Текст книги "Время всегда хорошее"

Витя, 2018 год

С самого утра я чувствовал, что сегодня случится какая-то гадость. Ночной разговор помнил очень хорошо, убеждал себя, что та девочка все исправит, Женька теперь в безопасности… Но все равно на душе скребли кошки. Целая стая кошек. Или что там у них – стадо? толпа? свора? Короче, много кошек.

И гадость случилась, хотя сначала я ее и не заметил. Утром, перед школой, включил комп и проверил, что мне успели понаписать. Все обсуждали какую-то новость в чате. Я кликнул, посмотрел. Ничего такого особенного не заметил. Просто какой-то аноним вывесил наши ники, а рядом – фамилии. Я проверил – все в порядке, ничего не перепутано. И ники написаны правильно. Я почитал комменты, но ничего не понял – там стояли сплошные угрожающие смайлики и призывы «убиць гада ап стену!».

Только в классе я сообразил, в чем беда. То есть не сообразил, а Сушка мне объяснила.

– Наши ники, – Сушка дергала меня за рукав, наверное, чтобы я лучше проникся трагичностью ситуации, – это же главный секрет каждого человека! Теперь, когда все знают, у кого какой ник, можно же запросто полистать историю чатов и прочитать, кто что говорил. Ястреб, например, даже стихи писал! Его ж засмеют теперь!

– Погоди, Снежка… – Я осторожно высвободил рукав.

Сушка вдруг покраснела так стремительно, что я испугался.

– Ты чего?

– Ничего, – буркнула она, – меня никто Снежкой не звал раньше.

«Ну и что?» – хотел сказать я, но решил не вгонять Сушку в еще большую краску. И кстати, мне было приятно, что теперь есть имя, которым только я Снежану называю.

– Погоди, – сказал я спокойно, – мы же и так все наши ники знаем.

– Не все! – Сушка побелела от злости так же быстро, как до этого покраснела. – Только свои! А теперь вся школа знает!

– Ну и флаг им в руки! Тебе-то что?!

Снежка повела плечом:

– Не хочу, чтобы каждый в моих мыслях копался! Когда я под ником, то… ну… как будто…

– Как человек-невидимка? – подсказал я.

– Ага! А теперь будут копаться… всякие…

И тут я вдруг сделал то, чего никак от себя не ожидал, – взял ее за руку.

– Вот что, Снежка! Никто тебя не обидит! Я обещаю!

У Сушки вдруг сделался такой вид, как будто я держу не ее руку, а протез, который случайно оказался прислонен к ее плечу. И ладонь стала холодная и деревянная. А у меня в голове шумело и булькало. Сейчас я был готов свернуть небольшую гору. Или даже большую.

– И гада этого найду, – заявил я. – Найду и накажу.

Сушка смотрела на меня с надеждой, но как-то жалобно.

– А то, что ники наши все узнали… Ну и пожалуйста! Я своим ником горжусь.

Я с сожалением отпустил руку Снежки (она сразу немного обмякла), вскочил на парту и громко сообщил:

– А я – Биг Билл! Понятно? И мне плевать, что все об этом знают!

Почти все вокруг радостно завопили.

Теперь, когда Снежкина ладошка не лежала в моей руке, смелости немного поубавилось, но я продолжил:

– Не знаю, кто тут решил подложить нам свинью, но он дурак! Потому что мы никого не боимся! Правда, Ястреб?!

Димка ловко вскарабкался на соседнюю парту:

– А я Ястреб! И мне тоже плевать!!!

Класс снова радостно завопил… и вдруг затих. А за спиной мы с Ястребом услышали недовольный голос историка:

– А я Николай Иванович. И меня не устраивает, что ученики прыгают по партам.

Мы быстренько расселись по местам, но я успел заметить, что Сушка мной гордится. И я стал гордиться тем, что она гордится мной.

Я решил во что бы то ни стало выполнить обещание, данное ей.

Оля, 1980 год

Эйфория продолжалась весь день.

После того как я повязала Женьке галстук, Танечка куда-то делась. Мы даже не заметили когда.

Отловили Красноперкину, заставили ее написать отчет о проведенном собрании. Вернее, написали мы его сами, ей только подписать осталось. Согласилась под угрозой грубой силы.

И когда она, чтоб не сбежала по дороге, под конвоем двух самых рослых мальчиков в классе понесла нашу бумажку в совет дружины, класс вдруг взревел, что нам нужен новый председатель совета отряда. Предлагали меня и Женьку. Женька сказал, что берет самоотвод в мою пользу, я сказала, что все должно быть наоборот.

А потом кто-то заорал:

– Тили-тили-тесто, жених и невеста!

И я обнаружила, что мы с Женькой стоим посередине класса, взявшись за руки, и горячо что-то друг другу доказываем. И страшно испугалась, что Женька сейчас смутится и убежит, а он, наоборот, развеселился и закричал:

– Ура Ольке! Она самый лучший в мире друг!

И я тоже не смутилась и не убежала, а стояла и улыбалась. И опять мне казалось, что я наглоталась воздушных шариков.

А потом был урок истории.

Историк пришел хмурый, молчаливый. Сначала вызвал к доске Женьку. Выслушал ответ, мрачно поставил пятерку. Потом вызвал меня. У меня сердце в пятки упало, но Женька зашептал мне:

– Давай, ты справишься!

И я потопала к доске. Встала, посмотрела на класс. И уже собиралась было по привычке испугаться, но увидела перед собой лица одноклассников. Они были добрые, живые, они были готовы мне помочь. Я просто физически чувствовала их поддержку. И страха как не бывало!

В памяти всплыла страничка из учебника, я рассказала ее как по писаному, ни разу не сбившись. А еще рассказала то, что мы с Женькой в энциклопедии прочитали, а еще хотела рассказать…

Тут историк меня перебил, хмуро поставил пять и посадил.

И мне б задуматься о причинах его хмурости, да не до того было. Я неслась на свое место, приплясывая от счастья. Я смогла! Я стояла у доски и получила пятерку!

А после уроков мы с Женькой побежали к бабушке и всё ей рассказали. Мы хохотали, когда вспоминали, как пошла пятнами Танечка, мы хохотали, когда говорили о том, как переизбрали Красноперкину.

Бабушка улыбалась, но как-то грустно. И почему-то все время говорила:

– Дай вам Бог сил, детки…

Да у нас этих сил было просто хоть отбавляй! Да мы горы в это день могли свернуть!

Мы выбежали во двор, чтоб хоть как-то энергию выплеснуть, а там как раз огромная компашка собралась в «Казаки-разбойники» играть. И тут на меня вдохновение нашло.

– А давайте не просто так играть, а в квест!

– Чего? – спросил Женька.

– Ну… Давайте как будто мы – эльфы, а вы – гоблины.

– Кто?

– Ну, мы – хорошие. Мы такие все нежные, ушки торчком, воздушные, а вы – вы злые и грубые. Мы будем жить вон там, на дереве, будем хорошо стрелять из луков, а вы – вы из луков не умеете, но зато у вас силища ого-го! А у нас будет кольцо власти, которое вы захотите забрать. И вы должны будете это кольцо не просто забрать, а еще и донести во-о-он до той горки во дворе. Там у нас будет жить Зло.

Все, кто стоял вокруг, аж рты пооткрывали, пока я им все это рассказывала.

– Круто! – сказал Женька. – Это ты сама придумала?

– Э-э-э… Во сне видела, – соврала я.

Мы убегались так, что через три часа полегли на траве посреди двора и уставились в небо.

– Классные тебе сны снятся! – сказал Женька.

Он был ранен в бою эльфийским луком и теперь держал подорожник на поцарапанной руке.

– Может, еще что-нибудь интересненькое вспо-мнишь?

– Ага, – сказала я. – Завтра будем играть в школу волшебников.

Домой я примчалась часов в восемь вечера, только открыла рот, чтоб поздороваться, и нарвалась на суровое папино:

– Ольга, где ты ходишь? Звонили из школы, нас вызывают к директору. Может, ты объяснишь, что происходит?

Витя, 2018 год

На большой перемене мы с Ястребом и Сушкой выскочили во двор школы и устроили там тайное совещание. Ну как тайное… Все, конечно, пялились на трех шестиклашек, которые забились в угол двора и там шепчутся с таким видом, как будто готовят покушение на короля. Но нас никто не слышал, так что совещание, наверное, можно считать тайным.

– Надо выяснить айпишник того, кто влез в чат, – горячо шептал Димка, – пробить у провайдера юзера…

Я понял, что пока слишком мало знаю о компах, поэтому дослушивать не стал:

– То есть ты сможешь его найти?

Ястреб смутился:

– Ну, теоретически…

– Ясно, – сказала Сушка, – не можешь. Надо по-другому. Там ведь не все ники выложены, заметили? Чьего ника нет – тот и сволочь!

– Проверил уже, – вздохнул я. – Не хватает пяти ников. В том числе моего.

Снежана задохнулась от возмущения.

– Есть другая идея, – торопливо сказал я, пока Сушка не бросилась в класс лупить всех подряд. – У нас же вечером подготовка к экзаменам, так?..

…Вечером пришли почти все, хотя хмурые и подозрительные, – Сушка предупредила, что я собираюсь назвать того гада, который всех нас выдал. Кружковцы расселись на скамейках, а я вышел и стал перед ними, чувствуя себя эстрадным певцом.

– Значит, так, – сказал я. – Стукача я пока не нашел. Но найду.

Я покосился на Ястреба. Он сидел немного в стороне с нотиком на коленках, взъерошенный больше обычного. Но теперь Димка походил не на воробья, а на настоящего маленького ястреба – такой грозный вид у него был.

– Сейчас каждый выйдет сюда и произнесет… – Я откашлялся и продекламировал: – Честное слово, я никому не рассказывал про наши ники.

– Норма, – кивнул Димка.

Все удивленно уставились на него.

– Это детектор лжи, – злорадно сказала Сушка, – Ястребу папа скачал! Кто следующий?

Но никто не успел отреагировать, потому что Сушка сама выскочила на пятачок перед скамейками и выпалила:

– Честное слово, я никому про ники не говорила! А когда узнаю, кто крысятничает…

– Норма! – строго перебил ее Ястреб. – Следующий!

Мы с Сушкой отошли в сторону, а кружковцы один за другим вставали и произносили клятву. Некоторые запинались и тормозили, но Димка каждый раз успокаивал их словами: «Норма». Чем меньше оставалось людей, которые не прошли детектор, тем тоскливее становилось на душе. Никто не болтал, не строчил сообщения на комиках, а когда раздавались звонки, отвечали коротко: «Занят… Я перезвоню». В воздухе запахло электричеством.

Предпоследней вышла девочка, которую я никак не мог запомнить. Ни имя ее, ни ник в голове моей не задерживались. И вся она выпадала из памяти, как только я переставал на нее смотреть – волосы белые как пакля, брови белесые, глаза водянистые…

Стала она почему-то не лицом ко всем, а чуть-чуть боком.

– Честное слово, – сказала она, прикрывая рот ладошкой, – я ники не говорила никому.

И почесала нос. Мы с Сушкой напряглись. Ястреб не выдал очередной «Нормы», а пристально посмотрел на девочку.

– Не говорила, значит? А может, в чате писала?

Глаза девочки забегали, она снова прикрыла рот рукой и замотала головой. Я вдруг почувствовал, что за последние полчаса очень устал.

– Ты же врешь, – сказал я. – Ты написала, так?

Она опустила голову и побледнела.

– Врет! – сурово подтвердил Ястреб. – Детектор зашкаливает!

– А чего вы?! – Девочка вдруг вскинула голову и стала чуть не кричать прямо мне в лицо: – Ей можно, а мне нельзя?! Ты со своей Снежаночкой все время, а я, может, тоже хочу!

Она разревелась. Все потрясенно молчали.

– Чего хочешь? – растерянно спросил я. – Мы же вместе… к экзаменам готовимся.

– К экзаменам?! – Девочка растирала слезы и сопли по личику. – К экзаменам, да?! А сам за руку ее берешь! И смотришь… А я тоже… А мне почему нельзя?.. Чтоб вы все тут сдохли!

Она схватила свой рюкзачок и бросилась прочь. Все тупо смотрели ей вслед и молчали.

– М-да-а-а… – наконец сказал кто-то.

– Слушайте, – спросил я жалобно, – кто-нибудь что-нибудь понял?

– Ты что, дурак?! – возмущенно затараторила Нина, эффектно взмахнув челкой. (У нее был ник Красавица, и вполне заслуженно.) – Ленка в тебя давно втюрилась, а у вас с Сушкой такая любовь, вот она и решила вам свинью подложить, чтобы она подумала, что это ты всех сдал…

– Стоп-стоп-стоп! – Я умоляюще поднял ладони вверх. – Какую свинью? Какая Ленка?

– Ее, дурочку эту, – Красавица мотнула челкой в сторону убежавшей девочки, – Леной зовут, чтоб ты знал! Он ее имени не помнит, а еще чего-то хочет! – Нина повернулась в сторону Снежаны и добавила: – Дурак он у тебя, Сушка!

Сушка, которая все это время стояла непривычно тихо, глянула на меня и вдруг прыснула. И все остальные захохотали вместе с ней, как будто только ждали сигнала. Видимо, вид у меня был действительно дурацкий.

– Если бы не Ястреб с его детектором! – снова начала тараторить Красавица, но Димка ее оборвал.

– Да нет никакого детектора! – Он торжествующе повернул к нам монитор, на котором красовалось окошко браузера. – Это мы для пущего страха наврали. А вообще, все Витя придумал, я только немного развил идею.

– Так что никакой он у меня не дурак! – гордо заявила Сушка и показала Нинке язык.

Все снова захохотали. Смех получился какой-то нервный – слишком долго мы были в напряжении.

– Ладно, – сказала Сушка, нахохотавшись, – был бы пацан, я бы ему по голове настучала. А с этой что делать будем?

Все поскучнели. Снова повисла тяжелая пауза.

– Слушайте, – сказал я, – а давайте ей бойкот объявим! Мы так делали… то есть я читал, как раньше в школах так делали! Не будем с ней общаться, и всё! По крайней мере в чатах! И на эсэмэски отвечать не будем!

– Точно! – обрадовался Ястреб и застучал по клавиатуре. – Сейчас я ее везде в игнор-лист занесу… Какой у нее там ник?

– Радуга, – ответила всезнающая Красавица и полезла за комиком. – Сейчас и я тоже…

Пока все нажимали кнопки, занося Радугу в черные списки, я проверил свой комик. У меня там никакой Радуги не значилось. Зато бросился в глаза циферблат в левом верхнем углу экрана.

– Ух ты! – сказал я. – Сегодня позаниматься, пожалуй, не получится, поздно уже. Предлагаю завтра начать репетировать экзамены. Будем друг перед другом билеты отвечать.

– А Ястреб своим детектором, – добавила Сушка, – будет нас проверять. – И она передразнила очень строгий голос Димки: – «Норма!»

И снова все рассмеялись. Теперь уже не нервно, а просто весело.

Оля, 1980 год

Утро было на редкость нервное. Мама собиралась, рявкая на меня, чтобы поторапливалась, и причитала:

– Что ж теперь люди скажут…

Папа был хмур и со мной не разговаривал.

До школы дошли в молчании, а там, у школы, встретили Женьку с родителями. Мы рванули друг к другу, но меня схватила за руку мама, а Женьку отец. Не пустили даже поздороваться.

И вот тут-то мне стало страшно. До этого момента я была уверена, что сейчас мы все поговорим, выясним подробности, вместе посмеемся и разойдемся с миром. Женька смотрел на меня больными глазами, его родители зыркали волком. А у меня как будто реальность уплывала, мне начало казаться, что все это происходит не со мной.

И мы пришли в кабинет директора. Там уже сидели Васса и Танечка. Говорила все время Васса, директорша только кивала с умным видом, а Танечка смотрела мимо нас куда-то в стенку совершенно стеклянными глазами.

– Итак, – говорила Васса, – если на начальном этапе мы видели просто халатность родителей, то теперь это переросло в преступную халатность. И я хочу спросить…

Тут Васса повысила голос так, что у меня заложило уши…

– Как вы воспитываете своих детей? А?!

Мои родители вжались в стулья.

– Как нужно воспитывать, чтобы ребенок посмел пойти против воли совета отряда, против воли своих товарищей, против воли старших товарищей, которые, между прочим, члены партии?

Тут, видя, что моя мама уже готова заплакать, Васса чуть смягчилась.

– Нет, мы, конечно, не снимаем полностью с себя вину. Вот Татьяна Николаевна, – кивок в сторону Танечки, – тоже понесет заслуженное наказание. Это и ее просчет, ведь это ее пионерская организация! И хороша б была эта организация, если б пошла на поводу у таких ее незрелых членов. Хорошо, что в этом классе учатся и сознательные дети, которые не побоялись! Которые, между прочим, физической расправы не побоялись! Потому что вот эти, – кивок в нашу сторону, – угрожали!

Тут вступилась моя мама:

– Но Оля не могла…

И ее перебила мама Жени:

– А Женя, значит, мог?

– Оля тяжело болела…

– Ну и сидела б дома, раз болела! Сбила мальчика с толку!

Моя мама аж задохнулась от возмущения:

– Это еще кто кого сбил!

– Женя бунт в классе не поднимал!

– А Олю из пионеров не исключали!

– Ша! – сказал вдруг Женин папа. – Прекратите базар!

Мамы затихли, а папа продолжил, обращаясь к Вассе:

– Что вы предлагаете?

Васса царственным жестом поправила прическу:

– Я рада, что вы, Петр Иванович, как ответственный партийный работник, понимаете серьезность ситуации.

В кабинете воцарилась мертвая тишина, и Васса, явно довольная эффектом, продолжила:

– Я считаю, что этих детей надо изолировать друг от друга.

Примерно секунду до меня доходило, что она сказала, а потом я произнесла:

– Нет!

Получилось тихо, но Васса вздрогнула, а мама Жени кинулась Женьку от меня заслонять. А меня уже было не остановить:

– Мама, папа, но это же все неправда! Мы ничего плохого не хотели! Ведь Женьку несправедливо из пионеров выгнали, я просто хотела помочь…

– Да уж, помогла, – прошипела Женина мама.

– Мама, ну послушай ты меня, – взмолилась я.

– Я достаточно услышала, – сказала мама.

Я ни разу в жизни не видела ее с таким каменным лицом.

– С этого дня ты сидишь после школы дома, понятно? Никаких дворов, никаких друзей! Раз не умеешь себя нормально вести.

– Мама, нет! Ты не можешь, мама! Но почему ты не хочешь меня выслушать?

И тут опять вступил Женин папа:

– Я думаю, всем будет лучше, если мы переведем Женю в другую школу.

И тут у меня просто рассудок помутился. Я сразу вспомнила белую комнату, мальчика Витю, который рассказал мне про встречу с Женькой в 2018 году. И я поняла, что не спасла, не справилась… Более того, я все испортила…

Я расплакалась. Я умоляла. Я готова была встать на колени.

Васса наблюдала за моей истерикой с холодным безразличием. А потом выдала:

– Я думаю, вам нужно отвести Ольгу к психиатру. У девочки проблемы.

Мама опять начала оправдываться, что я, мол, болела, что это всё последствия. Но у нее от страха зубы стучали и руки тряслись. Женьку родители увели, нам даже не дали попрощаться…

Витя, 2018 год

Я стоял под дверьми класса и молился Богу. Я, советский пионер (пусть в прошлом), просил у Бога помощи! А что мне оставалось делать? Моих одноклассников вызывали по одному, и там они сдавали эти ужасные экзамены!

Рядом со мной переживали родители – не мои, мои как раз не смогли прийти, – а родители всех остальных. Некоторые молились, почти не прячась, другие успокаивали себя и друг друга, от чего начинали нервничать еще сильнее. Кажется, они немного ревновали своих детей ко мне, потому что все наши первым делом бросались ко мне («Семерка!» или «Девятка!»), а уж потом шли к ним. Все, кто сдал, не уходили домой, а оживленно галдели, пересказывая друг другу самые острые моменты:

– …А тут он говорит: «И как же звали этого князя?» А я: «Ну, не Владимир, это точно…»

– …Две цифры перепутал – пять и шесть! И семерку за это ставить? Придираются!..

– …А я отвечаю, а сама не понимаю: правильно – неправильно?..

Пока все шло нормально. Ястреб торчал в классе дольше всех, зато единственный отхватил десятку. Сушка вышла с восьмеркой и злилась на себя, что не смогла вспомнить какую-то дату. Когда вышел последний – Саша Харитончик с семеркой, – я вытер со лба пот и уже собрался домой, чтобы там тихонько полежать на кровати, отойти… И тут услышал:

– Шевченко! А ты что, экзамен сдавать не собираешься?

Это был удар под дых. Я так переживал за остальных, что совсем забыл про себя. Развернулся и на деревянных ногах пошел в класс. Почему-то я был уверен, что экзамен завалю.

Вытянул билет и пошел готовиться. Ну не то чтобы готовиться… Сел и уставился на вопросы. Раз пять перечитал – ничего не понял. Слова все знакомые, а о чем у меня спрашивают?

– Молодой человек! – сказал экзаменатор, строгий дядька в очках. – Вы, я так понимаю, готовы?

«Чего тянуть?» – обреченно подумал я, кивнул и пошел к доске.

Что было дальше, из памяти выскочило. Помню только, что стоял и мотал головой как заведенный. Ни слова не сказал, только ждал, когда меня отпустят.

– Понятно, – сказал дядька в очках. – Идите.

Я повернулся, но тут наш историк, который сидел рядом с экзаменатором, неожиданно попросил:

– Витя, подожди за дверью, хорошо?

Я кивнул и вышел.

Там на меня набросились все наши:

– Ну как? – Десятка? – Восьмерка? – А в «Г» классе тоже все наши круто посдавали! – Сушка к себе зовет, праздновать! – Так что тебе поставили? – Чего молчишь?

Сушка, которая первая поняла, что дело плохо, рявкнула:

– Так, отошли все! Отошли, я сказала!

Все удивленно, но беспрекословно послушались.

– Чего ты? – шепотом спросила она и погладила меня по руке.

Мне жутко захотелось разреветься.

– Завалил, – прохрипел я.

– Как «завалил»?

И тут меня прорвало. Я все ей вывалил: и как меня парализовало, и как я вопросы понять не мог, и как не понимал, о чем экзаменатор говорит.

Чем больше я говорил, тем больше на себя злился. Я ведь все знал! Без дураков! Я ведь у всех наших по десять раз экзамены принимал! И тут такой облом!

В общем, когда открылась дверь класса и историк позвал меня внутрь, я чуть не послал его к черту. Хорошо, что Сушка все еще держала меня за руку.

В классе меня ждал заинтересованный экзаменатор.

– Значит, – сказал он, – мы с вами, Виктор, в некотором роде коллеги?

Я подозрительно на него уставился.

– Мне Николай Иванович рассказал, – пояснил дядька, – что ты всю параллель перед экзаменами натаскивал.

Это был сюрприз. Вот уж не думал, что учителя в курсе нашей подготовки.

Я пожал плечами:

– Ну, не всех… Некоторые не захотели.

– Это, коллега, заметно… А что ж сам-то?

– Перенервничал, – сказал я честно, – мозги заклинило.

Он понимающе улыбнулся. Историк вопросительно смотрел то на меня, то на экзаменатора.

– Давай так, – предложил дядька и снял очки, сразу став родным и домашним, – билет ты тянуть больше не будешь, а просто я тебя по всему курсу поспрашиваю.

Не веря своему счастью, я кивнул.

Дядька вернул очки на нос, снова превратился в строгого экзаменатора и спросил:

– В каком году был принят Статут Великого княжества Литовского?..

…Я вышел только через полчаса, но наши так и не разошлись. Правда, на сей раз никто ко мне не бросился, только Ястреб спросил:

– Ну?

– Девять! – гордо ответил я.

– Ур-р-ра! – завопили мои одноклассники и, кажется, их родители.

Точно сказать не могу, потому что тут меня подхватили на руки и принялись подбрасывать к потолку.

Когда я наконец снова оказался на ногах, увидел перед собой экзаменатора. Довольный историк маячил за его спиной.

– Поздравляю, коллега, – и дядька протянул мне руку.

Я с удовольствием ее пожал. Теперь экзаменатор казался родным даже в очках.

– Ты уже думал, куда собираешься поступать? – спросил он.

– Раньше летчиком хотел стать, – честно признался я. – А теперь… не знаю пока.

– Очень рекомендую подумать о карьере педагога.

Я почесал затылок. Как-то после летчиков – в учителя… Экзаменатор все понял и не стал настаивать. Кивнул на прощание и ушел.

– Чего стоим? – строго спросила Сушкина мама. – У нас дома пирожные остывают… греются… Короче, портятся! А ну все за мной!