Текст книги "Человек с улицы"

10

Это был типичный парижский отель средней руки. Наверное, большинство его постояльцев, снимавших комнаты помесячно, были служащие, приезжавшие в Париж, или более или менее состоятельные холостяки. Отель выглядел чистым, его внешний вид внушал доверие, а стоило зайти внутрь, как это доверие укреплялось еще больше. Все здесь было новым и светлым: свежевыкрашенные стены, мебель и занавески. За стойкой, отделанной под красное дерево, стоял лысый мужчина в хорошем костюме и аккуратно завязанном галстуке. Когда я вошел, он колдовал над коммутатором.

– Клиника Жаннен? Не вешайте трубку!

При слове "клиника" все во мне встрепенулось. Портье сунул красную фишку в углубление телефонного диска и повернулся ко мне. Он-то, несомненно, разбирался в американской военной форме, потому что проговорил с любезной улыбкой:

– Что угодно господину полковнику?

По желтоватым белкам его глаз и землистому цвету лица было ясно видно, что печень портье не справляется с нагрузками.

– Прошу прощения… Не остановилась ли у вас одна молодая женщина, брюнетка со светлыми глазами, зовут ее Элен, и она носит леопардовое манто?

Он нахмурил свои густые брови так, что они образовали над глазами прямую линию.

– Да, остановилась.

– Она сняла номер сегодня в конце дня, не так ли?

– Именно так.

– И это она звонит сейчас во все больницы и клиники западного предместья?

– Все правильно. Что-то приключилось с кем-то из ее родственников?

– Да. Я хотел бы увидеть ее.

– Сейчас, я доложу о вас.

– Не стоит. В каком номере она остановилась?

Видно было, что его одолевают сомнения. Но я взглянул на щит коммутатора. Телефон был подключен к гнезду с номером 18.

– Восемнадцатый! – выдохнул я. – Это на втором этаже?

– Послушайте, господин полковник, может быть, будет лучше…

– Да нет же!

Не обращая внимания на портье, я двинулся по лестнице с блестящими медными перилами.

Когда я постучал в дверь, она разговаривала по телефону. Я услышал взволнованный дрожащий голос:

– Жан-Пьер Массэ! Он архитектор! Несчастный случай произошел около шести часов, и…

Она прервалась, чтобы крикнуть мне "входите". Я толкнул дверь. На Элен было в высшей степени элегантное платье пастельных тонов, ярко блестела золотая цепочка. Манто валялось на кровати. Чемоданы, которые тащила горничная во время моего первого появления на бульваре Ричарда Уоллеса, неразобранные, лежали один на другом рядом с умывальником. Элен сидела на застланной кровати, при моем появлении она выпрямилась, в течение нескольких секунд продолжала держать телефонную трубку у уха, затем повесила ее.

Я закрыл за собой дверь.

– Здравствуйте, мадемуазель. Вы узнаете меня?

– Да, я вас видела…

У нее был замечательный, волнующий, слегка хриплый голос. Я никогда не встречал более ясного взгляда.

– Только никак не могу вспомнить, где.

Меня колотила нервная дрожь. На этот раз ключ от тайны был совсем близко, в этой изящной комнате, впрочем безликой, как любой гостиничный номер.

– Мы столкнулись на лестничной площадке дома, где живут Массэ, сегодня вечером, в семь часов. Хотя… скорее вчера вечером, потому что сейчас уже первое января.

– Кто вы?

– Полковник американской армии Уильям Робертс, я служу в штабе войск НАТО.

– А что вы хотите от меня?

– Мне нужно получить от вас кое-какие объяснения, мадмуазель.

– Но как же вы разыскали меня? – вдруг вскрикнула она.

Хотя мой визит был для нее полнейшей неожиданностью, этот вопрос не пришел ей в голову раньше.

– Я был там, на улице, когда вы приехали на автобусе за машиной Массэ.

Ее чудные глаза как будто остекленели. Этим простым сообщением я нанес ей страшный удар: значит, мне многое известно. Ситуация была в моих руках.

– Я хочу знать, почему вы ждали целых сорок пять минут перед клиникой Святой Жанны д'Арк, прежде чем отправиться туда, чтобы спросить, там ли находится Массэ! Я хочу знать, почему вы поставили в гараж машину и записали номер телефона вашей гостиницы на ветровом стекле! Я хочу знать также многое другое, но начните с этих вопросов!

Я говорил с ней жестко, и в этом заключалась моя ошибка. Хотя она и покраснела, ей все же удалось овладеть собой.

– Значит, вы шпионили за мной!

– Отвечайте!

– Вы сказали мне, что вы американец, не правда ли?

– Все правильно.

– Ну и оставайтесь им! По какому праву вы вмешиваетесь в то, что вас не касается? – И она вздрогнула, как минуту тому назад, когда спросила меня, как я узнал ее адрес. – Действительно, по какому праву?

– Есть здесь один момент, который, как мне кажется, вам неизвестен, мадмуазель, – спокойно сказал я. – Увы, это именно я стал причиной смерти месье Массэ. Подобное не дает мне никаких прав, зато накладывает обязанности. В частности, помощь его вдове.

Элен больше не слушала меня. Ее кожа внезапно стала словно прозрачной. Она собралась было поднести правую руку к груди, но та бессильно упала вдоль тела.

– Что вы сказали?

– Я сказал, что Жан-Пьер Массэ попал под мою машину. Хотя я здесь ни при чем. И все же, если бы меня там не было, он, возможно, был бы жив!

Она вскочила и бегом обогнула кровать. Я подумал, что она собирается кинуться к двери, но она бросилась ко мне, остановившись буквально в нескольких сантиметрах.

– Вы лжете! Вы лжете! Он жив! Жан-Пьер жив!

Такой реакции с ее стороны я не ожидал.

– Бы играете отвратительную роль в этой комедии, мадмуазель!

Я схватил ее за руки и сильно встряхнул. Она не сопротивлялась, а только простонала:

– Отпустите меня! Отпустите меня!

Я продолжал ее держать, и она стала более настойчивой:

– Если вы не отпустите меня, я позову на помощь!

– Кого? Полицию?

Она опустила голову.

– Вам прекрасно известно, что он мертв! Неужели вы считаете, что, сыграв роль идиотки, вам удастся выпутаться?

– Этого не может быть! Это невозможно!..

– Я ехал довольно тихо. Но при падении он ударился головой о бордюрный камень. Когда ваша пневматичка была вечером доставлена мадам Массэ (тут Элен нахмурилась), меня охватили сомнения, и я отправился в Нантер, чтобы убедиться, не произошла ли ошибка. Я видел его. Он мертв.

Отвернувшись, она зарыдала и рухнула на кровать. И я сразу вспомнил Люсьенн, как она рыдала в своей спальне. Внезапно мне стало совершенно очевидно: Элен не притворяется, она и в самом деле оплакивает того мужчину, из-за которого плакала Люсьенн. Похоже, она действительно ничего не знала о смерти Жан-Пьера. Но от этого ее поведение становилось еще более непонятным!

И тогда я поступил так же, как и с Люсьенн Массэ: я присел на кровать рядом с ее кузиной и принялся гладить Элен по голове. Я, кажется, полностью вошел в роль профессионального утешителя.

– Ну же! Ну же! Доверьтесь мне, малышка!

Теперь она лишь тихонько всхлипывала. Но вздрагивающие плечи выдавали ее горе.

– Вы можете все рассказать мне, Элен!

Правильно: хорошая идея пришла мне в голову – назвать ее по имени. Нет, действительно, актер я хоть куда.

Она слегка приоткрыла свое прекрасное лицо, залитое слезами.

– На мне форма, Элен, но это не форма полисмена.

Стоп. Она прекратила плакать. Эта девушка была покрепче Люсьенн. Из породы победительниц!

– Вы любили его? – тихо проговорил я.

Она молчала и не шевелилась.

Я убрал руку с ее головы. От нее пахло так же чудесно, как и от ее кузины, только духи были другими. Наверное, Жан-Пьер совсем потерял голову, мечась между двумя такими очаровательными созданиями.

– Я знаю достаточно много, так что можете продолжать молчать, Элен. Да вы и сами видите: мне известно даже ваше имя.

– Жан-Пьер мертв. Жан-Пьер, он…

Она вскрикнула. А может, это был стон? Стон, идущий из самой глубины ее естества? Одним прыжком она уселась на кровати с ногами и посмотрела на меня. От горя она задыхалась, как астматик во время приступа. При этом она как-то странно дергала головой, чтобы восстановить дыхание. Опасаясь, что с ней может случиться истерика, я сходил в ванную комнату, намочил полотенце и приложил его к ее вискам. Ухаживая за нею, я чувствовал, что покров тайны начинает понемногу рваться, а из-под его лохмотьев показывается подлинный облик случившегося. Так бывает, когда тает снег, и из-под него проступают клочки земли, они становятся все больше, соединяются между собой… Наконец, в каком-то озарении я понял главное. Мистером X был не кто иной, как Массэ собственной персоной. На первый взгляд подобное казалось еще более невероятным, чем все остальные версии. Но мысль об этом пришла мне в голову с такой же неизбежностью, как отправленное письмо приходит к адресату.

– Скажите, Элен, вы ведь обо всем договорились с ним, не так ли?

Она по-прежнему безучастно смотрела на меня. Я тщательно подбирал нужные слова, мне следовало быть начеку, прежде всего не ляпнуть чего-нибудь опрометчивого, чтобы не поломать того хрупкого подобия доверия, которое сложилось между нами.

– Я хочу сказать… я хочу сказать, что он нарочно бросился под мою машину, так?

Я чуть было не понял все тогда, когда произошел несчастный случай. Из-за взгляда, который бросил на меня Массэ. А затем я встретился с его женой, одна за другой на сцену вышли новые тайны, и я забыл об этом взгляде.

* * *

В дверь тихонько постучали. Я ничего не ответил, и дверь отворилась, за ней показался портье. Его большой нос, плохо подстриженные усы, взгляд доброго, но перепуганного человека напомнили мне карикатуры на французов, какие рисуют в американских сатирических журналах.

А я и Элен по-прежнему сидели рядом друг с другом на кровати, и он это не мог не увидеть, как и то, что я продолжал держать полотенце на зареванном лице Элен. Портье прошептал:

– Если вам что-то нужно…

– Нет, спасибо.

Наверное, он хотел бы остаться с нами, чтобы все разузнать. И ему эта ночь не подарила никаких радостей. Всю ночь он провел за стойкой, отдавал постояльцам ключи, принимал их, набирал номера телефонов…

Я сделал ему знак удалиться, и он послушно вышел из номера.

– Послушайте, Элен, теперь мне все ясно. Массэ сделал это нарочно. Он бросился под мою машину именно потому, что я ехал медленно. Правильно?

Снег заблуждений продолжал таять, на солнце появлялась твердая земля истины.

– В его намерения входило разыграть из себя пострадавшего, чтобы его отвезли в клинику, куда вы должны были отправиться за ним. Я не ошибаюсь?

Она тихонько плакала, и если даже слышала меня, то никак не показывала этого. Мешало ли горе ей размышлять? Пыталась ли она выстроить какой-нибудь план защиты, чтобы вывернуться?

Я достал из кармана пневматичку, адресованную Люсьенн.

– Это письмо он написал задолго до несчастного случая, а вы в условленный час его отправили. Здесь-то и находится ключ к отгадке, Элен: все было рассчитано заранее. Все: место происшествия, время, клиника, час, когда вы должны были отправиться за Массэ…

Я глубоко вздохнул. Резким жестом она отстранила полотенце от своего лица. Я встал и повесил фуражку на спинку кровати. Пот ручьями тек по моему лбу. Господи Боже! Никогда в жизни не испытывал я ничего подобного, никогда мне не приходилось произносить слов, требующих подобного физического усилия.

– Что вы подумали, когда монахиня сказала вам, что Жан-Пьера Массэ нет у них в клинике?

Наконец-то Элен хоть как-то отреагировала, пожав плечами.

– Вы, должно быть, подумали, что Массэ, против его воли, отвезли в другую больницу?

– Да.

Она раскололась.

Нельзя было дать ей время собраться. Я расслабил узел галстука. В этом отеле не жалели дров, в номере можно было задохнуться. Правда, для первого января погода стояла необычайно теплая, по всем нормам полагалось быть гораздо холоднее. Я не сомневался, что завтра все газеты будут писать об удивительной оттепели, какой не припомнят с тысяча восемьсот семьдесят седьмого года! Во Франции наводнения, необычайную жару или холод всегда относят к периоду между тысяча восемьсот семидесятым и тысяча восемьсот семьдесят седьмым годами, как будто именно в это время страна познала все возможные природные катаклизмы!

– Тогда вы решили поставить автомобиль в гараж, подумав, что, в конце концов, он явится за ним сам, когда выйдет из больницы. Правильно?

– Да.

– Вы записали номер телефона отеля, потому что он не знал, где вы остановились, уйдя из его квартиры?

– Да.

Молчание. Я хотел задать ей еще тысячу вопросов, но не знал, с какого начать.

– Как это вышло? – прошептала она так тихо, как будто боялась звука собственного голоса.

– Как вышло, что я оказался в курсе стольких вещей?

– Да.

– Я отправился сообщить мадам Массэ о случившемся. Пока горничная провожала вас до стоянки такси, позвонили из Блю-бара, попросили приехать за Люсьенн.

– Люсьенн! – подскочила девушка.

– Извините меня, знаете, мы, американцы, очень фамильярны! Значит, я поехал туда. Мадам Массэ напилась пьяной и пыталась отравиться таблетками.

– Вот как?

– Я отвез ее домой.

Ее глаза заблестели. Я понял, о чем она подумала.

– Именно, – сказал я. – Именно я ответил вам по телефону, когда вы позвонили во второй раз.

Снова молчание! По улице прошла компания гуляк, распевая во все горло, но никак не попадая в лад.

– А она? – наконец прошептала Элен.

– Люсьенн Массэ?

– Да.

– Так что?

– Она… она не знает?..

– Нет. Я же сказал вам, что она слишком много выпила.

– У себя дома?

– Что?

– Она пила у себя дома?

– Да. А что?

Элен перестала плакать. Казалось, горе у нее сменилось тяжкой тревогой.

– Эй! Отвечайте! Почему вы спросили меня, пила ли она у себя дома?

– Что она пила?

– Виски.

– Со льдом?

– Да уж не помню. Но, черт возьми, вы ответите мне, в конце концов?.. О! Я все понял!

Я вспомнил о коробке с пробковой стружкой, о бачке со льдом, о пустой ампуле – и действительно все понял.

– Он отравил лед, лежавший в холодильнике? Так?

Элен не осмелилась ответить, но ее молчание было вполне красноречиво.

– А причина всей этой комбинации в том, что Массэ хотел убить свою жену?

– Он любил меня! – резко ответила девушка.

Для нее это служило оправданием.

– Он подменил бачок в холодильнике, поставив туда отравленный?

– Я не знаю, как сказать по-английски "синильная кислота"…

Теперь, когда все для нее было кончено, она хотела дополнить мои выводы своими откровениями. Странное дело! Элен как будто испытывала радость, признаваясь во всем. Может быть, признание приносило ей облегчение.

– Это очень сильный яд. Жан-Пьер хотел представить дело так, что произошло самоубийство. Нужно было, чтобы все случилось, пока она одна в квартире. Именно поэтому он устроил сцену и выгнал меня. Он знал, что горничная уйдет в конце дня. Чтобы образовался лед, нужно несколько часов…

– А несчастный случай был нужен, чтобы обеспечить алиби?

– Да.

– Нечего сказать, неопровержимое алиби. Вернувшись домой, он обнаружил бы свою жену мертвой. Он даже позаботился отправить ей пневматичку с просьбой дождаться его. Даже посоветовал ей выпить стаканчик!

– Это было лишним, – холодно сказал Элен, – моя кузина не питает отвращения к виски.

– А потом Массэ поставил бы настоящий бачок на место в морозильник?

– Да.

– Он выкинул бы отравленный бачок, положил ампулу с синильной кислотой, пилочку и обломки стекла рядом со стаканом, из которого пила его жена… а она была бы уже мертва в течение нескольких часов, пока он находился в больнице, а вы, как я предполагаю, на каком-нибудь приеме?

– Именно так.

– Превосходное преступление! Только… В механизм попала песчинка, и убийца погиб раньше своей жертвы!

Она закрыла лицо руками.

– Умоляю вас, не говорите так!

– Прошу прощения, но вы самая что ни на есть сучка, Элен! Значит, ваши телефонные звонки, молчание, ожидание внизу, в такси, – все это было для того, чтобы проверить, жива ли еще Люсьенн? Вроде как щупают пульс умирающего!

Я смолк: внезапно мне подумалось об ужасной, чудовищной вещи: отравленный лед по-прежнему находился в холодильнике Массэ! Совсем недавно я собственными руками приготовил стакан виски для Люсьенн. И она чуть не опорожнила его! А прежде чем уехать, я посоветовал Салли, дожидаясь меня, немножко выпить.

А Салли всегда пила скотч, разбавленный водой и со льдом!

11

Меня охватило страстное желание убить. Думаю, что еще чуть-чуть – и я бы свернул шею этой ядовитой змее, Элен. Салли! Моя дорогая Салли! Я сам вызвал ее от Фергюсонов… Я… Она оставила наших малышей, чтобы приехать в эту квартиру, где, я чувствовал – мы чувствовали это все трое, – притаилась смерть, и вот…

Затем на меня обрушилось состояние полной прострации. Я не мог ни двинуться, ни говорить, мысли застыли, как в летаргии. Еще немного погодя, так же внезапно, мне удалось вырваться из своего оцепенения.

– Номер телефона Массэ! Быстро! Быстро! Быстро!

Она вздрогнула.

– Но…

– Да поймите же, наконец, там моя жена.

– О! Боже мой! Звоните: Майо 58-14.

Я схватил трубку. Портье чуть задержался с ответом. Меня разрывало отчаяние.

– Слушаю.

– Срочно соедините меня… Нет, не надо.

Я вспомнил, что штепсель от телефона Массэ, оборванный мной, когда я выскакивал на улицу к приехавшей Салли, лежит в моем кармане.

* * *

Увидев, как я перескакиваю через шесть ступенек подряд, лысый толстяк, наверное, подумал, что я сошел с ума и перерезал горло постоялице их отеля. Выскочив на улицу, я бросился к своей машине.

Я повторял про себя:

– Салли! Моя Салли! О Господи! Сделай так, чтобы ей не хотелось пить! Сделай так, чтобы она ничего не выпила! Если я найду ее мертвой, я убью это чудовище, эту девку!

У Порт-Майо я чуть не протаранил такси, водитель которого наградил меня потоком ругательств. Я знал, что в Булонском лесу скорость ограничена, но на широких аллеях, превращенных дождем в каналы, где туман не казался слишком густым, выжимал сто пятьдесят километров в час.

Наконец бульвар Ричарда Уоллеса! Черные решетки, как будто выписанные тушью! Белый фасад надменного дома, в котором, возможно, уже лежат два трупа… Свет в гостиной горел. Я немного постоял у машины, надеясь увидеть за шторами милый силуэт Салли, но широкий квадрат окна был пуст, как экран сломанного телевизора.

Салли! Моя Салли! У Фергюсонов спали, наевшись до отвала сладостей и вдоволь навеселившись, наши малыши.

Все смешалось в моей бедной голове. Если бы я был более сильным человеком! Если бы не нуждался в присутствии жены…

Я чуть было не заорал снизу: "Са-алли-ии!" Мне казалось, что, если я позову, она появится, а если поднимусь наверх…

У консьержки, наконец, горела лампочка. Ее муж что-то косноязычно бормотал, а она после каждой его фразы отвечала: "Тихо! Тихо!"

Я поднялся наверх.

На лестничной площадке я прислушался к звукам в квартире. За дверью царила полная тишина. Тишина… да, мертвая тишина! Я бесшумно открыл дверь. В квартире была атмосфера роскоши и потрясения. Из гостиной лился обильный свет. Готовясь к худшему, я сразу направился туда. Если бы меня приговорили к расстрелу и унтер-офицер отдал приказ взводу: "Цельсь!" – и то бы я не был более напряжен.

Никого!

Я позвал, сначала тихо, затем громче:

– Салли!

Никто не отвечал.

Я повторил, еще громче:

– Салли! Салли!

Теперь я не торопился. Я знал, пока буду звать ее, она будет жить.

Меня заставил умолкнуть вид азалии, лежавшей на полу, – я бросил в горшок с ней кубик льда, а Люсьенн выпила виски, не дождавшись меня. Растение поникло и пожелтело: оно погибло!

Это был первый труп.

– Салли! Салли! Любовь моя!

Ни звука.

Должно быть, она находилась з спальне. Но прежде чем отправиться туда, я зашел на кухню. Бессмысленная надежда еще жгла мое сердце.

Я повторял про себя:

"В морозильнике я обнаружу все кубики льда, кроме одного…"

Холодильник выглядел почти так же устрашающе, как белые двери морга. Я потянул за ручку, она открылась с легким щелчком. Находившиеся в нем продукты выглядели мирно и успокаивающе. Я открыл морозильник. Бачок с отравленным льдом был на своем месте. Я потянул его за ручку. В миниатюре повторялась сцена в морге. Полный кошмар! Бачок оказался полон воды. Вода, едва начавшая замерзать из-за того, что я слишком резко потянул за ручку, проломив корочку, выплеснулась мне на пальцы.

Значит, Салли взяла лед и снова наполнила бачок!

В спальне было темно, но, когда я толкнул дверь, внутрь комнаты проник свет из гостиной, образовав розовый прямоугольник. Благодаря ему, я смог разглядеть обеих женщин. Люсьенн Массэ лежала на кровати, прикрыв лоб рукой. Салли полулежала в кресле. Ее руки свисали по обе стороны его, а голова склонилась на грудь.

О, моя Салли! Почему Бог позволил мне дожить до этой страшной минуты?

Я упал перед ней на колени и схватил ее теплую руку. Салли вздрогнула и слабо прошептала:

– Ах! Наконец ты вернулся, любовь моя!

Я вскочил одним рывком. В полумраке глаза моей жены радостно блестели, сверкали зубы потрясающей белизны.

– Салли, – пробормотал я, – Салли! Значит, ты не пила?

Она сказала: "Тихо", как консьержка своему мужу, и показала на Люсьенн. Нагнувшись над кроватью, я увидел, что на голове молодой женщины лежит резиновый пузырь, наполненный льдом.

– Я положила ей на голову лед, потому что у нее была страшная мигрень, – объяснила Салли. – У бедняжки жуткое похмелье.

И горячо добавила другим голосом, в котором слышалась любовь:

– С Новым годом, Вилли!

– С Новым годом, Салли!

Не помню, что я сделал потом: разрыдался или расхохотался.