Текст книги "Черный пиар"

7

«Так, – подумал Гордеев, выйдя от Спирина, – теперь хорошо бы зайти к Маковским. Конечно, надежды на то, что там меня встретят радушно, нет никакой, но попробовать стоит. Сегодня, кажется, сорок дней со дня гибели Сони Маковской. Это очень кстати. Наверняка будет много народу, меня никто не заметит. Будет время осмотреться, понаблюдать за Маковскими. Ну а потом, возможно, удастся с ними поговорить… Посмотрим. В любом случае надо идти».

…Лес шумел листвой, где-то щебетали птицы. Веселый солнечный день совсем не соответствовал той атмосфере, которая царила на городском кладбище. Сегодня было сорок дней со дня смерти Сони Маковской. Рядом с могилой стояли люди, кто-то всхипывал, кто-то плакал навзрыд. Здесь каждый переживал страшную и бессмысленную гибель маленькой девочки…

Гордеев стоял чуть в отдалении от толпы, собравшейся около могилы девочки, и наблюдал за происходящим. Он все-таки успел застать тех, кто пришел сюда, на кладбище, помянуть убитую Соню Маковскую.

Трудно было не сообразить, кто из присутствующих мать покойной. Худая женщина с изможденным лицом, на котором выделялись большие глаза, с темными синяками под ними, вся в черном, стояла на коленях прямо на земле перед могилой, обнимала временно поставленный здесь небольшой деревянный крест, гладила рукой глянцевую фотографию, с которой задорно улыбалась Соня Маковская. Гордеев уже успел внимательно изучить эту имеющуюся в деле фотографию, на которой было изображено милое невинное создание.

Позади женщины стоял высокий мужчина, который поддерживал ее за плечи. Его лица видно не было. Но Гордеев и так мог себе представить, сколько скорби и страдания сейчас на душе у отца.

Адвокату было не по себе. Не от того, что он присутствовал на своеобразном апокалипсисе внутри одной отдельно взятой семьи (хотя и из-за этого, разумеется, тоже), не от того, что атмосфера кладбища, всяческих похорон и поминок действовала на него, как, собственно, и на любого нормального человека, угнетающе. Нет, он просто уже заранее ненавидел себя. Ненавидел за то, что ему, в сущности совершенно постороннему человеку, приходится присутствовать на этих поминках, за то, что скоро ему придется разговаривать с убитыми горем родителями, так сказать, бередить их рану. Ему было страшно, неловко, противно, когда он представлял себе разговор с ними. Как родители девочки отреагируют на то, что он адвокат Зайцева, убийцы, как все считают, маленькой Сони? Наверняка они сочтут это издевательством: адвокат убийцы на поминках жертвы…

«Нет, все-таки я зря согласился заниматься этим делом, – подумал Гордеев, – если бы не Лида…»

Вот мужчина с усилием поднял с колен мать девочки (она все никак не хотела отпускать крест на могиле) и повел ее прочь. За ними все присутствующие потихоньку направились к выходу с кладбища. Гордеев последовал за ними. Он не хотел ехать еще и на поминки в дом, он надеялся поговорить с родителями здесь, на кладбище. Но, по-видимому, это было неосуществимо. Да и слишком много народу. Гордеев вообще сомневался, что сможет поговорить с ними сегодня. Конечно, следовательская, а затем и адвокатская практика воспитала в нем достаточно хладнокровного человека. Но данная ситуация выбила из колеи даже его.

«Ну нет, сдаваться мы так быстро не собираемся», – с некоторой безысходностью подумал Гордеев и поплелся за остальными.

– Друг семьи? – услышал он за спиной. Обернувшись, Гордеев увидел сухонькую старушку, которая довольно шустро ковыляла за ним.

– Родственник… Дальний… – промямлил Гордеев, который до сих пор сам не сообразил, кем представиться, чтобы сразу не вызвать отрицательную реакцию.

– Хорошо, хорошо, – прошамкала старушка, оглядывая Гордеева взглядом внимательных глаз из-под пушистых бровей, – вот такое дело, старые живут, а дети погибают. Вот мне скоро девяносто стукнет, и ничего. А ребятенок малый – в могиле.

Гордеев покивал:

– Всякое бывает…

– Это что у человека на роду написано, столько он и проживет… – подхватила старушка, – вот вы человек видный, здоровый. Вы проживете долго. Если, конечно, не случится чего.

– А вы что, гадалка? – улыбнулся Гордеев.

– Да нет, – неопределенно ответила старушка, – просто жизнь знаю. Многое повидала. И теперь многое вижу.

– Интересно… А что еще вы видите?

– Будет вам счастье в жизни, – пронзительный ее взгляд, как казалось Гордееву, заглядывал прямо в душу… – Только опасайтесь… Опасайтесь…

– Чего опасаться? – спросил Гордеев.

– Врагов. Если будете лезть на рожон, вас могут и убить. Но если будете осторожны, то доживете до старости. Хотя… – вздохнула она, – ничего в ней хорошего нет.

Она снова внимательно глянула на Гордеева и добавила:

– Ты к матери с разговорами не подходи. Вишь, она вся на нервах. Лучше в уголок сядь, там тебя никто и не заметит…

Гордеев так и поступил. Но остаться незамеченным не получилось. Минуты через полторы предательски зазвонил мобильный телефон, который он забыл отключить.

Окружающие с неодобрением покосились в сторону Гордеева, который был готов провалиться сквозь землю.

– Алло, – почти выдохнул он в трубку. – Алло, кто это?

И тут он чуть не подпрыгнул на месте… Это была Лида! Ее голос был взволнованным и еле слышным, видимо, она не могла долго разговаривать.

– Лида, где ты? – зашептал в трубку Гордеев, сердце его забилось сильнее. – У Кравцова?! Адрес!.. Быстрее говори адрес!.. Да, запомнил!.. Да, буду!.. Я здесь, в Андреевске, Лида! Я сейчас приеду!

И только когда в трубке раздались гудки, он подумал, что, пожалуй, прямо сейчас мчаться спасать Лиду не получится. Он должен был еще поговорить с Маковским…

«Ничего… – успокаивал он себя, – это ее муж все-таки, не съест же он свою жену. Лида подождет. Сейчас главное – разговор с Маковским».

В большой комнате квартиры Маковских был накрыт нехитрый стол. Все расселись по местам. Собравшиеся тихо переговаривались между собой. Гордеев, последовав совету старушки, занял за столом незаметное место, хотя, так как людей было много, никто не обращал внимания на незнакомых.

То тут, то там до Гордеева доносилось:

– Несчастье-то какое! Девочка и не пожила совсем…

– Да… Только ей-то сейчас уже все равно. А родителям всю оставшуюся жизнь горевать и мучиться.

– Это точно. Ты только на Катерину посмотри. Постарела на двадцать лет! И волосы уже все седые! А Алексей сам не свой ходит…

– Да по Алексею-то особенно и не видно, что горе такое…

– Конечно, он не показывает. Ему жену поддерживать надо. А в душе-то, небось, извелся весь, бедный. А еще хуже, когда все внутри держишь…

– Да внутри – не внутри! Какая разница! Это вообще хуже всего, когда у тебя ребенок умирает!

– Не дай бог пережить собственных детей!

– А с этим что? С тварью этой! Посадят?

– Да не знаю. Его посадить мало! Его расстрелять надо!

– А Сонечка какая была! Помню, бывало…

У Гордеева мурашки по коже бежали от всех этих разговоров. Несмотря на то, что он сюда пришел не по своей воле, что, в сущности, он был на работе, Гордееву захотелось немедленно отсюда уйти… В комнату вошел Маковский – отец Сони. Гордеев еще в самом начале, как только зашел, заметил за стеклянной дверцей шкафа его фотографию в милицейской форме. Тот тихонько сказал, обращаясь ко всем присутствующим:

– Мы сейчас вместе придем, – это он, видимо, о жене. – Я только вас очень прошу – никаких речей. О чем-нибудь отвлеченном говорите, хорошо? Она очень переживает…

– Алексей Михайлович, а как же помянуть? Помянуть-то Сонечку?

– Помянем, Егор Андреевич, помянем. Я только прошу, чтобы слез там никаких не было. Ей и так тяжело, понимаете?

Все покивали, покачали головами. Как только Алексей Михайлович вышел, поднялся вопрос о том, ставить ли перед пустым стулом по традиции рюмку водки с черным хлебом, или нет.

– Ну что вы такое говорите! Ей же девять лет всего было! Какая водка, Господь с вами!

– Так традиция ведь! – не унимался бородатый Егор Андреевич.

– Ну что только раны бередить! Каково ей будет, когда она увидит эту рюмку перед пустым стулом! Не надо!

– А я вообще недавно с батюшкой разговаривала, – прошамкала какая-то старушка. – И он сказал, что это все вообще неправильно. Что это в советское время, когда всех спаивали, насадили этот бесовский обычай. А по-нашему, по-христиански, так не принято!

– Ой, да ладно вам! – гнул свою линию Егор Андреевич. – Всю жизнь это было! И при советской власти, и до нее, и после.

– А ты-то откуда знаешь! Мне-то сам батюшка сказал!

Гордееву было не по себе, он злился на себя и на всех присутствующих, занятых какими-то совершенно идиотскими разговорами. А почему злился? О чем они должны были разговаривать, по его мнению? Да он злился, если бы они и оплакивали девочку, и вспоминали о ней что-то, и если бы они даже разговаривали о чем-нибудь постороннем.

Наконец вошли Алексей Михайлович с женой. Все, как по команде, стихли. Теперь Гордеев рассмотрел ее лицо. Бледное, опухшее от постоянных слез, с впавшими, какими-то мертвыми глазами. Из-под платка выбилась темная, с явной сединой, прядь волос. «А ведь ей, наверно, немногим больше тридцати», – подумал Гордеев.

Они сели. Воцарилась гробовая тишина. Она отрешенно смотрела в свою тарелку.

– Давай тебе чего-нибудь положу, Кать, – старушка схватила ее тарелку и стала накладывать кутью.

Потом налили водки.

– Ну что ж, – с расстановкой начал неугомонный Егор Андреевич. – Давайте помянем безвинно убиенную Софью…

Все подняли свои рюмки. Мать девочки тоже дрожащей рукой приподняла свою рюмку, глаза ее застилали слезы. Егор Андреевич продолжал что-то говорить. Тут мать тихо, но очень четко произнесла:

– Убью!

– Что ты сказала, Катенька? – наклонилась к ней поближе старушка.

– Убью! – повторила она громко, выпила рюмку водки и, взяв со стола большой кухонный нож, решительно встала.

– Кать, да ты чего! – растерялся Егор Андреевич.

– Правильно всё вы говорите, Егор Андреевич! Безвинно убиенная… А за безвинно убиенных мстить надо. Я не мать буду, если эту сволочь не зарежу! – с этими словами она направилась к двери.

Муж вскочил за ней.

– Кать, перестань! Ну что ты. Люди же собрались. С ними-то хоть давай посидим. А потом сами решим все, – уговаривал он, пытаясь взять из ее руки нож.

– Что решать! Что решать-то? Ты уж решишь, пожалуй! – заплакала она. – Ходишь все, руки в карманах, встречаешься с кем-то! Что толку, что ты встречаешься! По закону все хочешь, да? Не получится у меня теперь по закону! Нет его, закона-то! – Она плакала все сильнее и сильнее, а муж ласково гладил ее по голове, уводя в соседнюю комнату.

– Ведь девчушка еще… Как рука-то поднялась, – продолжала плакать она. – Да его убить мало! Да я его… Пусти меня! Пусти!

Но мужчина был сильнее. Он отобрал у нее нож и потащил в комнату, приговаривая:

– Кать, ну успокойся! Я все сделаю. Посадят… Ну что ты, Кать, ну не при людях же…

Сразу все зашептались, зашушукались. Гордеев был поражен. Он уже точно решил для себя, что не будет людей мучить разными вопросами. По крайней мере, сегодня. Но все же поведение отца девочки показалось ему довольно-таки странным. Мать, да, он понимал. Но вот отец. Ему казалось, что как раз отец должен был размахивать ножом и рваться в бой, мстить за дочь. Здесь же дело обстояло совсем по-другому. Более чем… Отец казался даже спокойным. И если его что-то и волновало, то, в первую очередь, состояние жены. Но как бы там ни было, Гордеев встал, попрощался со всеми и вышел в коридор.

– А это кто? – успел услышать он за спиной.

– Не знаю…

Теперь предстояло найти свои ботинки среди груды чужой обуви.

– Вы уже уходите? – раздался над ним чей-то голос.

Гордеев выпрямился. Перед ним стоял отец девочки.

– Вообще-то да. Но я хотел с вами поговорить, – выпалил вдруг Гордеев.

– О чем же?

– О девочке. О вашей дочке.

– Что же о ней разговаривать? Ее теперь уж нет в живых, – видимо, он все еще принимал Гордеева за какого-то гостя.

– Да. Я очень сожалею. И, честно говоря, очень хочу помочь вам в этом деле.

– Чем тут поможешь…

– Вы знаете, кто убийца? – прямо спросил он. – Может быть, вы знаете какие-нибудь подробности?

Тот удивленно, но не негодующе приподнял брови:

– Зачем вам это? Справедливости хочется, – затем он прищурился. – А вы вообще-то кто?

– Я… – замялся Гордеев, но Маковский не дал ему сказать:

– А! Кажется, я понимаю… Вы что, журналист? Или частный сыщик? Честно признаться, меня воротит и от тех, и от других. И знаете что, без вас как-нибудь разберемся.

– Скажите только, вам самому что-нибудь известно об этом деле? – повторил Гордеев. – Вы уверены на сто процентов, что убийца именно Зайцев?

– Если б был уверен, я бы тут не стоял с вами… – задумчиво произнес тот.

– А что вы думаете по этому поводу?

Он вздохнул и вдруг, будто опомнившись, резко спросил:

– Да кто вы такой в конце концов?

– Я его адвокат, – собравшись с духом, признался Гордеев.

– Чей?

– Зайцева.

Маковский внимательно посмотрел на Гордеева, но тот, к своему удивлению, не обнаружил в его глазах ни ярости, ни жажды мести.

– А! Понятно… Ищете способа увести его от обвинения?

– Я ищу правду, – просто сказал Гордеев, внимательно наблюдая за реакцией Маковского. Как ни странно, тот только задумчиво покачал головой и отвел взгляд.

– Скажите, – продолжил Гордеев, – вам что-нибудь известно?

– Что мне известно? Мне известно, что убили мою дочку. И еще мне известно, что я этого так не оставлю, – твердо ответил Маковский.

– Но…

– Так вы уже уходите? – оборвал его Маковский. – Не посидите ли с нами еще? Что ж, по лицу вижу, что нет, опаздываете. Ну что ж, не смею задерживать… Всего доброго, до свидания!

– До свидания, – Гордееву больше ничего не оставалось, как уйти.

Маковский что-то знал. К такому выводу пришел Гордеев, обдумав этот разговор. Но что? Это еще предстояло выяснить…

8

Теперь надо было подумать о Лиде… Гордеев со всех ног бросился к ближайшей улице. Машин было не слишком много, и, как назло, ни одна не останавливалась. Гордеев уже перебрал все самые возможные изощренные ругательства в адрес города Андреевска, андреевских водителей, выборов, кандидатов в губернаторы, Кравцова и так далее и тому подобное, когда рядом с ним притормозила «шестерка» ядовито-зеленого цвета.

Гордеев быстро сел в машину, понимая, что, если этот водитель откажется везти его по заданному адресу, то ему еще долго придется ждать у моря погоды. Но шофер как ни в чем не бывало тронулся с места и уже на ходу поинтересовался:

– А куда, собственно, едем-то, приятель?

Гордеев выпалил сказанный Лидой адрес. Шофер изумленно поглядел в его сторону:

– Так это же дом Кравцова!

«Действительно, прав был Зайцев, когда говорил, что дом Кравцова известен всему городу», – вспомнил Гордеев.

– Вы его знаете?

– Ха, – усмехнулся водитель. – Кто ж его не знает? Очень крупный бизнесмен. Богатый человек!

– Ну да, именно… – кивнул Гордеев.

– А вы, значит… – Шофер вопросительно посмотрел на Гордеева.

– По делу, – ответил тот, недовольный излишней любознательностью водителя.

– А! На сколько договоримся?

«Конечно, просек тему, – подумалось Гордееву. – Раз я еду по делу к самому Кравцову, значит, с меня можно и бабок побольше слупить». Но вслух ответил:

– Сколько попросите.

Довольный шофер кивнул головой. Гордеев не сомневался, что попросит он немало.

Шофер что-то говорил, говорил. Но Гордееву было не до него. Он думал о Лиде. «Что-то здесь не так, – размышлял он. – Вероятно, ее муж удерживает там вопреки ее желанию. Раз она не могла даже нормально по телефону поговорить. Выходит, так же принудительно он ее и привез сюда. Вот гад! Но зачем ему это нужно! Маньяк просто какой-то! Н-да! Интересно, а как же я ее вытаскивать оттуда буду? Я же не знаю толком, где он ее держит! Вот черт! Приключения! Ну ладно! Это все ерунда! Это все я на месте решу. Интуиция подскажет, она меня, слава богу, редко обманывает. Самое главное, добраться до места предстоящего действия. Намечается, я чувствую, занимательное шоу!»

Из раздумий Гордеева вырвал вопрос водителя:

– И за кого вы?

– Что? – переспросил Юрий.

– Я говорю, за кого голосовать собираетесь? – уточнил водитель.

– А-а! – отозвался Гордеев. – В общем-то, ни за кого.

– Это правильно, – с одобрением кивнул водитель. – Я тоже. Чего за этих сволочей голосовать?

– Да нет, – улыбнулся Гордеев. – Я не буду голосовать, потому что я не отсюда.

– Да-а? – протянул водитель. – А откуда? Если не секрет…

– Отчего же секрет? Не секрет. Из Москвы. – Гордеев еще раз отметил нездоровую любознательность водителя. При этом он с грустью подумал, что факт его столичного происхождения автоматически повысит плату за проезд.

– А к нам какими судьбами? Из самой столицы… – спросил водитель.

– Я же уже говорил, по делам…

– Ах, да. Забыл, забыл. Тоже бизнесом занимаетесь? – понимающе кивнул водитель.

– Почти что… – уклончиво ответил Гордеев.

– Как это «почти что»?

– Так, а вы за кого голосовать будете? – Гордеев перевел разговор на другую тему.

– Тоже ни за кого.

– В смысле против всех?

– Да нет, вообще не пойду на выборы.

– Угрожающее положение в вашем городе… для выборов, конечно. Вы уже второй человек, кто говорит мне, что не пойдет на выборы вообще. Да и подозреваю, что не последний. Тенденция?

– Ну а чего на них ходить-то? Голосовать не за кого. Все – сволочи, продажные шкуры, хапуги. Мы их, что ли, интересуем? Да ничего подобного! Как всегда, наобещают с три короба, а этого обещанного жди потом – не дождешься! А то, что я пойду и против всех проголосую, так что с того? Все равно они поставят на пост того, кого им выгодно…

– Примитивно вы рассуждаете. Банально. Как бабулька какая-нибудь у подъезда…

– А что, бабулька не человек, что ли? Кстати, вот бабульки-то как раз на эти выборы и пойдут. Им мозги легко запудрить лозунгами да обещаниями паршивыми. Ну или прибавку к пенсии пообещают.

– Все равно… Лучше пойти и проголосовать против всех, чем вообще не ходить. Это и будет воля народа. Пусть они знают… В наше время, слава богу, строго следят за…

– Это у вас в Москве следят, – перебил его водитель. – Какая «воля народа»! Ну что вы говорите?! У нас такой беспредел творится! Вон у вас-то, в Москве, например, психов, шизиков и убийц не допускают в кандидаты…

– А у вас допускают?

– Конечно! Вот, одного сумасшедшего, к счастью, в тюрьму посадили. За убийство.

Гордеев сразу смекнул, о ком речь.

– Это вы о генерале Зайцеве?

– А вы знаете эту историю, да?

– Наслышан.

– Ну вот! Так-то. Между прочим, кабы не этот случай, я бы, наверно, за него проголосовал бы. Мне казалось, нормальный мужик, самый достойный из всех кандидатов в губернаторы. А он оказался такой же сволочью, да еще и сбрендившей! Каково сейчас родителям-то бедной девочки!

– Ну, насколько мне известно, это темная история. И неясно еще, кто ее убил. Может быть, и не Зайцев.

– Может быть. Кто теперь разберет! А вот девочку уже не вернуть. Кстати, мы подъезжаем.

Деревья, идущие до сих пор сплошной стеной, расступились и открыли расположенные вдали друг от друга замечательные дома-теремки. При близком рассмотрении они оказались роскошными двух – и трехэтажными коттеджами.

– Вот тут наши богатеи и обитают! – бодро поведал водитель.

– Неплохо, – кивнул Гордеев.

– А как же! Они ведь в плохом месте жить не будут.

Они выехали на узкую дорогу. По сторонам ее красиво, в четком порядке, расположились клены и ясени.

– Вон, кажется, вот тот и есть дом Кравцова. Вы с номером сверьтесь, на всякий случай, я ведь могу и ошибаться. – Водитель указал на возвышающийся впереди светлый особнячок.

Гордеев заглянул в бумажку и убедился, что это и есть нужный дом.

– Ну что, сколько я вам должен? – поинтересовался Гордеев, доставая портмоне.

Таксист почесал затылок, подумал и неожиданно назвал вполне приемлемую цену. Гордеев расплатился с ним и быстрой походкой направился к особняку вдоль высокого деревянного забора. Вскоре перед ним встали глухие железные ворота.

С минуту Гордеев стоял около них, раздумывая, как проникнуть внутрь. «Перелезть через забор? Дикость! Да и мало ли какие неожиданности там могут подстерегать. Злые собаки там, или злые же охранники! Какая разница! Надо прощупать почву…» И он нажал на кнопку звонка, расположенную на столбе рядом с воротами.

Минут через десять калитка в воротах открылась, и оттуда вышел непомерного роста детина с плечами похлеще, чем у Шварценеггера (Гордеев даже удивился, как он вообще пролез в такую маленькую для него калиточку). На плоском лице его, нисколько не обезображенном хоть какими-либо признаками интеллекта, выразилось некоторое недоумение – судя по всему, в этот день никаких гостей не ожидали.

– Здравствуйте, – вежливо произнес Гордеев.

– Здрасте, – ответил детина басом и вопросительно уставился на адвоката.

– А Сергей Сергеевич у себя? – Гордеев несколько усомнился в том, правильно ли он назвал имя и отчество хозяина дома.

– А вы, собственно, кто и по какому вопросу? – вопросом на вопрос ответил детина.

– То есть вы спрашиваете, как меня представить? – Юрий задумался.

– Нет, не как вас представить, а представлять ли вообще! – нетерпеливо ответил детина.

– Допустим, я по делу, – сказал Гордеев.

– По всем делам с Сергеем Сергеевичем нужно договариваться по телефону, – тоном, не допускающим возражений, пробасил детина.

– Да? – переспросил Гордеев только для того, чтобы обдумать свою следующую реплику.

– Да, – уверенно кивнул охранник.

– Так до него же не дозвонишься! – нашелся Гордеев.

Охранник пожал плечами:

– Ничем помочь не могу.

– Слушайте, – настаивал Гордеев. – А если к нему гости придут или соседи, например. Ну вот, допустим, новые соседи пришли знакомиться… Вы их тоже не пустите? Скажете, по телефону договариваться?

– Зачем соседям приходить, я что-то не понимаю? С какой такой стати? – с недоумением сказал охранник.

Гордеев развеселился. Это напоминало ему сцену из сказки про Буратино, где тот, решая задачу, искренне удивлялся: «Почему это я должен делить яблоко с каким-то там Некто?»

– Ну хорошо, – терпеливо объяснял Гордеев, – не соседи. Предположим, друзья или родственники. Проездом, погостить.

– Обо всех друзьях и родственниках Сергей Сергеевич нас сам предупреждает.

«Однако разговорчивый малый попался, – подумал Гордеев. – Все рассказывает чего-то, рассказывает! Ну хоть спасибо – сразу пинком под зад не выпроводил».

– Ну а если к нему, допустим, старые друзья?

– Какие еще старые друзья? – Охраннику разговор, по-видимому, не доставлял никаких неудобств. «Его тоже можно понять, – подумал Гордеев, – он ведь дежурит, а почесать языком каждому охота…»

– Ну, например, школьные друзья. Решили сюрприз сделать?

– Как?

– Что – «как»? А, ну, например, они давно не виделись, а тут решили без предупреждения нагрянуть, сделать ему такой вот сюрприз!

– Не получится, значит, сюрприз, – серьезно и даже с каким-то сочувствием к неизвестным школьным друзьям ответил охранник. – Сергей Сергеевич сюрпризов не любит.

– Вот так вот, да? – игриво переспросил Гордеев.

– Ну все? Вопросов больше никаких нет? – раздражение охранника, судя по всему, все-таки росло.

– Один всего. Можно?

– Валяй, – разрешил охранник.

– У вас злые собаки есть? – с безысходностью спросил Гордеев, предчувствуя, что все же придется лезть через забор.

Охранник как-то презрительно посмотрел на Гордеева, в его взгляде тот читал: «А может, тебе еще и ключи от квартиры… где деньги лежат?» Он ничего не ответил. Калитка начала медленно закрываться.

– Я журналист! Из Москвы! – предпринял последнюю попытку Гордеев.

– Да хоть из Лос-Анджелеса! – раздался насмешливый голос, и дверь неумолимо захлопнулась.

Гордеев медленно пошел вдоль забора. «Интересно, – думал он. – У него охранники по всей территории расставлены или в одном месте сидят? Чем он занимается, черт его побери! „Молодой преуспевающий бизнесмен“! Гостиницу имеет в центре города… Угу, а гориллы, как у самого президента. Интересно, а что со мной будет, если меня тут поймают? Посадят за незаконное проникновение в частные владения? И лишится тогда Зайцев своего молодого и успешного адвоката. Будем вместе на нарах сидеть. Черт! Да когда же этот забор кончится! Ну да, забор, конечно, кончиться не может… Он расположен по периметру. А это, судя по всему, задняя сторона дома. И Лиду он, наверно, держит вон в той комнате, наверху, где окно с ажурными занавесочками и цветами на подоконнике. Ну что, полезем? И что я делаю, прости Господи? Ну перелезу, а что дальше?»

Но несмотря на все свои мысли, Гордеев продолжал карабкаться на забор. Осторожно вытянув голову и осмотрев всю территорию с этой стороны, он пришел к выводу, что здесь из охранников мало кто ходит. Он перелез через забор и спрыгнул на ровный, ухоженный газончик. Тут же из-за дома кто-то вышел. Гордеев присел на корточки и сжался. Высокая фигура неумолимо приближалась. Недалеко от Гордеева, метрах в двух, рос куст жасмина. Юрий кинулся к нему, как к своему единственному спасителю, и, словно муравей, заполз под куст.

Человек прошел мимо, подошел к маленькому теремку-колодцу, набрал воды и стал пить. Он пил так долго, что Гордееву показалось, прошел целый час, или даже два. На Юрия с куста сыпались какие-то насекомые, и он ругался про себя: «Садовод хренов! Хоть бы вредителей вывел, мать их! Ну куда, куда ты ползешь с таким непостижимым упрямством!» – Гордеев обратился к жучку, шустро ползущему по его коленке. Но жучок, конечно, не умел читать человеческих мыслей и как ни в чем не бывало продолжал свой путь. Гордеев попытался щелчком сбросить его с себя, но при малейшем движении жасминовый куст начинал так дрожать своими цветами и листьями, что Юрий предпочел все ж таки общество жучка, чем того человека с косой саженью в плечах.

А тот все пил и пил, как корова на водопое, прихрюкивал, кряхтел, останавливался, чтобы отдышаться, и снова пил…

«Неужели мне так и придется здесь заночевать, под кустиком, – с горечью подумал Гордеев. – Как там в песенке-то: „И утащит во лесок под ракитовый… нет, под жасминовый кусток!“ Просто замечательно! И долго мне так еще сидеть?»

И тут вдруг Гордеев совсем близко от своей правой руки увидел небольшого мохнатенького паучка. Ничего такого, паучок как паучок. Медленно, но целенаправленно он продвигался к руке Юрия. Совсем незначительный факт… если не брать во внимание то, что Гордеев с детства боялся пауков.

У каждого человека в жизни есть какая-то фобия. Кто-то боится зубных врачей, кто-то высоты, кто-то турникетов в метро, ну и так далее. Гордеев ничего этого не боялся. Он вообще в своей жизни мало чего боялся. Но вот пауки! Это был страх, появившийся еще в детстве и оставшийся на всю жизнь. Пауки были ему глубоко противны, хотя, в общем-то, ни разу не причинили ему практического вреда.

В детстве самым кошмарным его сном был сон, в котором пауки ползали по нему, заползали под одежду, в рот, в уши, а он не мог вымолвить ни слова, не мог пошевелиться. Он просыпался с плачем, весь в поту, мама гладила его по голове и приговаривала:

– Опять паучки приснились? Ну ничего. Это просто сон, засыпай.

Потом страх несколько притупился, с возрастом кошмарные сны стали мучить реже и казались уже не такими кошмарными, как прежде, быстро забывались. Но отвращение и боязнь пауков остались на всю жизнь.

Так вот теперь Гордеев сосредоточил все свое внимание не на пьющем человеке, от которого грозила реальная опасность, а на маленьком паучке, решившем, что ему непременно нужно побывать на руке у Гордеева.

Юрий весь напрягся, на лбу у него выступили капельки пота. Паук был уже совсем близко.

Тут человек наконец напился вдоволь, поставил ведро на скамейку и неспешным шагом направился туда, откуда пришел.

Гордеев неотрывно смотрел на паука. Вот уже четыре его передние лапки прощупали поверхность Юриной руки. Паучок подумал немного и забрался на руку полностью. По всему телу Гордеева побежали мурашки, он сглотнул слюну и посмотрел в сторону удаляющегося человека. Паук медленно переставлял лапки на руке у Гордеева, щекотал ее своей щетинкой. И вдруг, словно ему в голову неожиданно пришла какая-то идея, которую нужно молниеносно осуществить, он помчался, быстро перебирая ножками, вверх по руке Гордеева, устремляясь все ближе к засученному рукаву его рубашки. Этого Гордеев вынести уже не смог. Благо человек уже скрылся за углом дома.

Гордеев как ошпаренный выскочил из-под куста жасмина и лихорадочными движениями стал сбрасывать с себя противного паучка.

Отдышавшись и отняв руку от сердца, Гордеев огляделся. Осмотрел дом. Ему в глаза тут же бросилось чуть приоткрытое окошко совсем близко с землей. «Ага, подвальное окно!» – смекнул Гордеев и, пригибаясь, побежал к нему.

Окно было слегка приоткрыто, с внутренней стороны створку придерживала длинная палка. Гордеев приподнял створку, вынул палку, пролез в окошко и очутился в небольшой полутемной комнате.

Комнату заполняли какие-то пыльные мешки, тюки, огромный старый бильярдный стол, многочисленные старые вещи. Впереди виднелась железная лесенка, ведушая к железной же двери.

«Интересно, – подумал Гордеев, – дверь заперта изнутри? Если так, то все мои старания напрасны. Придется снова вылезать и искать другой способ проникновения внутрь».

До сих пор у Гордеева все получалось спонтанно. У него не было какого-то четкого определенного плана. Да что там говорить, у него не было вообще никакого плана! И он не знал, что будет делать дальше. Просто не представлял, что он предпримет, если даже окажется в доме. Где он будет искать Лиду? Как будет ее вызволять отсюда? И что с ним будет, если он вдруг попадется?! Об этом Гордеев просто не желал думать.

Он осторожно поднялся по лестнице и попытался открыть дверь. К счастью, она оказалась не заперта, только подавалась с трудом, что-то мешало с той стороны.

Гордеев поднапрягся, толкнул дверь, она распахнулась, от двери с грохотом откатилась какая-то тумбочка. Он очутился в светлом коридоре.

Прямо напротив него, уперев руки в бока, стоял невысокого роста темноволосый человек.

– Здрасте, – улыбнулся ему Гордеев, хотя душа его от неожиданности ушла в пятки.

Человек немного попятился. Сначала Гордеев не понял, что он хочет сделать, но потом увидел, как его рука потянулась к стене. На ней висело охотничье ружье.

Не раздумывая больше ни секунды, Гордеев кинулся на человека, сбил его с ног, но тут же получил оглушительный удар кулаком по переносице. Слезы сами собой брызнули у него из глаз, но он схватил человека за руку и увлек его за собой на пол. Гордеев искал глазами что-нибудь тяжелое, чем бы его можно было треснуть по голове. Но ничего подходящего не находилось.

– Проклятие! – прохрипел человек. – Ворюга паршивый!