Текст книги "Эхо далекой войны"

– Ах, вот как! – с угрозой в голосе произнесла дежурная. – Что же, я так и сделаю, и пеняйте на себя!

Полиция появилась минут через десять. При виде её оба арестанта испустили радостный возглас:

– Помогите! Пожалуйста! Снимите с нас наручники!

– Если и сниму, то только для того, чтобы надеть на вас другие! – сердито заявил один из полицейских, но наручники снял.

– Мы германские граждане! Работаем в гестапо! – пояснил тот из развратников, у которого голос был приятнее.

– Этого не может быть! – возмутилась дежурная. – Я видела их паспорта! Точно имён не запомнила, но они граждане Аргентины! Оба! И что они тут делают? Здесь была сеньорита из Франции! Куда они её дели?

– Она сбежала! – захныкал Вальтер. – Украла нашу одежду, документы и деньги!

– Вы хотите сказать, что ночью пришли к ней, чтобы заняться развратом, и вынудили её покинуть свой номер? После чего сами занялись гнусным развратом?! – сурово произнёс полицейский, воспитанный в доминиканском монастыре, а потому ненавидевший гомосексуалистов. Нацисты оторопело уставились один на другого.

– Она стреляла в меня! – жалобно проскулил Фридрих, демонстрируя травму. – Ранила в руку! До сих пор кровь течёт!

– Вызовите срочную медицинскую помощь, пожалуйста, – обратился полицейский к дежурной, и та вышла. – Всё-таки, сеньор! Как получилось, что вы оба оказались в её номере? Пришли к ней, чтобы заняться развратом, а она, защищая свою честь, выстрелила в вас?

Фридрих растерянно замолчал. До него дошло, наконец, что в сложившихся обстоятельствах ему невыгодно жаловаться на Жюльетт.

– Вызовите германского представителя, пожалуйста! – попросил Вальтер, дотрагиваясь рукой до огромной шишки на темени.

– Вызовем! – сурово ответил полицейский. – Только сначала предъявите паспорт.

– Француженка украла наши паспорта! – истерически выкрикнул Фридрих. Его рана болела, а тучи всё сгущались. На его счастье, появился врач. Он осмотрел рану аморального пациента, забинтовал и объявил:

– Ваше ранение неопасно. Пуля прошла навылет.

– А теперь попрошу вас! – полицейский вынул из-за пояса наручники и выразительно посмотрел на Вальтера. Тот похолодел:

– Вы нас арестуете?

– Да, конечно!

– За что?

– За развратное поведение, нападение на сеньориту и нарушение ночной тишины.

Вальтер издал неопределённый вопль. Его, истинного арийца, офицера СС, исполняющего особо важную миссию, презренные испанцы забирают в каталажку, и из-за чего?! По подозрению в гомосексуализме?! Это невозможно! Однако испанец нависал над ним, зловещий и неотвратимый, а у дверей стоял ещё один, готовый, в случае надобности, прийти на помощь к первому. Вальтер печально вздохнул:

– Делать нечего, Фридрих. Сдаёмся. – Он уныло уставился на полицейских:

– Дайте нам хоть какую-нибудь одежду!

Полицейский вопросительно посмотрел на дежурную:

– У вас не найдётся ничего подходящего для них?

– Если только одежда тех рабочих, которые вчера чистили у нас канализацию, запачкались и выбросили эти лохмотья на свалке, – недовольно морщась, ответила дежурная. Немцы оторопело посмотрели один на другого, но возражать не стали: было ясно, что ничего лучше презренным извращенцам не достанется.

– Хорошо, спасибо, – промямлил Вальтер.

Одежда подоспела через три минуты. Дежурная несла её, нацепив на вилы, и от этих доспехов во все стороны распространялся специфический аромат. Ещё через пять минут нацисты нарядились, с отвращением сдерживая дыхание, и на них были надеты наручники. Тут до полицейских дошло, что сейчас предстоит решить важную проблему.

– Как мы их повезём – в машине? – озадаченно посмотрел блюститель местного порядка на своего коллегу. – Нам же её потом придётся месяц проветривать!

– И не согласен я терпеть рядом с собой эту гадость! – хмуро подтвердил напарник. – Сеньора, у вас найдётся телега с лошадью?

– Найдётся! – патриотично кивнула дежурная. Арестанты у неё никакой симпатии не вызывали, но помочь своим согражданам-полицейским хотелось. Десять минут спустя оба узника были погружены на телегу, и престарелая кобыла с заплетающимися ногами, подгоняемая ужасающим ароматом сзади, пустилась в путь.

Уже начало светать, когда посланцы гестапо оказались в полицейском участке Дежурный офицер не выдержал их запаха, велел вымыть обоих и выдать им арестантскую одежду. Нацистов раздели, вывели в душ и там обдали из шланга, как хрюшек. После этого они приобрели, наконец, вполне достойный их облик в полосатых робах, а дежурный офицер позвонил в германское консульство.

– Ваши граждане задержаны! – пояснил он в ответ на недовольный вопрос секретарши, с какой стати её беспокоят в такую рань.

– Как вы посмели?! – возмутилась секретарша, но полицейский офицер не испугался: теперь, после известных событий под Сталинградом, сверхчеловекам придётся поубавить властных интонаций.

– Они подозреваются в попытке изнасилования гражданки Франции, использовании поддельных документов, нарушении общественного порядка и оскорблении нравственности!

До секретарши стало доходить, что высшей расе вряд ли пристало оскорблять нравственность.

– Они что, гомосексуалисты? – спросила она на пол-тона ниже.

– Очень возможно! – сурово ответил офицер.

– Какая мерзость! – завопила секретарша. – Депортируйте их немедленно! Им место в трудовом лагере!

– Но они говорят, что работают в гестапо, – озадаченно возразил испанец.

– Гомосексуалисты? Никогда! – убеждённо возопила секретарша, но тут же сообразила, что у разведки бывают оригинальные варианты. – Хорошо… Как их зовут?

– Вальтер Браун и Фридрих Штейн, – зачитал по бумажке офицер имена, названные арестантами.

– Хорошо, я выясню, – пробурчала секретарша и разъединила. Испанец холодно посмотрел на гестаповцев: после душа из шланга они блаженствовали, отдыхая от страшных перипетий минувшей ночи.

– Если через десять минут за вами не приедут, отправитесь в камеру! – предупредил он. Немцы уныло посмотрели друг на друга и ничего не возразили. Медленно потекли минуты. Когда до назначенного срока оставались считанные секунды, у порога полицейского участка затормозил «фольксваген». Из него вышел господин, одетый в штатское, но каждым своим движением выдававший военного.

– Где здесь Вальтер Браун и Фридрих Штейн? – сурово спросил он испанца. Тот кивнул на арестантов.

– Ваши документы!

– У нас их украли! – простонал Вальтер. – Эта француженка, с которой мы ездили в Аргентину!

– Как это случилось?

Гестаповцы оторопело посмотрели друг на друга, затем на германского представителя. Неужели сейчас, здесь, в присутствии иностранца, придётся раскрыть государственную тайну?!

– Извините, мы не можем здесь ни о чём рассказать! – Вальтер перешёл на немецкий, чем вызвал недовольный взгляд полицейского. – Пожалуйста, свяжитесь с Карлом Гирингом! Скажите, что Жюльетт Боретур сбежала! Она захватила с собой все наши документы, включая те, которые касаются операции «Эль Кондор де Фуэго»!

– Хорошо, – кивнул незнакомец. Судя по его задумчивой физиономии, название операции ему ни о чём не говорило. – Но, господа, вам придётся подождать. Здесь.

– Заберите нас отсюда! – взмолился Вальтер. – Разве годится, что офицеры СС одеты в арестантское и находятся в испанской каталажке?

– Сожалею, но ничего не могу сделать, пока не установлены ваши личности. Вашу просьбу передам господину Гирингу. Желаю вам всего наилучшего. – И представитель германского консульства вышел из участка.

Берлин, гестапо, январь 1943 года

Карл Гиринг размышлял, как проводить очередной допрос Жана Жильбера. Русский шпион оказался вполне разговорчив, готов сотрудничать, но выдвигал ряд требований. В принципе, в них не было ничего невыполнимого: прекратить пытки арестованных членов «Красной Капеллы», не трогать их родственников, не спешить с новыми задержаниями. Всё это можно принять, если иметь уверенность, что Жильбер искренен. А вот этого, увы, не было. Ко всему прочему, среди членов Капеллы оказалось немало евреев, а их, по закону, полагалось отправить в концлагеря. Конечно, и у закона есть свои оговорки, но чтобы пустить их в ход, нужны веские доводы. Если Жильбер примет Большую Игру – да, это серьёзная причина. А если попытается обмануть – кто должен нести ответственность за его хитрости?

С этим Жильбером всё вышло не так, как обычно. Прежде всего, он, как выяснилось, избегал прямого сотрудничества с Сопротивлением, в котором было немало агентов гестапо, и это стало одной из причин, почему арест русского шпиона так задержался. Кроме того, он сразу при аресте заявил, что еврей. Он что – самоубийца? Пораскинув мозгами, Гиринг и другие участники операции «Большая Игра» пришли к выводу, что Жильбер лжёт. Да, обрезание есть, но в союзных разведках его делают и неевреям, чтобы исключить возможность их сотрудничества с гестапо. Более того: Канарис делает обрезание некоторым своим агентам, в надежде, что союзники их примут за евреев и не станут подозревать… Правда, у гестапо есть сведения, что никакие они не агенты, а настоящие евреи, которым Канарис помогает избежать лагерей…

Беспорядочные размышления Гиринга прервал секретарь, приоткрывший дверь кабинета:

– Господин криминальрат, вам звонят из Мадрида! Вы примете звонок?

Гиринг подскочил на месте: из Испании возможны чрезвычайно важные и интересные новости.

– Да, конечно!

Он схватил телефонную трубку:

– Криминальрат Гиринг слушает!

– Господин Гиринг, это говорят из посольства в Испании! У вас есть сотрудники по имени Вальтер Браун и Фридрих Штейн?

Мысли Гиринга пришли в смятение. «О, чёрт! Что с ними приключилось, почему вмешивается посольство?»

– Да, это мои подчинённые. Что с ними?

– Они задержаны испанской полицией по подозрению в попытке изнасилования французской гражданки, использовании поддельных документов и нарушении общественного порядка.

Гиринг подпрыгнул, словно невидимый враг вонзил ему шило в одно место.

– Как зовут эту француженку – Жюльетт Боретур?

– Извините, не знаю. Моя функция – помочь нашим гражданам, особенно если они ваши сотрудники…

– Да, да! – раздражённо произнёс Гиринг. – Проверьте, как зовут француженку! Если Боретур, сделайте всё для скорейшего освобождения задержанных! Скажите, что они невиновны, она лжёт! Постарайтесь добиться её депортации во Францию, задействуйте Виши!

– Да, господин Гиринг, сделаю.

Гиринг со злостью бросил трубку: всё шло к чертям. Неужели Вальтер и Фридрих, вместо того, чтобы тихо пристукнуть француженку и выкинуть её на ближайшую свалку, стали заниматься с ней любовью?! А она воспользовалась моментом, сбежала, да ещё и прихватила с собой важнейшие документы?! Идиоты!

Он взял себя в руки: сейчас приведут Жильбера. Что же, заодно появилась дополнительная тема для беседы…

Секретарь приоткрыл дверь:

– Господин криминальрат, арестованный доставлен!

– Да, введите его!

– Да, господин криминальрат!

В кабинет вошёл Жан Жильбер. Гиринг указал ему на стул:

– Слушайте, Жан! Так вы готовы работать на нас или нет?

– Я уже работаю на вас, – медленно заговорил арестованный. – В Москву передана информация, как вы хотели.

– Да, да… Но это не всё!

– А вы хотите всего? – удивился Жильбер. – То есть имена членов нашей организации, шифры, явочные квартиры? И, получив всё это, вы меня отправите в концлагерь и начнёте выбивать признания из арестованных?

– Не говорите глупости! Никто вас в лагерь не отправит.

– Вы хотите от меня сотрудничества. Я иду вам навстречу, но меня до сих пор держат в наручниках!

– Вам ещё повезло, – проворчал Гиринг. – Вам сковывают руки спереди. Другим арестованным – сзади. Чтобы не пытались покончить с собой.

– Прикажите, чтобы их не пытали, – глухо произнёс Жильбер. – Никто по собственной воле с жизнью не расстаётся. Только из-за ваших пыток.

– Всё зависит от вас! Работайте как следует – и нам не понадобится никого допрашивать.

– Что вас не устраивает в том, что я делал до сих пор?

Этот вопрос поставил Гиринга в тупик. В самом деле, конкретных претензий к Жильберу не было. Дезинформацию в Москву передаёт, что ещё нужно?

– Почему оттуда сообщений никаких?

– А что должно быть?

Гиринг почувствовал, что сбит с толку. В самом деле, как должна выглядеть реакция русских на сведения, которые передаёт Жильбер?

– Жюльетт Боретур – ваша шпионка?

Жильбер чуть вздрогнул, и это не укрылось от внимательного взора гестаповца.

– Она моя служанка. Чего вы хотите от девушки? Вы арестуете всех людей, к которым я подходил ближе пяти метров?

– Так она не шпионила для вас?

Жильбер задумался. О том, чем занималась Жюльетт, Гиринг мог узнать только от неё самой или от Каца. Последнее исключено.

– Если я правильно понимаю, вы её арестовали и пытками заставили сознаться, что она якобы занималась разведкой по моему приказу? И зачем это? Много вы от неё узнали?

Теперь глупо почувствовал себя Гиринг. Действительно, на чём основаны подозрения в адрес девчонки? То, что она обокрала этих болванов Вальтера и Фридриха, означает, что она воровка, но не обязательно шпионка.

– Когда она работала у вас, не воровала?

– Нет, я был ею доволен. А у вас она украла что-то?

Гиринг шумно вздохнул. Сейчас нужно или оставить раз и навсегда эту тему, или открыть карты.

– Она работала в вашей компании Тодт. Я поручил ей съездить в Аргентину, оформить одну покупку. Она украла документы и деньги и сбежала.

У Жильбера глаза полезли на лоб.

– Что, простите? Вы секретаршу, служанку отправили в другую страну для проведения ответственной сделки? Без провожатых? Она хоть знает испанский?

– А разве нет? – озадаченно переспросил Гиринг, пытаясь выкрутиться.

– Это для меня новость, – пожал плечами Жильбер. – Я не уверен, что она хоть один документ на испанском печатала. Почему вы не согласовали это со мной? Вы мне настолько не доверяете, а потом выражаете претензии?

Гиринг чувствовал себя всё более по-дурацки.

– У неё были провожатые. Двое.

– А, всё-таки были. Ваши подчинённые, не так ли? И деньги, документы находились у них, верно? Надо полагать, и оружие? Как же слабая, невооружённая девушка сумела их ограбить?

– Чёрт их знает, – уныло пробормотал Гиринг, чувствуя, что всё более увязает в собственном вранье. – Я с них шкуру спущу.

– Это поможет? Вы гораздо правильнее поступите, если дадите мне возможность найти Жюльетт и разобраться, что там приключилось! Я уверен: она не воровка! Если к ней попали ваши деньги и документы, она безусловно отдаст!

– Хорошо, я подумаю над этим, – пробормотал Гиринг, отворачиваясь. Меньше всего он хотел выпускать Жильбера из-под контроля, но обстоятельства складывались так, что это выглядело наименьшим из зол. – Давайте, Жан, поговорим теперь о ваших агентах, которые пока не арестованы…

Мадрид, январь 1943 года

Жюльетт стояла на мосту через Мансанарес и задумчиво смотрела вниз, на холодную воду, по которой плыли, медленно намокая, две бумажки. Вернее, два документа – фальшивые паспорта Вальтера и Фридриха. Их девушка выбросила, чтобы снизить риск быть обвинённой в воровстве. Ещё раньше она выкинула на ближайшую свалку оружие и выпотрошенную одежду гестаповцев. Все остальные трофеи – деньги, документы, связанные с покупкой Эль Кондор де Фуэго, и её собственный паспорт, оказавшийся в кармане пиджака сладкоречивого Вальтера, – уликой против неё служить не могли. Денег оказалось не то чтобы много, но вполне достаточно, чтобы продержаться безбедно несколько месяцев – немецкие рейхсмарки, испанские песеты и французские франки. Была также чековая книжка компании Тодт, но этот финансовый источник Жюльетт решила не использовать без крайней необходимости: ясно, что все движения на банковском счету контролирует гестапо. И теперь девушка размышляла, как действовать дальше.

Если первоначально, перед самым побегом, Жюльетт намеревалась обратиться за защитой в британское или американское посольство, то теперь её план изменился. Вдруг эти посольства вообще закрыты? Или вокруг них полно гестаповцев? А если и нет, то вряд ли туда пускают кого попало. Остаться в Испании или уехать за границу? На какое-то время денег хватит, но что потом? Удастся ли устроиться на работу? А главное – все близкие и друзья остались во Франции. Что, если вернуться на родину? Вряд ли в Париж, там слишком легко могут узнать и выдать. Девушка догадывалась, что теперь, после побега, её приметы имеются у каждого гестаповца или ажана, но вряд ли за пределами Парижа опасность велика. После непродолжительного колебания, она решила отправиться в родную страну, но не спешить в столицу, а побыть некоторое время в провинции.

Утвердившись в этом своём намерении, Жюльетт спустилась с моста и остановила первое попавшееся такси:

– На железнодорожный вокзал, пожалуйста!

Париж, гестапо, 23 февраля 1943 года

За окнами смеркалось: зима всё ещё продолжается, и темнота приходит быстро. Сидящие в небольшой комнате люди, казалось, окаменели, замерли в ожидании. Трое высоких, мускулистых, стройных, белокурых, вышколенных, подтянутых господ: два офицера в форме – Абвер и СС – и один в штатском. Они напряжённо смотрели на рацию, словно ожидали оттуда явления чуда. Возможно, так оно и было.

В комнате зловеще висела тишина. Рация молчала. Офицер Абвера вздохнул и невольно взглянул на штатского. Если и сегодня не будет сообщения, то еврей, с которым он работает – мертвец. Не имеет значения, что специально для него провели фиктивную антропологическую экспертизу и якобы доказали, что он – нееврей: это для начальственных шишек, пусть считают, что, дескать, закон соблюдён, сотрудничество есть, но – не с евреем. Конечно, он еврей, да и не скрывает этого. Миллионы таких же уничтожены за одно рождение. Этот причинил зла Рейху больше, чем любая из русских армий, на нём сотни тысяч жизней немецких парней, а поди ж ты – приходится его беречь… до поры до времени. Причём – потому и беречь, что на нём столько арийской крови. Пусть возвращает её кровью славянских и еврейских недочеловеков. А если не получится…

Все трое вздрогнули: рация ожила и заговорила…

«Товарищу Отто объявляется благодарность за полезнейшую информацию. Поздравляем вас с праздником 23 февраля – Днём Красной Армии. Сообщаем также, что за заслуги перед Родиной вам присуждено звание Героя Советского Союза».

Все трое облегчённо вздохнули. Офицеры Рейха заулыбались, протянули руку штатскому:

– Поздравления, Карл! Русские проглотили вашу дезинформационную наживку! Теперь всё будет отлично!

Карл Гиринг польщено улыбался, принимая поздравления. Час спустя он заглянул в тюрьму и известил Леопольда Треппера о полученном сообщении. Советский разведчик внимательно выслушал и удовлетворённо кивнул: его кодировки поняты, и московский центр разрешил разведывательной сети «Красная Капелла» проведение операции «Большая Игра» против германских спецслужб.

Пиренеи, февраль 1943 года

– Как же так, сеньорита? Все спешат из Франции к нам, а вы туда, – заметил, улыбаясь, проводник Жюльетт, молодой парень, взявшийся за небольшую плату доставить её во Францию. Девушка рассеянно улыбнулась: действительно, не самый логичный поступок. Но с другой стороны – Жан всегда учил, что нелогичное поведение разведчика сбивает с толку противника, именно поэтому дилетанты зачастую успешно противостоят профессионалам.

– Франция моя родина, сеньор.

– Подождали бы у нас до конца войны! Все говорят, что скоро Англия и Америка высадят большой десант, тогда и вернётесь.

Сдержанно-жадные взгляды парня, то и дело устремляющиеся на девушку, её ноги и грудь, красноречиво говорили, что им руководит не только желание избавить хорошенькую француженку от тягот войны. Однако Жюльетт уже всё решила. Месяц побыла в Испании – и хватит, отдохнула.

– Можно мне, сеньорита, хотя бы порекомендовать вам кое-что? Там, у самой границы, в деревне Монтьера живёт моя родня. Не хотите ли побыть у них?

Жюльетт неуверенно кивнула. Пребывание на границе имело свои преимущества, а на север можно просто ездить время от времени.

– Вы мне позволите навещать вас?

Девушка рассмеялась:

– Хотите за мной поухаживать?

– Почему нет, сеньорита? Вы не смотрите, что я простой, деревенский. Работать с детства приучен, и в драке, если надо, не оплошаю.

Мягкая настойчивость парня импонировала девушке.

– Тогда давай познакомимся! Тебя как зовут?

– Мигель! – с готовностью ответил парень.

– А я – Жюльетт. Мигель, а ты не боишься ухаживать за француженкой? Вдруг тобой заинтересуется гестапо?

– Да будут они прокляты! – с неожиданно потемневшим лицом произнёс парень. – Ненавижу их!

Жюльетт удивилась: особой любви со стороны испанского парня к германской тайной полиции она и не ожидала, но ненависть…

– Почему так?

– Я видел, как они убивали людей, – гораздо спокойнее произнёс Мигель. – Эти люди не делали ничего дурного, просто хотели перейти границу. Наверное, евреи. Здоровых мужчин я среди них не видел. Женщины с детьми, старики. Неожиданно из кустов поднялись люди в штатском, но с автоматами в руках. Они начали стрелять. Убили всех. Потом их офицер подошёл и выстрелил в голову младенца, который плакал. Мать ребёнка была уже мертва.

Жюльетт промолчала – у неё перехватило дыхание от этого рассказа. Она поняла, что Мигель ожидал тех людей на испанской стороне. Всего несколько шагов – и они были бы спасены…

– В деревне Монтьера, куда мы направляемся, – уже совершенно спокойно продолжил Мигель, – мои кузина Мария и её муж Антонио. У них двое детей – Франческо и Лусия. Антонио помогает маки, французским партизанам, которые бьют наци. Они будут рады принять тебя.

Париж, март 1943 года

В то утро Жаклин встала, едва рассвело, и вышла на улицу. Вот и осталась одна: вчера похоронила маму. К этому всё шло, мама не вставала последние полгода, кашляла кровью, худела, а лекарства доставать сейчас слишком трудно, и всё же… Можно пытаться утешиться, что мама не мучилась, просто не проснулась позавчера утром, и всё же…

Теперь что? Ради кого жить? Никого рядом… Даже друзья. О том, что его арестуют, Жан предупредил ещё в ноябре, но только Жюльетт. Ей, Жаклин, не сказал. Почему? Меньше доверяет? Или просто новость не такая, о которой хочется рассказать всем знакомым? Вот и стынет каждый день никому не нужный обед в его квартире, и непонятно для кого прибирать комнаты и стелить постель…

А теперь и Жюльетт пропала. Сказала, что едет куда-то за границу, а для чего, с кем, на какое время – ни слова. И исчезла…

Можно попробовать поискать новую работу, но мало шансов найти – люди закрывают прежний бизнес, боятся оккупантов и их доносчиков…

Вот и остаётся ей, ненужной никому молодой девушке в цвете сил, бродить бесцельно ранним утром по улицам Монмартра, непонятно на что надеясь…

Взгляд поймал движение в конце улицы: какая-то девочка с сумкой, на велосипеде, остановилась возле фонарного столба, выхватила лист бумаги и кисть, ловким движением мазнула – и налепила. Жаклин вздрогнула от неожиданности: листовка! Она бросилась вперёд, девочка заметила её, прыгнула на велосипед, но потеряла равновесие и упала. В три прыжка Жаклин оказалась рядом:

– Стой! Что ты тут делаешь?! – зашипела она сердито. Девочка попыталась убежать, но Жаклин цепко схватила её за руку.

– Отпустите меня! Я закричу! – громким шёпотом отозвалась расклейщица листовок.

– Не закричишь, придёт патруль! Ты этого хочешь? Знаешь, что с тобой сделают за расклеивание листовок?

– Я ничего не расклеивала!

– А это что, на столбе?

– Не моё!

– А если проверить твою сумку, там ничего такого не окажется?

Девочка замолчала, понуро опустила голову, и Жаклин воспользовалась этим, чтобы оттащить нарушительницу оккупационного порядка, вместе с её сумкой и велосипедом, в ближайшую подворотню, где их трудно было заметить с улицы.

– Как тебя зовут?

– Полин, – пролепетала девочка, не глядя на Жаклин.

– Тебе сколько лет?

– Восемнадцать…

– Врёшь, не больше шестнадцати.

– Да… Ну и что?

– Ты представляешь, что будет с твоими родителями, если тебя расстреляют?

– У меня нет родителей. Папа погиб на фронте, а маму депортировали.

К горлу Жаклин подступил горький ком, и она неожиданно для себя сказала:

– А у меня мама умерла позавчера…

Внезапно слёзы подступили к горлу, глазам, требуя выхода. Она отпустила руку своей пленницы, присела на корточки и тихо заплакала. Рука Полин мягко легла ей на плечо:

– Не плачь, пожалуйста! Как тебя зовут?

– Жаклин, – давясь рыданием, произнесла девушка.

– Жаклин, хочешь, будем дружить?

– Хочу…

– Не бойся за меня, пожалуйста! Со мной ничего не случится!

– Полин… береги себя… Ты такая молоденькая и неосторожная…

Рука новой знакомой мягко гладила Жаклин по плечам и волосам, и осиротевшая девушка понемногу успокаивалась. В какой-то момент она смогла говорить нормально:

– Полин, ты не должна так рисковать. Тебя же видят из окон.

– Меня никто не выдаст, здесь все свои.

– Если ты так уверена в людях, лучше подходить к ним наедине и тихо говорить так. А твои листовки всё равно обдерёт первый же патруль. Солдаты появятся здесь минут через двадцать.

– А ты откуда знаешь? – ахнула Полин.

– Знаю…

– Ты тоже следишь за немцами, да?!

Жаклин смахнула слёзы и растерянно уставилась на Полин:

– Д-да… Но я не расклеиваю листовки.

– Хочешь участвовать в борьбе?

– Хочу, только не так глупо.

– А как? Научи, Жаклин!

– Погоди, Полин, – девушка уже почти успокоилась. – Ты ведь не одна действуешь, верно? Почему же тебя никто не научил, как правильно вести себя и беречься патрулей?

– В нашей группе все такие же, как я, – вздохнула девочка. – Нас никто ничему не учил.

– Сколько вас?

– Трое. С тобой станет четверо.

– Хорошо, Полин, я попробую научить вас кое-чему. Только знаешь что, для начала? Больше никому не предлагай – вот так, на улице – присоединиться к вам. Потому что я могла оказаться агентом гестапо.

– Ты не могла, – уверенно возразила Полин.

– Почему ты так считаешь?

– Потому что ты заплакала.

Жаклин вздохнула:

– Если кто-то видел нас из окон, может в другой раз поступить так же.

Девочка поджала губки.

– А как надо действовать? Просто сидеть, ждать?

Жаклин задумалась: если бы Жан был здесь, он бы подсказал. Но ведь его нет…

– Я сама не знаю, Полин. Был человек…

– Да? Кто? – радостно прошептала новая знакомая, и Жаклин поняла, что сболтнула лишнее.

– Он исчез. Возможно, его арестовали.

– А тебя допрашивали гестаповцы?

– Нет.

– Значит, и его не арестовали. Когда кого-то хватают, потом всех друзей допрашивают.

– Возможно, за мной следили. Сейчас, кажется, не следят.

Полин вздохнула:

– Так не годится. Если ты не знаешь, что нужно делать, почему говоришь, что я поступаю неправильно? Скажи – как? Подходить ко всем знакомым и шёпотом пересказывать новости, которые передают из Лондона – как бошей лупят в России и в Африке?

– А хоть бы и так, если ты уверена в этих людях. А потом они перескажут своим хорошим знакомым, и никаких листовок не надо. – Жаклин задумалась, а затем решительно возразила самой себе:

– Только и это плохо. Вдруг знакомый твоего знакомого донесёт на него в гестапо? Тогда твоего приятеля арестуют, и он выдаст тебя…

– Ну да, выходит, нужно сидеть и ничего не делать, – поморщилась Полин.

– Нужно искать.

– Кого?

– Тех людей, которые знают, что нужно делать. Только ошибиться нельзя.

– А как искать? Ты знаешь?

– Может, и знаю, – пробормотала Жаклин. Ей вдруг пришла в голову мысль: ведь не только они с Жюльетт работали у Жана. Ещё Алис, Клод, Мишель… Правда, ребята ушли на фронт и не вернулись, но Алис должна быть где-то здесь – найти бы её, не виделись целую вечность…

– Я попробую найти одну знакомую, – кивнула Жаклин. – Не знаю, поможет ли она. Но не выдаст, это точно.

Найти Алис удалось не сразу – она пару недель отсутствовала где-то. По словам её родителей – ездила на заработки на юг. Появилась подруга внезапно, весёлая, загоревшая, так что, скорее всего, действительно, с юга.

– Привет, Жаклин! – завопила она, едва встретив свою хорошую знакомую. – Сто лет тебя не видела!

– Алис, я так рада! Как твои дела?

– Ничего дела, – Алис вдруг как-то сжалась и почему-то посмотрела по сторонам.

– Алис, ты не знаешь, что с Жаном?

– Жюльетт сказала, что его арестовали гестаповцы, – совсем тихо произнесла подруга, подходя вплотную к Жаклин. Наступила пауза: невелика новость, к тому к тому же после такого не хочется болтать о том, о сём.

– А где Жюльетт?

– Жаклин, почему ты об этом спрашиваешь?

Жаклин вздохнула: уж если Алис не доверять, то кому?..

– Есть люди, – тихо заговорила она. – Они не хотят просто так сидеть, ждать.

– Ты в них уверена?

– Да.

Алис поджала губы:

– Хорошо. Я поговорю кое с кем. Только будь сама осторожна!

Три дня спустя, когда Полин каталась по городу на велосипеде, она уже не расклеивала никакие листовки. Просто примечала, где в какое время находятся немецкие патрули, чтобы потом рассказать Жаклин. Последняя стала старшей в группе Сопротивления, в которую входили Полин, её друг Андре и его двоюродный брат Огюст. От Жаклин информация уходила к некоему дяде Пьеру, с которым её познакомила Алис. Он же давал задания группе.

Жюли

– Доброе утро! – услышала девушка, вздрогнула и проснулась. На неё, улыбаясь, смотрела Надя. Судя по виду, она уже приняла ванну.

– Привет, – пробормотала гостья, приходя в себя и оглядываясь: она уснула ночью в большом кресле. Спору нет – очень удобно, и всё же кровать для этой цели предпочтительна. Да и одетой спать, мягко говоря, непривычно.

– Читала синюю тетрадь? – кивнула хозяйка на предмет, валяющийся на полу. Жюли вздохнула и подобрала реликвию.

– Да… Очень интересно. А ты?

– Я невнимательно просмотрела свой экземпляр: не люблю нарушать режим даже ради самых важных новостей, – улыбнулась Надя. – Потом успею.

– Да, конечно, – кивнула Жюли и подошла к телефону.

– Собираешься заказать билеты в Аргентину? – деловито спросила Надя. Жюли смущённо кивнула:

– Ты всё-таки дочитала до этого места?

– Я владею быстрочтением и умею находить самое существенное на данный момент. Остальное прочту позже. В общем, и на мою долю заказывай, и будем готовиться к отъезду.

– А тебе это зачем? – удивилась Жюли.

– Как же! Ты ведь наша клиентка! А главное – это безумно интересно! – улыбнулась Надя.

– Это может быть опасно, – вздохнула Жюли.

– Наверняка, – спокойно ответила хозяйка. – Ну и что? Неужели нам вдвоём опаснее, чем тебе одной? Извини за нескромный вопрос: ты хорошо стреляешь?

– Не очень, – запинаясь, пробормотала девушка. На самом деле, она держала пистолет всего раз в жизни и так и не выстрелила. – А ты?

– Я, конечно, не снайпер, как Валентина, но с двадцати метров выбиваю из пистолета сорок из пятидесяти. Айкидо владею неплохо. Ну что – берёшь меня с собой?

– Беру, – улыбнулась Жюли. Сейчас, когда вопрос о поездке вместе с Надей оказался благополучно разрешён, девушка поняла, что отправляться одной в чужую страну, навстречу возможной опасности, было бы безумием. Ведь если Анри попал в беду, то одной ей всё равно не справиться. – Надя, а тебе разрешат в Аргентине пользоваться пистолетом?