Текст книги "Наполеон и женщины"

XIII. Элеонора

Жозефина можетъ быть приблизительно спокойна за свое будущее, пока Наполеонъ не пріобрететъ уверенности въ томъ, что можетъ иметь детей; а чтобы эта уверенность создалась у него, необходимо стеченіе обстоятельствъ совершенно невероятное. И это какъ разъ происходитъ; открытіе приходитъ оттуда, откуда, несомненно, меньше всего его можно было ждать; – къ нему приводитъ легкая связь, которая, казалось, не будетъ иметь завтрашняго дня и которой Императоръ не могъ въ то время придавать никакого значенія.

Г-жа Кампанъ, бывшая горничная при Королеве, основала, какъ известно, въ Сенъ-Жерменъ-анъ-Лей, въ конце Революціи, пансіонъ для девицъ, которому, почти съ самаго начала его существованія, покровительствовала Жозефина; она последовательно поместила туда свою дочь Гортензію, своихъ племянницъ и двоюродныхъ сестеръ Эмилію и Стефанію де Богарне, Стефанію Таше, Фелицату де Фодоа, потомъ свою золовку, Каролину Бонапартъ, и даже дочь Люсьена – Шарлоту. Вокругъ этихъ молодыхъ девушекъ сгруппировалось большинство девицъ, отцы которыхъ имели или желали иметь какую-нибудь связь съ Консуломъ: m-lles Барбрэ-Марбуа, Леклеркъ, Викторъ, Кларкъ, Макдональдъ… Благодаря тому, что племянницамъ г-жи Кампанъ, m-lles Огье, удалось, пользуясь интимной близостью съ Гортензіей, заключить очень выгодные браки, множество всякихъ интригановъ, даже изъ бедныхъ, начали просить принять и ихъ дочерей въ пансіонъ.

Г-жи Кампанъ слыла за вліятельную особу, многимъ устроила судьбу, добилась для некоторыхъ эмигрантовъ исключенія изъ эмигрантскихъ списковъ, возвращенія конфискованныхъ имуществъ. Короче – поступать къ ней было въ моде, и рядомъ съ именами славными, но очень новыми, въ спискахъ имелись такія имена, какъ Ноайли, Талони, Лалли-Толендали, Рошмоны, затемъ имена крупныхъ финансистовъ и имена совершенно безвестныя.

Была тамъ, между прочимъ, одна молодая девушка, о происхожденіи которой хозяйке пансіона было бы неловко дать сведенія, если бы она выбирала своихъ пансіонерокъ такъ же осмотрительно, какъ это было въ начале ея деятельности; слава ея заведенія несколько померкла после Консульства, и она была вынуждена для заполненія свободныхъ местъ принимать почти всехъ, кто къ ней обращался. Это была m-lle Луиза-Екатерина-Элеонора Дэнюель де ля Плень. Отецъ, выдававшій себя за рантье, не всегда былъ счастливъ въ своихъ делахъ; мать, еще оченъ хорошенькая, была довольно легкомысленна, и семья, занимавшая на Итальянскомъ бульваре роскошную квартиру, принимала у себя многочисленное и очень пестрое общество, жила со дня на день на доходы отца или на доходы матери, въ ожиданіи, когда дочь, которой было семнадцать летъ въ 1804 г. (она родилась 13 сентября 1787 г.), сделаетъ богатую партію или, по крайней мере, всупитъ въ светъ.

Время проходитъ, мать старится, отецъ влезаетъ въ долги, обожатели исчезаютъ, плата за пансіонъ становится обременительной, а съ техъ поръ, какъ Богарне ушли, у г-жи Кампанъ прошло время такихъ браковъ, какіе удалось заключить m-lle Ней или m-lle Савари.

Г-жа Денюэль, не имея доступа въ салоны, решается показать свою дочь въ театре, и въ одинъ прекрасный вечеръ какой-то офицеръ приличной наружности является, въ театре Gaite, въ ложу, передніе стулья которой занимаютъ оне съ дочерью, и занимаетъ свободное место. Дамы не имеютъ неприступнаго вида, офицеръ очень любезенъ, и знакомство быстро подвигается впередъ. Онъ говоритъ о любви, ему въ ответъ говорятъ о браке. Пусть – бракъ, если безъ него нельзя обойтись.

Его приглашаютъ на Итальянскій бульваръ, онъ, конечно, принимаетъ приглашеніе и продолжаетъ насупленіе. Отецъ, правда, пытается занять у него денегъ, это внушаетъ ему подозренія относительно. ихъ образа жизни, но разговоръ съ г-жей Кампанъ успокаиваетъ его совесть, – если вообще она есть у него; онъ только объявляетъ, что желаетъ венчаться въ Сенъ-Жерменъ, и венчаніе, действительно, происходитъ тамъ 25 нивоза XIII г. (15 января 1805 г.).

Этоть офицеръ, Жанъ-Оноре-Франсуа Ревель, называвшій себя капитаномъ 15-го драгунскаго полка, прикомандированнымъ къ гепералу д'Авранжъ д'Южеранвилю, оказался мошенникомъ. Онъ былъ квартирмейстеромъ въ полку, въ которомъ служилъ, вышелъ въ отставку и говорилъ, что намеренъ заняться поставкой провіанта въ армію. Пока что, онъ жилъ въ долгъ въ какой-то гостинице и, повидимому, разсчитывалъ, чтобы выпутаться, гораздо более на красоту своей жены, чемъ на свои собственныя силы. Черезъ два месяца после женитьбы его арестовываютъ за то, что онъ представилъ въ уплату, въ своемъ полку, подложный вексель, и сажаютъ въ тюрьму по обвиненію въ подлоге.

Элеонора вспоминаетъ тогда, что была въ одномъ пансіоне съ Каролиной Мюратъ – съ Е. И. В. Принцессой Каролиной – и снабженная горячими рекомендаціями г-жи Кампанъ, отправляется къ ней просить ея покровительства. Каролина помещаетъ ее въ Шантильи въ какомъ-то якобы семейномъ доме, въ которомъ принимаютъ молодыхъ женщинъ, попавшихъ въ несчастное положеніе; потомъ, по ея просьбе, она беретъ ее къ себе, несмотря на то, что г-жа Кампанъ советуетъ удалить ее изъ общества и черезъ некоторое время выдать замужъ где-нибудь въ провинціи.

Элеонора очень красива: высокаго роста, стройная, хорошо сложенная, брюнетка съ прекрасными черными глазами, живая и очень кокетливая. Воспитаніе, которое она получила, не научило ее быть разборчивой въ средствахъ; не могла она научиться этому и въ теченіе техъ двухъ месяцевъ, которые прожила съ Ревелемъ. Сначала ей было поручено докладывать о пришедшихъ, потомъ она была возведена въ санъ лектрисы; когда Наполеонъ, возвратившись изъ Аустерлица (конецъ января 1806 г.), явился повидать свою сестру, Элеонора, якобы случайно, оказалась тамъ, где онъ проходилъ; она постаралась обратить на себя вниманіе, и когда ей было сделано предложеніе, немедленно же съ восторгомъ приняла его. Ее везутъ въ Тюильери, а затемъ время отъ времени она является туда на два, на три часа, стараясь оставаться тамъ, какъ можно меньше. Она сама разсказывала, что въ комнате, въ которой Наполеонъ ее принималъ, въ глубине алькова, были повешены стенные часы и, когда Императоръ бывалъ занятъ, она переводила большую стрелку на полчаса впередъ. Время, которое Наполеонъ отдавалъ на подобныя развлеченія, было строго разсчитано; поднимая голову, онъ смотрелъ на часы: «Уже!» говорилъ онъ, и влюбленная дама освобождалась.

Хотя она уделяла этому и немного времени, последнее было хорошо использовано. Элеонора знала, какъ взяться за дело. Но она не хотела, чтобы выгодами положенія воспользовался Ревель. Поэтому, 13 февраля она начинаетъ дело о разводе, обвиняя мужа въ нанесеніи ей тяжкихъ оскорбленій, и выигрываетъ дело темъ более, что Ревель осужденъ уголовнымъ судомъ Сены-и-Уазы къ тюремному заключенію на два года. Разводъ объявленъ 29 апреля 1806 г. Произошло это какъ разъ во время, потому что съ марта месяца Элеонора беременна; она родитъ въ субботу, 13 декабря 1806 г., въ улице Виктуаръ, № 29, ребенка мужского пола, который записанъ подъ именемъ Леона, сына девицы Элеоноры Денюэль, рантьерки, двадцати летъ отъ роду, и находящагося въ безвестной отлучке отца.

Никакихъ сомненій относительно отцовства: Элеонора, «причисленная, какъ гласилъ актъ о разводе, къ Е. И. В. принцессе Каролине», жила, после возвращенія изъ Шантильи, въ улице Провансъ, въ правительственномъ отеле (это – отель Телюссонъ, который Мюратъ купилъ 22 нивоза X года). Она выходила изъ него только для визитовъ въ Тюильери, тайяа которыхъ была известна Каролине. Впрочемъ, чтобы устранить все сомненія, достаточно было взглянуть на ребенка, сходство котораго съ Наполеономъ бросалось въ глаза.

Императоръ узналъ новость о рожденіи, находясь въ Пулстуке, 31 декабря. Чары волшебства разсеялись, и Императоръ отныне могъ быть уверенъ, что можетъ иметь наследника-сына. Это незаконное ражденіе ребенка безъ имени, быть можетъ, больше, чемъ какой-либо другой фактъ, повліяло на его последующую жизнь и определило важнейшія решенія, которыя онъ принялъ после Тильзита и выполнилъ лишь черезъ два года.

Леона поручили сначала г-же Луаръ, кормилице Ахила Мюрата; потомъ, въ 1812 г., былъ образованъ семейный советъ, назначившій ему въ опекуны г. Матьё де Мовьера, мэра коммуны Сенъ-Форже и барона Имперіи и, что было особенно важно, тестя Меневаля, личнаго секретаря Императора.

Наполеонъ, не довольствуясь темъ, что далъ уже ему значительное состояніе, поручилъ герцогу де Бассано въ январе 1814 г., передъ отъездомъ въ армію, прибавить къ нему ренту въ 12,000 ливровъ. 21 іюня 1815 г. онъ прибавилъ еще 100,000 франковъ въ акціяхъ Каналовъ; въ завещаніи былъ также оговоренъ капиталъ въ 320,000 франковъ, предназначенный на покупку земли для Леона; Наполеонъ помнилъ о немъ до своего последняго дня и посвятилъ ему 37 параграфъ своихъ Инструкцій душеприказчикамъ: «Я ничего не имелъ бы противъ того, чтобы Леонъ поступилъ въ магистратуру, если это ему по душе».

Но что все эти дары по сравненіи съ темъ, что однажды вздумалъ онъ сделать для него! Чтобы избежать развода, чтобы не расходиться съ Жозефиной, къ которой былъ искренно привязанъ, любя въ ней даже ея недостатки, чтобы выполнить, какъ ему казалось, разумнымъ образомъ, требованія закона о наследованіи, онъ, – это не подлежитъ никакому сомненію, – задумалъ усыновить своего незаконнорожденнаго сына, не одинъ разъ говорилъ объ этомъ съ Жозефиной, советовался со своими приближенными. Онъ ищетъ подходяшихъ примеровъ, ссылается на прецеденты, придумываетъ оправданія; если онъ отступаетъ оть этого плана, то только потому, что прошло время для подобныхъ пріемовъ, прошло время, когда Людовикъ ХІV объявлялъ герцога дю Мена и графа Тулузcкаго наследниками трона. А въ ожиданіи решенія этого вопроса онъ очень привыкъ къ ребенку, почти привязался къ нему. Онъ часто призываетъ его къ себе то въ Елисейскійдворецъ, то къ сестре Каролине, то даже въ Тюильери на то время, когда одевается и завтракаетъ. Ему нравится кормить его сластями, играть съ нимъ, забавляться его живой болтовней.

Событія идутъ своимъ чередомъ, Наполеонъ лишается возможности по прежнему заботиться о Леоне; но въ 1815 г. онъ поручаетъ его своей Матери и кардиналу Фешу.

Мать Наполеона и раныне заботилась о немъ; она готова была многое сделать для него; но характеръ Леона былъ не изъ привлекателышхъ.

Въ 1832 г., двадцатипяти летъ отъ роду, онъ, уже раззоренный игрой, обращается къ кардиналу Фешу и обещаетъ ему отныне не терятъ no 45,000 франковъ въ одну ночь. – Клятва игрока! – Черезъ годъ мы видимъ его дельцомъ и въ то же время иллюминатомъ и политическимъ деятелемъ; онъ вызываетъ на дуэль то того, то другого (въ 1833 и 1834 гг.): онъ храбръ и несколько задоренъ. Въ 1834 г. онъ выбранъ батальоннымъ командиромъ національной гвардіи въ Сенъ-Дени, благодаря тому, что связываетъ себя съ «великимъ человекомъ, которому обязанъ своимъ рожденіемъ». За небрежное отношеніе къ служебнымъ обязанностямъ онъ временно отрешенъ отъ должности, а затемъ уволенъ и принимается за писаніе анологетическихъ брошюръ, въ которыхъ трудно разобраться. Въ 1840 г. онъ впутывается въ офиціальный кортежъ по случаю возвращенія Праха и, окончательно раззоренный, начинаетъ противъ матери целый рядъ процессовъ.

Элеонора сохранила свое состояніе. Императоръ никогда больше не виделъ ее, онъ отказался принять ее, когда въ 1807 г. она явилась въ Фонтенебло, но онъ расквитался съ нею, давъ ей отель въ улице Победы, 29, и 4 февраля 1808 г. – въ приданое – неотчуждаемую и непередаваемую ренту въ 22,000 ливровъ. Она выходитъ въ этотъ день замужъ за г. Пьера-Филиппа Ожье, пехотнаго поручика, сына некоего, г. Ожье, де Созей, который былъ депутатомъ Третьяго сословія въ Конституанте и супрефектомъ въ Рошфоре, а съ XII г. – депутатомъ Нижней-Шаранты въ Законодательномъ Корпусе. Поручикъ Ожье увезъ свою жену въ Испанію и умеръ въ плену после похода въ Россію. Элеонора скоро утешилась, снова вышла замужъ въ Секенгейме 25 мая 1814 г. за г. Шарля-Августа-Эмиля графа Люксбурга, майора на службе Баварскаго короля. Вернувшись въ Парижъ съ своимъ новымъ супругомъ, она наткнулась на шантажныя угрозы Ревеля, своего перваго мужа, который, пользуясь паденіемъ тирана, выставлялъ себя жертвой его, чтобы извлечь, по возможности, выгоды изъ создавшагося положенія. Г-жа Люксбургъ не испугалась его угрозъ, и Ревель, чтобы отмстить и заработать несколько грошей, опубликовалъ безчисленное множество памфлетовъ съ заглавіями великолепно придуманными для того, чтобы вызвать скандалъ; но онъ потерялъ передъ всеми инстанціями процессъ, который началъ противъ своей бывшей жены.

Леонъ былъ немного счастливее въ своихъ процессахъ съ матерью: ему, правда, было отказано въ сдаче отчета, его обвиненіе въ мошенничестве было оставлено безъ последствій, но онъ добился того, что былъ признанъ незаконнорожденнымъ сыномъ, а вместо пенсіи на содержаніе ему присудили 2 іюля 1846 г. единовременно 4000 франковъ. Въ 1848 г. онъ, повидимому, опять добылъ денегъ, потому что собирается выставить свою кандидатуру на постъ президента Республики противъ принца Людовика-Наполеона, съ которымъ восемь летъ тому назадъ, въ марте 1840 г. хотелъ драться на дуэли. Исторія эта настолько странная, что только некоторымъ помешательствомъ и можно ее объяснить. Подробности ея можно найти въ брошюре, озаглавленной Ответъ е. графа Леона, проживающаго въ Париже, улица Провансъ, 53, – издателю газеты «Capitole» (Paris, imprimerie de Pierre Baudouin, 1840, in – 4°). Въ 1849 г. онъ выступаетъ на законодательныхъ выборахъ и выпускаетъ манифестъ: Гражданинъ Леонъ, бывшій графъ Леонъ, сынъ императора Наполеона, директоръ Общества Мира, къ Французскому Народу.

Наступаетъ Имперія. Леонъ получаетъ отъ Наполеона III, котораго хотелъ убить, пенсію въ 6000 франковъ и, согласно духовному завещанію Наполеона, капиталъ въ 225,319 франковъ; но этимъ онъ не удовлетворяется: въ 1853 г. онъ требуетъ 572,670 франковъ на основаніи никому неведомыхъ декретовъ отъ апреля, мая и іюня 1815 г.; въ 1857 г. онъ требуетъ судомъ съ министра Общественныхъ Работъ возвращенія 500,000 франковъ, которые, по его словамъ, следуютъ ему за изысканія пути Северной железной дороги.

He проходитъ ни единаго года безъ того, чтобы онъ не выступилъ съ целымъ ворохомъ предложеній, требованій и петицій. Четыре, пять, шесть разъ его долги покрываются изъ суммъ цивильнаго листа. Его голова постоянно кишитъ проектами железнодоржныхъ линій, новыхъ бульваровъ, процессовъ, делъ. Его брошюра: Миръ, решеніе италъянскаго вопроса, изданная въ 1859 г., окончательно показываетъ, съ кемъ мы имеемъ дело: онъ провозглашаетъ въ ней, что Кессэнъ – пророкъ своего времени. «Одинъ онъ разрешилъ все трудные вопросы настоящаго и будущаго». Кессэнъ, – этого, можетъ быть, не знаютъ, – авторъ Девяти книгъ (1809 г.), основатель Сераго Дома (1810 г.), Новаго Сераго Дома и Духовныхъ Семей. Весьма вероятно, что Общество Мира, директоромъ котораго величалъ себя Леонъ въ 1849 г., было продолженіемъ Духовныхъ Семей, о которыхъ въ 1859 г. онъ, вероятно, одинъ только и помнилъ.

Леонъ умеръ въ Понтуазе 15 апреля 1881 г. несомненно невменяемымъ.

Вокругъ загадочнаго происхожденія этого незаконнорожденнаго сына Наполеона создалось множество всякихъ романовъ. Но какой романъ можетъ сравняться съ исторіей его жизни, изъ которой намъ известны только обрывки, разбросанные въ судебныхъ отчетахъ, въ метрическихъ книгахъ, въ циркулярахъ и избирательныхъ афишахъ, и которая, если бы можно было проследить ее и разсказать целикомъ, принесла бы много всевозможныхъ сюрпризовъ.[17]17
  Г. Поль Жинисти разсказалъ въ своихъ удивительно осведомленныхъ статьяхъ (Gil Bias отъ 8 и 15 янв. 1894 г.) о последнихъ дняхъ несчастнаго Леона. Онъ далъ много трогательныхъ подробностей о теперешнемъ положеніи его дочери, учительницы въ Коммунальной школе для девочекъ въ Богари, въ ажлирскомъ департаменте. Но какую-бы жалость ни внушалъ намъ печальный конецъ графа Леона и положеніе его потомковъ, я думаю, все-же, что тотъ, кто возьметъ на себя трудъ просмотреть написанныя имъ брошюры, придетъ къ выводамъ еще более суровымъ, чемъ те, за которые упрекалъ меня г. Жинисти.


[Закрыть]

ХІV. Гортензія

Начало 1807 г. было решающимъ въ жизни Наполеона. Въ Январе онъ узнаетъ о рожденіи Леона; въ мае онъ узнаетъ о смерти Наполеона-Карла. Рожденіе Леона принесло ему уверенность въ томъ, что онъ можетъ иметь прямое потомство; смерть Наполеона-Карла, старшаго сына Людовика и Гортензіи, – это гибель мечты о наследнике, съ которой онъ свыкся и осуществить которую посредствомъ торжественнаго акта усыновленія ему мешали до сихъ поръ только обстоятельства, независящія отъ его воли. Этотъ ребенокъ дорогъ его сердцу; это – сынъ девушки, которую онъ выростилъ, для которой онъ былъ отцомъ и воспитателемъ, которая почти съ самаго же начала настолько овладела его чувствами, что ея слезы заставили его простить Жозефину, тогда какъ его собственная любовь къ последней оказалась недостаточно сильной для этого. И въ то же время это – сынъ любимаго младшаго брата, на котораго онъ смотритъ, какъ на своего сына, котораго онъ содержалъ, училъ на свое жалованье поручика, сделалъ своимъ адьютантомъ, свидетелемъ первыхъ своихъ великихъ подвиговъ и вследъ за собою поднялъ на высоту трона. Въ этомъ ребенке онъ видитъ сильно выраженный типъ Бонапартовъ; къ нему не перешли ни отвислая губа, не носъ Людовика; утонченная грація креолки Гортензіи не лишила его мужественности, типъ Бонапартовъ былъ несколько смягченъ у него и опоэтизированъ ореоломъ белокурыхъ волосъ. Этому ребенку, – первому мальчику въ его роде, – онъ далъ имя своего отца. Онъ назвалъ его Наполеономъ-Карломъ, онъ такъ любилъ его, такъ живо выказывалъ свою привязанность къ нему, что некоторые нашли возможнымъ инсинуировать, будто онъ его отецъ, будто его падчерица Гортензія, передъ темъ, какъ онъ ее выдалъ за своего брата, была его любовницей. Верно ли это?

Брачный договоръ Гортензіи былъ заключенъ 13 нивоза X года (3 января 1802 г.); бракосочетаніе было отпраздиовано 14 (4 января), ея сынъ родился 18 вандемьера XI г. (10 октября 1802 г.). Въ моментъ бракосочетанія она не была, следовательно, беременна и роды не были преждевременны, потому что между свадьбой и рожденіемъ ребенка прашло двести восемьдесятъ дней. Нормальный періодъ беременности равенъ, какъ известно, двумстамъ семидесяти днямъ. Такимъ образомъ, зачатіе произошло, надо полагать, 23 нивоза (14 января). Между темъ, 18 нивоза (8 января), въ полночь, Первый Консулъ уехалъ въ Ліонъ и вернулся въ Парижъ только 12 плювіоза (1 февраля). Это – доказательства матеріальныя; имеются и другія.

Людовикъ – ревнивый и подозрительный, какъ никто, съ первыхъ же дней замужества тиранически обращавшійся съ женою, не позволявшій ей провести ни единой ночи въ Сенъ-Клу, ни на минуту не упускавшій ее изъ виду, постоянно шпіонившій за нею, – не преминулъ, конечно, и самъ произвести подсчетъ.

Страдая болезнью, схваченной въ юности и поразившей крайне артритическій организмъ его, онъ, чтобы избавиться отъ нея, вначале попробовалъ действіе ваннъ изъ потроховъ, заражавшихъ своимъ зловоніемъ старую оранжерею въ конце террасы фэйянъ. Теперь же, съ целью отвлечь жидкость изъ внутреннихъ органовъ наружу, онъ спалъ на белье и въ сорочке чесоточнаго больного изъ госпиталя, заставляя и жену свою спать на маленькой кроватке въ томъ же алькове, въ которомъ спалъ и онъ. Каждую горничную, заподозренную въ преданности къ Гортензіи, онъ безпощадно разсчитывалъ; ея мать онъ при всякомъ случае осыпалъ самыми тяжкими обвиненіями; и при всемъ этомъ Людовикъ никогда ни малейшимъ образомъ не сомневался въ своемъ отцовстве. Онъ счелъ нужнымъ подтвердить въ Историческихъ документахъ о Голландіи, что онъ, действительно, былъ отцомъ своихъ троихъ ребятъ, которыхъ онъ и его жена, какъ онъ говоритъ, «любили одинаково нежно». Онъ повторялъ это заявленіе и въ прозе, и въ стихахъ (какъ известно, онъ считалъ себя поэтомъ). Когда Наполеонъ предложилъ усыновить, въ качестве своего наследника, Наполеона-Карла, Людовикъ могъ сделать намекъ на ходившіе тогда слухи; но это еще не означаетъ, что онъ имъ верилъ: они были для него предлогомъ, чтобы не соглашаться на предложеніе брата. Если онъ въ разговоре съ Наполеономъ касался, хотя бы намекомъ, этого предмета, то не есть ли это лучшее доказательство, что у него не было ни малейшихъ сомненій? Наполеона-Карла Людовикъ любилъ; правда, проявленія привязанности зависели у него вообще отъ его капризовъ; это былъ человекъ со странностями, склонный къ меланхоліи; но онъ любилъ его, какъ умелъ, и, когда ребенокъ умеръ, долго оплакивалъ его. Только тогда – и на очень короткое время – онъ помирился съ своей женой, съ которой вообще обращался настолько плохо, что Императоръ считалъ необходимымъ ставить ему это на видъ; онъ писалъ нежныя и почтительныя письма своей теще, кѳторую обыкновенно терпеть не могъ; онъ провожалъ вь Котере свою больную жену и въ Котере, при обстоятельствахъ, столь хорошо известныхъ, Гортензія забеременела третьимъ сыномъ, Карломъ-Людовикомъ-Наполеономъ, который сталъ впоследствіи императоромъ Наполеономъ III.

Такимъ образомъ, Людовикъ никогда ни минуты не думалъ, что Гортензія могла быть любовницей Наполеона и не только засвидетельствовалъ это, но и все его поведеніе отъ 1800 до 1809 г. есть сплошное доказательство, что онъ былъ уверенъ въ противномъ. Гортензія же до 1809 г. ничего не знала даже о существованіи этихъ слуховъ.

Бракъ матери съ генераломъ Бонапартомъ заделъ ее за живое. Какъ разъ передъ темъ, какъ онъ былъ заключенъ, она жила въ пансіоне г-жи Кампанъ въ Сенъ-Жерменъ-анъ-Лей, педалеко отъ своего дедушки маркиза да Богарне и тетки, г-жи Реноденъ, на которой лишь недавно женился маркизъ. Она вышла изъ пансіона и поселилась въ Тюильери приблизительно лишь передъ отъездомъ Консула въ Маренго. Следовательно, только после его возвращенія она получила возможностъ постоянно и запросто видеть его. У Наполеона возникло тогда чувство привязанности къ ней; онъ относился ке ней ласково, съ отцовской нежностью, но ей трудно было привыкнуть къ нему. Она испытывала какую-то почтительную робость передъ нимъ; дрожала, когда разговаривала съ нимъ. не смела о чемъ-нибудь попросить его; когда ей приходилось обращаться къ нему за какой-нибудь милостыо, она прибегала къ посредникамъ. «Глупенькая, – говорилъ Бонапартъ, – почему читъ, боится меня?»

Онъ совершенно или почти не вмешивался, когда Жозефина устраивала бракъ своей дочери съ Людовикомъ Бонапартомъ, такъ какъ надеялся, что этотъ бракъ создастъ некоторую связь между его семьей и семьей его жены, виделъ въ немъ политическія выгоды, а, главнымъ образомъ, не вмешивался изъ чувства деликатности по отношению къ Жозефине и къ ея детямъ отъ перваго брака. Но впоследствіи каждый разъ, когда онъ считалъ это уместнымъ, онъ укрощалъ Людовика, успокаивалъ его, делалъ ему выговоры, давалъ указанія, какъ онъ долженъ держаться съ Гортензіей; при этомъ онъ проявлялъ тактъ, деликатность, терпеніе поистине замечательные. Онъ глубоко жалелъ свою падчерицу, относился къ ней съ истиннымъ уваженіемъ, взвешивалъ въ ея присутствіи каждое свое слово. «Гортензія – повторялъ онъ, – заставляетъ меня верить въ добродетель».

Онъ знаетъ, что ходятъ слухи о его связи съ ней; что тотчасъ же после свадьбы Людовика съ Гортензіей среди публики, – и, быть можетъ, среди людей, очень близко стоящихъ къ нему, – разсказываютъ, будто онъ выдалъ ее замужъ беременной отъ него, что Гортензія родила раньше, чемъ прошло девять месяцевъ после ея свадьбы. Клевета, перейдя черезъ проливъ, возвратилась теперь раздутая и разукрашенная англійскими газетами. Чтобы сразу прекратить ее, Консулъ придумываетъ scenario, которое делаетъ еще меньше чести его воображенію, чемъ его деликатности. Онъ велитъ устроить балъ въ Мальмезоне. Гортензія присутствуетъ на этомъ балу; хотя она беременна уже на седъмомъ месяце, Бонапартъ подходитъ къ ней, проситъ ее танцовать. Она отказывается: она устала; она знаетъ. кроме того, какъ вообще не любитъ ея отчимъ, когда танцуютъ беременныя женщины, особенно если оне одеты, какъ теперь, въ платья, такъ тесно облегающія тело, что формы его обрисовываются совершенно ясно. Онъ настаиваетъ, проситъ – только одинь контръ-дансъ; снова – отказъ. Наконецъ, «онъ наговорилъ ей столько любезностей», что она уступаетъ. На другой день, въ одной газете, любовные стишки объ этомъ контрдансе. Гортензія, взбешенная, жалуется. Никакого ответа. Балъ только для того и былъ данъ, чтобы доставить поводъ напечатать эти стихи, которые должны доказать, что г-жа Людовикъ-Бонапартъ действительно беременна; поэтому же поводу и Moniteur, до техъ поръ никогда ничего не говорившій о семье Консула, печатаетъ въ своемъ номере отъ 21 вандемьера следующую заметку: «Госпожа Людовикъ Бонапартъ родила мальчика 18 вандемьера въ 9 часовъ вечера».

Наполеонъ, следовательно, все сделалъ, чтобы пресечь клевету; но она не прекращается, распространяется все шире; клевета эта конечно, оскорбительна, но такъ какъ она не можеть задеть ни его, ни Людовика, ни Гортензію, то онъ свыкается съ ней, начинаетъ оценивать ее съ политической точки зренія и видитъ, что можетъ извлечь изъ нея некоторыя выгоды. Онъ любитъ этого ребенка, котораго ему навязываютъ въ сыновья; онъ любитъ его, какъ своего собственнаго; онъ проявляетъ къ нему чисто отцовскую слабость; мило и нежно дурачится вместе съ нимъ. Онъ въ восторге, когда ребенокъ, видя проходящихъ по саду солдатъ, кричить имъ: «Да здравствуетъ солдатъ Нононъ!» Ему приносятъ его во время обеда, онъ сажаетъ его на столъ, заставленный посудой и кушаньями, и забавляется, глядя, какъ ребенокъ хватается за все и переворачиваетъ все, что можетъ достать. Онъ ходитъ вместе съ нимъ кормить табакомъ газелей, сажаетъ его на нихъ верхомъ, хохочетъ, когда ребенокъ называетъ его дядя Бибишъ.[18]18
  Biche – лань. Прим. перев.


[Закрыть] Его приносятъ къ нему, когда онъ одевается; онъ целуетъ его, дергаетъ за уши, делаетъ ему гримасы, потомъ, становясь на четвереньки на ковре, играетъ съ нимъ. Ну, что же! Если оне назначитъ этого ребенка своимъ наследникомъ, все придутъ къ убежденію, что онъ его отецъ: что ему до этого?

Въ немъ будутъ видеть его кровь, его родъ, его геній. Наследованіе не будетъ тогда искуственнымъ, противоречащимъ всемъ конституціямъ всехъ народовъ: это будетъ наследованіе, основанное, въ глазахъ народа, на прямомъ кровномъ родстве, которое народъ считаетъ единственно-допустимой основой наследованія. Это противно добрымъ нравамъ, – правда; но у Наполеона нетъ предразсудковъ: онъ считаетъ, что его исключительная судьба поставила его настолько выше всего обычнаго, что обычныя требованія морали не будутъ применяться къ нему націей, возможность же обезпечить за собою такимъ образомъ правовую устойчивость настолько важна для нея, что она не обратитъ вниманія на неприличіе, даже если будетъ догадываться о последнемъ. Къ тому же это будутъ только подозренія, только широко распространенное предположеніе, а не уверенность; а онъ, Наполеонъ, знаетъ, какое это можетъ иметь значеніе.

He значитъ ли это, основываясь на простыхъ предположеніяхъ, нескромно навязывать Императору те или иные взгляды и мысли? Ни въ какомъ случае. Черезъ два года, беседуя съ Гортензіей (последняя занесла этотъ разговоръ въ свои мемуары, которые не были изданы), онъ долго говорилъ ей о последствіяхъ смерти ея сына, «котораго, – прибавилъ онъ, – считали также моимъ сыномъ». «Вы знаете, – сказалъ онъ, – насколько нелепо такое предположеніе, но темъ не менее, вы всю Европу не смогли бы разубедить въ томъ, что этотъ ребенокъ былъ моимъ». Онъ останавливается на мгновенье, видя, какъ поражена Гортензія, и потомъ продолжалъ: «о, васъ, темъ не менее, не думаютъ хуже, чемъ прежде. Вы пользуетесь общимъ уваженіемъ. Но этому поверили». Онъ помолчалъ некоторое время и потомъ снова заговорилъ: «Можетъ быть, и хорошо, что этому верили; поэтому-то для меня его смерть была большимъ несчастіемъ». Я была такъ поражена, – пишетъ далее Гортензія, – что не могла произнести ни слова и такъ и осталась стоять у камина. Я не слышала больше, что онъ говорилъ. Слова: «Можетъ бытъ, и хорошо, что этому верили» – словно сняли съ моихъ глазъ повязку; они перепутали у меня все въ голове и поразили меня прямо въ сердце нестерпимой болью. Какъ! Когда онъ обращался со мною, какъ съ дочерью, когда онъ такъ просто и такъ сердечно заменялъ мне отца, котораго я потеряла, выказывалъ мне столько заботъ, осыпалъ меня милостями, все это была политика, а не чувство привязанности».

Гортензія заблуждается. Если была въ этомъ политика, то была и привязанность; но ея возмущеніе, – вполне законное у нея, какъ у женщины, – не позволяетъ ей здраво оценить положеніе вещей, которое Наполеонъ разсматриваетъ, какъ мужчина. Онъ осыпалъ Гортензію знаками своего вниманія, не для того, чтобы подтвердить слухи, будто Карлъ-Наполеонъ его сынъ; напротивъ, онъ старался опровергауть ихъ. Но слухи не прекращались, уверенность въ ихъ справедливости крепла въ умахъ; тогда у него явилась мысль воспользоваться ими въ интересахъ своей власти и укрепленія своей династіи. Онъ поступилъ въ данномъ случае совершенно такъ же, какъ поступалъ на поле брани; одна изъ поразительныхъ особенностей его ума заключалась именно въ томъ, что онъ умелъ съ замечательной точностью оценить положеніе, въ которое попадалъ, принять его такимъ, каково оно было, и тотчасъ же действовать сообразно съ нимъ.

И несмотря на то, что, какъ онъ самъ говорилъ Гортензіи, смерть Наполеона-Карла была для него большимъ несчастьемъ, онъ не возмущается предъ лицомъ непоправимаго. Ему приписываютъ фразу: «У меня нетъ времени забавляться чувствомъ жалости подобно другимъ людямъ». Онъ могъ ее сказать; смерть беднаго маленькаго Наполеона была для него очень чувствительной потерей, онъ пишетъ объ этомъ всемъ – двадцать разъ Жозефине, пять или шесть разъ Гортензіи, Жозефу Жерому, Фуше, Монжу; но – «такова была его судьба»; и если бы после того, какъ судьба свершилась. Наполеонъ безъ конца предавался горю, онъ не былъ бы самимъ собою, онъ изменилъ бы тому философскому взгляду на жизнь, къ которому пріучило его непрерывное жестокое зрелище войны, где смерть – постоянная спутница, где только живые входятъ въ наличный составъ и принимаются въ разсчетъ.

Данная комбинація не удалась: Наполеонъ-Карлъ былъ одной изъ внешнихъ связей, соединявшихъ его съ Жозефиной. Эта связь порвалась. Между Наполеономъ и Жозефиной остаются отныне лишь узы личной привязанности и нежности, сплетенныя десятью годами общей жизни, прерывавшейся продолжительной разлукой, частыми ссорами и резкими недоразуменіями. Выдержатъ ли эти узы испытаніе, подобное тому, которому подверглись оне уже въ 1805 г., въ связи съ отношеніями Наполеона къ г-же***?