Текст книги "Эхо далекой войны"

– Да, клянусь, угрозами!

– Вот и скажите это по телевидению. Эстебан, что у вас там?

– Телефон занят, – недовольно проворчал следователь.

– Тогда поедем так, и из автобуса ещё попробуем позвонить. Какой автобус туда едет?

– Вот этот! – показал Диего направо. Там как раз собралась небольшая очередь, чтобы сесть в автобус.

– Отлично, идём туда. Эстебан, спрячьте пистолет!

Они прошли в конец очереди на посадку и через полминуты поднялись в автобус.

– Диего, садитесь сюда! – скомандовала Надя, указывая на место в стороне от окна. – А мы – сюда! – показала она Эстебану сиденье сзади и разместилась возле окна. – Теперь звоните на телевидение! А вы, Диего, следите за остановками.

Автобус тронулся, и наступило молчание, только из мобильного телефона Эстебана доносились еле слышные Наде гудки. Внезапно Эстебан слегка вздрогнул:

– Алло! Это телевидение? Скажите, кто из журналистов занимается вопросами коррупции?

Все пассажиры мигом обернулись и уставились на полицейского.

– Сеньор Ринальдо? Спасибо! Вы можете перевести к нему? Да, срочно! Вопрос касается коррупции в полиции!

Наде стало не по себе: она не рассчитывала, что разговор с тележурналистом пойдёт среди десятков пассажиров городского автобуса. Все как один с живым интересом, будто на футбольном матче, разглядывали обоих полицейских и их прелестную спутницу. Надя вспомнила про очки, вынула из сумочки и надела, прислушиваясь к репликам следователя:

– Сеньор Ринальдо, вы можете нас принять немедленно? Да, вопрос срочный! Простите, я не знаю, останемся ли мы в живых через полчаса! Нас трое, клянусь, вы не пожалеете! Да, спасибо!

– На следующей остановке выходим, – негромко сообщил Диего. Эстебан разъединил, сунул мобильный телефон в карман и посмотрел в окно. Автобус затормозил, и все трое вышли на улицу.

– Теперь куда?

– Вон туда! – дружно указали Наде оба полицейских.

– Прибавим ходу!

Возможно, это было излишне, погони Надя не заметила, но Андрей учил её, что расслабляться детективу можно только у себя дома. Они вошли в телецентр, предъявили паспорта и лицензии на оружие, но пистолеты пришлось оставить у охранника.

– Ладно, надеюсь, они нам здесь не понадобятся, – вздохнула Надя. – Где этот сеньор Ринальдо?

– Он обещал ждать нас, – смущённо отозвался Эстебан.

– Раз не ждёт – идёмте к нему. Нам нигде задерживаться нельзя. Где его комната?

– Третий этаж! – пояснил охранник. Эстебан направился к лифту, но Надя окликнула его:

– Нельзя, только на лестницу!

– Почему? – удивились оба полицейских.

– Хотя бы потому, что лифт может застрять.

Едва поднявшись на третий этаж, они остановились при виде толпы. Надя почувствовала неладное.

– Эстебан, спросите, что случилось?

Однако прежде чем полицейский открыл рот, сразу несколько человек обернулись к визитёрам:

– Сеньор Агостино Ринальдо убит!

Надя

Она недолго размышляла. Гибель человека, пусть и незнакомого, страшна, однако сейчас не время предаваться переживаниям. Надя заглянула через плечи нескольких человек, увидела лежащего человека с окровавленной головой и громко воскликнула:

– Сеньоры! Я знаю, из-за чего убит сеньор Ринальдо – он ждал нас!

Толпа мигом обернулась к ней:

– А кто вы?

– Эстебан, говорите!

Полицейский понял, что сейчас момент, от которого зависит его собственная жизнь.

– Я звонил сеньору Ринальдо несколько минут назад! Я обещал ему сенсационный материал о коррупции в полиции! Этот материал – перед вами!

– Погодите, погодите, сеньор! – протиснулся к нему сквозь толпу толстячок с выразительным взглядом. – Идёмте ко мне!

– А кто вы? – ошеломлённо спросила Надя.

Толпа загалдела.

– Это сеньор Алирес, режиссёр вечерних программ! – ответил кто-то.

– Сеньор Алирес! – громко сказала Надя. – Мы сейчас пойдём к вам, но пусть рядом будут ещё люди! Потому что убийца сеньора Ринальдо где-то здесь!

– Сеньор Алирес, позвольте снимать прямо здесь! – обратился к нему здоровенный парень, державший на плече телекамеру. Толстячок улыбнулся и кивнул:

– Давайте! Отлично! Сеньор полицейский, говорите, прошу вас!

Десятки глаз и объектив телекамеры устремились на Эстебана. Тот не отличался красноречием, но Надя подсказывала ему, о чём говорить, и постепенно он начал рассказывать. И про таинственное отравление Фернана и Лопеса, и про покушение, как он выразился, со стороны одного из коллег.

– Кто это был? – выкрикнули из толпы. Эстебан вопросительно посмотрел на Диего, и тот выдохнул:

– Я. Но я не хотел этого! Меня заставил сеньор Мендоса, начальник управления! Он пригрозил, что убьёт меня!

Толпа ахнула. Вопросы посыпались градом. Надя растерялась: всё шло как будто идеально, и это настораживало. Она осмотрелась: чуть в стороне появился невысокий парнишка с азиатскими чертами лица. Выражение его глаз обеспокоило молодую женщину, и она шагнула к незнакомцу. Тот смотрел не на неё, а на полицейских, говорящих в телекамеру. Внезапно в правой руке парня появилось нечто длинное и тонкое: нож! Надя бросилась вперёд и с криком ударила бандита, прежде чем он метнул оружие. Позади ахнула толпа – теперь уже от испуга. Надя словно спиной ощутила, как телекамера поймала её в объектив. Киллер зло выругался, и нож появился также в левой его руке. Бандит двигался быстро и ловко, лезвия вертелись у него в пальцах, и Наде стало не по себе. Безоружная, она ничего не могла сейчас поделать против этого врага, профессионально владеющего ножами.

– Помогите, кто-нибудь! – жалобно позвала она – и тотчас поняла, что на помощь рассчитывать не приходится. Одним страшно, другим интересно, но никто не желает рисковать. Всё, что есть против пары ножей в умелых руках – сумочка…

Надя махнула сумкой, едва не попав по ножу, и увернулась от быстрого выпада противника. Разозлённый вмешательством женщины, тот решил покончить с ней, но и Надя ловко уворачивалась. Всё же ей, безоружной, оставалось только отступать под стремительным напором врага. На её счастье, киллеру приходилось отвлекаться на происходящее вокруг, то и дело оглядываться, хотя никто даже не пытался приблизиться к нему сзади.

– Вызовите охрану! – услышала Надя голос Эстебана, но она не могла даже отвернуться от опасного врага. Ножи в пальцах вертелись, словно пропеллеры небольшого самолёта. Надя попыталась ударить ногой – её противник дёрнулся назад, ушёл от приёма и тотчас провёл очередной выпад. У стены стояла швабра, Надя только теперь заметила её – провела обманное движение ногой, отпрыгнула вправо и схватила новое оружие. Ситуация изменилась, теперь её врагу пришлось отступать, избегая ударов палкой по рукам и голове. Однако он как-то маневрировал, и Наде не удавалось оттеснить его хотя бы к противоположной стене.

– Стоять, брось оружие! – послышался, наконец, возглас. Киллер резко развернулся, возможно, собираясь метнуть нож, и в тот же миг Надя огрела его шваброй по голове.

Киллер безмятежно растянулся на полу, и наступила тишина. «Надеюсь, я его не убила, – устало подумала Надя. – Хватит на сегодня смертей». Охранник опасливо подошёл к киллеру, вынул наручники и надел на преступника. Надя обернулась и увидела, что толпа, наполовину поредевшая, удрала в дальний конец коридора.

– Герои! – негромко, с презрением произнесла молодая женщина. – Если бы хоть кто-то из вас помог мне…

Она пришла в себя: обижаться не имело смысла. Да, оба полицейских и сотрудники телецентра показали себя не лучшим образом как мужчины, но стоит ли удивляться этому? Глядя в сторону, Надя подошла к толстяку.

– Вы уже сделали передачу? – спросила она с холодным презрением.

– Да, сеньорита! – кланяясь, улыбнулся тот. – Вы дрались просто замечательно!

– Хотела бы я сказать нечто подобное о ваших мужчинах.

Радостная улыбка сползла с физиономии толстяка, сменилась растерянностью. Надя постаралась взять себя в руки: уж этот режиссёр меньше других виноват, его бы киллер прикончил в одну секунду. Но вот остальные, особенно полицейские…

– Надя, а теперь что? – робко обратился к ней Эстебан.

– Не знаю. Я еду в гостиницу. Вы с Диего, надо полагать, в безопасности, теперь вас убивать невыгодно.

– Вы обиделись, что я не вмешался?

– Да ладно… Справилась сама.

Эстебан вздохнул:

– А ваш жених, наверное, супермен?

Надя невольно усмехнулась:

– Во всяком случае, он бы не стал ждать, глядя, как на меня нападает бандит с ножами.

В сумочке зазвонил телефон.

– Слушаю!

– Надя, что происходит? – возбуждённо произнёс голос Вити. – Ты где сейчас?

– В телецентре…

– Это на тебя напал бандит?

– Да, но уже всё хорошо, не волнуйся.

– О, чёрт… А я-то, я-то…

– А что – ты? – удивилась Надя. – Твоё дело сейчас – охранять Жюли. Я надеюсь, что в течение получаса приеду. А что, нас показали по телевизору?

– Ещё как! Интервью полицейского, и как на тебя нападает бандит, а сейчас идёт передача из парламента! Этого Мендосу арестовали!

Надя вдруг ощутила усталость, такую неуместную здесь и сейчас.

– Ладно, милый. Я еду в гостиницу. Там и поговорим.

Таня

Первым делом, придя вместе с Любой в клуб, она заглянула в список участниц.

– А что, Светлана Ильина не подтвердила своё участие? – деловито спросила она секретаршу, видя, что знакомого имени в списке нет.

– Не знаю! – удивилась женщина. – Я звонила ей вчера утром, как вы и просили, и сообщила про конкурс, она сказала, что подумает…

– Отлично! – коротко бросила Таня и взяла телефон. Набрала номер Ильиной. – Светлана, это Таня! Вы не хотите участвовать в конкурсе?

В трубке повисло невнятное молчание, но Таня решила, что добьётся от Ильиной чёткого ответа.

– Так ведь призов нет, – неуверенно ответила, наконец, Светлана.

– Как это – нет? Я договорилась со спонсором. Не менее трёх контрактов – и для манекенщиц, и для фотомоделей.

– Не знаю…

– Как же так – не знаете? Вы мне говорили, что вам очень важно выиграть этот конкурс! Вы, несомненно, одна из фавориток, это мне сказали другие судьи. Или вы уже раздумали?

– Раздумала.

– За два дня? Странно.

Собеседница вздохнула:

– Таня, а какой вам интерес, чтобы я выиграла этот конкурс?

– Лично мне – никакого. Однако я заинтересована, чтобы уровень конкурса был как можно более высок. А значит – чтобы фаворитки участвовали.

– Хорошо. Я подумаю.

– О чём? Вам вчера звонили, и вы сказали секретарю, что подумаете. А просмотр начинается через полчаса.

– Мне не с кем оставить дочку!

– Возьмите её с собой! – железным голосом возразила Таня. – Она здесь никому не помешает. Если нужно, я сама присмотрю за ней.

– Хорошо, сейчас приеду, – недовольно ответила Светлана и разъединила. Таня посмотрела на часы и окинула взглядом судейскую группу. Люба подмигнула подруге, Никаноров привстал и поклонился, Васин любезно улыбнулся. Таня также поздоровалась с ними и села на своё место.

– Можем начинать? – шепнула ей секретарша.

– У нас ещё двадцать минут времени. Давайте всё проверим, чтобы потом не было накладок. Музыка будет?

– Да, конечно!

– А как ставить оценки?

– Вот! – секретарша с готовностью протянула большую кипу бумаг. Таня недовольно покачала головой, но критиковать не стала: ясно же, что в районном клубе рассчитывать на высокий уровень технического оснащения не приходится. Она прошла к импровизированному подиуму – несколько ящиков, поставленных в ряд и прикрытых тканью – и одним прыжком вскочила на него. Взгляды Никанорова и Васина тотчас устремились на неё, словно притянутые магнитом. В зал вошёл Порфирьев, он тоже уставился на Таню, даже раскрыл рот.

– Вот это да! – восхищённо произнёс Васин. Таня улыбнулась: соблазнять посторонних мужчин она не собиралась, для этого есть супруг, и всё же приятно.

– Люба, покажем класс?!

– Ага, давай!

Люба подбежала к подиуму и тоже запрыгнула на него. Подруги горделиво подбоченились и прошлись, потряхивая волосами: Таня была одета сегодня в белое платье с кружевами, в кремовых туфельках, а Люба – в короткой красной юбке, белой блузке и сапожках. Участницы, успевшие собраться в зале, восторженно застонали и зааплодировали. Люба улыбнулась и громко сказала:

– Я думаю, вы тоже так сможете!

– Чтобы так ходить, двадцать лет учиться надо! – перефразировал Никаноров реплику из знаменитого фильма. Таня хотела было ответить на двусмысленную любезность, но вдруг ящик под ней затрещал. Молодая женщина мигом спрыгнула и увлекла за собой подругу.

– Непорядок, господин Порфирьев! – недовольно сказала она. – Девушки могут получить травму!

Директор клуба сконфузился:

– Татьяна Алексеевна, где же я настоящий подиум возьму?!

– Тогда не надо его вообще! – мигом решила председатель жюри. – Пусть девушки выходят по одной, а мы разберёмся! Все согласны? – окинула она взглядом жюри. Мужчины покорно закивали, а Люба ободряюще подмигнула. Тотчас Таня напряглась при виде Светланы, входящей в зал. Посмотрела на часы: пора:

– Начинаем! – громко сказала она. – Есть желающая быть первой?

– Позвольте мне! – громко сказала Светлана. Она скинула плащ на ближайший стул и прошлась по комнате, словно демонстрируя надетое на неё платье. Таня с нескрываемым удивлением уставилась на неё: несомненно, эта женщина работала когда-то манекенщицей. Не десять баллов, но восемь, а то и девять.

– Отлично, Светлана, – пробормотала председатель жюри. – Сядьте, пожалуйста. Следующая!

Другие участницы были куда менее опытны, чем Ильина. Они бесспорно старались, но выражалось это более всего в волнении. Сделав одну ошибку, девушки конфузились и сбивались. Оценки, выставляемые Таней, колебались от единицы до трёх, у Любы была такая же картина. Таня начала жалеть, что затеяла этот конкурс: одна кандидатура для спонсора безусловно есть, но две другие…

– Анна Погребельникова! – негромко объявила секретарша, и Таня напряглась, вспомнив таинственный звонок. «Ну-с, и кто она такая, эта Погребельникова?» – мысленно произнесла она. Белокурая девушка, вышедшая на середину зала, была высокой, довольно стройной, с пышным бюстом. Двигалась она, в общем, неплохо, и Таня мысленно поставила ей оценку «пять». Однако взгляд у Анны был высокомерный и холодный, а с таким вряд ли возьмут в фотомодели. Дождавшись, пока музыка смолкнет, Таня подозвала к себе участницу:

– Анна, вы хотите работать во Франции?

– А что? Можно, – снисходительно ответила та.

– У вас неплохие данные, но вы, извините, не умеете держаться. Если вы так выйдете и выступите перед спонсором, вас не примут на работу, а это будет неприятно также мне как председателю жюри.

– Да что я такого сделала?

– Прежде всего, ваш взгляд, – холодно пояснила Таня. Она решила, что эту участницу не следует жалеть, уж больно наглая. – Вы своим взглядом отталкиваете, а надо, извините, манить.

– Чего? Манить? Зачем это?

– Манить к тому, что на вас надето. Чтобы привлечь зрителя к тому, что вы рекламируете.

Погребельникова недовольно поморщилась.

– Девушка, вы видели, как ходит Татьяна Алексеевна? – не выдержала секретарша. – Видели, как на неё, извините, смотрят мужчины?

– Не знаю… Я пришла десять минут назад, – сконфуженно призналась Погребельникова. Таня пожала плечами, прошла в середину зала и снова продемонстрировала.

– Здорово, – недовольно прокомментировала Погребельникова. – Клёво, точно.

– Вы должны научиться ходить так же, если хотите работать в Париже.

– Да ну! – возмутилась вдруг Погребельникова. – Тогда к чёрту этих французов! Лягушатники дурацкие! Буду я ещё надрываться!

– Благодарю вас за разъяснение, – холодно ответила Таня. – Так что, снимаем вас с конкурса?

Погребельникова задумалась ненадолго, а потом тряхнула головой:

– Да! Снимайте!

Таня переглянулась с другими членами жюри. Мужчины кивнули, Люба невесело усмехнулась.

– Всё, вы сняты! – объявила Таня и подумала про себя: кажется, будут проблемы с покровителем этой девицы. – Следующая, пожалуйста!

Мало-помалу, появились ещё неплохие оценки. В общей сложности, шесть участниц получили от Тани оценки «пять» и выше. Когда последняя прошлась перед жюри, Таня обратилась к коллегам:

– Ну что, можем сформировать финал? У меня пять кандидаток.

– Согласен! – кивнул Никаноров, а Люба ободряюще улыбнулась подруге. Двое других переглянулись, Порфирьев тоже кивнул.

– Тогда посчитаем баллы! – объявила Таня. – Чтобы сберечь время, считаем только тех, кого мы поставили на первые пять мест.

Тут же выяснилось, что первая пятёрка у всех одна и та же. Только Люба поставила Ильину на второе место, в остальном расхождений не оказалось. Улучив момент, Таня шепнула подруге:

– А почему у тебя Ильина не первая?

– Да ну её! Не нравится она мне!

Таня пожала плечами: личные пристрастия в такой ситуации не очень-то уместны, но таково право судьи.

– А зачем нам проводить финал? – вдруг произнёс Порфирьев. – Всё и так ясно: Ильина первая, два других места тоже очевидны, отрыв большой. Финал пусть проводит спонсор.

– Да! – поддержал его Никаноров. – Затянулся у нас конкурс, не по вашей вине, Татьяна Алексеевна, а у нас и подиума нет. Всё равно решающее слово скажет спонсор, не так ли?

– Люба, что скажешь?

– Не возражаю, – пожала плечами подруга. – Первая тройка у нас всех одна и та же, а первая Ильина или вторая – не так важно.

– Ну и хорошо, – констатировала Таня. Стремительное завершение конкурса сбивало с толку, но, с другой стороны, почему бы не пойти домой пораньше? Она поднялась со стула:

– Прошу внимания! Первое место – Ильина, второе – Зарубина, третье – Маненкова! Прошу победительниц подойти к нам, сверить адреса и телефоны! Спонсор свяжется с вами в ближайшее время.

Три красавицы приблизились к жюри и заговорили с секретаршей. Таня смотрела только на Ильину: она выглядела скорее озабоченной, чем довольной. Возникало ощущение, что победа в конкурсе для неё нежеланна, портит какую-то игру.

Девушки начали расходиться. Таня вынула мобильный телефон, позвонила в «Подиум Анри», оставила сведения о победительницах, которым теперь предстояло пройти просмотр у представителя фирмы в Москве, окинула взглядом зал – кажется, всё в порядке, ничего не забыла – и направилась к выходу. Внезапно телефон её зазвонил.

– Слушаю!

– Здравствуйте, Танечка!

Хотя на этот раз голос был довольно слащав, Таня узнала его: тот же тип, который звонил по поводу Погребельниковой. Палец сам нажал на кнопку записи, и Таня решила нанести упреждающий удар:

– Добрый день, – сухо заговорила она. – Сожалею, Погребельникова оказалась слабее трёх лучших. А главное – она сама снялась с конкурса.

– Да чёрт с ней! Танечка, можно с вами встретиться?

От неожиданности героиня дня чуть не выронила телефон.

– Что, простите?

– Мне бы очень хотелось с вами познакомиться!

– Сожалею, это невозможно, я замужем.

– А если вам развестись?

– Исключено. Это всё, что вы хотели сказать?

– Очень прошу вас!

Таня вздохнула: бессмысленный разговор угрожал затянуться.

– Извините, не могу продолжать беседу. Всего наилучшего, до свиданья!

Она разъединила и направилась к выходу, где уже стояла Люба, выжидательно смотревшая на подругу. Мало было проблем с Ильиной и Зиновьевым, так ещё и воздыхатель какой-то обнаружился.

– Ну, как тебе наш конкурс? – улыбнулась Таня подруге.

– Замечательно! Ты великолепный организатор! И добрая фея, сегодня ты осчастливила трёх человек.

– Двух. Ты видела – Ильина недовольна.

– Да, непонятно. Ведь наверняка, если так же выступит на просмотре у французов, получит контракт. Чего ей надо? Если у неё есть работа, зачем пришла на конкурс Мамедова?

Они сели в «Пежо», и Таня дала газ. За разговором с подругой звонок неизвестного поклонника как-то ушёл на задний план. Вспомнила о нём Таня, когда вернулась домой, но решила мужу ничего не говорить: мало ли таких кавалеров было раньше, и более настойчивых.

– Звонил Шицман! – вдруг сообщил муж.

– Да?! А почему не на мой мобильный?

– Он сказал – у тебя занято, – улыбнулся Андрей. – Просил передать, что в финансовых документах того детского дома, по поводу которого ты с ним разговаривала, обнаружились серьёзные злоупотребления. Судя по всему, будет возбуждено уголовное дело.

Таня кивнула: вот и помогла детям. Правда, совсем иначе, нежели мечталось господину Зиновьеву. Молодая женщина прошла в детскую: девочки ещё играли, и Таня решила продолжить чтение мемуаров Жюльетт.

Орадур-сюр-Глан, 10 июня 1944 года

Алис Сешен проснулась от странного ощущения, когда ещё было темно. В последние месяцы она скрывалась здесь, в Орадуре. Возвращаться в Париж казалось опасным: после ареста Жана Жильбера и исчезновения Жюльетт все его бывшие работники оказались под пристальным наблюдением гестапо. Жаклин по каким-то своим причинам не могла или не хотела покинуть город. Вместе со своей юной подругой Полин и её женихом Андре, они считали себя достаточно отдалёнными от Жильбера, чтобы не опасаться ареста, и действовали в парижском подполье, с которым они связались через Алис.

В отличие от них, Алис, часто ездившая к Пиренеям, чтобы переводить беглецов через границу, после очередной операции сочла за благо повременить с возвращением домой: все кругом только и говорили о начавшемся вторжении союзников, которые вот-вот войдут в Париж, так зачем рисковать? Ко всему прочему, наступление англо-американцев наверняка не обойдётся без сильных бомбёжек, которые лучше переждать во французской глубинке. Флоренс, кузина Алис, жила в Орадуре, вполне удалённом от истекающей кровью столицы, и с радостью приняла свою родственницу.

Итак, Алис проснулась затемно и посмотрела на часы: около трёх. Девушка решила заглянуть в коровник: она ещё только училась доить, но старалась как можно быстрее овладеть этой профессией, чтобы оправдать своё пребывание у гостеприимных родственников. Однако, едва выглянув на улицу и пройдя несколько шагов, она вздрогнула: в отдалении, у просёлочной дороги, стояли двое немецких солдат, которые о чём-то переговаривались. Само по себе появление немцев здесь не было удивительно, но посреди ночи настораживало, так как говорило о том, что проводится какая-то операция. Однако самое угрожающее – то, что немецкие солдаты были в форме СС, и это не предвещало ничего хорошего ни партизанам в ближайших лесах, ни жителям посёлка. Девушка бегом вернулась в дом: Флоренс только вставала и протирала глаза, а её муж, Анатоль, блаженствовал в объятиях Морфея.

– Флоренс, Анатоль, вставайте! – громко зашептала Алис. – Немцы рядом, на дороге!

– Что?! – мгновенно проснулся Анатоль. – Какие немцы?

– Эсэсовцы! Они что-то готовят!

Анатоль мигом слетел с постели, словно его сбросили:

– Флоренс, забирай детей – и в лес! Кого из наших встретишь – пусть тоже уходят! Алис, беги по домам, буди людей!

С этими словами он схватил из-под кровати охотничье ружьё. Алис бросилась на улицу, подбежала к ближайшему дому и застучала в окно:

– Ходите, скорее! Боши рядом, эсэсовцы!

– Зачем вы шумите, мадмуазель из Парижа? – послышался недовольный голос. – Мы не маки, наш сын не прячется в лесу, нам незачем бояться немцев. Если у вас совесть нечиста – вы и прячьтесь.

Времени уговаривать неверующих не было, Алис кинулась к следующему дому, но её опередил Анатоль. Вдвоём они спешили от одного дома к другому, стучали в окна, уговаривали людей уйти. Кто-то слушался, собирал вещи, уходил к лесу, некоторые присоединялись к Анатолю и Алис, бежали предупреждать соседей, но большинство не верили, что есть какая-то угроза. Это были те, кто не ссорился ни с немцами, ни с партизанами, люди, опасавшиеся за своё имущество, которое придётся сейчас оставить. Когда Анатоль увлёк девушку в заросли, там пряталось человек двадцать – в основном женщины с детьми, чьи близкие партизанили в лесах. Анатоль поднялся и тихо заговорил:

– Пойду посмотрю, что происходит!

Женщины и дети остались в зарослях. Солнце поднималось над горизонтом, птицы в кустах начинали свои трели, и не хотелось думать об опасностях войны. Может, ложная тревога? Мало ли что делала пара эсэсовцев на дороге… После недолгого колебания, Алис решила тоже выглянуть, посмотреть.

– Может, не надо? – громко прошептала Флоренс. Её пятилетняя дочка с испугом посматривала по сторонам.

– Хочу поглядеть, где немцы! – шепнула Алис, осторожно выглянула из кустов и выползла. Вокруг никого не было видно. А что происходит в селении? Она преодолела, крадучись среди кустарников, метров тридцать, пока не добралась до возвышенного места, откуда виднелась часть посёлка, обращённая к лесу. Увы, худшие предположения оправдывались: у окраинных домов стояли немецкие солдаты с автоматами наперевес, озирающиеся. Алис отползла в ближайший кустарник, надеясь, что с освещённого солнцем места, где застыли вражеские солдаты, будет труднее увидеть её, прячущуюся в тени.

– Внимание, внимание! – неожиданно заговорил громко, с лёгким акцентом, кто-то, невидимый девушке, находящийся с другой стороны посёлка. – Всем жителям немедленно выйти из домов! Всякий, кого обнаружат в доме, может быть расстрелян как сообщник партизан!

Девушке стало не по себе. С какой стати человек, находящийся в собственном доме, должен приравниваться к партизанам? А что делать больным? А если сейчас в каком-то доме маленькие дети остались одни – они тоже партизаны?

Тем временем люди, всего полчаса назад отмахнувшиеся от слов Алис и Анатоля, выходили из домов – растерянные, удивлённые. Женщины не успели причесаться, мужчины небриты. Дети испуганно плакали, некоторые прижимали к себе игрушки, словно ища в них помощь.

– В вашей деревне партизаны скрывают офицера великой Германии, штурмбанфюрера Гельмута Кампфа! – громко заговорил опять невидимый Алис оратор. – Всякий, кто знает, в каком из домов спрятан офицер, преданно служащий великой Германии, должен сказать это немедленно!

Девушке стало не по себе. Действительно, немецкий офицер был захвачен позавчера на шоссе, его машину обстреляли, продырявили покрышки, а его самого партизаны забрали в лес. Но в деревню его не привозили! И сейчас он в лесу! Как же быть? Предупредить партизан – может, они согласятся освободить немца? Но спасёт ли это деревню? Ведь этим самым жители Орадура признают свою близость к партизанам, а это в лучшем случае концлагерь…

Пока она раздумывала, среди немцев началось движение. Некоторые из них побежали к домам – и раздались выстрелы… «Убивают тех, кто не вышел из дома», – холодея от ужаса, подумала девушка. Однако затем раздался взрыв гранаты, затем ещё, в ноздри ударил запах каменной пыли… Алис не сразу поняла, что гитлеровцы подрывают дома, оставленные жителями. «Зачем они это делают, если думают, что в одном из домов их офицер? Не боятся его убить? Или дело не в этом немце, а просто деревню хотят наказать за участие в Сопротивлении?»

Вскоре снова наступила тишина. Селяне, лишившиеся своих домов, тихо плакали, поглядывая на развалины, и не смели сделать ни движения. Пыль, поднятая взрывами, понемногу оседала, и Алис могла теперь лучше видеть происходящее. Однако в поле её зрения находились только десятка два селян и несколько солдат с автоматами и винтовками.

– Слушайте меня! – продолжил невидимка. – Всякий, кто помогает партизанам, будет наказан! Вы должны немедленно сообщить, где скрываются партизаны! Иначе будете наказаны все!

– Господин офицер! – послышался дрожащий старческий голос, девушке показалось, что это говорит местный священник. – Здесь нет партизан, они в лесу! Те, кто им помогает, тоже ушли утром в лес! Все, кто тут остался, не участвуют в Сопротивлении! Мы не маки! Мы мирные люди!

Щёлкнул короткий выстрел, и речь старика прервалась.

– Так будет со всяким, кто пытается обмануть солдат Рейха! – надменно продолжил оратор. – Каждый, кто не хочет разделить его участь, пусть скажет сейчас! Где партизаны? Кто им помогает? Почему они ушли, кто их предупредил?

Речь смолкла, и наступила зловещая тишина. Вдруг заплакал ребёнок, и снова раздался выстрел. Пронзительно вскрикнула женщина. Алис затаила дыхание, не веря собственным ушам. Немцы убили ребёнка? За что – за то, что он испугался и заплакал? Этого не может быть!

– Мужчины – направо, женщины и дети – налево! – раздался снова проклятый голос. По посёлку побежали фигурки в чёрной форме – немцы проверяли разрушенные дома. На площади, где происходило самое ужасное, заплакали женщины, закричали дети. На этот раз в них никто не стрелял. Шум продолжался минут пять, после чего утих.

– Идите в церковь! – обратился к кому-то тот же голос. – И не смейте выходить оттуда без разрешения!

Послышался топот солдатских сапог, раздались команды на немецком. Алис видела сквозь промежуток между разрушенными ближайшими домами, как солдаты заталкивают детей и женщин в церковь – бьют прикладами, пинают сапогами. В Орадуре скотину в хлев так не загоняли…

Полчаса спустя женщины и дети оказались под запором. Настала очередь мужчин.

– Марш к сараям! – выкрикнул кто-то с сильным немецким акцентом. – Стоять смирно!

Прежде чем Алис успела задуматься, что означают эти команды, раздались стрекочущие выстрелы, словно из невидимого пулемёта. Десятки людей закричали от боли. Девушка видела, как они падают один за другим, многие были живы и пытались подняться. Затем к ним подошёл солдат с баллоном за спиной, и из его рук вырвалось пламя…

К небу взметнулся единый протяжный вопль – крик боли тех, кого сейчас сжигали заживо у сараев, и крик ужаса их жён и детей, запертых в церкви, беспомощно наблюдающих гибель самых близких людей. Воздух пропитался смесью запахов чего-то нефтяного и горелой человеческой плоти. Алис лежала и смотрела, будто парализованная: если бы сейчас подошёл немецкий солдат, у неё не хватило бы сил убежать. Живой факел у сараев полыхал, исходя бессильной жалобой, некоторые люди пытались выползти из огня, и немцы добивали их прикладами и ногами.

Прежде чем Алис успела осознать случившееся, начало происходить нечто новое. Двое солдат подошли к церкви, сделали что-то, отбежали в сторону – и из дверей полыхнуло, и отчаяние в крике сменилось на невыносимую боль и ужас надвигающейся гибели, чёрным водопадом обрушившиеся на весь мир. Алис смотрела не мигая, теряя рассудок: всего этого не могло быть! Какова бы ни была война, люди не могли поступать так с безоружными, беспомощными женщинами и детьми! Может, это кошмарный сон? Достаточно проснуться – и окажется, что ничего не произошло?

Немцы уходили из деревни, а Алис всё ещё смотрела на догорающие пламя у сараев и полыхающую церковь. В какой-то момент она очнулась: немцев в посёлке уже нет, можно попробовать помочь тем, кто ещё жив… Бросилась к церкви – её опалило страшным жаром, подойти к дверям было невозможно, огонь плясал и снаружи, словно стерёг свою добычу, чтобы никто её не отнял. В воздухе летали чёрные паутинки копоти. Девушка заметила неподалеку вилы – схватила, издали толкнула дверь, открыла… но изнутри вырвалось алчное пламя…