Текст книги "Героиновая пропасть"

– Отделение фонда, Сиповатый… – привычно произнес он.

– Андрей Игнатьевич? – осведомился властный голос.

– Так точно.

– Очень удачно, что удалось вас застать, – голос, казалось, немного подобрел. – С Петровки вас беспокоят, из МУРа. Тут, понимаете ли, помощь ваша нужна.

– Я слушаю, – сказал Сипа, а сердце заныло. Уголовка зря беспокоить не станет. Хитрят все, суки…

– Дело такого рода, – продолжал человек с Петровки, – совершено, понимаете, бандитское нападение на одного из ветеранов-»афганцев» в вашем районе, и нападавшие задержаны. Их – трое. На допросе они показали, что якобы выполняли ваше личное задание. Бред, конечно, мы ж понимаем, с кем имеем дело. Но ситуация складывается так, что просто необходимо ваше присутствие и ваши показания на этот счет. Не могли бы вы прямо сейчас вот подъехать к нам? Пропуск мы немедленно выпишем. Дело на полчаса.

– Я бы не возражал, знаете ли… – начал тянуть время Сипа, лихорадочно соображая, как бы отложить очную ставку. Он, конечно, догадался, кто эти трое. Мудаки! Болваны! Разумеется, при нем они рты свои на замок позахлопывают! Знают же, чем им грозит их признание!

– Да мы понимаем, – уже сочувственно произнес собеседник. – И заслуги ваши нам известны, и ранения, но… Уж больно случай дикий, поймите и вы нас. А если у вас с транспортом туговато, вы не стесняйтесь, мы свой подошлем!

– Ладно уж, – неожиданно для себя согласился Сипа, – куда там надо будет подойти?

– В бюро пропусков, это справа от здания.

Сипа зашел в кабинет, где сидел ревизор, и сказал, что вынужден срочно отбыть в Москву, вызывают. На что тот хмуро ответил, что сегодня все проверить не успеет, но документы запрет в предоставленный ему временно сейф, а завтра вернется и постарается подбить итоги. И снова углубился в эти проклятые бумаги.

А Андрей Игнатьевич Сиповатый сел в свой «мерседес» и отправился в Москву, словно бык на заклание, совершенно не понимая собственного тупого и непонятного послушания.

В бюро пропусков у него взяли паспорт, и пока выписывали разовый пропуск, к нему подошел молодой милицейский майор, представился помощником начальника Московского уголовного розыска и сказал, что ему приказано проводить посетителя в кабинет шефа.

Сипа сразу маленько воспрял духом. Ну в самом деле, не в генеральских же кабинетах проводят очные ставки с преступниками! Для этого есть специальные помещения. А раз сам генерал приглашает, то вполне возможно, что и разговор будет спокойный, без напряга. Кто он – Сиповатый, а кто эти – засранцы! Понимать надо…

Майор, заботливо придерживая посетителя под локоток, – знал о ранениях! – поднял его на лифте на этаж и проводил в приемную генерала Грязнова. Секретарша приподнялась, приветливо кивнула вошедшим и сказала:

– Проходите, пожалуйста, вас ждут.

Майор предупредительно открыл дверь, пропустил Сиповатого и закрыл за ним дверь, сам не вошел.

В большом кабинете было темновато – на улице уже спускались сумерки, а тут света еще не зажгли. Тем не менее Сиповатый yвидел двоих, сидящих у длинного стола для заседаний. Один из них, в штатском, поднялся и отодвинул стул напротив себя, предложил его вошедшему. Вернулся и сел на свое место.

Сипа стоял, не зная еще, как себя вести. Хотел было протянуть руку, но отчего-то не решился. И генерал с этим штатским тоже почему-то не спешили с рукопожатиями.

– Садитесь, садитесь, – сказал генерал, и Сипа узнал его властный голос. Выходит, сам звонил! Так чего ж сейчас дурочку валяет? И Сипа прошел к предложенному стулу и сел. Скрипнули протезы. Бывший капитан умел это обделать в нужный момент – как вполне уместное напоминание…

– Ну, Андрей Игнатьевич, – заговорил генерал, – вы уже догадались, кто я, представляться не буду. А вот Александра Борисовича Турецкого я вам представлю. Старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры. У нас общий интерес, и поэтому я просил вас пожертвовать некоторым количеством времени ради установления истины. Что касается тех подонков, то мы к ним еще вернемся, а пока у нас к вам несколько иной вопрос. Вот у Александра Борисовича в руках протокол допроса одного потерпевшего. Я вам прочитаю показания, после чего мы прокомментируем отдельные его положения. Не будете возражать?..

Сипа пожал плечами, еще и не догадываясь, о чем может идти речь.

– Вот и отлично, – констатировал генерал. – Александр Борисович, дайте, пожалуйста, протокол.

Генерал взял в руки довольно пухлую пачку скрепленных листов и стал бегло читать. И уже с первой фразы, с указания на то, кто и кого допрашивает, Сипа вдруг почувствовал, что земля под ним качнулась.

«Обманули, суки! Как последнего фраера кинули! Это же показания Рога!..»

Грязнов с Турецким внимательно наблюдали за резкими изменениями, происходящими на лице Сиповатого, и понимали, что удар ему нанесен чрезвычайно чувствительный, а главное – неожиданный. Он не успел подготовиться. Ему и в голову не могло прийти, что Рог решится выдать его, своего бывшего комбата…

Читали долго. Лицо Сипы то бледнело, то наливалось кровью, и казалось, что его вот-вот удар хватит. Но он молчал и словесно не реагировал. Все-таки силен мужик!

Но любая тягомотина, особенно если она все больше выглядит искусственной оттяжкой времени, приходит к концу. И, заметив, что Сипа молчит лишь по той причине, что еще не сформулировал для себя оправданий, Турецкий взял инициативу на себя.

– Вам есть, Андрей Игнатьевич, прямой смысл начать говорить правду. Поясню. Как бы ни отзывались о вас ваши коллеги и бывшие товарищи, вашу храбрость отнять нельзя. Как и государственные награды, и общественное признание. Все это так. Но жизнь – штука сложная и, не хочу быть банальным, непредсказуемая. Человек поначалу, бывает, и сам не шибко понимает, во что влипает, а потом, как у той мухи, глядишь, все четыре лапки…

– У мухи – шесть, – серьезно поправил Грязнов.

– Ну да, все шесть лапок, что лезли в варенье, оказались в клею на мухоловке. Раньше бы думать, да куда уж теперь… Но тем не менее к таким людям, как вы, Андрей Игнатьевич, у нашей общественности еще держится устойчивое положительное отношение. Пострадавшие герои и так далее. Афганский синдром, чеченский… Свихнутая войной психика. Неуравновешенность характера. Есть много смягчающих обстоятельств, которые я просто не буду из-за лишней траты времени вам перечислять. То есть я хочу сказать, что на долю снисхождения вы уже и теперь можете рассчитывать. Но вот какова будет эта доля, зависит от вас, и ни от кого другого.

– Да, кстати, – вклинился Грязнов, – вам будет небезынтересно узнать, Андрей Игнатьевич, что сегодня, буквально несколько часов назад, оперативной группой областного Регионального управления по борьбе с оргпреступностью арестован наверняка известый вам ореховский уголовный лидер Назаров. А взяли его практически сразу после того, как наши люди забрали тех тpoиx oтмopoзкoв, которые задумали пытать безногого ветерана-»афганца». Ну, вы в курсе, я вам говорил уже по телефону. Так что улов, как видите, вполне приличный. Назаров, Боров этот, уже сообразил, что отказ от показаний – для него не самая лучшая форма защиты и, как у нас говорят, открыл рот. А из его чистосердечных признаний следует, что это именно вы, Андрей Игнатьевич, дали задание некоему Никифорову исправить ваш промах с Рожковым. Но он не только не выполнил задания, но и вас крепко подвел, заставив Рожкова в конечном счете заговорить. Вот какая неприятность, гражданин Сиповатый.

Сипа вздрогнул: в таком сочетании свою фамилию он еще не слышал. И что это означает, тайной для него тем не менее не являлось. Нет, тут никаких скоропалительных шагов предпринимать нельзя, а тем более признаваться. Может быть, он и делал сейчас ошибку, но, начиная немедленно оправдываться, валить все да хоть и на того же Борова или, что, возможно, еще хуже, на Джамала Багирова, он ставил бы себя в очень опасное положение. И потому, все еще не веря, что сокрушительный удар уже нанесен, он, поразмышляв, ответил, что при столь серьезных обвинениях со стороны людей, с которыми он в общем-то даже мало знаком, ему необходимо подумать и посоветоваться с адвокатом.

– Прекрасно, – тут же легко согласился Грязнов. – Теперь у вас появится время для этого. И главное, отвлекать ничто не будет. Александр Борисович? – обернулся он к следователю.

– Да-да, вот, Андрей Игнатьевич, – Турецкий достал из папки лист бумаги, – постановление на ваше задержание. А это, – он вынул следующий такой же листок, – на обыск в вашем жилище и офисе. С вашими финансовыми документами наш коллега из финансовой полиции уже частично ознакомился и сообщил, что и у него – так сказать, по его части – тоже масса серьезных вопросов к вам как к руководителю организации. Председатель же Центрального фонда поставлен нами в известность о предпринятых нами акциях. Так что и на этот счет можете не беспокоиться, к вам в отделение назначат временного руководителя. Ну а для вас лично, уж не обессудьте, приготовлено место в Матросской Тишине, куда вы прямо сейчас и поедете. Если у вас нет серьезных аргументов против. Нет? Ну что ж, Вячеслав Иванович, я думаю, можно позвать конвой.

Грязнов поднялся, опираясь обеими руками о столешницу, подошел к своим телефонам, нажал клавишу интеркома:

– Ну что там? Прибыли?

– Так точно, товарищ генерал, – ответил бодрый голос майора.

– Ну и пусть заходят, забирают, – и отключившись, посмотрев на понурого, еще не верящего в столь крутой поворот судьбы бывшего бесстрашного комбата, добавил: – Очень советую вам, гражданин Сиповатый, думать быстрее. Смотрите, чтобы вас не опередили.

Открылась без стука дверь, и в кабинет вошли двое – старший лейтенант и сержант в форме внутренних войск.

– Разрешите, товарищ генерал? – вскинул ладонь к фуражке офицер.

– Да, и поаккуратней, он – инвалид.

А когда в кабинете остались Грязнов с Турецким, Вячеслав заметил со скептической ухмылкой:

– Не-ет, все же как ни крути ни верти, а на всякую хитрую задницу обязательно найдется…

– Ну да, штопор, – хмыкнул и Турецкий. – Смотри-ка, какие вы молодцы! В один день двух таких зверей добыли!

– Может, и звери, но не самые, думается, главные. А вот настоящая охота, похоже, только начинается, – вздохнул Грязнов. – Что же касается всяких хитросплетений… я уже достаточно ясно выразился? Кажется…

– Более чем! – засмеялся Турецкий.

Глава тринадцатая
ПОИСК ПОДХОДОВ

Климчук шел к Караваеву. Настроение у него было хуже некуда. Оно и понятно: иметь на руках неопровержимые свидетельства предательства коллеги – удовольствие весьма сомнительное. Даже если ты сам относишься к нему, мягко говоря, без должного уважения. И ведь не рядовой какой-нибудь сотрудник, а заместитель начальника Управления по оперативной работе. Человек, в руках которого всегда была самая секретная информация. И надо же, чтобы навстречу попался именно он, Селезнев!

– Ну что? – без тени смущения громко спросил тот.

«А чего тебе смущаться? – подумал Климчук. – Не в курсе, значит… Плохо же тебя, Селезень, эх ты, информируют твои дружки, легко сдали…»

Климчук знал уже, что на первом же допросе Боров назвал Селезнева. Да и куда ему таиться, когда в записи все и так было предельно понятно. А этот, получается, все еще не в курсе.

– Чего, спрашиваешь? – Так и потянуло Бориса Ильича с маху врезать этому полковнику по физиономии, но сдержался. Пусть уж это сделает сам генерал. Может, и не в прямом смысле… – Ты попозже загляни к шефу, по-моему, у него что-то обнаружилось любопытное.

– Да-а? – с юмором протянул Селезнев. – А почему же ты уже знаешь, а я – нет?

– Значит, всему свое время. Извини, меня вызвали.

И Климчук отправился дальше, а Селезнев задумчиво поглядел ему вслед. Что за новость?

Вчера, в самом уже конце дня, он попробовал прозвониться из автомата по известным ему телефонам, но одни просто не отвечали, а по другим никто ничего толком не знал: ушел Боров или его все-таки взяли? Успокаивало, пожалуй, только одно. Он знал Борова и понимал, что колоться уголовнику не просто западло, но еще и чрезвычайно опасно. Ведь руки длинные, нигде потом не спрячешься, достанут. Так что, хотя и томила неизвестность, эта сторона вопроса не сильно беспокоила Селезнева.

Хотел поговорить с Джамалом, но того аж до полуночи все еще не было дома, а свой мобильник он, вопреки обычаю, зачем-то отключил. Беседовать с челядью Багирова никакого резона у Селезнева не было. Назаровские же «бригадиры», как уже замечено, ничего о пахане не знали. Просто исчез он, а вместе с ним еще восемь братков. Видимо, ушли. Залегли где-то, надо ждать, когда сами пришлют маляву.

Вот в таком, слегка подвешенном состоянии и пребывал второй уже день полковник Селезнев. Неприятное ощущение, но никуда не денешься, в жизни постоянно приходится рисковать…

Он вернулся в свой кабинет и достал из сейфа пухлое «Дело оперативной разработки», касавшееся ореховской ОПГ, документирование которой ни шатко ни валко проводил уже второй год. Накапливал необходимый материал, изучал биографии входивших в организованную группировку преступников, брал на свой учет новичков, в отдельном конверте хранил донесения собственных aгентов, внедренных в группировку. Но все это была формальная сторона, фактически же Селезнев, владея необходимой информацией из Главного управления, мог в нужный момент как бы смикшировать наносимый удар по преступности, заранее предупреждая о готовящихся операциях. И действовал он, со своей точки зрения, грамотно: всякая мелочовка бандитская, явные уж отморозки и новички были его постоянной добычей. И когда результаты плюсовались, картина борьбы с оргпреступностью на данном, конкретном направлении могла кое-кого даже впечатлить. Нет, не спали рубоповцы, но, правда, и крупная рыба в сети не попадалась. А вот уже за это и получал Селезнев внушительную благодарность от того же Борова, от Джамала Багирова, точно знавшего, когда намечается очередной милицейский шмон на подконтрольных ему столичных рынках. И еще была плата за то, чтобы грамотно отсеивать поступающие донесения и решать проблемы так, чтобы ментовские носы не лезли туда, куда им не положено.

Непростая это была работа, очень кропотливая и опасная, что скрывать…

Его нелегкие размышления прервал звонок внутренней связи.

– Селезнев слушает.

– Угу, – буркнул генеральский бас. – Зайдите.

«На „вы“?» – мелькнуло сразу и стало еще тревожнее.

– Слушаюсь, товарищ генерал! – Ну что ж, официально так официально.

Селезнев быстро сложил материалы в папку, сунул в сейф, посмотрел еще раз – на столе не должно находиться ничего лишнего – и запер сейф, а ключи сунул в брючный карман…

Генерал был один. Значит, с глазу на глаз? Но как раз это обстоятельство почему-то немного успокоило. Даже если что-то откуда-то и просочилось, а проверка любых слухов – дело муторное и хлопотное, вполне возможно, что генерал мог принять решение пока не афишировать ни собственных подозрений, ни вероятных неприятностей в своем в управлении.

– Разрешите? – Селезнев вытянулся на пороге.

– Садитесь, – пальцем показал генерал на стул по другую сторону письменного стола. Перед Караваевым лежала раскрытая папка, в которой было несколько листов. Взяв верхний, он пpoтянyл через стол Селезневу: – Ознакомьтесь!

Полковник принял страничку, положил перед собой на приставной столик, уселся поудобней и принялся читать.

Но как он ни был напряжен, смысл первых же фраз не сразу дошел до него.

«– Кого надо?

– Давай быстро Матвеича! Ну, чего ждешь? Бегом давай!

– Боров, тут тебя… хер его знает кто, на, я закрыл трубу, не видишь, что ли?

– Кто?

– Ты, Матвеич? Узнал?

– Ну!

– Отваливай и ложись на дно. Облава.

– А что, в первый раз, что ли? А ты на что?

– Я сказал: немедленно! Там Кондрат, а это гиблое дело! Бегом! Бросай, потом разберешься! Уже едут к тебе. Все.

– Во бля-а-а…»

…– А что это за распечатка, товарищ генерал? – невинно спросил Селезнев.

– Там же сказано, – сухо ответил Караваев. – Вы невнимательно прочитали? Запись телефонного разговора.

– Прослушка, что ли? И санкции имеются?

– Правильная постановка вопроса. Законная. Да, имеются. А также на обыск и задержание. Там время указано, обратите внимание. А вот это, – Караваев достал из ящика стола видеокассету, – видеозапись абонента, звонившего так называемому Борову. Желаете посмотреть? Время совпадает.

– А накладки не могло быть, товарищ генерал? – с едва заметной долей участливости спросил полковник. – Бывают ведь самые неожиданные, прямо-таки дикие совпадения. Уж вам-то известно!

– Бывают, – согласился генерал. – И чтобы избежать ошибки и не обвинить напрасно заслуженного человека, мы провели необходимую экспертизу. Сделали сравнительный анализ данной аудиозаписи и записи недавнего выступления подозреваемого во время телевизионной передачи о славных делах столичного РУБОПа. Эксперты установили идентичность голосов, записанных на двух пленках. Хотя, надо сказать, говоривший здесь, – генерал с брезгливостью ткнул карандашом в лист, лежащий перед Селезневым, – пытался изменить свой голос. В живой записи это особенно заметно. И тем не менее у науки свои методы анализа. К сожалению, теперь уже сомневаться не приходится.

– И кто же это, если не секрет?

– He догадываетесь?

– Откуда, товарищ генерал. – Селезнев изобразил искреннее недоумение и пожал плечами.

– М-да-а… – констатировал генерал, – Значит, не желаете посвятить в историю своего падения?

– О чем вы, товарищ генерал?! Какая история?

Ничего, кроме злого упрямства, не прочитал в глазах подчиненного Караваев.

– Понятно, – покивал он, – ну что ж, я вынужден подписать приказ о передаче данных материалов, а также протоколов показаний арестованных преступников в Службу собственной безопасности для проведения самого тщательного служебного расследования. На это время вы, Селезнев, отстраняетесь от должности и пребываете под домашним арестом. Это все, что в моих силах, чтобы избавить наше управление и ведомство от немедленного и громкого скандала. Но если вы посмеете нарушить мой приказ, я вас упеку, Селезнев, в «Лефортово». И поверьте, получу большое удовольствие. Удостоверение и оружие – на стол, – Караваев ткнул пальцем перед собой.

Побледневший Селезнев медленно поднялся, вынул из кармана мундира красное удостоверение и положил на стол.

– Оружие в сейфе, товарищ генерал.

– Ключи от сейфа! – снова ткнул тот пальцем. Звякнула связка ключей, небрежно брошенная на стол.

– Свободны!

– Слушаюсь, тов… – Селезнев осекся под пронзительным взглядом генерала. Повернулся и пошел к двери.

– И запомните, Селезнев, – остановил его у самой двери голос Караваева, – больше я вам – не товарищ!

Селезнев, не оборачиваясь, кивнул и вышел. Но только в коридоре позволил себе дать выход ярости. Тем более что рядом никого не было. Выматерился от души и отправился к себе, чтобы одеться и покинуть – теперь уже навсегда, это было ясно! – проклятую контору. Но, подходя к дверям кабинета, вспомнил, что только что сам же, по сути, швырнул начальству всю связку ключей. Не возвращаться же за ней! А, будьте вы все прокляты!

И он пошел вниз к своей машине – не зима, не замерзнет!

Неприятности посыпались на лысую голову Джамала Джафаровича, как снег посреди жаркого лета.

После панического телефонного звонка Борова, который не нашел ничего лучше, как припереться в его дом, когда по всей округе менты устроили на него облаву, Джамал решил, что надо немедленно увидеться с Теймуром. Это его связями в ментовке всегда пользовался младший Багиров. Ну в самом деле, не к Марату же бежать – мол, защити! Надави своим именем!

В конце концов, кто такой этот Боров? Обыкновенный уголовник. Ну, может, не совсем обыкновенный, а тот, кто способен крепко держать братву в своих жестких руках, несмотря на толщину живота, совсем не характерную для тех, кто большую часть жизни проводит по крыткам да на зонах. А Боров держал, да еще как! У него даже отморозки становились послушными.

И еще одна причина была у Джамала и самому держаться за Борова. Собственно, тут главная заслуга, если так можно выразиться, принадлежала опять-таки Теймуру. Когда возникли очередные трения между ореховскими и азербайджанской этнической группировкой, где одно время роль пехоты выполняли чеченцы, и грозили перерасти в кровавые разборки, стараясь избежать ненужного кровопролития и одновременно установить хоть какой-нибудь мыслимый паритет, Теймур с Селезневым предложили враждующим сторонам альтернативу: либо устраивается громкая ментовская провокация, а затем производится коренная зачистка в обеих группировках, либо заключается своего рода мировая. Каждый оставляет за собой свое, а в спорных случаях вводится совместная пятьдесят на пятьдесят – «крыша». Такая политика была успешно применена на одном из московских рынков, и никто не оказался ни в обиде, ни внакладе. Совместные акции позволяли пользоваться услугами друг друга, окончательно запутывая ментовку, привыкшую к определенным законам в уголовной среде. И пока все сходило. А вот обвал начался с того момента, когда Марат настоял на том, чтобы основательно припугнуть покойного уже ныне Каманина – собственного несговорчивого и постоянно наглеющего шефа.

Сипа, как выяснилось, пожалел Рога, тот, в свою очередь, уцелев, вывел на бывшего своего комбата ментов, последовала неудача с отморозками от Борова, пошла большая волна, закрутились шестеренки на самом высоком уровне, подключились силы, для которых разметать непонятную пока разборку стало делом чести. И ведь добьются своего, вот что погано!

А тут еще сами понаделали глупостей! Боров приперся! Хорошо хоть не в доме его взяли.

Сипа сгорел синим пламенем, уехал свидетелем, а загремел в «Матроску»… И уж вовсе непонятно, как мог так жидко обгадиться полковник Селезнев! Умный же, осторожный! Теймур всякий раз, производя с ним расчеты, убеждал не выходить ни на кого, кроме него. А уж у самого Теймура всегда найдутся возможности передать важное известие по прямому назначению. И пойдет оно через такое количество связей, что тут и черт ногу себе сломит…

Когда сегодня Теймур заехал к Джамалу и сообщил, что буквально час назад отстранен Селезнев и отправлен под домашний арест, Джамал легко догадался, что причина этого кроется в том злополучном звонке полковника к Борову, о котором ему, в свою очередь, сообщил испуганный и растерянный Боров, удирающий от погони. Ахмат достаточно красочно описал его состояние, хотя не мастер говорить красиво. Грубые они, эти чеченцы!..

Таким образом, можно сказать, что по планам братьев Багировых был совершенно неожиданно, а главное, очень сильно нанесен почти сокрушительный удар.

Можно было уже не сомневаться, что без Борова среди ореховских начнется драчка, а разборки перерастут в самое настоящее «мочилово». Им и есть ради чего стараться. Соблюдение правил, установленных между «славянами» и «кавказцами», никогда не устраивало отморозков. Они немедленно потянут на себя одеяло, а ведь оно очень дорогое! Рынки – это жe практически легальная возможность продажи наркотиков, несмотря на все старания ментов прикрыть высокодоходные лавочки.

Но самое скверное в том, что проколы и провалы начались именно в тот момент, когда надо быть абсолютно сосредоточенным и чтобы ни одного лишнего движения, – караваны пошли! А платные автостоянки, обслуживаемые людьми Сипы, это прежде всего удобные хранилища товара. Какой дурак станет в собственном гараже искать наркоту?!

А отморозки Борова – идеальная охрана, на которой давно уже «замылился» глаз ментовки. Уж слишком типичные, тупые качки, таких при необходимости и сдать не жалко. Одноразовая польза.

И еще они удобны потому, что охранники, к примеру, «кавказской национальности» немедленно привлекают к себе пристальное внимание всяческих ОНОНов, УБНОНов, уголовки и прочих заинтересованных «контор», глядящих на них, как на лакомую добычу. И не зря ведь: лучших продавцов товара не найти, а качки для этого слишком заметны.

И все коту под хвост! Было отчего рычать Джамалу и было отчего размахивать пухлыми кулачками!..

Это же сейчас, когда ничего уже остановить нельзя, и караваны вспять не повернешь, и перед партнерами взяты жесткие обязательства, именно теперь, когда все на мази, надо искать, и немедленно, новые подходы, срочно налаживать новые связи, поскольку получается, что ни во что нельзя верить. Нy, Боров еще куда ни шло, за ним авторитет «законника», если и сдаст кого, то по мелочи, так как ворам в законе иметь дело с ментовкой западло. Могут на зоне и корону отобрать, и «опустить» по своим воровским законам. Но если он выстоит, то в принципе немного и потеряет, просто та же, вполне благополучная житуха потечет в другом месте. Да и по старым делам много ему не наберут, а там адвокаты постараются.

А вот Сипа – другое дело. Этому есть что терять. Хотя, с другой стороны, вроде бы к инвалидам Афгана и Чечни, получившим боевые ордена, закон снисходителен. Может и условным отделаться. Если не докажут личного участия. А вот организацию убийств – тут доказывать и доказывать, как говорится, бабка надвое сказала. Но Сипа, если его основательно прижмут следаки, может все-таки пойти на сотрудничество со следствием. Это плохо, он много знает. И идеальный вариант – это избавиться от него. Тут придется Теймуру снова возобновить некоторые свои связи. Конечно, Боров исполнил бы это лучше других, но он сам в крытке. Хотя на совсем крайний случай, может ведь и оттуда кинуть соответствующую маляву…

Однако совсем скверно с проколом Селезнева. Тут ведь не только Сипа, Боров и сам Джамал завязаны, и Селезнев знает, на чем, он же свой процент честно имеет. Самое неприятное, что под ударом находится и Теймур. А он и является главной фигурой, обеспечивающей безопасность транспортов. Случится что, и можно ставить жирный крест на всем – на настоящем и будущем, не исключено, что и на самой жизни. Партнеры – люди чрезвычайно серьезные и подобных вещей не прощают. И даже такой проблемы, как скрыться, залечь на дно, для них не существует. Везде достанут.

Вот какие условия неожиданной задачи продиктовала жизнь…

И каково же будет решение? Тем более что принимать его надо, не откладывая, что называется, на завтра. А выход тут, к сожалению, один. Надо убрать Селезнева – он сейчас самая неприятная фигура. И сделать это будет не особенно трудно, поскольку тот сидит дома, а не в «Лефортове», где достать его было бы гораздо сложнее.

Джамал знал, что в данной ситуации старшие братья одобрили бы его решение. Да и выхода иного просто на сегодняшний день не существует. Так продолжал убеждать себя Джамал, хотя никто ему не возражал.

Ну что я, надо, значит, надо! И Джамал кликнул Ахмата. Уж этот верный человек все исполнит правильно, а также не станет задавать ненужных вопросов. Редко использует его Джамал – разве что для выполнения наиболее деликатных заданий. Ну как, к примеру, устранение Каманина. Ахмат – одиночка, все делает caм. Сам находит удобное для себя место, сам делает меткий выстрел, после которого никакой контрольный уже не нужен, сам уходит. И еще обладает просто совсем замечательным талантом: высокий и бородатый, он умеет становиться незаметным. Это наверняка pодные горы приучили, метким снайпером был Ахмат, пока не ранили, не накрыли артогнем по площадям. Осколок вынули в Турции, на излечении находился в Греции, а позже – в Грузии, у самой границы своей родины. Но домой больше не вернулся, никого не осталось. А жить хотел хорошо. Где еще и затеряться, как не в большом городе? Так и оказался в Москве. У Джамала оказался. Потому что Багиров-младший знал толк в людях, угадывал их и охотно приближал к себе, привязывая их отношением и, разумеется, деньгами.

Ахмат вошел, чуть склонил голову в приветствии.

– Садись, дорогой, – сказал мрачно Джамал. – Совета хочу у тебя спросить… Если не откажешь…

Ахмат глазами показал, что внимательно слушает, а об отказе не может быть и речи.

Джамал знал, что, в сущности, Ахмату понадобится только адрес, ну еще, естественно, фотография клиента. Остальное – это уже его сугубо личное дело. Но исключительно ради собственного успокоения, ради того, чтобы как можно меньше мучили угрызения совести, хотя Джамал и не очень мог вспомнить, когда у него случались подобные приступы, но Аллах… как говорится, одним словом, он почему-то хотел убедить Ахмата, а может быть прежде всего самого себя, что речь у них пойдет не об убийстве, а о суровой, к сожалению, необходимости. И тут есть свои нюансы…

Да, тщательный поиск подходов – задача нелегкая, и приходится принимать, как нынче любят выражаться политики, непопулярные решения.

Отстранение полковника Селезнева было и для Теймура весьма чувствительным ударом под дых. Он, конечно, сказал Джамалу – не терять же авторитет старшего брата! – что известие неприятное, но не смертельное, а сам-то знал, что лукавит, утешает себя, хотя собственной уверенности уже никакой не было.

Не стал он говорить и о том, что во всех этих провалах по-своему крупно виноват именно Джамал, поскольку это привело бы к вспышке и крупной ссоре. А именно этого и стремился избежать Теймур, зная, что в критических ситуациях спасает, как правило, твердая уверенность в своих действиях, а вовсе не безалаберный поиск отходных путей методом так называемого тыка. Они должны быть едины в общем мнении и принимаемых решениях. Это уже потом можно будет произвести семейную разборку, когда все, как любят говорить в России, устаканится.

Так-то оно так, но со всеми этими покушениями, налетами, побегами и прочим Джамал сделал-таки большую пенку. Одна акция прошла более-менее грамотно: это устранение Каманина. Естественно, все получается, когда работает профи! А у Джамала, к сожалению, преобладают в загашнике сплошные дилетанты. Точнее, не у него самого, а у этих болванов – Борова и Сипы.

И Селезнев прокололся как последний сопляк! Была же договоренность: все самое срочное – только через Теймура. Нет немедленной возможности, найди, из собственной шкуры выползи, но отыщи. А он наверняка поторопился. Или расслабился. И вот к чему привело. Джамал, конечно, прав: теперь все будет зависеть от встречного хода. Идеальным вариантом было бы самоубийство продажного, но в последнюю жизненную минуту вспомнившего об офицерской чести сукиного сына. И если этот вопрос удастся решить грамотно, проблема отпадет сама по себе…

Но больше всего волновал Теймура телефонный звонок из Душанбе. Разговор шел с аппаратов, оборудованных скрэмблерами, подслушать вряд ли кто смог бы, система кодирования была настолько сложной, что можно было не опасаться за то, что информация выплывет на поверхность.