Текст книги "Заговор генералов"

А вот теперь Демидыч отправил своего бывшего шефа одного и сильно переживал по этому поводу. Пока Головач, то есть Сева Голованов, травил с новым охранником Костиком, Демидыч продумывал свой ход. Собачки – это, конечно, мелочь, с ними легко справятся ребятки, которые тихо обложили усадьбу по периметру. Но просто рано было шуметь.

Между тем Голованов, продолжая травить всякую ахинею, расположил к себе Костика до такой степени, что тот подошел и даже облокотился на кованую ограду. Тема оказалась и вправду любопытной, Сева интересовался, куда девали ту падлу мента, который сегодня утром отметился в этом районе.

В башке у Костика, и без того не обремененной талантами его российских предшественников, вызрела мысль, что эти лихие парни гонят туфту. Никакие они не менты, а «братва» из соседней «малины». И все эти примочки насчет МУРа, по его грамотному мнению, не больше чем «наезд», с которым хозяин разберется сам. Это – его прямое дело. А со своими делить ему было нечего: служить одному или другому – это непринципиально.

– Собачек-то пожалей, – сказал Сева, – они ж по мокрому нюх потеряют.

– Точно? – усомнился Костик и, обернувшись, приказал застывшему сзади собачнику: -Адувард, твою мать, спрячь кобелей!

А дальнейшие действия были произведены в соответствии с инструкцией конторы по обеспечению безопасности. Даже не охнув, Костик перевалился через невысокую ограду, а через две минуты – по часам – его место занял… Костик. Который расправил плечи и отошел от ограды на почтительное расстояние.

«Качок», раздетый до нижнего белья, лежал на холодном полу микроавтобуса «мерседес». Метаморфоза произошла столь стремительно, что Костик решил, будто «братва» взяла его заложником. Но, знал он, в таких ситуациях ничто жизни не грозит. Паханы разберутся, а легионеры либо вернутся на круги своя, либо станут служить новому боссу. Потому особо и не волновался: судьба, бля, индейка…

– Кореша, – тут же заявил он, – никакой волны. Наше дело правое – мы победим, так?

– Примерно, – успокоил его Голованов. – А теперь ты, падла, мне лично доложишь, куда девался тот ментяра. Вопрос повторить?

– «Братки», – искренне сказал Костик, – бля буду, я к этому делу посторонний.

– Не, ты меня не понял, – посожалел Голованов. – Я тебе про ментяру, за которым неделю хожу, а ты мне, что ты – целка. Так не пойдет, кореш. Щербак, – обернулся он к сидящему в углу микроавтобуса сухощавому, длинному даже в сидячем положении парню, – покажи Костику, что он ошибается.

И пока Коля Щербак лениво поднимался, сутулясь под низкой крышей грязновского «форда», Сева успел объяснить Костику, что Коля и есть тот самый чудила, который в прошлом году выхолостил знаменитого Мишку Слона. И вообще, ему оторвать яйца – плевое дело.

Легенды о гибели авторитетов – это своего рода молитвенники. Не пошли мне, Господи, то, что послал соседу… ну и так далее. Костик знал драматическую историю Слона и не желал ее повторения со своим участием. Он сказал честно:

– «Братки», падлой буду! – подписав себе тем самым смертный приговор от бывших подельников. Но, с другой стороны, это был единственный шанс остаться в живых. И тут интуиция не подвела Костика. – Мы ж можем разобраться, а?

– Не, Костик, ты не понял, – сказал Сева. – Это ты – из «братков», а мы – из Афгана, из Чечни…

– Так вы ж наши! – обрадовался Костик.

– Не, ты снова не улавливаешь. Мы, Костик, сами по себе. И к вашим отношения не имеем. Так зачем, говоришь, к вам ментяра тот приперся?

Трудно возражать, лежа голой задницей на ледяной резине днища. Да к тому же и стимула никакого не маячило. И Костик решил, что не стоит того ментяра, чтоб из-за него рисковать собственными яйцами, к которым определенно уже присматривался этот худой Колян, сумевший выхолостить такого буйвола, как Мишка Слон, – легенда, кто знает…

И Костик рассказал все: как привез, как увез. Он даже готов был немедленно ехать, чтоб показать то место на щербинской свалке, куда они сваливали уже не первый труп. Он был готов на все, лишь бы не повторилась судьба легендарного в свое время Слона.

– Запечатай его, – сказал Сева, и Щербак проделал операцию так быстро, что Костик осознал себя лежащим в багажнике и спеленутым – словно мумия, которую он однажды видел в музее в школьные годы, – лишь после того, как дверца машины громко хлопнула, оставив его в одиночестве. К месту вспомнился анекдот про Кощея Бессмертного, который рассказывал этот педрила Ленечка.

«Выходи, падла! – кричит Илья. – Пасть порву! Выходи, говно, трус, замочу, курва!»

А Кощей из своей пещеры: «Ну и пусть падла, трус, курва! Зато живой!»

Зато живой, подумал Костик…

Горилла Эдик, убравший собачек от дождя и холода, приближался к мрачно застывшему на посту у ворот Костику.

– А где эти? – прохрипел он.

Тот лениво махнул рукой в сторону микроавтобуса, стоящего метрах в десяти от ворот.

– Хозяин сказал, чтоб…

Что сказал хозяин, уже не смог узнать никто, потому что Эдик как-то странно и по-детски удивленно сказал: «Ой!» – и вдруг вытянулся, а потом медленно сложился пополам и улегся на мокрую траву.

– Порядок, – негромко заметил Демидыч, но его услышали Голованов со Щербаком. И через короткое время грамотно перевязанный охранник лежал возле колес «мерседеса», рискуя заработать радикулит или чего похлеще.

– Коля, пригляди за ним.

И две тени скользнули к дому, и никто их не заметил…

– Так ты уверяешь, что ты – Грязнов? – играл в дурачка Павел Антонович, который узнал бы своего злейшего врага и без предъявления документов.

– Ксива перед тобой, Чума. Не вижу причины для сомнения, – спокойно сказал Грязнов, обысканный на предмет оружия и охраняемый с боков двумя квадратно стриженными «качками». – Давай-ка лучше не будем терять времени. Мне нужно, чтоб ты ответил на два вопроса. После чего я уеду.

Наглость мента забавляла Павла Антоновича.

– А почем ты знаешь, что я захочу ответить? Или отпустить такую редкую птичку?

– Потому, Чума, что у забора стоят мои хлопцы, которые из тебя вынут душу, если твои холуи тронут меня пальцем. Ты меня знаешь, и этого достаточно. Вопрос первый: зачем к тебе приезжал капитан Ивасютин?

– Глупо, Грязнов, – усмехнулся Чума, – мы достали твоего стукача. И отпустили с миром.

– Ты меня знаешь, Чума?

– Ну, знаю.

– Если я скажу, что он – не мой, поверишь?

– А кто докажет, что ты не восьмеришь?

– А это уж как знаешь… Мазы качать не собираюсь.

– Ладно, скажу. Вынули мы у него твой микрофончик, понял? Что на это скажешь? Или ты не по этому звонку появился?

– Нет, Чума. Капитан ссучился уже давно. Он работал на Сильвестра, пока того не убрали. Потом переметнулся к Буряту. А вот зачем он к тебе подался – вопрос.

– Так ты что, хочешь сказать, что капитан – не твоя подстава?

– А на хера ты мне, Чума, нужен? Лучше скажи, куда Ивасютин девался?

– И это из-за него вы сюда нагрянули всей Петровкой? За кого ты меня держишь, Грязнов?

– За самого обычного вора в законе, – пожал плечами Грязнов и резко обернулся к мягко подкрадывающемуся Ленечке, у которого на физиономии было написано желание «отрубить» мента: – Не балуй, парень!… Ну так что ты мне ответишь, Чума? Не темни, тебе разве есть чего бояться?

– Бояться-то мне и в самом деле нечего, – тянул время Чума. – А вот ты не прав, Грязнов. Тебе бы ко мне не со стволами являться права качать, а миром созвониться, телефоны, поди, имеешь… Сказать заране, что да зачем. И приехать бы добрым гостем, а не врываться в дом без спросу… Вот я б тогда подумал и, может, согласился оказать помощь ментовке, хоть и не люблю я вас, Грязнов. Сечешь?

– Ты бы не тянул, Чума. У нас все по минутам расписано. Я хлопцам своим сказал: если ровно через десять минут не договоримся, начинайте… Ты Шурочку Романову помнишь, Чума? Это она тебя в последний раз на курорт отправляла…

– Ага, а ты помогал, мент поганый!

– Но теперь ее нет. Значит, придется мне тебя… Время на исходе! Да, забыл спросить: ты картинки-то где развесил? Что-то не вижу их…

– И не увидишь! – Чума сделал какой-то странный знак рукой, отвлекая внимание Грязнова, и тот упустил момент.

Ленечка «сработал»-таки четко и профессионально: подловленный Грязнов лишь вскрикнул от резкого и сильного удара под дых, согнулся и рухнул, посланный на пол следующим ударом по шее.

– Вот видишь, – обратился Чума к «отключенному» начальнику МУРа, валяющемуся у его ног, – а ворковал, что тебе ментяра нужен… Ай-я-яй, кого восьмерить взялся, козел! Ленечка, что он там нес про свою Петровку? Выгляни!

Леонид подошел у окну, отдернул тяжелую штору и, прикрыв лицо с боков ладонями, вгляделся в темному двора, освещенного лишь у ворот лучом прожектора. Ему показалось, что возле калитки по-прежнему маячит крупная фигура Костика, а вообще-то не разберешь. Надо бы послать кого-нибудь удостовериться. Какая там Петровка! Их же трое всего и подъехало. С водилой вместе… А может, и не врал начальник? Этот Ивасютин сразу не понравился Леониду, может, он и в самом деле от солнцевских? Значит, туда ему и дорога, в Щербинку, на городскую свалку…

Он посмотрел на хозяина. Взглядом спросил: что, мол, делать с ментом?

– А ничего, – понял его взгляд Павел Антонович. – Пусть пока охладится, горяч больно. Ты понял про картинки-то? Падлой оказался художник! А я его помиловал. Сизого не помиловал, а его простил. Надо же так ошибиться?… Чего там, на улице?

– Свет здесь яркий, плохо видно.

– Так погаси!

– Я лучше пошлю проверить. – Леонид быстро вышел из гостиной.

Чумаков же подошел к Грязнову поближе и, опираясь на спинку кресла, с наивным любопытством рассматривал его, рассуждая про себя: «Лажанулся ты, мент… Твой капитан, может, и ссучился, но это уже его базар, сам перед своим Богом ответ держит. А ты передо мной в долгу. И я должников помню…»

Рассуждать он старался спокойно, но сердце дрожало, бухало в ребра, и ногу заломило вдруг так, что хоть криком кричи. Злость захлестнула вдруг Чуму с такой силой, что он едва сдержался, чтобы не вмазать с размаху носком ботинка в ненавистную рожу скрюченного мента.

Но где же подмога, которую обещал генерал? Вот им он и сдаст Грязнова, пусть что хотят, то с ним и делают. А самому пришло время раскинуть собственными мозгами. И по всему светило так, что надо было менять судьбу… Уйти, исчезнуть и вынырнуть там, где его не достанут ни менты, которые если вцепятся, то уже не отпустят, ни спецслужбы – те сперва разденут догола… Счет им, падлам, подай! Лимоны им снятся!…

Вернулся Леонид, неопределенно как-то пожал плечами.

– Послал… Собачки воют под навесом… А с этим – чего? «Мочить»?

– Это успеется. А пока он – заложник. Чует сердце, срочно отваливать надо, Ленечка. Ноги делать. Поднимусь-ка я, возьму необходимое, а ты последи тут. Ментовским «Жигулем» поедем. Утром будем в Бобруйске, а там…

Павел Антонович, приволакивая ногу, пошел к лифту и уехал наверх. А Леонид походил в раздумье по залу, потом погасил свет огромной хрустальной люстры и приблизился к окну, чтобы выяснить наконец, что же происходит во дворе и почему не возвращается посланный туда охранник.

В этот миг с грохотом раскололись и брызнули во все стороны стекла нескольких окон и в зал влетели снаружи огромные, непонятные во тьме фигуры. Вспыхнули сразу несколько фонарей, ослепили. Леонид вскинул ладонь к лицу и тут же потерял сознание от сильного удара по голове.

Зажглась люстра. Четверо в черном и в темных шапочках с вырезами для глаз и рта, что делало их похожими на привидения или монстров из американских фильмов-ужастиков, огляделись, и один сразу кинулся к слабо застонавшему Грязнову. Скинул шапку и приложил ухо к груди начальника, пальцем проверил пульс за ухом и кивнул остальным, поднимая Грязнова с пола и укладывая его в кресло:

– Порядок. Правда, немного в отключке. Сейчас отойдет.

Демидыч, а это был он, достал из кармана шприц-ампулу и, заголив руку Грязнова, сделал быстрый укол.

– Давай, следи, – скомандовал Голованов, снимая шапочку, – за мной, ребята, к лифту. Где Яковлев?

– Он в подвале шурует, – ответил один из «черных».

– Значит, нам наверх. Чума не должен уйти. Брать живым!

Оперативники втроем влетели в кабину лифта, и та поехала наверх.

Ветер, врывавшийся в разбитые окна, вздымал штору, шумел дождем. Демидыч подкатил кресло с Грязновым ближе к свежему воздуху. Вячеслав Иванович наконец пошевелился, глубоко вздохнул и открыл глаза. Прищурившись, огляделся, приподнялся, увидел стоящего перед ним Демидыча:

– Ты, что ль, Володька? Что ж вы, вашу мать, зеваете? Я вам десять минут отпустил, а вы?…

– Виноват… – буркнул Демидыч. – Отъехало, Иваныч?

– Ничего, пройдет. – Грязнов поднялся, потирая шею. Увидел лежащего на полу Леонида. – Вот он и перехитрил. Молодец. Это ты его?

– Ага, – застенчиво сказал Демидыч.

– Не перестарался? А то он нам еще понадобится.

– Не-а… – Володя рывком поднял Леонида с пола и кинул, словно куклу, в кресло. – Лежи, пидор…

Грязнов обратил внимание на выбитые окна:

– Хорошо вошли. А где хозяин?

– Пошли за ним.

– А мои чего делают?

– Внизу шерстят.

– Ясно, – усмехнулся Грязнов, поводя головой из стороны в сторону. – От тебя всегда самая полная информация…

Громко топая подкованными каблуками, в зал из бокового коридора ввалились Голованов со товарищи. Оперативники были уже без масок. Автоматы закинуты за спины.

– Пусто, Вячеслав Иванович, – доложил Сева. – Уйти не мог, мы же видели: он наверх отправился. И нет. Может, там какой-то другой ход имеется? Этот скажет? – Он ткнул стволом в сторону Леонида.

– Пока нет, – буркнул Демидыч и проделал ту же операцию, что и с Грязновым. Ампулу снова кинул на ковер, покрывающий почти весь пол в огромном зале. Это ж надо такой иметь!

Но укол не очень подействовал, видно, рука Демидыча оказалась покрепче Ленечкиной.

– Ладно, оставь пока, – махнул рукой Грязнов. – Что так долго Яковлев-то? Может, у него ясность? Давайте, кто-нибудь…

А Володя Яковлев беседовал в это время с «качком», который, широко расставив ноги и держа ладони на затылке, стоял перед ним и давал некоторые объяснения. В смысле, информировал о том, где здесь что находится. Да он бы и не мог промолчать, даже если б и захотел, поскольку с обеих сторон его жесты стерегли двое с автоматами, а коллеги «качка» в свободных позах раскинулись на бетонном полу подвального этажа.

– Ну и где этот твой подземный ход? – торопил «качка» майор.

Парень сделал странные движения головой – вбок и назад.

– Опусти руки и покажи. Но учти, если не хочешь отдохнуть, как они, – Володя Яковлев кивнул на распростертых защитников Чумы, – веди себя достойно.

«Качок» послушно подошел к торцевой стене коридорчика, провел ладонью по стене сверху вниз и толкнул ее. Стена, представляющая собой тайную дверь, стала открываться.

– В сторону! – приказал Яковлев парню. – К стене! – и шагнул в темноту. И тут же услышал голос:

– Эй, Петровка! Не стреляй! Тут ваши коллеги объявились! Не боись, свои! Грязнов есть?

– Выходите! – крикнул в ответ Яковлев и отступил на шаг. – И без шуток, стреляем без предупреждения!

– Свои, свои, парни! – Из темноты появилась группа облаченных в камуфлированную форму молодых людей. Шедший впереди был старше. Автоматы были закинуты за спины.

– Кто такие? – спросил Яковлев, отступая.

– Спецназ АТЦ ФСБ, – отрапортовал с улыбкой старший и приложил три пальца к сдвинутому на правое ухо берету. – Майор Онищенко. Антитеррористический центр.

– Майор Яковлев, МУР, – козырнул в ответ Володя. – Какими судьбами?

– Вам в помощь, – небрежно сказал Онищенко. – Начальник следственного управления службы безопасности приказал поддержать операцию МУРа по захвату бандитского гнезда. Вопросы к генералу Коркину. А где ваш Грязнов? Мне приказано ему доложиться.

– А как же вы туда попали? – Яковлев с недоумением поглядел в темный провал туннеля.

– Места надо знать, майор! – подмигнул Онищенко. – Служба такая. – И обернулся: – Эй, парни, чего мешкаете, выносите!

Из туннеля появились еще двое спецназовцев, которые тащили за ноги труп человека. Голова его подскакивала на неровностях пола.

– Так это ж!… – воскликнул Яковлев.

– Ага! – хмыкнул Онищенко. – Мы уже разобрались. Я – ему: стой! А он – бабах! Ну кто-то из парней и не сдержался, прикрыл командира. За что ж его наказывать, верно? А с этой мразью все равно разговор был бы коротким. Забирайте его, пошли к Грязнову…

Странное это было противостояние. Вячеслав Иванович выслушал сообщение Ивана Онищенко, не поленился, взглянул в протянутое ему удостоверение майора. И старался сохранять спокойствие. Хотя понимал, что ни о какой помощи со стороны ФСБ речи и быть не могло. Решение об операции он принял лично, никого в него не посвящая. Если, конечно, не стукнул кто-то из оперативников. Но в них Грязнов был уверен, как в себе. Значит, Чуму требовалось срочно убрать. Не получилось спрятать, тогда – «мочить». Логика есть. А что генерал Коркин? Он подтвердит, если надо. И только. Остальное – секреты службы, которые не разглашаются. Но именно то, что был экстренно задействован спецназ, и убеждало Вячеслава Ивановича в непосредственных связях Чумакова с Коноваловым. И подтвердить это может только один человек – Леонид.

– А это что за хмырь? – показал пальцем Онищенко на человека, лежащего в кресле.

– Один из, – коротко ответил Грязнов.

– Давай, куда тебе его доставить?

– Спасибо, не стоит беспокоиться. У меня есть свой транспорт.

«Да, этого Ленечку надо беречь пуще собственного глаза, а то еще, чего доброго, выскочит из одной машины, да под другую…»

– Ну, как знаешь, – Онищенко повернулся к своим, стоящим шеренгой напротив грязновских оперативников, словно ожидая какой-то команды, а ее все не было. – Можно разоблачиться!

Спецназовцы стянули с лиц шапки-маски, достали из карманов и надели береты. Грязнов скользнул по их лицам. На одном, крайнем слева, глаза задержались. Он подошел поближе, вгляделся. Мать честная, так это ж Воробьев!

Грязнов обернулся к Яковлеву, показал глазами на Воробьева. Тот сделал было движение к спецназовцу, но ему преградил дорогу Онищенко:

– Какие проблемы, майор?

– Капитан Воробьев? – резко спросил Грязнов.

– Где? Который? – Онищенко обернулся к своим. – Ты кого, Грязнов? Этого? – Он показал на Воробьева.

– Именно! – так же резко подтвердил Грязнов. – Он объявлен в федеральный розыск. Предатель и убийца.

Лицо Воробьева оставалось каменным, он никак не реагировал на слова начальника МУРа.

– Ошибаешься, Грязнов, – покачал головой майор. – Это не Воробьев, а Есенин. Сергей Александрович Есенин, понял? Полный тезка великого поэта. Сережа, покажи ксиву.

Грязнов посмотрел: действительно, так. Но это был Воробьев, он мог бы поклясться! Мерзавцы, даже имя русского поэта не пожалели! Вот, значит, куда уходят уголовники и прочая «братва»!… Но задержать сейчас этого негодяя никак нельзя, не отдадут. Ладно, хоть знать теперь будем, где…

– Все, майор, спасибо за помощь. Если вопросов нет – свободны. Начальству твоему позвоню, поблагодарю. Яковлев! Звони нашим следователям, пусть едут сюда шмон наводить. «Качков» собрать до кучи, вызови труповозку.

Поняв, что у муровцев пошла рутинная работа, майор Онищенко снова лихо козырнул и приказал своим спускаться в подвал и – на выход. Сам он пошел вместе с последним, которым был капитан Воробьев.

– Молодец, – сказал тихо. – Зря только не сказал…

В подвале, у выхода в гараж и наружу, Воробьев ткнул в плечо одного «качка», который безучастно стоял у стены, раскинув по ней руки.

– Тут девка была, – быстро проговорил капитан. – Зинка. Где она?

Парень равнодушно посмотрел на спецназовца, видимо, узнал.

– А, это ты… Генералу отдали. Не одному ж тебе, парень… Теперь она ему строчит…

– У-у! – чуть не врезал в челюсть Воробьев, но сдержался и быстро догнал своих.

– Про какую девку он спрашивал? – подошел к «качку» оперативник.

– Да были тут… – уклончиво ответил парень. – Им же и достаются… чтоб не скучали.

– Руки, руки! – прикрикнул оперативник. – Ладно, не желаешь говорить, потом сам проситься будешь…

…Иван Онищенко докладывал из машины:

– Андрей Васильевич, приказ выполнен. С Чумой несчастье. Замолчал.

– Отлично, Ваня! – Коновалов откинулся на спинку кресла, бросил ногу на ногу и показал Кострову, сидящему напротив, большой палец. – Обошлось без осложнений?

– Чуть было…

– А что такое? – напрягся генерал.

– Грязнов признал одного моего новенького.

– Кто таков?

– Назвал Воробьевым. Но парень не подвел.

– А зачем было рисковать?

– Андрей Васильевич, вы же знаете, с прошлой операции у меня недобор. Я попросил подкинуть парочку ребят из «Легиона». Прислали этих. Хотел обкатать их на живом деле. Впечатление хорошее. Особенно этот – Есенин.

– В самом деле? Так назвали?

– Точно так. У него, оказывается, был свой счет к клиенту. И сориентировался грамотно. Так что, можно считать, зачет сдал. Но интересовался какой-то девкой. Зовут Зина.

– Ах вон оно что! Хорошо, будем принимать меры. Как там?

– «Следаки» поднавалили.

– Ну пусть ищут. Коркину сказал, он в курсе. Отдыхайте, Ванюша! – Коновалов положил трубку и сказал: – Жаль, конечно, что так произошло… А ведь верно народ заметил: за двумя зайцами погонишься… Ну давай, Марк, обсудим теперь, что будем делать со Зверевым. Он, по-моему, совсем уже мышей не ловит. На каждом шагу какие-то неразрешимые проблемы! Коллекция, понимаешь, Гинзбургов! Да кто они такие, в конце концов, что их продать нельзя?

Костров засмеялся, таким вот образом отреагировав на возмущение горячего генерала.