Текст книги "Как кошка с собакой (сборник)"

Мы с Олькой вместе поднялись в квартиру Романа. Хотя теперь это была уже практически наша квартира. Здесь стало чисто и почти красиво. Роман еще спал. Олька пошла его будить, а я пошла ждать Ромео. Вообще-то меня сразу насторожило, что он нас не встречает. Но я решила, что он гуляет. Я уютно устроилась на нашей общей с ним подстилке и задремала.

Проснулась оттого, что проснулись люди. И сразу почувствовала, что Роман встревожен.

– Мяу? – спросила я.

– Ромка сбежал, – хмуро сказал Роман.

Ну вот, только этого мне и не хватало!

ПЕС

Стаю я обнаружил у свалки. Новоиспеченный вожак – Кочан – стоял перед каким-то коренастым рыжим псом и скалил зубы. Рыжий не реагировал. «Понятно, – подумал я, – большой вожак наказывает провинившегося подчиненного. Я тебе сейчас устрою!»

Ситуация была удобная, я мог в два прыжка оказаться на загривке у Кочана, и уж тогда он от меня не ушел бы. Но удовольствие от такой победы я бы не получил.

– Эй! – крикнул я на ходу. – Харя кочанская! Привет от настоящего Вожака!

Обернуться он успел. А потом я прыгнул.

Ох как я его мутузил! Сильный он, черт, наверное, раза в два сильнее меня, но у меня было столько нерастраченной злости и столько личных счетов к Кочану, что я дрался, как бультерьер. И противник быстро это понял. Когда я чуть ослабил хватку, Кочан резко рванул в сторону, но я тут же его догнал. Пришлось Кочану ложиться на землю лапами вверх и просить прощения. Добивать его я не стал. Душу немного отвел – и ладно.

– Пошел вон! – приказал я. – Вожак шелудивый.

И вдруг понял: а ведь и правда, гладкий и ухоженный Кочан превратился в пса шелудивого и грязноватого. Тут мне стало окончательно противно. Я отвернулся от этого слабака и посмотрел на стаю. Рыжий стоял в прежней позиции и с интересом меня рассматривал.

– За что ты его так? – спросил он.

– Для вас старался, – ответил я. – Не хватало, чтобы у моей бывшей стаи был такой… вожак.

Псы за спиной рыжего начали странно переглядываться.

– А! – сказал он. – Так ты решил занять место вожака?

Я растерялся.

– Ну… не то чтобы… но эта шавка командовать тут не будет!

– А она тут и не командует. – Рыжий повернул голову набок. – Я вожак.

Это было неприятным сюрпризом. Получилось, что я оказался в дурацком положении.

– Так что, – продолжил новый вожак, – если у тебя есть претензии… драться придется со мной.

Я понял, что драться он не хочет. Хотя, пожалуй, он посильнее даже Кочана, а злость я всю пережег – так что со мной он справился бы быстро. Заодно и авторитет в стае поднимет. Но вот не хочет почему-то. А я тем более.

– Зачем мне с тобой драться? – сказал я. – Я в вожаки не собираюсь.

– Вот и здорово. Ты ведь Нос, правда? Много о тебе слышал. Кочан был моим заплечным. Займешь его место?

Стая одобрительно заворчала. «Вот зараза! – подумал я. – Он все равно на мне авторитет поднял! И безо всякой драки!»

– Ты хороший вожак, – сказал я. – Но я не могу.

Он кивнул на мой ошейник и понимающе сказал:

– Хозяин?

– Хозяин.

– Хороший?

– По-разному… Но все-таки хозяин. Как он без меня?

– Понимаю. – И вожак повернулся к стае: – А вы чего там встали? Нос в гости пришел!

И все бросились ко мне обнюхиваться. Не раньше, чем вожак разрешил. Мне стало спокойно за свою стаю, рыжий им пропасть не даст.

Мы обнюхивались, знакомились с новичками, делились новостями, а я все время думал про хозяина. Правда, чего это я? Ну замотался человек, забыл про меня. Что я сразу в истерику бросаюсь?

Да и на Каську я уже больше не злился. Спасибо Кочану – на него всю злость потратил.

КОШКА

Честно говоря, я очень переживала. Хотя в глубине души я была уверена, что Ромка вернется.

Я сидела на подоконнике и ждала. Мне было холодно и одиноко. Есть не хотелось. Дюшу увезли, но я этого даже не заметила. Потом уже поняла, что его нет. Олька приносила мне еду прямо на подоконник. Уносила нетронутую, приносила еще. Я ждала. Надеялась, что еще чуть-чуть – и я услышу радостный лай… или грустный лай… или просто лай. Или вопль: «Каська, хватит спать!» Или жалобный скулеж: «Жрать хочу». Но во дворе было тихо. То есть там ходили люди и гуляли какие-то собаки, но лай Ромки я бы узнала среди тысячи других. Поэтому не носилась к окну на каждый гав, как Роман. Потом, правда, Олька ему объяснила, что «пока Каська сидит спокойно, не рыпайся, она первая узнает, что он вернулся».

Собственно, так и случилось. Было раннее утро, я услышала Ромку еще до того, как он вошел во двор. С кем-то он там умудрился поругаться, еще на улице. Сначала на меня накатило облегчение, такое, что аж лапы стали ватные. Потом злость. Потом голод. Я рванула к миске с едой и стала заглатывать ее большими кусками. Еще бы, больше двух суток не ела! Краем уха я слышала, что Ромка все еще ругался с кем-то в подворотне. Но не сильно ругался, скорее спорил. Я вернулась на подоконник и задумалась. Ну и как мне теперь его встречать? Дать по морде или броситься на шею? Интересно, а Роман как его встречать будет? Кстати, надо ж его обрадовать! Я сиганула к людям на постель и принялась их будить. Роман начал отбиваться, а Олька сразу сообразила и с воплем: «Ромео вернулся!» кинулась со мной к окну.

Герой появился только минут через пять. Олька уже начала позевывать и собиралась вернуться обратно в постель, но я не пустила.

Ромка входил во двор, гордо подняв голову, но слегка заплетаясь лапами. Он был худой и грязный, но от него на весь двор разило уверенностью в себе. Вот он я, царь двора, пришел, встречайте меня все!

Олька немедленно кинулась встречать. Выскочила во двор, стала Ромео гладить и радоваться, притащила в квартиру. Роман тоже подскочил, начал в коридоре с ним обниматься, тормошить и валяться с ним по полу. Когда эта вакханалия закончилась, Ромка наконец-то увидел меня.

– Привет, – вильнул он хвостом.

– Привет, – сказала я.

Ромка ринулся лизнуть меня в нос, но я прыгнула на тумбочку.

– Помойся сначала, ты очень грязный, – сказала я.

Ромка пристыженно оглядел свои лапы.

– Да, действительно, – пробормотал он, – я там… гулял…

– Мне это неинтересно, – отрезала я. – Кстати, готовься, у нас скоро будут котята.

И ушла спать. Устала я двое суток его на подоконнике караулить.

РОМАН

Ромка (собака во всех смыслах этого слова!) пару дней где-то болтался. Это позволило мне заняться чем-то по-настоящему полезным – переживать за любимого пса. Но потом он вернулся, я его обругал и простил… и опять почувствовал себя запасным игроком. Конечно, на последних минутах меня обязательно выпустят, а пока сиди на скамейке и жди команды тренера.

Но мне все-таки удалось внести свою лепту в подготовку бракосочетания! Мы всем семейством сидели и решали, как расселить родню. Из моих было только несколько двоюродных родственников, причем местных, а вот у Оли оказалось десятка два дядьев и теток из провинции, и всех их надо было где-то уложить. Наше с Олиным папой робкое предложение поселить всех в гостинице было отвергнуто по причинам бюджетным и морально-этическим.

– В какую гостиницу?! – возмутилась мама. – Как ты себе представляешь подгулявшего дядю Колю в гостинице?! А Родионовы? Они же насмерть обидятся, если мы их не поселим у себя! Как неродные, ей-богу!

Оля посмотрела на папу так, как будто он предложил извалять Родионовых в дегте и перьях, а таинственного дядю Колю пустить по городу нагишом. Папа погрустнел и не стал настаивать. Я понял, что в одиночку мне ничего не добиться.

Женщины снова углубились в планы наших квартир. По всему получалось, что все не поместятся.

– Так… – бормотала мама, – есть же еще кухни!

– Стоп! – сказал я. – У меня на кухне Ромка.

Будущая теща подняла на меня мутный взгляд. Судя по нему, она перебирала в голове список приглашенных и никакого Ромку там не находила.

– Мой пес, – пояснил я. – Ему ведь тоже надо где-то спать!

– Ну… да… пусть спит… где-нибудь.

– На кухне, – настойчиво повторил я. – Если я его на ночь выгоню из дома, он обидится и вообще убежит.

Олина мама нахмурилась и повернулась к дочери. Но дочь уже сама сидела нахмурившись.

– Мам! И с Касей надо что-то придумывать! Представляешь, что будет, если Кася ночью прыгнет на лысину дяде Коле?!

Мамины глаза округлились. Мне до ужаса захотелось хоть глазком глянуть на этого грозного дядю Колю.

– Тетя Нина! – выдохнула мама.

Папа, который до того терпеливо ждал окончания совещания, забеспокоился:

– Мы еще и тетю Нину звать будем?

– Спокойно! – Мама торжествовала. – Я ее уже пригласила, и она уже отказалась. Так что теперь я с чистой совестью могу к ней обратиться! Дайте-ка мне телефон!

КОШКА

Самое страшное для кошки – это когда нарушается привычный ритм жизни. Пока утром спокойно встаешь, спокойно потягиваешься, потом спокойно завтракаешь, жизнь прекрасна и удивительна. А когда с утра просыпаешься от того, что тебя вместе с покрывалом стряхивают со стула, потом кто-то чужой бесконечно звонит в дверь, а потом еще и наступает на тебя в коридоре, когда еду нужно выпрашивать минут двадцать, потому что Олька разговаривает по двум телефонам одновременно, а еще и с тем чужим, который пришел… Это не жизнь! А при этом в доме постоянно воняет краской и всякой химической гадостью, которую натащили мамуся с папусей.

Я уже не знала куда мне спрятаться, на что сесть, чтобы это из-под меня немедленно не выдернули, под что спрятаться, чтоб это немедленно не унесли, и на что залезть, чтоб оно не упало.

Дом перестал быть домом, и мне было страшно. Я была уверена, что люди что-то замышляют!

А когда я увидела Романа, который приближался к Ромке с какими-то непонятными живодерскими штуками, я его чуть не покалечила. Если б у меня от ужаса лапы не отнялись, точно бы морду располосовала.

Так нас и схватили, и потащили куда-то… Несчастных и беспомощных.

ОЛЯ

Я надеюсь, что замуж выходят один раз в жизни. Второго я просто не переживу!

Вся эта тягомотина с заказами еды, платья и прочей ерунды занимала все мое свободное время. Получается, что до того, как Роман с перепугу сделал мне предложение, мы были счастливыми влюбленными, а после сразу стали не пойми кем. Ни на какие свидания сил и времени просто не оставалось. Кроме того, у меня появилось странное ощущение, что Роман не то чтоб жалеет… он не рад.

Несколько раз я до слез разругалась с родителями, потому что «небольшая свадьба для самых близких» через неделю превратилась в собрание всех родственников до десятого колена. И на мои жалобные призывы, что мол, какого черта ко мне на свадьбу приедет тетя Фима из Саратова, которую я последний раз видела в трехлетнем возрасте, мамуся возражала, что такого повода теперь уже и не предвидится, а тетя Фима и мамуся так дружили в детстве…

Короче, если б мамуся с папусей не разрешили мне ночевать у Романа, я б, наверное, просто из дома сбежала. Я и так сбежала. Практически жила я уже у Ромы, домой приходила изредка, чтобы переодеться.

КОШКА

Жить не хотелось.

Хотя тетя Нина, к которой нас привезли, была доброй женщиной. Я это сразу почувствовала и наверное поэтому не выкинулась из окошка в первый же день. У нее часто болел желудок и скакало давление. И я могла бы ей помочь, но сил на это у меня не осталось. Поэтому я просто боялась залезать к ней на руки.

Единственное, что хоть как-то скрашивало мою жизнь, это долгие разговоры с Ромео. Когда мы вспоминали, как встретились, как познакомили Ольку с Романом, мне казалось, что жизнь прожита не зря. И убеждало меня в том, что еще немного пожить стоит. Хотя бы ради будущих котят…

В один прекрасный день я проснулась с ощущением, что так жить нельзя. И не просто нельзя, а невозможно!

Я страшно соскучилась по Ольке и подумала, что если я появлюсь у нее на пороге, то даже если она решила, что меня бросила, сердце ее дрогнет и она возьмет меня обратно. Не может не взять!

Все, решено, я иду домой! Домой! Туда, где нет нафталина, герани на подоконниках и навязчивых подружек-старушек, которые считают, что я должна падать от счастья от того, что меня соизволили погладить.

Пока я деловито собиралась, Ромео бессовестно дрых. Я его разбудила и сообщила, что мы идем домой. Он, естественно, стал ныть, задавать какие-то дурацкие вопросы, но я не дала ему испортить мне настроение.

Мы идем домой! Решили. И точка.

ПЕС

Тетя Нина наконец-то вышла из дому. Мы притаились у двери. Как только она приоткроет дверь, чтобы войти, мы раз – и на лестничной площадке. А там она за нами точно не угонится.

План простой и потому вполне выполнимый. Нам нужно всего-то быстро и одновременно прыгнуть. Правда, если кто-то из нас промахнется, второго шанса может и не быть. Наверняка тетя Нина утроит бдительность при проникновении в жилище. Мы с Касей заняли позиции на разных уровнях: я залег снизу, она сидела на телефонной полочке.

Ждать пришлось очень долго. Хуже всего, что пришлось неотрывно торчать у двери – она у тети Нины такая старая, так воняет отсыревшим поролоном и заплесневелой кожей, что мне пришлось спрятать нос под лапу и положиться на слух. Конечно, Кася засекла тетю Нину раньше меня.

– Идет! – сказала она. – Причем не одна…

Я напрягся. Наш план мог провалиться.

– Подруги? – спросил я.

– Н-нет…

Кассандра напряженно вслушивалась и как будто не верила своим ушам.

– Меняем план! – приказал я. – Ты бежишь вверх по лестнице, я вниз. Они растеряются, мы выиграем время!

Кася превратилась в одно большое ухо.

– Ромка, – сказала она, – кажется, это… не надо бежать…

Я чуть не взвыл от злости. У этих кошек сто пятниц на неделе. Опять какие-то душевные борения! Ну уж нет!

– Надо! Ты вверх, я вниз, собираемся возле мусорных баков!

Тетя Нина и ее спутники остановились у двери, в скважине заскрежетал ключ.

– Ромка… – начала Кася.

Я не дал договорить:

– Потом! Все потом! Сейчас бежать!

Дверь рывком приоткрылась, и я прыгнул.

Уже в полете я понял, что Кассандра осталась в квартире. Но рассвирепеть не успел – в нос ударил до слез знакомый запах. Вернее, два до слез знакомых запаха.

Уже приземляясь на лестничной площадке, я услышал одновременно:

– Ах!

– Ой!

– Ромка!

И:

– Это хозяева!

Я стремительно развернулся и бросился заниматься самым приятным на свете делом – лизать нос хозяину.

КОШКА

Я ехала в машине, вцепившись в Ольку, не до конца веря собственному счастью.

Я чувствовала: Олька понимает, что виновата передо мной. И уже за то, что она это чувствует, я готова ее простить. Все-таки свадьба – дело ответственное, а у людей еще и надолго.

Олька изменилась. Стала такая нежная и тихая. Как будто пушистая. И чувствовалась, что она очень счастлива.

А Роман, наоборот, стал весь из себя такой уверенный и твердый. Как будто именно Ольки ему для полного счастья и не хватало в жизни, чтоб на нее опереться. Ромка от счастья не знал, куда себя засунуть, все норовил из машины выскочить, а я обнимала Олю и наслаждалась покоем.

Дома нас ждал полный кавардак. В нос ударила гремучая смесь запахов, квартиру было совершенно невозможно узнать. Мебель стояла полуразобранная, вещи в чемоданах, которые валяются посреди квартиры.

– Извини, – сказала Олька в ответ на мой немой укор, – мы только приехали и сразу за вами. Даже распаковаться не успели.

Я растрогалась. Олька у меня все-таки хорошая!

Потом мы пару дней наводили в квартире порядок. Я наблюдала за Олей и все не могла понять, почему же она так изменилась? Мне б к ней на ручки забраться, да она все бегает, носится, не подойдешь.

Но вот наконец мне удалось подобраться к ней ночью. Я аккуратно легла рядом с ней, положила лапы на живот. Все хорошо… Сердце бьется ровно, ничего не болит… И вдруг меня как током ударило! Я поняла, что у Ольки в животе кто-то живет. Совсем маленький, крошечный… Боже! У Ольки будет котенок! Но она, похоже, об этом еще и не догадывается.

Следующие дни я посвятила здоровью нашего будущего ребенка. Во-первых, правильное питание. Кофе я вывернула. Причем всю банку. Олька похныкала и заварила себе чай.

И я принялась ее воспитывать:

– Нет, Оленька, эту колбасу ты есть не будешь! А я говорю, не будешь! Фу, плюнь, кому говорят!

– Кась, да что с тобой сегодня случилось? Оставь в покое мой бутерброд!

– Это не бутерброд, это отрава! Фу, я сказала! Ромка, это тебе!

Ромка подскочил и с воплем «спасибо!» умолотил бутерброд в одну секунду.

Олька уставилась на меня как на врага народа:

– Слушай, ты, Кассандра, что ты себе позволяешь! А что я, по-твоему, должна есть?!

Я задумалась, а потом мой взгляд упал на миску с фруктами. Я выбила лапой верхнее яблоко. Оно очень удачно прокатилось по столу, но не упало, а остановилось прямо перед Олькиным носом.

– Это?! – изумилась Оля.

– Мр!

Олька покрутила яблоко в руках, потом машинально откусила, не сводя с меня изумленного взгляда.

– Ешь, ешь, – милостиво разрешила я.

ПЕС

Мы ехали в такси.

Вообще-то я терпеть не могу машины, а уж ехать внутри, особенно когда в этом «нутре» все пропахло бензином, – ну его к кошаку плешивому. Но на сей раз я был вне себя от радости. Лизал хозяину все, до чего мог дотянуться. Хозяин хохотал и уворачивался. Рядом сидела Оля, вцепившись в Касю. И Кася тоже вцепилась в Олю. Казалось, еще чуть-чуть – и они превратятся в единое кошко-человеческое существо.

– Касенька, – бормотала Оля, – ты что, думала, я тебя совсем бросила? Мы же просто в свадебное путешествие ездили. Вас с собой ну никак нельзя было брать! А дома ремонт… Бедная моя кошечка!

И пахла она при этом виновато-виновато.

Хозяин ничего такого не бормотал, только смеялся и уворачивался, но и он немножко попахивал осознанием собственной вины.

Мы с Касей точно знали, что отныне они нас никогда не бросят. А если придется уехать от нас на время – то обязательно предупредят.

– Ох, – вздохнула Кассандра, – значит, все-таки рожать дома буду. Хорошо…

Я насторожил уши:

– Рожать? Кого?

Кася весело посмотрела на меня:

– Ты что, правда не помнишь? Я же тебе говорила!

Кот ее знает… Может, и говорила… Да нет! Это она, наверное, так шутит!

Эпилог

– Смотри! – восхищенно прошептала Оля. – Какие хорошенькие…

Роман кивнул. Оля посмотрела на него, потом на Ромео и рассмеялась. Пес и хозяин выглядели одинаково испуганно.

Кассандра из последних сил вылизывала только что рожденных котят. Они были такие крохотные, такие неуклюжие, что казались игрушечными. Они тыкались в маму, пытаясь на ощупь найти теплое молочко. Ромео осторожно вытянул нос, чтобы понюхать крайнего котенка, самого маленького. Котенок тут же принялся тыкаться в морду пса. Ромео замер с выражением ужаса в глазах.

Теперь рассмеялись и Оля, и Роман.

– Давай, Ромка, – сказал хозяин, – привыкай к роли папочки.

Оля быстро глянула на него, но тут же вернулась к котятам, мягко развернула малыша к маме.

Кассандра замурлыкала, выразительно глядя в сторону хозяйки. Так выразительно, что можно было подумать, что она уговаривает Олю что-то сказать.

Оля задумчиво гладила крошечного котенка, пока кошка довольно громко не рявкнула на нее. Тогда Оля вздрогнула и выпалила на одном дыхании:

– Знаешь, Рома, у нас ведь будут не только котята!

– А кто еще?

Роман с подозрением покосился на Ромео.

– Щенки?! – спросил он в ужасе.

Кася, Оля и Ромео просто покатились со смеху. Роман пару секунд смотрел на них с недоумением, а потом поменялся в лице:

– Оля? Оля! Что ты сказала?!

– Я сказала, что к роли папочки придется привыкать не только Ромео.

Роман сел на пол и обнял своего пса. По их одинаково бессмысленным физиономиям было похоже, что они первый раз в жизни без слов понимают друг друга.

Про моркоff/on

Часть 1. Дилемма

СЕНТЯБРЬ 1982 ГОДА

Картошка оказалась морковкой.

Первокурсники не возражали. Морковку, в отличие от традиционного студенческого корнеплода, можно было сразу по извлечении из земли вытереть рукавом и съесть – а есть хотелось непрерывно. Особенно сильной части курса. Физфак – факультет преимущественно мужской, поэтому самая лучшая морковка до мешков не доходила, исчезая в луженых желудках студентов. А самая-самая лучшая доставалась хрупким первокурсницам. На всю «морковную» бригаду их было семь, поэтому особых проблем с поклонниками не возникало.

Впрочем, у Оленьки Некрасовой проблем с поклонниками не было никогда. В противовес фамилии была она красавицей, и красавицей, которая знала себе цену. На фотографиях она не очень получалась, но в жизни поражала слабые мужские сердца навылет. Иногда она начинала вдруг «искрить» так, что воздух вокруг звенел от электричества. В такие дни она могла выйти на улицу ненакрашенная, в чем-то немодном и мешковатом – но мужики ложились к ее ногам штабелями.

Еще по пути на сельхозработы Оленька провела инвентаризацию сильной половины курса (то есть восьмидесяти процентов) и отбраковала самых бесперспективных. Еще три дня ушло на более тщательную селекцию. В результате претендентов осталось шестеро. С ними Оля и принялась играть, поддразнивая, иногда даже сталкивая лбами (не со зла, потехи ради).

Через неделю зарядили суровые дожди, и бедных студентов решили не отправлять на поле – вернее, уже болото. Первый день курс отсыпался, а потом с энтузиазмом принялся маяться дурью. Прикрепленные к студентам преподаватели заперлись в своем домике и появлялись лишь к ужину, подозрительно помятые.

– Квашин, – строго спрашивали они, – как проходит досуг?

Слово «досуг» они ударяли то на первый слог, то на последний. Алеша Квашин, которого за беззащитность и большие печальные очки сразу же выбрали комсоргом, краснел и добросовестно врал что-то про политинформацию.

– А-а-а, – говорили преподаватели, – молодец. Только ты разнообразил бы досуг. Какие-нибудь спортивные соревнования провел, что ли?

– Так ведь дождь, – отвечал Алеша.

– Ну в шашки-то можно поиграть, – замечали наставники молодежи и косились на эту самую молодежь, которая азартно резалась в «храпа» на морковку.

После чего руководители удалялись с чувством слегка выполненного долга, а студенты переходили от «храпа» к менее невинным занятиям. Во-первых, необходимо было добыть «горючее». Деньги кончились у всех и давно, поэтому добыча не сводилась к банальному походу «на магазин». Ушлый Юра Дубок просто тырил самогон у бригадирши, к которой ходил якобы за молоком. Честный Саня Дараев по прозвищу Царь собирал компанию и полдня батрачил на местных хозяек. Федя Уткин – человек с золотыми руками и вечно хриплым горлом – наладился чего-то чинить механизаторам и тоже трезвый от них не уходил (хотя с собой приносил редко). Самым таинственным способом добычи спиртного владел Максим Ширяевский, более известный как Макс. Он просто уходил куда-то с утра, а к вечеру возвращался с бутылкой, ужасно довольный и философски настроенный.

Девчонки в этих снабженческих операциях, само собой, не участвовали. Они сбивались в стайку на кухне общаги и обсуждали кого-нибудь. Общагу на сентябрь переоборудовали в жилье для студентов, поэтому она являлась идеальным местом для получения и обработки информации. Чаще всего объектом завистливого обсуждения становился Макс. Девчонки сходились на том, что Ширяевский – альфонс и бабник, свою бутылку он зарабатывает, ублажая местных доярок. Однако при появлении Макса все как одна расправляли плечики и поворачивались к альфонсу наиболее выгодным ракурсом.

Нельзя сказать, что он не замечал знаков внимания. Наоборот, замечал и даже ценил, но подолгу на ком-нибудь не задерживался, а порхал от одной однокурсницы к другой, на ходу подмигивая третьей. Словом, вел себя в точности как Оленька, что не могло ее не раздражать.

Разумеется, Макс числился в списке наиболее вероятных избранников Оленьки. Он тоже, судя по всему, положил на нее глаз – во всяком случае, Оля оказалась единственной, на кого балагур и донжуан Ширяевский никакого внимания не обращал. Демонстративно. Нет, была еще Ирка Кузовлева, но на нее никто ничего не обращал, невзирая на жуткий дефицит девушек. Однокурсники предпочитали клеить местных девчонок – пухлых и невероятно вульгарных, – но не Ирку. О ней вспоминали только во время еды: готовила Кузовлева прилично, порывами до шедевров. Ее даже освободили от сельхозработ и поставили вечной дежурной по кухне. Лучший кусок Ирка лично выносила Максу на белоснежной тарелке и еще несколько минут стояла рядом, умильно наблюдая, как предмет ее обожания поедает пищу. Потом предмет насыщался и принимался вытирать пальцы о попы близсидящих девчонок. Кузовлева надувалась и уходила на кухню.

Ирка божественно готовила морковку. Она натирала ее с яблоком, мешала с капустой, тушила и даже мариновала. С тех самых пор Оля пристрастилась к оранжевому корнеплоду.

Вечерами ходили на дискотеки. Поначалу Оленька обрадовалась, увидев на клубе объявление. В первый вечер она (да и все однокурсницы, кроме Ирки) вырядилась и накрасилась, но это оказалось пустой тратой времени и косметики.

Освещение в клубе было изумительно отвратительным. Лампочка под потолком мерцала, словно свеча на ветру, тени превращали красавиц в длинноносых уродин, а не красавиц – вообще в не пойми что. Музыку крутили древнюю, чуть ли не Утесова. Была одна пластинка Пугачевой, но заезженная до такой степени, что танцы под нее напоминали пляску святого Витта.

– А… а… а… – заедала пластинка.

– Арлекино, арлекино! – хором допевали студенты.

И наконец, танцульки оказались всего лишь разогревающей стадией перед банальной дракой. Местные даже особых поводов не искали. Просто подошли к кому-то из студентов и без предисловий заехали в глаз. Потасовка получилась омерзительной. Оленька ждала чего-то в духе Жана Маре или, на худой конец, Бельмондо, но свалка в клубе вышла некрасивой, глупой и бессмысленной. К тому же студенты потерпели сокрушительное поражение.

К удивлению Оленьки, после первого побоища однокурсники разъярились пуще прежнего. Они объяснили поражение тем, что с ними не было «армейцев» – то есть ребят, уже отслуживших в армии. Вот в следующий раз!..

И действительно, в следующий раз студенты явились на танцульки во главе с «армейцами» под предводительством здоровенного Саньки-матроса. Вооруженные ремнями с огромными латунными пряжками, первокурсники взяли частичный реванш, но зрелище получилось еще более неэстетичное.

Оленька «армейцев» и раньше-то побаивалась, а после того вечера вообще держалась подальше. И на дискотеку больше не ходила.

* * *

Оля хотела замуж. Тянуть с этим делом она не собиралась по многим причинам.

Во-первых, нужно быстренько хватать самого лучшего, пока другие не опомнились. Кстати, то, что физфак – мужской факультет, стало решающим фактором при подаче документов.

Во-вторых, раньше сядешь – раньше выйдешь. Воспитание мужа – дело тяжелое и долгое. Чем моложе избранник, тем легче друг к другу приспособиться. Годам к тридцати у Оли уже будет идеальная семья. А такая семья в представлении Оли включала в себя идеального мужа, двоих идеальных детей и большую идеально воспитанную собаку. И чтоб все вокруг от зависти кисли!

Оленька не собиралась тратить время на бессмысленные романы. Ей нужны были исключительно те, кто готов предложить не только руку и сердце, но и штамп в паспорте. Поэтому трое из шести ее потенциальных мужей довольно быстро отвалились. Двое приехали из какой-то дыры районного значения и жили в общаге, третий был просто помешан на своей семье и родителях, за время их недолгого разговора в тихом месте, наедине, в интимных сумерках он раз шесть упомянул маму. И в итоге сообщил, что обязательно пригласит Олю на «лучшие на свете блины» в исполнении мамочки.

Оля тут же для себя решила, что такое счастье ей не нужно. Пусть уж мамочка и дальше растит любимого сыночка.

Четвертый кандидат отпал, потому что был насмерть заарканен крашеной мымрой Алеськой. По глазам было видно, что он бы и рад переметнуться, но шаг вправо, шаг влево карался решительно и болезненно. А самое противное, что все девчонки почему-то мертво заняли Алеськину сторону и при невинной попытке соблазнить парня дружно перестали с Олей здороваться и общаться. Пришлось пустить в ход все свои актерские способности, поплакать, разыграть полную дурочку и через пару дней вернуть к себе расположение женской половины курса. После этого Алесю Оля тихо возненавидела, хотя на людях приходилось изображать само дружелюбие.

Итого – результат был совершенно плачевен. Из курса в двести человек оставались всего две реальные кандидатуры – Макс и… Алеша. Тот самый Алеша, которого выбрали комсоргом.

Алеша Квашин был удивительно умен. Настолько умен, что, несмотря на ум, пользовался огромным уважением однокурсников. Настолько умен, что это заметила и осознала даже Оля.

Благодаря ему Оля полюбила мужские разговоры. Раньше ее от всей этой политики, футбола, теории относительности и других глобальных вопросов просто воротило. Ну какая нормальная женщина выдержит восьмичасовой спор о том, какова вероятность встретить на морковном поле динозавра?! Причем не просто спор, а спор будущих физиков – с длинными формулами на салфетках и опровержением всех законов сохранения трехэтажными матюками.

Алеша в таких спорах практически не участвовал. Он приходил к концу, десять минут слушал, а потом еще десять минут говорил. Четко формулировал причину спора, мнения оппонентов и делал пару элементарных логических выкладок. Обычно этого было достаточно, чтобы ответ всем стал очевиден. Например, делил площадь поверхности динозавра на площадь поверхности Земли и умножал на предполагаемое количество выживших динозавров.

Самые упрямые пытались спорить и после этого, но Алеша только пожимал плечами и просил показать расчеты. Тут уж ломались и самые упрямые. Под язвительные замечания однокурсников они уходили к себе якобы думать – на самом деле, зализывать раны. Квашин никогда не злорадствовал, просто стоял и смотрел с видом Александра Македонского, принимающего капитуляцию у персов.

В такие минуты Оленька обожала подлезть к Алеше поближе, а лучше даже легко приобнять или протянуть ему стакан, короче – как-то продемонстрировать свою причастность.

Оля чувствовала, что влюблена, так ей нравилось находиться с ним рядом.

Но когда споры заканчивались и начиналось веселье, вся влюбленность Оли переключалась на Макса.

Макс брал в руки гитару.

– Эти глаза не против… – затягивал Макс, и все валились со смеху.

Каким-то чудом он умудрялся на простой шестиструнной гитаре играть все самые модные песни, начиная «Аббой» и заканчивая Тото Кутуньо. Что не мог сыграть на гитаре, достукивал ногой по полу или ложкой по стакану.

– Макс, как это у тебя получается? – спросила как-то Оля, придвинувшись поближе и проникновенно глядя ему в глаза.

– Делов-то! Нот семь, аккорда три.

Макс смеялся, Оля завороженно смотрела на его губы и думала о том, что она его, похоже, очень любит.