Текст книги "Миронов"

8

Трудно ли было Миронову завоевать авторитет у местного населения? Легко ни одно трудное дело не дается. Но он был, как сама природа Дона, – щедрый, искренний, соответствующий наиболее полно тому миру, среди которого жил. Намного сложнее складывались его отношения с красноармейцами. Голодные и злые, уничтожавшие «золотопогонников» просто так или только за то, что они офицеры. А тут их командир, оказывается, бывший царский полковник. Позор! Да к тому же бесконечные бои и отступления, потому что противник неожиданно напал на плохо подготовленные революционные войска. Красноармейские части отступают, значит – предательство и измена бывших царских офицеров, специально подставляющих их под удар. Тут уж Миронову нельзя было показать и тени сомнения в правильности принятого решения, надо на деле доказывать, что оно единственно верное. Но глазное, самому идти впереди наступающих цепей и первому принимать пули и штыки врага. Не дрогнуть. Не расслабиться. Не изменить самому себе. Не дать страху хоть на краткий миг сковать волю и оцепенеть перед мыслью о возможной гибели.

У станицы Скуришинской, возле кургана, рота, шедшая в цепи, была обстреляна ружейным и пулеметным огнем, дрогнула и обратилась в беспорядочное бегство. На коне, карьером, сопровождаемый только одним ординарцем, Филипп Козьмич врезался в бегущую толпу и заорал: «Стой!.. За мной!.. Вперед!..» Вражеские пули градом летели, но ни одна не задела. Миронову сначала удалось остановить роту, потом повернуть лицом к наступающему противнику и атаковать...

После успешно проведенной атаки один красноармеец, легонько потирая плечо, без обиды в голосе говорил другому: «Бешеный наш командир. Когда я драпу давал, так он перетянул меня плетью – я сразу пришел к памяти... Ну и геройский казак – первым под пули лезет...»

Командир роты высказал мысль, что-де, мол, не обязательно так рисковать, как это делает Миронов. Филипп Козьмич ответил: «Чтобы требовать от других, а требовать придется слишком много, надо уметь показывать самому пример и рисковать своей жизнью – таков закон войны».

Храбрый и совестливый, Миронов бесстрашно бросался в полынью братоубийственной войны и старался спасти погибающих. Мудрая социальная логика, глубина и страстность призывов, с которыми Миронов обращался к своим землякам и однополчанам, и в наши дни не перестают волновать воображение исследователей. Трогали и они, брали за сердце казаков и в те дни. С добрым, мудрым словом Филипп Козьмич обращается к однополчанам Боково-Каргинского полка, выказывая незаурядные способности публициста-агитатора: «Братья-казаки Боково-Каргинского полка, пора опомниться. Пора поставить винтовки в козлы и побеседовать не языком винтовок, а человеческим языком, тем самым, которым каждый из нас говорит со своими родными благодаря этому языку. Ведь на что-нибудь он дан нам, а мы вот уперлись и лупим один другого, не зная, за что и за кого. Не сойдемся... Ну, тогда опять заберем винтовки из козел и будем добивать друг друга, а кто останется после нас, будет веселиться над нашими трупами, только не засмеются и не будут веселиться наши сироты. Так что же, друзья мои, винтовки в козлы? Давайте вспомним Карпаты, Двину, Пинские болота, немцев, австрийцев, болгар, турок, венгров... Крепко мы с ними бились, а все спрашивали по временам, да скоро ли конец проклятой войне, скоро ли домой, к своим родным? А кто поумнее был, так тот спрашивал себя: какой, допустим, немец или болгар мне враг? Что, он у меня взял что-нибудь или я у него? Или нам тесно жить на земле? Сроду не видели друг друга, да и не увиделись бы до самой смерти, а вот кто-то взял, подтянул нас одного к другому, дал винтовки в руки и скомандовал: „Пли!“ И погибли от этого „пли!“ десятки миллионов людей, другие десятки остались калеками... Больше четырех лет лилась человеческая кровь. Первыми пробудились от этого дурмана мы, русские. И главного виновника войны – царя, этого первого помещика России, взяли, да по шапке... Люди открыли глаза и увидели, что большевики правы, и пошли за ними. Вот почему мы сильны... Вот уже больше года бьются с нами генералы и ничего не могут сделать, загубив только темные казачьи головушки. Теперь большевики – это вся Россия. Краснов позвал на Дон немцев... Россия трудовая, крестьянская, казачья жива! Родные станичники, опомнитесь и помогите задушить генералов! Ваши станичники, что попали в плен под Глазуновской и Скуришинской в июле, служат у нас. А что ждет вас впереди? Смерть. А детей – сиротство. И за что? За кого? За генералов, помещиков... Зову и всех офицеров и заранее именем Революции обещаю неприкосновенность, а искренне раскаявшимся – службу. Службу труду, а не капиталу.

Опомнитесь, боково-каргинцы, еще не поздно. Еще есть время загладить страшный грех восстания в мае 1918 года и затушить пожар.

Начальник 23-й дивизии молодой Красной Армии, казак Усть-Медведицкой станицы Ф. К. Миронов».

25 декабря 1918 года, в ночь под Рождество, 18 белоказачьих полков открыли перед красноармейскими частями Калачево-Богучарский фронт и разошлись по домам... Предварительно они выслали делегацию к Миронову выяснить условия сдачи в плен. Миронов гарантировал им сохранить жизнь и личную неприкосновенность в случае их лояльности к Советской власти.

Однако прошел всего лишь месяц после этих событий, как появилась страшная директива председателя ВЦИК РСФСР Свердлова. Миронов не мог отделаться от мысли, что он словно мстил донским казакам, отказавшимся служить генералу Краснову. Судите сами, когда познакомитесь с содержанием директивы, а она гласит – уничтожить всех их до единого (?!). Тех, кто открыл Калачево-Богучарский фронт и помог советским войскам! И будто подготавливая сей бесчеловечный акт по уничтожению людей, Свердлов еще 26 ноября 1918 года разослал такое директивное указание от имени партии:

«Центральный Комитет категорически предписывает всем членам партии:

Комиссарам, командирам, красноармейцам общими энергичными усилиями вызывать необходимый и скорый перелом в настроении и поведении частей. Нужно железной рукой заставить командный состав, высший и низший, выполнять боевые приказы ценою каких угодно средств. Не нужно останавливаться ни перед какими жертвами для достижения тех высоких задач, которые сейчас возложены на Красную Армию, в особенности на Южном фронте. Красный террор сейчас обязательнее, чем когда бы то ни было, на Южном фронте – не только против прямых изменников и саботажников, но против всех трусов, шкурников, попустителей и укрывателей. Ни одно преступление против революционного духа и дисциплины не должно оставаться безнаказанным. Все части Красной Армии должны понять, что дело идет о жизни и смерти рабочего класса и потому никаких послаблений не будет. Командный состав должен быть поставлен перед единственным выбором: Победа или смерть. Центральный Комитет вменяет в обязанность всем членам партии установить на фронте подлинную революционную диктатуру, отвечающую размерам опасности, угрожающей социалистическому отечеству.

Председатель ЦК Я. Свердлов».

...Когда развалился Калачево-Богучарский фронт, генерал Краснов откликнулся приказом: «Вешенская станица и ее мятежники на этих днях будут сметены с лица земли!..»

Полковник генштаба Ситников обращается к казакам с «сочувствием»: «Родные мои, с приходом союзников (немцев) враг будет разбит, будут уничтожены и его приспешники, которые в трудную минуту изменили своим братьям-казакам».

В директивной вакханалии угроз, убийств и расстрелов, приказов советских руководителей и белогвардейского командования Миронов продолжал борьбу с контрреволюцией. В его призыве звучит голос воина и гражданина:

«Товарищи красноармейцы! Революция победоносно идет к осиному гнезду контрреволюции – Новочеркасску. Горе тем и несмываемый позор, если кто из вас заропщет на тяжесть переходов, голод и холод. Пощады враг не даст. Еще одно усилие выше человеческих сил, но это усилие необходимо, и победа будет за нами, а за победой торжество трудящихся масс и светлая жизнь наших детей. О себе забудем для счастья потомства и человечества... От всех красноармейцев и комсостава требую гуманного человеческого отношения к жителям, запрещаю самовольные реквизиции, грабежи, всякого рода насилия, прошу не класть позорных пятен на Красное знамя труда. Все насильники будут наказаны немедленно».

Миронов не связывал социалистическую революцию с террором. Он считал ее идеалом, так как изначально и она не ставила целью физическое уничтожение любой социальной группы людей, даже белогвардейцев, тем более – трудящихся. Пролетариат, считал он, обладает благородной, хотя и труднейшей формой классовой борьбы – перевоспитанием.

У меня есть все основания утверждать, что позиция Миронова, истинно и подлинно народная, позволяла ему умело организовать массы казаков на борьбу с контрреволюцией и выходить победителем.

Он к тому же хорошо знал обстановку на театре военных действий, знал среду обитания казаков, любил ее, переживал за судьбу родимого края. Его приказы и воззвания, полные сочувствия и милосердия к заблудшим темным массам казаков, находили отклик в их умах и сердцах, и они переходили на сторону Красной Армии. И, пожалуй, главным в поведении Миронова, кроме таланта полководца и простой человеческой мудрости, было то, что его слова не расходились с делами. Данное слово, сказанное устно или письменно, для него – закон. И – правда, с которой тяжело, но оправданно жить.

Войска под командованием Миронова без поражении приближаются к центру контрреволюции – Новочеркасску. Филипп Козьмич награждается золотыми часами и шашкой в серебряной оправе. 28 сентября 1918 года Указом ВЦИК награждается орденом Красного Знамени № 3 (№ 1 – у Блюхера, № 2 – у Панюшкина Василия Лукича, матроса Балтфлота, чрезвычайного военного комиссара Поволжья, Приуралья и Прикамья по борьбе с контрреволюцией).

И вдруг, на первый взгляд по совершенно непонятной причине, Миронова, по приказу председателя Реввоенсовета и наркомвоенмора Троцкого, отстраняют от командования и отзывают с фронта.

Миронов прибыл в Серпухов, где размещался полевой штаб, и неожиданно получил приказ о новом назначении – помощником командующего Белорусско-Литовской армией, а затем – командующим. Все в недоумении, ведь Миронов, командуя тремя дивизиями, за месяц прошел с боями более трехсот километров, загнал белогвардейцев за Северский Донец... Заставил генералов Мамонтова и Секретова отступить от Царицына и расчистил путь 10-й армии для контрнаступления... Враг в панике отступает. Еще одно усилие – и Новочеркасск будет взят... И как раз в такое напряженнейшее время Миронова отзывают с фронта?! Командующий 9-й армией, куда входила группа Миронова, Княгницкий ровно десять дней не отпускал Миронова – нельзя в решающий момент лишать войска такого командира!

Член ЦК РКП(б) и Реввоенсовета Южного фронта Сокольников по прямому проводу связался с командармом Киягницким: «Сегодня, по приезде, (с фронта) узнал впервые о том, что Миронов вызывается главкомом. Считаю его отъезд в настоящее время невозможным. Прошу Вас от моего имени дать Троцкому следующую телеграмму: „Вернувшись с фронта, узнал вызове начдива 23 Миронова главкомом для нового назначения. Категорически заявляю, что настоящее время отъезд начдива невозможен. Прошу срочно отложить до момента, который укажет Реввоенсовет. Член Реввоенсовета Южфронта Сокольников“. Копию этой телеграммы пошлите Гиттису и Вацетису».

За то, что Княгницкий не сразу отпустил Миронове, он был отстранен от командования 9-й армией. Вместо него Троцкий назначил бывшего полковника Всеволодова, вскоре переметнувшегося к Деникину... Воинские части, которыми командовал Миронов, начали разлагаться. И на Южном фронте все заглохло, белогвардейцы воспрянули, узнав, что самый талантливый советский военачальник Миронов, которого они панически боялись, куда-то отозван, и перешли в наступление. За две-три недели Деникин захватил почтя весь Дон.

А разгадка новому назначению Миронова имелась.

Филипп Козьмич, задумавшись о причине своего удаления с фронта успешно наступающих войск, даже повернулся на своем жестком ложе с бока на спину. Заложил руки за голову и, найдя на потолке какую-то точку, уперся в нее неподвижным взглядом... Ведь интрига, только, наверное, более масштабная и более трагичная, чем эта, уже совершалась на его памяти. Он даже непосредственно в ней участвовал. Миронов должен вспомнить ситуацию, сложившуюся на фронтах империалистической войны к маю 1916 года, которая разрешилась катастрофой не только для русской армии, но для всей России-матушки. А ведь разгром Австрии и Германии казался неминуем. Русские войска раздавили бы их, ослабленных, парализованных, выдохнувшихся. Людендорф писал: «Это было критическое время. Мы израсходовали все наши средства, и мы хорошо знали, что никто не придет к нам на помощь, если русские пожелают нас атаковать». Но, однако, получилось так, что вместо поражения германцы оказались победителями и докарабкались аж до самого Дона. Значит, такое кому-то было нужно и выгодно?..

Тогда, в мае 1916 года, Юго-Западный фронт (главнокомандующий Брусилов) должен нанести вспомогательный, отвлекающе-демонстрационный удар. А главный удар поручался Западному фронту (главнокомандующий генерал Эверт). Юго-Западный фронт, взломав оборону противника, успешно продвигался вперед. Ждал, что вот-вот войдут в бой основные силы Западного фронта, предназначенные для главного сокрушительного удара. Но Западный фронт не только не нанес сокрушающего удара, он даже с места не двинулся и обрек на поражение не только известный в истории «прорыв Брусилова», но и всю Россию... Значит, кому-то это нужно было? Значит, кто-то готовил глобальную интригу и успешно проводил? Одно было несомненным – это были злейшие враги России.

И что же, он, Миронов, сидя в одиночном каменном мешке, додумался до того, что здесь можно провести аналогию с его удалением с фронта в самый решающий момент гражданской войны? По крайней мере, он попытается обосновать свою догадку. Нет такой тайны, которая в конце концов не стала бы явной.

Ведь если бы Филиппа Козьмича Миронова не отозвали с фронта, то группа войск, которой он командовал, смяла бы слабые, деморализованные заслоны белогвардейцев и овладела бы Новочеркасском. Что означало разгром контрреволюционных сил и конец гражданской войне на Дону.

Но как раз в этот момент вступает в силу коварная интрига Ешуа-Соломона Мовшовича Свердлова (Якова Свердлова), Троцкого и К°. Их, видимо, не устраивал конец гражданской войны на Дону. Видимо, желательно, чтобы она не завершалась, а еще больше разгоралась. И чтобы казаки продолжали сами себя уничтожать. Эта дьявольская интрига осуществлялась двумя путями. Первый. Остановить продвижение советских войск к центру контрреволюции – Новочеркасску. Как это сделать? Убрать с фронта талантливого полководца, искренне верящего в идеалы революции и победоносное ее шествие. Тогда войска, лишившись твердой, властной руки, сразу же начнут разлагаться и дадут возможность Деникину опомниться, и некому будет гнать его с Дона.

Части Миронова самые дисциплинированные во всей Красной Армии. Сколько он вкладывал веры и страсти в каждое обращение к красноармейцам, заражая их своей верой и страстью:

«Республика превращена в военный лагерь. Именем революции, товарищи красноармейцы, я спрашиваю вас: как же вы и я должны выполнять обязанности по обороне страны от хищников генералов, помещиков, капиталистов, дворян и всей белокостной сволочи? И за себя и за вас отвечаю: трижды беспрекословно. В этом революционная дисциплина. Я не допущу никаких обсуждений по поводу оперативных приказов по дивизии, а тем паче их невыполнения. Не допущу потому, что я служу революции и ее именем отдаю все приказы. Вот когда я окажусь изменником революции, тогда вы, мои товарищи, можете не только не выполнять контрреволюционных приказов, но и судить меня. Но я себя знаю: революции не изменю. И трусом не буду, ибо знаю, что если я умру, то умру за величайшую идею – за лучшее будущее человечества, за лучшую долю для крестьянской и казачьей бедноты. Да живет среди нас, красные солдаты и казаки 23-й дивизии, революционная дисциплина на гибель Краснову и всей черной рати. Нет места среди нас трусам, шкурникам, саботажникам и тайным поклонникам буржуазии. Следите за ними, товарищи красноармейцы! Помните, что наша Республика есть военный лагерь и все в этом лагере отныне строится на беспрекословном повиновении и подчинении воле революции».

Никто не оставался безучастным, воспламеняемый его призывами и приказами, тем более видя, как он с шашкой наголо несется впереди атакующей лавы или с штыком наперевес первым кидается в бой, увлекая всех за собой. Да к тому же Миронов был «заговоренным» – его не брала ни шальная пуля, ни удар вражеской шашки. Командир неуязвим – будут и бойцы живы... Все считали Миронова заговоренным. Колдуном. Кто-то злобную молву пустил, что его не берут простые пули, надо, мол, попробовать медные, уж от них ему пощады не будет. Для этой цели белогвардейцы у жителей конфисковывали самовары и организовывали отливку медных пуль...

И вот Миронова убрали с фронта, войска дезорганизовались, остановились в своем наступательном порыве. Деникин опамятовался, получил передышку. А ведь он стоял на краю гибели. Сам потом вспоминал, что войска разуверились в победе, что все потеряно, что еще одно усилие со стороны большевиков, и ничего поправить уже будет невозможно... Это усилие могли сделать только войска Миронова...

Командующий Донской армией генерал Сидорин подтверждает опасения Деникина: «Когда я впервые столкнулся с комсоставом, то увидел, что у всех офицеров опустились руки. Даже не делалось попыток, чтобы привести воинские части в порядок, и дело считалось совершенно проигранным...»

Оказалось, что поправить положение дел главковерха Юга России Антона Ивановича Деникина сумели Свердлов, Троцкий и К°. Им, выходит, это нужно было?.. Но на том они не успокоились – в коварных замыслах этой компании зрело еще одно «мероприятие»: им нужно было натравить казаков друг на друга, чтобы они еще злее, еще беспощаднее сами себя уничтожали... Как это сделать? Образно говоря, бросить зажженную спичку в стог сухой соломы – и сразу вспыхнет яркий столб огня. Ведь казаки – это гремучая смесь. Любое коварное действо со стороны властей они примут за смертельное оскорбление и взбунтуются. И начнется еще одна междоусобная драчка. Над этой злой проблемой недолго думали – ведь в их руках власть и исполнительная и законодательная, что сварганят, то и пусть кушают казачки? И сварганили они – Свердлов, Троцкий и К°, – так называемое «расказачивание». Но зачем они это делали – вот вопрос. Неужели затем, чтобы восстановить каганат на плодороднейшей долине, ограниченной Каспийским, Черным и Азовским морями?..

А почему бы и нет? Ведь – утверждают иудейские лидеры, как «...факт – присутствие иудеев на юго-западе России в конце первого тысячелетия нашей эры. Тогда части степи помечаются „Земля Жидовинская“ на картах, а в былинах поется о богатырях-жидовинах. В XIX веке еврейское население Восточной Европы выросло восьмикратно, и возник эффект „парового котла“... Наши предки кинулись сразу во все стороны: в Германию за знанием, в Америку за богатством, в Россию – за властью. Ведь Россия – это не страна славян и такой никогда не была... Восточно-европейское еврейство – это „на все сто“ коренная национальность на том просторе, которое мы называем Россией».

Выходит так, что евреи и их лидеры пришли на Дон, чтобы вернуть исконно свои земли? Вот это – новость!.. Нарочно не придумаешь... Это как выстрел в затылок.

Значит, Октябрьская революция – это заговор против России? И русский лапотный мужик, не ведая об этом коварном замысле иудеев, простодушно и доверчиво, глазея на лозунги, бьющие в самое сердце – земля крестьянам! – взял винтовку в руки и пошел разрушать собственную страну? А на самом деле выходило, что под руководством евреев они отвоевывали эту вожделенную землю не для самих себя, а чтобы потом на ней обосновались потомки жидовинов? Об этом, не скрывая восторга, пишет М. Коган в харьковском «Коммунисте» № 72 от 12 апреля 1919 года:

«Нельзя забывать, что еврейский народ, веками притесняемый королями и царями, и есть истинный пролетариат, истинный интернационал, не имеющий своей родины.

Без преувеличения можно сказать, что великая социальная революция была сделана именно руками евреев. Разве темные забитые русские крестьяне и рабочие могли бы сами сбросить с себя оковы буржуазии? Нет, именно евреи вели русский пролетариат к заре интернационализма. И не только вели, но и сейчас советское дело находится в их надежных руках. Мы можем быть спокойны, пока верховное руководство Красной Армии принадлежит товарищу Льву Троцкому. Правда, евреев нет в рядах Красной Армии в качестве простых рядовых. В комитетах и совдепах в качестве комиссаров евреи смело и бесстрашно ведут к победе массы русского пролетариата. Недаром при выборах во все советские учреждения проходят в подавляющем большинстве именно евреи. Недаром, повторяем мы, русский пролетариат выбрал себе главой и вождем еврея товарища Бронштейна-Троцкого.

Символ еврейства, веками борющегося против капитализма, стал и символом русского пролетариата, что видно хотя бы в установлении «Красной пятиугольной звезды», являющейся раньше, как известно, символом и знаком сионизма-еврейства. С ним – победа. С ним – смерть паразитам-буржуям».

Но еще откровеннее был сам вождь Троцкий. В ночь с 25 на 26 октября 1917 года на экстренном заседании ЦИК, обращаясь к Гоцу, Дану и Либеру, он сказал: «...вы займете место, которое вам по праву принадлежит, место хозяев земли русской».

Может быть, это была просто шутка вождя? Или заговор единоверцев, опьяненных легкой победой и решивших, что им уже стесняться ни к чему и они открыто могут теперь распоряжаться лапотной Россией, как своей вотчиной?

Трудно с этим смириться, но факты зримо, грубо твердят: из 22 наркомов Советского правительства оказалось 3 русских, 1 армянин, 1 грузин и 17 евреев. В Военном комиссариате – ни одного русского. Но зато 8 латышей, 1 немец и 34 еврея. В Комиссариате внутренних дел – 2 русских и 43 еврея. В Комиссариате юстиции – 18 евреев и ни одного русского... Среди журналистов центральной прессы – 41 еврей и один русский (Максим Горький)... Словом, у руля Российского государства оказалось всего лишь 30 русских, но зато 447 евреев!.. При таком соотношении сил им ничего не стоило сбить ореол с героя гражданской войны, авторитетнейшего военачальника, любимца казаков, Филиппа Козьмича Миронова. Тут они тоже ничего нового не придумали, а выказали свою собственную коварную душонку.

Вот как это было дело.

10 февраля 1919 года Миронов телеграфировал Реввоенсовету Южного фронта:

«Весь Усть-Медведицкий округ, за исключением 2–3 станиц и волости, очищен от контрреволюционных банд. Обстановка требует немедленного восстановления власти для урегулирования политической и экономической жизни округа, ввиду этого прошу об утверждении в должности чрезвычайного коменданта округа помощника начштадива-23 товарища Карпова (коммунист), который временно исполняет эту должность. Выдвигаемые политкомдивом Дьяченко товарищи Севастьянов, Федорцев, Рузанов в окружную власть не могут быть допущены по тому поведению, которое проявили в тяжкий момент революции. Теперь революция сильнее, все слизняки ползут на солнце и делают пятна на нем».

Суть в том, что Федорцев и Рузанов, будучи в бригаде Миронова, скрытно исчезли, и он, естественно, считал их дезертирами. А Севастьянов оказался в трудную минуту паникером... И теперь они должны возглавить всю полноту власти в Усть-Медведицком округе – с этим Миронов не мог согласиться.

Однако члены Реввоенсовета И. Ходоровский и В. Гиттис настаивали именно на таких кандидатурах. К тому же Федорцев начал назначать своих людей на руководящие должности, в частности, некоего Бирюкова. Миронов дает телеграмму Федорцеву:

«Прошу не вмешиваться в мое распоряжение, а вместе с Севастьяновым, Рузановым прибыть на фронт и взять винтовки как сбежавшим с фронта дезертирам, помочь добить врага. У Бирюкова найдено 10 пудов сахара, что возмущает население. Рекомендация Ваша неудачна. Я Вас и Руднева видел пьяным, и Вам не думать об искоренении этого пьянства. Командующий группой войск Миронов».

Федорцев «смело» отвечает Миронову:

«Товарищу Миронову. На Вашу телеграмму – приказание выехать в Усть-Медведицу из Михайловки ревком сообщает для сведения, что он назначен политотделом Южфронта и Донбюро РКП (б), которым он всецело подчиняется и для ревкома действительны те приказы, распоряжения, которые исходят от вышеназначенных организаций».

Разъяренный и вспыльчивый Миронов, уязвленный «своим» же дезертиром Федорцевым, приказывает:

«Я, именем социалистической революции, протестую против Вашего пребывания у власти, а также Рузанова и др., и требую прибыть ко мне в штаб. Если этого не будет выполнено, я подвергну Вас и Вашу компанию личному задержанию и тогда буду объясняться по этому вопросу со штабом 9-й армии и со всеми теми учреждениями, на которые Вы ссылаетесь. Бойтесь революции, она Вас не простит за те минуты, которые Вам хорошо известны. Еще раз приказываю прибыть. Командующий группой войск – Миронов».

Федорцев обратился с жалобой в политотдел Южного фронта и в Донбюро, а те кинулись к Троцкому – уберите Миронова из Донской области! Казак Миронов не в состоянии воевать против казачьей контрреволюции. Поэтому следует удалить Миронова от родных станиц на другой фронт, хотя с повышением в должности.

Это, так сказать, чисто внешняя причина «повышения по службе» талантливого полководца Миронова. Глубинная же заключалась в том, что на Дону троцкистами затевалась бесчеловечная акция против казачества. И если прямолинейный и бескомпромиссный Миронов противится назначению на должность председателя ревкома одного нечистоплотного человека, то что же он предпримет, когда узнает о директиве Свердлова?! Он не только будет мешать претворению ее в практику «строительства социализма» на Дону, но и просто не допустит такого надругательства над донскими казаками и вышвырнет исполнителей. Поэтому троцкисты убирают Миронова за пределы Донской области и, как бы в «напутствие» в дальнюю дорогу, как злодейский удар в спину, организовывают клеветническую публикацию в газете «Донская правда», № 6, 1 апреля 1919 года: «Волк в овечьей шкуре». Чтобы всенародно очернить имя отважного командарма и тем самым разрушить в умах казачества подлинный образ Миронова:

«С первых дней своей работы районный ревком встретился с неожиданным затруднением в лице начальника дивизии (быв. войскового старшины) Миронова, считавшего себя вождем Усть-Медведицкого казачества. Он выступал с дикими речами против ревкома и коммунистов, говоря, что, когда покончим с Красновым, еще придется воевать с коммунистами. Некоторые темные казаки поддались влиянию дедушки Миронова и стали верить его провокационным басням. А кулачество между тем не дремало и уже начало поднимать голову. Теперь Миронова удалось ликвидировать. Ревкому немало потребовалось усилий, чтобы наладить работу и убедить население, что единственными друзьями бедняков-казаков являются коммунисты».

Выходило так, что «самоотверженные» ревкомовцы устанавливали революционную законность, защищали завоевания Советской власти, а такие закоренелые царские офицеры, как Миронов, ставили непреодолимые преграды на их пути.

Хитрая, с далеким прицелом тактика как бы авансировала реккомовцев, убеждая, что они – совесть народа, во имя его счастливого будущего устанавливают справедливый порядок в донских хуторах и станицах. Так что, когда начнется осуществление директивы Свердлова и ревкомовцы станут творить зверства. – им отыщется оправдание...