Текст книги "Заговор генералов"

– Ой, совсем забыл! – хлопнул себя по лбу Александр. – С утра собирался снова просить об одолжении. Не знаю, кого лучше: тебя или твоего дядьку. Машина-то вчера осталась на стоянке салона «Сатурн», что на Мясницкой. И теперь я боюсь, кабы там чего под днище не сунули. Хорошо бы ее оттуда вывезти эвакуатором, а потом осмотреть. Правда, – Турецкий в упор посмотрел на Меркулова, – вчера ночью один генерал сказал мне, что я правильно сделал, не поехав домой под кайфом. Мало ли? Но я бы все-таки не рисковал. Генералы, как мы уже поняли, народ чрезвычайно ненадежный. И слово держать их не научили. Наверно, еще в школе, да, Костя?

– Я скажу, – улыбнулся Денис. – Все будет в порядке.

– Да, тут не соскучишься, – тяжело вздохнул Меркулов, садясь и по внутренней связи отдавая распоряжение Клавдии принести кофе и три чая. – Итак, я собрал вас, чтобы сообщить о двух беседах, состоявшихся у меня вчера и сегодня утром. Но прежде я дам вам газету… Она называется… – Костя вынул из ящика стола свернутую газету и, разворачивая, прочитал: – «Вашингтон пост». Вот как. Здесь есть небольшая статья с комментарием от редакции. Прошу прочитать, после чего мы вместе обсудим ее содержание, а также поговорим о тех мерах, которые по данному поводу решила предпринять Администрация Президента. И сам Президент, с которым я разговаривал утром…

– А-а-а! – не удержался Турецкий, вспомнив вчерашний разговор с Генрихом. – Теперь мне, кажется, кое-что понятно… Засуетился, значит, наш Чуланов?

– Ну а это ты откуда знаешь? – почти зловещим шепотом спросил Меркулов.

– Костя, – невежливо отмахнулся Турецкий, – во вверенном тебе учреждении знают многое. Но не всё. Потому что всё известно только тебе. И мы ценим твою скромность. Давай, мы лучше прочитаем откровения бывшего цэрэушника, да? Ты ведь об этом?

– Нет, – в сердцах бросил Костя, – это с вами не соскучишься!

Тревожные предчувствия томили душу капитана Ивасютина. И дернул же черт случиться этому именно в его епархии! Ведь до сих пор сходило все чисто, а тут, как назло, Генеральная вцепилась, да еще с девкой ляминской такая неприятность… Будто нарочно – одно к одному!

Поначалу, когда включили в оперативно-следственную группу, подумалось, что это к лучшему: все время в курсе, есть возможность и проинформировать, кого надо, и правильно отреагировать, и вовремя отвалить в сторону, сославшись на собственные заботы, от которых никто не освобождал. Он уже решил, что его будут постоянно дергать, менять задания – одно за другим, а тут полная тишина, будто решили потихоньку на тормозах спустить. Либо ему проверку устроить. Если последнее – то совсем беда.

Целый вечер промучился Андрей Гаврилович, пока решился поделиться своими думами с женой. Ну, та, естественно, обалдела, увидев целых три тысячи долларов, которые показал ей муж. Скопленные на черный день. Или если какая беда случится. В милиции ведь все возможно, а помощи ей одной потом ждать неоткуда. Разве что похоронить помогут, и то спасибо. Ну а одну тысчонку потихоньку спускал Ивасютин, добавлял к своей зарплате, на которую жить стыдно. Объяснял премиями и иными поощрениями начальства. Но вдруг такая сумма! Было от чего обалдеть…

А сказал он жене по той причине, что, как ни старался, не смог найти в квартире подходящее место для схрона. Сам не первый день в уголовке, ему ли не знать!… Словом, сумел объяснить, убедить, что шум только все испортит, а ей надо бы взять детишек да махнуть к сестре, отдохнуть недельку-другую, и детям – в радость. На будущий год в школу, а они родной Волги не видали. Без жены и без денег в доме Ивасютин чувствовал бы себя куда комфортнее… Уговорил. Кажется, поняла. Обещала завтра же и отъехать.

А с утра, только на работу стал собираться, звонок от Грязнова: прошу срочно прибыть в МУР. Без каких бы то ни было объяснений причины срочности. Вот тут и екнуло сердце начальника отделения уголовного розыска. Причина-то была, да еще какая! Только не мог он засветиться. Вернее, не должен был. А мог или нет – это уж от Бога…

Звонок ему был вчера.

«Андрей? Ты, что ль, птичками интересовался? – дребезжал низкий голос. – Так вот, птенец, слышно, к вам залетел. В клетке он. Ты в метро „Цветной бульвар“ сейчас выдь, к тебе хороший человек подойдет, знаешь его, Костика-то, и чего он скажет, ты сделай, милый. На тебя надежда. Не жилец, думаю, птенчик-то наш, а? Понял меня? Ну, пока… А если чего, звони, не стесняйся…»

Такую вот получил информацию от Павла Антоновича. И сразу даже не понял, про какого птенца речь. Но Костик быстро и доходчиво все объяснил. Куда было деваться? Пошел Ивасютин на Петровку, благо – недалеко. Сказал, что к начальнику МУРа, поскольку включен в его оперативно-следственную группу. К счастью, Грязнова на месте не оказалось. Потолкался, вроде как отметился, и вызвал названного Костиком контролера-надзирателя из следственного изолятора. Всего и делов-то – передать крохотную ампулку, а руки тряслись: не приходилось еще. Ну и ушел домой.

Вот Грязнов и позвонил. Небось доложили, что приходил вчера Ивасютин. Ну, пронеси, Господи!… Истово перекрестился неверующий Андрей Гаврилович и напомнил супруге, что тянуть с отъездом ей никак нельзя.

– Дело наконец появилось? – спросил он, входя в кабинет начальника МУРа и здороваясь за руку. – Я понимаю, конечно, – почесал он затылок, – что надо, да только и у нас спать не дают. Впрочем, если, Вячеслав Иваныч, срочно чего, то я готов.

– Ага, – деловито, явно куда-то торопясь, подтвердил Грязнов. – Ты извини, Андрей Гаврилович, что потревожил, но помощь твоя понадобится. Иди, там, в приемной, разденься и заходи, потолкуем.

Ивасютин вышел в приемную, повесил свою дубленку на вешалку, кинул сверху кепку, пригладил ладонью редкие волосы и вернулся в кабинет Грязнова.

– Сейчас, – быстро сказал тот и взялся за телефонную трубку. Набрал номер, стал ждать отзыва, помахивая трубкой и глядя в окно.

Вошел Саватеев, уже знакомый Ивасютину, оглянувшись на посетителя, кивнул ему и вопросительно поглядел на Грязнова.

– Давай, – махнул тот рукой, раздраженно бросая трубку, – он же свой. В группе.

– В общем, взяли его, – понизив голос, доложил Саватеев. – Не обошлось без небольшой перестрелки, но ребята сработали чисто.

– Ну хоть тут повезло, – облегченно выдохнул Грязнов и посмотрел на Ивасютина в упор: – Слыхал уже, Криворучку ночью отравили? Во, блин, работают! Ну ничего, зато теперь я из этого Воробьева лично всю душу вытрясу… Все-таки я как знал! – Грязнов теперь говорил как бы в пространство, споря с кем-то неизвестным Ивасютину. – Как угадал: оставил засаду у него на квартире. А он под утро и явился, собственной персоной. Задели, значит, его? – спросил у Саватеева.

– Царапина, – небрежно заметил тот. – Пластырем залепили. Он сейчас у Турецкого, а к нам привезут на протяжении, думаю, часа.

– Ведь он же на Стромынке проживает? – вмешался Ивасютин. – Вернее, теперь уже проживал. А это мой район. Чего ж не сказали? – произнес с обидой. – А я вчера сюда приезжал. Думал, нужен…

– Не обижайся, Андрей, – засмеялся Грязнов. – Кто ж мог знать, что наш убивец в первую же ночь хату свою посетит? Там сейчас вовсю обыск идет. Если уже не закончили. Выясним, чего этот приперся. Может, что-то важное, удирая, забыл… Ладно, скоро все узнаем. Нам бы на заказчика выйти! – мечтательно проговорил он. – Как считаешь, заговорит, если мы его с показаниями Криворучки ознакомим, где тот на него все дерьмо валил, а после труп предъявим: вот, мол, хозяева твои не тебя, а себя спасают, хотя и не знают, что он про них нам наговорил. А теперь посадим тебя в ту же камеру и подождем следующей ночи… Ладно. Вот что, Андрей, хочу я поручить тебе розыск того «Москвича», что забрал покойный Криворучко. Я так понимаю, что никому он его не продал, а спрятал где-то в районе своей деревни. Чего прошу: завтра с утра мотнись-ка в Можайск и с местными ребятами пошуруй хорошенько. Машина ж – вещдок. А моим архаровцам, когда ездили брать Криворучко, не до нее было. Сделаешь? Все фамилии возьми в приемной. Договорились? Я тебя заранее позвал к тому, чтоб ты успел свои дела развести, если есть срочные. Давай. Деньги на проезд есть?

Ивасютин машинально кивнул.

– Ну и лады. Вернешься, возместим. Чтоб не заводить долгую бухгалтерию.

И Грязнов с откровенной ненавистью на лице снова схватился за телефонную трубку.

Ивасютин кивнул пару раз и вышел из кабинета. У помощника начальника взял список сотрудников милиции, участвовавших в задержании Криворучко, оделся и вышел. И только выйдя за проходную, смог вздохнуть с облегчением. Показалось, что только что сдал самый трудный в жизни экзамен. Даже пожалел маленько, что настоял на отъезде жены с детьми. Да уж теперь ладно, что сделано, всегда к лучшему…

И он медленно пошел Колобовским переулком к Цветному бульвару.

«Жигуленок», обогнавший его, высадил на углу молодого человека, проехал дальше и свернул за угол.

Ивасютин вышел к бульвару и отправился в сторону метро. Но, заметив между торговых палаток несколько телефонных автоматов, в раздумье остановился, как бы невзначай огляделся, потом постоял у табачного киоска, долго выбирая, какие купить сигареты, и наконец встал под козырек стеклянного куба и снял трубку.

На заднем сиденье бежевого «жигуленка» сидел другой молодой человек с наушниками на голове. Такие носят многие, постоянно слушая записи на своих плейерах. Водитель за рулем явно скучал.

– Есть, – сказал человек с наушниками. – Запись пошла.

Водитель снял телефонную трубку, набрал номер и, услышав отзыв, сообщил:

– Денис Андреевич, пошла запись.

– Вот теперь глаз не спускайте. Текст передадите сразу, как закончится.

– Понятно. – Водитель взял отводной наушник и стал тоже слушать.

"– …Андрей это. Надо бы увидеться. Только у меня все еще нет уверенности…

– Помнишь ту стоянку? Вот туда и подходи. Подстрахуем…"

– Передавай, – сказал молодой человек, снял наушники и вышел из машины.

– Денис Андреевич, держите короткий текст, Толя пошел.

– Идите вдвоем и сообщайте. Машину заберем у «Мира». Слышимость нормальная? Где страховать?

– Слышимость в норме. Адрес пока неясен. Следите за нашим сигналом. Стоянка наверняка где-то снаружи.

– Только не потеряйте!

– Как можно, Денис Андреевич! – почти с обидой сказал водитель. Он сунул аппаратуру в сумку, перекинул ремешок через плечо, выйдя из машины, запер ее «хитрым» ключом и кинулся к метро догонять напарника.

Глава 17.

Им выдали белые халаты, и, облачившись, Лямин и Коновалов стали невероятно похожи друг на друга – оба высокие, плотного сложения, лысеющие и заметно скуластые. Оно и понятно – Сибирь-матушка… Только Коновалов был олимпийски спокоен, а Лямин нервничал, поминутно стирая ладонью с шеи пот и поправляя спадающий халат.

После краткой беседы с главным врачом, постаравшимся успокоить высокопоставленного папашу, им наконец было разрешено посетить Ларису, которая находилась в отдельной палате, в самом торце коридора. Но возле двери их остановил охранник – крупный парень в камуфляжной форме, резко контрастирующей с белыми халатами окружающих. Он вытянулся по стойке «смирно» и негромко, но четко поприветствовал одного Коновалова:

– Здравия желаю, тащ генерал!

– Здравствуй. – Коновалов легонько похлопал богатыря по плечу. – Как служба?

– Без происшествий.

– Вот это самое главное, – и, склонив голову в сторону Лямина, добавил: – Отец девушки. Мы пройдем к ней.

Охранник сделал шаг в сторону и, толкнув, чуть приоткрыл дверь в палату. Лямин, поправляя халат, сунул голову в щель, потом осторожно открыл дверь и шагнул в палату. Коновалов вошел за ним.

Лариса лежала на спине, вытянувшись, словно струна. Бледное лицо, заметно заострившиеся скулы, нерасчесанные волосы сильно старили ее. Коновалов даже головой покачал, зная, что Ларисе еще и тридцати нет. Но врач сказал, что похитители, судя по всему, кололи ей сильный наркотик, а теперь они вынуждены освобождать девушку от наркозависимости. И эта реабилитация продлится никак не менее недели. Тем более что ей нанесли тяжелую психологическую травму. Но организм у нее достаточно молодой и здоровый и поэтому можно рассчитывать, что все обойдется.

Девушка спала. Лямин, странно сгорбившись, смотрел на нее, прикасаясь пальцами к ее ладони. Потом поставил на замысловатой формы тумбочку целлофановый пакет с набором разнообразных соков и обернулся к Коновалову.

– Хотите побыть с ней? – с пониманием отнесся к его взгляду Андрей Васильевич. – Конечно, только недолго. Я подожду вас в коридоре.

Охранник, увидев Коновалова, снова поднялся со своего стула.

– Головой отвечаешь, парень, – тихо сказал генерал, и тот молча кивнул в ответ.

Коновалов мерил коридор короткими твердыми шагами, заложив руки за спину. Охранник искоса наблюдал на ним. Почти незаметная улыбка плавала на губах генерала. Так в известном кинофильме Сергея Бондарчука расхаживал по Бородинскому полю одетый в костюм Наполеона советский артист Стржельчик.

Наконец появился Лямин, склонил голову, пожал руку охраннику и, скинув с плеч неудобный халат, подошел к Коновалову.

– Ну хоть здесь-то, в вашей, так сказать, епархии, ей ничего не будет грозить?

– Побойтесь Бога, Аркадий Юрьевич! – Коновалов шутливо перекрестил Лямина. – Тут она, что называется, у Него за пазухой. Пока, охрана! – Он поднял ладонь, махнул и жестом пригласил Лямина на выход. – Я уверен, что все самое трудное уже позади. А что касается реабилитации, скажу по секрету, просто термин неприятный, а так-то мы все в ней нуждаемся. Самого давно видели?

Лямин отрицательно покачал головой.

– Больше месяца назад. Там же, знаете, с утра до вечера консилиумы – оперировать или нет. А вам его характер куда лучше меня известен. Я-то вообще жалею, что у вас так с ним произошло, верьте слову. И рад, что хоть и беда, а смогла нас поближе познакомить. Но как же вам все-таки удалось, ума не приложу?…

– Все не так уж и сложно. Слухами земля полнится. Вы же примерно представляете бывшую сферу моей многолетней деятельности? Ну, соответственно имеются кое-какие наработки, скажем так.

– Я понимаю.

– Ну вот… подняли мы старые связи, кое-кому наступили на мозоль. По моему глубочайшему убеждению, Аркадий Юрьевич, с крупной организованной преступностью можно покончить несколькими точными и сильными ударами. Это ведь совсем не треп, что практически в каждой криминальной группировке у нас имеется агентура. Но… у нас имеются также и определенные силы, которых криминал попросту кормит. И то, что преступность сращивается с экономикой, – тоже давно ни для кого не секрет. Извините, – усмехнулся Коновалов, – если я похож на лектора. Просто я в курсе дела, может быть, больше некоторых других, не заинтересованных вовсе в разглашении этого факта нашей биографии. Постоянная свистопляска в органах безопасности и правоохранительных службах, кадровая чехарда и прочее – это ведь на руку самому криминалитету. А когда мы захотели наконец навести жесткий порядок хотя бы в этом вопросе, вы знаете, что произошло.

– Но ведь у вас же была возможность? Вы были так долго с Президентом вместе… Не понимаю.

– Аркадий Юрьевич, дорогой мой, да мы в текст нового Уголовного кодекса месяцами не можем нужную статью пробить! Демократы, мать их… извините, боятся, что к ним ночью госбезопасность явится. Да кому они нужны! А вот когда зад припечет, оказывается, мы и есть главная причина! Так не мешайте ж нам давить криминал! А вот тут – нет! Состав такого вот преступления в законе отсутствует. Один ловит, а другой тут же выпускает на волю. Горько это все, Аркадий Юрьевич… И кончается, как правило, вот этим… – Коновалов ткнул большим пальцем себе за спину, туда, откуда только что ушли. – Вы в столице человек свежий, слава Богу, поэтому искренне желаю вам быстрее во всем этом разобраться… А я устал от большой политики. В кавычках.

– Но насколько мне известно, Андрей Васильевич, вы вовсе не собираетесь отказываться от государственной деятельности. И ваша кандидатура в губернаторы мне представляется очень удачной.

– Ну, как говорят, бабка надвое гадала. Не знаю, как еще получится с этим губернаторством… Столько проблем, столько забот, что не знаешь, за что первое хвататься.

– Когда один – это естественно. А если есть помощь?…

– Скажу честно: от вашей помощи я бы не отказался.

– А я не вижу здесь, кстати, никакого криминала. Мы с вами в некотором роде земляки, оба из Сибири, с Енисея, если не ошибаюсь. Когда меня приглашал в Москву Президент, он сказал буквально в первую же встречу: «Давай помогай наводить в стране порядок. Надоел беспредел!» Так что и наши задачи, я вижу, в основе своей совпадают. Можете поэтому рассчитывать на мою самую действенную помощь.

– Вот за это – спасибо. Если не возражаете, хотел бы дать вам один чисто житейский совет.

– Разумеется.

– Заберите вы свою дочь из этого гадюшника. Вы даже не представляете, какая это паучья банка!

– Но, насколько я знаю из того, что рассказывала Лариса, там…

– Послушайте меня, Аркадий Юрьевич. Когда человек подолгу сидит на чем-то государственно важном, он поневоле начинает думать, что то, чем он занимается, принадлежит ему лично. Это логично в конце концов. Такова человеческая природа. Та же история и в этой библиотеке. Ветераны считают, что только они одни понимают ценность того, что хранят. Государственные интересы, какими бы они ни были, уже в расчет не принимаются. Этакие «скупые рыцари» в общероссийском масштабе, понимаете?

– Однако же они действительно дело знают лучше других! И могут подсказать…

– Могут! Забывая, что мафия, будь она проклята, пронизала уже все поры нашего общества. И любое дело, приносящее прибыль, из рук не выпустит. А сверхприбыль? Вспомните Маркса, старик был очень прав в этом вопросе, а мы только теперь к нему подошли. Так вот, пока власть не будет беспощадной к преступности, ничего наши бедные девчонки не смогут с ней поделать. Их будут продолжать убивать, похищать и… не дай Бог! А у государства нет ни средств, ни желания заниматься вопросами культуры – вам ли не знать… Зачем же рисковать их жизнями? Ну знаю я сейчас похитителей. И накажу их. Причем так крепко, что другие надолго запомнят. Но, Аркадий Юрьевич, дорогой, поймите, это я их накажу, я – Коновалов, а не государство. Потому что оно с помощью даже всех своих прокуроров и следователей ничего не докажет. Все, на что оно способно, это завалить напрочь мою агентуру. Вот им всем! – Коновалов сложил из пальцев фигу и зло ткнул ею перед собой.

– Что же вы предлагаете?

– Перекреститься, сказать: «Спасибо, Господи, что избавил дитя от напасти!» – и забыть, как страшный сон.

– Да, – подумав, сказал Лямин, – пожалуй, вы правы.

– Вам нужна такая слава? Или вам нужно, чтобы ваша дочь обвиняла прилюдно своих насильников в судебном процессе? А ей-то потом каково? Пошлите лучше отдохнуть ее куда-нибудь за границу. Это мы, старики, все дома да дома. А им, молодым, Канары подавай, Испанию. Право слово.

– Да ведь дело, кажется, в Генеральной прокуратуре? Надо бы позвонить…

– Я там сегодня буду. В районе трех, у зама генерального. Могу, если пожелаете, взять на себя такую миссию. Чтоб вам долго не объясняться, а просто подтвердить заявлением.

– Буду вам чрезвычайно признателен, а то ведь, действительно…

– Верно, одобряю. Прекратим это дело и забудем.

Возле своих машин они сердечно простились. Лямин с охраной тут же умчался в «Белый дом», где продолжалось заседание кабинета министров и решался важнейший нынче вопрос, касающийся всех ветвей власти: как быть с операцией Президента?

А Коновалов сел в свой «мерседес» и сказал Володе:

– Cняли проблему. Давай-ка попробуем заскочить на дачу, благо времени достаточно. Надеюсь, не возражаешь? – и хитро засмеялся. – Между прочим, Володя, этот Лямин – один из немногих, кому не мерещатся повсюду антипрезидентские заговоры. Каково?

– Будем надеяться, Андрей Васильевич, – поворачиваясь с переднего сидения и улыбаясь, ответил телохранитель.

Вероятно, опыт работы в уголовном розыске в другой раз помог бы Ивасютину уберечься от «хвоста», но сейчас он был невнимателен, озадачен и при этом как-то странно опустошен. Где-то в подкорке, видимо на уровне инстинкта, шевелилась мысль, что он совершенно напрасно сделал сегодня этот шаг, ведь ничего, в сущности, не грозило. А теперь сам себя загнал в угол, из которого был лишь один выход: лбом напролом. С призрачной надеждой на удачу.

Нет, конечно, профессионализм срабатывал, и капитан, скорее, чисто механически проверялся. А на «Калужской» выбрался наружу, сделал круг и спустился в метро с другой стороны. Вроде чисто… Но он же прекрасно знал, что при нужде на любую, даже самую хитрую, задницу, согласно известной советской пословице, всегда найдется прибор с винтом. Поэтому проверялся, но больше надеялся на подстраховку, которую обещал у Теплого Стана Павел Антонович.

Но открытым все равно оставался главный вопрос – вопрос жизни: зачем это ему надо?! Вот тут ответа не было…

У автобусной остановки Ивасютин, сам о том не догадываясь, поставил своих преследователей в довольно-таки трудное положение. Он стоял у самой бровки тротуара, когда вдруг подкатило такси. В водителе Ивасютин узнал Костика. Тот приоткрыл дверцу и спросил:

– Тебе далеко?

– Да нет, до Сосенок. – Он назвал почему-то адрес по Калужскому шоссе более дальний, чем был на самом деле.

– Садись, – цыкнул зубом шофер. – Червонец.

И рванул к кольцевой автостраде. Но дальше помчался не по Калужскому шоссе, а ушел по кольцу в сторону Минки. На кольце шло бурное строительство: по решению мэра столицы трассу расширяли, поэтому движение было замедленным. Но Костик ухитрялся протискиваться между машинами и при этом смачно поплевывать в адрес сигналящих, обеспокоенных его наглостью других водителей. Ивасютин не без зависти думал, что водитель Костик – высококлассный. А кажется таким неповоротливым, меланхоличным.

В районе Вострякова они развернулись и помчались в обратную сторону. Съехав на Калужское шоссе, Костик подался к автозаправке. Молча показал Ивасютину на знакомый микроавтобус «Шевроле», стоящий возле киоска с прохладительными напитками. Ни слова не говоря, Ивасютин буквально в два прыжка преодолел расстояние между машинами и вскочил в предусмотрительно открытую дверь микроавтобуса. Дверь плавно закрылась, и в салоне стало сумрачно: стекла были с сильным затемнением. Водитель обернулся и протянул Ивасютину тоже знакомую черную шапочку, подождал, пока капитан натянул ее на глаза, и плавно тронул машину…

Когда случайный, как показалось вначале Анатолию, таксист подхватил капитана и умчал за кольцевую, он едва не выматерился. Но напарник быстро решил эту проблему, помахав перед носом давно зевающего в ожидании какого-нибудь случайного лица «кавказской национальности», любящего быструю езду, частника пятидесятидолларовой купюрой, и тот сразу проснулся. Анатолий устроился со своей сумкой на заднем сиденье, раскрыл аппаратуру, надел наушники и сказал изумленному шоферу:

– Ничего не бойся. Детективное агентство, – он показал роскошную красную книжицу удостоверения, сияющую золотым тиснением. – Придется, приятель, немного побегать, но ты честно заработаешь обещанную сумму. – Федор, – обернулся к напарнику у открытой двери, – мы поехали. Сигнал четкий. Связь – как обычно. Ну, трогай, Саврасушка, – подмигнул водителю.

Когда выскочили на Калужское шоссе, сигнал стал слабеть. Это значит, что адрес деревни Сосенки был просто уловкой. Ивасютин удалялся по кольцевой автостраде. Пришлось возвращаться и не без труда протискиваться на кольцо. О чем Анатолий тут же сообщил напарнику. Тот ответил, что с минуты на минуту ожидает подмогу. Как только ребята появятся, выйдет на связь.

Неожиданно на подъезде к Ленинскому проспекту сигнал усилился. Причем резко. Похоже, машина с Ивасютиным шла теперь навстречу. Анатолий попросил водителя быстро развернуться на развязке и остановиться на противоположной стороне, перед съездом с кольца.

Сигнал уже просто резал уши. И вот наконец мимо «восьмерки» частника промчалось такси. И сигнал тут же пошел на удаление. Значит, все это были обычные проверочные действия.

– Догоняй, – сказал водителю и вызвал Федора.

У автозаправки Анатолий вручил обалдевшему частнику пятьдесят долларов, как договаривались, и с сумкой перешел в серую «Волгу».

– Держишь? – спросил, обернувшись, начальник оперативной группы агентства «Глория» Владимир Афанасьевич Демидов.

– Держу, – не без облегчения выдохнул Анатолий. С Демидычем, как звали его свои, любые «догонялки» из опасной работы превращались в азартную игру. Хотя был он немногословен и мрачноват внешне.

Они работали в агентстве почти с первого дня, когда уволенный за строптивость из МУРа Вячеслав Иванович Грязнов создал собственное охранно-розыскное агентство. Он поставил дело на широкую ногу, добившись определенных привилегий, поскольку с самого начала вел себя пристойно и работал в постоянном контакте с Генеральной прокуратурой. Не наглел, не завышал гонорары, нередко со своими сотрудниками оказывал официальным органам бесплатную помощь, на что редко шли другие «частные» его коллеги. А кончилось все тем, что Славку как высокого профессионала уговорили вернуться в МУР, что было редчайшим исключением в биографии этой конторы. И тогда весь груз своих обязанностей Вячеслав переложил на плечи племянника Дениса, студента-заочника юрфака и вообще человека, стремительно набиравшегося опыта дяди Кости, дяди Саши и дяди Славы. А сотрудники – они, как и прежде, дорожили работой в агентстве, нередко выполняя просьбы не только Генпрокуратуры, но и Московского уголовного розыска. Сейчас был как раз такой случай.

– Интересно, куда нас несет? – задал самому себе вопрос Демидыч. – Кто знает эти края?

– Я бывал, – отозвался державший руль Миша Самохин – Самоха.

– Ну и что мы тут имеем? – поинтересовался Демидыч.

– Справа – новое дитя Газпрома, слева, за перелеском, красивые особнячки-коттеджики. Удовольствие дорогое, хотя и довольно-таки стандартное. Гаражи, сауны и бассейны – ниже уровня океана. А вот о наличии подземных ходов не информирован. Охрана сволочная. Своих знает по запаху. А что, нам туда?

– Похоже, – заметил сидящий «на сигнале» Анатолий.

– Твоя машинка как, на версту потянет? – спросил Демидыч.

– Да. Дальше только сигнал.

– Вот и давайте пока без надобности не светиться. Выбирай себе, Самоха, подходящую опушку и тормози. Как сигнал?

– Устойчивый. Наверно, приехали.

Трое вышли из машины, закурили.

– Пошла запись, – сообщил Анатолий, и все сунули головы в салон. Федор взял отводной наушник.

«– Ну что у тебя, милок, опять какая незадача? – раздался хриплый и низкий голос. – Смай дубло-то свое. Костик!…» Голоса стали удаляться.

– Вот черт! – ударил кулаком по коленке Анатолий. – Все, парни! Кончилась запись! Микрофон унесли… Остался только сигнал.

Продолжительные попискивания шли еще минуту-другую. Микрофон доносил покашливания и сопения. И вдруг громкий мат – и тишина.

– А вот теперь уже полный!… – выругался Анатолий. – Нашли микрофон. Значит, никакого ему доверия – этому капитану. Сейчас из него, наверно, котлету де-воляй будут делать, а мы даже не знаем, в каком из домов. Зря не продублировали.

– Ну что, мужики, – выждав, спросил Демидыч, – будем светиться или сперва доложимся?

– Толян, выходи на связь, – сказал Федор.

Анатолий связался с агентством и доложил дежурному – Денис Андреевич уже уехал в Генпрокуратуру – обо всех сложностях, с которыми они столкнулись. Вопрос стоял кардинально: светиться или нет. Дежурный велел ждать и сам связался с директором. Пока того вызывали, шло время, и парни нервничали. Практически вышло так, что вся работа – насмарку. Наконец дежурный прорезался:

– Кранты, парни, приказ возвращаться. Без комментариев.

…А в огромном коттедже Чумакова в это время дело едва не дошло до смертоубийства.

Как обычно, Костик забрал дубленку и кепку Ивасютина и ушел, оставив капитана с хозяином. Ивасютин начал рассказывать о вызове в МУР и сообщении о поимке Воробьева. Хозяин, слушая, мрачнел все больше, но тут свершилось вообще нечто страшное. С диким матом в гостиную ворвался Костик, держа на вытянутой ладони булавку с раздавленной, будто клоп, головкой.

– Навел, гад! Убью падлу! – орал он, приближаясь к ошарашенному капитану.

Павел Антонович с трудом утихомирил его и заставил рассказать, что случилось, но тот, брызгая в ярости слюной, все никак не мог объяснить внятно. Наконец успокоился и, перемежая нормальную речь матерной, рассказал, как, привычно обыскивая одежду пришедшего, наткнулся на этот «подарок» ментов.

А похолодевший Ивасютин уже и без подробностей все понял. И, как мог, постарался объяснить Чумакову случившееся. Устроили это, конечно, когда он разделся в приемной у Грязнова. Значит, проверка. Ум розыскника сразу выстроил цепочку. И когда он увидел, что хозяин стал наливаться кровью, и понял, что сейчас из него пустят юшку, сообразил, где его спасение.

– Что ж вы, вашу мать, продали меня?!

От такой наглости оба уголовника опешили.

– Я вам тут отчет, значит, готовлю, в письменном виде, а потом какая-то ваша сволочь все это выкладывает по телефону Турецкому, который объявляет на очередном совещании об утечке! Это что? Да он же теперь будет нас всех проверять и перепроверять!

– Погоди, паря, – остывая, задумался Чумаков. – Давай-ка еще раз и подробно. Кто мог кинуть, а? – Он грозно взглянул на Костика.

– А чего вы на меня смотрите? Вы Ленечку своего пытайте. Он у вас за дружка сердечного!

Чумаков даже побелел от ярости и лишь сдавленно прошептал:

– Вон! На парашу, козел!

Костик дернулся, но смолчал и ушел, грохнув дверью.

– Я знаю кто, – сказал самому себе Павел Антонович, вспомнив, как после первого же совещания в Генпрокуратуре получил сообщение капитана, о чем немедленно проинформировал Марка Кострова. Ну а тот, вероятно, сообщил своему шефу. А уже Коновалов – эта зараза с умом и жадностью профуры – кинул их всех. И после этого хочет иметь десять лимонов на свой счет? Западло, генерал… – Так ты считаешь, что тебя уже вычислили?

– Откуда мне теперь знать, Павел Антонович? Вот за жопу возьмут, тогда и узнаю, – глухо ответил капитан.

– А может, тебе поменять судьбу? Ну, уйти по-тихому?

– По-тихому теперь не получится.

– Погоди. Посиди тут, а я схожу подумаю.

Приволакивая ногу, Чумаков удалился из гостиной и в соседней глухой комнате без окон взял трубку сотового телефона. Набрал номер Коновалова. Через минуту с небольшим тот отозвался.

– Я это, – не называя себя, прохрипел Чумаков. – Нехорошо получается.