Текст книги "Педагогический декамерон"

Если бы жизнь начать сначала…

Как бы вы хотели прожить свою жизнь, если все начать сначала? Этот риторический вопрос обычно любят задавать журналисты людям значительным, достигшим определенных успехов в науке, искусстве, спорте и политике. До поры до времени меня одинаково забавляли как сакраментальный вопрос, так и стандартные ответы, свидетельствующие о том, что интервьюируемые персоны ни о чем не сожалеют и полностью удовлетворены своей счастливой судьбой. На память немедленно приходили хрестоматийные стихи А. Блока, приобретавшие в этом контексте иронический оттенок: «Умрешь, начнешь опять сначала. И повторится все, как встарь…» Что за глупость, получив в дар вторую жизнь, полностью воспроизвести первую со всеми ее заблуждениями и ошибками, даже не дерзнув попробовать себя на ином поприще? Я бы, например, обязательно попытался стать настоящим режиссером или, например, профессиональным литератором. А еще лучше – выдающимся композитором, жаль только, что природа обделила абсолютным слухом. Но, быть может, он прорезался бы в той, другой, жизни?

С годами сарказма поубавилось. На смену иронии все чаще приходили размышления о сокровенном смысле избранной профессии, ее спасительной и благотворной роли в собственной судьбе. К тому подталкивали многочисленные истории и ситуации, в которые попадал автор этих заметок, каждый раз делая необходимые выводы из случившегося. Забавные и грустные, а порой достаточно драматичные, они неизменно подсказывали тот, самый стандартный, ответ на сакраментальный вопрос. Пару из них я здесь и привожу.

Первая история относится (не пугайтесь!) к жанру мужского ночного приключения. Происходила она в тот романтический период нашей истории, когда страна бурлила в перестройке, надеясь на быстрые позитивные преобразования. В то время еще было модно привлекать педагогов-практиков к разработке ответственных судьбоносных государственных решений в сфере образования. Я всегда охотно откликался на подобные просьбы, резонно полагая, что, хорошо зная проблемы школы изнутри, могу быть полезен; а кроме того, был прямой смысл участвовать в разработке решений, которые потом нам самим же и придется выполнять.

В тот раз мы до поздней ночи засиделись в высоком кабинете. Постепенно в ночи растворились чиновники, конечно переживавшие за судьбы образования, но не столь остро, чтобы остаться ночевать в родном ведомстве. А я, как помню, до хрипоты продолжал отстаивать пункт пятый параграфа второго какого-то документа. Устав от моего занудства, хозяин кабинета посмотрел на часы, которые пробили два часа ночи, и неожиданно предложил: «А не перекусить ли нам где-нибудь неподалеку?» А почему бы и нет? Тем более что в тот момент мы оба были временными холостяками. Дело происходило в середине лета, жены с домочадцами были на дачах, о чем по вечерам грустно напоминали пустые домашние холодильники. И мы отправились на поиски ближайших, открытых ночью кооперативных кафе, которые появлялись тогда повсеместно.

Первое же кафе, притянувшее нас своим уютом, одновременно отрезвило голосом официанта, предупредившего о том, что, в связи с антиалкогольной кампанией, спиртного здесь не подают. Заявление озадачило, поскольку после почти суток напряженной работы хотелось не только поесть, но и несколько расслабиться. Мы мрачно рассматривали меню, когда вплотную к нашему столику подошел скрипач. Вероятно, подумал я, таким способом они пытаются поднять нам упавшее настроение. Интересно, во что обойдется концерт в пересчете на количество неподанного спиртного?

Скрипач заиграл романс Свиридова из кинофильма «Метель», и я насторожился. Дело в том, что под эту мелодию все годы мои выпускники прощались со школой. Я сам с первого года существования школы завел эту трогательную традицию. А еще через минуту к столику подплыла высокая длинноногая официантка, держа в руках поднос с запрещенными горячительными напитками на любой вкус. «В чем дело? – поинтересовался мой изумленный попутчик в этом ночном приключении. – У вас же не положено?» А она, обращаясь только ко мне, торжественно произнесла: «Хозяин нашего кафе, выпускник вашей школы (она назвала фамилию и имя), приветствует вас. Напитки за счет заведения». И чинно удалилась, оставив на столе все принесенное.

Продолжала играть скрипка, а мы ошарашенно смотрели друг на друга. Первым молчание из вежливости прервал я:

– Да, быстро вырастают дети, а ведь в школе не представлял из себя ничего особенного. Был двоечником, с трудом получил аттестат о среднем образовании.

– Вот видите, почему образование нужно срочно реформировать, связывая его с реальной жизнью, – сел на своего любимого конька мой коллега. – Вчерашние двоечники процветают, а где отличники, я вас спрашиваю?

– До поздней ночи сидят в министерстве.

– Иронизируете?

– Ничуть, я думаю совсем о другом.

– ?

– Теперь вы понимаете, почему на ваше лестное предложение занять высокий пост я ответил отказом? Даже министру здесь ночью не поднесут, а простому директору школы, пожалуйста!

Мы рассмеялись и с удовольствием продолжили ночную трапезу.

Вторую историю к веселым не отнесешь, она скорее относится к разряду «печальных наблюдений и сердца горестных замет».

В последнее время запутались мы что-то в праздниках. Взять, к примеру, День учителя. Вся страна по традиции отмечала его в первое воскресенье октября. Между тем по специальному указу Б. Н. Ельцина праздновать его надлежит пятого октября, поскольку именно эта дата является международным учительским праздником. Между числами календаря скромно затерялось четвертое октября, имеющее самое непосредственное отношение к достижениям отечественного образования. К большому стыду, напомнил мне об этом интеллигентный седовласый человек с профессорской бородкой, работающий у нас на скромной, неприметной должности школьного гардеробщика.

В этот день он заступил на пост непривычно нарядный: в отглаженном костюме и белой сорочке с галстуком.

– Вас, видимо, можно поздравить с днем рождения? – осторожно поинтересовался я у него.

– Что вы, у меня праздник более значительный, ведь я всю жизнь проработал конструктором в Подлипках, а 4 октября 1957 года мы запустили первый искусственный спутник Земли. Это был огромный прорыв в науке!

Еще бы не прорыв, когда на следующий день после запуска американский президент Кеннеди, пораженный достижениями советской науки, дал распоряжение немедленно начать реформу американского образования. У них, как известно, все получилось.

А у нас рядом со школой поликлиника. Каждое утро, проходя мимо нее, я обмениваюсь приветствиями с благообразным дворником, аккуратно метущим двор. Это родитель одного из моих давних выпускников, в прошлом тоже конструктор космических кораблей. Не забыть бы поздравить и его в столь знаменательный день. Неужели он остался вехой лишь в жизни этих людей, под старость нашедших «свое», мягко говоря, незавидное место в строю? И как их наглядный пример влияет на умы и души их детей и внуков?

В замечательном фильме В. М. Шукшина «Калина красная» есть такой эпизод. Главный герой, только что освободившийся из заключения, страстно жаждет праздника, который потрясет весь город. Надев роскошный халат, приняв брутальное выражение лица, решительной походкой врывается он в зал привокзального ресторана и застывает в изумлении, увидев состав гостей. Они в не меньшем замешательстве, поскольку не вполне осведомлены о поводе торжества.

– Что празднуем, мил человек? – вопрос, который окончательно лишает героя приподнятого настроения.

Не так ли и мы? Всей душой, искренне стремясь обрести утраченную идентичность, мы последовательно сначала торжественно отпраздновали тысячелетие Казани, затем, как бы в противовес, славный юбилей Куликовской битвы. А вскоре отметим изгнание поляков из Москвы как символ прекращения Смуты. Слов нет, все это судьбоносные даты отечественной истории. Но почему, все дальше погружаясь в глубь веков, мы проходим мимо совсем недавних исторических событий? Ведь еще живы их непосредственные участники. Может быть, потому, что они метут двор и выдают детские пальто, а нам стыдно. А еще я с благодарностью подумал о своей профессии. Что бы сталось со мной, будь я конструктором космических кораблей, который, вкладывая всю жизнь и душу в свою работу, однажды увидел свое любимое детище «Буран» в парке развлечений? Не каждая психика это выдержит. Не случайно замечательный психолог Виктор Франкл, прошедший все круги ада в гитлеровских застенках, вспоминал, что в концлагерях выживали не самые физически сильные люди, а те, кто не терял смысла жизни и надежды на будущее.

Педагогам кошмар смыслоутраты не грозит. При любых общественных и политических раскладах мы будем продолжать учить детей. Что же касается упущенных возможностей реализовать себя в других, не менее важных и интересных сферах деятельности, то школа при желании их предоставляет. Здесь приходится по необходимости быть всем: и изворотливым менеджером и режиссером-постановщиком, сценаристом шоу и даже, если потребуется, детективом. Но это уже другая история.

Занавеска на скрижалях

Я оканчивал Педагогический институт имени В. И. Ленина. Учился в главном корпусе, что на улице Пирогова в Москве. Старинное здание, в котором главная аудитория именовалась тогда Ленинской, поскольку именно в ней выступал по случаю вождь мирового пролетариата. Соответственно, сакральное место института было украшено его изречениями, выбитыми на мраморных досках, своего рода скрижали коммунизма.

Недавно по делам службы я оказался в своей альма-матер. Естественно, потянуло в любимую со студенческих лет аудиторию, где сама атмосфера хранит память о выдающихся лекторах: Лосеве, Утченко, Кобрине и других ученых, составлявших гордость отечественной гуманитарной науки. Аудитория все та же, но появилась новая деталь, дань новому времени: ленинские цитаты, стыдливо прикрытые матерчатыми занавесками.

Неожиданно для самого себя, вновь превратившись в бесшабашного студента, раздвинул одну из шторок: «Следует поднять учителя на недосягаемую высоту» (В. И. Ленин). Послание вождя из прошлого в будущее, которому так и не суждено было реализоваться за все годы советской власти, а в последующую после краха утопии эпоху оно уже звучало как издевка. Вот его и прикрыли от греха подальше занавеской. Так дешевле, нежели вкладывать средства в ремонт аудитории. Другая версия: кто-то дальновидный не спешит уничтожать священные письмена. Подумалось, а вдруг настало время расчехлить старые лозунги, тем более сегодня, когда только ленивый не призывает в свою поддержку тени прошлого. Какая разница, кому принадлежала верная и полезная мысль? Взять на вооружение – и на полной скорости вперед! С головой, повернутой назад? Но такой своеобразный способ передвижения чреват ДТП.

Осторожно, с сожалением задернул шторку. Даже в этой, на первый взгляд бесспорной и греющей душу педагога, мысли вождь ошибся. В чем? Столкновение с цитатой из прошлого всколыхнуло целый дремлющий на глубине сознания пласт советского воспитания и неожиданно выбросило на его поверхность ответ в чеканной формуле другого священного текста: «Никто не даст нам избавленья – ни бог, ни царь и не герой, добьемся мы освобожденья своею собственной рукой». От себя добавим к этому перечню избавителей государство. Ему-то и адресовал свой призыв Ильич. Слов нет, оно обязано осуществлять свое попечение на ниве образования, хотя бы из чувства элементарного самосохранения. Но как только его длань начинает распространяться на все, без изъятия, сферы образования и воспитания – пиши пропало.

Это прекрасно понимал замечательный русский педагог прошлого века С. И. Гессен: «Формальная и фактическая монополия государства способствует только деградации образования, делая из него орудие воспитания молодежи в духе господствующей общественной группы, она делает из образования орудие так называемых общественных интересов или даже среды, с помощью которого преходящие правительства хотят упрочить и расширить свою власть». Естественно, что с таким ясным осознанием величайшей опасности государственной монополии в образовании Сергей Иосифович закончил свой жизненный путь в эмиграции.

Нет, не стоит дожидаться, пока кто-то большой и сильный затащит нас на небывалую высоту. Думать так – означает взращивать и лелеять в себе рудименты рабской психологии. Восхождение требует прежде всего личного мужества, которое невозможно без чувства достоинства и привычки опираться в жизни на собственные силы. Укреплять эти единственно надежные и верные основания профессионального и человеческого роста – важнейшая задача ближайших десятилетий. Такой вот рой мыслей пронесся в голове по поводу зашторенной цитаты и в связи с готовящимся тридцатилетним юбилеем школы.

Тридцать лет назад мы пришли в школу-новостройку молодыми людьми. Пройден большой путь, педагоги, совершившие его, имеют неоспоримые заслуги, которые должны быть отмечены на юбилее. Между тем по государственным канонам юбилеем, который дает право на награды работникам, официально считается лишь пятидесятилетие учреждения. Из чего следует, что в год тридцатилетия школы реально я, как руководитель, могу рассчитывать на один значок «Почетный работник образования» и три грамоты родного министерства (из расчета одна грамота на сто человек). Такие вот щедроты государства. Не надо быть великим провидцем, чтобы предвидеть: мало кто из основателей школы доживет до ее славного пятидесятилетия. А их надо возвеличивать при жизни, нарушая печальную российскую традицию, подмеченную еще А. С. Пушкиным: «Они любить умеют только мертвых». Жалею государство, у которого вечно чего-то не хватает: бумаги на грамоты, металла на почетные значки.

Заказываю у своих выпускников-ювелиров знаки из золота высшей пробы для тех, кто проработал в нашей школе все тридцать лет, серебряные – для тех сотрудников, чей стаж в нашем учреждении составляет двадцать пять лет. Ювелиры постарались, не взяв с меня за работу ни копейки. Тонкие учительские руки, оберегающие нежный росток – душу ребенка. Такой знак отличия можно получить лишь в нашей школе.

Юбилей проходит на арене Большого цирка на проспекте Вернадского. А где еще можно собрать три с половиной тысячи выпускников? Разумеется, дело не только в количестве посадочных мест. Цирк – мое первое место работы и особое праздничное состояние души, его очень точно выразил Б. Окуджава в стихах, посвященных Ю. Никулину.

 
Цирк – не парк, куда вы ходите
грустить и отдыхать.
В цирке надо не высиживать,
а падать и взлетать,
и под куполом,
под куполом,
под куполом скользя,
ни о чем таком сомнительном
раздумывать нельзя.
Все костюмы наши праздничные –
смех и суета.
Все улыбки наши пряничные
не стоят ни черта
перед красными султанами
на конских головах,
перед лицами,
таящими надежду, а не страх.
О Надежда,
ты крылатое такое существо!
Как прекрасно
твое древнее святое вещество:
даже если вдруг потеряна
(как будто не была),
как прекрасно ты распахиваешь
два своих крыла
над манежем
и над ярмаркою праздничных одежд,
над тревогой завсегдатаев,
над ужасом невежд,
похороненная заживо,
являешься опять
тем, кто жаждет не высиживать,
а падать и взлетать.
 

Но какой же цирк без парада-алле? Под звуки марша по подсвеченной всеми огнями лестнице откуда-то из поднебесья на арену цирка спускаются все педагоги, они постепенно заполняют арену. Три с половиной тысячи выпускников стоя рукоплещут своим учителям. Так начинается наш праздник, который мы делаем себе сами. Между прочим, это одна из главных объединяющих идей школы, которую мы исповедуем все годы: чем сложнее окружающая жизнь, тем больше должно быть праздников. Нервы нам будут мотать все кому не лень, но праздник себе можем сотворить только мы. Тридцать лет это «и жизнь, и слезы, и любовь».

После торжественного награждения отцов и матерей – основателей школы – наступает грустная минута. Звучит песня: «Опустела без тебя земля». На огромном экране поочередно появляются лица педагогов, не доживших до светлого дня юбилея. Зал встает, в руках у выпускников зажигалки. Три с половиной тысячи огоньков в притихшем цирке в память ушедших учителей.

30-летие школы на арене цирка. Парад-алле учителей, 23 марта 2006 г.

Приветствие директора и награждение ветеранов

Тем временем шоу набирает обороты. Да-да, не надо стесняться этого слова. Не юбилейное мероприятие с длинными пресными речами и славословиями в адрес виновников торжества, а яркое, запоминающееся духоподъемное зрелище, сделанное нами с учетом всех законов восприятия современного человека, избалованного нынешними техническими средствами. Но у нашего шоу есть, по крайней мере, два неоспоримых преимущества, заведомо обрекающих его на успех: теплый дружественный зал, воспринимающий все происходящее с огромной отдачей энергии, и непосредственное участие в нем виновников торжества. Проще всего, готовя юбилей, последовать традиционной схеме: торжественная часть плюс концерт. Вежливые аплодисменты и скучающие лица будут вам наградой. На этом пути не достигнуть эмоционального накала, не высечь искру, из которой возгорится пламя, обжигающее душу. Но ведь в этом и состоит сверхзадача праздника. «А душа, уж это точно, ежели обожжена, справедливей, милосердней и праведней она» (Б. Окуджава). И совсем другое дело, когда в роли действующих лиц и исполнителей не наемные артисты, а сами педагоги и выпускники. Учитель лишь до тех пор остается учителем, пока он не утерял способности удивлять своих воспитанников, даже если им сегодня уже за сорок. Не будем забывать, что рядом с ними в цирке сидят их дети, наши нынешние ученики.

Легко сказать «удивить», да еще на такой специфической площадке, как арена цирка. Это не драматический театр, тут не схалтуришь. Трюк либо получается, либо нет, он, как и работа с детьми, не терпит фальши. Семь потов сошло с нас, пока, наконец, удалось достигнуть приличного уровня исполнения. Мне самому пришлось в сжатые сроки похудеть на семнадцать килограммов. А как же иначе? На арене пришлось скакать на лошади наравне с юными наездниками и прямо с этой живой «трибуны» обращаться с поздравительной речью к выпускникам всех лет. Что делать? Положение обязывает, директор школы всегда должен быть на коне, невзирая на возраст.

С годами все наши номера и дивертисменты обрастут легендами, войдут в мифологию школы, которая будет передаваться из поколения в поколение. Именно на такой мифологии держится корпоративный дух, предопределяющий долговечность существования наиболее успешных компаний и фирм. Вслед за руководителем тряхнуть стариной пришлось и педагогам. Шквалом аплодисментов принял зал их появление в ледовой сюите. Прекрасное скольжение демонстрировали новоявленные фигуристы в возрасте от двадцати пяти до пятидесяти пяти лет. Буквально накануне премьеры во время репетиции одна учительница сломала руку. С полными слез глазами она произнесла удивительную фразу, которая говорит о многом: «Я вас так подвела».

Как относиться ко всему происходящему? Как к странностям деспота-директора, принуждающего педагогический коллектив с риском для жизни выполнять несвойственные ему функции? Кто-то, наверное, со скептической улыбкой так и оценит шутовские наклонности чудаковатого руководителя. Бог им судья. Свою внятную позицию я выразил в финале представления из-под купола цирка.

 
Снова туда, где море детей.
Школа, как цирк, с судьбою своей.
Фальши не терпят ни дети, ни трюк,
Легких путей не бывает здесь вдруг.
Полжизни учить – смел и дерзок наш трюк.
Класс замирает, все смолкает вокруг.
Зная об этом, дамы в ложах вздохнут,
Скажут с улыбкой: храбрый шут, добрый шут.
Педагог, как циркач, так что же?
Не стремится он стать вельможей,
И соблазны от нас далеки, далеки,
Но удачи не так редки.
За тридцать лет еще мелодия не спета,
Мой конь, как птица, по кругу мчится.
Дождем душистым на манеж летят букеты,
Нет, не закончен еще наш век,
Но ускоряет все же время бег.
Цветы роняют лепестки на песок,
Никто не знает свой отмеренный срок.
Сквозь годы было нам пройти суждено,
Мы снова вместе, значит – все за одно.
О, радость греться у такого огня,
Биенье сердца не удержишь, любя.
И это счастье, я скажу, не тая,
Всегда быть в школе – судьба моя!
 

Должен заметить, что петь с трапеции крайне неудобно, но чего ни сделаешь, чтобы подняться на недосягаемую высоту. Мы с коллегами сделали это без посторонней помощи.