Текст книги "Черный пиар"

– Вот гад! Он у меня попляшет, собака! Да я всю их редакцию разнесу! Да он всю оставшуюся жизнь будет школьные стенгазеты оформлять. Уничтожу, падаль!

– Что случилось? Успокойся. Объясни, что произошло, – уговаривала его немного испуганная Лида.

– Серега, в самом деле, ты чего взбеленился? – поинтересовался и Гордеев.

– Да вы только посмотрите, я это на кухне нашел, – Кравцов продемонстрировал свежий выпуск «Андреевского вестника». – Здесь статья. Только послушайте!

Кравцов стал громко зачитывать заметку с громким подзаголовком: «Семью Маковских постигла новая трагедия: вслед за дочерью погиб отец семейства».

– Так, бла-бла-бла, это мы пропускаем, здесь про убитую горем мать. Ага, вот: следует напомнить читателям, что девятилетняя Соня Маковская была хладнокровно застрелена Евгением Зайцевым – одним из кандидатов на пост губернатора, который уже взят под арест и в данное время дожидается суда и справедливого возмездия в тюрьме города Андреевска. Отец девочки погиб в среду вечером под колесами автомобиля. Виновницей трагедии стала некая Лидия Ермолаева, являющаяся женой известного в городе бизнесмена Сергея Кравцова и, ко всему прочему, любовницей Юрия Гордеева – заезжего адвокатишки из Москвы, который, как стало нам известно из достоверных источников, за огромную сумму вознаграждения взялся защищать убийцу и душегуба Зайцева. Кроме того, те же источники нам сообщают, что у Маковского были неопровержимые улики и доказательства в пользу виновности Зайцева. Исходя из этого, не кажется ли странной зловещая цепь событий и действующих лиц? Смеем предположить, что любовница адвоката Ермолаева, благодаря влиятельности мужа уверенная в своей безнаказанности, убивает ненужного свидетеля, тем самым облегчая работу Гордееву и обеспечивая нужный исход дела. Дальше все должно было бы быть следующим образом: лицемерная парочка, получив огромные деньги от благодарного Зайцева, уезжает из Андреевска в Москву и там безбедно существует на вырученный гонорар. Убийца выходит на свободу и снова получает возможность истреблять наших детей и затмевать мозги народа обещаниями. В тюрьму садится невинный человек, которого приспешники Зайцева не преминут отыскать, а несчастная мать и вдова будет лить слезы и напрасно пытаться добиться справедливости.

Но, к счастью, всего этого не произойдет. Наша доблестная прокуратура вовремя раскусила зловещие планы этих нелюдей, и теперь все преступники, включая и Ермолаеву, находятся за решеткой. Справедливость торжествует, и жители Андреевска могут спокойно спать в своих квартирах и быть уверены, что в нашем городе ни одно преступление не останется безнаказанным и любой убийца, вор и мошенник понесет заслуженное возмездие.

Кравцов перестал читать и воззрился на остальных, ожидая их реакции. Гордеев витиевато выругался. Лида только всплеснула руками. Потом, после недолгого молчания, произнесла:

– Я же вовек от этого теперь не отмоюсь. Хорошо, что родителей нет в городе, если бы мама это увидела, у нее случился бы инфаркт. Все, в Андреевске мне отныне жить нельзя. Каждый встречный будет плевать вслед.

– Вот что, – деловито сказал Кравцов. – Я сейчас же еду бить морду этому журналюге Шпунько.

– Да оставь ты, – махнула рукой Лида. – Что ты этим докажешь? На следующий день появится новая статья с заголовком «Правда глаза колет».

– Боюсь, что следующего дня для этого Шпунько не наступит, – снова завелся Сергей. – Я вытрясу из него его подлую душонку, если завтра же не найду в этой убогой газетенке опровержения с извинениями. Неужели этот выродок считает, что может оскорблять мою жену, моего друга, позорить мое имя, и ему за это ничего не будет?!

С этими словами Кравцов выбежал из комнаты, хотя Гордеев и пытался безрезультатно его задержать.

– Поехали с ним, – шепнула Лида. – А то он и впрямь ненароком убьет этого несчастного Шпунько.

– Ага, несчастного! – возмутился Юрий. – Убьет и правильно сделает, я бы тоже убил.

– Не злобствуй, – она толкнула Гордеева в бок. – Пошли скорей, пока он один не уехал.

Вскоре машина Кравцова остановилась перед зданием редакции «Андреевского вестника». Сергей выскочил из автомобиля и устремился к входной двери. Гордеев с Лидой последовали за ним. Кравцов вихрем пролетел мимо охраны, схватил за грудки первого попавшегося человека и страшным голосом проорал:

– Где здесь сидит подлая собака по фамилии Шпунько?

– Третий этаж, восемьдесят седьмая комната, – заблеял от испуга случайный встречный.

Сергей немедленно отпустил руки и кинулся в указанном направлении, Юрий с Лидой еле поспевали за ним. Наконец Кравцов остановился перед дверью с латунной табличкой, набрал воздуха и что есть мочи пнул ее ногой. Дверь с жалобным скрипом распахнулась и с огромной силой влепилась в стену. Невысокий человек в джинсовой куртке вскочил из-за своего стола и негодующе уставился на посетителей. Не дав тому раскрыть рта, Сергей выступил вперед и, грозно глядя хозяину кабинета в глаза, спросил:

– Шпунько?

– Да! – непонимающе воскликнул тот. – А вы, я извиняюсь, кто будете?

Продолжить свою речь Шпунько не успел, потому что в тот же момент оказался поднятым в воздух мощными руками Кравцова, и только беспомощно болтал в воздухе ногами, не ощущая привычной опоры под подошвами ботинок.

– Что за безобразие?! – наконец получилось у него выговорить. – Кто дал право? Хулиганы! Я позову охрану!

– Зови-зови, – прошипел Кравцов, потряхивая Шпунько за шиворот. – И я свою позову. Посмотрим, кто кого?

– Да кто же вы, скажите? – чуть ли не плача, взмолился Шпунько.

– Кравцов Сергей Сергеевич. Имя о чем-нибудь говорит? А за моей спиной хладнокровная убийца Ермолаева и вместе с ней продажный заезжий адвокатишка.

Шпунько побледнел и как-то сразу осунулся, глаза тревожно забегали, он судорожно хватал ртом воздух и громко сглатывал.

– И мы, такой компанией, – продолжал Кравцов, – можем задушить тебя тут же, на месте, услуги адвоката даже оплачивать не придется, друган все-таки.

– Что вы от меня хотите? – жалобно просипел Шпунько.

– Я лично хочу тебя убить. В крайнем случае, покалечить. Но, может быть, у друзей моих есть еще какие-нибудь пожелания? Что делать с ним будем? – обратился Сергей к Гордееву.

– Я думаю, нужно узнать, кто заказал ему подобную похабщину. Не сам же он додумался? – ответил тот.

– Разумная мысль. Слышь, Шпунько, говори, по чьему приказанию ты эту пакость настрочил? – спросил Кравцов, все еще не отпуская коротышку из своих рук.

– Н-никто, – заикаясь и захлебываясь в судорожных рыданиях, отвечал журналист.

– Ах, никто? – взбеленился Сергей. – Ну ладно.

Кравцов подошел к окну, распахнул его и на вытянутых руках вывесил коротышку на улицу. Тот задергал ногами, как велосипедист, и заорал что есть мочи.

– Будешь говорить? – спокойно поинтересовался Сергей.

– Буду-буду! Только отпустите меня! – закричал Шпунько.

– Отпустить? – удивился до глубины души Кравцов.

– Нет-нет! – испугался еще больше журналист. – Втащите меня в кабинет, поставьте на ноги.

– Как скажешь, – усмехнулся Сергей.

Через секунду Шпунько на ватных ногах стоял на подоконнике. Неловко спрыгнув на пол, он стал судорожно ощупывать себя, как бы проверяя, жив ли он, и жалобно причитал.

– Ну, ты говорить будешь? – потерял терпение Гордеев.

– Ой, буду-буду. Только не трогайте меня. Я все расскажу, только отзовите своего приятеля, он меня убьет.

– Убьет, – подтвердил Юрий. – Если не начнешь рассказывать, то прямо сейчас.

– Так что вы хотите узнать? – немного успокоившись, спросил журналист.

– Мы хотим узнать, – медленно произнес Кравцов, – кто тебе, паскуде, заказал эту статью.

– Это все люди Ершова! – выпалил коротышка. – Я не виноват. Это они принесли материал. Я с самого начала не верил в эту информацию.

– А что ж писал тогда? – не выдержала молчавшая до этой поры Лида.

– Они пообещали много денег, если я напечатаю это. А если нет, сказали, что я потеряю работу.

– Понятно. Это все, что они хотели от тебя? – спросил Юрий.

– Нет. Они заручились моим согласием, что я напишу еще статью, если им потребуется, – с жаром докладывал Шпунько.

– Надеюсь, ты понял, что с тобой будет, если ты ее напишешь? – зловеще поинтересовался Кравцов, красноречиво поигрывая ножиком для резки бумаги.

– Понял-понял! Не сомневайтесь, – вскрикнул журналист, радуясь, что так легко отделался.

– И еще, – сказал Сергей, направляясь к выходу. – Завтра же на первой полосе должно быть опровержение, понял меня? Не будет – пеняй на себя. Уничтожу.

Кравцов кинул такой зловещий взгляд на Шпунько, что тот не сомневался в правдивости его обещаний.

Молодые люди вышли из редакции и сели в машину.

– Запугал бедного, – хохотала Лида. – Он теперь откажется от журналистской деятельности и уедет выращивать капусту.

– Пускай, там от него больше пользы будет. Ненавижу этих продажных тварей, которые за два рубля любого готовы с дерьмом смешать, опорочить честного человека ни за что ни про что, – все никак не мог успокоиться Сергей. – Он нас в глаза не видел, а готов обвинить во всех смертных грехах по приказанию хозяина, который денежку отстегнет. Ты о чем думаешь? – обратился Кравцов к притихшему Юрию.

– Я думаю… – многозначительно произнес Гордеев, выдерживая паузу. – Так вот, я все думаю… Мы поедим сегодня наконец или нет?!

– Бедный. Оголодал, – рассмеялся Кравцов. – Поедим-поедим. Едем в ресторан, я знаю неподалеку одно хорошее местечко. Тем более что гражданка Ермолаева, понахватавшись мерзких тюремных привычек, уничтожила наш ужин. Согласны?

– Я бы сейчас согласился даже на тюремный обед, не то что на ресторан, – довольно ответил Гордеев, с радостью предвкушая сытную трапезу.

15

Работу в своем предвыборном штабе губернатор Ершов начал, как всегда, в десять часов утра. Привычная суета радовала его. Самое гадкое состояние, которое Ершов ненавидел больше всего, было состояние неизвестности. Но именно это и подхлестывало его. Главный соперник Ершова – Зайцев – был выведен из игры. Тот сидит за решеткой, а он, Ершов, теперь, скорее всего, будет избран губернатором Андреевской области на третий срок. Ершов был почти уверен в этом. А это маленькое «почти» давало еще больше сил и энергии. Ершов даже насвистывал веселую мелодию.

«Вызвать, что ли, к себе Светлану? Пусть расскажет мне, как идут дела. А то совсем не работает. Как ни взглянешь, все ногти свои красит. То стирает, то красит, то стирает, то красит! Как они у нее еще не отвалятся! И будто других дел нету!» Светлана была секретаршей Ершова. Губернатор испытывал к девушке большие симпатии, несмотря на то что, по его же словам, она только и делала, что «наводила красоту». Симпатии его, разумеется, были связаны с внешними данными юной секретарши. Все находили в ней большое сходство с известной американской актрисой Памелой Андерсон. А так как в наше время почти каждый третий мужчина влюблен в эту диву, Светлана пользовалась славой не только за пределами офиса Ершова, но и на своем рабочем месте.

– Светочка, милая, как идут дела? – нежно спросил у вошедшей секретарши Ершов.

– Дела? Да вроде хорошо.

– Я тебя о предвыборной кампании спрашиваю.

– Ну я так и поняла.

– Слава богу. Давай, докладывай. Чайку или кофейку хочешь?

– Нет.

– Садись, садись, – Ершов нежно взял ее за талию и подвел к креслу, здесь его рука сползла пониже.

Девушка села.

– Да вроде все нормально. Листовки там всякие, программа ваша… Все это размножается и печатается… Вы бы лучше Иннокентия спросили. Он же главный в этом деле. Он вам все расскажет.

– Ах да, Иннокентий. Голубушка, ну а у тебя как дела?

– Спасибо. Все замечательно.

– Обворожительна! Сногсшибательна! – умилялся Ершов. – Скажи, как это тебя еще умудрились не пригласить сниматься в кино?

– Ах, да зачем им вторая Памела Андерсон! Да и мне это кино не нужно!

– Действительно. Ты – девушка умная, – слукавил Ершов. – Будешь работать у нас, авось деловой леди станешь… когда-нибудь.

Светлана лучезарно улыбнулась. По-видимому, это и правда входило в ее планы.

– Ну хорошо. Вызови мне тогда Иннокентия.

Через некоторое время в кабинет вошел худосочный, средних лет мужчина в сером костюме.

– Вызывали? – спросил он подобострастно.

– Да. Садись, Кеша. Расскажи, как идут дела. Доложи обстановку.

– Дела идут, на мой взгляд, превосходно. Листовки печатаются, реклама крутится. Вот только маленькая проблемка…

– Какая? – обеспокоенно спросил Ершов.

– Закончились деньги… печать плакатов приостановилась…

– Ну а в фонд финансирования обращался?

– Вот, как раз собирался, и тут вы меня вызвали… Я просто решил вам сообщить… На всякий случай…

– Да, ты молодец. Ты от меня ничего не утаивай, пожалуйста. И впредь все так же обстоятельно рассказывай.

– Хорошо.

– Ну а как с реальными действиями?

– Вчера привезли гуманитарную помощь в совет ветеранов. Будет раздаваться инвалидам войны.

– Молодцы.

– Да! Завтра у вас встреча с избирателями в кинотеатре «Радуга», в одиннадцать ноль-ноль.

– Отлично. Как насчет речи?

– Речь должна по времени продлиться час двадцать минут. Затем там будут накрыты столы. И в такой неформальной беседе избиратели вам будут задавать вопросы.

– Слушай, так это все кому не лень попрутся. У нас же народ какой, лишь бы пожрать на халяву!

– Ничего страшного. Все предусмотрено. Сейчас мы занимаемся вашей речью. Вы ее получите около четырех часов.

– Отлично. Ну что ж, я доволен твоей работой. Можешь идти.

Иннокентий направился к двери.

– Кеш, а студенты-то как? Все нормально? Не отказываются работать?

– Да кто ж откажется, что вы! Деньги все-таки платим. У них стипендия-то какая! С гулькин нос, только на хлеб да на лапшу хватит. Работают, куда они денутся!

– Замечательно, – подытожил Ершов.

– Только маленькая проблемка, – как будто вспомнил Иннокентий.

– Опять?

– Да нет, ничего такого. Вчера просто какие-то ребята-отморозки избили одного студента, когда он наши листовки в ящики почтовые бросал.

– О господи! И что с ним?

– В больнице.

– Ну надо решить эту проблему. Виновников придется наказать. Он их в лицо видел?

– Видел. Но не помнит. Ему вроде память отшибло, что ли…

– А-а! Ну тогда дело быстро решается. Найдите там каких-нибудь, чтоб не жалко…

– Да, я так и подумал…

– Ну, все, занимайся делом.

Почти сразу же, как только вышел Иннокентий, вошла секретарша.

– К вам гость. Это Дмитрий Балаш, – произнесла она.

– Да, да, да. Зови же скорее.

Открылась дверь, и вошел человек среднего роста. На нем были обыкновенные синие джинсы и белоснежная футболка, куртку-ветровку он держал в руках. При всем его нереспектабельном виде можно было оценить навороченный сотовый телефон на ремне его брюк и золотое кольцо с сапфиром на мизинце. От человека приятно пахло дорогим одеколоном. Он вежливо улыбнулся, подошел к окну и задернул его темной шторой.

– Добрый день, – произнес он с расстановкой.

– А! Дмитрий! – встретил Балаша Ершов. – Проходите, проходите. Ну как у нас дела, рассказывайте.

– Надеюсь, вы не возражаете, – он указал на окно. – Яркий свет меня сегодня нервирует.

«Капризуля», – пронеслось в голове у Ершова, но вслух он сказал:

– Что вы, что вы. Конечно, конечно. Я не против.

Они поздоровались за руку. Балаш сел в кресло, положил ногу на ногу и задумчиво устремил свой взгляд куда-то вдаль. Ершов не любил, когда Балаш так делал. Это означало, что дела плохи, что у него, у Балаша, не слишком хорошее настроение и что придется бегать на цыпочках, заискивать перед ним, заглядывать в глазки. А это не входило в привычки Ершова, он был человеком дела, любил, когда все решалось быстро, без лишних слов и телодвижений. В конце концов, большинство людей заискивало именно перед ним, Ершовым. Но Балаш… Это было другое дело. Балаш был его политтехнологом. В принципе, это в основном он и делал для успеха выборов Ершова все, что возможно.

– Светлана, сделайте нам два кофе. Мне, как всегда, а моему гостю… – он многозначительно посмотрел на Балаша.

– Если можно, чай, – ответил тот. – Не сладкий и с лимоном.

– Один кофе для меня и несладкий чай с лимоном, – повторил Ершов. – Сигару?

– Я не курю, и вы это прекрасно знаете. И все равно почему-то в каждый мой к вам визит предлагаете мне сигары.

– Забыл, простите, – растерялся Ершов.

С минуту они сидели, молча глядя друг на друга. Наконец тишину нарушил Балаш.

– А дела-то наши не слишком хороши.

– Да, – Ершов сразу так все и понял. – В чем же наши проблемы?

– Ваши, – уточнил Балаш.

– Но ведь вы работаете на меня, значит, наши, – решил взбрыкнуть Ершов.

Балаш приподнял бровь:

– Я работаю на вас, но я не ваш раб. Сегодня на вас, завтра на другого.

– Да, это я понимаю. Но я плачу вам деньги. И вы работаете на меня.

– Вот именно. Приоритетную роль играет ваша личность. И с тем, что народ вам не слишком, мягко говоря, доверяет, я ничего поделать не могу.

– Что вы имеете в виду?

В этот момент вошла, призывно виляя бедрами, Светлана с подносом в руках. Она поставила его на стол перед Балашом, нагнувшись настолько, чтобы тот видел ее чувственно вздымавшуюся грудь в разрезе обтягивающей ее стройное тело кофточки (надо сказать, что при всем сходстве с Памелой Андерсон грудь Светланы, к сожалению, порядком отставала от размеров сексуальной американки). Своим наметанным глазом Светлана давно уже оценила Балаша как интересного и, главное, состоятельного кавалера. Однако Балаш оставался холоден как к самой Светлане, так и ко всем ее попыткам привлечь к себе его мужское внимание. Видимо, у него были совсем другие идеалы в этой жизни. «А может быть, семья? – подумала Светлана, выходя из кабинета. – Да нет, о какой семье может идти разговор в моем присутствии. Может быть, он извращенец какой-нибудь? Педик? О боже! Как мне не везет в этой жизни!»

– Плакаты, листовки – все это очень хорошо, – продолжил Балаш, взяв в руки чашку чая. – Но, видимо, мало…

– Мы же раздаем гуманитарную помощь малоимущим, проводим встречи с ветеранами, помогаем инвалидам…

– Вы всегда это делаете… исключительно перед выборами. А в остальное время, согласитесь, вам плевать на ваших избирателей. И они об этом прекрасно знают. Что же вы делаете еще?

Первую часть высказывания Балаша Ершов оставил без комментариев.

– Еще? Что-то еще… Забыл… Студенты раздают мою программу…

– Сами-то эти студенты за вас голосовать будут?

– Мы же платим им деньги за это. Обеспечиваем их бесплатными билетами в кино и всякие концерты.

– Угу. Охота этим студентам идти на концерт какой-нибудь… не знаю… Кто к нам недавно приезжал?

– Людмила Зыкина, – понуро ответил Ершов.

– О! На концерт Людмилы Зыкиной им, по-вашему, охота ходить?

– Ну, во-первых, я не виноват, что к нам так редко приезжают настоящие рок-звезды, а во-вторых, ну и что же! Людмила Зыкина – очень хорошая певица. Не они, так их родители или бабушки с дедушками сходят. А если нет, то они эти билеты продадут кому-нибудь и будут иметь лишние деньги.

– Деньги лишними не бывают, – заметил Балаш. – Ну ладно. Это я так.

– Объясните же уже наконец, в чем дело. Мой рекламный ролик постоянно крутится по телевизору. Победа практически гарантирована. Вы мне сами об этом говорили.

– Есть один кандидат, который теперь может составить вам серьезную конкуренцию.

– Кто же это?!

– Господин Зайцев.

Ершов нервно хмыкнул.

– Вы шутите? Зайцев за решеткой! Как он может составить мне конкуренцию!

– А теперь тот факт, что он за решеткой, работает на его популярность.

– Что за глупости… Он убил девочку!

Балаш покачал головой:

– События вокруг Зайцева не утихают уже длительное время. В каждых новостях его не оставляют в покое. И это создает ему рекламу.

– Да вы издеваетесь! Какой нормальный человек будет голосовать за убийцу! Да и, слава богу, его кандидатуру сняли с выборов!

Ершов встал и начал ходить по офису туда-сюда, как тигр в клетке.

– И тем не менее. По данным опроса населения большинство людей отдали бы свои голоса за Зайцева.

– Но это же маразм! Они что, все ненормальные?!

– Ну, во-первых, еще не доказано, что он убийца.

– Ничего, докажут!

– Даже если и докажут, как вы говорите… Слушайте дальше. Опять же по опросу… Настроения народа перед выборами изменяются чуть ли не каждый день. Цитирую некоторые новые высказывания, – он достал из сумки скрепленные между собой листы бумаги. – «Генерал Зайцев – достойнейшая из всех кандидатура в губернаторы области», «Если бы не дело об убийстве, голосовал бы за Зайцева». Так вот, большая часть населения вообще не собирается идти на выборы. В это число входят и те, кто, во-первых, не собирался туда идти, и, во-вторых, те, кто собирался голосовать за Зайцева. Военные просто совсем категоричны. Это, в основном, те, кто прошел Афганистан и Чечню. Цитирую: «Либо генерал Зайцев, либо никто». Дальше… Более двадцати процентов населения собираются прийти на выборы только для того, чтобы проголосовать против всех. Итак, что мы имеем. Подавляющее большинство голосов люди готовы отдать за Зайцева и не верят, что обвинения в убийстве маленькой девочки имеют существенные основания. Множество людей не хотят голосовать вовсе либо собираются голосовать против всех. Осталась небольшая группка людей, собирающихся прийти на выборы. Из них, опять же по результатам опроса, множество людей еще не знают, за кого они будут голосовать. Их легко могут переманить на сторону Зайцева. Кстати, были и такие довольно оригинальные ответы: «Воспользуюсь детской считалочкой. На чьей фамилии она закончится, за того и отдам свой голос». А кроме вас, господин Ершов, есть и другие кандидаты. Нет, это не означает, что у вас совершенно нет избирателей. Но настроения, согласитесь, действительно упаднические! – Балаш поставил на стол остывший, так и не выпитый чай.

– Но как же…

– Конечно, некоторое количество голосов мы сможем скорректировать… Но это не добавит вам больше пятнадцати процентов…

Ершов был в шоке. Чего он не ожидал от жителей Андреевска, так это такой фанатичной преданности Зайцеву. Их не останавливает даже совершенное им убийство маленькой девочки! Ершов закурил третью сигарету. Он ходил по комнате, время от времени хватаясь за голову. Ах, как же ему не хотелось терять свое место. Балаш с интересом наблюдал за мечущимся губернатором. В уголках его глаз образовались надменные морщинки. Казалось, Балаша веселит создавшаяся ситуация и сам губернатор, поставленный им в тупик. Да, Балашу удалось. Он поставил Ершова в тупик, довел почти что до паники. Теперь ему оставалось сделать решающий ход конем, и он терпеливо ждал, когда губернатор спросит его о том, что же делать.

– Но что это значит? Ведь это еще не стопроцентная уверенность, что я не пройду? – спросил Ершов.

– Девяностопроцентная, – «успокоил» его Балаш.

Ершов беспомощно упал в кресло.

– Неужели ничего уже нельзя сделать?

Вот он – наступивший час Балаша. Балаш поднялся со своего места и подошел к Ершову.

– Можно, – бархатистым голосом произнес он.

Ершов отнял руки от лица и посмотрел на Балаша. Тот нежно ему улыбнулся.

– Выход есть всегда. И у меня есть по этому поводу вполне спасающие положение мысли и действия…

– Так говорите же!

– Зачем же сразу говорить. Вам, депутатам, все бы только говорить попусту. А нужно действовать…

Ершов согласно кивал.

– А для того, чтобы действовать, нужны средства… материальные. Деньги, короче говоря. Что же вы все киваете, как китайский болванчик. Я вам говорю – деньги, и очень большие деньги!

Ершов был в таком состоянии, что не слишком воспринимал все происходящее. Так, он пропустил мимо ушей явное издевательство над собой в сравнении его с китайским болванчиком. Продолжая по-прежнему бестолково качать головой, он произнес:

– Деньги? Да. Хорошо.

– Отлично, – произнес Балаш и написал на листочке бумажки нужную ему сумму.

Эта цифра, вероятно, и вывела из шока Ершова, поскольку, по известной пословице, клин клином вышибают. Или, если обращаться к медицинской сфере, из шока выводят оказанным на пациента повторным шоком. Нечто подобное случилось сейчас и с Ершовым. Ученик средней школы, посмотрев на Ершова, сказал бы примерно следующее: «Хлебало отвисло».

– Это что? – спросил Ершов.

– Я вам сразу сказал, что денег потребуется много.

– Так это сумма?! А я-то сначала подумал, что вы пишете мне номер своего мобильного телефона.

– Приятно видеть, что в данной ситуации вы не потеряли чувство юмора, – усмехнулся Балаш.

Ершов задумался.

– Хорошо. Вы получите эту сумму, – ответил он.

– Я хотел бы иметь гарантии.

– Я тоже, знаете ли.

– Хорошо. Я все понял. Я действительно имею дело с деловым человеком, – Балаш взял свою сумку. – Значит, договорились?

Ершов кивнул. Уже около самой двери Балаш остановился и произнес:

– И вы действительно сделаете все, чтобы выиграть эти выборы! Опасный вы человек.

Дверь за ним закрылась.

– Да, – твердо произнес в пустоту Ершов. – Я готов пойти на все ради губернаторского поста!

Посидев несколько минут в тишине, Ершов снял трубку телефона и набрал какой-то номер.

– Батурина, пожалуйста, – сказал он, когда на том конце провода ответили. – Это губернатор Ершов говорит… Побыстрее, пожалуйста… Алло, Юрий? Да, это Ершов. Необходимо встретиться… Сегодня, как можно скорее… А когда ты можешь? Хорошо, давай в шесть… Да, для меня это очень важно… Ну, как всегда, в нашем ресторанчике… Не шути, пожалуйста, это очень серьезно… Я? Я надеюсь на твою помощь… Да… Счастливо. До вечера.

Он повесил трубку и закурил последнюю в пачке сигарету. К тому времени пепельница на его столе уже была переполнена. Ершов задумался. Он не знал точно, располагает ли Батурин той суммой, которую требовал Балаш. И если располагает, то согласится ли помочь. В конце концов, нужно сделать для этого все возможное и невозможное, решил Ершов. А там, когда он станет губернатором, эти денежки возвратятся к ним в удвоенном или даже утроенном размере!

Наступил вечер. Солнце все прдолжало жарить. И в этом пекле, как карамель, плавились дома и автомобили.

Ершов уже сидел в ресторане восточной кухни «Женьшень», чьими яствами могли наслаждаться лишь постоянные и очень состоятельные клиенты. Поэтому именно этот ресторанчик обычно выбирался деловыми людьми для важных переговоров. Здесь можно было сидеть в просторном зале, любуясь на огромный аквариум с золотыми рыбками в центре, а можно было заказывать отдельные, отгороженные от остальных цветными китайскими ширмочками, комнатки. Именно так всегда и поступал Ершов. Минимум внимания как со стороны посетителей, так и со стороны обслуживающего персонала вполне устраивал его. Кроме того, Ершов был латентным националистом. Он, конечно, любил этот ресторанчик за все его неоспоримые достоинства, но вот его служащие… Нет, разумеется, Ершов не призывал на каждом углу: «Бей жидов, спасай Россию!» и не скандировал на своих выступлениях что-то типа: «Россия для русских!», и так далее, но маленькие желтокожие официанты и официантки вызывали в нем какое-то отталкивающее чувство. Кстати, он не был уверен, что эти монголоиды, работающие здесь, настоящие китайцы. Скорее всего, какие-нибудь монголы, буряты или, уж если на то пошло, корейцы. «А! Кто их разберет! Все равно, один хрен, маленькие и узкоглазые!»

Вот уже около пятнадцати минут Ершов сидел в гордом одиночестве (если не считать преданного телохранителя Трофима) и изучал рисунок на китайской ширме. На ней был изображен, насколько понимал Ершов, вишневый сад. Сакуры роняли свои прекрасные белые цветы на гуляющую по саду японку. «Или китаянку, хрен их разберет!» Батурин постоянно опаздывал. И это всегда бесило Ершова. Но сегодня он готов был ждать Батурина хоть целую вечность, лишь бы тот только пришел и согласился дать ему денег.

– Трофим, ты как думаешь, это японка или китаянка? – спросил Ершов своего телохранителя, указывая на ширму.

Трофим покосился на рисунок.

– А вам как хочется? – ответил Трофим густым басом.

– Молодец, – похвалил его Ершов.

Ширмочка отворилась, и в проходе показался Батурин. Он был в спортивном костюме, выглядел бодро и широко улыбался. Ершов встал и подал ему руку для пожатия. Поздоровались. Батурин уселся напротив Ершова. А рядом с Трофимом встал огромный парень по кличке Большой Билл, телохранитель Батурина.

– Только что из спортзала? – поинтересовался Ершов.

– Да. Играли с коллегами в теннис.

– Кто выиграл?

– Обижаешь такими вопросами. Мы, конечно. А ты чего не ешь ничего? – Батурин изучал принесенное меню.

– Что-то желудок пошаливает. Я вот минералочки лучше…

– А-а! А я жрать хочу, как боров!

– Я, кстати, заказал для тебя твои любимые суши.

Батурин покосился на Ершова.

– Серьезно? Гляди, какой предусмотрительный! С чего бы это?

Ершов слегка покраснел.

– Я одними сушами не наемся. Так, Билл, тащи сюда узкоглазого.

Вскоре подошел светящийся улыбкой лысый китаец и стал записывать заказ Батурина.

– Значит, так, – диктовал тот. – Суп «ахьяко», обжаренные королевские креветки, дим, гинг и грасс… Так, что еще… Давайте еще утку по-пекински. Так… И чего-нибудь на десерт… Во, яблочный тартатан с мороженым капуччино. Ну и суши мне уже заказали.

Китаец с улыбкой поклонился и побежал выполнять заказ.

– Эй, и побыстрее там! Жрать хочу! – крикнул ему вслед Батурин.

Ершову стало почему-то нехорошо, когда он представил, как Батурин все это будет поедать.

– Или маловато заказал? – задумчиво произнес Батурин. – Ну ладно. Если что, еще потом чего-нибудь закажу.

Ершов чуть не поперхнулся.

– Как дела-то? – спросил Батурин.

– Дела? Плоховато дела идут. Опрос не в мою пользу. Я, собственно, для этого с тобой и встречаюсь. Понимаешь…

Но Батурин его не слушал. Ему только что внесли первое блюдо, горячий суп. И тот наслаждался его ароматом.

– Слушай, ты зря не заказал этот супчик, – перебил его Батурин. – Это просто сказка! Я такого вкусного еще не ел в своей жизни!

– Ты просто голоден, – ответил ему Ершов.

– Да нет! Ты только попробуй!

– Пробовал я! По мне, так борщ обыкновенный в тысячу раз вкуснее.

– Ну тебя! Ты не понимаешь изысков восточной кухни!

– Уж куда мне!

– О! Я знаю, что я забыл заказать! У них же, видишь, сейчас новая фишка! Они решили сочетать восточную и латиноамериканскую кухню! Эх, надо было бурритос заказать. Ты пробовал?

– По-моему, на шаурму похоже.

– Вот все ты эквиваленты ищешь. Ничем тебя не удивишь!

– Удивишь!

– Да?

– Вообще-то я пришел с тобой о деле поговорить…

Внесли следующее блюдо, и Батурин занялся им.

– Я тебя внимательно слушаю, – проговорил он набитым ртом.

– У меня серьезные проблемы… С выборами…

– Голосов не хватает?

– Это мягко сказано… В общем…

– В общем, тебе нужны деньги…

– Да.

– Эх, деньги, деньги! Деньги всем нужны!

– Да, деньги, и большие…

– Ух ты! Даже так?!