Текст книги "Индия и греческий мир"

Еще один важный момент: тот же Ренан еще в XIX в., анализируя Евангелие от Луки, подметил в нем то, чем мы, собственно, старательно занимаемся сейчас: «индийскую параллель»: «Почти нет ни одного рассказа, ни одной притчи, из принадлежащих самому Луке, которые не были бы проникнуты духом милосердия и призывом грешников… Евангелие от Луки, по преимуществу, Евангелие прощения – прощения за веру: “на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии”. “Сын человеческий пришел не губить души, а спасать”. Всякие погрешности служат для него поводом, чтобы из каждого евангельского рассказа сделать рассказ о раскаявшемся грешнике. Самаритяне, мытари, центурионы, падшие женщины, добродетельные язычники, все, презираемые фарисейством, – его клиенты. Идея о том, что христианство имеет прощение для всех, – принадлежит ему. Двери открыты, обращение возможно для всех. Нет более вопроса о Законе; новая вера – культ Иисуса – заменила его. Тут самарянин совершает благородный поступок в то время, как священник и левит проходят равнодушно. Там мытарь выходит из храма оправданным, благодаря своему смирению в то время, как фарисей, безупречный, но высокомерный, выходит более виновным. Далее, грешница, воспрянувшая, благодаря своей любви к Иисусу, получает разрешение выразить особыми знаками свою преданность к нему. Еще далее, мытарь Закхей делается сразу сыном Авраама, только благодаря вызванному им стремлению видеть Иисуса. Обещание легкого прощения всегда служило главной причиной успеха религии. «Даже самый грешный человек, – говорит Бхагавата, – если он поклонится мне и будет верить только в меня, должен считаться хорошим человеком». Лука к этому прибавляет смирение, «ибо, что высоко у людей, то мерзость перед Богом». «Могущественный будет низвергнут, а смиренный превознесен: вот для него сущность произведенной Иисусом революции. Высокомерный, это еврей, гордящийся своим происхождением от Авраама; смиренный, это язычник, не получивший славы от своих предков и всем обязанный только своей вере в Иисуса».

Заодно отметим, что буддийская версия притчи о блудном сыне происходит из Северной Индии – области, как помнит читатель, частично входившей в индо-греческое царство.

Что же касается второй версии – что оба сказания имеет общий корень, она тоже может быть доказана; при этом отпадает надобность приписывать ее вставку Луке, ибо исторический Христос вполне мог воспользоваться аналогичным преданием из еврейской «Агады» – точно так же, как, впрочем, и Лука мог «выкроить» ее из «Агады», не прибегая к заимствованию из буддизма. Г. Любан пишет в своей работе «“Возвращение блудного сына”: больше, чем видит глаз»: «Метафора встречи отца и раскаявшегося сына связана с литургией еврейского Нового года. Каждый год в праздник Рош Хашана в синагоге звучит шофар (церемониальный рог из натурального материала (кроме рогов коров), на Новый год в него трубят сто раз. – Е.С.), поэтому другое название праздника – День трубных звуков… В хасидской версии притчи рассказывается, что в чужих странах блудный сын забыл родной язык и, вернувшись в отчий дом, не смог даже попросить слуг позвать отца. Тогда он в отчаянии закричал, и старик отец узнал его голос». Трубный звук шофара и символизирует этот самый крик блудного сына к отцу, метафорически перенося его на вопль всего народа иудейского к Богу.

Теперь переходим к вопросу, уже слегка затронутому ранее: о проповеди христианства в Индии. Аксиомой стало утверждать, что из апостолов этот далекий край просветил Фома. «Библейская энциклопедия» архимандрита Никифора (Бажанова) гласит: «По преданию, апостол Фома проповедывал Евангелие в Восточной Индии и здесь претерпел мученичество. В Индии, на Малабарском берегу, доселе (конец XIX в. – Е.С.) еще находится значительное число христиан, именующих себя христианами апостола Фомы». Известный исследователь индийской этнографии А.Е. Снесарев тоже отмечает, что несторианские церкви Малабара приписывают происхождение свое миссии апостола Фомы, однако уже в его время (он жил в 1865–1937 гг.) эта версия – «значительно потерявшая кредит». (Малабар – юг (юго-запад) Индии). Тот же автор сообщает, очевидно, излагая легендарные сведения, что миссия Фомы завершилась в Нижнем Синде, в государстве Гондофареса – того самого, с которым беседовал Аполлоний Тианский, то есть в Таксиле, в бывшем индо-греческом царстве (до нас дошли монеты Гандофара, это, без сомнения, личность историческая). Это же имя в форме «Гундофор» приводит в своей знаменитой «Золотой легенде» итальянский епископ Иаков Ворагинский (1230–1298 гг.). Фоме приписано основание семи церквей (христианских общин): шести – в Траванкуре и Кочине и седьмой – в Малабаре. К легенде об апостоле Фоме мы вернемся чуть позже, пока же докажем и ее ошибочность, и неверность точки зрения тех ученых, кто считает ее «исконной» от Античности. Мы утверждаем, что Античность первых веков христианства не могла ее знать, по крайней мере, ранее первой половины IV в. н. э., и вот почему.

Свидетелем нашей правоты выступает Евсевий Кесарийский – тот самый «отец церковной истории». Его творение охватывает период от Рождества Христова до торжества христианства при Константине, чему он сам был свидетелем. Евсевий добротнейшее собирал исторические факты, документы и свидетельства и не менее добротно – легендарный материал, относящийся к первому периоду христианства. Так вот, в его труде ни намека нет на то, что апостол Фома проповедовал и погиб в Индии: «Фоме, как повествует предание, выпала по жребию Парфия» («Церковная история», III, 1, 1). Добротность Евсевия, как историка – вне всяких сомнений, из него вся церковная история как наука выросла, и тем поразительнее, что многие (хоть и не все, Д’Круз, например) исследователи и писатели, выступающие за «индийскую версию» миссионерства апостола Фомы, обходят «неудобное» для них свидетельство Евсевия просто гробовым молчанием. Можно, конечно, сделать очень сильную натяжку, «растянув» Парфию до Индии, как это делает в своей, на самом деле глубокой и прекрасной работе «Индия и апостол Фома» епископ Трикомийский А. Медликотт (Лондон, 1905 г.), но к чему, если Евсевий четко отличает Индию и однозначно пишет, что там проповедовал апостол Варфоломей (цитату мы приводили несколько ранее (см.: V, 10, 3); там же сказано об истинном миссионере в Индию из Александрии, Пантене, побывавшем там примерно в 190 г.). Проповедь Фомы в Парфии подтверждает Ориген (185–254 гг.). Епископ Ипполит Портский, как пишет Эгберт Кеннет в своей работе «Святой Фома, апостол Индии» (Мадрас, 1882 г.; кстати, он же расширяет географию проповеди апостола вплоть до островов Юго-Восточной Азии и даже, предположительно, Китая), также подтверждает в труде «О 12 апостолах», что Варфоломей проповедовал в Индии, «отдавая» Фоме Парфию, Мидию, Персию, Гирканию, Бактрию, но при этом пишет, что Фома умер мученически в индийском городе Каламина. Это – практически единственная брешь, способная обрушить «оборону» Евсевия, ибо Ипполит жил раньше, в первой половине III в.; епископ Медликотт, однако, на него не ссылается, хотя собрал много свидетельств в пользу своей точки зрения. И это правильно. Во-первых, африканский епископ Ипполит Портский ничего такого не писал, его труд – иного характера, этнографического, и Кеннет элементарно спутал его с жившим в то же время св. Ипполитом Римским; ту же ошибку допустил Г.М. Бонгард-Левин в своем добротном очерке «Религиозно-философские течения Древней Индии и античные свидетельства» из сборника «Индия и античный мир». Это – во-первых. Во-вторых, и это куда важнее, сочинение св. Ипполита Римского «Известия о 12 апостолах и 70 учениках Христа» ныне считается подложным, а другое его произведение, «Апостольское предание», – совсем об ином, да и принадлежность его св. Ипполиту оспаривается. Итак, нами практически установлено, ранее какого времени легенда об индийской миссии апостола Фомы возникнуть не могла. Верхняя граница довольно близко.

Епископ Медликотт приводит строки из 42-го гимна св. преподобного Ефрема Сирина (ок. 306–373 гг.), где говорится как насчет убийства Фомы в Индии, так и про перенесение его мощей в Эдессу, что, кстати, обесценивает все прочие многовековые показания о его могиле в Индии, которую посещал некто Феодор во время св. Григория Турского (538–594 гг.), в 883 г. – посольство короля Англии Альфреда Великого (ок. 848 – ок. 901 гг., правил с 871 г.) и пр., хотя мощи могли и разделить, эта практика уже существовала в IV в. (связь Фомы с Эдессой неслучайна, Евсевий пишет («Церковная история», I, 13, 4; II, 1, 6), что Фома отправлял туда к царю Авгарю апостола от 70 Фаддея). Вот фрагмент гимна Сирина (пер. с англ. – Е.С.): «И взвыл демон: “В какую землю удалиться мне от праведного? Я побудил Смерть убить апостолов, чтобы их кончиной избежать их ударов, но еще тяжелее я теперь поражен – апостол, которого я убил в Индии, поборол меня в Эдессе. Он – весь тот же и там, и здесь. Я пошел туда – и он там; сюда – и, к своему горю, вновь нашел его. Купец (по имени Хабин. – Е.С.) привез кости – нет, скорее, они привели его! Такова их взаимная выгода! А мне что проку от того, что у них взаимная выгода? Оба доставили мне убыток. Кто покажет мне ковчег [с мощами] Искариота, которого я подстрекал? А ковчег [с мощами] Фомы убивает меня, ибо в них сокрытая сила, она мучит меня. С пользой избранный Моисей перенес кости [Иосифа]. Если даже такой великий пророк постигал, что от костей идет помощь, правильно в это поверил и купец, и воистину он звался купцом, ибо [как] купец получил выгоду, стал великим и правит. Его сокровище обратило меня в нищету, ибо для Эдессы оно открыто, и великий город богатеет от его силы”».

Епископ приводит фрагменты еще трех гимнов того же автора, также свидетельствующие о просвещении Индии Фомой. Эти свидетельства, как и прочие, приводимые этим автором, однако же по времени все позднее Евсевия Кесарийского. Например, св. Григорий Назианзин (276–374 гг.) в 39-й проповеди (против ариан) связывает Фому с Индией, так же, как св. Амвросий (ок. 340–397 гг.) в толковании на псалом 45-й, св. Иероним в послании к Марцелле, епископ Гауденций из Брешии (V в.) в 17-й проповеди, св. Павлин Ноланский (ок. 353–431 гг.), св. Беда Достопочтенный (672–735 гг.) и др. Как видим, отцы, в основном, латинские, кроме Назианзина; но вот свидетельство с Востока, которое нам дает св. Иоанн Дамаскин, это первая половина VIII в. н. э.; он в начале своего «Сказания о жизни преподобных Варлаама и Иоасафа» пишет: «Я ни в каком случае не умолчу о душеполезном сообщении, которое мне передали богобоязненные люди о жителях Внутренней Эфиопии, известных под именем индусов, узнав это из верных источников. Страна индусов, о которой идет речь, обширная и многолюдная, окружена океаном и морями, удобными для кораблей в части, обращенной к Египту, на материке же граничит с Персидским государством. В ней издревле господствовал мрак идолопоклонства; она была страной в высшей степени варварской; ее беззакония выходили из ряда других. Когда же Единородный Сын Божий, сущий в недре Отчем, не перенося порабощения грехом существ одного с Ним образа, явился нам, чуждый греха, и, не покидая престола Отца Своего, воплотился ради нас от Девы, чтобы мы стали причастны неба и отступили от прародительского греха, а освободившись от него, обрели бы прежнее усыновление; когда Он, совершив свое дело воплощения, принял крестное страдание и смерть и соединил так необыкновенно земное с небесным, потом восстал из мертвых, со славою вознесся на небо и сел одесную величия Отца на небесах, тогда Он послал видевшим Его и принявшим Его учение, как обещал, в утешители Духа Святого в виде огненных языков и затем отправил их [учеников] ко всем народам просветить светом Евангелия погруженных во мрак невежества и крестить их во имя Отца и Сына и Святого Духа. И когда одни из них получили в удел восточные, другие – западные страны, одни пошли на юг, другие – на север, тогда святой Фома, один из двенадцати учеников Христа, был послан в страну индусов, чтобы возвестить им спасительное учение. При содействии Всевышнего, подтверждавшего его слова знамениями, мрак идолопоклонства был рассеян, и жители той страны, оставив жертвоприношения идолам и тому подобную мерзость, приняли непреложную веру. Просвещенные святым апостолом, они через крещение обрели Христа. Число верующих постоянно увеличивалось в стране, жители ее успевали в истинной вере, строя повсеместно церкви» (Предисловие; гл. 1). Византийская «Пасхальная хроника» (начало VII в.) сохранила фрагмент сочинения некоего епископа Дорофея, который пишет (пер. с англ. – Е.С.): «Апостол Фома, после того как проповедал Евангелие парфянам, мидянам, персам, германиям (не путаем с германцами – это персидское племя, о котором упоминал еще Геродот – см.: I, 125. – Е.С.), бактрийцам и магам, претерпел мученичество в Каламине, городе Индии». Кеннет из Мадраса считает, что этот Дорофей – старший современник Евсевия, но насколько верна эта датировка и аутентичен фрагмент – вопрос, который пока не позволяет опровергнуть Евсевия. Во всяком случае, епископ Медликотт вновь, как в случае с Ипполитом, либо этого свидетельства не знает, либо не рассматривает как таковое.

Иаков Ворагинский в «Золотой легенде» расписывает индийские чудеса и страдания апостола Фомы уже весьма подробно: то есть в XIII в. все это для европейцев уже несомненно, ибо авторитет «Золотой легенды» был непререкаем. Вкратце епископ Иаков пишет так (здесь мы ограничимся пересказом, потому что далее попотчуем блюдом более изысканным – португальской поэмой): Христос явился Фоме в Кесарии и, сказав, что индийский царь Гундофар послал своего визиря Авана за искусными зодчими, ибо решил построить изысканный дворец в римском стиле (!), велел апостолу прийти к этому визирю и вместе с ним отправиться в Индию. Причем Фома в трепете сказал: “Господи, пошли меня, куда будет воля Твоя, но только не в Индию!” Господь успокоил маловерного, пообещав свою помощь, успех в обращении индусов и возвращение к Нему “с пальмой мученичества”. Во время путешествия в Индию они прибыли в некий город, где царь выдавал замуж свою дочь и пригласил всех на пир; попал туда и Фома, которого виночерпий ударил по щеке за то, что тот не пил, не ел, а только думал, ну и, естественно, обидчика, когда он пошел за водой, тут же загрыз лев, и собака принесла его руку прямо на брачный пир. Фома благословил новобрачных, отчего те решили вести девственную жизнь, чтобы попасть в рай; впоследствии невеста Пелагия стала монахиней (правда, монашества до рубежа III–IV вв. не существовало) и мученицей, а жених Дионисий – епископом. При этом епископ Иаков рассказывает случай с иудейской музыкантшей, который можно было б и не упоминать особо, если б не реальные свидетельства о поселении в Западной (а может, и Северо-Западной, «греческой») Индии евреев еще до н. э., о которых пишет Эгберт Кеннет; что ж, именно на пребывавшее в рассеянии еврейство и была первоначально рассчитана апостольская проповедь, пока Павел не пошел в языческий «народ». В Северной (Иаков так точно и указывает) Индии Фома получил большие царские сокровища на постройку дворца, но, когда царь уехал по делам, раздал все народу. Вернувшийся царь хотел содрать с Фомы и Авана кожу и сжечь живьем, но вовремя воскресший царский брат разубедил его причинять вред святому. Царь обратился в христианство. Фома излечил много недужных, преподал индусам двенадцать степеней добродетели. Потом апостол покинул Северную Индию, обратил Мигдонию – жену царского племянника Каризия, и, поскольку она перестала разделять с ним ложе, тот пожаловался дяде, и апостола заточили в тюрьму. Мигдония тем временем обратила пытавшуюся ее увещевать царицу. Разгневанный царь начал безуспешно пытать апостола, стремясь принудить его принести жертвы, но идол, разумеется, разрушился, и тогда верховный жрец, желая отомстить за поругание своего бога, зарубил Фому мечом. Любивший апостола народ разгневался и хотел сжечь жреца живьем, а царь с племянником бежали; тело Фомы было с честью предано земле. Таков рассказ епископа Иакова.

Стоит немного продолжить этот любопытный разговор, покинув временные рамки Античности. Во-первых, знаменитый венецианский купец и путешественник Марко Поло (1254–1324 гг.), одно время даже находившийся на службе у монгольского хана Хубилая, овладевшего Китаем, оставил в своей «Книге о разнообразии мира» упоминание о мощах св. Фомы в Малабаре и тамошних христианах, приведя заодно альтернативную версию гибели апостола (CLXXVI): «Мощи св. Фомы в области Меабар, в маленьком городке, куда никто, даже купцы не заходят, товаров на вывоз отсюда мало. Место глухое, но много и христиан, и сарацин паломничают сюда. Здешние сарацины, скажу вам, в св. Фому верят крепко; рассказывают, что он был сарацином, великим пророком; называют его анаиран; это значит святой человек. Расскажу вам вот о каком чуде: христианские паломники берут землю в том самом месте, где святой опочил, и эту землю они приносят к себе: у кого лихорадка, четырехдневная или трехдневная, или всякая другая, тому они дают испить [воды] с той землей; и больной, как только напьется, исцеляется. И то же самое со всяким больным. А земля, знайте, красная. Расскажу вам еще об одном великом чуде, что случилось в 1288 г. по Р.X. У одного здешнего князя было много рису, и насыпал он его во все дома кругом церкви. Христиане, сторожившие церковь и святые мощи, видя, что князь-язычник засыпает рис в те дома и паломникам негде будет приставать, очень прогневались; стали они его просить, чтобы не делал он этого; а князь был жестокий, гордый, просьбы их не послушал и против их воли, а по своему желанию все дома наполнил рисом. И как только он это сделал, вот какое великое чудо сотворилось: в ту самую ночь явился ему св. Фома с вилами. Приставил святой вилы к горлу князя, да и говорит ему: “О имярек! Коль не опорожнишь моих домов, то злою смертью помрешь!” Сказал это святой да вилами и сдавил сильно горло князю; почудилась князю сильная боль, чуть не умер; а св. Фома после того ушел. Поднялся князь ранехонько и приказал опорожнить все дома; рассказал он, как являлся ему св. Фома, и почиталось то за великое чудо. Возрадовались и возвеселились христиане; славили и благодарили св. Фому много; благословляли его имя. Чудеса тут творятся ежегодно; и всякий, кто услышит о них, признает их великими; калеки и расслабленные христиане исцеляются тут.

Расскажем вам теперь о том, как св. Фома был убит. Был святой вне своей обители, в лесу, и молился он там Господу Богу, а кругом него было много павлинов; павлинов здесь больше, нежели где-либо в свете. Молится святой, а какой-то язычник из роду и племени гуи пустил из лука в павлина стрелу, около святого; не видел он святого и метил в павлина, а поранил святого в правый бок; а святой, пораненный, потихоньку стал славословить Создателя; от этой раны и скончался. Но прежде нежели он пришел сюда, много народу обратил он в Нубии…

Новорожденных раз в неделю мажут здесь сезамовым маслом, чтобы они чернели; они и родятся черными, но чем чернее человек, тем красивее он почитается (пусть читатель отметит расхождение с приведенными ранее по этому поводу данными Афанасия Никитина. – Е.С.). Своих богов и идолов они изображают и рисуют черными, чертей – белыми, как снег. Бог, говорят они, и все его святые черны; это про своего бога и про своих святых они говорят; а черти, говорят, белы; поэтому и рисуют их такими, как вы слышали. Идолов, скажу вам еще, они также изображают черными».

Во-вторых, известия об индийских христианах, равно как и сведения о некоем таинственном христианском царе-священнике Иоанне (в русской литературе XIX–XX вв. иногда даже называемого первосвященником, но это неверно, ибо, во-первых, так он не назван ни в одном историческом источнике, во-вторых, первосвященническое достоинство несовместимо с царским – только у Христа), который царствовал на Востоке и успешно противостоял язычникам (правда, его убил Чингисхан, но его дело продолжали его потомки), подавали средневековым христианам Европы надежду, что, объединившись с ними, они победят язычников и мусульман. Впервые об этом писал баварский епископ Оттон Фрейзингенский, а потом Гийом де Рубрук и Марко Поло (см. главы LXIV–LXVIII, LXXIV, CVIII–CIX, CXCVIII), сведениям которого особо доверяли. Особенно катастрофическим положение стало после падения Константинополя в 1453 г.; кроме политических, оно имело также серьезные экономические последствия: овладев «золотым мостом» меж Европой и Азией, турки овладели и всей межконтинентальной торговлей, благодаря чему могли диктовать цены и регулировать предложение, создавая дефицит и соответственно опять же повышение цен. От этого страдали и более мощные торговые страны Европы, чем захудалые Испания и Португалия. И, как своеобразное следствие падения Константинополя, началась эпоха Великих географических открытий, должных, по мысли европейцев, найти пути в Индию в обход турок. У испанцев это привело к открытию Америки Колумбом, у португальцев – морского пути в Индию вокруг Африки Васко да Гамой. При этом, повторимся, официально целью экспедиции последнего являлся «розыск» индийских христиан и помощь им в борьбе с неверными, а также, возможно, и расчет на их помощь в той же борьбе – кое-кому воистину рисовалось пришествие армад восточных христиан под трубные звуки их боевых слонов – то-то Мехмед в Константинополе испугается!..

Васко да Гама… Его имя часто стоит наряду с именами Колумба и Магеллана, и, если судить только по важности географических открытий, он имеет на это право. Однако нельзя забывать, и свидетельств тому множество, что да Гама был истинным зверем в человеческом обличье, и на самом деле его имени подобает стоять в одном ряду с кровавыми именами Кортеса и Писарро. Индия навсегда запомнит массовые казни, сожжение заживо, пытки кипящим маслом, отрезанные носы и уши и отрубленные руки и ноги, порабощение и вероломство – так Васко да Гама вписал себя в историю Индии. Обо всем этом мы особо распространяться не будем – не та тема и объем, а вот показать его лицемерие, связанное с древними христианами св. Фомы, – пожалуйста.

Во время первого путешествия в Индию Васко еще делал вид, что разыскивает христиан, – и ему некто Монсаид, местный мавр, приладившийся к португальцам и потом уплывший вместе с ними, выдал желаемое за действительное, сначала порассказав о том, что практически все индийские не-мусульмане – христиане, а потом приведя его в Каликутте в индуистский храм. К.И. Кунин пишет об этом, цитируя португальского автора-очевидца: «Автор «Roteiro» пишет: “Когда мы прибыли, нас повели в большую церковь. Участок, занятый церковью, – величиной с монастырь. Она построена из тесаного камня и покрыта изразцами. У главного входа высится бронзовая колонна высотой с мачту, а на вершине ее укреплена птица, похожая на петуха. Кроме того, там есть еще очень толстая колонна высотой с человека. В центре церковного участка расположена часовня, построенная из тесаного камня. В нее ведут каменные ступени и бронзовая дверь, достаточно широкая, чтобы пройти человеку. В середине этого святилища стоит маленькое изображение, представляющее Богородицу, по стенам против главного входа висят семь колокольчиков. В этой церкви капитан‑командир, и мы с ним помолились. Мы не вошли в святилище, ибо по обычаю туда входят лишь служители церкви, называемые кафи. Эти кафи побрызгали на нас святой водой и дали нам некую белую землю, которой христиане той страны имеют обычай мазать лоб, темя, вокруг шеи и руки. Они побрызгали святой водой и на капитана‑командира и передали ему белую землю. Он передал ее кому‑то на сохранение, сказав, что помажется после. На стенах этой церкви нарисованы многие святые с коронами на головах. Они изображены по‑разному: с зубами, выступающими на вершок изо рта, и с четырьмя или пятью руками”. Васко да Гама, несомненно, прекрасно понял, что это не христианская церковь. Поняли это и кое‑кто из его спутников. Старинный историк первого плавания португальцев в Индию Кастаньеда пишет, что один из португальцев – Жоао де Са, опустившись на колени сбоку от командира, сказал: “Если это дьяволы, – я поклоняюсь истинному богу”, на что Васко да Гама улыбнулся. Отказываясь принять “белую землю” индуистских жрецов, Васко да Гама, быть может, знал уже от Монсаида, что главной составной частью “белой земли” является коровий помет. Итак, “ревностный слуга церкви”, правоверный католик Васко да Гама, очутившись в Индии, чтобы расположить в свою пользу индусов, счел за благо сделать вид, что принимает индусский храм за христианскую церковь, и совершил в ней торжественное моление. Позднее, быть может для того, чтобы отвести от себя обвинение в святотатстве, он еще долго будет называть индуистов “христианами”».

Так что, несомненно, здесь присутствовал простой политический расчет. Пусть индусы думали, что Васко молится их богам, королю же Португалии можно будет доложить об успехе официально заявленной миссии. Когда, возвращаясь, Васко посетил те самые злосчастные острова Анжедива, воспетые Камоэнсом как остров Венеры и где да Гама устроил бойню захваченным им индийским морякам (мы об этом писали ранее), он обнаружил руины и старика – как писали португальцы, священника «христианской церкви, разрушенной некогда маврами». Поскольку «зрителей» не было, не было нужды и в фарсе. Но гораздо показательнее было возвращение блудного адмирала: он открыл беспощадные военные действия против индусов, жег живьем женщин и детей, а жрецу – послу владыки Заморина – он велел отрезать нос, уши и руки, которые повесили ему на шею, и отправили вместе с руками, носами и ушами прочих пленников с 24 больших и малых кораблей к Заморину с циничным советом сделать карри из того, что привезет жрец. Так вот, во время этого усмирения Гаме доложили, что некоторые из тех, кого он приказал повесить за ноги на корабельные мачты и затем расстрелять из арбалетов, – те самые индийские христиане, которых они так долго искали в прошлый раз. Что же адмирал? Обрадовался, отменил приказ? Разумеется, нет. Послал только священника, чтоб тот дал им предсмертное напутствие, после чего те, кого настойчиво португальцы якобы искали на протяжении 60 лет, были расстреляны. Драгоценности и пряности – вот что было нужно португальцам, а не какие-то там единоверцы…

Разумеется, об этом Камоэнс не писал, сочиняя свою поэму «Лузиады» – несмотря на многие «родимые пятна» лжи и колониализма, первый национальный эпос Португалии. Славословие не принесло Камоэнсу прижизненной славы или выгод: он много воевал, потерял в бою глаз, едва не погиб при кораблекрушении, лишившись своего состояния, и после долгих лет службы в индийском Гоа вернулся на родину, где умер в нищете. Приведем фрагмент из его поэмы (X, 108–118):

 
Провинции, среди обеих рек
Виднеющиеся, живут весьма различно:
Здесь в Магомета верит человек,
Там обожанье идолов привычно.
Нарсинга помнит, как в далекий век
В ее земле зарыт был, как обычно,
Остывший прах святого старика —
Касалась ран Христа его рука.
Вблизи от моря возвышаясь ясно,
Прекрасный город долго процветал;
Чаруя всех людей красою властной,
Мелианор – народ его назвал.
Тогда из Индии, как видно, не напрасно
Великий свет впервые воссиял.
И слово Истины принес Фома
В тот край, где все еще царила тьма.
Апостол, странствуя, успел дойти
До государства Нарсинга, где много
Он исцелял больных на всем пути.
Там вдруг теченьем с моря на дорогу
Древесный ствол сумело принести
Огромной тяжести. Кипит тревога:
От короля приказ: тот ствол поднять.
Ни людям, ни слонам его не взять.
Ствол силе никакой не поддавался.
Апостол же помощников не звал:
К стволу огромному, который не сдавался,
Свой шнур от пояса он привязал,
Чуть потянул – и ствол вдруг закачался
И двигаться легко, послушно стал
До места, где воздвигли наконец
В честь этого царю дворец.
Апостол знал, что, если с твердой верой
Сказать горе: «Иди!» – она пойдет.
Так говорил Христос – и дал примеры —
Народ Фоме хваленья воздает —
Брамины же волнуются без меры.
То чудо их авторитет сорвет…
Апостола святое поведенье
Повсюду вызывает восхищенье.
Тотчас возникла ненависть глухая
В сердцах у всех языческих жрецов.
И каждый, хитрости изобретая,
Из-за угла Фому убить готов.
А главный жрец, от ярости пылая,
Готовит преступление без слов…
У сердца чистого врага страшнее нет,
Чем ложной добродетели портрет.
Жрец ночью сына задушил родного
И в преступленье обвинил Фому —
А все жрецы о том же дали слово.
Апостол вскоре брошен был в тюрьму.
Но, духом не упав, он молит снова
Царя небесного о помощи ему:
Свершить пред королем в одно мгновенье
Ребенка мертвого чудесное спасенье.
Когда доставили ребенка тело,
Фома сказал: «Он будет воскрешен,
Ответит на вопросы все по делу.
Он лучше знает, кем он умерщвлен».
Перед крестом звучит моленье смело,
Встает дитя, поклон Фоме кладет
И говорит: «Убийца – главный жрец…
Да, задушил меня родной отец».
Такое чудо бурю восхищенья
И страха вызвало по всей стране;
Король и двор хотят принять крещенье,
Учение Христа признав вполне.
Но зависть жгла браминов жаждой мщенья,
И, ядом слов пылая, как в огне,
Они народ искусно возбуждают
И смерть апостолу подготовляют.
Жрецы везде следили за Фомой,
И лишь с народом стал он говорить,
Они сумели овладеть толпой
И сильное волненье возбудить.
Господь решил, что время роковое
Пришло – святому подвиг совершить:
Вот град камней в апостола бросают,
И палачи кинжал в него вонзают.
Святой Фома, тебя оплачут реки,
Священные земли, где ты ходил,
Оплачут души тех, кого навеки
Из тьмы язычества ты к Богу обратил.
И радость в небесах о человеке!
Ликуют ангелы и хор светил —
Вся Лузитания к тебе взывает,
Нам Бог в тебе защиту обещает.
 

Можно было бы много написать о «вкоренении» португальцами христианства на индийской земле – с разрушением храмов; с подвижнической деятельностью апостола Азии – сооснователя Ордена иезуитов св. Франциска Ксавера (1506–1552 гг.), чьи мощи доныне покоятся в базилике Доброго Иисуса в Гоа – до относительно недавнего времени они были в свободном доступе паломников, пока один крепко верующий индус не отломал ему для себя палец на ноге; с введением инквизиции, которая, как показали раскопки при сносе ее трибунала в 1830 г. у сгоревшей от удара молнии церкви Блаженного Августина в Старом Гоа, отняла множество жизней, ее подвалы были просто переполнены грудами костей и черепов. За 200 лет ее существования с 1560 г. перед церковным судом предстали 16 172 человека. Точное количество казненных неизвестно, зато вице-король Дом Константино де Браганца триумфально сжег в Гоа захваченный на Цейлоне зуб Будды. Буддийские раджи Индии и Индонезии предлагали за него огромный выкуп, но инквизиция сожгла священный зуб, пепел бросила в реку и торжественно сие деяние отпраздновала. Это все – история более позднего времени, которой уже, к сожалению, не место в рамках данной книги, а нам пора вести свой рассказ к концу – благо стихи Камоэнса вернули нас вновь в начало нашей эры, в позднюю Античность.