-английски. – Я, конечно, рад видеть и тебя, и твою воспитанницу, и этого молодого человека. Но давайте все-таки разберемся по порядку – что это вы вдруг подхватились и помчались в наши края? Спасать Корнева и Мангакиса? Это же смешно – что можете сделать вы здесь, в буше? И потом, кто вам сказал, что с ними что-нибудь случилось?

Доктор потер свой тяжелый подбородок. Глаза его стали серьезными.

– Они ушли от нас вчера утром. С ними был товарищ из центра. У нас не принято расспрашивать о заданиях, и мне трудно сразу сказать, где они сейчас, но я… – Доктор оборвал фразу и прислушался, поднес палец к толстым губам, давая знак помолчать.

И в наступившей тишине все услышали легкое, далекое жужжание. Оно то исчезало, то появлялось вновь. Потом стало нарастать.

– «Дорнье», – устало вздохнул доктор. – Они знают, что наш госпиталь где-то здесь, и бомбят по квадратам… Сейчас начнут…

И в этот миг откуда-то издалека донесся глухой раскат взрыва. Затем второй, третий… Взрывы постепенно приближались. Когда Евгений насчитал про себя: «Двадцать!» – все стихло. Лишь самолет жужжал где-то совсем рядом.

Потом затрещали короткие, злые, как укусы осы, очереди.

– Это… наши? – с волнением спросил Евгений.

Ему было не по себе. Мама Иду, сидевшая рядом с Еленой на длинном ящике, покрытом тростниковой циновкой, обняла притихшую девушку, словно старалась прикрыть ее своим могучим телом, и метала яростные взгляды в потолок хижины.

Доктор Балла отрицательно покачал головой.

– Когда-то местные жители просили нас привезти большую сеть и растянуть ее в небе, чтобы железные птицы с белыми крестами не могли лить на них напалм. Теперь у нас есть ракеты, но мы не хотим выдать расположение госпиталя. Ведь этот госпиталь – базовый, мы делаем здесь довольно сложные операции.

У входа в хижину выросла фигура человека в шортах.

– Товарищ доктор, – сказал он и поднес ладонь к шлему, – поступают раненые.

Доктор Балла поспешно встал, потом обернулся:

– А вам, дорогие гости, придется посидеть здесь; набраться терпения и подождать, пока я не вернусь… Я распоряжусь, чтобы вас накормили… Книги и журналы в вашем распоряжении…

Он поклонился и вышел, провожаемый восхищенным взглядом мамы Иду.

На время воцарилось молчание: каждый был занят своими мыслями…

«…Тогда, на переправе, майор Баа вел с Евгением разговор – прямой и откровенный: да, враги сумели заманить в ловушку его отца и Мангакиса. Но в форт № 7 их еще не доставили. Поэтому всем отрядам 7-й зоны приказано во что бы то ни стало блокировать подходы к форту. Подумав, Баа добавил: „Мы были бы обязаны вернуть вас и не подвергать опасностям. Но вы можете помочь нам…“

Он сказал деликатно «нам», а не «вашему» отцу. и Женя поспешно, словно боясь, что майор передумает, кивнул в знак полного согласия.

– О вас будет знать весь буш, – продолжал Баа. – Мы позаботимся, чтобы об этом знал и Фрэнк Рохо. Этот человек опытен и осторожен, и все же он может не устоять перед такой… приманкой…»

…Елена посмотрела на Евгения, упрямо и недоверчиво покачала головой.

– Ты не знаешь, что с ними?!. Неправда, Джин – ты все прекрасно знаешь. Недаром майор на переправе о чем-то с тобой так долго говорил…

– Если хочешь – я повторю все снова. В который раз… Майор сказал мне, что они живы… И это главное… Он даже не назвал места, где они сейчас находятся, – видимо, это… секрет! И еще он говорил, что уж если мы решили навестить доктора Балла – нас пустят в лесной госпиталь… для поднятия боевого духа раненых…

– Значит, наше путешествие окончено?! – голос Елены дрогнул.

– Не знаю, возможно, что и так…

Путешествие… Это путешествие запомнится ему на всю жизнь…

Сначала они погрузились в длинную, выдолбленную из цельного ствола пирогу, скрытую нависшими над водой манграми. Лодка сидела в черной вонючей воде почти по самые борта. А полуголые люди бесшумно все подносили и подносили новую кладь. Потом они стали грузить другие лодки, вытянувшиеся цепочкой впереди. Безмолвные фигуры, как тени, скользили мимо, с тюками и ящиками на головах.

И вдруг, будто по невидимому сигналу, караван неслышно тронулся в путь. Четверо гребцов ловко орудовали короткими, широкими веслами. Они вонзали их без всплеска в речную гладь – и тяжелая лодка легкими рывками скользила по реке, словно жук-плавунец.

Ночь была безлунной, и сидящий впереди Елены и Евгения одноглазый Нхай ворчал, что из-за этих проклятых тугов нельзя даже чиркнуть спичкой – огонек заметят «с самого дальнего неба» .

Майор поручил ему сопровождать маму Иду и «ее племянников» до базового госпиталя, и Нхай, возвращавшийся в свой отряд, действовавший в районе форта № 7, был недоволен вынужденной задержкой. Ему, опытному проводнику, уже не раз приходилось водить иностранных гостей по узким, еле приметным тропинкам буша, где в любой момент можно было напороться на мину – партизанскую или поставленную патрулем тугов: минная война была в самом разгаре…

Нхай был откровенно удивлен тем, что его спутники оказались легки на ногу. Даже грузная мама Иду неслась за ним, не отставая, пыхтя, как разъяренный носорог. Проводник было пошутил, что ее можно использовать для прокладки дорог в буше – за что сейчас же получил такой удар в спину, что пролетел вперед шагов пять, почти не касаясь земли.

– Вот и помогай таким, – обиделся старый солдат.

В ответ мама Иду обозвала его дикарем, не умеющим обращаться с леди.

Нхай хотел было возразить, что когда он служил в армии тугов и бывал в их стране, он был знаком с сеньорами и даже с сеньоритами почище этой зазнавшейся толстухи, но не рискнул: он уже побаивался маму Иду.

Старый солдат знал, что в буше у каждого, кто хотел выгнать тугов. было свое задание, а у этой толстухи задание, должно быть,, очень важное, если с нею идут двое белых, если ее принимал сам «камарад коман-данте» и если именно ему, Нхаю, было поручено их сопровождать.

Мадам Балла и ее спутники шли с небольшими рюкзаками, не то что сам Нхай, тащивший за спиной целую гору разного добра. И все же им было трудно – солдат видел, как пот заливает их лица, как ноги с трудом вырываются из вязкого красного латерита и кустарник цепляется за одежду. Но медленнее идти было нельзя – туги наверняка уже знают о том, что из Боганы идет колонна с грузом.

Евгений понимал опасения старика. Ему казалось, что буш, словно огромное живое существо, внимательно следит за каждым их шагом, что крик незнакомой птицы – чей-то таинственный сигнал, а внезапная возня в ветвях – не переселение стаи зеленых мартышек, а оплошность вражеского наблюдателя…

Они доставили в госпиталь медикаменты, и неизвестно чему больше был рад доктор Балла – появлению матери или принесенному ею грузу.

Но никто, даже Евгений, не знал. что Нхай принес доктору Балла письмо, тщательно прикрученное к гранате, чтобы в случае нападения оно не попало к врагу.

И доктор Балла, прежде чем пригласить гостей в свой лесной кабинет, прочел его, отойдя в сторонку, задумчиво покачал головой, потом подозвал Нхая. Тот внимательно выслушал его, кивнул – и через минуту, взвалив на тощую спину свой огромный рюкзак, исчез в чаще…