Текст книги "Отрок. Внук сотника: Внук сотника. Бешеный лис. Покоренная сила"

Дверь в горницу общим напором вынесли, кажется, вместе с косяком, тут же раздались крики, кто-то упал, над головами блеснуло лезвие рогатины, несколько раз мелькнули в воздухе гирьки кистеней, щелкнул самострел, и все стихло. Мишка, расталкивая ребят, вломился в горницу, выхватил взглядом скрючившегося под стенкой Григория, обошел Дмитрия, остервенело лупившего кистенем лежащего навзничь бунтовщика, и оглядел помещение, освещенное колеблющимся пламенем двух лучин.

На столе, почему-то лицом вниз, лежал мужчина в доспехе, но без шлема, а присевшая перед ним на корточки женщина что-то делала с его головой. У стены на лавке, тоже без шлема, сидел с закушенной губой хозяин дома Устин. Из его левой ноги, чуть выше колена, торчал хвостовик самострельного болта.

Устин, ненавидяще глядя на парней, со стоном поднялся, держась левой рукой за стену, а правой нащупал рукоять прислоненного к лавке меча. Сдаваться он явно не собирался, хотя наступать на левую ногу не мог совершенно, видимо, болт повредил кость.

Мишка услышал позади себя щелчок вставшего на боевой взвод самострела, немного подождал, глядя в упор на хозяина дома, и, не дождавшись выстрела, скомандовал:

– Бей!

Устин рухнул навзничь с болтом в переносице, так и не разжав пальцы на рукояти меча, сидевшая на корточках женщина завизжала и швырнула в Мишку ком пропитанных кровью тряпок. Лежащий на столе не пошевелился, видимо, был без сознания, только сейчас Мишка понял причину того, что его уложили лицом вниз: самострельный болт раздробил бунтовщику нижнюю челюсть, и в любой другой позе он просто захлебнулся бы кровью.

Мишка, вроде бы уже достаточно насмотревшийся на раны и покойников, почувствовал тошноту и отвернулся, обводя глазами своих бойцов.

«Да, теперь уже бойцов!»

Лиц под полумасками шлемов и бармицами было не разглядеть, но за месяц с лишним тренировок в доспехах он уже научился узнавать каждого по фигуре и осанке. Боевое напряжение ребят еще не отпустило, но победа была полной, и они растерянно топтались на месте, не зная, что теперь надо делать.

– Дмитрий! – принялся раздавать команды Мишка. – Бери десяток, ступай наружу и выгоняй всех, кого найдешь, во двор. Ставь к стенам и забору, руки – на стену, ноги – шире плеч. Помнишь, как я показывал?

– Слушаюсь, господин старшина!

– Матвей! – Мишка попытался заглянуть за спины столпившихся ребят. – Где Матвей? Что с Гришкой?

– Здесь я! – отозвался ученик лекарки. – Плохо с ним. Рогатиной в живот… Доспех не пробило, но… Плохо, к Настене надо быстро.

– Ну так не стой, кто-нибудь, помогите ему! Еще раненые есть?

– Двое, – отозвался вместо Мотьки Фаддей. – Там, во дворе. Серапиону на ногу бревно уронили, а десятник Василий задницу порвал.

– Чего-чего?

– Ну, он на рогатине висел, потом сорвался и прямо Яньке на голову сел.

«Яньке? А, ну да! Иоанна почему-то ребята зовут не Ванькой, а Янькой».

– Ну и что, что сел?

– Так на шлем же! Янька за шею держится, говорит, что хрустнула, а десятник Василий на карачках стоит и штаны в кровище.

«Блин, только этого не хватало! Четверо раненых и двоих только случайно не убили. Повоевали, ядрена вошь!»

– Двое – в помощь Матвею, остальным осмотреть дом!

Мишка шагнул к занавеске в дальнем конце горницы, из-за которой все время доносилась какая-то возня. Вытащив на всякий случай кинжал, он рывком оттянул занавеску в сторону, и тут же в левую глазницу железной полумаски, закрывавшей Мишке верхнюю часть лица, воткнулся горящий кончик лучины.

Выпад стоявшей сразу за занавеской женщины был настолько неожиданным, что ни защититься, ни уклониться Мишка не успел. Спасло его только то, что женщина немного промахнулась, и лучина ударила не прямо в отверстие, а в его нижний край. Мишка непроизвольно закинул голову назад, и горящая щепка воткнулась не в глаз, а снизу в надбровную дугу. Воткнулась и застряла, продолжая гореть!

Теряя сознание от боли, задыхаясь от дыма и запаха паленой кожи и волоса, Мишка упал на спину, нащупал торчащую из глазницы лучину, вырвал ее и, рыча от боли, принялся срывать с головы шлем. Отломившийся от лучины уголек провалился между головой и бармицей, подпалил волосы на виске и застрял в ушной раковине. Где-то далеко раздавались крики:

– Старшину убили, режь их всех! Стоять! Детей не трогать! Стоять, убью, ур-роды. Живой старшина, глядите: шевелится!

Визжали женщины, кричали дети… Ничего этого Мишка не замечал, бестолково дергая трясущимися руками бармицу. Наконец кто-то освободил подбородочный ремень, стащил с Мишки шлем и растерянно выругался, увидев то, во что превратилась левая часть головы старшины Младшей стражи.

Как его выволакивали под руки из дома, Мишка не запомнил. На краткое время его привел в чувство испуганный крик деда:

– Михайла!!! Что с ним? Живой?

Потом были только боль и темнота. Очень долго, очень больно и ни искорки света даже в уцелевшем глазу.

* * *

Выздоравливал Мишка долго и тяжело. Купальские праздники он, конечно, пропустил, да и не до праздников было. Рассеченная, прижаренная и истыканная занозами бровь гноилась и жутко болела, Мишка то метался в жару, то трясся от озноба. Настена несколько раз поила его каким-то одуряющим зельем, от которого он начисто вырубался на несколько часов, а потом еще долго воспринимал боль несколько приглушенно.

Настена говорила, что пользоваться этим средством часто нельзя, и сама же с тяжелым вздохом давала его Мишке: видимо, дело было совсем плохо. Около постели постоянно кто-то сидел, но Мишка, то впадая в забытье, то выплывая из него, все время путался в том, кто перед ним находится. Только что вроде бы была мать, и вдруг Юлька, а потом и вообще непонятно кто – явь путалась с бредом.

Однажды, открыв единственный зрячий глаз, Мишка увидел перед собой Нинею.

– Не бойся, не бредишь, – ворчливо пробурчала волхва. – Я это, я. Вот, выбралась сама глянуть, а то раскудахтались: «Глаза выжгли, глаза выжгли!» – Нинея саркастически скривилась и с чувством прокомментировала. – Дуры головожопые!

Кого уж там она приласкала этаким эпитетом, Мишка даже не попытался угадывать. К тому же он вовсе не был уверен, что наблюдает вдовствующую графиню Палий наяву. Нинея сердито пожевала губами и продолжила все тем же ворчливым тоном:

– И ты тоже хорош! Чего сам полез, послать некого было? Ты воевода или мальчик на побегушках? Тебе людьми командовать надо, а ты как курица паленая…

Нинея неожиданно встала и, сделав несколько не по-старушечьи широких шагов, распахнула дверь. За дверью обнаружилась материна сенная девка, застывшая от неожиданности в характерной позе – подслушивала. Девка (как ее зовут, Мишка вспомнить не смог) в ужасе уставилась на волхву и уже начала открывать рот, собираясь не то завизжать от страха, не то сказать что-то в свое оправдание, но Нинея не дала ей сделать ни того, ни другого. Волхва зло стукнула посохом в пол и, выкинув в сторону девки руку ладонью вперед, выкрикнула:

– Оглохни!

Девка с полминуты простояла, приоткрыв рот, словно прислушиваясь к чему-то, а потом, прижав ладонями уши, осела на пол и тихонько завыла.

– Так-то вас, дурищ, – проворчала Нинея и, закрыв дверь, вернулась к Мишкиной постели.

«Брежу. К гадалке не ходи – брежу. Не может такого быть, потому, что не может быть никогда! Никаких признаков гипнотического воздействия: ни предварительной подготовки, ни пассов руками, ни блестящего предмета или света в глаза. Что там еще гипнотизеры используют? Неважно! Не могла девка оглохнуть от одного окрика. Но ведь оглохла же? Брежу, вот и всё».

– Долго еще валяться будешь? – снова напустилась на Мишку Нинея. – Парни для твоей воинской школы готовы, только знака ждут, крепость без твоего догляда строится, намедни двое твоих балбесов чуть не утонули, Первак с братом твоим… который из Турова, – Нинея так и не произнесла вслух христианское имя Петьки, – подрались. Ходит теперь твой братишка разукрашенный, как скоморох.

– Я вот как раз насчет Первака хотел… – начал было Мишка.

– Правильно хотел! – перебила волхва. – Да больно долго собирался! Не шестнадцать лет ему – самое малое двадцать. И крови у него на руках… – Нинея недоговорила и махнула рукой. Впрочем, слов и не требовалось, и так всё было понятно.

– Я с матерью… – снова попытался заговорить Мишка, но Нинея опять его перебила:

– Знаю! Медвяна мне сама все рассказала. Умница у тебя мать, всё правильно решила. Пока он неопасен, а в первом же бою… Только не сам! Не своими руками! Понял меня? Еще раз тебе повторяю и буду повторять, пока не поймешь: ты – начальный человек, твое дело приказывать, а не самому везде лезть!

Нинея помолчала, нахмурилась и тихо пробормотала:

– Что же я хотела-то? Сбил ты меня с мысли…

«Интересно, когда это я успел? Ты ж мне слова сказать не даешь. Нет, точно брежу! Нинея никогда на память не жаловалась».

– Да! – вспомнила Нинея. – Я тебе говорила: долго ли еще валяться собираешься? Понравилось, значит, что все вокруг тебя хороводятся да сюсюкают?

Обвинение было просто возмутительно несправедливым. Мишка еще ТАМ читал, что так называемые «обожженные раны» лечатся очень плохо и зачастую их приходится иссекать. ЗДЕСЬ хирургия была не очень-то популярна, хотя, когда требовалось, лекари и резали, но больше полагались на травы, настои, отвары, да еще на психотерапию. Это на Западе врачи, чуть что, за ножи хватались.

Да и кроме обожженной раны проблем хватало. Левый глаз закрыло водяным пузырем, левое ухо тоже, волосы на виске и над ухом сгорели. За ухо Мишка не опасался, а вот глаз. Не дай бог, из-за ожогового шрама не станет подниматься как следует веко. Пластической хирургии ЗДЕСЬ уж точно нет.

– Хватит себя жалеть! – продолжала между тем Нинея. – Половина твоей болезни – боязнь дел. Отроков учить, крепость строить, за торговлей следить… И никто тебя не заставлял, сам напросился!

Нинея помолчала, потом вдруг очень быстро преобразилась из грозной волхвы в добрую бабушку. Голос у нее потеплел, на губах появилась знакомая улыбка. Она укоризненно, но вместе с тем ласково покачала головой.

– Спрятался в норку… лисенок. Не бойся, Мишаня, справишься, я знаю. Да и поможем тебе: и я, и другие. Смотри, сколько народу тебя любит. И Светлые боги тебе благоволят, по кому другому, на твоем месте, давно бы уже тризну справили, а тебе везет. Давай-ка поправляйся быстрее, а то Красава меня совсем извела, все наговоры лечебные выведывает, никак поверить не может, что на тебя они не действуют.

«Ага, не действуют… Что ж ты тогда “лекарским голосом”, как Юлька…»

Додумать Мишка не успел, начал погружаться в дремоту. Уже сквозь сон до него доносилось:

– Вот, если бы действовали, ты бы у меня уже…

* * *

Когда Мишка снова открыл глаз, рядом сидела мать.

– Мама…

– Проснулся, сынок? На-ка вот, попей, – мать дала Мишке глотнуть чего-то лечебного – горького, остро пахнущего травами. Мишка сморщился, мать тут же тревожно спросила: – Болит, Мишаня?

– Не сильно. Полегчало вроде бы… Мама, а я Нинею во сне видел…

– Не во сне, сынок, она на самом деле приезжала…

– Так она что, на самом деле девчонку… – Мишка так и не вспомнил имени холопки. – Ну, которая у двери…

– Ваську-то? А и поделом! – построжавшим голосом подтвердила мать. – Я ее послала спросить, не надо ли чего? А она… Любопытство всё дурное! Ничего, это – не насовсем. Вот поправишься, отвезешь ее к Нинее, та ее и простит, сама обещала.

– А я думал, мне приснилось.

– Нет, не приснилось. Нинея приезжала деда за семьи бунтовщиков просить, – мать неожиданно улыбнулась. – Батюшка Корней от удивления чуть дара речи не лишился – волхва и поп одного и того же просят! Только отец Михаил просто о милосердии взывал, а Нинея предложила жен бунтовщиков обратно к родне отправить. Из них же почти половина пришлые – из дреговических родов.

– И как? Согласился дед?

– Согласился. Сначала-то, как тебя увидел, озверел напрочь, меч вытащил да в дом, только застрял в дверях. Вы там наломали, нагромоздили, и на двух-то ногах не пролезешь. А потом Леша… Алексей его удержал – сказал, что ту бабу, которая тебя ранила, ребята сами кистенями забили.

Мать произнесла это совершенно спокойно, не изменившись в лице, не дрогнув голосом.

«Стоп, сэр Майкл! Не комплексовать! Анна Павловна – женщина двенадцатого века, вдова, невестка и мать воинов. С ее точки зрения, ребята были в своем праве и кара была справедливой. Здесь, в Ратном, женщины постоянно живут рядом с оружием и смертью, да и другие, в Турове, например, тоже не шибко бы ахали. Средневековье есть Средневековье. А вот “Леша” вместо “Алексей” – явная оговорка по Фрейду. Впрочем, следовало ожидать, по первой встрече уже предвидеть можно было».

– Вот такой я витязь, – попытался пошутить Мишка. – То сестра граблями побьет, то баба лучинкой.

– Нет, Мишаня, – не приняла шутливого тона мать. – От Марфы раненым быть не стыдно. Кремень была баба! Царствие ей небесное, – мать перекрестилась. – Почитай, у нее на глазах сына и мужа убили, а она – ни звука, ни шороха! Стояла за занавеской и ждала… И дождалась! Чудо тебя спасло.

«Да! И этому мать у воинов научилась – уважать достойного противника. “Чудо тебя спасло” и все-таки “Царствие ей небесное”. Наверно, себя на ее месте представила…»

– Мам… Я сильно изуродован? Рожа теперь…

– Прекрати! – резко оборвала Мишку мать. – Не девка, воину шрамы не в укор! – потом более мягким голосом успокоила. – Настена обнадежила, что ничего особо страшного не будет. Да и растешь ты еще, шрамы растянутся. Главное – зрение сохранить, но с этим, как будто, всё не опасно. И Настена и Нинея говорят, что все обойдется. Не изводи себя, девки шарахаться не будут.

«Не-а, неубедительно врете, леди Анна. Что-то там у меня не так. Слишком резко вы меня, маман, оборвали, похоже, сами со страхом ждете, когда повязки снимут».

Мишка почувствовал усталость (или лекарство начало действовать?) и прикрыл глаз.

– Вот и хорошо, Мишаня, вот и поспи.

«Значит, Нинея не приснилась… И девка действительно оглохла. А не кажется ли вам, сэр, что со всей этой мистикой пора как-то разобраться? Мало ли что Нинея постоянно повторяет, что я колдовству, наговорам и прочей мистической хрени не поддаюсь. Неизвестно, что у нее еще в загашнике есть, на крайний, так сказать, случай.

Сегодня… или это вчера было? Неважно! Сегодня Нинея еще раз подтвердила открытым текстом, что видит меня командиром высокого ранга. Ну, не может она вот так просто отдать под мое начало множество людей, не имея рычагов воздействия на меня. Как-то же она надеется мной управлять? Как?

Еще ТАМ я достаточно наслушался про всяких магов, колдунов, экстрасенсов, хилеров и прочих чудодеев. Большинство, конечно же, жулики. Но был же Вольф Мессинг, есть настоящие, без подвохов, гипнотизеры. Гипноз, кстати, признан официальной наукой, применяется в медицине… Однако, насколько я понимаю, на уровне обыденного сознания их возможности сильно преувеличены и приукрашены. Да и сами эти, скажем так, нестандартные личности, любят напускать вокруг себя туману, для пользы дела, надо полагать: клиент должен быть заранее настроен на результат…

Ага! Есть отправная точка для анализа! Обыденное сознание! ЗДЕСЬ, так же, как и в двадцатом веке, имеется собственная виртуальная реальность, ее объем и насыщенность информацией, пожалуй, не меньше, но информация-то иная! Лешие, водяные, кикиморы, домовые, банники, овинники, языческие боги, христианство. Все со своими обрядами, ритуалами, легендами, сказками. Невозможно все даже перечислить, не то что осмыслить.

И еще одно – всё это так же жестко связано с реальностью, как и виртуальность, порожденная глобальной Сетью. Так же влияет на поведенческие реакции как отдельных людей, так и целых слоев населения. Более того, виртуальная реальность компьютерного века еще не создала в “реале” такого количества писаных и неписаных норм, нравственных императивов и…

Мать честная!!! Да ЗДЕШНИЕ же люди не видят, не чувствуют разницы между “реалом” и виртуальностью! Для них реально ВСЁ!!! Даже христианские священники верят в существование всяких там берегинь, русалок и оборотней. Да, считают их порождением Тьмы, да, запрещают прихожанам им поклоняться, но верят!

ТАМ, в двадцатом веке, есть люди, которые не могут сопротивляться воздействию рекламы, СМИ, политтехнологов. Профессионалы, владеющие технологиями воздействия на массовое сознание, для них всемогущи, как… как Нинея!!! Боже мой! Если ТАМ, где большинство видит и знает разницу между реальностью и виртуальностью, возможно такое, то что же возможно ЗДЕСЬ?

ЗДЕШНИЙ профессионал способен творить с людьми вообще все, что захочет! Приказала Нинея: “Оглохни”, и девка оглохла потому, что не сомневалась: после такого приказа волхвы она не будет слышать ничего. Была уверена в этом. ВЕРИЛА! Физиологически она не глухая, но ее сознание не воспринимает сигналов, пришедших от слуховых нервов.

Заблокирован слуховой центр в мозгу? Черт, я же не физиолог, не знаю почти ничего. Стоп, стоп, сэр Майкл. Неужели все так просто? А почему бы и нет? Общеизвестный пример: шаман, колдун, или как еще его там называют, подходит к дикарю из примитивного племени и говорит: “Через три дня ты умрешь”. И человек умирает, хотя ничем не болен. Умирает, потому что ВЕРИТ, что иначе и быть не может!

Я же тетку Татьяну именно с использованием этого принципа и “лечил”. Волхва там не было, но был символ – кукла, проткнутая иглой. Этого оказалось достаточно. Так-то оно так, но с чего же вы, сэр, после “сеанса” в обморок брякнулись? М-да, не так-то все просто.

Что-то Настена мне потом толковала про то, что я всю свою энергию на восстановление репродуктивной функции потратил. Мол, мужики в этом ничего не смыслят, а я сунулся и чуть сам медным тазом не накрылся…

И что-то еще. Помню, что зацепило какое-то спорное высказывание, но сначала отвлекся, а потом забыл… Да, сначала удивился, что в двенадцатом веке может быть атеистка… Нет, не то. Что же еще?

Трам-там-там. А и Б сидели на трубе… Чтобы вспомнить, надо забыть, отвлечься, подумать о другом… Роська задницу порвал. Как я у матери-то забыл спросить про него? Свинья вы, сэр, позвольте вам заметить…

Есть! Вспомнил! Настена сказала, что знание – это и есть самая сильная вера. Тут вы, доктор, наврали. Знание – антитеза веры! Антитеза потому, что само по себе знание является плодом сомнений и поиска, следствием весьма непростого процесса осмысления фактов и проверки их практикой.

А вере сомнения и поиск категорически противопоказаны, потому что она – данность, самодостаточная и не подлежащая ревизии. Вера – ангел в сияющих одеждах и (на всякий случай) с огненным мечом в руках, а знание – бурлак, тянущий против течения баржу, нагруженную сомнениями, вопросами, результатами проб и ошибок.

И что же? Практикующий врач этого не ведает? Вот уж позвольте не поверить. Но этот практикующий врач, между прочим, прекрасно знает, что утратит большую часть своих целительных способностей без веры больного в его силы. Вот так, как со мной. Я не верю ни в Бога, ни в черта, ни в демократию. На меня колдовство и не действует, Нинея сама призналась. Но есть и оборотная сторона медали – мне не могут помочь целебные наговоры.

Хе-хе, сэр. Древнейшая дилемма – что лучше: сытое рабство или свобода на подножных кормах? Каждый выбирает по себе. Но у меня-то выбора нет, заставить себя искренне поверить во все эти прибамбасы я не смог бы при всем желании. Вот и лежу теперь, размышляя о возможностях современной хирургии. А так бы…

Впрочем, сэр, мы отвлеклись от основной темы. Итак, с чего, собственно, я брякнулся в обморок после “лечения” тетки Татьяны? Версию энергетического отсоса, предложенную Настеной, отбрасываем как несостоятельную. Попробуем зайти с другой стороны.

Отчего, собственно, люди падают в обморок? Я, конечно, не врач, но меня ведь и не интересуют все причины сего конфузного для молодого мужчины события. Вот именно! Молодого мужчины – подростка в период полового созревания. Помнится, была пара случаев в школе, где-то в классе седьмом или восьмом, когда пацаны ни с того ни с сего зеленели и отрубались.

Школьный врач потом объяснял: мы растем так быстро, что сердце и другие внутренние органы за этим ростом не успевают. Достаточно не выспаться, вовремя не поесть – и пожалуйста. Потом он, правда, начал гнать пургу о вреде курения, алкоголя, опасности ранних половых связей. Счастливый был человек – ни СПИДа, ни наркомании, даже клея “Момент” тогда еще не было.

Стоп. Опять отвлекся. Итак, не выспаться, не поесть, быть в возрасте “гадкого утенка”. Так ведь именно так все и было! Ночью плохо спал из-за раненой ноги, да еще лег поздно – куклу делал. Лавр поднял ни свет ни заря, завтракать я отказался. Как бы ни был в себе уверен, но весь “сеанс лечения” был “на нервах”. Ну и, естественно, отходняк. Да, сэр, развела вас доктор Настена, как девственника на призывной медкомиссии.

Ну-с, любезный, будем считать, что рабочая гипотеза сформулирована. ЗДЕШНИЕ профессионалы способны творить чудеса потому, что основная масса населения непоколебимо верит в их способность эти самые чудеса творить.

Вообще-то порядок исследования должен быть другим: накопление статистического материала, выдвижение не противоречащей имеющимся фактам гипотезы, подтверждение выдвинутой гипотезы экспериментом, создание теории.

Статистического материала у вас, сэр, маловато, но зато все случаи наблюдали лично. А! Не диссертацию защищаю, в конце-то концов, так, для себя размышляю.

Первый факт. “Поединок” Нинеи и отца Михаила. Падре Мигель – человек и без того отнюдь не богатырского здоровья, к поездке в “вертеп нечистой силы” готовился тщательно. То есть не ел, не спал, сутки напролет (если не больше) стоял на коленях или лежал крестом в холодной, продуваемой сквозняками церкви.

После такой “подготовки” его, конечно, только что ветром не шатало. И был преподобный Майкл уверен, что столкнется с чудовищным по силе колдовским воздействием. Верил! Непоколебимо верил в мистическую силу Нинеи. Результат был вполне предсказуемым – стоило волхве только изобразить грозный вид (а это-то она умеет), как монах тут же это кошмарное воздействие и ощутил. Сам себя сжигал собственной верой! Верой не в Бога христианского, а в могущество Нинеи! Продержался на голом фанатизме несколько секунд и “поплыл”.

Факт второй. Эпилептический припадок волхва из Куньего городища. В силу Нинеи он верил? Верил. Могла, кстати, она эту веру и какими-нибудь фокусами укрепить, он же у нее несколько дней жил. А в собственных силах он, надо понимать, был неуверен, недаром же у него была репутация слабого волхва. И когда Нинея в него глазищами ведьмовскими вперилась, да еще и прикрикнула властно, тут-то он и тормознулся.

Надо отдать должное мужику – преодолел. Не Нинеино воздействие, а собственный ступор, порожденный верой в Нинеины силы. Преодолел, хотя и с трудом, и ждал за это наказания. Раз ждал, то оно и последовало. Нинея, наверно, и сама не знала, что именно с волхвом случится, он сам выбрал, вернее, его организм. Мог быть эпилептический припадок, мог паралич разбить, а мог и просто в штаны наложить. Но, видимо, имелись предпосылки именно к эпилепсии.

После этого он Нинее был подчинен уже безоговорочно. Если бы Красава его в прорубь не спустила, то и близко бы к владениям волхвы не подошел. А подошел бы, нет сомнений, его тут же и скрутило бы, а Нинея об этом даже и не знала б.

Я, правда, тоже что-то такое непонятное ощутил, но ведь и я ждал ее удара, причем искренне, полне серьезно. Вот и почувствовал нечто, хрен знает что.

Факт третий. “Оглохшая” девка Васька. Ну это мы уже обсуждали.

Факт четвертый. Знаменитое Нинеино “рассказывай”. Гм, а вот тут без гипноза, пожалуй, не обошлось. Именно под гипнозом люди вспоминают то, что давно и прочно забыли. Роська, например, вспомнил детство и даже несколько слов из родного языка. Митька излил душу, хотя вспоминать о гибели семьи ему вовсе не хотелось, но и терапевтический эффект налицо – из депрессии Нинея Дмитрия вытащила.

А теперь – вы, сэр. Да, сэр Майкл, имейте мужество признаться: вы на Нинеино “рассказывай” тоже велись. Однако были и отличия. Во-первых, в транс, как Митька и Роська, я не впадал – все помню. Во-вторых, мимо рискованных тем удавалось проскакивать. Видимо, какой-то самоконтроль у меня все же сохранялся. То есть гипноз на меня действовал, но пиететом к магическим способностям волхвы он не подкреплялся, очевидно, в силу стойкого скепсиса, присущего человеку, родившемуся при сталинском тоталитаризме, росшему при хрущевском волюнтаризме, мужавшему в брежневском застое и пережившему в зрелые годы горбачевскую перестройку и ельцинские кунштюки с приватизацией и развалом Советского Союза.

Факт пятый. Противоестественное спокойствие Нинеиных детишек. Тут, пожалуй, все просто. В цирке медведей на велосипедах ездить учат, и никто не удивляется. А уж выдрессировать малышню, при Нинеиных-то талантах и полном отсутствии родительского комитета, общества защиты детей и прочих гуманитарных организаций, – вещь вполне реальная.

И еще попутный вопрос: с чего бы это волхв, ныне покойный, с топором на меня кинулся? То иголку колдовскую подарил, а то с топором. Как-то не вяжется, не стыкуется. Если подарил иглу в благодарность за освобождение, то зачем убивать, а если хотел устранить постороннего, проникшего в колдовские тайны, то зачем иглу дарить? Сначала поблагодарил, а потом передумал? Стоп! А если он сам во все эти штучки искренне верил? А ведь верил, иначе Нинея с ним не справилась бы.

Так, господа колдуны и маги, а ведь вы вовсе не одинаковы. Одни из вас верят в то, что исполняют на публике, а другие… Хе-хе! Есть же и такие, которые все понимают, но цинично пользуются темными суевериями как населения, так и своих наивных коллег. И, разумеется, всё понимающие циники гораздо сильнее тех, кто истинного положения дел не разумеет.

Скорее всего, волхв мне не простую иглу всучил, а какую-нибудь заговоренную, которая, по его мнению, должна была меня, а то и всех, кто участвовал в “лечении”, угробить. А когда не получилось, решил применить простое, но сверхнадежное средство – топор.

В таком случае, лекарка Настена, несомненно, относится к категории циников или, назовем помягче, реалистов. То-то она мне поведала, что попы с волхвами нас дурят.

А Нинея? Баба прошла огни, воды, медные трубы и еще черт знает что. С такой биографией святую наивность сохранить невозможно. Разумеется, она реалистка, да еще со способностями к гипнозу и прочим “нестандартным” вещам. То-то они с Настеной друг друга, мягко говоря, не жалуют – двум реалистам рядом очень уж неуютно.

Интересно: а Юлька? Пудрит ей мамаша мозги или правду рассказывает? Пожалуй, правду. Дважды при мне и в присутствии Юльки Настена объясняла, что наговор сам по себе не лечит, а все дело в вере. Значит, Юлька реалистка, да еще и не без “нестандартных” способностей. Конечно же, Нинее захотелось ее в свои ученицы завербовать!

Вот, пожалуй, и всё. Никакой мистики, все объясняется на основе вполне материалистических категорий. И это было бы прекрасно, если бы не… Большое такое “НЕ”. Очень, очень серьезное. Как, каким образом лечила меня Юлька, а потом мы, вдвоем с Юлькой, лечили Демьяна? И ведь не отмахнешься – сам участвовал.

Нет, с этим мне, пожалуй, вот так сразу не разобраться – мало фактов и знаний. Но будем иметь в виду на будущее, ибо сказано: “Ищи и обрящешь, толцы и отверзится”.

Кстати о христианских пастырях. Они-то кто – идеалисты или реалисты? Притащили на Русь свою собственную виртуальность, выращенную на иной почве, а потому очень скверно совместимую с уже имеющейся на месте. Столь же эффективно, как волхвы, пользоваться отсутствием границы между виртуальностью и реальностью они, похоже, не умеют.

Причин, надо понимать, две. Первая – то, что их виртуальность пока толком не адаптирована к местным условиям. Вторая… Вторая, пожалуй, покруче будет. Еще там – в Византии – они перестали быть плотью от плоти и кровью от крови собственного народа. Намертво вмонтированные в политическую и административную структуру управления империей, они стали чиновниками от идеологии.

Так что по части чудес и прочей практической мистики попы здорово проигрывают волхвам. Чиновническая же братия конкуренции в вопросах управления не терпит, причем в любых аспектах, абсолютно. Следовательно, волхвы – слуги Сатаны. Дешево и сердито: рубай их, хлопцы!

М-да, а отец Михаил, несомненно, идеалист. Такому в верхней, даже в средней части иерархии не прижиться, несмотря на искреннюю веру, блестящее образование и готовность положить жизнь на благо Православной церкви. Представляю себе, как ответил Феофан на вопрос Иллариона: “Почему столь блестяще аттестованный священник пребывает в отдаленном приходе?“ Что-нибудь вроде: “Ни к чему более не пригоден, ибо верует искренне и пламенно!” И Илларион, разумеется, с этим диагнозом согласился. Уж он-то реалист – пробы негде ставить.

Потом, еще не скоро, православные пастыри (свои – русские) христианскую виртуальность к местным условиям адаптируют, конкурентов “ликвидируют как класс”, и воссияет Русь Православная, а Москва станет Третьим Римом.

Но, по историческим меркам, ненадолго. Петр I всё, с такими трудами сделанное, порушит. Переделка колоколов на пушки – мелочь, царь-реформатор вырвет из Православной церкви душу. Упразднит патриаршество, вынудит священников нарушать один из фундаментальных принципов – тайну исповеди, подчинит Церковь чиновничьей структуре – Священному синоду во главе с обер-прокурором, который даже и священником-то не был.

Потому-то народ и привыкнет почитать Бога, но не доверять попам, а большевики будут громить Церковь не только как “опиум для народа” (это – просто лозунг), но как мощную и неотъемлемую составляющую императорской власти.

А настоящая Русская православная церковь, презрев гонения и гонителей, будет жить, возвысит свой голос, призывая к защите Родины в Великую Отечественную войну, отметит тысячелетие крещения Руси, простит и канонизирует Дмитрия Донского… Но это будет потом, нескоро.

Всё это, конечно, прекрасно, сэр Майкл, но какие практические выводы могут воспоследовать из столь высокоумных рассуждений? А выводы просты. Во-первых, колдовство мне не страшно, не могут волхвы ничего со мной сделать, потому что я в их мистические силы не верю. А под гипнозом многого сделать не заставишь, возможности гипнотизеров обычно сильно преувеличивают. К тому же Нинее я требуюсь со светлой головой.

Во-вторых, спектакль, надо понимать, продолжается. Нинея Ваську “лишила слуха” не столько для нее, сколько для меня – все еще надеется внушить мне должное почтение, даже трепет, чтобы получить в свои руки рычаги управления мной. Я дико извиняюсь, мадам Петуховская, но фиг вам! Предупрежден, – значит, вооружен.