Текст книги "Лекарство доктора Сажина"

Федора Кайгородова
Лекарство доктора Сажина

Глава 1

Накрутив последнюю прядь на толстые бигуди, она откинулась на спинку кровати и тяжело вздохнула.

«Зачем, спрашивается, каждый день мучиться с этими кудрями, если все равно никуда не идешь?» – с раздражением подумал доктор, но вслух сказал:

– Дорогая! Не забудь принять лекарство!

Она молчала. Медлила. Два раза пыталась что-то спросить. Пальчиком водила по узорам покрывала и никак не могла решиться. Вздохнула – раз и другой, почти незаметно.

«Убийство это или не убийство? – между тем размышлял Сажин. – Если исчезает лишь биологическая оболочка? А в человеке важна его душа, сущность? Но ведь я так ее люблю! Мне больно видеть то, что я вижу…»

– Что? Ты что-то сказал? – словно очнувшись от тяжкого забытья, медленно спросила она, шелестя тихим голосом.

– Ничего-ничего! – торопливо ответил он.

«Неужели он произнес последнюю фразу вслух? Как он неосторожен? А вдруг она что-либо заподозрила? Почему не пьет лекарство?»

– Ты знаешь, Саша, – медленно роняя слова, сказала она. – Я стала себя совсем нехорошо чувствовать. Может, будет лучше, если я не приму сегодня это противное лекарство?

«Никогда не замечал в ней особых талантов проницательности, – с возмущением подумал он. – Надо же, именно сегодня! Когда настало время «пик». Нигде не скроешься! – он перевернул страницу книги, как будто и впрямь читал и повернулся к ней.

– Что ты сказала, дорогая?

– Я говорю, Саша, эти круги под глазами… Посмотри, они не синие даже, а черные…

– Но у меня такие же круги, и именно черные.

– Но почему? Почему? – с тоской спросила она. – Что это за лекарство? Оно… оно… как будто похоже на яд…

– Катенька! – он отложил книгу в сторону, не забыв положить закладку на нужной странице. – Катенька! Ты мне доверяешь?

– Тебе? Да! – с нажимом произнесла она. – Но лекарство?!

– Не переживай, – как можно спокойнее сказал он, – оно просто сильнодействующее. Я хочу тебя быстро вылечить.

Она выпила приготовленную микстуру и откинулась на взбитые подушки. Но не засыпала: нервная лихорадка трясла ее худенькое измученное тело. Не глядя в ее открытые глаза, Сажин поправил одеялом и открыл книгу, вынув закладку и комкая ее в пальцах.

Она закрыла глаза, но лежала по-прежнему неподвижно. Она чувствовала, что с ее телом происходит что-то непоправимое. По лицу словно ползут мурашки смерти. Она ничего не могла сделать, даже пошевелить рукой. Тяжелый вечный покой сковал все ее тело, раздавив своим бессмысленным постоянством.

Между тем, маслянисто-черные круги разлились по всему ее телу. Лицо стало коричневым. С головы исчезли волосы, и крупные бигуди покатились на пол с подушки.

Сажин уже лег, но не погасил лампу и лежал спокойно, как будто ничего не замечая. Он только вздрогнул от стука бигуди, который в тишине спальной комнаты прозвучал выстрелом из пистолета.

– А-а, – прохрипела она и затихла.

Сажин, боясь взглянуть на жену, вытащил из-под себя подушку и боком выскользнул в дверь. Он лег в кабинете на холодный кожаный диван и даже попытался заснуть. Возможно, это ему удалось – сказывалось все напряжение последних дней.

Известного ученого Александра Степановича Сажина одни называли талантливым микробиологом, другие – кудесником-фармакологом. Он не был ни тем, ни тем, он создал новый вид науки – лекарственная микробиология. В тайных подземельях закрытого научно-исследовательского института он вырастил «живую кожу» – особый вид биологической ткани, из которой создавались новые чудодейственные лекарства. Биохимическое воздействие Сажинских препаратов состояло в том, что внедренные микроорганизмы постепенно меняли качественный состав заболевших тканей и в том числе – крови человека.

– Вы называете это лекарством лишь по привычке, – любил повторять доктор Сажин свои немногим последователям. – На самом деле это можно назвать клеем или клейстером. Или, если угодно, пастой, – и добавлял, смеясь, – шоколадной!

Вязкая тягучая масса, без вкуса, без запаха и даже без цвета. Эта необычная прозрачность и неприятная вязкость перечеркивала все эстетические представления людей как о лекарствах, так и о продуктах.

Лаборатория микробиологии, которую возглавлял доктор Сажин, проводила только исследовательскую работу, а изготовлением лекарств занималась целая армия фармакологов. Дело было с толком поставлено на поток. Из «живой кожи» они создавали традиционные лекарства, сохраняя естественные свойства биоткани.

То лекарство, которое выпила сегодня его жена… – о нем не знал никто, даже ближайшие сподвижники.

– Что со мной? – издалека донесся до Сажина тихий голос его жены.

Кажется, он действительно заснул. Доктор потер виски – в голове гудело. Он пытался вспомнить, что же случилось вчера. Или сегодня?

– Я как будто заново родилась! Как отлично выспалась! – говорила жена сама с собой. – Ой, бигудюшки раскрутились, – она весело рассмеялась и схватила зеркало привычным жестом.

Несколько секунд из спальни не доносилось ни звука.

– Саша! – закричала она молодо и звонко. – Посмотри, какие у меня волосы! Какие пышные волнистые волосы! Они сами вьются, как в молодости! А лицо? Что произошло с моим лицом? – она опять ошеломленно замолчала. – Этого не может быть! Этого просто не может быть! Саша?

Катенька впорхнула в кабинет и замерла на пороге. Он залюбовался ею, забыв о том, что состоялось научное открытие. Здесь! Ночью!

– Саша! Я поняла, у тебя получилось? Ты ведь над этим работал много лет?

Облокотившись на кресло, перед доктором стояло очаровательное создание с пышной гривой волос. Пожалуй, истинный ценитель женской красоты мог бы отметить некоторую хрупкость сложения и излишнюю подвижность черт лица, но Сажин… Сажин в немом восторге смотрел на сияющие карие глаза, словно ждущие чуда, на мягкие, вздрагивающие в полуулыбке, губы.

– Да, ты была именно такой…30 лет назад…

Такой он полюбил свою Катеньку. Единственной и вечной любовью.

– Как я счастлива! – говорила Катенька, крутясь возле зеркала и лукаво блестя томными глазами. – Саша! Ты – гений! Самый настоящий!

Свою семейную трагедию Сажин начал осознавать не сразу. Быть может, если бы жена подарила ему дочку – он бы всю свою безоглядную любовь перенес на маленькое существо женского пола, но она родила двух сыновей. Сажин просто не заметил, как и когда они выросли. Между делом они шалили и росли. Учились и снова росли. Потом – влюблялись и вскоре выпорхнули из родительского гнезда, не оставив сколько-нибудь заметного следа в отцовской душе.

– Что же я надену, если я такая новая вся? – осматривала себя со всех сторон Катенька, надув губки.

Сажин был старше Катюши на 15 лет. Когда они встретились, его приворожила ее детская легкость. В ее ясных глазах отражался свет ее чуткой души. Через несколько лет Сажин понял, что любит свою жену до страсти, до обожания. Но только ту, прежнюю Катеньку, какой она не может быть уже никогда. Он не был готов к тем возрастным переменам, которые происходили с ней. Яркая живинка в ее глазах превратилась в усталость, походка отяжелела, несмотря на хрупкость, она ходила по кухне, шаркая, как столетняя мадам. Навалились болезни – она угасала.

– Никогда моя Катрин не будет прежней, никогда, – повторял он магическое слово, раскачиваясь в кабинетном кресле. В какие-то минуты душевного разлада в его воспаленном мозгу родилась идея создания эликсира молодости.

– Сашок! Я все поняла! – деловито сказала Катенька. – Ты создал свой препарат…

– Ах, не называй его препаратом…

– Извини, извини, я неправильно выразилась, – тут же поправилась она. – Научное открытие, которое перевернет весь мир!

– Как видишь, Катюша! Как видишь! Я виноват перед тобой – результат мог оказаться неожиданным…

– Ах, я тебя прощаю, прощаю, негодный мальчишка, – она подбежала на цыпочках и чмокнула его в лоб.

Сажин удивленно посмотрел на свою жену. Раньше она была более застенчива.

– Ах, я не просто отлично выгляжу, – говорила она, кружась по кабинету, – я мир по-другому чувствую. Как будто счастье скатилось на меня откуда-то с горы…

– Оно и скатилось… – заметил Сажин, – на тебя…

– На нас, Сашок, на нас! Ты ведь тоже таким станешь, да?

– Да-а… попозже…

– Я так счастлива, так счастлива! А ты?

– Я? Я – тоже! – без энтузиазма ответил Сажин.

Ему почему-то было обидно. Все так хорошо получилось. Исполнилась мечта всей его жизни. Даже две мечты! Почему же он ничего не чувствует, кроме пустоты?

– Ты знаешь, Катюша? Мне надо просто поспать. Ты не можешь ли сделать мне салат из редиски? Уже, ведь, кажется, утро?

– Ах, эта вечная редиска! – надула губки Катенька. – Мир стал другим! А ты все о редиске.

– Что, что ты сказала?

– Да так, ничего, я пойду погуляю, все обдумаю. Надо же и знакомым как-то объяснить.

– Потом, потом, – непослушными губами произнес доктор Сажин. – Пока никаких знакомых, делай вид, что ты никого не знаешь.

– Что-что? Мне нельзя похвастаться переменами и твоим научным открытием?

– Потом… может быть… Ты поняла, Катюш? Можешь гулять, сколько вздумается. Купи себе новые наряды. Но об открытии – ни слова! Поняла?

– Да поняла-поняла. Что я, тупая что ли?

Она упорхнула за дверь.

Мысли путались в его голове. Как он устал! Как он смертельно устал за последние дни!

И доктор побрел к дивану в кабинете. На своей кровати он спать не мог.

Глава 2

Снились доктору Сажину кошмары. Костлявая чья-то рука шарила в его голове, как в мешке с сюрпризами, вытаскивая одну за другой… бигуди.

Он вынырнул из страшного сна с колотящимся сердцем. В комнате было тихо. Желтый шмель бился об оконное стекло. Сквозь серые портьеры едва проникал яркий солнечный день. Доктор подошел к окну и настежь распахнул его. В окно ворвался детский гомон из детского санатория, где работала педиатром его жена Екатерина Сажина.

– Что за сон мне приснился? – потер лоб Сажин, силясь вспомнить, что же было до того, как из головы его вытаскивали бигуди.

Но так ничего и не вспомнил. Лишь ощущение какой-то безысходности давило на мозг. Доктор Сажин живо интересовался снами, он даже записывал их, анализируя и пытаясь отыскать смысл того, что подсказывало ему подсознание. Странная вещь – сон. Иной раз просто ужас снится, а не страшно. А иной раз – так, пустяки, а просыпаешься в холодном поту и ничего вспомнить не можешь.

Вскоре вернулась и Катенька, принеся с собой свежесть летнего утра. Сама она была словно умытая росой ромашка, с любопытством выглядывающая из-под листьев.

– Ты знаешь, Сашок, видела соседку. Она так равнодушно на меня посмотрела, а я чуть было не поздоровалась, хорошо, вовремя опомнилась, – говорила Катюша, выкладывая продукты в холодильник. – Что будем делать?

– С чем?

– С санаторием?

– Позвони и попроси отпуск без содержания, – рассеянно ответил Сажин.

– Придется! А знакомые, сослуживцы, соседи?

– Скажем, что приехала племянница.

– А куда делась жена?

– Так и скажем: жене плохо в городе, жарко и душно, она срочно уехала в горы отдыхать, а тут неожиданно прибыла племянница, – сказал Сажин и хлопнул жену-племянницу по упругой попке.

Ему так понравилась эта идея и роль племянницы, что он расхохотался.

– Ах, ты, шалунишка! – Катенька шутливо погрозила ему пальчиком, – тебе уже не терпится затащить свою племянницу в постель?

– Почему бы и нет? – страстно прошептал Сажин, увлекая Катю за собой.

– Только не сейчас, Саша! Ах, эти вечные домогательства, – сказала жена с досадой, поправляя прическу.

– Как? – оторопел Сажин. – Тебя еще кто-то домогается? У нас же секса не было несколько лет!

– Да нет, я не то хотела сказать! – возразила Катенька. – Просто заниматься сексом посреди белого дня как-то глупо и смешно.

– Ну вечером будет? – попытался шутить Сажин. – Будет, да?

Она неуверенно кивнула головой.

– Давай тогда пить чай?

– Да-да, по-восточному! – оживилась Катя. – Со сливками, я купила.

– Лучше бы мы сексом по-восточному занялись, – пробурчал Сажин, садясь за стол. – Ты пока накрывай. А я позвоню на работу, скажу, что не очень здоров.

И доктор пошел в кабинет, тяжело шаркая домашними тапочками. К столу он вышел переодевшись во фланелевый домашний костюм. Катенька неодобрительно посмотрела на вытянутые коленки и отвернулась к окну.

Весь день Катюша читала ленивую книгу, это она так говорила – ленивую книгу, которую невнимательно читаешь. Иногда садилась сбоку у окна, чтобы ее не слишком было видно с улицы и слушала детские голоса, доносившиеся из санатория.

– Больные дети – это дети, которым не хватает любви, – говорила порой Екатерина Сажина.

Ее теория расходилась как с официальной точкой зрения, так и с мнением родителей. Но доктору Сажину трудно было сбить ее со своей позиции.

– Ну и как мы любим? – грустно говорила коллегам Катюша. – Некогда же нам любить, нам воспитывать надо, лечить, учить. А ребенок похож на цветок – без любви чахнет и засыхает.

– У тебя столько оригинальных мыслей, – сказал как-то Сажин. – Ты бы написала статью, что ли?

– Зачем? – отвечала Катюша. – Что это изменит? Родители все равно останутся при своем мнении. Общество с трудом освобождается от стереотипов, а российские традиции воспитания замешаны на строгости и послушании. Вспомни, как тебя растили.

– Зачем? Скажешь тоже? Хотя бы для карьеры! – сердился Сажин.

– Карьера – это у тебя, а у меня – дело, просто работа.

Сейчас оторванная от любимого дела Катюша откровенно скучала.

Вечером к Сажиным нагрянули гости.

– И где ты скрывал такое сокровище? – сказал Стас, целуя изящные Катюшины руки то с наружной стороны ладони, то с тыльной.

– Знакомьтесь, пожалуйста, это Ирочка, моя племянница, – Сажину не очень хотелось видеть сегодня гостей, но это была одна из давно намеченных встреч.

– А где же наша красавица? – размещая свою шляпу на вешалке, спросил Петр Петрович.

– На кухне, наверное, хлопочет? – ответила за Сажина жена Петра – Людмила.

– Да нет же, Катюша срочно уехала в командировку, – как можно тверже сказал доктор Сажин. – По обмену опытом…

– Странно! – почему-то задумалась Людмила.

– Что странно? Что? – на секунду потерял самообладание Сажин.

– Странно, что она мне не сказала! Мы собирались с ней на дачу!

– Это что-то срочное, – продолжал лгать Сажин, не особо заботясь о смысле.

– Хорошо, тогда скажи мне номер ее сотового, она недавно его заменила, – настаивала Людмила.

– Милочка! Ты же знаешь, я никогда не запоминаю таких мелочей! – развязно ответил доктор Сажин, удивляясь ее недоверчивости.

– Оставь этот тон! – вдруг закричала женщина. – Я терпеть не могу этих уменьшительно-ласкательных прозвищ! Ладно, извини, Сажин, – тут же погасила свой гнев она, заметив, что все вокруг удивленно затихли. – Я просто нервничаю, не знаю, почему. Все это так не похоже на Катюшу, – Людмила в нетерпении расставляла чашки, расправляя несуществующие складки на скатерти.

Людмила и сама не могла объяснить свою вспышку гнева, она чувствовала разлившуюся тревогу, ее раздражала ситуация, она не понимала, почему Катерина не позвонила, ей не нравилась хозяйственность только что прибывшей племянницы. «А может быть, молодость и красота? – строго спросила себя Людмила. – Нет! Молодость и красота ни при чем! Я чуть ли не каждую неделю бываю у Сажиных, а спроси меня, где чеснокодавилка, я не скажу. Здесь что-то не то!», – думала она, вежливо улыбаясь Ирочке, которая помогла ей накрывать на стол.

Вадим Шевченко к общему удовольствию быстренько сменил тему разговора:

– Ну-с. И откуда прибыла наша племянница?

Этот солидный господин объездил всю страну в поисках дешевого сырья и мог при случае блеснуть знанием географии. Он разработал собственную теорию о зависимости характера человека от места рождения.

– Сейчас сядет на любимый конек, – тихо обронил Лещинский.

– Откуда? Откуда? Я-а…приехала, – Катя пыталась вспомнить город, с кем не были бы связаны ничьи воспоминания.

– А вот угадайте, – ловко выкрутилась она из сложной ситуации.

– О, да ваша племянница не обделена чувством юмора! – восхитился Шевченко. – Думаю, вы из Нижнего Тагила?

– Нет, нет. Холодно!

– Из Курска?

– Нет!

– Где же находится сие пикантное местечко, где обитают такие красавицы? – рассыпался в комплиментах шикарный господин.

– Она приехала из Минска! – на корню пресек его энтузиазм Сажин.

Вскоре Ирочка-Катюша с Людмилой пошли на кухню заниматься ужином, господин Шевченко им охотно взялся помогать, он не любил научных бесед, впрочем, в своей среде Вадим слыл интеллектуалом. Род его занятий был широко-неопределенным: от торговли до наркотиков, по слухам.

– Девочки! Вы умеете резать красную рыбу? О, это целое искусство, – плотоядно вопрошал Вадим, доставая из пакета упаковки с лососем.

Вадим Шевченко был владельцем большого магазина, который прибыли не приносил и был скорее ширмой. Во главе этого нерентабельного предприятия стояла молодая особа по имени Светлана, заносчивая и вздорная. Ее подчиненные считали Светлану и Вадима мужем и женой, поскольку у них имелся ребенок. Восхитительный малыш Алешка слыл баловнем и шалуном. А кроме того, у Вадима имелась и законная жена, а также и двое детей, которых он навещал по выходным. Вадим купил для семьи квартиру в Жулебино, но сам жил в маленьком подмосковном городке вместе с матерью-старушкой.

– Заваривание чая – это целый ритуал, – вдохновенно говорил Вадим, – у англичан, к примеру, исписаны целые тома по завариванию чая.

– Ну уж и тома? – засмеялась Людмила.

На чем по-настоящему делал деньги Вадим – не знала даже полиция. Бизнес его включал кое-какие поставки из-за границы, теневые прокрутки отдельных партий продуктов через собственную сеть, торговлю и закупки. Он часто ездил по стране, но с какой целью – непонятно. А между тем поговаривали, что где-то под Тверью у бизнесмена имелась небольшая база по переработке наркотиков. Частным сбытом Шевченко не занимался – это была опасная мелочевка.

– Что-то ты рецептами увлекся, Вадим! Лучше бы помог! – заметила Людмила.

– А я и помогаю.

– Чем же?

– Поднимаю жизненный тонус!

– Свой?

– Что за пошлые намеки, Людмилочка? Мой тонус – в порядке!

Из комнаты уже доносились разгоряченные голоса.

– Вот петухи! – ласково сказала Людмила. – Как соберутся, так без спора не обойтись. Они ведь работают в одной научной лаборатории, – пояснила для племянницы Людмила.

– А вы? – из вежливости спросила Ира.

– Я работаю в том же институте. Только я не ученый, а функционер, как принято сейчас говорить. Я в отделе кадров работаю. А знаете, где находится наш институт?

– Где?

– Вот тут, под ногами. Топнешь посильнее и окажешься в какой-нибудь секретной лаборатории, – с гордостью заявила Людмила.

– Что вы говорите? – удивилась Ирочка-Катерина. – Ни за что бы не подумала!

И Людмила опять поймала себя на мысли, что девушка не вполне искренна в своем удивлении, что она не та, за которую себя выдает.

Тут раздался звонок в дверь.

– Я открою, – сказала Людмила, бросаясь к двери.

– Можно увидеть Екатерину Сергеевну? – услышала Ирочка тихий голосок медсестры Светы.

– Она в командировке! – ответила Людмила, не знавшая Свету.

– Кто?

– Екатерина Сергеевна!

– Извините, я ничего не знала! – растерянно ответила девушка и попятилась к выходу.

– Все это более, чем странно! – поставила свой вердикт Людмила уже твердо и, вернувшись к столу, начала собирать тарелки со стола, не слушая разгоряченные от спора голоса.

Глава 3

– Счастье вообще недостижимо по земным меркам, – произнес Сергей Иванович Лещинский.

– Вы хотите сказать, что на земле нет счастливых людей? – кипятился Петр Петрович.

– Есть, конечно, но, боюсь, это не мы с вами, – ответил Лещинский. – А для интеллигента это лишь временное состояние. Все зависит от потолка устремлений. Вспоминаю одну детскую историю. В школе нам задали писать сочинение о счастье. Я вырос, как вы знаете, в деревне, где нравы примитивны и просты. Так вот, о сочинении. Идем мы с другом по улице и думаем, кого бы расспросить о счастье. Видим, на завалинке соседка семечки лузгает. Мы к ней: «Теть Маш! Ты счастлива?» «А как же? – важно отвечает она. – Вот как картошки нажрес-си, нае… – с-си и лежишь себе, как барыня!» Извините, что при дамах.

Все хохочут, а Лещинский, тихо улыбаясь, заканчивает:

– А ведь это и есть правда – счастлива она! А мы – нет!

– Ну знаете, для человека с запросами материальные желания не имеют особого значения! – возразил Вадим.

– Э, не то, – сказал Стас, – ваша тетя Маша ведь не потому счастлива, что сыта и сексом занималась. Это еще и удовлетворенность от того, что у нее есть дом, еда и мужчина, основные ценности. Она ни от кого не зависима ни материально, ни духовно. Из этого складывается понятие свободы. По-настоящему счастлив лишь свободный человек!

– Что ж, если человек в тюрьме сидит – он, что, не может быть счастливым? – спросил Петр Петрович.

– Там мало счастливых, – вмешалась в разговор Людмила.

– Но ведь есть же!

– Да кто вам сказал, что они счастливы? Они сами? – упрямо возражает Лещинский. – Вот так пришли и сказали. Кто сказал, что счастье вообще достижимо? Люди нашли некое сбалансированное состояние духа и принимают его за счастье. Счастье – оно, как тень: вроде тут и вроде нет его, рукой не схватишь, не потрогаешь. Помните у Пушкина: «А счастье было так возможно, так близко, но…» Это и есть загадка счастья – но…

– Человеку свойственно лишь стремление к счастью, – задумчиво говорит Вадим. – Но до конца никто не знает, что это такое. Для многих – просто удачливость. Если все получается, то хотя бы удовлетворение получаешь!

– А почему удача не приходит к хорошим людям? – это спросила Ирочка-Катюша, и Сажин злится на нее за неуверенный тон, за детскую наивность.

– Ну почему же удача должна идти обязательно к хорошим? – иронично отвечает доктор Сажин. – Не слишком ли много хорошего для хороших? Удача идет к сильным, или иначе – к тем, кто умеет ее добыть!

– Таков уж наш русский менталитет, – улыбается Стас. – Сказочный! Награда за добрые дела – полцарства, царевна и что-то там еще…

– Разбитое корыто… – смеется Лещинский.

– Давайте пить чай, мы уже накрыли, – предложила Людмила, насыпая конфеты в вазочку.

– В жизни не всегда успеваешь заметить, к кому идет удача, к кому – нет! Она так переменчива! – замечает Петр Петрович. – Вот я недавно перечел «Исторические миниатюры» Валентина Пикуля и вот что заметил. Там у него изображен целый ряд гениальных людей. Их жизнь складывалась по определенному стандарту: сначала взлет небывалый, потом – падение, к концу – не просто безвестность, а какие-то ужасающие условия нищеты или страшная болезнь. И заметьте – все они не только не злодеи, но и просто неплохие люди.

– Может быть, слишком большой дар они положили на алтарь славы? – предположила Ирочка, и все с удивлением на нее посмотрели.

Наступила пауза.

– Вопрос о зле – он тоже из разряда философских, – заметил Петр Петрович. – Безмерное зло, как и безмерное добро – не по плечу обычному человеку. Человек слаб, а порой, и корыстен. Он утром может быть добрым, а вечером – злым, и наоборот.

– Но это же не значит, что не надо стремиться к добру? – возражает Людмила, не склонная к рефлексии, как ее муж и его друзья.

– Для нравственного человека естественно стремление к духовному миру, который все же ориентирован на добро! – подводит некоторый итог Стас.

– Не забывайте, что человек – существо прежде всего материальное, – говорит Сергей Иванович. – Он не может жить только мечтой или верой. Как в реальной жизни совмещается духовное или материальное и что важнее? Человечество веками искало ответ и никто его до сих пор не знает.

– Возможно, я его знаю, – задумчиво произнесла Людмила, и никто не засмеялся, настолько необычно прозвучало это заявление.

Она рассеянно размешивала чай в чашке, и все ждали.

– Вспомните Спасскую башню Кремля. Я всегда засматриваюсь на это совершенство. Вечером, когда включена подсветка – архитектурная мысль выражена очень четко. Нижняя часть – прочная, массивная, по высоте она чуть меньше. Верхняя часть – золотистая такая, устремлена вверх. Небольшие башенки по углам, ажурные переплетения – все это тоже тянется вверх. И заканчивается башня шпилем, исчезающим как бы в вечности. А вот красная звезда кажется чем-то инородным, не подходит она башне.

– Положим, это вопрос спорный, – замечает Вадим.

– Заметьте, – не обращает внимания на его слова Людмила, – если нижнюю часть утяжелить, сделать более широкой или вросшей в землю или, наоборот, верхнюю сделать более высокой, более тонкой – исчезла бы гармония линий, совершенство образа. Так и человек! Материальное и духовное должны жить в гармоничном единстве.

– У всех?

– Наверное, у каждого своя гармония.

Петр смотрел на свою жену с удивлением: он и не подозревал, что Людмила так продвинута в интеллектуально-архитектурном плане.

Когда гости ушли, Катюша застыла у окна. Давно не было такого красивого разговора, такого приятного вечера. Словно зачарованная, Катя смотрела в синеющую даль, и ей грезились золотые башни и голубые дали.

– Пойдем! – потянул ее за руку Сажин.

– Куда? – рассеянно ответила девушка.

– Как куда? В спальню! – он был охвачен нетерпеливым огнем желания.

И Катюша с ужасом понимает, что сейчас случится то, к чему она не готова, о чем она думает со страхом и отвращением. Она никогда не любила секс, стараясь оттянуть минуты сближения, за много лет Сажину так и не удалось разбудить ее женское естество. А сейчас… со стариком… у него же слюни из рта бегут…

Сажин обнял упругую стройную фигурку и притянул к себе. Его руки трясутся от волнения и страсти, его губы ищут ее губы.

– Саша! – вдруг кричит Катя. – Я вспомнила, сегодня же Димка звонил. У него что-то там неординарное случилось. Просил срочно приехать! Срочно!

– Но ты же не поедешь в такую даль ночью? – возразил Сажин.

– А когда? Он же сказал срочно! – суетилась Катя, кидая вещи в сумку.

– Но что ты скажешь сыну? Он же не поверит, что ты – это ты! – закричал Сажин.

– Ну так я и не буду говорить! – ответила Катя. – Скажу, что подруга мамы или еще что-нибудь. Да ты не беспокойся, – крикнула девушка, сбегая по лестнице, – я завтра же вернусь!

Доктор в ярости схватил поднос с чашками и швырнул его об стенку.