Текст книги "Трое сыщиков, не считая женщины"

В глубине души Плетнев надеялся, что в госпиталь ему придется ехать именно ему, – хотелось увидеться с Катей. И было странно – столько времени не вспоминал ее, а после недавней случайной встречи почему-то постоянно думает об этой женщине. Странно все это.

Он позвонил Метелицыной около девяти часов. Катя рассказала ему про состояние генерал-лейтенанта, от большой потери крови он очень слаб, сообщила про вчерашнее покушение.

Антон предложил встретиться, посидеть где-нибудь в кафе.

– Как ты смотришь на четверг? – спросила она. – У нас с подругой два абонемента в консерваторию.

– Та, с которой ты в Абрамцево ездила?

– Та самая. В четверг будет хороший концерт, Башмет играет. А она не пойдет, уезжает в командировку. Может, составишь мне компанию? Ты, помнится, музыку любишь?

– Слушаю с удовольствием, особенно скрипку. Правда, в тонкостях не разбираюсь.

– В тонкостях и я не разбираюсь. Если музыкант сфальшивит, не пойму, – засмеялась Катя. – До концерта можно зайти в кафе. На Суворовском бульваре есть французская кондитерская, мы с Танькой перед концертом обычно заходим туда попить кофе…

Глава 11
ПОЛНАЯ ОБЪЕКТИВНОСТЬ

Сержант Павел Алферов считался единственным свидетелем первого покушения на генерала и понимал, что его обязательно будут допрашивать. Скрывать ему было совершенно нечего, и на все вопросы он старался отвечать как можно подробней. Но что конкретного он мог сказать? Действительно, все произошло настолько быстро, что деталей не запомнил. Вдобавок ко всему, Павел бросился на помощь к генералу и правильно сделал, ведь Андрею Владиславовичу понадобилась срочная помощь, нужно было ехать в госпиталь. Хорошо, что он не стал тратить время на погоню. Преступник все равно мог уйти, наверняка пути отхода были продуманы, да и сообщники, скорей всего, имелись, причем с машиной. А без помощи генерал мог долго не выдержать.

Однако когда Алферова второй раз вызвали на допрос, сержант заволновался. Все его показания были записаны, ничего нового добавить он не мог. Почему опять вызвали в военную прокуратуру?

С нехорошими чувствами Павел прибыл к назначенному времени. Выписав пропуск, поднялся на второй этаж, в комнату 214. Постучавшись и услышав в ответ громкое «Входите!», сержант открыл дверь. Возле стола стояла женщина – старший лейтенант лет тридцати. У нее было строгое лицо. Высокая, несколько старомодная прическа напоминала птичье гнездо.

– Вы Алферов?

– Так точно.

– Присаживайтесь, товарищ сержант. Я сейчас освобожусь, – сказала она, что-то записывая в толстый альбом.

Павел сел и незаметно огляделся. Из мебели в кабинете только длинный стол и два стула. На столе красовался новенький ноутбук и еще какие-то приборы.

– Вы знаете, что это такое? – не переставая писать, спросила хозяйка кабинета.

– Нет.

Закончив писать, женщина отодвинула альбом, взяла чистый бланк и посмотрела сержанта:

– Это так называемый полиграф, если угодно, детектор лжи. Новая модель, отечественная разработка. Мы хотим, чтобы вы дали свои показании о покушении на генерал-лейтенанта под контролем этого аппарата.

– Разве что-то изменится? Я скажу то же самое, ничего нового так и не припомнил.

– Возможны нюансы, о которых вы сами не догадываетесь. Да и мы тоже.

Это прозвучало угрожающе.

Женщина попросила его снять гимнастерку и прикрепила к обеим рукам по нескольку датчиков, длинные и тонкие провода которых тянулись к аппарату.

– Вы расслабьтесь, сидите спокойно. Я задам вам несколько вопросов. Не надо бояться. Успокоились?.. Ну и чудненько. Начинаем. Ваша фамилия, имя, отчество?

– Алферов Павел Константинович.

– Год рождения?

– Тысяча девятьсот восемьдесят второй.

– Какое сегодня число?

– Двенадцатое августа.

– Зачем вы это сделали?

Сержант заметно побледнел:

– Я не понимаю вопроса. Что сделал?

– В ночь с воскресенья на понедельник вы отсутствовали. Когда вы вернулись в расположение части?

– В восемь утра.

– Где вы проводили время?

– Дома у родителей.

– Девичья фамилия вашей матери?

– Семина.

– В кого вы стреляли прошедшей ночью?

– Не понимаю вопроса. Я ни в кого не стрелял. Словно не слыша его, старший лейтенант продолжала, не спуская глаз с экрана осциллографа:

– Ваш размер ноги?

– Сорок третий. А зачем это?

– Здесь вопросы задаю я. Вы стреляли в генерала Свентицкого?

Лечащий врач сказал, что Андрей Владиславович потерял много крови и поэтому сейчас очень слаб. Турецкий пообещал не злоупотреблять расспросами.

– Задам самые необходимые. Следствием сейчас все делается в его интересах. Сами же видите, произошло второе покушение. Если преступника не остановить, он вообще будет охотиться, пока не достигнет своей цели.

– Генерал знает преступника? – недоверчиво спросил доктор.

– Вполне возможно. Во всяком случае, ему известно, чего следовало опасаться.

Свентицкий лежал на спине, до подбородка укрытый простыней. Он был до того бледен, что его крупная голова казалось высеченной из мрамора. Лицо оживляли лишь серо-голубые глаза. Обычно у больных такие глаза кажутся мутными, как у вытащенного из воды судака, а у него, напротив, – до прозрачности светлыми.

Поздоровавшись, Турецкий спросил:

– Андрей Владиславович, вы сами подозреваете кого-нибудь в покушении?

– Лежу, мучаюсь в догадках и ни на ком не могу остановиться.

– Тогда, чтобы не тратить время, я сразу возьму быка за рога. На данный момент у следствия существуют три основные версии. Во-первых, говорят, в армии вы были излишне принципиальны и не прощали подчиненным никаких прегрешений. Что бы вам ни сулили, доводили дело до суда.

– Трудно представить излишнюю принципиальность. Я не стриг всех под одну гребенку. Порой попадались отъявленные мерзавцы. Но чтобы схватиться за оружие и стрелять?..

Свентицкий говорил медленно и тихо.

– Хорошо, если это окажется ложный след. Все же таких, пострадавших от вашей принципиальности, придется проверить. Вторую версию подсказал ваш помощник полковник Шапорин, с которым мы встречались. Она связана с помещением для фонда «Рукопожатие».

– Это более вероятно.

– Нужно будет припомнить фамилии людей, с которыми вы сталкивались на этой почве. Не сейчас, – остановил раненого Александр Борисович, заметив, что тот приготовился говорить. – Через день-другой к вам зайдут сыщики из нашей бригады, им и расскажете. Меня же интересует третья версия, которую поручено разрабатывать мне. В вашей домашней коллекции старинных вещей имеется церковная чаша – потир.

– Есть такая, – подтвердил Свентицкий.

– Не сомневаюсь, что к вам она попала самым обычным путем.

– Купил.

– Я так и думал. Однако дело в том, что этот потир украден из Челноковского краеведческого музея. Сейчас вокруг подобных грабежей поднялся настоящий бум.

– Видимо, с Эрмитажа началось.

– Да. Теперь все музеи надеются на возврат похищенных экспонатов. Новые хозяева станут возвращать сомнительные приобретения, и, безусловно, милиция сможет по цепочке установить грабителей. Им светят немалые сроки. Они могут предупредить события – убрать людей, способных дать информацию.

– Я могу только сказать, у кого купил. Я понятия не имел, что потир краденый.

– Это само собой. Где вы его купили?

– В Самаре, когда там служил. У некоего Сергея Ивановича, кажется, его фамилия Козорезов.

– Он где работал?

– Пенсионер. Я познакомился с ним в антикварном магазине. Знаете, как это случается? Я что-то спрашивал у продавца, он случайно услышал, подошел, мы разговорились. Так и познакомились.

– В принципе, чужие разговоры случайно слышат только в детективных романах. Когда он продал вам потир?

– Незадолго до моего отъезда из Самары. Примерно три года назад.

– Он знал, что вы собираетесь переезжать в другой город?

– Кажется, я ему говорил.

– То есть секрета из своего отъезда не делали?

– Это не военная тайна, – улыбнулся генерал.

– Вы его адрес знаете? – Турецкий уже почувствовал, как его охватывает следовательский зуд – любимое, ни с чем не сравнимое состояние.

– Только телефон. Он где-то в микрорайоне живет. Я у него дома никогда не был.

– А телефон?

– Наизусть не помню. Дома есть, в записной книжке. Жена вам покажет.

– Иногда сложно разобраться в чужой записной книжке.

– Тут будет легко. Почерк у меня, скажу без ложной скромности, хороший, разборчивый. Книжки всегда лежат в одном месте. Найдет.

Глава 12
СЫЩИКИ НА РАСПУТЬЕ

– Повторяю свой вопрос, – строго сказала женщина, не дождавшись от Павла ответа. – Вы стреляли в генерала Свентицкого?

– Нет, нет и еще раз нет! – с надрывом выкрикнул сержант.

Его отчаяние ни в коей мере не смутило старшего лейтенанта. Женщина была по-прежнему спокойна:

– Вы можете описать внешность человека, стрелявшего в генерала Свентицкого?

– Я уже рассказывал об этом на допросе.

– Ничего страшного, если еще раз повторите.

– Зачем?

– Это важно.

Они сидели уже почти час. Старший лейтенант явно не рассчитывала, что сеанс займет так много времени. Она то поглядывала на экран осциллографа, то перелистывала какой-то пухлый справочник с таблицами, то что-то записывала в блокнот с разграфленными листами. Ее удрученный вид ясней ясного говорил, что сегодня попался крепкий орешек. Впервые за полгода интенсивной работы с допрашиваемыми полиграф выдавал такие замысловатые показания. Получалась одна характеристика с противоположными оценками. Это противоречило элементарной логике. Такие сумбурные выводы можно ожидать от человека, но уж никак не от беспристрастного аппарата.

– Все произошло настолько быстро, что я почти не успел его рассмотреть. Высокий и худой мужчина. Одет, как все работяги, в брюки и куртку. Сначала он бросил каску, потом скинул на ходу куртку. Что я еще могу сказать?

– Какого цвета у него волосы?

– Темные. Только не брюнет – шатен.

– Вы пишете стихи?

– Пишу.

– Часто?

– Редко.

– Кому-нибудь их показываете?

– Знакомым.

– В редакции их посылали?

– Нет.

– На что вы собирались потратить деньги, полученные за заказное убийство?

Алферов, опустив глаза, молчал. После паузы женщина задала следующий вопрос:

– Где вы были вчера ночью?

– Я не понимаю, к чему эти вопросы! – истошно закричал он. – Что вы хотите, чтобы я сказал?! К чему клоните?! Чего вы добиваетесь?!

С перекошенным от злости лицом Алферов принялся срывать с себя провода.

Плетнев и Щеткин хотели зайти к раненому вдвоем, однако врач не разрешил:

– Это только кажется, что присутствие лишнего человека не помешает. Даже если один из вас будет молчать, он все равно поневоле будет привлекать внимание генерала, а для него даже такой пустяк сейчас нагрузка, вдруг он перевозбудится. Я бы не хотел рисковать. Пускай один зайдет и задаст все вопросы или оставит часть на другой день.

– Лучше сразу узнай все, – сказал Петру Плетнев. Ему не терпелось начать разрабатывать свою «делянку», связанную с помещением на Новокузнецкой улице.

– Постараюсь, – ответил Щеткин.

За прошедшие сутки в состоянии Свентицкого произошел заметный прогресс. Он, правда, по-прежнему лежал на спине, однако появился здоровый блеск в глазах, придававший лицу несколько лукавое выражение, будто больной замыслил какой-то розыгрыш. Андрей Владиславович все время норовил пошевелить ногами и с ребяческой непосредственностью объяснил Щеткину: «Чтобы кровь не застоялась». Про руки и говорить нечего. Свентицкий сгибал их, разгибал, постоянно что-то перекладывал с одного места на другое. Врач строго-настрого предупредил, что, если генерал еще хоть раз дотронется до капельницы, ему привяжут руки ремнями к спинке кровати.

Приходу оперуполномоченного Андрей Владиславович явно обрадовался, ему хотелось разговаривать, общаться. Однако уже после первых вопросов Щеткина на лице генерал-лейтенанта появилось смущенное выражение. Он быстро почувствовал, что ничем не может помочь следствию. Несколько человек будут трудиться из-за его персоны, возможно, даже подвергать себя опасности, тратить время. Ему хотелось бы рассказать что-нибудь путное, облегчить им работу, но не получалось.

– Вы не комплексуйте, Андрей Владиславович, – успокоил его Щеткин. – Любые ваши слова полезны для следствия. Вам достаточно только систематизировать свои воспоминания, чтобы не шарахаться из стороны в сторону. Тогда все будет в порядке. Скажите, кто был первым из ваших проштрафившихся подчиненных, получившим большой срок наказания.

– Младший лейтенант Гайворонский. По-моему, пять лет лишения свободы.

– Какое преступление он совершил?

– Жестоко избил молодого солдата-срочника.

– Это была неожиданность или вы раньше замечали у лейтенанта садистские замашки?

– Полная неожиданность. Виктор был грубым, конечно, страшный матерщинник, только прежде рукам волю не давал. А тут будто с цепи сорвался. Так пацана отметелил, что бедняге пришлось и почку удалять, и селезенку оперировать, короче говоря, тот инвалидом остался.

– Что послужило причиной конфликта?

– Никто не знает. Сам Гайворонский утверждал, что на него затмение нашло.

Петр скептически хмыкнул:

– Глядишь, на свободе снова найдет?

– Медэкспертиза признала его вменяемым. Суд приговорил к пяти годам тюрьмы. По моим расчетам, уже должен выйти.

– Узнавали, чем он сейчас дышит? – осведомился Щеткин.

– Увы, нет. Не такой уж я слуга царю, отец солдатам, как следовало бы… – криво улыбнулся Свентицкий. – Мог бы поинтересоваться его судьбой, да вот не знаю о нем, нынешнем. Второй из сильно мною обиженных – некто Вертайло. Это более опасный тип. И хотя изрядно трусоват, но мужичок себе на уме. Если что где плохо лежит, мигом приберет к рукам. За ним не заржавеет.

– Иван Игнатьевич Юшин рассказывал, что недавно этот Вертайло приезжал в питомник «Красная звезда», какую-то провизию привозил. Не знаю, для собак или для людей.

– Так вы Юшина видели? – оживился Андрей Владиславович, и на его лице появилась улыбка. – Вот славный человек. Личность! Не винтик. Из тех, на ком земля держится. Он же зрение потерял! А раньше у полковника такая присказка была: когда человек не нравится, он сразу: «Глаза бы мои его не видели». Вот про Вертайло Иван Игнатьевич с первого дня появления прапорщика у нас так отзывался. Сразу его раскусил. А тот наглый тип, оружием торговал почем зря, патронами. Ну, попался в конце концов. До того обнаглел, что действовал практически в открытую, при свидетелях. В ногах потом валялся, умолял простить. Я – ни в какую. Веры у меня этому Вертайло ни на грош не было.

– Проверим его.

– Проверьте. Быстро убедитесь, что, в принципе, он трусоват. Но не большого ума человек. Легко попадает под чужое влияние. Поэтому если вокруг него оказались какие-нибудь бандюги, он запросто мог перенять их замашки. Он восприимчив ко всем у плохому.

– Кроме этих двоих еще кого-нибудь подозреваете? В первую очередь нужно обратить внимание на жителей Москвы и Подмосковья.

Андрей Владиславович попросил подать ему стакан минералки, попил, после чего сказал:

– Москвичей было мало, а из Подмосковья многих присылали. Поэтому и получается, что и Вертайло, и Гайворонский – оба под рукой. Что касается непосредственно Москвы, тут, пожалуй, нужно назвать Сергея Легостаева. Казалось, парень как парень – и вдруг попадается на вымогательстве. Переодевался в милицейскую форму, выезжал на трассу и сдирал штрафы с проезжающих частников. Психология таких водителей хорошо известна: никто же не станет проверять у гаишника документы. Им бы побыстрей отвязаться. Рады заплатить, чтобы ехать дальше. Вот Легостаев этим и пользовался.

Врач уже второй раз заглянул в палату, давая понять, что следует оставить больного в покое. Щеткин встал:

– Спасибо, не буду вас больше утруждать. Желаю, Андрей Владиславович, скорейшего выздоровления. Когда у нас будут вопросы, снова обратимся к вам.

– Буду рад помочь. Хочется распутать этот клубок.

– Есть еще один деликатный момент, – замялся оперуполномоченный. – В расследовании вашего дела принимают участие сотрудники частного детективного агентства «Глория». Они сразу не сказали, чтобы не волновать вас…

– Мы заплатим, – перебил его генерал-лейтенант, понявший, о чем идет речь. – Можете сразу взять деньги у жены.

– Сразу не обязательно. Потом оформим.

– Кредит так кредит. С деньгами проблем не будет. Я никогда не ходил в должниках.

Утром Меркулову позвонили из военной прокуратуры и сказали, что хотят показать ему результаты допроса сержанта Алферова с помощью детектора лжи. Договорились, когда военные к нему приедут. Сразу после этого Константин Дмитриевич позвонил Турецкому:

– В семнадцать часов ко мне привезут записи полиграфа при допросе Алферова – водителя генерал-лейтенанта.

– Они что, по-прежнему занимаются этим делом?

– А как же иначе?! И будут заниматься. Вдобавок охранник же Свентицкого ранен, он офицер вневедомственной охраны. Приезжай, тоже посмотришь. Обсудим.

– Костя, этот детектор лжи – чепуха на постном масле. Там все зависит от человека, который задает вопросы. Вернее, от его наблюдательности.

– Но ведь аппарат тоже выдает какие-то данные, есть запись. На всякий случай нужно посмотреть.

– Пускай тогда Щеткин тоже приезжает, – буркнул Александр Борисович. – Майор все-таки штатный сотрудник МУРа, а со мной мороки не оберешься, мне пропуск выписывать придется.

– Ну, хватит жеманиться! Выпишу тебе временный, хоть на месяц, хоть на три. Куда ты теперь от нас денешься. Да и нам без тебя неуютно. Так что жду.

Хотя Турецкий не показал вида, его обрадовал этот звонок. Он по-прежнему чувствовал себя частичкой системы, именуемой Генеральной прокуратурой, и ему было приятно, что его не отторгают. Александр Борисович уже намеревался сегодня вечером выехать в Самару, чтобы пройти по следам пропавшей церковной чаши. Однако после приглашения Меркулова решил отложить поездку на денек.

Из военной прокуратуры приехал хорошо известный на Большой Дмитровке капитан Сергей Сергеевич Санаев. Следователям часто приходилось сталкиваться с ним по делам службы.

– Наши на Псков не проходили? – спросил Александр Борисович, заходя в переговорную комнату, куда была доставлена аппаратура для просмотра записей полиграфа. Присутствующие рассмеялись: если Турецкий шутит – все в порядке. Значит, полон сил и желания работать. Сам он, правда, делал вид, что чем-то недоволен.

– Выходит, Санаев, военная прокуратура занимается этим делом?

– Я, Саша, не волен ничего никому передавать. Скажут потом, что от работы отлыниваю. Мне это нужно?

– Тут причина другая. Работы у тебя хватает, ты бы и рад избавиться от лишнего дела, только, видать, оно приняло серьезный оборот.

– Как же иначе? Такая сложная охота. Ищем черную кошку в темной комнате, да еще неизвестно, есть ли она там.

– Но, перефразируя Феликса Эдмундовича, можно сказать, что следствие нужно вести чистыми руками. А у вас – вообще безрукий аппарат, детектор лжи.

– Что с того? – удивился капитан.

– Ну как же! – Александр Борисович незаметно подмигнул Меркулову, давая понять, что валяет дурака. – Детектор лжи требует добровольного согласия допрашиваемого. Сержант согласился?

– Его никто и не спрашивал.

– То-то и оно, Санаев. Налицо нарушение пятьдесят второй статьи Конституции России, гласящей о том, – он поднял указательный палец, – что права потерпевших от преступлений и злоупотреблений властью охраняются законом.

– Не очень-то он еще пострадал, – хмыкнул Сергей Сергеевич. – Вы сейчас сами убедитесь, сержант что-то скрывает. И мы еще станем зачитывать этому щенку билль о правах? Нет уж, дудки.

Капитан включил аппарат, и они стали смотреть запись: вопросы, ответы, показания полиграфа. Санаев исправно комментировал.

«Вы можете описать внешность человека, стрелявшего в генерала Свентицкого?» – звучал женский голос. «Я уже говорил об этом». – «Вы пишете стихи?» – «Пишу». – «Часто?» – «Редко»… «На что вы собирались потратить деньги, полученные за заказное убийство?»

В этом месте Сергей Сергеевич с торжествующим видом показал на монитор компьютера:

– Видали, куда дошла стрелка? Амплитудные параметры просто зашкаливают.

– Сереж, дай на минутку руку, – неожиданно обратился к нему Турецкий.

Взяв руку удивленного капитана, Александр Борисович нащупал на запястье пульс и спросил:

– Ты спортом занимаешься?

– Боксом балуюсь. Хочешь вызвать меня на ринг? – улыбнулся тот.

– Отвечай, не увиливай. Спортом занимаешься?

– Занимаюсь.

– У твоей жены есть любовник?

– Что? – возмущенно произнес Санаев.

– Вот видишь, – удовлетворенно сказал Турецкий, отпуская его руку. – При последнем вопросе твой пульс участился. И это при том, Сережа, что ты не женат. И вопрос тебе задает не следователь, которого ты видишь впервые в жизни, а старый приятель. Чего же ты хочешь от этого парня, оказавшегося среди незнакомых людей, большинство из которых старше него по возрасту и, стало быть, по званию?

– Ты не понимаешь. Допрос – совсем другое дело, – закипятился капитан. – Исследование на полиграфе учитывает множество разных параметров, которые затем обрабатываются на беспристрастном компьютере, после чего выдается суммарная результирующая. Это объективная оценка!

– Обрабатывайте сколько душе угодно. Только не нужно строить на этом обвинение.

– По-моему, Саша, про обвинение, в принципе, говорить еще рано, – перебил его Меркулов.

– Но все к тому идет семимильными шагами. Если сейчас не выйти за рамки данных полиграфа, они застынут и будут фигурировать до самого суда как самый важный показатель.

– Что же ты хочешь? – спросил обиженный Санаев.

– Чтобы на эти данные обращали внимание в последнюю очередь. Есть более подозрительные факторы.

Константин Дмитриевич придирчиво посмотрел на Турецкого:

– Откуда они появились?

– Из разговоров с пострадавшим Свентицким. Это и месть обиженных сослуживцев, и имеющийся в его коллекции дорогой экспонат, пропавший из краеведческого музея, и – что меня особенно настораживает – суета вокруг обещанного для его фонда помещения в центре Москвы. Маловероятно, что сержант имеет отношение к покушению. Траектория его жизни совершенно иная. Когда вы, – он обернулся к Санаеву, – разберетесь со вторым покушением, с раненым, этим вашим вневедомственным охранником, сами убедитесь, насколько я прав.