Текст книги "Миниатюры"

У истоков словесности
Пещерная хроника 003

В юности многие пишут стихи, и Миау не был в этом смысле исключением. Он был исключением совсем в другом смысле – до Миау стихов не писали.

Начал он, естественно, с лирики.

За первое же стихотворение – простое и искреннее – его вышвырнули из пещеры под проливной дождь. Там он очень быстро освоил сатиру – и вот целое племя, похватав топоры, кинулось за ним в ливень.

Хряп в облаве не участвовал. Дождавшись конца ливня, он вышел из пещеры и сразу же наткнулся на дрожавшего за кустиком беглеца.

– Ловят? – посочувствовал Хряп.

– Ловят, – удрученно ответил ему Миау.

– Сам виноват, – заметил Хряп. – Про что сочинял-то?

– Да про все сразу…

– А про меня можешь?

…Тот, кто хоть однажды был гоним, поймет, какие чувства поднялись в груди юного Сына Пантеры после этих слов вождя. Миау вскочил, и над мокрой опушкой зазвучали первые строфы творимой на месте оды.

Оторопело моргая, Хряп узнавал о том, что яростью он подобен носорогу, а силой – мамонту, что грудь его есть базальтовый утес, и что мудростью он, Хряп, превосходит буйвола, крокодила и вепря, вместе взятых.

Племя ворвалось на опушку в тот момент, когда Миау звенящим голосом объявил, что если Хряпа ударить каменным топором по голове – камень расколется, древко сломается, рука отсохнет, а ударивший умрет на месте от изумления.

Храп взревел и, воздев огромные кулаки, кинулся вдогонку за быстро сориентировавшимися гонителями.

Племя пряталось в лесах несколько дней и вернулось сильно поумневшим. У некоторых даже литературный вкус прорезался.

Евгений Лукин
Конец ледникового периода
Пещерная хроника 004

Не повезло племени лярвов с вождем. Ну, что суров – ладно, а вот то, что при нем холодать стало… Летом – снег, льды какие-то громоздятся на горизонте. Выйдешь поутру из пещеры – зябко. Опять же добычи мало, бизоны стадами на юг уходят.

Оголодало племя, осунулось, однако вслух еще роптать не решались. Хряп – он ведь такой. Хряпнет разок – и нет тебя.

Поэтому сами охотники к вождю не пошли, а послали юного Миау. Во-первых, слов много знает, а во-вторых, так и так ему пропадать. Опять отличился – разрисовал изнутри всю пещеру. Такую Бизонью Мать изобразил, что дрожь берет. Вроде корова коровой, а присмотришься: морда – как у Хряпа.

– Короче, вождь, – дерзко сказал Миау, Сын Пантеры, приблизившись к горящему посреди пещеры костерку. – С завтрашнего дня объявляем забастовку…

Услышав незнакомое слово, Хряп хмыкнул и даже отложил кремневое рубило, которым как раз собирался раcкроить череп наглецу. О своем сходстве с запечатленной в пещере бизоньей коровой вождь, правда, не догадывался, поскольку изображена она была в профиль. Честно сказать, он там и рисунка-то никакого не углядел – просто видел, что стенка испачкана.

– А?.. – переспросил Хряп, грозно сводя лохматые брови.

– Холодно, – объяснил Миау. – Бизоны уходят. Совсем скоро не станет. Сделай тепло, тогда и охотиться будем…

Хряп взревел, но, пока тянулся за опрометчиво отложенным рубилом, юный Сын Пантеры успел выскочить наружу. А на следующий день, как и было обещано, ватага охотников начала первую в истории человечества забастовку. Вроде бы вышли на бизона, а сами взяли и попрятались в лесах…

На вторые сутки подвело у племени животы. Да и у вождя тоже… Любой другой на его месте давно бы уже сделал тепло, но не тот был у Хряпа норов. На горизонте по-прежнему мерцал ледник, пушил снежок, копытные тянулись к югу. Шустрый Миау предложил было забить тайком пару отставших телят, а вождю мяса не давать – обойдется! Ну тут уже самого Сына Пантеры чуть не забили. Как это не давать, если положено?..

Понятно, что протянись эта забастовка чуть подольше – вымерло бы племя лярвов за милую душу. Однако уже утром третьего дня Хряп от бешенства утратил бдительность, и забодало его носорогом – прямо на выходе из пещеры. Вождем племени стал Миау.

Ну тут, разумеется, сразу потеплело, льды с горизонта убрались, антилопы вернулись, бизоны… А геологи вон до сих пор толкуют о конце ледникового периода. Чисто дети малые! А то мы не знаем, как оно все на свете делается!..

Шишка мудрости
Пещерная хроника 005

За прямохождение Сыну Пантеры Миау, конечно, стоило бы ноги оторвать. Да и вождю племени Хряпу – за попустительство. Мало того, что, передвигаясь на двух конечностях, мы проиграли в скорости, нажили чёртову прорву болезней и стали рожать в муках – нас теперь ещё сплошь и рядом заставляют работать стоя!

Хотя первое движение Хряпа нельзя не одобрить: бревно он приволок отменное и даже собирался употребить его по прямому назначению, однако затем в вожде проснулся педагог. Вместо того, чтобы обрушить освобожденный от сучьев ствол на голову дерзкого юноши, презревшего обычаи предков и переставшего опираться при ходьбе на кулаки, старый вождь лукаво блеснул глазками из-под мохнатых надбровий и, предвкушающе хрюкнув, укрепил бревно на должной высоте поперёк входа в пещеру.

– О-ё! – только и смог вымолвить юный Сын Пантеры, когда его задело по маковке первый раз.

Вскоре глухой стук и последующее «о-ё» стали для племени чем-то вроде звона курантов. По утреннему «о-ё» надлежало выходить на охоту, вечернее извещало, что пора на боковую. Бревно было прочно, Миау – упрям.

Форма черепа юноши помаленьку менялась: сперва развились две выпуклости от переносицы до середины лба, свидетельствующие, как говорят, о любви к путешествиям, затем пошёл увеличиваться и сам лоб. Впрочем, изменения эти достаточно подробно описаны палеоантропологами.

И всё бы ничего, не стань Миау вождём после смерти Хряпа! Уже на следующий день прямохождение приняло повальный характер. А когда племя лярвов откочевывало к Бизоньей Матери на ту сторону реки, то впереди, разумеется, несли священное бревно, с тем чтобы укрепить его поперёк входа в новую пещеру.

Естественно, что увеличение черепа повлекло за собой и увеличение его содержимого, поскольку природа не терпит пустоты, но ума у нас от этого, поверьте, не прибавилось. Зато прибавилось хлопот. Вы подумайте: таскать с собой повсюду килограмм серого вещества, тогда как для мышления нам по-прежнему хватает нескольких граммов!

Здесь, правда, мнения расходятся. Все согласны, что человеческий мозг используется весьма слабо, однако пессимисты говорят об одном проценте загруженности, оптимисты – о пятнадцати, и лишь советские ученые с гордостью заявляли о двадцати. Но это, конечно, была явная приписка.

1984-2003

Евгений Лукин
Письмо в редакцию

Здравствуйте, дорогая редакция!

Постоянно читая Вашу газету, не могу не поделиться возмущением, охватывающим меня при виде оголтелой пропаганды секса и насилия, обрушивающейся с телеэкрана не только на россиян, но и на хрупкое сознание их четвероногих питомцев. Люди, по крайней мере, могут выразить свой протест в словах и плакатах. Но кто заступится за наших братьев меньших?

Вспомним те времена, когда передача «В мире животных» была высоконравственна и, не побоюсь этого слова, целомудрена! Да, гепард зачастую гнался за антилопой, но, если он даже настигал её, операторы умело скрывали дальнейшее в облаке пыли, поднявшейся при падении, или же тактично уводили объектив в сторону, давая возможность полюбоваться просторами саванны.

Да, самец певчей птицы распускал хвост перед самкой, строил ей гнездо, в крайнем случае демонстрировал брачный танец. Никакой порнографии, одна эротика, на которую было приятно смотреть.

А что теперь?!

Пользуясь разгулом пресловутой демократии, к нам из-за рубежа хлынули сериалы, откровенно смакующие сцены секса и насилия в дикой природе. У меня дома две кошки – и, честное слово, я уже боюсь включать при них телевизор. Чему он их научит?

Насмотришься таких, с позволения сказать, программ – и невольно возникает горькое чувство, будто животные ничем не лучше нас. Я считаю, мы имеем дело с продуманной пропагандой, направленной на разжигание межвидовой розни. В наше сознание, например, умышленно внедряют, что волки – непременно хищники. Да, конечно, встречаются среди них и такие. Но зачем же всех-то под одну гребёнку?

Неужели никого ничему не научил пример той же Великобритании, где питбули, подражая увиденному на экране, загрызли нескольких человек, не считая себе подобных, за что и были зачищены?! Неужели нам мало разгула двуногой преступности?

Дорогая редакция! Надеюсь, вы опубликуете это моё письмо.

С искренним возмущением, Ваш верный читатель и подписчик

Е. Нулик

Любовь Лукина, Евгений Лукин
Полдень. XX век

Небо – точь-в-точь как на потолочной розетке какого-нибудь старого вокзала: обширная пролысина голубизны, обрамленная ненатурально кудрявыми облаками. Вот-вот начнут мерещиться гигантские бледные фигуры рабочих, колхозниц и пионеров, устремленные головами к зениту. Жарко. Теней нет. Ветра тоже. Пыль такая, что можно зачерпнуть кружкой и осторожно во что-нибудь перелить. Все раскалено до последней степени.

Придавленное зноем кирпичное беленое строение с деревянным тамбуром. Сельский магазинчик. Внутри – не то чтобы прохладнее, но во всяком случае темнее. С низкого потолка – все в мухах – свешиваются липучки. Две женщины, купив по буханке хлеба, по килограмму макарон и по кульку пряников, обсуждают, что бы еще купить. Дедок в пиджачке и с палочкой балакает с разморенной продавщицей.

Улица лежит пустая. И вдруг из какого-то бокового ее отростка шуршащим змеиным прыжком выкатывается нечто чудовищное. Ночной кошмар технократа. Светлые траки льются, почти не вздымая пыли. Оно буквально съедает пространство, оно поводит какими-то усиками и щупиками, оно грозно щетинится установками не совсем понятного, но явно оборонного назначения.

Вот один из усиков засек что-то весьма важное, и гусеничное серо-зеленое страшилище слегка меняет курс. Оно осаживает возле магазина, само размером с магазин.

Все покупатели наклоняются к низкому квадратному окну.

– Йех! – говорит одна из женщин. – Гля, что приехало!

Женщины и дедок выбираются из деревянного тамбура наружу. Машина приходит и сильное волнение и принимается наставлять на них то один щупик, то другой.

– Так это эти… – говорит дедок. – С-под Мазановки. Маневры у них, стало быть…

Машина беспокойно шарит антеннами, издавая время от времени нетерпеливое гудение.

– Мань, а Мань! – кличет дедок. – К тебе ведь…

Из деревянного тамбура показывается продавщица. Стоит ей ступить за порог, как все усики, щупики и объективы обращаются в ее сторону. Затем грозная боевая техника приходит в движение. Массивная металлическая ферма совершает замедленный кувырок с проворотом, так что перед попятившейся продавщицей оказывается некая выемка. И в выемке этой лежит купюра.

Продавщица оторопело смотрит на бумажку, потом, смекнув, хватает ее и опрометью бежит в магазин. Возвращается со свертком. Опасливо подобравшись к машине, опускает предательски булькнувший сверток в выемку.

Снова кувырок массивной фермы, мягкий гудок, гусеничное страшилище тем же змеиным рывком трогает с места – обратно, откуда пришло.

– А люди-то, Митрич! – спохватившись, ахает одна из женщин. – Люди-то в ней где?

Дедок зачарованно смотрит вслед машине.

– Стало быть, без людей, – с уважением изрекает он наконец. – Запрограммирована, стало быть… Автоматика…

1989

Евгений Лукин
Рукопись, найденная под микроскопом

(перевод с дрозофильского)

В начале сотворил Морган потолок и пол.

Пол же был безвиден и пуст, и тьма над бездною, и Морган исторг вздох.

И сказал Морган: включите свет. И стал свет.

И увидел Морган, что проводка исправна и свет хорош.

И был вечер, и было утро: день один.

И сказал Морган: да будет твердь надёжная, и да не пропустит она воду, льющуюся сверху. И стало так.

И назвал Морган твердь потолком. И увидел, что не протекает.

И был вечер, и было утро: день второй.

И сказал Морган: да будет третья твердь между потолком и полом. И стало так. И назвал Морган твердь лабораторным столом.

И сказал Морган: да утвердятся на столе стеклянные сосуды из-под молока и да возникнут в них бананы и прочие плоды земные. И стало так.

И произвёл всякий стеклянный сосуд бананы и прочие плоды. И увидел Морган, что этого вполне достаточно.

И был вечер, и было утро: день третий.

И сказал Морган: да будут светила на тверди небесной и да будут они светить на стол.

И создал Морган светила великие, и поставил их Морган на тверди небесной, чтобы светить на стол, и отделять свет от тьмы.

И был вечер, и было утро: день четвёртый.

И сказал Морган: да произведёт всякий банан и прочий плод бактерии, разлагающие его. И стало так.

И сотворил Морган бактерии, и начался процесс брожения. И благословил их Морган, говоря: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте стеклянные сосуды.

И был вечер, и было утро: день пятый.

И сказал Морган: сотворим плодовых мушек дрозофил по образу Нашему и подобию Нашему, и да владычествуют они над бананами, и над прочими плодами, и над разлагающими их бактериями, и над всеми стеклянными сосудами, и над всем, что содержится в них.

И сотворил Морган дрозофил по образу Своему, по образу Моргана сотворил их, самца и самку.

И благословил их Морган, и сказал им Морган: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте стеклянный сосуд, и обладайте им, и владычествуйте над бананами, и над прочими плодами, и над разлагающими их бактериями, и над всеми стеклянными сосудами, и над всем, что содержится в них.

И сказал Морган: вот, Я дал вам всякие плоды – вам сие будет в пищу. И стало так.

И увидел Морган: всё, что Он создал, хорошо весьма (all correct). И был вечер, и было утро: день шестой.

(окончание не найдено)

2005

Любовь Лукина, Евгений Лукин
Рыцарь хрустальной чаши

Широкий стальной клинок еще дымился от крови дракона, когда человек в доспехах привязал всхрапывающего от ярости и страха коня к низкому уродливому дереву и, тяжело ступая, сошел в расселину.

Солнце садилось. В расселине было темно, и все же ржавую железную дверь он увидел издали, сразу.

Он искал ее без малого десять лет.

Там, за дверью, в недрах зачарованной пещеры, таилась Хрустальная Чаша. Околдованный древней легендой, ради нее он оставил пиры и турниры, ради нее он скитался по диким землям и совершал подвиги, которые некому было воспеть.

Что-то больно толкнуло его в сердце. Потом еще раз. Это звала Чаша! Рыцарь выпрямился и, откинув забрало, негромко, торжественно, слово за словом, произнес заклинание, вырванное им пять лет назад из злобных уст умирающего колдуна.

И дверь, заскрежетав, отворилась.

Понимая, что прежние подвиги – ребячья забава по сравнению с тем, что предстоит ему сейчас, он переступил порог и оказался на складе, освещенном двумя стоваттными лампочками. Запах упаковки натолкнул его на мысль об адской сере, и, призвав имя Господне, рыцарь двинулся вдоль стены из картонных ящиков.

Проход вывел его к дверному проему, задернутому легкой тканью. Там! Острием черного от запекшейся крови меча он отбросил портьеру. Пластмассовые кольца свистнули по металлическому стержню, и рыцарь ворвался в огромное светлое помещение.

Рабочий день кончился, и в магазине была одна кассирша. Увидев рыцаря, этот демон в виде огромной женщины с ящерично-зелеными веками и золотыми кольцами в ушах сначала остолбенел, а затем разинул окровавленный рот и испустил леденящий сердце визг.

Рыцарь отважно взмахнул мечом, но демон боя не принял – кинулся наутек.

Тогда он обернулся – и меч едва не выпал из внезапно ослабевшей десницы. Перед рыцарем высился стеллаж. И на каждой его полке стояли Чаши. Много Чаш.

Мысли спутались. Чаша – одна! Чаш не может быть много! Но уже в следующий миг он понял, что именно в этом и заключалось последнее испытание – угадать Настоящую.

– Господи, не покинь! – в отчаянии взмолился он, и Господь его не покинул. Тучи над городской окраиной разомкнулись, и тонкий закатный луч, пересекши наискосок пустой магазин, словно указующий перст, уперся в одну из Чаш.

…Вызванная на место происшествия милиция отнеслась к делу скорее юмористически, нежели серьезно. «А может, разыграли вас, девушка? Может, кто-нибудь из знакомых?» Вспыхнув, кассирша отвечала, что среди ее знакомых придурковатые, конечно, есть, но недомерков не было и не будет. Осмотрели магазин, но никакого «алкаша в железяках», естественно, не нашли. Не нашли его и на складе.

А Рыцарь Хрустальной Чаши уже ставил ногу в стремя по ту сторону ржавой волшебной двери.

Медленным шагом, бросив поводья, в доспехах, облитых луной, проехал он мимо поверженного им дракона, и в руках его мерцало сокровище, равного которому нет в мире. Хрустальные грани наливались лунным светом, и ночной ветерок шевелил плохо приклеенный к донышку квадратик тонкого непрочного пергамента с таинственными знаками на неведомом рыцарю языке:

«Уценено до 4 рублей 99 копеек».

1986

Любовь Лукина, Евгений Лукин
Спроси у Цезаря

(Из цикла «Петлистые времена»)

Господа судьи! Господа присяжные заседатели!

Представленное здесь уголовное дело далеко не так просто, как это может показаться на первый взгляд.

Я утверждаю, что преступления не было вовсе. Был лишь не приведенный в исполнение умысел. Ибо если преступление все-таки было, то где его плоды? Где причиненный ущерб? Кто жертва, наконец?

Да, мой подзащитный отправился в неолит и преподал кроманьонцам основы квантовой механики! И что же? Как показала экспертиза, державный ход истории не изменился. Да, господа, не изменился! События наступали в прежней последовательности и в назначенное время. Был Вавилон, была Спарта, был Древний Рим! И Юлий Цезарь с восхитительной точностью – секунда в секунду – был зарезан в сенате заговорщиками!..

А то, что резали его именно лазером… Да какая ему была разница, чем его резали!

1987

Любовь Лукина, Евгений Лукин
Шерше ля бабушку

(Из цикла «Петлистые времена»)

Парадокс, говорят они, это когда ты отправляешься в прошлое и убиваешь там своего дедушку до того, как он встретился с твоей бабушкой.

Раз не было дедушки, то, значит, не было и отца, а если не было отца, то возникает вопрос: кто же в таком случае отправился в прошлое и убил там своего дедушку?

Желая внести ясность в эту запутанную научную проблему, я приобрел подержанную машину времени и, прихватив тяжелую лопату, отправился в прошлое.

И вы думаете – хоть что-нибудь изменилось?

Бабушка, конечно, вышла замуж за другого, но что толку, если в результате у них все равно родился мой отец!

Теперь я сижу в одиночке и думаю: за что я кокнул дедушку? За что я убил лопатой этого рыжего наивного человека, вдобавок не имеющего ко мне никакого отношения!

Бабушку надо было кокнуть, бабушку!..

1990