Текст книги "Черный пиар"

13

Все было взаимосвязано, Гордеев понимал это. Одно цеплялось за другое, как в сказке про волшебного гуся. Юрию казалось, что дело Зайцева – это и есть та самая жирная птица, к которой приклеилось все остальное.

«Нужно немедленно со Спириным поговорить. Он может пролить свет на всю эту подозрительную цепь событий», – думал Гордеев, подходя к зданию андреевской прокуратуры.

– Он не может вас пока принять, – неприветливо произнесла спиринская секретарша. – Ждите.

– Мне некогда ждать, – ответил Юрий и решительно взялся за ручку двери.

Спирин завтракал. Он с аппетитом поглощал огромный бутерброд, густо намазанный маслом и обложенный со всех сторон сыром, как горчичниками.

– Добрый день. Приятного аппетита, – сказал Гордеев и уселся напротив.

– Что такое? Я же сказал не пускать! – завелся следователь.

– Я говорила! Он сам прошел, – оправдывалась секретарша, стоящая в дверях.

– Ладно. Исчезни.

Секретарша быстро выбежала из кабинета и плотно прикрыла дверь.

– Зачем пришли? – Спирин уставился на Гордеева.

– Отчего так нелюбезно? Где привычное русское гостеприимство? – съехидничал Юрий.

– А вы ко мне на блины пожаловали? Или, может, перейдем поближе к делу? – не остался в долгу следователь.

– Конечно, перейдем. Мне нужно еще раз посетить в тюрьме арестованного Зайцева.

– Вот как?! С каких это пор вам требуются разрешения для посещения кого-либо в тюрьме? Вы, по-моему, и без этого отлично справляетесь.

– Что вы имеете в виду? – сделал непонимающий вид Гордеев.

– Я имею в виду то, что мне известно, как вы со своим приятелем Кравцовым встречались с Ермолаевой. Я уж не знаю, каким образом вам это удалось, хотя могу подозревать. Конечно, я не могу воспрепятствовать вашему посещению зайцева. В качестве адвоката, разумеется. Но в качестве заключенного вы можете очутиться в тюрьме гораздо раньше. Еще одна подобная выходка, и вы встретитесь и с Ермолаевой, и с Зайцевым, только уже будете их соседом. Я понятно говорю? – Спирин с ненавистью смотрел на Юрия.

– Так-так-так, – протянул Гордеев. – Вы, кажется, мне угрожаете?

– Ни боже мой! Предупреждаю. Дружеский совет, так сказать.

– Ой, спасибо за заботу. Прям отец родной, – фальшиво заулыбался Юрий. Но тут же сменил тон на серьезный и спросил:

– Значит, и разрешение на посещение обвиняемого адвокатом тоже дать отказываетесь?

– Вот именно! – Спирин высокомерно улыбался.

– Хорошо. Я, надеюсь, не очень вас разорю, если с вашего телефона позвоню в Москву?

– Не очень. Для дорогого столичного гостя я готов пожертвовать всем. А кому это вы собрались звонить?

– Я? – Гордеев выдержал паузу. – Я сейчас позвоню Меркулову Константину Дмитриевичу. Это, если вы запамятовали, заместитель Генерального прокурора России. И расскажу ему, что в городе Андреевске нарушаются всякие юридические нормы и государственные законы. И даже приведу пример, как адвоката не пускают к своему клиенту. Сделайте одолжение, подвиньте телефон поближе, а то я со своего места до него не дотянусь.

Юрий закончил говорить и выжидающе смотрел на Спирина. На лице того явно отображалась борьба различных чувств, происходящая в его душе. Наконец он рывком отодвинул ящик стола, достал из него какой-то бланк, быстро и нервно что-то написал и почти швырнул Гордееву. Тот аккуратно взял бумагу со сверкающей полированной поверхности стола и прочел:

– «Посещение разрешить». Вот спасибо. Как приятно с вами работать.

С этими словами Юрий вышел из кабинета, оставив следователя в бессильной злобе.

Вскоре Гордеев опять ожидал своего подзащитного в комнате для свиданий Жаворонковой деревни. Темно-бурые стены наводили тоску, массивный деревянный стол был исцарапан различными надписями, окон не было. Юрию стало не по себе, захотелось поскорее уйти отсюда. Наконец ввели Зайцева. Гордеев поднялся, протянул руку для пожатия. Зайцев крепко пожал ее, затем опустился на второй стул.

– Как поживаете? – начал Юрий.

– Как может поживать человек в тюрьме? Плохо, конечно… – тихо произнес мужчина. С него сошла вальяжность – видимо, сказывалось пребывание в заключении. – Что у вас новенького?

– Да в общем-то, ничего особенного. Если не считать того, что погиб отец Сони Маковской, но вы об этом уже знаете.

– Да, это уже серьезно… – сказал Зайцев задумчиво.

– Почему вы так думаете?

– Потому что, я думаю, это не может быть случайностью.

– Думаете, гибель Маковского как-то связана с вашим арестом?

– Возможно, возможно… – задумчиво ответил Зайцев.

– А кого вы подозреваете в этом? Ершова? Топоркова?

Тут Зайцев сделал резкий взмах рукой, Гордеев осекся. Зайцев указывал пальцем на стены и на стол. Юрий вопросительно взглянул на него, затем достал ручку, листок бумаги и протянул Зайцеву. Тот написал одно слово: «прослушка». Гордеев понимающе кивнул. Затем Евгений Павлович снова придвинул к себе бумагу и написал: «Байдуков». Затем, ниже «Веселовский». И протянул листок Юрию. Тот взял записку и тут же спрятал в карман.

Зайцев поднялся, тем самым дав понять, что свидание окончено и больше ему пока сказать нечего.

– Передайте брату, что со мной все в порядке. Пускай не волнуется. И спасибо вам.

– Держитесь, – кивнул Гордеев.

Зайцев постучал в дверь, она тут же открылась, и два дюжих охранника увели заключенного.

«Кем бы мог быть этот Байдуков? И этот Веселовский? И что они значат во всей этой истории?» – думал Юрий, стоя на улице возле здания тюрьмы. Затем достал телефон и быстро набрал номер Кравцова.

– Привет. Это Гордеев.

– Здорово. Что нового? – ответил голос Сергея.

– Только что вышел из тюрьмы…

– Звучит оптимистично, – рассмеялся Кравцов.

– Ну да. Я имею в виду, что только что встречался с Зайцевым.

– Да ну? Узнал что-нибудь полезное для нас?

– Пока не могу точно сказать. Ты случайно не знаешь, кто такой Веселовский?

– Честно говоря, что-то знакомое, – задумался Кравцов. – Но вспомнить не могу.

– Ясно, следующий вопрос. А кто такой Байдуков, ты знаешь?

– Конечно. Он начальник андреевского РУБОПа.

– Такая же сволочь, как и все остальные?

– Нет, хороший мужик. Порядочный. Кстати, самый близкий друг Зайцева. Они вместе в Афгане воевали. Рассказывали даже, что несколько раз друг друга от смерти спасали, из-под пуль вытаскивали. Зайцев Байдукова однажды в одиночку от троих боевиков отбил, когда того во время боя ранило, он сознание потерял. А наши отступили и забыли про него. А потом, после боя, его боевики нашли, тут бы ему и конец, да Зайцев вернулся. Представляешь, один троих уложил за друга. Но Байдуков тоже в долгу не остался, в другой раз он Зайцева с тяжелейшим ранением несколько суток из окружения вытаскивал. Зайцев, говорят, даже застрелиться хотел, чтобы друг уйти мог спокойно. Байдуков еле успел пистолет вырвать.

– Вот как? – поразился Гордеев. – А где этого Байдукова найти можно?

– Пиши адрес, – Кравцов продиктовал ничего Юрию не говорящее название улицы и номер дома. – Там центральное здание РУБОПа. Найдешь, или подъехать за тобой?

– Найду. Спасибо. Ну, до связи.

Вскоре такси привезло Гордеева по указанному Кравцовым адресу, он расплатился, вышел из машины и направился к центральному входу. Его тут же тормознули на проходной.

– Вы куда?

– Мне нужно к Байдукову.

– Пропуск есть?

– Нет у меня пропуска.

– В журнале посещений записаны?

– Нет.

– Тогда обратно. Договариваться нужно заранее.

– Слушай, – сказал Гордеев. – Ты ведь ему позвонить можешь?

– Теоретически могу, – отозвался охранник.

– Так вот, сделай это практически и передай, что пришел адвокат Зайцева, хочет поговорить по поводу его дела.

Через пять минут сам Байдуков спустился за Юрием. Гордеев увидел высокого статного человека с погонами генерал-майора и почему-то сразу понял, что это и есть Байдуков, чем-то неуловимым он напоминал Зайцева.

Мужчины поздоровались и поднялись в кабинет Байдукова.

– Ну, чем могу быть полезен? – начал хозяин.

– Видите ли, я недавно был в тюрьме, навещал Евгения Павловича, и он написал мне вашу фамилию. Я подумал, что вы можете что-то рассказать. Потому что история крайне странная, я никак не могу найти концов.

– Это все, разумеется, из-за выборов. Город и область давным-давно полностью куплены и поделены. По закону здесь уже ничего не решается. Все кругом повязаны и прекрасно сосуществуют в такой обстановке. У них только две кости в горле стоят – это Женька и я. Меня постоянно пытаются сместить. Страшно сказать, но у меня за последние два года четыре заместителя сменились. Да не просто так, они все умирают, понимаете? Меня пытаются опорочить, но пока не получается, у меня такая репутация, что ее испортить сложно. Хотя эта свора ни перед чем не остановится.

А Женька им тоже много крови попортил. Он собирал материалы против всей этой компании. О взяточничестве, о нарушении законодательства, об их махинациях с выборами. Он, например, раскопал, что Батурин, есть у нас тут такой деятель, у которого затмение мозгов от больших денег произошло, незаконно финансировал избирательную кампанию Ершова. А это ведь дело серьезное, если до суда дойдет, то вовек они потом не отмоются.

– А как же они могли узнать об этой работе Евгения Павловича? Не думаю, что он кому-то кроме вас об этом рассказывал, – поинтересовался Гордеев.

– Да что вы, Юрий. В этом городе на юге чихнешь, на севере «будь здоров» крикнут. Тут шпионов и стукачей больше, чем нормальных жителей. А то, что они про Женькин компромат знали, я не сомневаюсь.

– Почему вы так в этом уверены?

– Дело в том, что отчасти я виноват, что Женьку посадили. Так как это я надавил на следствие и заставил закрыть дело о самоубийстве девочки и завести новое об убийстве. И оказал тем самым медвежью услугу, но я же не знал, что они так дело повернут! А они взяли – и сразу Женьку за решетку упекли. А это о чем говорит? Это говорит о том, что они его страшно боялись и, воспользовавшись случаем, тут же постарались избавиться от него. То есть знали они прекрасно о тех материалах, что Женя собирал. Это же ежу понятно, что Зайцев не виновен.

– Знаете, – перебил Гордеев пылкую речь генерала. – Мне кажется, что отец девочки тоже был в курсе, что убийца его дочери не Зайцев.

– Почему вы так считаете? – насторожился Байдуков.

– Во-первых, Маковский погиб при загадочных обстоятельствах. Его сбила машина, а обвинили в этом мою знакомую. Могу дать голову на отсечение, что она не виновата. Во-вторых, я видел его перед смертью. Это был человек, который не испытывал ненависти к Зайцеву. Он был страшно подавлен, но не пытался мстить вашему другу, не требовал расправы над ним. Странное поведение для отца, если предположить, что он считал убийцей Евгения Павловича, не правда ли? И наконец, в-третьих, жена Маковского отдала мне странную фотографию – на ней изображен Ершов, а лицо его изрешечено пулями. Маковский стрелял в фотографию! Вы чувствуете, сколько должно быть ненависти к человеку, чтобы поступить так! Поэтому я думаю, что у Маковского была какая-то информация. Он что-то знал. Может, существует какой-то свидетель, может, еще что-нибудь, это нужно непременно раскопать. Только тайно, чтобы ни одна живая душа, кроме нас с вами, об этом не знала. Иначе все старания пойдут прахом.

– Вы мне это объясняете? – грустно улыбнулся Байдуков. – Но что же мы можем сделать? Единственный человек, который что-то знал – отец девочки, – погиб. Мы снова в тупике. Неужели Женя ничего больше не сказал, не просил мне передать?

– Ах, черт! – воскликнул Гордеев. – Забыл. Там же была еще одна фамилия.

Юрий вытащил клочок бумаги из кармана и протянул генералу.

– Веселовский, – прочитал тот. – Я, кажется, начинаю понимать.

– Поделитесь, – попросил Гордеев.

– Веселовский – мой бывший заместитель. Он мне никогда не нравился, но я взял его по принуждению. На меня очень сильно надавили. Но вскоре я его уволил, потому как узнал, что Веселовский занимается незаконной прослушкой. Причем всех и вся. У него были переговоры мэра, губернатора, прокурора, одним словом, всех, кто имеет какое-то отношение к власти. Кроме того, этот Веселовский имеет какое-то отношение к комиссии Государственной думы по выборам, а это тоже настораживающий факт.

– Неужели эта комиссия имеет какой-то вес? – удивился Гордеев.

– Еще какой. Это очень важное звено во всех выборах, с его помощью можно влиять на центральную избирательную комиссию. Когда я уволил Веселовского, он внезапно исчез, а вместе с ним и материалы прослушивания, и компромат, который собрал Женька.

– То есть он их попросту украл?

– Да, выходит так. Скорее всего, вся эта каша заварилась из-за пропавших документов.

– Так нужно немедленно найти Веселовского! – воскликнул Юрий. – Это же ключ ко всем загадкам.

– Вы правы, но я не могу. Он исчез, у меня нет никакой информации о месте его нахождения. Хотя вы можете поехать в Москву, в эту самую комиссию. Там должны что-то знать о нем, но не думаю, что вам будет просто получить какие-нибудь сведения. Однако попробуйте. Мне кажется, Веселовский работал на два фронта. Езжайте в Москву. Постарайтесь что-нибудь выяснить там.

– Я не могу сейчас уехать из Андреевска, – ответил Гордеев.

– Почему?

– Я говорил вам, в тюрьме невиновная девушка. Я не могу ее оставить.

– Простите за цинизм, но если она в тюрьме, то никуда оттуда не денется. Тем более похоже, что Жаворонкова деревня – сейчас самое безопасное место в городе.

– Но я все равно не могу уехать без нее. Вы можете помочь мне вытащить ее?

– Расскажите, в чем дело? – попросил Байдуков.

– Я сам практически ничего не знаю. Это все похоже на какой-то бред. Лида ехала на своем автомобиле в Москву, ее остановили, без объяснений надели наручники, затолкали в машину и привезли в СИЗО. Следователь отказывается отвечать на мои вопросы, материалы дела не показывает, ничего не известно. Мы с ее мужем пытались действовать по всякому, даже с судьями пытались договориться – все бесполезно.

– Я думаю, что тут не надо ни с кем договариваться. Нужно действовать по закону. Добейтесь доступа к материалам следствия, и на их основании попытайтесь добиться полного освобождения. У вас есть такая возможность?

– Нужно попробовать.

Гордеев достал телефон и набрал знакомый номер. На другом конце провода ответили.

– Алле? Александр Борисович? – прокричал в трубку Юрий. – Это Гордеев беспокоит. Да-да, все в порядке. У меня к тебе очень важное дело. Времени немного, поэтому постараюсь обойтись без подробностей. Я сейчас нахожусь в городе Андреевске. И здесь творится полный беспредел. Одну девушку арестовали за убийство человека, но она абсолютно не виновата. Я стал ее адвокатом, но мне чинят всякие препятствия. Следователь по ее делу отказывается предоставлять какую-либо информацию, скрывает материалы следствия, не разрешает посещений. Я очень прошу твоей помощи, повлияй на ситуацию, иначе она пропадет.

– Что от меня требуется? Как я могу заставить освободить твою знакомую только потому, что ты говоришь, что она невиновна. Это абсурд, ты понимаешь? – возмутился Турецкий.

– Я не требую этого. Просто попроси Меркулова, чтобы тот сделал один звонок следователю Спирину. Это возможно?

– Ну, в принципе… – протянул Турецкий, – возможно, конечно… Кстати, где, говоришь, все это происходит?

– В Андреевске.

– А-а… – протянул Турецкий, – кажется, припоминаю. Мне Костя Меркулов говорил о том, что поступила какая-то жалоба от группы избирателей на предвыборный беспредел. И поручил разобраться в этом деле.

– Серьезно? – обрадовался Гордеев. – Ну вот и повод. Помоги, Александр Борисович, очень нужно…

– Ну ладно, – недовольно ответил Турецкий, – постараюсь.

– Хорошо бы заставить его показать материалы. Это ведь мое абсолютно законное право, не так ли?

– Ну, это пожалуйста. Только не понимаю, неужели для этого нужен звонок заместителя генерального прокурора?

– Да. Никакие другие средства на этих людей не действуют.

– Хорошо. Еще раз. Андреевск?

– Совершенно верно.

– Фамилия девушки?

– Ермолаева Лидия Андреевна, – радостно орал в трубку Гордеев.

– Ох, не кричи так. В ушах от тебя звенит. Успокойся и езжай к своему Спирину. Он даст тебе все, что полагается по закону, – проворчал Турецкий.

– Спасибо, Саша. Ты очень помог. Спасибо.

– Да не за что. Вернешься – сразу ко мне. Расскажешь, что за дела происходят в этом загадочном Андреевске, где для просмотра уголовного дела адвокатом требуется санкция генерального прокурора.

– Обязательно. До свидания.

Гордеев убрал телефон и торжествующе посмотрел на Байдукова.

– Ну что? – спросил тот. – Вышло?

– Да. Турецкий может. Меркулов Константин Дмитриевич, заместитель генерального прокурора, его друг. Я мчусь к Спирину.

– Надо же, какие связи! – усмехнулся генерал. – Удачи вам, Юрий.

– Спасибо. – Гордеев направился к выходу.

– Это вам спасибо, – крикнул Байдуков вслед. – Спасибо, что помогаете Женьке. Это необыкновенный человек и, может быть, самый достойный из тех, кого вам доводилось защищать.

– Я сделаю все возможное, чтобы помочь ему, – тихо отозвался Юрий.

Через полчаса Гордеев снова входил в кабинет Спирина.

– Вот видите, я к вам по несколько раз на дню хожу. Как на работу.

Следователь молчал.

– Я надеюсь, вам уже позвонили из Москвы? – продолжал Юрий.

– Позвонили, – буркнул Спирин в ответ.

– Так когда же я могу получить материалы?

– Никогда. Произошла чудовищная ошибка, материалы следствия были уничтожены, с Ермолаевой сняты все обвинения. Можете ехать за ней.

– Ох, как интересно! – воскликнул Гордеев. – Мыши, поди, дело съели? Ну да ладно, с этим мы потом разберемся. Дайте бумагу на освобождение.

– Там уже в курсе. Я звонил, – Спирин был серым от злости.

– Чудно. Целую.

Гордеев вприпрыжку, как мальчишка, выбежал на улицу и тут же, подчиняясь внезапному порыву радости, набрал номер Кравцова.

– Серега! Как дела?

– Потихоньку. Ты чего орешь так? По какому поводу радость?

– Радость по поводу освобождения Лиды из тюрьмы!

– Да ты что! – воскликнул Кравцов. – Тебе удалось? Ты гений! Как все получилось?

– Да так, нажал на следствие по своим каналам, – хвастливо ответил Гордеев. – Но самое интересное знаешь в чем?

– В чем?

– На нее не было заведено дела! Ни единой бумажки, ни паршивенькой справочки – ничего!

– Вот те на… – протянул Сергей. – В каком чудном государстве мы живем. Где сейчас Лида?

– Еще в тюрьме. Нужно ее оттуда забрать, – ответил Юрий.

– Немедленно еду, заберу ее. Вот она обрадуется, – отозвался Кравцов.

Сердце Гордеева сжалось от обиды и несправедливости. Он, не щадя живота своего, мучился, носился, добивался освобождения Лиды. А все сливки снимет Кравцов. Приедет за ней, будет рассказывать, как много сделал во имя свободы своей жены. Лида бросится ему на шею, будет благодарить – такие кадры мелькали в голове Юрия. Но Сергей вдруг продолжил:

– Ты где? У Спирина? Оставайся там, захвачу тебя через пятнадцать минут.

Когда Кравцов и Гордеев подъехали к тюрьме, Лида уже ждала их у ворот. Завидев машину бывшего мужа, она бросилась к ней. Мужчины тоже вышли из автомобиля и встали как вкопанные, смущенно поглядывая друг на друга.

– Ну вы чего? – спросила Лида, подбежав к ним. – Родные мои! Как я вас люблю. Это же вы меня вытащили? Как вам это удалось?

– Да это Юрка проявил чудеса дипломатии, – ответил Кравцов.

– Да и ты тоже немало постарался, – подхватил Гордеев.

– Боже! Как это трогательно, – хохотала Лида. – Спасибо, мальчики. Как хорошо, когда вокруг тебя есть такие мужчины.

Она подошла ближе и обняла их обоих.

– Теперь вези меня домой, – обратилась Лида к мужу. – Мне срочно нужно в ванную. Я хочу много пены. Я надеюсь, у тебя есть пена?

Сергей растерянно кивнул.

– Чудно. Наверное, и одежда моя еще осталась. Мне кажется, что эта ко мне уже прилипла. А еще по дороге купим огромную пиццу. Я голодная как собака. Если бы вы видели, чем там кормили! Это даже нюхать нельзя, не то что есть. Ну что, едем?

– Давайте, езжайте, – сказал погрустневший Гордеев.

– А ты куда? – удивилась Лида.

– Пойду в гостиницу. Тоже отдохну, а то замотался, как лошадь колхозная.

– Ты это, – сказал вдруг Кравцов. – Поехали с нами. Чего тебе в гостинице делать?

– Поехали, поехали, – подхватила Лида. – Все мне дома расскажете. А отсюда нужно бежать скорее, пока еще кого-нибудь из нас не посадили.

Лида первая уселась в машину. Гордеев не заставил себя долго уговаривать и последовал за ней. Через минуту мрачное здание тюрьмы осталось далеко позади, и автомобиль помчался к дому Кравцова.

14

В доме Кравцова было подозрительно тихо. Охрана, проворонившая пленницу, старалась не попадаться на глаза хозяину и сиротливо жалась по углам. Сергей, оставив Лиду с Гордеевым в гостиной, ушел распорядиться насчет ужина.

– Как я по тебе соскучилась! – Глаза Лиды сияли радостью. – Время, проведенное в тюрьме, оказывается, заставляет по-новому взглянуть на прожитую жизнь. А компания у меня какая замечательная была, ты себе не представляешь! Проститутки, наркоманки, воровки, сутенерши – все до одной чудные женщины. А самое смешное то, что они, узнав, что я юрист, валом повалили за консультациями. Будь то в обычной жизни, я бы столько денег заработала! Ты чего молчишь-то?

– Да ситуация какая-то дурацкая, не находишь? – ответил Юрий. – Я в доме мужа своей… э-э… ну короче, своей хорошей знакомой, и она там же, и вот мы все втроем собираемся ужинать и вести светские беседы. Дурдом.

– Брось ты. Все нормально. Никто ни на кого с кулаками не бросается.

– Уже бросались, – мрачно заметил Гордеев.

– Да что ты?! – с интересом воскликнула Лида. – Вы били друг другу морды?

– Было маленько.

– И кто же победил?

– Дружба! – Юрию не нравились ее восторги по поводу прошлой драки.

– Вот и чудно. Ну и чего ты теперь переживаешь? Ты его боишься, что ли?

– Вот еще, – Гордеев оскорбился. – Никого я не боюсь. Да и Серега, кстати, хороший парень. Поэтому мне и неудобно. Чувствую себя Иудой каким-то.

Лида хотела было что-то ответить, но тут же осеклась – в комнату вошел Кравцов с откупоренной бутылкой вина и тремя бокалами.

– Ну-с, отметим благополучное вызволение пленницы из острога? – Сергей пытался казаться веселым, но взгляд выдавал его напряжение. Гордеев тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Одна Лида была беззаботна и не придавала никакого значения сложившейся щекотливой ситуации.

– Ау-у, – протянул Кравцов. – Не слышу ответа.

– Наливай, – отозвался Юрий.

– Давай-давай, – подхватила Лида. – Мое любимое? Замечательно. Наливай.

Сергей молча разлил вино по бокалам, протянул каждому, все, не чокаясь, молча выпили.

– Ну вот, как на поминках, – рассмеялась она. – Чего грустные-то такие? Или вам было так хорошо вместе, что мое присутствие нарушило вашу идиллию? Так ведь я и уйти могу. Только поем сначала, ладно?

– Перестань паясничать, – резко ответил Кравцов. – Давайте лучше решим, что делать будем.

– Давайте, – эхом отозвался Гордеев.

– А чего решать-то? – Лида непонимающе хлопала глазами. – В чем проблема? Мы с Юрой уедем в Москву завтра, и все будет, как раньше.

– Нет, Лид, так не годится, – Юрий заметно нервничал. – Нужно обо всем поговорить. Серега ночами не спал, по всему Андреевску носился, чтобы тебя освободить, весь город на ноги поднял, а ты хочешь сделать ручкой и исчезнуть. Это нехорошо.

– А я его просила, что ли, ночами не спать и носиться? – разозлилась она. – Мог бы сидеть себе спокойно, не дергаться. И без него бы справились.

– Не справились бы, – веско заметил Гордеев. – А даже если бы и справились, то все равно нужно испытывать хоть какое-то чувство благодарности за то, что человек переживал.

– И что ты мне предлагаешь? Броситься ему на грудь и заорать: я ваша навеки?! – негодовала Лида.

Кравцов молчал все это время, как будто тема разговора никоим образом его не касалась. Затем поднялся с дивана, подошел к окну и, не глядя на остальных, произнес:

– Прекрати истерику. Ты же нормальный человек. Признаю, я сделал глупость, когда похитил тебя и привез сюда. Я думал, смогу тебе втолковать, что люблю, что та история, послужившая поводом для расставания, просто чепуха какая-то. Был не прав тогда, но тоже согласись, я тебя не видел неделями, приезжаю, а на моем диване, в моих тапочках, пьет чай из моей кружки какой-то пацан. Я что подумать был должен?

– Ты мог подумать все что угодно. Но почему-то решил, что я тебе изменяю. Я разве повод давала? Это тебя все андреевские проститутки знают, а я в Москве училась и по мужикам не шлялась, – Лида почти кричала.

Гордееву вдруг стало ясно, что это обычная семейная сцена, рядовой скандал между мужем и женой. А как известно, милые бранятся – только тешатся, и значит, ссора завершится горячим примирением, а ему, Юрию, здесь делать больше нечего.

Принесли ужин, взаимные обвинения на время поутихли: ронять свое достоинство перед прислугой в этом доме было не принято. Домработница накрыла на стол и удалилась. Выяснение отношений сделало новый виток.

– Ты, между прочим, всю жизнь требовал отчетности в каждом моем шаге. Куда пошла, с кем была, что делала! А я тебя когда-нибудь контролировала?

– Вот дура! – не выдержал Кравцов. – Да я волновался за тебя просто. У меня и в мыслях не было тебя проверять. Ты моя жена, я чувствую за тебя ответственность. Когда я тебе запрещал что-нибудь? Ты всегда делала только то, что считала нужным, и я не возражал, потому что доверял тебе.

– Ребята, – робко вставил Юрий. – Я, пожалуй, пойду.

– Останься! – хором крикнули Кравцов и Лида.

Гордеев послушно сел в кресло.

– Если бы ты мне доверял, то не устроил бы такую истерику в тот раз!

– Я же извинился. Я признаю, что виноват, но неужели ты считаешь тот случай достаточной причиной для расставания?

– Считаю. Я тебе уже однажды сказала, что если люди друг другу не верят, им не нужно быть вместе.

– Но я тебе верю! – в отчаянии крикнул Кравцов.

– А я тебе уже нет, – холодно ответила Лида.

– Я все-таки пойду, – сделал вторую попытку уйти Гордеев. Сергей растерянно молчал, а Лида впилась в его лицо таким сердитым взглядом, что Юрий снова поспешно опустился в кресло.

– Я встретила человека, с которым мне хорошо, – продолжала она. Гордеев боялся поднять свои глаза на Сергея. – Я не знаю, что будет дальше, да и не хочу думать, пока я счастлива, и никакими силами ты меня не удержишь.

– Я не собираюсь тебя удерживать силой. Счастлива с ним, – Кравцов кивнул в сторону Юрия, – значит, будь счастлива. Он, похоже, человек неплохой, переживал за тебя. Но скажи тогда, к чему были эти разговоры и обещания, которые длились год с лишним: не торопись, Сережа. Мне нужно подумать, Сережа. Для чего?

Лида смущенно молчала, Гордеев с интересом уставился на нее. На столе остывала ароматная пицца со специями, пармезаном, грибами и ветчиной. Каждый раз, когда взгляд останавливался на ней, Юрий судорожно сглатывал слюну. С утра у него во рту не было ни крошки. Гордеев даже не знал, чего на данный момент жизни ему хочется больше: получить любимую женщину или нормально поесть.

– Нет, ну ты ответь, пожалуйста, – не успокаивался Кравцов. – Если ты все это время знала, что не вернешься ко мне, то для чего тогда оставляла какую-то надежду?

– Я не хотела делать тебе больно, – лепетала Лида.

– Вот как?! Ну, конечно, это все объясняет. Только ты еще хуже сделала. Я мог бы уже давно начать новую жизнь, девушку найти, в конце концов! Так нет же, я все жду, когда же наконец объявится Лида и даст мне ответ. А Лида уже, оказывается, и думать забыла про меня и про все, что нас связывало. У Лиды уже другая жизнь, другие интересы, другой мужчина. Только я, идиот, все жду чего-то. А чего, спрашивается, я жду? Не знаешь, Лид? А?

Лида напряженно молчала, обдумывая ответ.

– Слушай, может, тебе просто деньги нужны? – предположил вдруг Сергей. – И ты думала, что если окончательно пошлешь меня, то я перестану тебя содержать? Так ты не бойся, это мой долг – содержать свою жену, пускай даже бывшую. Как бы там ни получилось, ты все равно бедствовать не будешь.

– Да как ты смеешь так говорить?! – разошлась она. – Ты хочешь сказать, что мне от тебя только деньги нужны были? Может, еще предположишь, что я и замуж за тебя из-за них вышла? Да как у тебя язык вообще повернулся?!

Гордеев осторожно, чтобы не привлекать ничьего внимания, начал сползать с кресла, под каблук ботинка попался бокал, непредусмотрительно поставленный на пол, раздался предательский треск хрусталя. Лида, заметив попытку к бегству, замолчала на секунду, затем, гневно сверкая глазами, прокричала:

– Да сядь ты наконец в это чертово кресло и сиди!

– Не ори на него! – завопил Кравцов. – Он в моем доме! Что хочет, то и делает!

– Ах, вот как! Значит, в твоем?! – Лида схватила со стола блюдо с пиццей и в ярости зашвырнула им в стену. Блюдо разбилось, пицца, съехав по стене, с глухим звуком шмякнулась на ковер. На обоях осталось отвратительное жирное пятно, аккуратно нарезанные шампиньончики медленно сползали по стене на пол. Такого удара и без того ослабленное сердце Гордеева не выдержало. Он вскочил на ноги и проорал:

– Прекратите истерику, вы оба! Как маленькие дети, ей-богу. Неужели нельзя обо всем договориться без ломания мебели и рукоприкладства? Что вы ведете себя, как две соседки на коммунальной кухне? Смотреть противно!

Супруги пристыженно молчали, исподлобья поглядывая на разбушевавшегося Юрия. В этот момент они напоминали двух нашкодивших котят.

– Сядьте быстро! Оба!

Лида и Сергей послушались.

– Теперь отвечайте на вопросы. Лида, ты хочешь вернуться к мужу?

– Нет, – ответила она.

– Сергей, ты отпускаешь ее и обещаешь больше никогда не преследовать ее?

– Да, – пробурчал Кравцов.

– У вас есть какие-нибудь претензии друг к другу?

– Нет, – супруги ответили хором.

– Серег, по-честному, ко мне претензии есть? – Юрий выжидающе смотрел на Кравцова.

– Да какие к тебе претензии? Все нормально. Хороший ты мужик, – отвечал Кравцов. – Береги ее. Но смотри, узнаю, что обидел, убью.

– Не обижу, будь спокоен.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Сделку заключили? – ехидно поинтересовалась Лида. – Как будто корову продаете.

Ей никто не ответил. На какое-то время воцарилось молчание. Наконец Гордеев не выдержал:

– Раз уж все решилось, может, поедим все-таки? Если еще чего-нибудь осталось, конечно, – прибавил он, глядя на растерзанную пиццу.

– Осталось, не бойся, – улыбнулся Кравцов. – Сейчас принесут.

Сергей снова вышел из гостиной.

– Разрулил. Молодец, – усмехнулась Лида, глядя на Гордеева.

Юрий молча кивнул головой.

Лида с Юрием долго сидели в тишине, пока дверь гостиной не распахнулась с невообразимым грохотом, и в комнату не влетел всклокоченный Кравцов. На лице его была написана неудержимая ярость. Гордееву почему-то подумалось, что Сергей только что ощутил горечь утраты, осознал, что любимую женщину увел тот самый тип, что в данный момент сидит в его кресле и ждет ужина, и сейчас начнется мордобой дубль два. Но Кравцов вовсе не выказывал агрессивного настроя по отношению к Юрию. Он носился по гостиной, потрясая в воздухе толстой газетой, и изрыгал проклятия в адрес какого-то мистического Шпунько.