Текст книги "Педагогический декамерон"

Творчество или ремесло? (вместо заключения)

Ремесло учителя принято относить к творческим профессиям. В таком посыле есть большая доля лукавства. Прежде всего потому, что профессия эта массовая. Педагог, прежде чем попасть в институт, а затем в школу, не проходит кастинг или любую иную форму творческого отбора. А введение единого государственного экзамена сегодня приводит к тому, что педагогические вузы не отбирают будущих светил педагогики, а чаще подбирают тех, кто в силу недостатка набранных баллов не попадает в более престижные учебные заведения. Низкие зарплаты не привлекают в школу даже тех молодых людей, кто первоначально был заряжен на педагогическую деятельность. Вот и приходится проявлять некоторую хитрость при заманивании в профессию, педалируя творческий характер учительского труда. Это ничего, что поначалу придется еле-еле сводить концы с концами, зато впереди безбрежное творчество, сплошной креатив. Раз сам процесс творчества доставляет ни с чем не сравнимое блаженство, то за удовольствия, как известно, приходится платить. Разумеется, не учителю-мастеру, а ему самому, расплачиваясь за наслаждение своим трудом, серьезными материальными и психологическими неудобствами.

Проблема в том, что начинающий педагог, воодушевленный исключительно творческим посылом, попадая в водоворот школьной жизни с ее неизбежной рутиной и неустранимыми неурядицами, быстро ломается, угасает, превращается в педагогический автомат по обучению детей, будучи не в силах приподняться над обыденностью, выполняя завет поэта: «Давай, брат, отрешимся. Давай, брат, воспарим» (Б. Окуджава). Между тем без воспарения никакое творчество, включая педагогическое, невозможно. Что мешает взлету молодого учителя, висит тяжелым грузом на его ногах, не позволяя оторваться от захлестывающих ежедневных, земных забот? Недостаточное владение ремеслом.

В любой сфере человеческой деятельности путь к высшим достижениям начинается с овладения ремеслом. Прежде чем достигнуть «акмэ» (вершины своего творчества), тысячи часов проведет музыкант за инструментом, оттачивая мастерство. Научиться играть на струнах человеческой души (собственно говоря, этим и занят педагог) неизмеримо сложнее, о чем с иронией говорил еще Гамлет. Прозревать гармонию в какофонии школьной жизни способен лишь тот, кто в совершенстве овладел своей профессией. Перескочить через этап ученичества не удается никому. Если продолжить аналогию с обучением музыкантов, то в их программу занятий входит обязательное посещение концертов, где есть возможность познакомиться с исполнительским мастерством своих старших товарищей по цеху. Слепо копировать чужие достижения невозможно. Это и не требуется. Со временем молодые исполнители обретут уникальную творческую манеру, позволяющую трактовать музыкальные произведения по-своему. Каждый творческий человек тем и отличается, что имеет свой, узнаваемый почерк. Пока же только начинающие артистическую карьеру люди внимательно присматриваются к чужому концертному исполнению.

Сто фрагментов школьной симфонии, представленные в этой книге, разумеется, могут быть исполнены по-разному. Но играть все же следует по нотам, а не как бог на душу положит. Резкое противопоставление ремесла творчеству, укорененное в нашем сознании, на мой взгляд, ложно, а в педагогике опасно вдвойне. Фальшивая нота слышна немедленно, она режет слух, вызывает недоумение слушателей, ставит под сомнение профессионализм исполнителя. Ложный педагогический жест, сопровождающийся лицемерной улыбкой, скрывающей неискренность учителя, – вся эта педагогическая фальшь распознается не сразу. С плохого концерта можно встать и уйти. От дурного учителя ребенку избавиться сложнее. Своими непрофессиональными действиями он может нарушить гармонию отношений, испортить воспитаннику нравственный слух, навсегда лишить его способности сквозь скрежет и грохот окружающей жизни расслышать ее дивную музыку.

Несовершенное владение педагогическими инструментами утомительно и для самого учителя, поскольку изматывает его душу по мелочам. Там, где искушенный в нашем ремесле человек в два счета снимет проблему, мгновенно расставив все по местам, неопытный педагог затратит бездну сил и уйму времени на решение элементарных вопросов. Подготовка к уроку, ведение родительского собрания, организация дежурства детей по школе, своевременное заполнение классного журнала, проведение походов и экскурсий – из этих фрагментов складывается мозаичная картина школьной жизни. За каждым из перечисленных дел скрывается своя технология, овладев которой педагог высвобождает силы и время для решения серьезных, по-настоящему творческих задач. Хотя, строго говоря, нетворческих задач в работе с детьми не бывает. И не только с детьми.

Условность границы между творчеством и исполнительством мне дано было понять в молодости, в период работы в археологических экспедициях. Там мне посчастливилось наблюдать работу выдающегося землекопа. При раскопках греческих склепов мы, крепкие, спортивные молодые люди, за день углублялись лишь на полметра. Тяжелая глинистая почва и палящий зной крайне затрудняли работу. Наш коллега, сорокалетний мужчина, казавшийся нам тогда безнадежно старым, опускался за день раскопок на полтора метра. Наблюдать за самим процессом его работы было истинным наслаждением. Каждое его движение было выверено и доведено до филигранной точности. Поочередное включение то одной, то другой группы мышц позволяло телу отдыхать, не выключаясь из процесса тяжелого физического труда. Дыхание не сбивалось, легкие работали, как насос. Это был доктор физико-математических наук. Таким своеобразным способом он расслаблялся летом, отдыхая от напряженных научных изысканий, требовавших огромной мобилизации интеллектуальных сил. Но от себя не уйдешь. Даже находясь на отдыхе, он включил интеллект для оптимального выполнения абсолютно нетворческой задачи землекопа. Результаты не замедлили сказаться.

Но так ведь в любом вопросе. Одно дело – унылая, обязательная уборка спальни, в которой дети спят после работы в трудовом лагере. И совсем другое – выполнение конкурсного задания на лучший дизайн-проект оформления своего места отдыха. В первом случае мы добиваемся только чистоты, да и то из-под палки. Во втором – включаем фантазию детей, призывая их придать уют тому месту, где им предстоит прожить всего лишь месяц. Временный характер проживания в данных помещениях еще не повод опускаться и разводить свинство. К сожалению, и эта очевидная мысль была почерпнута мной не из учебника педагогики, а принадлежала нашему старшему сержанту. В 1972 году мы оказались на тушении пожаров под Москвой. Горели торфяники, уходили под землю машины с солдатами.

В этих экстремальных условиях наши офицеры не придирались к нам по мелочам, не требовали неукоснительного соблюдения воинских регламентов, относящихся к внешнему виду солдата. Пользуясь поблажками, мы стали опускаться: перестали бриться, подшивать свежие воротнички. Какой смысл следить за собой, находясь в дыму и копоти пожарищ? Конец этому положил старослужащий сержант-украинец. Нет, он не кричал, не отдавал приказы, но, оглядев хитрым взглядом свое погорелое воинство, пожал плечами и с удивлением произнес на русско-украинском суржике: «Дивлюсь я. И эти хлопцы с незаконченным верхним образованием?» Наш сержант педагогических академий не кончал. Но его брошенная мимоходом реплика задела за живое, заставила посмотреть на себя со стороны и на много лет вперед предопределила требовательное отношение будущего директора к внешнему виду своих сотрудников.

Вернемся к детям. Немедленное, по приезде на место, объявление конкурса на лучшее оформление своей палаты – отработанный элемент педагогической технологии организации летнего отдыха детей. Таких элементов сотни. В совокупности они создают бодрый оптимистичный тон в коллективе, облегчают работу педагога, наполняют глубоким педагогическим содержанием даже скучные детали обыденной жизни. Имеет ли смысл заново изобретать велосипед? Не проще ли овладеть испытанными методами и приемами? Технологии, методы, приемы – это те кирпичики, из которых возводятся стены и перекрытия педагогического здания. Именно они обеспечивают ему надежность, прочность и устойчивость. Достаточно ли этих типовых конструкций, для того чтобы школа зажила полноценной жизнью? Разумеется, нет.

Отдав должное педагогическим технологиям, я хотел бы напомнить старую, как мир, истину: «не сотвори себе кумира».

Нет такой волшебной палочки, по мановению которой можно решать все без исключения педагогические проблемы. Технологии не составляют исключения. Было время, когда они недооценивались, но сегодня маятник качнулся в другую сторону, и я наблюдаю их фетишизацию. Появилось бесчисленное количество педагогических пособий технологического свойства. («Как научить писать сочинения», «Как подготовить учащихся к сдаче ЕГЭ» и т. п.) Не ставя под сомнение относительную полезность подобной прагматической литературы, тем не менее решусь на более чем рискованную аналогию. Подобные брошюры напоминают мне пособия по сексологии, где все внимание сосредоточивается исключительно на технике этого вопроса. За скобками остается «незначительная», второстепенная, с точки зрения авторов, деталь: чтобы достичь гармонии в отношениях, надо любить! Как уже неоднократно подчеркивалось, технологии нельзя недооценивать, но и преувеличивать их значение тоже не стоит. Нельзя представлять себе ребенка неким сырьем, пропустив которое через технологический конвейер можно надеяться на получение полноценной личности.

Типовое здание школы педагогическое творчество превращает во дворец. Разумеется, речь идет не только о дизайне помещений. Вот мы и добрались до коренного вопроса: в чем сокровенная суть педагогического творчества? Ответить на него тем более важно, потому что сегодня в педагогике под творчеством понимается чрезвычайно широкий спектр учительских достижений. Это и успешное внедрение уже готовой педагогической технологии, что, разумеется, требует воли, способностей, умения соотнести чужой опыт с реалиями своей школы. Например, освоение педагогической системы М. Монтессори в работе с дошкольниками и учащимися начальной школы. Чем не творчество? Это и грамотное использование учителем современных информационных технологий в рамках своего предмета.

Однажды на уроке в начальной школе мне посчастливилось увидеть поразительно точное и оправданное использование компьютера. Малыши изучали рассказ Л. Н. Толстого «Косточка». Поставив перед детьми вопрос, о чем этот рассказ, учитель получил стандартный ответ: о том, что все тайное становится явным. Весь текст рассказа был предварительно размещен на экране. Получив ответ детей, педагог с помощью компьютера убрал из текста все «лишнее», после чего осталось всего четыре предложения о том, как ребенка, съевшего потихоньку от взрослых сливы, вывели на чистую воду. «Зачем же Л. Н. Толстому понадобилось столько дополнительного текста для изложения этой истории?» – спросил учитель, чем вызвал удивление в классе. Затем педагог начал добавлять на экран предложение за предложением, каждый раз обсуждая с детьми смысл прочитанного. В итоге, когда рассказ классика был полностью восстановлен, выяснилось, что он совсем не о том, что воровать плохо. Так передо мной развернулся настоящий текстологический анализ в начальной школе (!), ставший возможным благодаря новым информационным технологиям. Это ли не творчество учителя?

Однако, как уже отмечалось выше, не технологией единой жива школа. Бывает и так, что, не испытывая ни малейших угрызений совести, я пишу в характеристику педагога фразу «проявил себя как творческий учитель» даже тогда, когда он впрямую не занимается инновационной деятельностью. В чем же тогда проявляется его творчество?

Сложнейший класс, от которого стонет вся школа. В нем много детей из социально неблагополучных семей. Большая часть – мальчишки, которые растут без отцов. Среди них выделяется неформальный лидер: наиболее агрессивный подросток, с которым никто из педагогов не может найти общего языка. Кроме одного, его классного руководителя. Это мужчина средних лет, молчаливый, сдержанный, неторопливый, в инновационной деятельности не замечен, престижными наградами не отмечен. Но через полгода класс приведен в полный порядок, а его атаман прекратил свою подрывную деятельность. Вся школа вздохнула с облегчением.

– Раскройте педагогический секрет, – прошу я учителя. – Что вы такое сделали с классом? Как перетянули на свою сторону его лидера?

– Ничего особенного.

– А все-таки.

– Ну, не знаю. Пару раз вытянул его в кино в воскресенье. Понимаете, парень же растет без отца. Я позвал его, он согласился. Пришли в кинотеатр за полчаса. Пошли в буфет. Я взял два бутерброда, себе бутылку пива, ему воду. Посмотрели фильм, пешком вернулись домой. Вот и все.

– Как все? Вы же, наверное, о чем-то говорили по дороге?

– Да так, трепались о том о сем.

Когда за ним закрылась дверь, я задумался. На память пришли стихи Б. Окуджавы.

 
Держава, родина, страна, отечество и государство –
Не это в душах мы лелеем и в гроб с собою унесем.
А тихий взгляд и поцелуй, любови нежное коварство,
Кривоарбатский переулок и тихий треп о том о сем.
 

Мудрый учитель не проводил «воспитательный момент», заманив подростка в кино, а, говоря высоким стилем, восстанавливал утраченную парнем гармонию отношений, замещая отсутствующего в его жизни отца. Этот тихий треп без всякой задней педагогической мысли и есть высший педагогический пилотаж, дающий неизмеримо больший воспитательный эффект, нежели любые моральные сентенции и поучения. А подбор напитков, купленных в буфете? Это тоже педагогика высшей пробы. Себе пиво, ему воду. Я ни минуты не сомневаюсь, что парень уже пробовал не только пиво, но кое-что покрепче. Но это не в счет. С самого начала между педагогом и подростком прочерчивается граница. Я взрослый – и мне можно пиво, а ты, пока не вырастешь, будешь довольствоваться водой. Это не обсуждается, а молчаливо предъявляется парню как данность и непреложный закон жизни.

Между прочим, этот педагогический ход помог мне решить в общешкольном масштабе одну деликатную проблему. Дело в том, что у нас в коллективе давно сложилась традиция отмечать юбилеи коллег в школьном кафе. К каждому такому юбилею готовится слайд-фильм «Этапы большого пути», где представлены фотографии из семейного альбома юбиляра: от рождения до сегодняшнего дня. Ведущие вечера представляют жизнеописание героя. Серьезные, лирические и комические страницы биографии. Их рассказ перемежается скетчами, сценками, интермедиями, частушками и песнями. Все эти творческие подарки готовят педагоги, выпускники и старшеклассники. Учителя сидят за столиками. Как и положено, провозглашаются тосты. До поры мы не приглашали за стол старшеклассников, участвовавших в творческих поздравлениях юбиляра. Они скромно дожидались выхода на сцену за пределами кафе, а выступив, уходили домой. Вроде бы так и должно быть. Не дай бог, если они увидят учителей, поднимающих бокалы с вином. Такая позиция отдавала ханжеством и лицемерием. Можно подумать, что, выступая на празднике, они не видят, что стоит на столах у педагогов. Кроме того, меня смущала откровенно потребительская позиция по отношению к молодым людям. Юбилей готовим все вместе, а затем – «мавр сделал свое дело, мавр может уходить» (Ф. Шиллер)? По меньшей мере, несправедливо. Так вот, с некоторых пор мы стали накрывать для старшеклассников отдельный стол: разумеется, безалкогольный. И не ошиблись.

Молодые люди получили возможность увидеть не только собственные выступления, но узнать своих педагогов с новой стороны, в качестве участников учительских капустников. Их артистизм, тонкие шутки, добрый юмор и сам способ организации праздника – все это тоже воспитывает. После одного из таких юбилеев ко мне подошли старшеклассники и поблагодарили за возможность быть на празднике от начала до конца. А один из них добавил: «Теперь я понимаю, как надо устраивать дни рождения. А то ведь как это обычно происходит: все соберутся и только едят. У вас же весело и интересно!» Так учительский вечер неожиданно обернулся наглядным методическим пособием по проведению дней рождения. А что? Устраивать праздник себе и людям – этому тоже надо учить.

Но вернемся к педагогу, который надоумил меня открыть доступ на учительские праздники старшеклассникам. Его творчество очевидно, хотя абсолютно не технологично. Я не присутствовал при его разговоре с парнем на обратном пути из кино. Не исключаю, что в какой-то момент он мог дружески положить руку на плечо подростка. Как и чем измерить педагогический эффект такого жеста? Разве что замерить продолжительность времени нахождения руки на плече. Согласитесь, звучит анекдотично. Попытки алгеброй проверять гармонию всегда терпят фиаско.

Между тем «мамы всякие нужны, папы всякие важны», и школа равно не стоит как без алгебры ремесла, так и без высокого созвучия душ воспитателей и воспитанников. Педагогическое творчество бесконечно разнообразно. Поле его применения безгранично. Там есть место всем: изобретателям новых технологий и мастерам классического педагогического жанра, людям с аналитическим складом ума, склонным к систематизации, обобщениям, алгоритмизации своего труда, и художественным натурам, чьим инструментом является интуиция, безошибочно подсказывающая, какой тон взять в разговоре с конкретным ребенком, какие струны его души затронуть. Все вместе они разнообразят палитру педагогических воздействий, что чрезвычайно ценно, учитывая разницу в характерах наших воспитанников, их интеллектуальные и иные особенности.

Но в этой творческой полифонии есть нечто общее, объединяющее, приближающее нас к пониманию специфики именно педагогического творчества, вне зависимости от форм и способов его выражения. Специфика эта проявляется рельефно в сравнении с художественным творчеством. Художник, используя свои изобразительные средства, может стремиться к гармонии (так было начиная с древних греков вплоть до двадцатого века) или к дисгармонии (что характерно для виртуозов модернизма и постмодернизма), являя миру духовное смятение, внутренний разлад, предельно откровенно обнажая непреодолимые, трагические проблемы бытия.

У педагога такой дилеммы нет. Целью его творчества и одновременно средством ее достижения всегда, при любых условиях является гармония человеческих отношений. Это та напряженная цель-задание (формулировка С. И. Гессена), к которой необходимо стремиться постоянно, отдавая себе полный отчет в том, что в реальной жизни она недостижима.

Слишком многое в самом человеке и окружающей его действительности противоречит исполнению этого идеала. Что с того? Чем дисгармоничнее жизнь, чем острее мы ощущаем ее дисбаланс, тем настойчивее должны стремиться исполнить свое предназначение. Даже трагические обстоятельства не освобождают подлинного педагога от добровольно взятых на себя обязательств. Я. Корчак и в гетто продолжал ставить с детьми спектакль, а чешская учительница М. Фарберова в условиях концлагеря проводила конкурс детских рисунков. «…Нам целый мир чужбина; Отечество нам Царское Село» – более высокой оценки деятельности образовательного учреждения, чем у А. С. Пушкина, я не встречал.

Рано или поздно каждый проходит свой крестный путь, оказывается вынужден испить до дна свою чашу. Как поведет себя человек перед лицом суровых испытаний, во многом зависит от того, какими соками он напитался в юности, в каком духовном отечестве взрос. Откровенно говоря, я убежден, что педагогику можно высекать из любой ситуации, вне зависимости от того, где, когда и с кем она возникает. Педагогическое амплуа учителя (предметник, классный руководитель, кружковод) и его индивидуальный почерк здесь не играют существенной роли. Педагогическая сверхзадача остается неизменной: бесконечное поддержание хрупкого баланса человеческих отношений. Ее исполнение не означает, что педагог должен постоянно уподобляться известному персонажу мультфильма коту Леопольду с его вечным призывом: «Ребята, давайте жить дружно!» Порой приходится играть на обострение, доводя до логического разрешения назревший конфликт. Но и тогда, когда эмоции накаляются до предела, профессионал не дает захватить себя страстям, сохраняя педагогическую позицию: он управляет любой обстановкой, включая конфликтную, постоянно помня, что имеет дело с незавершенной личностью ребенка или подростка.

Но мало научиться управляться с теми реальными коллизиями, которые периодически возникают в жизни. Не менее важно целенаправленно созидать воспитывающие ситуации. И это тоже педагогическое творчество. Ряд таких историй представлен в книге, в серии рассказов «Сотворенные ситуации». Сотворенная, или сознательно созданная, ситуация в данном контексте совсем не означает, что она искусственная, надуманная, фальшивая. Весь вопрос в том, из какого материала конструируются педагогические обстоятельства, благотворно влияющие на личность. Если из кирпичиков культуры, прочно сцементированных волшебными личными встречами с ее выдающимися деятелями, то ни о какой подделке с целью проведения педагогических манипуляций не может быть и речи. Напротив, ощущение подлинности возникает из понимания уникальности происходящего, сопричастности к событиям, которые со временем становятся артефактами культуры.

Так было тогда, когда весь год старшеклассники готовили спектакль, посвященный жизни и творчеству Б. Окуджавы. На вечер приехал сам поэт, его друг, замечательный актер З. Гердт и еще много разных творческих людей, которые оценили смысл и значение происходившего. Спустя десятилетия они напишут об этом вечере в книгах и статьях как об одном из эпизодов биографии художника. Пишу об этом не из тщеславия, а для того, чтобы подчеркнуть, как важно в юности совершить нечто такое, что войдет в историю культуры, чем можно по праву гордиться, что со временем будет рассказано своим детям. И сегодня уже дети тех участников памятного спектакля создают рисунки по мотивам произведений Б. Окуджавы. Их труд тоже получил общественное признание. В ежегодно издаваемом альманахе «Голос надежды. Новое о Булате Окуджаве» опубликованы лучшие графические работы наших школьников под общим названием «Школяры рисуют Окуджаву». В 12–16 лет увидеть свою публикацию в солидном взрослом издании – это дорого стоит. Своя творческая история есть и у тех подростков, которые создавали первую в стране инсценировку по пронзительной повести А. Приставкина «Ночевала тучка золотая». А одному из них школьный спектакль даже спас жизнь.

Сделать молодых людей не пассивными потребителями достижений цивилизации, а непосредственными участниками живого культурного процесса, дать почувствовать его непрерывность, преемственность и неотменимость – это и есть педагогическое сотворчество.

Однако включение детей и юношества в контекст культуры не самоцель. При всем благотворном влиянии на формирование полноценной личности человека этот процесс всего лишь средство достижения другой, неизмеримо более высокой цели. И здесь мы, наконец, доходим до понимания сокровенного смысла педагогического творчества. Лучше всего, на мой взгляд, его сформулировал отец Александр Мень: «Так вот, когда мы начинаем учиться отличать добро от зла, когда мы учимся в себе находить вот это поле битвы, как говорил Достоевский, тогда и начинается работа по выращиванию нашей духовности. Это дело каждого человека. Это величайшее творчество. Для того чтобы творить, необязательно создавать картины, симфонии или скульптуры. Каждый человек творит свою душу, каждый созидает свою личность. Но созидает ее не в пустом пространстве, а в соответствии с другими «я» и с вечным «я» божественным».

Творить свою душу – задание пожизненное. Здесь не обойдешься часом ученичества. Перед решением этой задачи мы действительно находимся в равном положении с нашими воспитанниками. Не играем в равенство, исходя из педагогических соображений. А в самом деле, всерьез, на равных проходим испытание на прочность. Это происходит каждый раз, когда мы совершаем свой выбор, решая педагогическую проблему, в соответствии с другими «я» наших учеников перед лицом вечности.

Занимая по тем или иным причинам ложную позицию, мы калечим не только душу ученика, но и собственную душу. Об этом не стоит забывать. Возрастная дистанция, накопленные знания, приобретенный жизненный опыт – всеми этими важными в обыденной жизни характеристиками можно пренебречь, коль скоро речь идет о решении сокровенной задачи педагогического творчества, в одинаковой мере относимой к педагогу и его воспитанникам. Да, в чем-то мы умнее и изощреннее, зато они более непосредственны и не так отравлены миазмами окружающей жизни. Не зря мудрый Г. Померанц сказал: «Лестница Якова высока, но с каждой ступени видны звезды». По этой лестнице, как известно, Яков поднимался к Богу. Данная метафора помогает педагогу уяснить для себя еще одно важное условие духовного роста. Всегда есть те, кто находится на более низкой, нежели ты, ступени духовного развития и смотрит на тебя снизу вверх. Но также существуют люди, находящиеся на неизмеримо большей, чем ты, высоте, на которых ты смотришь с восхищением, стремясь дотянуться до них. Мне в жизни повезло с Учителями. Некоторые из них не были педагогами по профессии, но их судьбы повлияли на мой человеческий рост, помогали учиться отличать добро от зла. Именно поэтому я рассказываю о них в этой книге. Истории их самоотверженного служения культуре просветляют душу педагога, помогают ему самому сохранить позицию вечного благодарного ученика. Некоторых уже нет в живых, но я все время поддерживаю внутренний диалог с мертвыми, советуюсь с ними в трудных ситуациях. Помогает.

Пересмотрев книгу целиком, я убедился, что постепенно, помимо воли создателя, она приобрела ярко выраженный автобиографический характер. Обладая некоторым запасом здоровой самоиронии, автор не стал менять название своего произведения, тем более что книга «Моя жизнь в искусстве» давно написана другим, гораздо более значимым в культуре человеком. Но, если отбросить шутки, должен заметить, что педагогика всегда была, есть и будет глубоко личностным занятием. На мой взгляд, стесняться этого не следует. Педагог лишь до тех пор может соответствовать своей миссии в культуре, пока, верный формуле Б. Пастернака, он стремится «быть живым, живым и только, живым и только до конца».