Текст книги "Черный пиар"

Водитель запросил у Гордеева непомерную плату за то, что вез его в это захолустье. Юрий расплатился с ним и стал искать дом под номером девять. Тут он обнаружил, что номера на домах тоже не висят. Задачу облегчало то, что домов всего было девять, и нужный Гордееву был либо крайний правый, либо крайний левый.

«Вот так запрятался! – подумал Гордеев про сторожа. – А я раньше думал, что в областных городах ни скрыться – ни укрыться нельзя».

Он наугад пошел в тот дом, что был к нему ближе всего. Поднялся на второй этаж и остановился перед указанной дверью.

«Если сторож так запрятался, значит, боится. Значит, так просто мне не откроет. Кем же мне представляться на сей раз? Почтальоном? Соседом? Боже мой, как уже надоело! У меня скоро паранойя начнется! Раздвоение личности! И я уже не буду знать, кто я на самом деле: почтальон, или милиционер, или еще кто-нибудь», – думал Гордеев. А палец его между тем уже нажимал на кнопку звонка.

Вопреки всем здравым рассуждениям Гордеева, дверь открыли быстро, и притом не спрашивая, кто это. Высунулась голова с всклокоченными волосами, и человек вежливо спросил:

– Вы ко мне?

– А вы Коваленко Виктор Филиппович? – спросил в свою очередь Гордеев.

– Да, – робко ответил тот.

– Ну, значит, к вам. Меня зовут Гордеев Юрий Петрович. Я – адвокат. И я к вам по делу об убийстве Сони Маковской, – Гордеев протянул ему руку.

Человек вздрогнул, тоже протянул руку.

– Да я, собственно… И ничего не знаю…

– Позволите пройти? Я вам всего несколько вопросов задам.

– Хорошо, проходите.

Гордеев вошел в прихожую, сторож отрешенно закрыл за ним входную дверь. Казалось, он лихорадочно о чем-то размышляет.

– Не снимайте, не снимайте, у меня все равно неубрано, – засуетился он, видя, что Гордеев снимает ботинки. Или, может быть, он надеялся, что этот гость не задержится долго в его квартире.

– А вы всегда так неосторожно дверь открываете? – поинтересовался Юрий.

– В каком смысле «неосторожно»?

– Ну, не смотрите в глазок, не спрашиваете, кто там.

– А кого мне бояться?

– Я подумал, что у вас есть основания бояться, раз вы так неожиданно уволились с работы, уехали сюда…

Тот промолчал.

– Да даже если и бояться некого… Сколько на свете проходимцев.

– Это вы правы, правы…

– Значит, утверждаете, что ничего не знаете об убийстве?

– Не знаю, – он отрицательно покачал головой.

В этот момент раздался звонок в дверь. Сторож подозрительно покосился на Гордеева.

– Вы кого-нибудь ждете? – спросил Юрий.

– Нет…

– Ну тогда все-таки советую вам спросить, кто там.

– Кто там? – наклонившись к двери, спросил сторож.

– Телеграмма, – услышал Гордеев густой грубый голос из-за двери.

– Телеграмма, – повторил Коваленко, обращаясь к Гордееву. – Странно. От кого?

Он открыл дверь. На пороге стояли двое мужчин, оба в темных очках. Увидев за спиной сторожа с интересом разглядывающего их Гордеева, они поспешно спрятали за спину руки, в которых на секунду сверкнуло что-то холодным металлическим блеском.

– Вот так телеграмма, – присвистнул Гордеев.

– Мы, кажется, ошиблись… квартирой, – выдавил один из них.

– Да, наверно, – подтвердил Гордеев, отстраняя сторожа и закрывая перед ними дверь.

– Это по вашу душу две телеграммочки, – заметил он.

– Что значит «по мою душу»? – у Коваленко затряслись коленки.

– Да вы не пугайтесь, но, судя по всему, мне придется вас отсюда препроводить как особо ценного свидетеля в место, более безопасное.

– Так вы думаете?… – Теперь у него тряслась челюсть.

– А что они за спиной прятали, вы разве не приметили?

– Нет… Ох ты господи боже мой!

– Не надо паниковать прежде времени. Давайте вы сначала расскажете мне все, что знаете.

– Хорошо, – смирился сторож.

Он был не молодой и не старый, лет этак сорока пяти, но тут вдруг весь поник, затрясся, как старый дед.

– Пройдем в комнату? – видя состояние Коваленко, Юрий взял командование в свои руки.

– Да, конечно… А может быть?… – он показал глазами на дверь. – А если они вернутся?

– Только пара вопросов, и мы уходим отсюда.

Коваленко опять затряс головой. «Легко сказать – уходим! – подумал Гордеев. – Видимо, их спугнул я, лишний свидетель. А что делают с лишними свидетелями? Как выбираться из этой трущобы? Меня довезли-то сюда со скрипом, деньги непомерные взяли. А уехать-то отсюда… Ни одной тачки нет наверняка!»

– Так вы были свидетелем убийства? – спросил он. – Давайте сразу, коротко и по делу.

Коваленко судорожно кивнул.

– Что это значит? Были?

– Был.

– Кто убийца, видели?

– Видел.

– Кто? – строго спросил Гордеев.

Коваленко испуганно таращил на него глаза.

– Ну кто, кто? – не вытерпел Гордеев.

– Гу-губ-бернатор, – заикаясь, ответил Коваленко.

– Ершов?

– Д-да.

– Вы что, заикаетесь?

– Это я от волнения…

– А! Ну так возьмите же себя в руки. Все отлично. Вот теперь убийца будет сидеть!

Гордеев ликовал. Все его догадки подтвердились. И на данный момент он был уверен, что Ершов действительно будет сидеть. Ведь справедливость должна восторжествовать! И это он, Гордеев, добился справедливости.

– Еще один вопрос, – вспомнил Гордеев. – Это с вами встречался отец девочки, Алексей Маковский?

– Да, со мной.

– Теперь все ясно. Ну что, сматываем удочки?

Коваленко с готовностью встал со своего стула.

На улице не было ни одной машины, как и подозревал Гордеев. А между тем уже начало смеркаться.

– Где тут у вас можно какой-нибудь транспорт найти? – спросил Гордеев, подозрительно оглядывая стоящую вдалеке черную машину.

– По будням ходит автобус. Только до остановки не так уж близко.

– По будням, говорите? А сегодня что?

– Пятница.

– Будний день!

– Нет. Вечер пятницы уже выходным считается, – с расстановкой объяснил Коваленко.

– Маразм! – Юрий всплеснул руками. – Замечательно! По будням ходит автобус! А в выходные что прикажете делать! В выходные что, все по домам должны сидеть?! – Он удрученно посмотрел на Коваленко. – Может, такси вызвать?

– Я не знаю как, – пожал плечами сторож.

– В справочную позвонить.

– Я не знаю как…

– По-моему, вы повторяетесь, – произнес Гордеев.

Его почему-то раздражал вид и поведение главного свидетеля. Тот стоял с опущенными плечами, держа в руках какие-то кульки, не зная, что делать… Совершенно жалкий вид.

– Какого черта вам эти кульки? – не вытерпел Гордеев.

– Как? – поразился Коваленко. – Тут все самое необходимое! Документики, спички, еда, одежда кой-какая… Вдруг уж не придется возвращаться.

– Господи! Такое впечатление, будто я вас на Колыму везу!

– А куда? – резонно поинтересовался Коваленко.

– В Москву.

– Ну все равно… Мало ли что по дороге… И не оставлять же все врагу, – он судорожно хохотнул.

– Плюшкин! – презрительно кинул ему Гордеев.

Они обогнули очередной дом.

– Скажите, а как вы думаете… – Коваленко замялся.

– Что?

– А эти люди… Они приходили, чтобы… чтобы… ну, вы понимаете. – Ему было страшно произнести даже слово «убить».

– Ну? – Гордеев как раз заметил приткнувшуюся к тротуару «Таврию» и направлялся прямиком к ней.

– Как вы думаете, почему они не сделали… ну, сразу… ну, вы понимаете…

И тут Юрий увидел тех двоих. Они выходили из-за угла самого последнего дома и пока не замечали Гордеева с Коваленко.

– Ну как вы считаете, почему они не сделали все сразу?… – гундосил свидетель.

– Еще успеют! – Гордеев схватил его под локоть и быстрее потащил к машине.

– Что, что случилось? – с замиранием, как перепуганная девица, запричитал Коваленко.

Гордеев ничего не отвечал. Он посмотрел, нет ли сигнализации. Красный огонек не горел. В другое время Гордеев нашел бы более цивилизованный выход из ситуации, но времени совершенно не было, он натянул рукав свитера на запястье и локтем ударил им по стеклу. Стекло со звоном посыпалось на асфальт.

Ошарашенный Коваленко запричитал:

– Что вы делаете?

А двое парней уже бежали по направлению к ним.

– Давай, садись, – запихивал Гордеев в машину причитающего Коваленко. – Да быстрее же. Да не за руль. Дальше двигайся, дальше! И убери ты свои кульки!

Он прыгнул на сиденье и с остервенением выпотрошил наружу все проводки, находящиеся под рулем.

– Давай, заводись!

Коваленко испуганно наблюдал за всем происходящим, прижимая к себе как самую большую драгоценность в этом мире свои свертки. Наконец раздался сладкий звук работающего мотора, и Гордеев вдарил по газам. Они вырвались практически из уже протягивающихся к ним рук двоих головорезов.

Выехав на шоссе, Гордеев первый раз взглянул на Коваленко. Тот, казалось, находился в какой-то прострации.

– Эй! Виктор Филиппович! Все уже позади! Можете отцепляться от своих кульков, на них никто уже не покушается.

Коваленко взглянул отсутствующим взглядом на Гордеева.

– Вам нехорошо?

– Мне… мне хорошо, – выдохнул Коваленко.

Гордеев решил оставить его на время в покое.

– Вы угнали машину? – будто очнувшись, через некоторое время спросил сторож.

– Я вам жизнь спас, а вы о какой-то мелочи.

– Да-да, – согласился Коваленко.

– Виктор Филиппович, мы правильно едем? Нам надо на поезд. До Москвы мы на этой развалюхе не докатимся. К тому же бензин на исходе.

– Да, кажется, правильно.

Гордеев взглянул в зеркало заднего вида. Их неумолимо догоняла черная машина.

– Вот черт! Приехали! – Гордеев прибавил скорость.

– Что, что опять? – Коваленко беспомощно схватился за сердце.

– Лучше вам и не знать!

– Сейчас, уже скоро поворот будет! Это на платформу! Там можно сесть на поезд! Там поезда! – истерично закричал свидетель.

– Отлично! – ободряюще ответил Гордеев. – Удивительно, какие только возможности открываются у человека в экстремальной ситуации! Вот вы, например, ничего не знаете, всего боитесь…

– Перестаньте! – перебил его Коваленко. – Перестаньте! Следите за дорогой! Не провороньте поворот!

– Спокойно, спокойно. Вот уже он.

– Вам легко говорить. Вас не хотят… это самое…

– Хотят, хотят, – обнадежил его Гордеев. – Я тоже ненужный свидетель. Так что мы с вами до самого конца! В прямом смысле этого слова. Вас это ободряет?

В этот момент машина смачно ударила «Таврию» по заднему бамперу. Их сильно тряхнуло. Гордеев до предела утопил педаль газа в пол. Сзади ударили опять.

– Быстрее, быстрее! – трясся Коваленко.

– Быстрее некуда! – Гордеев взглянул на сторожа.

Тот дрожал как осиновый лист, прижимая к груди свои кульки. На лбу его выступили крупные капли пота. У Гордеева была странная особенность: в таких ситуациях, когда, казалось бы, шутить неуместно, у него вдруг просыпалось чувство юмора. И сейчас ему стало смешно глядеть на этого бедного, готового умереть от страха человека.

– Молитесь, – загробным голосом произнес он. – Давайте сразу попрощаемся… Знаете, когда я увидел вас в первый раз, – говорил Гордеев, – я сразу понял, какой вы замечательный человек. Необыкновенной, широкой души…

Коваленко плакал. Впереди были железнодорожные пути. Слышно было, что по ним мчится поезд, шлагбаум уже опускался. Гордеев с остервенением придавил педаль газа и, сбив шлагбаум, на полной скорости выехал на рельсы. На секунду их осветили огни поезда и оглушил громкий гудок. Коваленко закрыл лицо руками, а когда открыл, они уже приближались к платформе. Черная машина осталась позади, за поездом.

Гордеев затормозил.

– А теперь быстро, быстро! Не время сейчас пугаться! Мы живы, мой дорогой Виктор Филиппович! – Он вытолкал из машины совершенно уже невменяемого Коваленко и поволок его к платформе.

Им везло в этот вечер. Как раз подходил какой-то пассажирский поезд. Точнее не подходил, а проходил мимо, замедлив свой ход.

Гордеев смекнул сразу, что другого выхода нет, как только прыгать на его подножку. Следующий поезд неизвестно когда подойдет и неизвестно, остановится ли. А преследователи близко. Юрий схватил под локоть Коваленко и потянул его за собой.

– Да бегите же быстрее! Надо запрыгнуть на подножку!

– Вы издеваетесь?! – сопротивлялся Коваленко.

Этим он еще сильнее злил Гордеева.

– Знаете что, – на бегу кричал Юрий. – Я, например, не намерен здесь оставаться. А вы – как хотите!

– Что вы, что вы! Только меня не бросайте! – сам вцепился в Гордеева Коваленко.

Они почти уже достигли цели.

– Прыгайте!

– Я боюсь!

– Прыгайте, черт вас возьми!

Коваленко бежал, размахивая в разные стороны своими пожитками.

– Да выкиньте вы ваши кульки наконец! Они же только мешаются!

Но в этот момент сторож как-то изловчился и вспрыгнул на подножку.

– Падаю! – истерично завизжал он и действительно стал соскальзывать вниз.

Гордеев бежал за ним и запихивал его обратно на подножку. Наконец ему это удалось. И он сам вскочил на нее следом за Коваленко.

Сторож, жалкий, как побитый щенок, сидел в углу тамбура и затравленно озирался по сторонам, прижимая к груди так и не брошенный им в трудную минуту кулек. Гордеев поговорил с проводницей, выяснил, что поезд идет не в Москву. Пришлось выяснять, где можно сойти, чтобы пересесть на поезд, следующий до Москвы. Проводница была миловидная светловолосая девушка. Гордеев вспомнил о намечавшемся на сегодня двойном свидании и грустно вздохнул. Ему совсем не хотелось возвращаться к этой нюне Коваленко. Он с удовольствием бы выпил с проводницей еще стаканчик чаю, но у него были некоторые опасения, что у оставшегося в одиночестве Коваленко может случиться от страха приступ эпилепсии. Он вернулся к своему свидетелю, который почему-то как загипнотизированный смотрел в сторону.

– Что с вами? – устало спросил Гордеев. – Увидели тень отца Гамлета?

– По-моему, это они, – выдавил из себя Коваленко.

Гордеев вздрогнул, он сразу понял, о ком речь. За стеклянными дверьми, ведущими в тамбур, шевелились две тени. Гордеев на цыпочках подошел к дверям и прислушался.

– А она такая вся из себя фифа, – услышал он чей-то высокий голос. – Я ей говорю, мол, не выпендривайся!

Гордеев приоткрыл дверь. Там стояли и курили два представительных мужчины.

– Извините, – сказал он им, когда они с удивлением взглянули на Юрия, и возвратился к Коваленко.

– У вас, кажется, мания преследования началась, уважаемый, – обратился к нему Гордеев. – А из меня скоро заику сделаете! Расслабьтесь уже! Все позади! И хватит с такой нежностью, словно Мадонна своего младенца, жать к себе эти кульки.

– Я не вынесу, – пропищал Коваленко.

– Это я не вынесу! Вашего общества. Хватит ныть! Я, между прочим, из-за вас сегодня такое свидание пропустил! Ну да ладно. Не будем о плохом.

Москва встретила их обычной сутолокой, от которой Гордеев уже успел отвыкнуть в тихом сонном Андреевске. Впрочем, он знал, что тишина эта была обманчивой…

Турецкий с интересом смотрел на измотанного, но вдохновленного удачей Гордеева. Коваленко спал в специально отведенной для него комнате, тревожно прижимая к груди свои кульки «с необходимыми вещами».

– А я тебе что говорил! Я говорил, чтобы ты был как можно осторожнее! – напоминал Турецкий Гордееву.

– Говорил. Я единственного понять не могу, как они обнаружили его жилье! Ведь это не жилье, а черт знает что такое! У черта на куличках!

– Ну а как ты обнаружил? Так же и они…

– Все дело-то в том, что Коваленко только той женщине и оставлял свой адрес, больше никому. И она уверяла, что никому о нем не рассказывала.

– Не такое уж это хитрое дело – найти живого человека, зная точно, что он в определенном городе. Самое главное, что ты нашел его первым и привез сюда.

– Да, но каких трудов мне это стоило! Я думал, что уж из этого переплета я не выберусь. Причем основную проблему составляли не эти головорезы, а сам свидетель. Ты бы знал, как я с ним намаялся!

– Но, слава богу, все закончилось благополучно! Я вот что решил. Надо постараться это дело изъять оттуда…

– А кому передать? – подмигнул Гордеев.

– Кому, кому. Турецкому, естественно… Кто у нас козел отпущения?

– Вот это правильно! Вот это отлично! – покивал Гордеев.

– Ну конечно, не ты же с ног сбиваешься, одновременно ведя десять дел… Впрочем, – Турецкий внимательно отлядел Гордеева, – Юра, ты бы пошел отдохнул. А то мне на тебя смотреть жалко.

– Ладно. Мне действительно не мешало бы поспать часок.

– Ну иди, иди.

Турецкий приехал в Генпрокуратуру довольно быстро. Зашел к Меркулову.

– Ну что? – весело спросил Меркулов. – Наверняка какое-нибудь дело спихнуть хочешь?

– Не спихнуть, а наоборот, забрать…

– Ну да, ну да…

– Это то дело Зайцева, якобы убившего маленькую девочку.

– С чего бы это вдруг?

– Ну ты же знаешь, я весь в работе. Но тут практически решенное дело. К тому же у тебя ведь есть жалоба «группы избирателей».

– Так раз оно практически решенное, зачем нужно его забирать из Андреевска? Да и потом, кем оно решено?

– Так в том-то и дело… Распутал его Юра Гордеев.

– Ах! Опять этот наш Юра!

– Да. Гордеев даже свидетеля привез.

– Ну ладно. Раз так… Только под твою ответственность.

– Давай быстренько рассказывай, – обратился Турецкий к Гордееву, когда тот через пару часов приехал в Генпрокуратуру и теперь сидел в кожаном кресле и потирал сонные глаза.

– Значит так, я нашел свидетеля преступления. Он видел, кто убил девочку. И утверждает, что это губернатор Андреевска Ершов, а вовсе никакой не Зайцев, находящийся сейчас за решеткой. Это, кстати говоря, подтверждает и то, что на свидетеля было покушение. И вообще, Александр Борисович, это было нечто! Мы еле ноги унесли!

– Ты там тоже, что ли, был?

– Ну конечно! Благодаря мне и живы!

– Н-да, от скромности ты не умрешь!

– Но ведь так и есть! Если бы ты там оказался… Ох, и намучался я с этим свидетелем!

– Ну хорошо, хорошо. Пойдем допрашивать.

Коваленко, сонный и всклокоченный, жадными глотками пил горячий кофе.

– Что, Виктор Филиппович, успокоились? Все уже позади, – начал Гордеев.

– Да-да. Успокоился.

– Тогда расскажите нам, пожалуйста…

– Я очень хотел бы вас попросить, – обратился Коваленко к Турецкому. – Ваш коллега вам, наверно, уже рассказал, что на меня было совершено покушение…

Турецкий кивнул головой.

– Так вот, я хочу попросить вас, чтобы вы приняли все возможные меры моей безопасности. Ведь нет же гарантии, что покушение не повторится вновь.

– Хорошо. Мы обещаем принять все меры…

– Нет-нет. Я хочу знать наверняка! Я же знаю, что в нашей стране нет службы по защите и охране важных свидетелей. Я хочу знать, какие меры вы предпримете.

Гордеев устало посмотрел на Турецкого, мол, я же тебе говорил… Турецкий ответил ему понимающим взглядом.

– Хорошо, – ответил он. – Вы будете находиться у нас. Мы поселим вас на время на квартире. Там вас никто не тронет. Это вас устроит?

– Вполне.

– Тогда прошу вас. Начинайте свой рассказ. Только все по порядку, не торопясь. Сколько лет вы работаете сторожем…

17

– Вообще-то, я родился и вырос непосредственно в Москве, – начал свой рассказ Коваленко. – Я коротко сейчас расскажу о том, как я оказался в Андреевске, и надеюсь, что эта информация не будет распространяться без моего на то согласия.

Я работал главным бухгалтером в одной московской фирме. У меня были довольно хорошие отношения с директором. Надо сказать, я знал, что наша фирма занимается обналичкой. А тут налоговая проверка. И подписи-то на всех бумагах и документах мои! И засадят-то меня, если что! Что делать?! Я – к директору. Сидеть-то не хочется вообще, а за другого человека тем более! Ну и директор знает, что мне своя шкура дорога и что я молчать не буду. Он мне и говорит: «Филиппыч, мол, нужно тебе на некоторое время на дно залечь!» Я говорю, какое дно? Вы в своем уме! Будто я бандит какой-то! Мне полтинник скоро стукнет, а я – на дно залегать! Да и на какие шиши я «залегать» буду! А он мне: «Оформи административный отпуск и езжай ко мне на дачу, в Андреевск (у него вообще-то две дачи, одна в Подмосковье, а вторая – под Андреевском, о которой никто и не знал). Все равно я там не бываю. Семьи у тебя, говорит, нет. А я, говорит, буду тебе деньги кое-какие высылать. А как все наладится, я тебя обратно вызову». Ну и вот так получилось, что я там под видом сторожа уже около четырех лет проживаю…

– Извините, а что, за четыре года ничего не наладилось? – спросил Гордеев.

– Видимо, нет, раз он меня до сих пор не вызывал. И потом, я так перетрухнул, что мне и самому уже там работать не хочется. Деньги мне высылают, природа – сказка, никто меня не трясет, ни директор, ни налоговая. Я живу себе тихо-спокойно… Жил…

– Ну, давайте уже к делу. Все подробно: что видели, где, как…

– Да… Так вот, значит… Я там четыре года живу. А неподалеку находятся дачи высокопоставленных лиц Андреевска. Так вот, у них что ни праздник, то гульба. А потом стрельба…

– Не понял, что значит стрельба? – спросил Гордеев.

– Ну что непонятного, напьются да пальбу начинают.

– В смысле охота, что ли? Или они бессмысленно, в воздух стреляют?

– Ну какая охота! Там охотиться-то не на кого! Так просто, стреляют. В воздух или по сторонам, не знаю. В тот день стреляли явно не в воздух… Короче говоря, покоя никакого не было. А то и ночью стрелять начнут, вообще не заснешь!

– Хорошие развлечения, – с сарказмом заметил Турецкий. – Им бы надо у московских чиновников уроки брать, как развлекаться нужно. А то – постреляли да спать завалились, ну что это такое!

Гордеев усмехнулся этой реплике, а вот Коваленко было не до смеха. Чем ближе он подходил к конкретным событиям, тем сильнее он нервничал.

– Ну давайте уже о событиях того злополучного дня.

– Тот день… Это как раз праздник был, Девятое мая. Я помню, мне надо было зверобоя набрать… Мне для желудка отвар зверобоя полезен… Я и пошел в лесок…

– Это сколько времени было?

– Я точно не помню, кажется, около пяти часов вечера. Вот… Я и пошел в лесок…

– Девочку видели?

– Да… Две девочки, моя соседка по участку и ее подруга, тоже пошли в лес. Одна из них возвратилась, не знаю зачем, по-моему, они немножко поссорились. А вторая пошла в лес. Я шел за ней, практически не отставая, потому что я собирал зверобой, как я уже сказал, а она какие-то ветки собирала…

– Они шалаш строить собирались, – пояснил Гордеев.

– А эти… ну, высокопоставленные чиновники… у них пикник был… Они, видимо, напились порядком уже… Девочка там ходила…

– Рядом с ними?

– Нет, не рядом, вдалеке… А я как раз нашел целую полянку…

– А вы находились близко к этим чиновникам?

– Я, во-первых, сидел на корточках, поэтому меня, как мне кажется, им видно не было… А я все видел прекрасно, хоть и находился от них достаточно далеко…

– Так, продолжайте, что было дальше?

– Дальше они там что-то кричали пьяными голосами. А потом, как всегда, принялись стрелять, – голос его задрожал. – И убили девочку.

– Вы видели, кто именно из них убил ее?

– Да.

– Кто это был?

Коваленко молчал, только видно было, как мелко дрожат его руки.

– Чего вы теперь-то боитесь? – завелся Гордеев.

– Юр, подожди, – перебил его Турецкий. – Виктор Филиппович, вы даете свидетельские показания, они записываются на пленку. Вы сказали, что видели, кто конкретно застрелил Софью Маковскую. Так кто же это был? Вашу безопасность мы вам гарантируем.

– Губернатор, – тихо произнес Коваленко.

– Это был губернатор Ершов?

– Да. Ершов.

– Вы в этом уверены?

– Я же сказал, я видел…

– Но вы сказали, что начали стрелять, как я понял, несколько человек. Как же вы поняли, что убил девочку именно Ершов?

– Когда девочка упала, никто не стрелял. К тому времени стрелял только один Ершов. Он в нее и попал.

– Он стрелял точно в нее, или он ее не видел?

– Я не могу ответить вам точно. Скорее всего, он ее не видел. Он просто стрелял по деревьям. А там оказалась девочка.

– Все понятно. Ваши дальнейшие действия?

– Я очень испугался. И побежал из леса в дом.

– Почему вы уехали, никому ничего не сказав, никого не предупредив?

– Понимаете, я очень испугался…

– Угу, – тихо подтвердил Гордеев.

– А потом, мне показалось, что, когда я убегал, они могли меня слышать или видеть. Самым первым решением, пришедшим мне в голову, было скрыться. И я уехал…

– Тем более у вас уже есть опыт «залегания на дно», – усмехнулся Гордеев.

– Ничего смешного! – обиделся Коваленко. – Ведь это же сам губернатор! – тихо, расширив глаза, произнес свидетель.

– Почему вы не пошли в правоохранительные органы? Вы так сильно боялись? – спросил Турецкий.

Тут уже вступился Гордеев.

– Да какие правоохранительные органы! – сказал Юрий, сам с ними столкнувшийся в Андреевске. – Один Спирин чего только стоит!

– Это же сам губернатор! – продолжал испуганно шептать Коваленко.

– Так. Хорошо. Вы скрылись. Но вы мне признались, что это вы были тем человеком, с которым встречался Маковский, отец девочки. Расскажите об этом, – попросил Гордеев.

– Да. Я встречался с ним. Сначала я спокойно жил там, куда уехал (я снял там квартиру). Девочку, конечно, было очень жалко и родителей ее тоже… Но сделанного не воротишь, а я тоже еще пожить хочу…

– А как же справедливость, Виктор Филиппович? – спросил Гордеев, но Турецкий толкнул его локтем, и тот с презрением отвернулся от свидетеля.

– Ну, справедливость – понятие растяжимое. И потом, я же хотел справедливости! Я, когда услышал по телевизору эту версию о самоубийстве, мне прямо плохо стало! Я так разозлился! Меня это так взбесило! Потом выдвинули версию, что ее убил Зайцев. Но я-то знал, кто настоящий убийца! Показывали по телевизору похороны… Состояние родителей. Жуткое зрелище! У меня тогда чувство страха заменилось чувством негодования. И я решил во что бы то ни стало все рассказать Маковскому, тем более что он был лейтенантом милиции. Но потом здравый смысл ко мне вернулся, и я понял, что это бессмысленно – рисковать собой!

– Но вы все же сообщили Маковскому какую-то информацию.

– Да. Я решил, что он должен знать правду, потому что он отец. Я просто представил себя на его месте… Ужасно! Я знал, что я очень сильно рискую. Поэтому, когда я с ним связался, то не назвал своего имени. Я встретился с ним поздно вечером, специально, чтобы он не видел моего лица. На мне была шляпа с широкими полями. Мы встретились на автобусной остановке. Я делал вид, что совершенно посторонний человек, прохожий. Я просто шепнул ему на ухо, что убийца Ершов. Маковский вел себя спокойно, тоже делал вид, что не знает меня, что я обычный прохожий, который ждет автобуса. Он спросил, откуда я знаю. Я ответил, что сам видел, своими глазами. И сразу предупредил его, что не собираюсь быть свидетелем, что я скрываюсь. Он тогда спросил, может ли он рассчитывать на мою помощь, и я честно ответил, что, скорее всего, нет. Он спросил, могу ли я еще что-нибудь рассказать ему, какие-нибудь подробности. И я ответил, что тогда сам с ним свяжусь. Мне уже пора было уходить, мы и так долго с ним разговаривали… Мне казалось, что за мной следит каждый куст, каждый случайный прохожий. Я вернулся в свое укрытие. У меня тогда было чувство облегчения, чувство выполненного долга. Я не исключал возможности, что еще свяжусь с ним… Но так и не связался. А потом в новостях услышал, что его сбила машина и что это, скорее всего, не случайность, а убийство. Мол, убивают свидетелей. Я тогда подумал, что он ведь не был свидетелем. И мне стало так страшно! Значит, узнали обо мне! Страх вырос, превратился просто в кошмар! Я не спал по ночам. Но за мной все не шли и не шли. И я понял, что в этой глуши меня не найдут.

– Но вы же оставили адрес своей соседке…

– Только потому, что я был с ней в очень хороших отношениях. И то, я попросил, чтобы она не давала никому мой адрес и чтобы сама мне не писала и не приезжала ко мне в течение нескольких месяцев.

– Какая непростительная ошибка! – прокомментировал Гордеев. – Ведь именно она дала мне ваш адрес.

– Да… А вы знаете, как это страшно… Страшно, что тебя найдут, но еще страшнее вот так взять и пропасть без вести, порвать все связи с окружающим тебя прежде миром, стереть себя из памяти друзей, из их собственной истории…

Гордеев отвернулся от Коваленко, а Турецкий терпеливо кивал свидетелю.

Через полчаса Турецкий с Гордеевым совещались о дальнейших действиях. Коваленко, как ему и обещали, был поселен в одной из спецквартир.

– Занимательная история, – говорил Турецкий.

Гордеев смотрел на своего коллегу.

– А что ты так улыбаешься? – спросил его Турецкий. – Все это, конечно, замечательно. Свидетель преступления и все такое… Но на основании его показаний мы ничего сделать не можем. Я надеюсь, ты это понимаешь.

– Понимаю. Он единственный свидетель. А у них свидетелей человек двадцать. Он конечно же мог не увидеть что-нибудь с такого расстояния, на котором он находился, и так далее и тому подобное… Уж мне ли не знать обо всех этих уловках… Но тем не менее свидетель есть! И это большой плюс. И с этим фактом никак не поспоришь. Надо только правильно использовать это обстоятельство.

– Да. С этим мы разберемся. Пока оставь в покое нашего трусливого свидетеля. Подумай лучше, на основе каких фактов нам пока удобнее всего действовать? – Турецкий испытующе посмотрел на Гордеева.

– Автоматная пуля? – неуверенно спросил тот.

– Ай молодец! Какой догадливый! Хвалю, ценю!

Турецкий дружески хлопнул Гордеева по плечу.