Текст книги "Отрок. Внук сотника: Внук сотника. Бешеный лис. Покоренная сила"

– Ну, я, – не стал спорить Лавр. – Я тебе все обсказал, и этого хватило. А тут: чертежи, люди, в особые одежды одетые, хитростям всяким обученные…

– Кхе, одежды особые… А сам к Татьяне, полотном укрывшись, лазал!

– Но чертежей-то я не рисовал.

– Ага, у тебя тогда только чертежи в голове и были! Кхе! О другом и не думал!

Лавр смущенно засопел и умолк, а зря, замечание его показалось Мишке весьма дельным. Такая постановка разведывательного дела, такое качественное изготовление карты, компас, сильно напоминавший своим устройством такой, каким пользуются водолазы, означали, что Ратным заинтересовалась серьезная организация, имеющая немалые возможности.

– Деда! – Мишка попытался придать своему голосу как можно больше убедительности. – Надо найти место где такие вещи делают. Обязательно! Это где-то у нас – в Погорынье. Вы хоть одного живым взяли?

Дед поморщился и принялся наконец-то чистить леща.

– Не вышло, в болото они ушли. Кхе…

– А откуда же вещи?

– Бурей их стрелой достал. Одного сразу наповал, а второго только ранил, да тот мордой вниз упал. Пока до него добрались, захлебнулся.

– Деда, их же трое было.

– Двое. Третий кровью изошел, ты ему кровяную жилу на бедре рассек. Они его через реку перетащили да и бросили.

«Да, при разрыве бедренной артерии даже в двадцатом веке не всегда раненого спасти удается… Опять допросить некого. Но предшественник нашелся! Здесь он! Почему же весточки присылать перестал? Как там доктор говорил: “Передумал, утратил возможности, погиб”. А если действительно погиб, а все “артефакты” всего лишь его наследство, которое использует кто-то другой? Но почему “люди в маскхалатах” все время крутятся вокруг нас? Нет, искать их базу надо в любом случае. В конце концов, я имею право воспользоваться наследством предшественника, если он умер, а если жив… До чего же здорово будет встретиться с современником!»

Мишка и сам не заметил, как уселся за стол и ухватился за ручку кувшина с пивом. Из задумчивости его вывел голос Лавра:

– Взялся за кувшин, так наливай, чего так-то сидеть. Батюшка, ты Михайле пиво пить дозволяешь?

– Да пусть пьет…

– А я вот своим пока не дозволяю – малы еще, – Лавр с сомнением глянул на Мишку. – Да и Михайле рановато бы…

Тресь! Дед опять шлепнул по столу многострадальным лещом, во все стороны полетели брызги рыбьего жира.

– А отца поучать тебе, Лавруха, не рановато ли?

– Да что ты, батюшка… – Лавр явно не ожидал от деда подобной реакции. – Разве ж я поучаю? Просто молод еще…

– Это ты молод еще мне укоризны делать! А Михайла уже поболее десятка ворогов уложил, а я его уже трижды в уме хоронил…

«Вот те на! Ай да дед! А ТАМ… Восемнадцатилетних мальчишек под огонь в Афган посылали, а когда те возвращались, им в магазинах водку не продавали, мол, двадцати одного года нет. Горбачевская борьба с пьянством: под пули послать можно, а спиртного нельзя. Да еще всякие сволочи кричали на ребят, что они ордена на рынке купили. Не нашлось на генсека пятнистого вот таких дедов в ЦК, и пробалабонили государство».

– Ты Михаилу с Кузькой и Демкой не равняй! – продолжал внушение дед. – Будь он года на два постарше, я бы ему уже меч навесил, как полноправному ратнику! А ты тоже! – неожиданно переключился дед на Мишку. – К мужам за стол сел без приглашения, да еще и за кувшин сразу ухватился! А вот я тебя сейчас этой рыбиной – да по сусалам!

– Виноват, господин сотник! – Мишка вскочил из-за стола и снова встал «во фрунт». – Задумался!

– Кхе… Задумался он. Совсем распустились: один отца поучает, другой мысли думает… всякие. А тут такие дела заворачиваются, что даже и не знаешь, за что хвататься. Мало нам того, что свои смутьяны на нас ножи точат, так еще один ворог под боком вылупился, да еще и непонятный какой-то…

Дед помолчал, махнул Мишке рукой, чтобы тот сел, и принялся объяснять:

– Михайла-то не помнит, наверно, совсем мальцом был, а ты, Лавруха, припомни-ка, как лет девять или десять назад холопы скопом сбежали. От нас тогда тоже один ушел, Еремой звали. Коня свел и девку соседскую уволок – старшую сестру Прошки… Как ее звали-то?.. Запамятовал.

– Двенадцать, – неожиданно вставил Лавр.

– Что «двенадцать»? – удивился дед. – Я девку вспомнить не могу, а ты «двенадцать»!

– Двенадцать лет назад это было, – пояснил Лавр. – Примерно в это же время, вроде бы как раз пахать– сеять собирались. Вспомни, батюшка: в том году как раз великий князь помер.

– Ну, двенадцать, – не стал спорить дед. – И помнишь, Лавру-ха, чем все кончилось?

– Еще бы не помнить! Подо мной тогда коня ранили, как без убитых обошлось, не знаю. Погнались-то без броней, кто в чем. У Панкрата с тех пор правая рука в локте не гнется, торчит, как палка. Ефрему Кривому чуть второй глаз не вышибли, Пузану стрела…

– Ладно, ладно, вижу, что помнишь, – перебил дед. – А место, где мы под стрелы угодили, помнишь?

– Лес какой-то дурной там был, батюшка. Половодье давно кончилось, а в том лесу воды коням по колено.

– Вот! – дед назидающе вздел к потолку рыбий хвост. – Эти «пятнистые», за которыми мы в этот раз гонялись, тем же путем уходили! Только там уже не лес залитый, а настоящее болото – лес за двенадцать лет весь сгнил, а болото разлилось так, что конца не видно. Я еще тогда засомневался, когда понял, что след к Нинеиной веси от брода идет, беглецы-то тогда тоже через нее уходили. Но в этот раз они весь стороной обошли, а дальше двинули так же, как и двенадцать лет назад. Ну, и что вы об этом думаете?

– Ну, лес-то могло от бобровой плотины залить, хотя вряд ли… – начал Лавр.

– Да не про лес я спрашиваю! – перебил дед. – А про то, почему от нас бегают все время в одну и ту же сторону? Зимой-то, помнишь, те, что в белом были, они за нами шли. Я думал, на нас опять напасть собирались, только подмоги ждали, а может быть, им просто по пути с нами было? Мы – домой, а они Ратное стороной обошли и к тому болоту подались.

– Да-а… – Лавр задумчиво почесал в затылке. – А мы тех мест почти и не знаем, как-то и не ходили в ту сторону никогда.

– Ходили, – поправил Лавра дед. – Только давно – тебе года два было. Капище сожгли бесовское. Девок там как раз была тьма, таких, что в возраст замужества вошли. Им там на идоловом рожне девство рушили – обряд такой языческий…

– Батюшка, при мальчишке-то о таком… – нерешительно прервал отца Лавр.

– Да что ж ты меня, Лавруха, сегодня все поучаешь-то? Совсем очумел? Или больно умным себя воображаешь? Так я тебя быстро…

– Деда, – торопливо вмешался Мишка, – а в какой стороне это от Ратного?

– Не перебивай старших! Сиди и слушай, пока тебя не спросят!

– Так ты же спросил.

– Чего?

– Ты спросил: «Что мы об этом думаем?» Дядя Лавр в тех местах бывал, а я-то нет.

– Кхе… Ну и что ж ты думаешь, мудрец? Только учти: хоть одно непонятное слово вымолвишь – сразу выгоню! Представляешь, Лавруха, мало ему того, что у меня от его книжных премудростей голова пухнет, так он еще и Роську всяким словечкам обучил. Тот мне в лесу чего-то такое сказанул, что я даже и повторить не могу. Говорит, у Михайлы выучился… Кхе… О чем это я говорил?..

– О том, что соседскую девку звали «Двенадцать», – быстро ответил Мишка.

Лавр прыснул в кулак, дед грозно сдвинул брови и уже было набрал в грудь воздуху, чтобы рявкнуть на внука, но не смог сдержать улыбки.

– Кхе, ну вот что с вами делать будешь? Кхе… А! Вспомнил! Прокудой ее звали!

Тут уж рассмеялись все, в том числе и дед.

«Ну вот, напряг разрядился смехом, теперь можно и вопросы задавать. Интересно все же, что такое Роська ляпнул? Ладно, потом узнаю».

– Так в какой же все-таки стороне от Ратного это болото, деда?

– На юг и немного к востоку, если так идти, то понемногу к Случи приближаешься, – дед макнул палец в пиво и прямо на столе начертил план. – Смотри: вот так Горынь идет, а так Случь. Мы – вот тут. А вот Нинеина весь – как раз с юга и чуть к востоку. Если всё так же и идти весь день, потом переночевать и еще чуток пройти с утра, то задолго до полудня выйдешь к тому болоту. На сколько оно разлилось, не знаю, потому что другого края не видно. А если бы болота не было, то еще дня полтора-два пути – и вышли бы к тому месту, где это самое капище и было. Но это все так, если знаешь дорогу. До болота-то мы по следу шли, а «пятнистые» путь знали, ни разу ни в какой бурелом или овраги след нас не завел. Ни разу даже с коней слезать не пришлось, потому и догнали – не береглись они, да и охотник с нами хороший был.

– Деда, а далеко то капище от Случи было?

– Да как сказать… Не думаю, чтобы далеко. Может, день пути, может, чуть больше.

– А речка там была?

– Была… А-а, вот ты о чем! Понял, Лавруха? Внучок-то соображает! Значит, думаешь, Михайла, что, вместо того чтобы по лесам и болотам кружить, можно туда по воде добраться? А с чего ты взял, что «пятнистые» на месте того капища обретаются? Мы тогда в том месте одно большое кострище оставили, все разломали и огню предали. Волхвов перебили, а девок… Кхе… Раз уж им пора пришла, а в Ратном как раз женихов в достатке было… – дед недоговорил и мечтательно улыбнулся.

«Понятно, раз Лавру только два года исполнилось, дед совсем молодым был, попользовался, конечно».

– Конечно, деда, за столько лет там все уже лесом могло зарасти. Но могло же и не зарасти. Больше вы там ни разу не были, а место укромное, и водный путь есть…

– Могло, не могло… – дед с сомнением покачал головой. – Одни догадки.

– Догадки тоже разными бывают, – Мишка решил по возможности переломить дедовы сомнения. – Раз туда девок для обряда… – Мишка чуть не ляпнул «инициации», но вовремя прикусил язык, – …для обряда взросления собирали, то место это было не только священным, но и тайным. Вы же на него, наверно, случайно наткнулись?

– Да нет, не случайно. Лесовика одного разговорили… Были у нас тогда умельцы… почище Бурея.

– Ну так смотри, деда, – Мишка начал загибать пальцы. – Есть люди, обученные так, как нигде не учат. Помнишь, ты сам говорил, что даже не знаешь, как такому обучать? Это – раз. Есть одежда, какую нигде не шьют. – Два. Карта, – Мишка указал на пергамент, – каких нигде не делают, – три. Компас – четыре. Такое может делаться только в тайном месте, иначе слухи разошлись бы.

– Ну-ну, – дед покивал головой. – Согласен, место тайное.

– Дальше. Люди в этом тайном месте нас опасаются, иначе не присылали бы соглядатаев. Значит, помнят о тех временах, когда мы там одни головешки оставили.

– И с этим согласен, – снова кивнул дед.

– Так вот, могут случайно оказаться рядом два тайных места, где нас опасаются? Нет, не могут! А теперь, деда, давай задумаемся: представляет ли это тайное место, где живут опасающиеся нас люди, опасность для Ратного? Я думаю, что да! Во-первых, зимой беженцев «люди в белом» куда-то должны были отвести – не туда ли? Во-вторых, ты сам говорил, что среди холопов шепотки нехорошие ходят. Не оттуда ли?

– И болотом отгородились, – неожиданно добавил Лавр. – Бобры так по-дурному плотины не ставят. Люди где-то запруду сделали.

– Так! – дед решительно хлопнул по столу ладонью. – Сейчас у нас главное дело – разобраться со своими смутьянами. А с этим… тайным местом решим все зимой, когда болото замерзнет, – дед махнул рукой на открывшего было рот Мишку и продолжил: – По реке до них не добраться. В Случь столько речек впадает, что пока все проверишь… Зимой болото перейдем, а там, если народу в том месте много обретается, следы обязательно найдутся.

Пока же, Михайла, слушай приказ. Будешь выставлять к тому болоту десяток своих ребят в дозор. Сменяются пусть каждые три дня. Знаю, знаю! – снова замахал дед руками в сторону Мишки. – Знаю: доспехов нет, самострелов нет, коней не хватает… Я и не требую соглядатаев ловить. Только выследить, как они из болота выйдут, и весть прислать, а тут уж мы сами за дело примемся.

В первую смену с ребятами пойдет Стерв. Устроит жилье для сторожи, укажет, где дозорных ставить, как прятаться, как за болотом следить. Потом с каждым десятком будем посылать кого-нибудь из ратников, чтобы отроки под приглядом были. Глядишь, и выловим кого из «пятнистых».

А ты, Лавруха, давай-ка ускоряй вооружение Младшей стражи, не дело, что только один десяток полностью наряжен. Пошевели-ка своих работников, потом как-нибудь отдохнут.

– Сделаю, батюшка.

Спорить с дедом было совершенно невозможно. Во-первых, он уже принял решение, во-вторых, решение это было правильным. Мишка лишь вздохнул: свидание с предшественником откладывалось минимум на полгода, если, конечно, он сам не проявит инициативы. Впрочем, уже дважды эта инициатива чуть не заканчивалась для Мишки летальным исходом.

Глава 3

Июнь 1125 года.

Село Ратное и окрестности

Дед с Лавром остались допивать пиво и обсуждать всякие хозяйственные дела, а Мишка, хоть и понимал, что послушать разговор о планах сельскохозяйственных и других работ было бы полезно, все-таки, воспользовавшись благовидным предлогом, отправился во двор.

«Курсанты» после бани и сытного обеда вовсе не отдыхали, как можно было ожидать, – Дмитрий расслабляться личному составу не дал. Ребята обихаживали коней, приводили в порядок сбрую, доспехи, оружие – дело совершено необходимое после нескольких суток, проведенных в походе. Со старшим десятником Мишке, конечно, повезло, ничего не скажешь, в случае чего, оставить ребят на попечение Митьки можно было спокойно.

После прибытия обещанного Нинеей пополнения вполне злободневной станет проблема подбора полусотников, а может, и назначения заместителя старшины Младшей стражи. Было очевидно, что первым кандидатом на одну из этих должностей станет, конечно же, Дмитрий.

Выслушав краткий, но вполне толковый доклад старшего десятника об участии в погоне и задав несколько вопросов, Мишка приказал продолжать занятия и подозвал к себе Якова и Роську. Дмитрий, проявляя деликатность, собрался было уйти, но Мишка велел ему остаться. И Митька, и Роська уже стали для него теми, кого в княжеском и боярском окружении принято называть «ближниками», и статус этот надлежало укреплять.

– Скажи-ка мне, Яша, как, на твой взгляд, ребята в лесу справлялись? Ты ведь охотник, – Мишка решил слегка подольстить парню, – в лесу чувствуешь себя, как дома. А остальные?

Лесть подействовала безотказно (кто сказал, что комплименты приятны только дамам?) – Яшка сразу же напустил на себя вид солидного, знающего себе цену мужика и принялся неторопливо излагать свой взгляд на проблему:

– Ну, простые вещи: устроиться на ночлег, развести костер, не заблудиться – умеют, считай, все. А вот то, что посложнее: держать след, двигаться бесшумно и незаметно, выбирать дорогу поудобнее, – почти никто. Повадки птиц и зверей – тоже. А еще не знают, как коней в лесу обиходить: устроить на ночь так, чтобы и поесть успели, и отдохнуть; как ехать через лес, чтобы кони ноги не побили и шкуры об сучки не ободрали; как и чем царапины и другие повреждения лечить…

Мишка слушал вполуха, больше наблюдая за реакцией Роськи и Дмитрия. Роське было просто интересно, а вот Дмитрий явно сравнивал то, что рассказывал Яков, с тем, что ему было известно о походах через степь. Буквально впитывал информацию, и было понятно, что ничего не позабудет и не перепутает. Наверняка и в походе внимательно присматривался и прислушивался к сотнику и обозному старшине.

Дождавшись, когда Яков полез уж совсем в мелкие подробности, Мишка прервал его новым вопросом:

– А как ты думаешь, согласится ли твой отец поучить Младшую стражу лесной жизни? Не «за так», конечно, – сделаем его полноправным наставником, как десятника Андрея.

– Конечно, согласится! – Яшка преисполнился энтузиазмом. – Таких охотников из ребят сделаем…

– Погоди, погоди! Нам не охотники нужны, а воины, способные неожиданно напасть из леса, а потом уйти в лес, не оставляя следов. Засаду на лесной дороге устроить, преследователей запутать и перебить, в общем, воевать в лесу.

– Ну… – Яшка поскреб в затылке. – Подумать надо…

– Подумай, я не тороплю. С отцом посоветуйся. А сейчас скажи: сколько еще в Младшей страже есть ребят, хорошо знающих лес? Десяток наберется?

– Пятерых я знаю точно, – Яшка было собрался перечислять по именам, но Мишка жестом прервал перечисление:

– Назовешь их старшему десятнику Дмитрию. А еще есть?

– Еще есть Первак… то есть Павел с братьями. Только они какие-то… – Яшка замялся. – Какие-то не такие…

– Ну-ка, ну-ка, поподробнее. Что значит «не такие»?

– Я с ними еще дома… ну, в Куньем, в лес несколько раз ходил. Силки ставили, уток на болоте били… Не охотники они – учить приходилось. А вот ходят по лесу правильно: бесшумно, следов не оставляют, к болоту подкрадывались так, что ни одна уточка не всполошилась. Непонятно как-то… А еще Первак… Он такой… – Яшка опять полез в затылок. – Он… спокойный такой, сильный… Не кричит никогда, а как глянет… Ребята из его десятка боятся его. Он… Он – как взрослый, вот!

«Стоп, сэр Майкл! Быстро уводить разговор в сторону! Как говорил штандартенфюрер Штирлиц: важно уметь не только правильно войти, но и правильно выйти. Что-то с Перваком нечисто, как, впрочем, и с его мамочкой Листвяной. Потом, всё потом, сейчас меняем тему. Хотя…»

– Яш, а ты семью его хорошо знаешь? Мать, сестер… Или кто-нибудь из ребят. Соседями были, дружили. Может, кто из девчонок подружками были с его сестрами?

– А их никто хорошо не знает. Они к нам после морового поветрия с лесного хутора перебрались. Сказали, что у них на хуторе вымерли все, а у нас в Куньем одна бабка Листвяне дальней родней приходилась. Могли, правда, и не принять, но Листвяна старикам двумя десятками коней поклонилась. Она тогда скотины много пригнала. То есть обычной скотины было немного: три коровы с телками, овец десятка полтора, козы еще вроде бы… А коней целый табун. Вообще-то они бедными были, если бы не лошади. Всех вещей – одна телега. Зимней одежды не было… Только конями и спаслись. Ну и бабка – родня их – вскорости померла, так что хозяйство им осталось.

– Что, бабка совсем одинокая была?

– Нет, почему? Только все перемерли в моровое поветрие, остались бабка с внучкой. Томила-то не Листвянина дочка – сирота.

«Так, сэр Майкл, пора закругляться. Информации – куча, требуется обмозговать. Теперь выходим из разговора “по Штирлицу”».

– Я тебя, Яша, почему так расспрашиваю? Есть мысль сделать в Младшей страже один десяток специально для войны в лесу. Ты подумай о том, кого туда определить можно будет. Понял?

– Ага.

– Скоро нам пополнение будет, может, там парни подходящие найдутся. Так что подумай пока, с отцом поговори, потом ребят из пополнения посмотришь. Всё, иди конем займись.

– Слушаюсь, господин старшина!

Как только Яшка отошел, Дмитрий, напористо уставившись в глаза Мишке, выдал:

– Так не бывает!

– Чего не бывает?

– Если на хуторе все вымерли, то вещи-то должны были остаться, а у них только одна телега и даже зимней одежды не было. Такое после пожара бывает, но тогда людей было бы больше.

«Как его зацепило, даже про пополнение спрашивать не стал. Шерлок Холмс, туды его…»

– И со скотиной непонятно, – продолжил Митька. – Что это за хутор такой: три коровы, а лошадей целый табун? Это в степи так может быть, а здесь табунов не держат.

«Всё правильно, сержант Даймон, только не ваше это дело. Вы, уважаемый, конечно, родственник через крещение, но эта проблема настолько деликатная… И приказать заткнуться нельзя – обидится… Придется отвлекать, ну что за жизнь, блин!»

– Ладно, Мить, разберемся. Ты лучше вот о чем подумай – скоро нас больше сотни станет. Придется должности полусотников вводить. Ты как, согласишься?

– А откуда пополнение?

– Боярыня Гредислава Всеславна семь десятков парней дает. Так что ты подумай пока: как полусотней будешь командовать, кого вторым полусотником посоветуешь, как учебу наладить. Ну, и прочее, потом обсудим. А теперь, – Мишка повернулся к Роське, – поведай-ка нам, десятник Василий, что это ты такое Корнею Агеичу в лесу сказал, что он даже повторить не может?

– Да я как лучше хотел… Ты же сам учил… – Роська явно не ожидал вопроса и слегка растерялся. – Я же ничего такого… Книжными словами…

– И что же ты господину сотнику книжными словами сказал?

– Ну, я глянул, как те по болоту от нас уходят, и говорю: «Господин сотник, траектория перемещения объектов как минимум неадекватна», а он мне: «Пасть зашью!»

От неожиданности Мишка чуть не расхохотался Роське в лицо – научил, на свою голову! Дрогнувшим от едва сдерживаемого смеха голосом спросил у Дмитрия:

– Мить, ты что-нибудь понял?

– Да ну его! – неожиданно зло отозвался Митька. – Он уже всех своей книжной премудростью извел. Ребята из его десятка уж и не знают: то ли приказывает чего-то, то ли просто ругается. А дядька Илья и вообще говорит, что Роська сумасшедший и его надо в темный погреб посадить, пока на людей кидаться не начал.

– М-да… Теория, мой друг, суха, но вечно зеленеет древо жизни! А теперь, Вася, скажи Мите то, что ты хотел сказать господину сотнику, но нормальным – не книжным – языком.

– Так это… Долго было объяснять, а ты сам говорил, что научные термины…

– Ничего, – перебил Мишка, – мы потерпим. Рассказывай.

– Ну, по болоту же как ходят? Друг за другом и от одной кочки к другой. А эти рядышком бежали и по прямой. Значит, болото мелкое, дно твердое, трясин нет. Они же пешком весь путь прошли, значит, устали, а мы верхами ехали. Догнали бы и живыми взяли. А Корней Агеич меня облаял и велел Бурею стрелять – для самострелов-то уже далеко было. Вот и получили одних покойников.

– Дурак! – прокомментировал Митька. – Надо было просто сказать: «Болото мелкое, догоним». Вот и все.

– Если такой умный, – огрызнулся Роська, – так чего же молчал?

– А у нас в степи болот днем с огнем не сыщешь, я в болотах не разбираюсь.

– Отставить! – Мишка подпустил в голос командирского рыка. – Молчать обоим! Слушать меня!

Оба спорщика мгновенно умолкли и уставились на своего старшину.

«Приживается дисциплинка-то!»

– Во-первых, то, что ты, старший десятник Дмитрий, в болотах не разбираешься, – не оправдание! Жить и воевать тебе придется здесь, поэтому придется научиться разбираться и в болотах, и в лесах, и во всем, чего у тебя в степи не было.

Во-вторых, сотник Корней после ранения в лицо плохо видит вдаль. Ему и так трудно было разобраться, а тут еще ты, Роська, влез не по делу. Скажи спасибо, что тебя только облаяли, мог бы и по шее огрести, причем за дело.

В-третьих, ты наврал. Беглецы болото знали хорошо и шли по нему правильно, так что траектория их перемещения была совершенно адекватной условиям местности.

И, наконец, в-четвертых. В строю и в бою командовать и докладывать надо коротко, четко и такими словами, чтобы было понятно сразу, а не приходилось раздумывать: что это я такое сейчас услышал? Книжные слова – для книжных бесед и мудрых размышлений, а у воинов речь своя – веками выработанная и кровью проверенная. Из всего сказанного следует вывод… Какой вывод, десятник Василий?

Роська шмыгнул носом, переступил с ноги на ногу и мрачно констатировал:

– Я сам был неадекватным.

– А попроще?

– Дураком выставился…

– Вот именно! Так всегда и бывает, когда хочешь умнее всех выглядеть. А потому слушай приказ! Десятнику Василию запрещаю пользоваться книжными словами в строю и в бою!

– Слушаюсь, господин старшина!

– Старшему десятнику Дмитрию приказываю обучить десятника Василия воинской речи и правилам ее употребления.

– Слушаюсь, господин старшина!

– Ступайте… умники.

«Вот так, сэр. Великий, могучий, живой великорусский… Никакого великорусского языка еще нет, а проблемы уже есть. А дальше будет еще круче. Сколько русских языков будет в двадцатом веке? Бытовой, возвышенный, официальный, “канцелярит”, архаичный, ненормативный… Имя им – легион. А еще чуть ли не каждое поколение собственный сленг добавляет. Демократы к власти пришли – англицизмы поперли… Блин, о чем думаю, других забот у меня нет…

Зато теперь стало понятно, почему я тогда в лесу так легко отделался. Один из пятерых явно был картографом или кем-то в этом роде. Очень уж правильно определено направление и расстояние до Выселок, и план Ратного достаточно профессионально выполнен. Из четверых остальных двое могли быть опытными бойцами, а двое новичками. Вовсе ведь не обязательно для корректировки старой карты давать в сопровождение картографу одних ветеранов. Будь там одни опытные бойцы, они меня пропустили бы, так что я ничего и не заметил бы, или повязали, быстро и бесшумно, если имели задание взять языка.

Скорее всего, я наехал на картографа или на новичка, и у того сдали нервы. Потом один из ветеранов выдал себя голосом, когда прикрикнул на раненого. Он же не знал, что я на звук стрелять умею, может быть, и про самострел не знал. Ну, а второму ветерану просто не повезло, вполне мог меня зарезать. Остались в живых два новичка или картограф и новичок. Потому-то и не попали в меня из луков, и бежали к болоту без всяких хитростей – следы не путали, засаду устроить не пытались. И на болоте подставились под выстрелы».

* * *

Мать Мишка нашел на привычном уже месте – на лавочке возле боковой стены старого дома – и в привычной же компании – приказчика Спиридона. Мать все так же скромно сидела, пристроив на коленях какое-то шитье, а вот Спиридон уже не стоял, а сидел рядышком, и рубаха на нем опять была другой – красной.

«Ну, пижон! Сколько же он тряпок с собой привез? Прямо как мамаша дяди Федора из Простоквашино: два платья уже надела, осталось еще два надеть. И рубахи-то не простые – из дорогих импортных тканей, с богатой вышивкой. И чего он к матери клеится, девок вокруг мало, что ли? Семейная женщина, старше его лет на… черт его знает на сколько, минимум лет на десять.

А ведь она его дурит! Так вот млеть: глазки в землю, ручки на коленках, улыбочка застенчивая – девке неопытной пристало. Нечем же ее этому петуху удивить, сама в столице выросла. Все она понимает и цену всем его кобеляжным заходам знает. Чего ж тогда? Или молодость девичью вспомнить захотелось? Как там принц Гамлет королеве Гертруде указывал?

 
Ни слова про любовь!
В лета, как ваши,
Живут не столько сердцем,
Сколь умом.
 

Но и Спиридон не мальчик, должен понимать неадекватность (блин, вот привязалось) ее поведения. Подыгрывает ей в хорошо известной им обоим игре? Черт их, баб, поймет».

Мишка высунулся из-за угла, дождался, пока Спиридон его заметит, и, скорчив зверскую рожу, погрозил приказчику кулаком. Снова спрятался за угол, переждал пару минут и опять выглянул. Спиридон намек понял, и мать уже сидела на лавочке в одиночестве, но недовольной этим обстоятельством не выглядела и встретила Мишку приветливо.

– Как съездил, сынок? Листвяна место под огороды одобрила?

– Все хорошо, мама, и место удачное, и проехать можно на телеге без труда.

– А дед с Лавром надолго с пивом засели?

– Да, думаю, уже до конца – прямо из-за стола спать пойдут.

Мать вздохнула и слегка поморщилась, демонстрируя традиционное женское отношение к мужским посиделкам с пивом, и вдруг огорошила сына вопросом:

– Ты зачем Спиридона прогнал, поговорить о чем-то хотел?

«Глазки в землю, а все видит. Ну, бабы!»

– Рассказать тебе кое-что хочу, – Мишка присел на лавочку возле матери. – Есть у арабов такая книга, «Тысяча и одна ночь» называется. В этой книге всякие сказки и занимательные истории описаны. Есть там история про трех братьев, нашедших на берегу моря закупоренный кувшин, в котором сидел джинн. Джинн – это демон такой…

– Я знаю, кто такой джинн, Мишаня.

– Ага, так вот, – точного текста сказки Мишка не помнил, но смысл надеялся передать доходчиво. То, что мать слыхала про восточные сказки, его задачу только облегчало. – Так вот. Выпустили братья джинна, и тот пообещал выполнить по одному желанию каждого из них. Старший брат попросил у джинна богатства. И получил самый богатый в городе дом, множество золота, рабов, скота и прочего. Стал одеваться в драгоценные ткани, есть изысканные яства и вообще наслаждаться роскошью. Но однажды в его дом забрались тати, ограбили и убили его.

Средний сын попросил у джинна любви. И стали его любить самые прекрасные женщины и девушки, и ни в чем он не знал от них отказа, но в конце концов заболел от излишеств и помер.

Младший же брат, когда пришла его очередь загадывать желание, сказал так: «Многоуважаемый джинн, сделай, пожалуйста, так, чтобы меня любили немолодые женщины». Джинн выполнил его желание, и кто теперь не знает Великого Визиря, лучшего друга и первого советника Пресветлого эмира, мудрейшего из мудрых, защитника истинной веры – того, кто когда-то был всего лишь младшим из троих братьев, нашедших на берегу моря кувшин с джинном.

«Вот сейчас ка-ак вмажет оплеуху, да как скажет, чтобы не в свое дело не лез! И будет ведь права!»

– Совсем ты вырос, Мишаня, – мать тонко улыбнулась. – Раньше я тебе сказки рассказывала, а теперь вот ты мне рассказываешь.

«В общем-то оплеуха, но… деликатная. Даже сразу и не поймешь: поняла намек или не поняла, обиделась или не обиделась. Да все она поняла! Но больше на эту тему разговаривать не желает. А обижаться на пацана считает ниже своего достоинства. Ну и ладно».

– Ну а если я вырос, так, может, поговорим по-взрослому?

Лицо матери мгновенно сделалось строгим, видимо, она решила, что сын не понял отповеди и хочет продолжить тему ее отношений со Спиридоном. Мишка торопливо, чтобы мать не успела ничего сказать, выпалил:

– То, что Листвяна от деда понесла, знаешь?

– Ну, уж если даже ты знаешь… – мать снова тонко улыбнулась. – Не беспокойся, холопка есть холопка.

– Холопка, да не простая! Из лука стреляет, как воин, сегодня случайно проговорилась, что латников в глаз била. В Кунье пришла недавно – после морового поветрия. И пришла странно. Скарба – только одна телега, даже теплой одежды не было, зато пригнала табун коней в несколько десятков голов. Томила – не ее дочь, а внучка дальней родственницы из Куньего городища. Старший сын Листвяны – Первак – охотничьего дела не знает, но по лесу ходит бесшумно, не оставляя следов. Десяток свой в кулаке держит, как будто был воином, и ведёт себя так, словно ему не шестнадцать, а, самое меньшее, лет двадцать.

А еще в те места, откуда Листвяна родом, сотник Агей водил воинов карать татей за то, что купцов на дороге грабили. Вот и сдается мне, что на хутор, откуда Листвяна в Кунье пришла, «моровое поветрие» налетело верхом, в доспехах и с мечами, а оставило после себя только трупы да головешки. Потому-то ни утвари, ни одежды Листвяна с собой не привезла, а скотину каратели, скорее всего, не нашли – где-нибудь на лесном пастбище была, и детишки, наверно, там же при ней, пастухами.

К деду же Листвяна еще на дороге из Куньего городища подольстилась и сама напросилась нам в холопы. Первак, как я сейчас понимаю, только для виду ломался, а на самом деле только рад был, когда я его в воинскую школу позвал.