Текст книги "Дар или проклятие"

Танечка прошла в темную прихожую. Здесь все напоминало квартиру Вадима, не площадью и расположением комнат, а темной старой мебелью, огромным количеством книг, полки с которыми начинались от самой прихожей, скромными светильниками, которые почему-то производили впечатление старинных и дорогих, но Танечка знала, что это не так. Сама она в такой обстановке жить ни за что не стала бы: мебель должна быть исключительно известных фирм, а большинство книг настолько потрепаны, что им самое место на помойке, но вынуждена была признать, что квартира производит приятное впечатление.

– Конечно, скучно, – говорила соседка, накрывая к чаю кухонный стол. – Пожилому человеку тяжело дома сидеть, а молодой девушке тем более.

– Мне Вадим обещал работу подыскать, – поддакнула Танечка. – В редакции.

– Да, – сообразила соседка, – у него тетя в издательстве работает. Зоя.

– А почему они так редко видятся? – как можно равнодушнее спросила Танечка. – Они что, в ссоре?

– Редко? – удивилась Кира. – С чего вы взяли?

– Ну, – смутилась Танечка. – Я здесь уже год живу, а Зою эту только один раз видела.

– Не думаю, что они редко видятся. Вадим хороший мальчик, заботливый, а Зоя ему почти как мать.

Кира разлила чай в старинные, тонкого фарфора, чашки.

– Берите варенье, Танечка. Варенье свое, я в этом году много наварила.

– Спасибо, – она откусила печенье, – а мать у него жива?

– Да, – соседка ответила как-то странно, и Танечка насторожилась.

– А маму его я совсем не видела, ни разу.

– Берите варенье, – опять предложила Кира, – По-моему, очень удачное получилось.

– Спасибо. А мама у него что, в другом городе живет? Почему она к Вадиму не приходит?

– Разве мы знаем, кто к кому приходит? Вы же всех входящих в подъезд не отслеживаете.

Танечке стало неуютно под внимательным соседкиным взглядом. Конечно же, она отслеживает всех, входящих в подъезд. Пытается отследить, во всяком случае. Чем еще заниматься-то прикажете?

– А в каком издательстве эта Зоя работает?

– Не помню. Она говорила, но я забыла. Где-то недалеко. Она и живет недалеко, на Тополиной улице.

– Так близко?

– Близко. В зеленом доме, где универмаг. – Почему-то о тетке Кира говорила охотнее, чем о матери Вадима. Танечке даже показалось, что соседка расслабилась, когда разговор опять перешел на Зою.

Они еще побеседовали немного, но больше ничего интересного Танечка не узнала и, вернувшись к себе домой, долго недоумевала, как дуре Кире могло прийти в голову, что она, Танечка, собирается где-то работать.

– Сережа, мы сейчас пойдем в раздевалку, ты возьми куртку, и мы через боковой выход выйдем, – ласково велела Наташа, стараясь не выдавать волнения и беспокойства.

В школе, помимо главного, имелся боковой выход, ведущий в довольно большой огороженный школьный двор.

Сережа посмотрел на нее с удивлением, но ничего не спросил.

Спрятав его куртку в рюкзак, Наташа потащила мальчика на полутемную площадку под лестницей, опасаясь, как бы кто-то из учителей их не заметил. Когда-то площадка служила Наташе с подругами любимым убежищем.

– Позвони маме, Сереженька, скажи, что я тебя забрала, и дай мне трубку.

Сережа опять посмотрел на нее с удивлением и снова ничего не спросил.

– Мам, меня Наташа Калганова забрала, – доложил он Александрине, отчего-то удивился и протянул Наташе трубку.

– Александрина Витальевна, – начала Наташа, но та ее перебила:

– Пожалуйста, побудьте с ним до вечера, у меня… неприятности.

В трубке раздались гудки. Наташа сжала телефон, провела им по подбородку, вернула Сереже, и они по коридору второго этажа направились к боковому выходу.

Если бы Сережа сунул телефон в рюкзак, как всегда, они могли бы не услышать приглушенный писк, но мальчик нес телефон в руке, и они, замерев уже в самом конце коридора, прочитали: «Жду во дворе. Наташа». Боковой выход вел как раз в школьный двор.

– Наташ, – растерялся мальчик, – как это?..

– Сережа, я тебе потом все объясню, – строго сказала она, стараясь выбрать верный тон, не пугать его. – Сейчас нам нужно выбраться отсюда.

Она подошла к окну, одной рукой прижимая к себе мальчика. Подошла просто так, чтобы собраться мыслями, и сразу увидела внизу совсем рядом с крылечком бокового входа крепкого, коротко стриженного молодого человека в коричневой, самой обычной куртке. Парень вел себя спокойно, топтался потихоньку, засунув руки в карманы, и Наташа, отупев от ужаса, узнала в нем того незнакомца, который курил рядом с Озерцовым на фотографии с телефона Стаса. Нужно было немедленно что-то предпринимать, а она замерла у окна, пока стоявший внизу парень не поднял глаза и не уставился на нее так, что Наташа поняла – он ее узнал.

– Бежим, Сережа. – На ходу натягивая на мальчика куртку, она потянула его назад к главному входу.

– Наташ, он что, бандит? Дядька этот? Не надо, я сам, – Сережа проворно застегнул куртку.

– Бандит, – призналась Наташа, – но не настоящий, а так… шушера. Я тебе все расскажу, нам только нужно выбраться отсюда.

– Наташа, – он остановился и потянул ее за руку: – А они маму… не убьют?

– Бог с тобой! Конечно, нет. Это обыкновенные вымогатели. Им от мамы деньги нужны, но мы их перехитрим, – Наташа, присев на корточки, смотрела в испуганные глаза и чувствовала, как на нее накатывает слепая ненависть, она сама готова была поубивать ублюдков за этот детский страх. – Мы сейчас выйдем с тобой вместе с другими ребятами и проходными дворами проберемся ко мне домой. Позвоним папе, и все. Он с ними разберется.

– Разберется, – подтвердил Сережа. Слава богу, страха в его глазах больше не было.

В присутствии других людей на них никто не нападет, а скрыться в знакомых с детства дворах они сумеют. Здесь Наташа на своей территории. Здесь в каждом доме жил кто-то из одноклассников, и она знала все ходы и выходы.

Идти домой не лучшая идея, раздобыть ее адрес для новоявленных бандитов проблемой не являлось, но других вариантов не имелось: ключи от родительской квартиры Наташа держала дома, а больше спрятаться было совсем негде.

Выдрин нервничал. На то, что кто-то мог видеть, как он забирал деньги из сейфа, можно было наплевать, он, не задумываясь, мог привести десяток объяснений, если кто-то посмеет его спросить. Да никто и не посмеет, даже Сапрыкин. Тем не менее факт был неприятен тем, что ложился в растущий ряд еще более неприятных фактов. Самым же неудачным было то, что Калганова видела его с налоговиком.

Сейчас Калганова ни о чем догадываться не может, но, когда то, что он давно и тщательно планировал, случится, она, скорее всего, сложит два и два и будет представлять для него реальную угрозу.

С Калгановой необходимо что-то решать, и времени остается совсем мало.

Второй по важности проблемой стала бухгалтер Дарья. Без нее ему было не обойтись, и самым надежным способом ему казалось уложить ее в постель. К его собственному удивлению, сделать это удалось гораздо проще, чем он думал. Он всего два раза задержался с ней после работы, пошутил над ее трудолюбием, сбегал в ближайший супермаркет за конфетами, ненавязчиво выяснив, какой шоколад она любит, оба раза отвез Дарью домой, и меньше чем через две недели после начала «ухаживаний» она оказалась у него дома. Такой быстрой победы он никак не ожидал: Дарья была заботливой женой и матерью, далеко не глупой, остроумной женщиной и даже, как ему иногда чудилось, относилась к нему с некоторой иронией. Впрочем, это мог быть и вид кокетства.

Следующий, самый важный этап тоже прошел гладко: Дарья переводила деньги на нужные счета, не задавая никаких вопросов. Он до сих пор не знал, догадывается она о том, в чем ему помогала, или так и считает до сих пор, что Сапрыкин в курсе происходящего.

Они чудесно проводили время вдвоем, он даже решил, что влюбился в эту ироничную худощавую женщину. Опасность пришла оттуда, откуда он никак ее не ожидал: замужняя Дарья всерьез заявила на него права. Раньше ему казалось, что он крепко держит ее в руках, ведь это она изменяет собственному супругу и совершила должностное преступление. Она, а не он. Не то чтобы он собирался ее шантажировать, нет, конечно, но власть свою над женщиной ощущал.

Теперь же он почувствовал, что власти этой пришел конец. То ли Дарья от кого-то узнала, то ли сама догадалась, что она у него далеко не единственная, но в глазах ее в этот понедельник он заметил еле скрываемую неприязнь, почти ненависть. Он не сразу это понял, только когда она брезгливо оттолкнула его, пытавшегося обнять ее в небольшом кабинетике-закутке, и прошипела что-то по поводу его любвеобильности. И даже тогда он не оценил опасность, даже порадовался, что все закончилось само собой и окончание романа не потребует от него никаких дополнительных усилий.

Только сейчас, день за днем видя решимость в глазах недавней подруги, он понял, что целиком и полностью от нее зависит. Зависит так, как не зависел ни от кого в жизни. Она может его уничтожить в буквальном смысле слова.

Пожалуй, сейчас Дарья опаснее Калгановой. Гораздо опаснее. Наталья может и подождать.

Сначала Вершинин совсем не беспокоился. Позвонил Наташе раз, другой, она не ответила, и он спокойно занимался текущими делами. Мало ли где она может быть… У начальства, например. Или чай пьет с подружками в соседней комнате. Даже когда телефон не ответил в пятый-шестой раз, он тоже не заволновался, встревожился он, когда после длинных гудков неожиданно услышал короткие. Он просто понял, что пришла беда. Если бы он несколько дней назад не слышал мерзкого хлопка у стены старого панельного дома, он, возможно, списал бы неудачный звонок на плохую мобильную связь и не сделал бы того, что сделал сейчас.

Вершинин без видимой спешки, захватив куртку, спустился вниз, прошел через проходную, с минуту посидел в машине, решая, куда ехать, и поехал к ее дому. Бросил «Хонду» во дворе, поднялся на четвертый этаж и долго звонил в знакомую дверь, потом зачем-то еще постучал, а после просто стоял на лестничной площадке, пока внизу не хлопнула подъездная дверь.

Он не успел сказать Наташе, что она – его судьба, сверлило в мозгу. Он не успел сказать, и она этого не знает.

Он тупо побрел вниз по лестнице, почти не заметив поднимающегося навстречу рослого парня лет тридцати. Он уже разминулся с парнем, равнодушно скользнув по тому взглядом, когда непонятно каким чувством ощутил исходящую от незнакомца опасность. Вершинин слегка замедлил шаги, стараясь не привлекать внимания, и успел заметить, что остановился незнакомец у Наташиной двери. И сразу же тупая неповоротливость мыслей сменилась холодной и решительной собранностью.

Вершинин, не торопясь, спустился по лестнице, прошел мимо стоявшего рядом с входной дверью еще одного парня, вышел из подъезда и остановился на крыльце, закуривая. Теперь он знал, что нужно делать: перехватить Наталью, не дать ей войти в подъезд, а еще лучше – во двор.

Он поозирался, пытаясь угадать, на чем приехали лихие молодцы, и медленно двинулся вдоль ряда машин, припаркованных у стены дома. Ни в одной из них людей не наблюдалось: либо парни приехали вдвоем, либо оставили автомобиль во дворе. Он уже решил повернуть назад, боясь упустить из виду подъездную дверь, когда увидел Наташу, ведущую за руку мальчишку в яркой синей куртке.

Вадим не знал, как называется то, что он почувствовал в этот миг, может быть, радость, может быть, счастье, может быть, еще что-то… Только теперь он мог дышать и мыслить так, как дышат и думают все нормальные люди, все, кто ссорится, мирится, радуется или грустит. Все, кто живет. Потому что за минуту до этого Вершинин не жил.

– В машину, быстро! – рявкнул он на испуганную Наташу.

Она и мальчик, скользнув на заднее сиденье, прижались друг к другу. Ее волосы под капюшоном спутались и, когда она сбросила капюшон, смешно и умилительно торчали во все стороны. Ему очень хотелось протянуть руку и дотронуться до нее, но при ребенке это было неуместно, и он спросил:

– Что случилось?

Наташа замялась, ей, видимо, не хотелось говорить при мальчике.

– Где твой телефон?

– Украли, – ответила она.

Вершинин вполоборота повернулся и увидел выходящих из подъезда молодых людей, зачем-то приходивших к Наташе.

– Пригнитесь, – приказал он и сделал то, чего нельзя было делать и чего он не сделал бы, если бы только что не испытал шок от ее исчезновения и не чувствовал звенящей ненависти к ублюдкам, заставившим его пережить этот шок. Он вышел из машины, поигрывая ключами, достал мобильный, набрал нужный номер и ждал, нагло рассматривая приближающихся парней. И не удивился, когда в кармане одного из них ему откликнулся гитарный перезвон. Вадим все так же пристально смотрел на них, улыбался и даже, кажется, подмигнул.

Потом лениво и медленно снова залез в машину и, уже не глядя на остановившихся придурков, выехал со двора. Если бы не женщина и ребенок на заднем сиденье, он бы, наверное, бросился на этих уродов, схватив, что под руку подвернется, хоть бы разводной ключ.

Он чувствовал, что напугал крепких парней, и это давало хоть какое-то удовлетворение.

Он понимал, что засветился зря.

– Борька Озерцов, – сказала Наташа.

– Что? – Вершинин не мог повернуться к ней и пытался увидеть ее в зеркале. – Я же вам велел пригнуться!

Они сначала и пригнулись, но теперь им было не страшно, теперь их было кому защитить, и они подсмотрели, не удержались. Наташа перестала бояться, как только увидела Вадима, как будто он один способен справиться с любыми бандитами и как будто это – справляться с бандитами, которые ее преследуют, – есть главное дело его жизни. Теперь она боялась только одного – что у него есть совсем другие цели, а она для него – только женщина, попавшая в беду, помочь которой он считает своим долгом. Одна из миллионов других женщин.

Впрочем, сейчас ей было о чем подумать, кроме целей в жизни Вадима.

– Точно, Озерцов! – весело подтвердил Сережа, потихоньку разглядывая Вершинина. – А папа сказал, что его уволил.

– Он и уволил, – буркнула Наташа.

– Так это он из мести, да? Папа его уволил, и он решил на нас напасть?

– Выбирайтесь, приехали, – Вадим вылез из машины и открыл Наташе дверцу. – Сейчас вы мне все расскажете. Подробно и обстоятельно.

Танечка смотрела, как Вадим входит в подъезд вместе с женщиной и ребенком, и ей это очень не понравилось. Конечно, женщина с ребенком для нее серьезной опасности не представляет, не законченный же Вадим дурак, в самом деле, чтобы жениться на бабе с довеском, но все-таки…

За все время, что она здесь жила, к нему ни разу никто не приходил, кроме тетки – как ее? – Зои. И Танечка считала, что он из тех мужчин, которые превыше всего ценят устоявшийся одинокий быт, нехитрое времяпрепровождение с бутылкой пива и телевизором и полное отсутствие забот. Все это было ей понятно, и как с этим бороться, она прекрасно знала. Что же тут хитрого? Нужно только ненавязчиво объяснить ему, что с ней, с Танечкой, станет намного лучше: будет устроенный быт, будут исполняться все его желания, а забот совсем не прибавится. Она и действовала в этом направлении. Окружила его ненавязчивой заботой, вкусно кормила, совсем ему не мешала и имела все основания считать, что в надежности этого варианта сомневаться нечего. Конечно, вариант был запасной: обеспечить ей должный уровень жизни Вершинин не мог. Но само наличие «запасного» кандидата в мужья сладко грело душу.

И тут, как снег на голову, его непонятное поведение в последние дни, а теперь еще и баба с ребенком. Кому такое понравится?

Разглядеть женщину с пятого этажа было нелегко, но Танечка ее узнала, и это ей не понравилось еще больше. Она прекрасно помнила, как Вадим уставился на эту девицу, когда они впервые были в супермаркете. Да что там рассматривать? Девица как девица, ничего особенного. Не уродина, конечно, зачем же зря говорить, но и не фотомодель. К тому же, если тогда, год назад, девица выглядела привлекательно – Танечка это признавала: веселенькая такая, накрашена в меру, волосы длинные и уложены удачно, локонами, то потом, а она часто встречала ее то в магазине, то на улице, ничего особенно привлекательного в девице уже не было. Во-первых, она постриглась, и новая прическа ей не шла. Не то чтобы совсем не шла, просто делала ее незаметной. Во-вторых, девица почти перестала краситься, что могут себе позволить только яркие брюнетки, а брюнеткой она не являлась. Ну а самое главное, взгляд у нее перестал быть веселым и каким-то… любопытным, что ли, и это делало ее совсем обычной.

Нет, ей, Танечке, девица не соперница, с какой стороны ни посмотри. К тому же еще совсем недавно Вадим был вполне понятным и предсказуемым. Не мог же он влюбиться до беспамятства за три дня? Так не бывает. Нужно просто спокойно подумать, не пороть горячку, выработать тактику, и все будет в порядке.

Она не позволит ломать свои планы. Еще не хватало!

– Заходите, – Вершинин отпер дверь и пропустил Наташу с мальчишкой вперед. – Раздевайтесь.

Заботливо принял у нее куртку, подхватил синюю мальчишкину и повесил на высокую вешалку.

– Ого! Солидно, – похвалил Сережа, рассматривая высокие книжные шкафы.

Вадим засмеялся и протянул ему руку:

– Вадим Павлович.

– Сережа, – отчего-то застеснялся мальчик, но руку тоже протянул.

– Сейчас чай поставлю, – Вадим осторожно пожал маленькие пальчики и, встретив Наташин взгляд, объяснил: – Это квартира бабушки. И деда. Я здесь всю жизнь жил.

До сих пор Наташа не знала, как можно понимать друг друга без слов. Они с Витей плохо понимали друг друга даже со словами.

– Наташ, – шепотом спросил Сережа, когда Вадим прошел на кухню, – а он тебе кто?

Она и сама хотела бы знать, кто он ей.

– Друг. Пойдем на кухню. – Она взяла мальчика за руку и спохватилась: – Возьми телефон.

Квартира была запущенной. Обои кое-где отставали, занавески висели криво, старинная тяжелая мебель нуждалась в реставрации, но тем не менее выглядело все… солидно, прав мальчик.

– Сереженька, звони папе, – велела Наташа, когда они уселись на мягкие стулья с высокими спинками вокруг дубового круглого стола. – Позвони, а потом дай мне трубку.

Сережа сосредоточенно потыкал в кнопки.

– Пап, привет. За нами бандиты гнались, – серьезно сказал он в трубку, – а Наташа меня спасла. И Вадим Павлович. Это Наташин друг… Я сейчас ей телефон дам.

– Петр Михалыч, здрасте, вы не волнуйтесь…

– Пожалуйста, коротко. В двух словах. – Голос директора звучал как-то незнакомо, устало, что ли, но Наташе некогда было об этом задумываться.

– Морошин за Озерцовым следил, а Озерцов за вашей женой, – мрачно отчиталась Наташа, – а потом у меня телефон пропал, и я поняла, что им нужен Сережа.

– Действительно коротко, – похвалил директор, – Александрина Витальевна в курсе?

– Да. То есть она в курсе, что Сережа со мной, а так не в курсе.

– Понял, – с небольшой задержкой отозвался Петр Михайлович, – где вы сейчас?

– У моего друга. В безопасности. Вы не волнуйтесь.

– Я вернусь первым же самолетом. Вы можете побыть у этого… друга до моего возвращения?

– Конечно, – решила за Вадима Наташа.

– Тогда оставайтесь там, – попросил директор. – Никуда не выходите. Никому не открывайте. Какой адрес?

– Адрес? – растерялась она, и когда Вадим подсказал, назвала.

– Наташа… – помедлил директор, – спасибо.

Она повертела телефон. Нужно позвонить Стасу, все-таки они вляпались в серьезную историю, и предупредить его необходимо. Она пыталась вспомнить цифры, проступившие на экране ее мобильного, когда Стас вчера звонил ей, и не могла. Можно, конечно, позвонить на работу и узнать номер Морошина, но это почему-то казалось ей опасным.

– А вы эти книги все прочитали, да? – Огромная библиотека явно произвела на Сережу впечатление.

– Нет. Это в основном дедовы книги. Они для меня слишком… узкоспециализированные.

– А зачем же вы тогда их храните?

– Да так, – Вершинин пожал плечами. Мальчишка ему нравился. – Я не люблю выбрасывать книги.

«Что-то было знакомое в сочетании цифр номера Стаса. Точно, мамин день рождения», – вспомнила Наташа.

– А ваш дед кем работал?

– Он был профессор. Физикой плазмы занимался.

Наташа, сомневаясь, начала нажимать кнопки и чуть не подпрыгнула от радости, услышав знакомый голос.

– Стас, это я…

– Наташка, – закричал он, – они за Сережей охотятся!

– Знаю. Он со мной.

Стас облегченно выдохнул.

– Как?..

– У меня украли телефон. Я и догадалась. – Она не только догадалась, она чувствовала, что Сереже угрожает опасность. Наташа зябко передернула плечами.

– Они подожгли машину Александрины, – сообщил Стас.

– Что?!

– Не бойся, с ней все в порядке. С Александриной, в смысле. Но задержали ее грамотно. Пока полиция, то, се… Их и след простыл. А как ты все-таки догадалась?

– Сама не знаю. У нас тоже… целая история.

– А сейчас вы где?

– В безопасности.

– Точно? – усомнился он.

– Точно, – заверила Наташа, – Петра Михалыча ждем. Ладно, пока, до завтра.

Она протянула Сереже телефон и с удовольствием вытянула ноги.

– Давайте чай пить. Очень пить хочется.

Она сказала, что они в безопасности, но Вадим почувствовал, как нарастает тревога. Если неудавшиеся похитители запомнили номер его машины, найти их ничего не стоит. Сейчас в Интернете чуть ли не в открытую торгуют базами ГБДД. Конечно, в квартире с металлической дверью они в безопасности, но расслабляться рано. Вадим понимал, что новоявленные бандиты чувствуют себя сейчас загнанными в угол и способны на любую непредсказуемую выходку. Ему казалось, что он даже покраснел от стыда. Он подставил женщину и ребенка по собственной дури. Он не выполнил главного мужского долга – оберегать слабых.

– Давайте, – сказал он, выключая чайник.

Александрина смотрела на то, что осталось от ее машины. «Тойоту» подарил Петр, и она ее очень любила, ей было приятно говорить подружкам, что это подарок мужа, хотя она и сама была в состоянии купить себе любую машину. Почти любую. Сейчас красавица «Тойота» была страшным уродливым железным ломом. Александрина знала, что и сама стала черным уродливым ломом, пригодным только для свалки.

Она покорно и равнодушно отвечала на бесчисленные вопросы людей в форме, мечтала остаться наконец одной и радовалась, что Сережа под присмотром, и она какое-то время может о нем не думать. Сейчас она не могла думать ни о ком, даже о Сереже.

Потом позвонил Петр, велел ей ехать домой и никому не открывать дверь, пока он не привезет сына, и Александрина покорно поехала и теперь ходила по огромной ухоженной квартире, наматывая на невидимый счетчик очередной километр…

Удивительно, но сначала Петр ей не понравился. Вернее, не то чтобы не понравился, просто Александрине не могло прийти в голову, что молчаливого Петра можно рассматривать как достойного претендента на ее, утонченной красавицы и умницы, руку. Познакомила их школьная подруга Лена Фролова. Петр учился в одном институте с Димкой, Лениным мужем, изредка бывал у Фроловых дома и на одном из Лениных дней рождения оказался сидящим за праздничным столом рядом с Александриной.

Она тогда почти с ним не разговаривала. За столом Петр исправно за ней ухаживал, предлагал салаты, подливал спиртное, однако с ненужными разговорами не лез, танцевать не пригласил, а когда Александрине стало скучно среди подвыпивших гостей, ненавязчиво предложил проводить ее домой. Она тогда оценила и то, что он точно уловил момент, когда ей обрыдла затянувшаяся вечеринка, и то, что он довел ее до самой двери квартиры, а не вызвал такси, как делали ее многочисленные поклонники.

Потом она узнала от Лены, что Петр родом откуда-то из сельской местности, блестяще окончил институт, почти сразу защитил кандидатскую диссертацию и сейчас пытается организовать свою фирму.

Он не спросил ее телефон, не предложил встретиться вновь, и Александрина очень скоро о нем забыла.

И если бы не встретила его снова, никогда не узнала бы, что он – основа ее жизни, никогда не была бы так безумно счастлива, как с ним, и никогда не страдала бы так, как страдала сейчас.

Александрина накинула куртку и вышла на большой открытый балкон. Закурила, ужасаясь, что сигареты кончаются. Что она будет делать, когда они кончатся совсем?

Что она вообще будет делать?

Чашки были разномастными, блюдца Вадим не подал вовсе – Виктор при этом обязательно поморщился бы, но чай оказался очень вкусным, ароматным и в меру крепким, а печенье, которое он вывалил в вазу для фруктов, свежим и сдобным.

– Ну расскажите теперь про ваши приключения, – Вадим с удовольствием отхлебнул из большой кружки.

Наташа еле заметно покачала головой – не при Сереже.

– Ну-у, – задумался мальчик, – меня хотели похитить, а Наташа меня спасла. Да, Наташ?

Она улыбнулась и потрепала его по волосам.

Из отрывочных фраз картину Вадим себе представлял, и в эту картину не укладывалось только одно: зачем и почему в нее стреляли? Или все-таки никакого выстрела не было? А была хулиганская выходка, не имеющая к ним никакого отношения…

– Откуда вы так хорошо друг друга знаете? – Сам Вадим ни разу не видел никого из детей своих коллег, ему просто не приходило в голову на них посмотреть.

– Да так, – засмеялась Наташа, – мы давно знакомы.

После больницы родители забрали ее к себе. Забрали гораздо раньше предполагаемой выписки, потому что в палате Наташе было совсем невмоготу и она очень хотела домой. Виктор слабо посопротивлялся и согласился, понимая, что за Наташей нужен уход и мама обеспечит этот уход лучше. Он приходил каждый день, приносил цветы и фрукты, держал Наташу за руку и рассказывал, как ему без нее плохо, а еще про нестабильную экономическую ситуацию, которая наверняка ничего хорошего не сулит. Наташа должна была жалеть бедного неприкаянного мужа, но не жалела. После того случая в больнице, когда отец рявкнул на него, Наташа не пожалела Витю ни разу. Как отрезало… Вернее, жалела, но совсем за другое, и не вслух, а про себя. Жалела за то, что он пугливый и слабый, что нисколько не стесняется этой своей слабости, что он боится внешнего мира, жестокого, но все-таки очень интересного. Жалела за то, что ему до сих пор нужна утешительница, почти няня, и удивлялась, что не замечала этого раньше. У нее затекала рука, которую держал муж, и ей хотелось, чтобы он поскорее ушел.

Наверное, если бы год назад он сказал ей про ту же экономическую нестабильность:

– Не бойся, прорвемся, – или что-то другое, но тоже мужское и надежное, ей было бы гораздо труднее пережить… Катю.

А Сережа ей каждый день звонил. Обстоятельно выяснял, как она себя чувствует, рассказывал про школу, сокрушался, что ему еще так долго расти и он не может ее навещать, и обещал, что когда вырастет, будет приходить к ней каждый день. А потом заработает много денег, и они поедут в Египет, потому что Наташа в Египте не была, а он был, и ему там очень понравилось.

Почему-то после звонков Сережи Наташе очень хотелось плакать.

Вадим смотрел на своих неожиданных гостей. Мальчишка был напуган, но держался храбро. Хороший парень, подумал он.

– Наташ, – предложил Сережа, – а может, на них в полицию сообщить?

– Давай дождемся папу, – вздохнула она, – как он скажет, так и сделаем.

В этот момент Наташа с ребенком показались Вадиму похожими друг на друга. Они вполне могли бы сойти за маму с сыном, если бы мать не была такой молодой.

– Ждать нам долго. Хочешь, компьютер тебе включу, поиграешь? – предложил Вадим ребенку. – Или книгу какую-нибудь поищем?

– Или уроки сделай, – неудачно предложила Наташа, – уроки-то все равно учить придется.

– Да ну, я лучше с тобой побуду. – Мальчишка прижался к ней и обнял ее за шею, и они снова показались Вадиму похожими, как мать и сын.

Неожиданно ему стало обидно, что он выпадает из их дружной связи. Он не может подойти, сграбастать их в охапку и прижаться к нежным головкам.

– Дашенька, я так соскучился, – обнимая ее в маленьком закутке, отделенном от общей комнаты встроенными шкафами и служившем ей кабинетом, прошептал Анатолий Константинович.

Она попыталась вырваться, но он не дал.

– Толя, перестань, – устало сказала Дарья, сжавшись под его руками.

– Почему? Что случилось, Даша? – Он отпустил ее, обошел стол, за которым она сидела, и уселся напротив.

Он смотрел тревожно и требовательно, и Дарья вздохнула:

– Для тебя же все это ничего не значит. Зачем я тебе?

– Зачем? – Он задумался. – Затем, что мне хорошо с тобой. А без тебя плохо.

– Перестань, Толя. – Она положила голову на сомкнутые руки и слегка наклонилась к нему. – Я не хочу быть одной из многих, с которыми тебе хорошо.

– Почему ты решила, что ты одна из многих? – не понял он.

– Ну, – усмехнулась Дарья, – ты же не станешь отрицать, что у тебя и помимо меня были женщины.

– Конечно, не стану. Я холост, свободен, и у меня были женщины.

Это отличный ход, напомнить ей, что у нее есть муж, а она считает возможным спать с двумя мужчинами.

Он накрыл руками ее сомкнутые пальцы и потянул к себе:

– У меня были женщины, но от этого мне не становятся менее дороги наши отношения. Сейчас – ты моя женщина. Я соскучился…

– Толя, – она вырвала руки и покачала головой, – я не девочка по вызову.

– Я что, отношусь к тебе как к девочке по вызову? – Теперь он разозлился всерьез. – Которой денег платить не надо?

– Ты меня не любишь. – Она опустила голову.

– Не люблю? – Он поднялся и прошелся по крошечному помещению. – Я не знаю, люблю тебя или не люблю. Может быть, я и не умею любить так, как ты этого хочешь… Я такой, какой есть. Но мне плохо без тебя. Я хочу быть с тобой каждую минуту, понимаешь? Это любовь или не любовь? Не знаю. Я радуюсь, когда тебя вижу, и скучаю, когда тебя нет.

– Ты это всем говоришь? – Она подняла голову и смотрела прямо на него.

– Нет, – резко ответил он, – не всем.

Он опять уселся на стул и через стол наклонился к ней:

– Я же не спрашиваю, что ты говоришь своему мужу. Ты думаешь, мне приятно думать, как ты с ним…

Он отвернулся и стал смотреть в окно. Скоро все решится, и он станет победителем. Осталось потерпеть несколько дней.

Он опять повернулся к измученной Дарье и накрыл ее руки своими. На этот раз она не вырывалась.

Он поцеловал пальцы, обошел стол, обнял ее и стал целовать волосы, пахнущие горькими духами. Он не лгал, когда говорил, что ему с ней хорошо.

Удивительно, что можно изменять мужу и при этом требовать верности от кого-то другого.

Про перевод денег она так и не спросила.

Теперь можно подумать и о Калгановой.

Петр Михайлович ждал вылета. Стоял, тупо глядя на табло, и с трудом заставлял себя сосредоточиться на тускло высвеченных цифрах. Потом пугался, что в бессмысленном оцепенении пропустит нужную информацию и не сможет защитить Сережу, и тогда начинал судорожно рассматривать каждую цифру и смотреть на часы.

Он каждые двадцать минут звонил сыну, разговаривал с Наташей и с этим ее… другом и чувствовал, что на них можно положиться. Он мучительно беспокоился о Сереже, и все-таки мысль о том, что у него самого больше нет дома, оставалась на первом плане.