Текст книги "Майор Сицкий – друг индейцев"

12

В гостинице группа остановилась из-за Консуэло. Женщины в один голос заявили, что не дело для непривычной к походной жизни девочки ночевать под кустом посреди чистого поля. Да и Вороново Крыло подсказал при прощании:

– Через час поверните в сторону солнца. И тогда к вечеру придёте к хлопковой ферме Руботомов. Они держат гостиницу для оптовых покупателей и Листу Плакучей Ивы там будет гораздо удобнее, чем в прерии.

Надо сказать, за те пять часов, что группа добиралась до фермы, Консуэло доставила им немало весёлых минут. Как оказалось, девочке не двенадцать, а почти пятнадцать лет. И за то время, что она провела в племени, дочь Вандербильтов всерьёз вознамерилась выходить замуж за сына Воронова Крыла.

– Он очень красивый, – объясняла девочка Амалии. – Мама будет мне завидовать. И ещё, он сын вождя. А вождь, это ведь почти как президент, только среди индейцев, верно?

Но потом Консуэло увидела Злобного, и её приоритеты радикально сменились. Она засыпала мужчину бессмысленными вопросами, пытаясь привлечь внимание. А поняв, что Олег и Галиолали составляют пару, возненавидела индианку. Она заявила, что будет общаться только с Амалией и спать тоже ляжет вместе с ней. И чтобы больше никто даже не думал входить в их комнату, какой бы она ни была.

К счастью хозяева смогли предоставить внезапным гостям целых три комнаты, и когда стемнело, все сразу же завалились спать. Кроме Джека. Сицкий обдумывал, как они завтра представят Вандербильтам ребёнка, не забудет ли Консуэло, что нужно говорить, а чего не стоит. И не попытается ли Уильям Киссэм зажать обещанные деньги. С этими мыслями он сидел в холле за столом и с удовольствием жевал кусок вишнёвого пирога с местным аналогом чая, когда напротив него остановился солидно выглядящий белый мужчина.

Жора из-под шляпы осмотрел дорогие туфли, куда более респектабельные, чем самые фасонистые ковбойские сапоги. На туфли ровненько, без единой складочки, опускались редкие при моде этого века прямые брюки со стрелкой. Над ними, поверх серебристого в белую звёздочку, жилета, ласково обнимал фигуру почти чёрный пиджак. Необычный, чуть короче бёдер. Такой хорошо смотрелся бы в двадцать первом веке. А для конца девятнадцатого выглядел достаточно смело. Тут чаще встречались или длинные, до колен, сюртуки, или коротенькие, в обтяжку, кургузые жакетки. Эта же одежда, хоть и была несколько не ко времени, создавала впечатление очень дорогой. Особенно с золотой часовой цепочкой поперёк жилета.

Джек поднял глаза. Красивое лицо с усами и бородкой-эспаньолкой. Сверху на короткой аккуратной причёске черная шляпа-котелок.

– Ну здорово, Жорик, – внезапно знакомым голосом сказал незнакомец. – А ты, я гляжу, ни капли не изменился.

Сицкий вскочил, свалив от волнения стул. Шлёпнул ладонями по столешнице. Затем развёл руки в стороны, будто изображал самолёт-истребитель. Хлопнул в ладоши, явно не понимая, что делает. Наконец бросил шляпу на пол и широко улыбнулся.

– Петруха! Каштан! Каштан, чёрт тебя подери!!! Ну тебя не узнать, видать, богатым будешь.

– Обязательно, Жорик, – солидно кивнул Петя Устинов. – И тебя богатым сделаю, не сомневайся.

– Так… – Жорка засуетился. – Ты присядь. Я сейчас у хозяйки ещё чаю попрошу. И за Злобным сбегаю. Блин! Каштан! Я уже и не надеялся.

– Стой, Жора, – Петр величественным жестом выставил ладонь. – Злобный нам пока не нужен. Я именно с тобой хотел поговорить. Вдумчиво, без детских обидок и щенячьего восторга.

Где-то внутри сознания Джек Рэд будто со стороны с осуждением смотрел, как Жора Сицкий суетится вокруг человека, которого он не видел больше пяти лет. И Георгий понемногу стал проникаться спокойствием своего альтер эго. Сел. Сделал глоток чая и указал гостю на противоположный стул.

– Ну, раз ты так хочешь, давай поговорим. Расскажи, что ты тут делаешь. Да и вообще, как тебе живётся на чужбине.

– Делаю я, Жора, то же, что и ты. Живу. Только вот сдаётся мне, живу я гораздо разумнее, чем ты. Во всяком случае, по прерии за бандитами ноги не бью, и быкам хвосты не кручу.

– А что делаешь-то?

– Руковожу. – Петя с хитрой улыбкой поводил перед собой руками. – А другие за меня и бегают и стреляют.

– А чем руководишь-то? Чем?!

– А ты ещё не догадался? Эх, правильно я тогда удивился, когда тебе перед дембелем майора дали. Твой потолок – госзвание.

– Да что вы говорите?!

– Правду, только правду и ничего, кроме правды, – Устинов звонко приложил ладонь к столешнице и сделал серьёзное лицо.

– А всё-таки?

– То есть ты так и не сообразил, кто такой Питер Джастинс?

– Чёрт! Джастинс же! Охренеть, как говорит Африка. А мне и в голову не пришло. Ну давай, рассказывай, мистер Джастинс, как ты сюда попал, как устроился. И неплохо устроился, смотрю, а? Костюмчик-то у тебя точно не для прерии.

Он с радостной улыбкой ещё раз обежал взглядом старого друга и вдруг замер.

– Джастинс… А почему тогда твои люди хотели нас убить?

– Кого? – Устинов усмехнулся. – Вас? Со Злобным? Да вас танком не раздавишь, не то что два десятка самодеятельных ганфайтеров. Забей. Мне всего лишь надо было убедиться, что вы не растеряли форму.

– Ну да, форму… – Жора посмотрел на Петра немного другими глазами. Друг явно сильно изменился и, кажется, не в лучшую сторону. – Так как ты сюда попал? – снова спросил Сицкий.

– В точности, как и вы все. Ты же в курсе, что программу «3W» сначала опробовали на наших ветеранах. Но статистика смертности резко поползла вверх, и тогда политики тут же запретили её использование на территории США и отправили к вам. В виде гуманитарной помощи.

– Ага… Помощи, значит. – Жора задумчиво почесал макушку. – Подожди! А как же мышь?

– Какая мышь? – не понял Устинов.

– Ну та. В пещере. Помнишь, ты мне ещё фотографию присылал. Так я уже тут, в Техасе, поехал в Педрас Неграс, залез в эту пещеру. А она там, представляешь? Вот что за мистика такая?

Пётр пару секунд удивлённо смотрел на собеседника, затем рассмеялся.

– Да уж… Некоторые люди до смерти не меняются. – покачал он головой. – Эту мышь нарисовал я. Ещё при первом погружении. Вот скажи мне, Жора, ты вообще разобрался, куда попал?

– Ну… – Сицкий замялся. – Африка хотел проверить, смайлик из камней выкладывал. Но там какая-то фигня получилась, и мы забили.

– Во-от! Вы забили. А я не забил. В первом же погружении нарисовал в заброшенной пещере на потолке мышь, а когда вернулся в двадцать первый век, увидел её на том же самом месте. А это что значит?

– Это значит… – у Жоры вдруг пропал весь восторг от встречи со старым другом. Более того, пропало ощущение друга рядом. Он вдруг увидел просто знакомого человека, а не того, с кем они когда-то друг другу спины прикрывали.

– Это значит, – совершенно спокойно резюмировал он. – Что и ты, и мы попали в самое настоящее прошлое.

– Бинго! – Устинов выстрелил пальцами. – И ковбой Джек Рэд получает второе место за сообразительность. Первое – мне. Я раньше понял.

Джек немного искоса посмотрел на собеседника и без малейшей заинтересованности в голосе спросил:

– И?

– Нет, Жорик, – помотал головой Пётр. – Зря я тебе приз определил. И – это значит, что мы можем на знании истории очень неплохо заработать. Или ты так и будешь до самой смерти по прериям скакать? Так я тебя огорчу. Средний возраст ковбоев конца девятнадцатого века согласно статистике двадцать четыре года. А тебе под сороковник. Так что сколько тебе там осталось?

– Нам.

– Что «нам»?

– Нам осталось. Со мной Злобный и Африка.

– Так это же отлично! Именно вам троим я и хочу предложить заработать.

– Я вас внимательно, – Джек снисходительно улыбнулся.

– О! Благодарю за доверие, мистер Рэд. Итак… Что у нас планируется через двенадцать лет?

– Ну, тут и думать нечего. Если это прошлое, то однозначно Русско-Японская война. Блин! Петька! Ты молодец! Ты абсолютно прав. Нужно собираться и мотать во Владик. То есть в Порт-Артур. У нас есть целых двенадцать лет. Да мы за это время нашу армию так подготовим, что узкоглазые дальше Цусимы носа не высунут! Развернём учебки, натренируем личный состав, а генералов обучим штабным играм. Они же, поди, и термина такого не знают. А там, глядишь, и полноценные учения проведём, так японцы и воевать расхотят. Каштан!!! Ты голова, Каштан!

Устинов с покровительственной улыбкой посмотрел на Сицкого и изобразил неторопливое похлопывание в ладоши.

– Какой текст! Какая экспрессия! – восхитился он, явно пародируя режиссёра Якина из «Ивана Васильевича» – Вот только я не узнаю вас в гриме. Кто вы? Наполеон? Александр Македонский? Моше Даян? Или может быть, Георгий Жуков?

– Тебе что-то не нравится?

– Жора, нравится мне или не нравится, не важно. Хуже то, что это не нравится самому пространственно-временному континууму. Твой план не по нраву самой истории. Ты слышал о принципе самосогласованности истории Новикова?

– Ну-ка просвети.

– Если коротко, на уровне табуретки, то принцип гласит: «При попытке попаданца в прошлое изменить будущее, вероятность успеха его действий стремится к нулю».

– О, как… – Джек на пару секунд задумался. – А как же эффект бабочки? Ещё, кажется, Брэдбери описал.

– Ну да. Пуанкаре. Гипотеза об усилении точечного воздействия. Расходящиеся круги. – Пётр развёл руками. – Извини, но к концу двадцатого века математики пришли к выводу, что это невозможно. Наоборот, всякая попытка изменить историю приводит к обратному эффекту. Вспомни хотя бы фильмы про Терминаторов. Что первый, что второй. В первом Джон Коннор… – он произнёс это имя с восточно-американским акцентом и Жора непроизвольно поморщился про себя, – отправляет в прошлое Кайла Риса, чтобы тот спас его мать от терминатора. И именно это действие становится причиной рождения самого Джона Коннора.

Устинов бесцеремонно потянулся через стол, взял чашку Сицкого и сделал большой глоток. После чего с нарочитой благодарностью посмотрел на собеседника.

– Спасибо, – кивнул он. – А во второй части, там вообще принцип Новикова является основой сценария. Ведь они, пытаясь не допустить появления Скайнет, уничтожили первого терминатора. И именно это стало причиной появления Скайнет. Нашли процессор, манипулятор…

– Да понял я, понял, – недовольным тоном ответил Джек. – Может случиться наоборот – японцы посмотрят на нашу подготовку и только больше сил соберут. Это я к примеру.

– Приятно видеть, что головой ты работать не разучился. Давай, делай следующий шаг. Если мы не можем изменить прошлое, то нужно что?

Жора некоторое время смотрел куда-то в неопределённом направлении, затем отрицательно помотал головой. Нет, он вполне видел логику мыслей собеседника. Вот только логика эта ему совершенно не нравилась. Не хотелось произносить вслух вывод, к которому его подталкивал Устинов. А вот услышать, озвучит ли он его сам, было очень полезно.

– Ну чего ты головой мотаешь? – раздражённо проговорил Пётр. – Нас же ещё на первом курсе учили: «Не можешь предотвратить – возглавь». Вот только к сожалению, возглавить у нас не получится, потому что уже сейчас идут переговоры о предоставлении целевого кредита Японии на постройку кораблей и закупку вооружений. Кстати, на верфях эти корабли уже закладывают. Представляешь, какие там варятся деньги? Построить линкор, да даже крейсер, это тебе не стадо быков продать.

– Я так понимаю, если ты искал нас со Злобным, то у тебя уже готова идея, как отщипнуть кусочек от этого жирного пирога.

– Да, есть. Представь себе, я, в отличие от некоторых, головой не только кирпичи ломать умею.

– Тогда, может, стоит всё же сходить за Олегом? Нам двоим сразу и расскажешь.

– Ты, Рэд, зря так критично ко мне относишься. Я, на минуточку, дело предлагаю. Очень выгодное и по нашему с вами профилю. А Кулик здесь не нужен…

– Скрипач не нужен, – вспомнил Жора.

– Совершенно в дырочку, дядя Вова. Пока! – Пётр поднял палец, – скрипач не нужен. Нужен будет чуть позже, когда мы с тобой придём к консенсусу и разработаем стратегию. Вот к тактике его и привлечём. Ведь, между нами, мы оба знаем, что Злобный – бычок на верёвочке. Куда его потянут, туда он и пойдёт.

– Я так понял, мистер Джастинс, вы приехали с целью нас обоих оскорбить?

– Я приехал дать вам обоим заработать. А ты заладил: «Надо спасти Россию, спасти Россию». Если ты такой патриот, то объясни мне, зачем ты собираешься спасать Российскую Империю? Это же прогнивший режим Николая Кровавого и его сатрапов! Ты наоборот с ним бороться должен.

– Давай-ка перейдём от политики к экономике, – очень спокойным голосом ответил Жора.

– Надеюсь, твой сарказм исчезнет, когда ты узнаешь мой план.

– Так начинай уже.

– Ладно. – Устинов шлёпнул ладонями по столу и внимательно посмотрел собеседнику в глаза. – Представь себе Токио. Дворец Сёгуна, или кто у них там сейчас главный.

– Император Муцухито.

– О! Ты даже это знаешь. Отлично. Итак, представь, приходит этот Муцухито утром в свой кабинет, а там все охранники мёртвые, а на столе – письмо. Типа, с уважением ваше величество, предлагаем обучить специальный отряд вашей армии примерно таким навыкам. Они очень помогут в грядущей войне. И наши подписи.

– А охранников-то зачем мочить? Не эффектнее будет просто положить письмо?

– Ну уж нет! Так они решат, что это сделали шпионы. А вот если охрана будет снята, да ещё и кто-то издали заметит уходящих диверсов…

– Ну, допустим, – кивнул Жора. – Продолжай.

– А дальше всё просто. Мы открываем в Калифорнии учебку, где готовим диверсионные команды.

– И что ты с этого хочешь поиметь? Даже если работать на Японию. Не забудь, у них сейчас ни копейки нет. Им даже Англия с Америкой кредиты не деньгами дают, а сразу оружием и инструкторами.

– Эх, Жорик, Жорик. Не умеешь ты мыслить глобально. Мы заключаем договор, согласно которому Япония после войны передаёт Приморье в аренду на девяносто девять лет, скажем, фирме «Каштан, Рэд, Злобный и ко».

– Так нет у Японии Приморья, Петя. У неё и Курилл с Сахалином пока нет.

– Во-от! Ключевое слово – «пока». С нашими диверсами японским войскам ничего не стоит дойти не то, что до Приморья, а хоть до Байкала. А проигравшей стороне не так уж принципиально, что потерять, Манчжурию, или ещё и Владивосток. Там всё равно почти никто не живёт. А Приморье, Жора, это эх… – Устинов мечтательно закатил глаза. – Приморье, это нефть, газ, уголь, лес, медь, свинец, серебро, платина, уран… Да чего там только нет! Но главное, Жора, это золото и алмазы. А по Америке после Калифорнии и Аляски бродят толпы безработных старателей, которых даже учить не нужно. Только организуй доставку до места, и скупай товар прямо там, на факториях.

Он вновь ухватил чашку и попытался сделать глоток, но обнаружил, что чая внутри нет. Устинов покачал головой и многозначительно посмотрел на Сицкого.

– Скажи, Жора, ты бы хотел заработать сто миллионов?

– Честно говоря, как-то даже не представляю, куда их девать, – пожал плечами Сицкий.

– Ну что за совок? Раз есть деньги, значит, их срочно нужно куда-то девать. Плебейский подход. Деньги должны работать. Ты теперь в Америке, Жора, а здесь говорят: «Тот, у кого миллион, богаче того, у кого всего полмиллиона». Привыкай.

– Ты, я вижу, благополучно привык.

– Да! И я считаю, что это правильно. Как там у Маркса? «Бытие определяет сознание»? Заметь, это сказал теоретик коммунизма. Так что и тебе предстоит пересмотреть свой взгляд мир.

Сицкий закрыл глаза и постарался представить человека, сидящего перед ним. К сожалению, это был уже не Каштан. Не тот Петька Устинов, на которого можно было положиться в самую трудную минуту. Ну не было в создаваемом сознанием образе ничего от его старого друга. На душе стало пусто и противно, словно в расположение вернулся в неполном составе.

Такое с ним уже бывало. И когда приходилось несколько километров тащить в двухсотом виде час назад ещё живого человека. И когда вдруг оборачиваешься на неуместное молчание, и видишь вместо товарища, с которым только что обменивался незатейливыми шутками, неподвижное окровавленное тело. В эти минуты становилось горько до тошноты. Хотелось ругаться матом, сжать кулаки до боли, потом найти виноватого и колотить его до одурения руками и ногами. Забить до состояния фарша.

Джек сглотнул.

Сейчас виноватого искать не приходилось. Вот он, смотрит с ухмылкой прямо в глаза насквозь пропитанный американским прагматизмом бизнесмен. И этот бизнесмен очень хочет что-то получить от Жоры. Не его навыки диверса, нет. Мистер Джастинс и сам ещё скорее всего не забыл, как резвился в тылу. Да и пиндосы его забрали на роль инструктора вовсе не за красивые глаза. Так что нужно ему было что-то другое.

– Давай начистоту, Устинов, – Джек придвинулся к собеседнику. – Если я правильно понимаю, основное, что тебя из-под меня интересует, это премия, которую нам обещал Вандербильт. Верно?

– Всё-таки соображаешь, – криво усмехнулся Пётр. – Не буду скрывать. И это тоже. Как-никак полмиллиона в девятнадцатом веке – деньги вполне достаточные для реализации моего проекта. Ну и своих добавлю, конечно же. Честно вложу двести кило.

– И за нами твои архаровцы гонялись, чтобы самим девочку сдать и капусту захапать.

– Чушь! Чего за вами гоняться? Говорил же, вас танком не раздавишь.

– То есть, да.

– Ну а если даже да, то что? Девочка всё равно у вас.

– Так чего ж ты мне это сразу не сказал?

– Сказал же. Ты сам только что слышал.

– В общем так, мистер Джастинс. Юлить я перед тобой не собираюсь. Мне твоё предложение не нравится, и мы в нём участия принимать не будем.

– Никогда не отвечай за всех. Африка, небось, согласился бы, пусть и не сразу. А Злобный, даже если и был бы против, всё равно остался с коллективом. Так что ты ещё раз подумай.

– Тут и думать нечего. Забирай своих горилл и проваливай, пока я тебе рожу твою американскую не начистил.

– Кто кому ещё начистит. Или ты забыл, что я и сам специалист не хуже тебя? А если учесть, что пока ты на гражданке прохлаждался, я команды обучал, то, скорее всего, и получше.

– Да видали мы таких. Сколько мы ваших со Злобным положили?

– А вот не надо за Злобного прятаться. Со мной один на один слабо?

– Не слабо, – Джек встал, расстегнул пояс и положил его на стол. – Давай прямо здесь разберёмся.

– Нет, Жорик. Сейчас я с тобой разбираться не буду. Мы всё выясним завтра. Я же вижу, с какой пролетарской ненавистью ты на меня смотришь. Вот и дам тебе шанс помножить бизнесмена Питера Джастинса на ноль. Если, конечно, я тебя сам в груз двести не переведу.

– Да ты чего? Ты серьёзно, что ли? Прямо вот так, наглухо? Петька, мы же с тобой вместе за ленточку бегали. Друзьями были.

– Может и были. Только сейчас я вижу, что ты, пока жив будешь, не допустишь чтобы мой план осуществился. Ведь я прав?

– Ну прав…

– А поэтому, завтра с рассветом берёшь свой любимый сорок четвёртый русский и двигаешь в лес, что на берегу Рэд-ривер. Он небольшой, с полмили длинной всего. Так что там и решим. Войдём с него с двух сторон. И кто к дороге выйдет, тот пусть и будет прав. Справедливо?

Джек не поверил своим ушам. Пусть сейчас Устинов не считает его своим другом, но ведь всё, что было в их жизни, нельзя просто так выбросить на свалку! Он поднял на собеседника удивлённый взгляд.

– Это ты меня убить что ли решил?

– Ну почему обязательно я? Может, тебе повезёт. Сделка честная, без обмана.

– Блин, Петька! А чего тогда ждать?! Давай, стреляй прямо сейчас. Я даже пояс надевать не буду. Лупи прям через стол!

– Не дождётесь! Если я тебя сейчас завалю, то Злобного с Африкой мне ни за что не уговорить. А вот если мы завтра разберёмся, то тут уже всё по-честному, и они на мой план скорее всего согласятся. Так что давай, жди меня с самого утра. А сейчас спокойной ночи. Привет невесте.

И беззвучно вышел на улицу, махнув занавеской, заменяющей хозяевам дверь тёплыми осенними ночами. Джек с минуту не мог пошевелиться. Сидел, подперев щёки ладонями, и чувствовал, как внутри разваливаются остатки привычного мира, падают несущие колонны, служащие реперными точками на жизненном пути. Внезапно стало невыносимо тоскливо и одиноко. Он сделал непроизвольный глубокий вдох, заставил себя встать и нацепить оружейный пояс. И пошёл будить Злобного.

13

Солнце поднялось над горизонтом, и длинные, чёрные тени стволов деревьев придали лесу полосатый сюрреалистический вид. Джеку временами казалось, что он сидит на спине огромного шмеля, настолько резкими были переходы от солнечно-жёлтого к глубокому тёмному, почти чёрному. Далеко впереди сорвалась с ветки сорока и полетела над кронами, истошно вопя о том, что Устинов обманул и пришёл в лес не один. Впрочем, Жора это и так знал. Неудивительно, если учитывать ту отвратительную сцену, что случилась утром.

Уходил он с тяжёлым сердцем, оставляя троих друзей привязанными к стульям. Прямо перед Злобным, Африкой и Твидом устроились двое бойцов мистера Джастинса баюкая на коленях револьверы.

– Я должен обезопасить нашу сделку, Жорик, – заявил тогда Устинов. – Поэтому нужно быть уверенным, что тот же Злобный не сорвётся и не кинется в лес тебе на помощь.

– А моё слово для тебя уже ничего не значит? – угрюмо прогудел Олег.

– Добрым словом и револьвером можно добиться большего, чем одним добрым словом, – не к месту процитировал Пётр. Четверо его горилл с готовностью изобразили смех.

Ещё двое бойцов остались контролировать женщин. Точнее, двоих из них – Консуэло Вандербильт и Галиолали. Амалия спала в другой комнате, с Джеком, поэтому на неё не обратили особого внимания. Глава отделения агентства Пинкертона лично собрал всю женскую верхнюю одежду и свалил её кучей в комнате с привязанными мужчинами.

– Я делаю это для вашей же безопасности, – неискренне улыбаясь, объяснял Джастинс, – а то вдруг Злобный решит, что лучше, чтобы девочка никому не досталась.

И в итоге Сицкому, сидя в глубокой тени ствола гинкго, приходилось думать не только об успехе предстоящей маленькой войны, но и о безопасности своей женщины и друзей. Из-за этого не получалось до конца сосредоточиться, и ореховый шип, которым он старательно дырявил сосновую ветку, расколотую пополам, уже второй раз соскальзывал, норовя проколоть ладонь. Наконец, работа была закончена. Жора с удовлетворением постучал веткой по колену. Шип торчал где-то на сантиметр и выпадать не собирался. Он аккуратно уложил конструкцию с свежевырытую ямку. Сверху пристроил патрон от старого игольчатого ружья пулей вверх. После старательно расчистил узкую, не шире полуметра, дорожку, и вдавил сверху на острие пули ветвь с рогулькой. Отошёл на шаг, присмотрелся. Вроде, ничего. Лежит себе сушнина и лежит.

Взять гранат, даже примитивных, вроде тех самоделок, что использовал Злобный, не получилось. Приходилось изображать, что он верит в четность поединка Устинова. Ага. Как бы не так. Уже здесь, в лесу заметил не меньше полувзвода поддержки. Все, как один, в серых незаметных куртках, с револьверами. Двое даже взяли Винчестеры. Вот такое честное единоборство. Как говорят нынешние земляки Устинова, «Ничего личного, только бизнес».

– Суки… – еле слышно произнёс Джек.

Ему-то винтовку никто не дал. Как же, всего лишь честное противостояние двух ганфайтеров. Хорошо хоть сгрёб горсть старых ещё игольчатых патронов. И вот сейчас устраивал из них простенькую ловушку во вьетнамском стиле. И не её одну.

Противник уже минут десять, как разбился в цепь и двигался в его сторону, постоянно сбиваясь в две, а то и одну колонну. Среди деревьев попадалось немало валежника, цепью особо не походишь. На этом он и решил сыграть.

Была дурная мысль залезть на дерево повыше, но Жора её с негодованием отмёл. Так можно поступать, когда есть, кому прикрыть. А одному… Худо будет, если его высмотрят. Не слезть, не уйти по веткам. Так что работаем только в нижнем эшелоне.

Хорошо, что лес стоял вдоль берега реки, правда, обрывистого. Зато легко получилось надрать полоски ивовой коры и связать из них самую примитивную верёвку. Нужно было где-то семь метров, так что Джек решил не тратить время, а просто привязать друг к дружке длинные ленты, по пять в толщину. И сейчас изо всех сил натягивал их между деревьями.

– И… бесплатно отряд поскакал на… враг-г-га, – еле слышно бурчал себе под нос Сицкий. Ну привык он помогать себе голосом в делах, требующих заметных усилий. Поэтому… – Зав-вяза-х! – лась крова-а! – вая драка. Фу-ух.

Ивовая лента тянулась прямо по земле, совершенно теряясь на фоне серой опавшей листвы. Осталось только…

– И боец молодо-о! – ой Вдруг поник голово-ой! Рабинови-и! – ча ранило в… спину.

Он сделал шаг назад и постарался высмотреть протянутую верёвку. Как раз вовремя. Цепи самодеятельных ганфайтеров до него метров сто. Можно успеть замаскироваться. И не забыть рубашку листьями натереть для зелёного оттенка. Ничего, Амалия потом постирает. Если, конечно, будет, что… Стоп! Не думать. Не думать. Будет. Он просто работает, и всё у него получится.

В это время Амалия подняла голову и оглядела комнату. Дура! Сидела целый час тут рыдала, как побитая собачонка. Ну посмотри на себя!

Она, стараясь двигаться тихо, сползла с кровати и подошла к висящему на стене зеркалу. Ну вот. Глаза опухли, почти ничего не видят. А выглядят как… У, страхолюдина. Хорошо, что Джек не видит, он бы такое поведение не одобрил. Джек… Да что бы он сделал на её месте? В соседних номерах сидят комнатные гориллы Джастинса. Он их сам так назвал. Интересно, почему её не взяли под стражу? Не иначе, не приняли всерьёз.

Внезапно вспомнился бандитский город Монтемальдидо. То, как Джек настоял, чтобы в зал с той страшной женщиной привели её, Амалию. Не побоялся и не забыл про неё. И первое, что сделал, когда избавился от непосредственной опасности – кстати, тоже его термин – сообразил платье для своей женщины. Нет, тогда ещё не женщины, девушки. Но ведь не забыл, думал о ней постоянно.

А она что? А ничего! Да и что она может? Она же не ганфайтер.

Взгляд Амалии упал на лежащую у стены винтовку Джека. Мышонок. Он её так называл. И всегда содержал в порядке. А если ей сейчас схватить, как он говорит, «ствол», да и перестрелять всех этих горилл?

Щёки девушки загорелись в предвкушении. Она почти воочию увидела, как выскакивает в коридор и садит один за другим, роняя негодяев на пол.

Нет. Не получится. Да и одеть ей нечего, всю одежду собрали в кучу в номере, где под охраной сидят привязанные к стульям мужчины. А главное!

Главное, пока она будет тут геройствовать, там эти две дюжины головорезов застрелят Джека. Её Джека! Она своими глазами видела, как в лес после Джастинса отправился целый выводок вооружённых револьверами людей. Явно не для того, чтобы встречать победителя салютом. Это только в рыцарских романах противники благородные и честно сходятся один на один, покорно давая главному герою себя убить. А здесь…

Если всё, что Джек ночью рассказал про этого Джастинса – правда, то на кону стоят такие огромные деньжищи, за которые этот прожжённый бизнесмен удавит и родную мать. Так что…

Девушка пробежалась босиком по комнате, кривясь от непривычного ощущения. Схватила винтовку. Минуту стояла, собираясь с духом. Затем выглянула в окно. Никого. Зачем-то перекрестилась и, придерживая повешенное на ремень оружие, чтобы не стучало, лёгким шагом сбежала с веранды, опоясывающей второй этаж. И тут же стремглав кинулась в лес, надеясь, что никто не будет глазеть из окон на девушку в одном белье, но с «Мышонком» в руках.

Она не бросит своего мужчину. Как-то Джек сказал, что с его образом жизни ему подойдёт только настоящая, как он сказал, «боевая подруга». Так что, Эми, детка, пришло время именно такой и становиться.

До леса оказалось гораздо дальше, чем это выглядело из окна. Вот и дорога. Она подходила вплотную к деревьям и растворялась в промежутках между стволами. А справа как раз подходящая кочка. Сколько тут до кромки леса? Ярдов сто? Отлично. Джек рассказывал, как он уложил бандитов почти на пяти сотнях ярдов, так что сто – даже для неё приемлемая дистанция.

Девушка пару секунд переминалась на непривычных к босой ходьбе ногах, затем решительно плюхнулась на живот. Вот здесь она будет лежать и ждать. Пусть только кто-нибудь высунется!

Пока из леса не доносилось ни одного постороннего звука. Одни естественные, природные. Где-то слева очередью стрекотала сорока, ей вторили ещё какие-то птицы. А в остальном – тишина. Амалия прижалась щекой к холодному металлу Маузера.

А если из леса выйдет Джастинс?

Она представила эту картину и содрогнулась. Как-то незаметно мистер Джастинс стал для неё олицетворением всего зла, происходящего в мире. Квинтэссенцией вреда, источником неприятностей. Амалия представила ненавистную рожу, выходящую из леса. Это будет значить одно, что Джек мёртв. В груди похолодело, а затем там будто появилось тяжёлое пушечное ядро. Холодное и твёрдое. И вся её сущность стала нарастать вокруг этого ядра. Окружающий мир вдруг отошёл на второй план, а на ядре появилась надпись: «Убить Джастинса».

– Суки, – повторила она незнакомое, но такое выразительное слово.

Сейчас девушка точно знала, что, если она увидит этого выродка выходящим из леса, рука у неё не дрогнет. Она даже смогла улыбнуться. И даже смогла порадоваться, что Джек не видит эту её улыбку. Без сомнения, кривую и страшную, как у Злобного.

А Злобный в это время сидел на стуле, наклонив голову и, кажется, спал. Во всяком случае, Громиле Бобу так показалось. И правильно делал, чего ему волноваться? Большие мальчишки пошли разбираться между собой. Его оставили здесь и на всякий случай привязали к стулу. И правильно сделали, что привязали. Бобу так спокойнее.

Вон, сидит, руки вдоль ножек. Точёных, не иначе, как на станке. Когда-то Боб тоже работал на токарном по дереву. Тогда ещё его не звали Громилой. Сколько ему было? Двенадцать? Нет, ещё одиннадцать. Зарабатывал двадцать центов в день и пятнадцать из них забирали большие мальчишки. А потом он вырос и сам стал одним из них. Тех, старших, кого убили, кого посадили. Кто сам спился. И неизвестно, какая судьба ждала бы Боба. Его уже боялись, и звали Громилой, когда его нашёл мистер Джастинс. Скорее всего он спас Бобу жизнь.

В соседней комнате послышался какой-то шум. Громила встал, сделал несколько нарочито ленивых шагов и толкнул ладонью дверь соседнего номера. Женщины в комнате не было. Он заглянул за дверь, не прячется ли.

– Э, парни! – позвал Боб. – Тут баба пропала.

Раздался топот множества ног. Ну да. Все трое вломились. Идиоты, как говорит мистер Джастинс, а караулить кто будет?

– Э! Вы чего все набежали? А ну по местам!

Дальше он ничего не успел сказать. Мистер Злобный вдруг резко подскочил, неся на спине стул, как улитка дом, и грохнул этим стулом по боку щербатому Эдди. Тот с криком завалился на ещё кого-то, а Злобный был уже без стула.