Текст книги "Горький привкус победы"

Глава 13 ПРИЧИНЫ

Александр Борисович стоял у слегка приоткрытого окна и вдыхал влажный осенний воздух, глядя с высоты четвертого этажа на Большой Пресненский пруд. И ни о чем не думал. Ветер и дождь сделали поверхность пруда похожей на огромное, расплывшееся, изрытое оспинами лицо. «Природа больна осенью, – мелькнула незатейливая мысль. – Все обязательно чем-то больны…»

В соседнем кабинете, где проходило важное совещание, докладчик возвысил голос, и Турецкий смог различать слова:

– «…Широкий спектр решаемых задач в рамках международных проектов привел к необходимости выработки новых организационных механизмов международного сотрудничества в области геологического изучения недр и недропользования. Очень важно, что в результате совместных усилий была найдена новая эффективная форма сотрудничества между геологическими службами России и зарубежных стран, которая уже успешно апробирована на практике. Она включает в себя следующие три элемента:

во-первых, ежегодные международные встречи глав геологических служб, посредством которых осуществляется эффективное и единообразное руководство крупномасштабными международными проектами;

во-вторых, самофинансирование каждой из стран-участниц той части проекта, которая входит в сферу ее интересов;

и, наконец, регулярную координацию действий на уровне рабочих групп…»

«Где же вы были десяток лет назад со всеми своими механизмами сотрудничества и проектами в области недропользования? – На этот раз подумалось зло. – Скольких людей погубил тогдашний развал? Скольких прохиндеев вознес на самый верх?..»

Помощник генерального прокурора посмотрел на часы.

До солидного министерского здания на Большой Грузинской он добрался быстро. Но уже почти час ждал, когда закончится совещание у министра и освободится нужный ему человек. Ездить взад-вперед тоже смысла никакого не было: оставалось ждать.

Благо еще, что секретарша, разобравшись, кто он есть, не выставила за дверь приемной. А вообще-то в министерстве посетителей, похоже, не особо жаловали – в коридоре, где его сперва попросили «погулять немного», не было ни единого стула.

Наконец в кабинете министра послышался нерабочий шум. Совещание закончилось, застучали отодвигаемые стулья, загомонили голоса, и из распахнувшейся двери стали выходить важные чиновники. На такие совещания министр собирал только самых близких соратников – не более двух десятков человек: три заместителя, шесть помощников, статс-секретарь в ранге замминистра, семь директоров министерских департаментов. Иногда, хотя и редко, вызывались и главы федеральных агентств. Отыскать среди такой толпы незнакомого Турецкому помощника министра было делом проблематичным, но и здесь секретарь-делопроизводитель – миниатюрная симпатичная женщина лет тридцати пяти – посочувствовала визитеру из Генеральной прокуратуры.

– Ринат Ахметович! Вас тут ждут.

Она буквально за рукав выхватила из череды идущих невысокого пожилого мужчину с восточным разрезом глаз, чернявого и усатого.

– Здравствуйте. Из Генеральной прокуратуры вас беспокоят…

Турецкий представился и проследовал за помощником министра в его кабинет.

Ринат Ахметович Кочев был, кажется, едва ли не старейшим сотрудником министерства. И помнил всех и вся. Именно его рекомендовали Турецкому в отделе кадров, когда он объяснил, что интересуется «знатоком по недрам».

– Конечно, я помню Павла Васильевича. Уважаемый был человек. Один из самых почитаемых в нескольких смежных областях знаний. Его и тектоники до сих пор чтят, и нефтяники помнят. Академик милостию Божьей и, как говорится, «от сохи».

Вы знаете, что он свой путь в геологию коллектором начинал еще в тридцатых годах прошлого столетия? А к окончанию МГУ имел солидный опыт экспедиционных работ на Урале и Кавказе и, если бы не Вторая мировая война, наверняка сразу занялся бы научными изысканиями. Но двадцать второго июля сорок первого года Павел Васильевич ушел добровольцем на фронт и всю войну провел в действующей армии, был тяжело ранен… Ауже после окончания войны, демобилизовавшись, он начал работать в Геологическом институте, где и приступил к активной научной деятельности, став одним из пионеров изучения тектоники дна океанов, а впоследствии основателем нелинейной геодинамики – нового перспективного направления в науках о Земле, автором целого ряда перспективных научных программ и более четырехсот пятидесяти научных работ, создателем большой научной школы по изучению структур земной коры, которую отличает фундаментальность, самостоятельность и эффективность научного поиска. Так я сам о нем писал для геологических журналов.

Одно время он увлекся новой методикой оценки перспектив нефтегазоносности геологических структур на основе изучения глубинного строения земной коры. И возглавил Губкинский институт. И что бы вы думали? Стал автором открытия многих месторождений нефти и газа, анализируя тектонические пласты. А потом геологические партии его правоту подтверждали. А затем он Центр имени Вернадского создал. И вплоть до гибели был его бессменным директором.

– Знаете, господин Турецкий, – доверительным тоном сообщил помощник министра, – вообще-то сейчас вопросами предоставления в пользование геологической информации о недрах России, полученной в результате государственного геологического изучения этих недр, занимается Федеральное агентство по недроиспользованию. Информация эта предоставляется за немалую, заметьте, плату. В ведении Федерального агентства и организация государственного геологического изучения недр, и проведение стоимостной оценки месторождений, и оценка проектов по их разработке. Агентство ведет также государственный кадастр месторождений. И к нему просто так теперь не добраться. Однако образована эта структура всего лишь два года назад. Раньше же такой мощной централизации не было. А был разброд и шатания. И вам, господин Турецкий, о запасах полезных ископаемых очень многое мог бы рассказать именно Шаров, если был бы жив. Но он был зверски убит как раз через три дня после ограбления Центра имени Вернадского…

…Ринат Кочев высказал мнение весьма категоричное – ограбление Центра произошло с целью завладения документами, указывающими на основные неразработанные еще месторождения нефти и газа в нашей и соседних странах. Помните, говорил он, время было какое? Ельцинское! Никто не следил за тем, чтобы природные богатства страны не разворовывались. Все в демократию играть начали.

Что не запрещено – дозволено! Так ведь и не запрещалось почти ничего. Этим и пользовались разные проходимцы. Они и заставили гангстеров ворваться в Центр имени Вернадского и унести важнейшие документы, планы, снимки, разработки и приложения к ним.

– Но этого оказалось мало для того, чтобы начать разработки, для того, чтобы качать нефть и газ. Нужны были более детальные схемы и планы. А это лучше всех в стране знал директор Центра имени Вернадского Павел Васильевич Шаров. К нему по заданию заказчиков и пришли убийцы. Они требовали фотографии, детальные планы и точные схемы. Но, поняв, что перед ним гангстеры, а богатства страны уйдут в нечестные руки, академик молчал. Молчал даже тогда, когда его пытали – ведь его пытали? Нам не говорили прямым текстом, но слухи ходили… В общем, академик Шаров умер мученической смертью, не сказав преступникам ни слова. Но смерть эта оказалась никому не нужной. Никто из сильных мира сего тогда не вмешался в это дело, не принял мер к раскрытию ужасного преступления. Никто из властей не отреагировал должным образом и на второе зверское убийство. На убийство сына Павла Васильевича, академика Шарова-младшего. В какой стране живем?! – Возмущению помощника министра природных ресурсов Рината Кочева не было предела…

– Как видите, власти наконец «обратили внимание»… А вы не могли бы как-нибудь конкретнее назвать этих «разных проходимцев»?

Кочев посмотрел на Турецкого с прищуром.

– Поздненько обратили. Впрочем, лучше поздно… А что касается конкретных фамилий, так это, по-моему, ваша прерогатива. Вот уличите, припрете поганцев к стенке доказательствами, вот вынесет суд приговор, тогда и я на каждом углу эти фамилии буду иметь право называть.

– Понятно, – кивнул Турецкий.

– Боюсь, все-таки не очень. Но могу порекомендовать просто взглянуть на перечень крупных российских капиталов. Откройте «Форбс», любой гламурный журнал, в конце концов, отберите тех, что поднялся на сырье, сопоставьте даты…

– Но ведь вы сами, похоже, это проделали уже?..

– Нет. Специальным анализом не занимался. Я не намерен выполнять чужую работу, своей, слава богу, выше крыши. И вообще, что вы от меня хотите? Я ведь даже на роль очевидца не гожусь, поскольку ничего «такого» не видел. О чем свидетельствовать? О собственных домыслах?

– Будете смеяться, Ринат Ахметович. Но и за эти ваши «домыслы» я вам весьма признателен. Не откажите в любезности, подпишитесь вот тут…

Трудно сказать почему, но квартира Славы Грязнова с первого же взгляда однозначно и безошибочно определялась как берлога закоренелого холостяка. Турецкий всегда удивлялся и не мог понять, где же те «вещественные доказательства», которые приводят всякого гостя к подобному выводу. И доказательств не находил. Конечно, если сразу заглянуть в ванную комнату, то на зеркале не обнаружится множества баночек и скляночек, а лишь зубная щетка, одеколон да бритвенный прибор. На полочках не найдется батареи шампуней и ополаскивателей, а на сверкающем электрическом полотенцесушителе не отыщется воздушных кружевных трусиков. Но кто же с порога бежит в ванную комнату?

В коридоре же холостяцких признаков не было вообще. Поскольку вся одежда и обувь пряталась по шкафам, приглушенный песочный тон обоев, подчеркиваемый насыщенным бордовым цветом широких полос бордюра, одинаково нравился и мужчинам и женщинам, а развешанная на стене коллекция расписных тарелочек, напротив, говорила, казалось бы, о том, что без женского взгляда на формирование интерьера дело не обошлось. И тем не менее впечатление одинокого мужского жилища возникало неодолимо. И оно только усиливалось, стоило сделать хотя бы шаг в глубь квартиры.

Вот сейчас сидел Александр Борисович на кухне. А Вячеслав Иванович у плиты варганил вечернюю яичницу, поскольку времени у них не было, а поесть, честно говоря, давно не мешало. Турецкий краем глаза обвел кухню: двухкамерный холодильник под самый потолок, микроволновка, современная электроплитка с грилем, полочки с экзотическими специями, полотенца, прихватки, утварь по стенам развешана. Почему известно, что женщин тут почти не бывает? Нет ни бардака холостяцкого с окурками и пустыми пивными бутылками, ни стерильности больничной, когда никто на кухне ничего не делает, только пыль раз в месяц вытирает. Нет, нормальная рабочая чистота…

Арочный проход в гостиную. Уютную, аккуратную, теплую. Дальше приоткрытая дверь в спальную комнату. Широкая, наспех застеленная кровать. Да, нормальный «семейный» сексодром. Турецкий прекрасно знал, что Слава из-за лености терпеть не может ежедневно убирать и расстилать постели и сразу же купил, благо планировка квартиры позволяла, эту «мечту семьянина», на которую днем можно было просто набросить покрывало. Поверх белья…

В общем, все, как у самого Турецкого дома. А присутствия женщины все равно не ощущалось. Может быть, подумалось, дело в том, что в доме все-таки немножко «не такой» порядок?

Когда в чисто прибранной квартире, где практически все разложено по своим полочкам, на диване валяются три раскрытые книжки, на столе у компьютера кипа перепутанных листков с записями, а веник на кухне притулился прямо у ножки стола – тут его достать проще, то это вполне разумный мужской порядок. Который порою в ярость приводит женскую половину семьи. Женщине вечно мечтается то, что мужчине необходимо иметь прямо под рукой, запрятать подальше от посторонних глаз. При этом, наводя порядок «идеальный», она, перейдя в другую комнату, вполне может оставить в «убранной» ванной фен, валяющийся прямо на полу…

Слава прервал размышления Турецкого, шлепнув дымящуюся сковороду на стол, прямо перед его носом.

– Ну как?

Омлет солнечного цвета, щедро посыпанный зеленым луком, вызвал у Александра Борисовича реакцию, ничем не отличающуюся от реакции знаменитой собаки Павлова. Сглотнув слюну, он только и сказал:

– М-да…

Грязнов отлучился в гостиную и достал из бара пузатую бутылочку.

– А насчет коньяку?

– Не знаю, Слав. Не хотелось бы дома нарываться.

– А кто тебе сказал, что ты туда сегодня попадешь? – Грязнов ехидно ухмыльнулся и поднес к уху переносную телефонную трубку. – Ириночка Генриховна! Как дела твои прекрасные? Да что ты говоришь? Ага. Нет дома? Конечно нет, потому что он со мной рядом сидит. А выгнать его сию же секунду никак не могу. Потому что завтра с утра важное совещание у Кости, а кое-какие материалы нам только вечером в руки попали…

– Сколько градусов в тех материалах? – Саня расслышал из трубки вопрос своей благоверной.

Грязнов совсем уже другим тоном продолжал:

– Я ведь не шучу, Ир. Нам придется работать ночью. Саня меня к вам звал, но ты же сама понимаешь, что это все равно для вас неудобство. Да знаю я, что ты всегда рада. Но ведь завтра на работу, Нинке вашей в школу. А мы всю ночь по квартире шастаем. Так что, извини, подруга, но мужа своего ты сможешь получить только завтра. Прости, что так вышло, но это тот редкий случай, когда действительно «первым делом самолеты»… Вот и хорошо, что понимаешь. И не дуйся на меня. Ладно? Саня нужен? Нет? Ну спокойной ночи тогда.

Нажав на кнопочку «отбой», Слава улыбнулся прислушивающемуся Турецкому.

– Таможня дает добро!

И плеснул из пузатой бутылочки в пузатые же рюмашки.

К утру дневник академика Василия Шарова был изучен от корки до корки.

Выяснилось, что, как и уверял Павел, на протяжении нескольких лет его отец вместе со своим другом Афанасьевым следил в основном за известным уголовником Юрием Стариковым, некогда главарем солнцевской преступной группировки, давно отошедшем от дел криминального мира.

Получив ряд наводящих сообщений и от бывших сослуживцев, и от «корешей» из уголовного мира, Вадим Афанасьев пытался разговорить Старика. Прошло много времени после совершения первого преступления: убийство не раскрыто. Как говорится, Старику нечего бояться. Вот он и распустил язык во время пьянки с бомжем Никифоровым, старым агентом бывшего майора Афанасьева.

При этом разговоре Юрий Стариков подробно рассказал, как четверо в масках, он, воры в законе – братья Черепановы, Косой и Толстый, а также их «кум», полковник Соколовский, проникли в Центр. Направили их туда богатые люди Асафьев и Галаев.

А «кум» их, Станислав Соколовский, трудился, кстати сказать, начальником управления безопасности холдинга «ТРБ-РВ», принадлежащего бизнесмену Асафьеву. А в прошлом он был полковником милиции и работал в управлении собственной безопасности ГУВД Москвы. И, более того, являлся непосредственным начальником майора Афанасьева. И был некогда уличен подчиненным в вымогательстве взятки…

Милиционера Виноградова убил полковник Соколовский. При этом в перестрелке с Ильиным и сам был ранен в ладонь. Это он снял свою перчатку в горячке и выбросил ее на пол…

В том же составе, вчетвером, преступники проникли в квартиру одинокого академика. Они страшно пытали Павла Васильевича, Соколовский требовал выдать дополнительные материалы, сказать, где они спрятаны, но старик мужественно держался. Братья, Косой и Толстый, перестарались. Так усердствовали в пытках, что Шаров со стонами скончался на глазах своих убийц…

В конце «геологического журнала» были записи, сделанные уже другим почерком. Молодой Павел Шаров пытался продолжить следствие, начатое трагически погибшим отцом. По некоторым непроверенным данным, Паша имел основания предполагать, что и на другое убийство, на убийство его отца, преступники снова ходили вчетвером. Как обычно, двери открыли с помощью отмычек. В этом деле мастером был Старик, старый медвежатник и взломщик. Иначе трудно себе представить, как в квартиру академика вообще проникли, не взламывая дверь с солидной системой запоров.

Отца убили двумя выстрелами в голову. Огнестрельным оружием в этой группе обладал только бывший полковник Станислав Соколовский…

Итак, сделали вывод сыщики, всю ночь подбадривающие себя крепким кофе с несколькими каплями коньяка, в трех старых нераскрытых уголовных делах засвечена группа уголовников, возглавляемых «борцом с преступностью», экс-полковником Соколовским. И в каждом из этих дел числится по трупу…

– Ну что, Слава? За что теперь хвататься в первую очередь?

– А то ты не знаешь. Разумеется, надо до ума доводить порученное дело о гибели молодых Асафьевых. Признания Шарова и Баркова у нас есть, свидетельских показаний навалом. Надо предъявлять обвинения, еще раз уточнять с мерой пресечения, оформлять и передавать дело в суд. Единственное, что пока до конца неясно, – мотивы. Ну то есть, со слов Шарова, все понятно: месть за отца и деда. Но насколько его обвинения родителей погибших соответствуют действительности?.. Если он это все придумал – одно, если все на самом деле так и есть, то парня можно понять. Не простить, нет, за содеянное наказание он понесет, но есть все шансы смягчить приговор до минимума. Так что, хочешь не хочешь, а просить у Кости постановление о возобновлении следствия по всем приостановленным делам придется. А уж по ним-то работы – непочатый край…

– Да уж, – согласился Александр Борисович. – Будем перенацеливать имеющиеся силы. Нам нужно ни много ни мало отыскать всю четверку и проследить за их действиями. Насколько они сейчас друг с другом контактируют? Что планируют, что замышляют. Может, ребят из «Глории» привлечешь?

– А что? И привлеку, если своих силенок не хватит. Надеюсь, племяш не откажет кого-то из своих «топтунов» хотя бы для наружки выделить. Ну это по ходу дела посмотрим. А может, эту «бригаду» криминального труда лучше сразу брать? Во избежание дальнейших неприятностей.

– Подумаем. С Костей посоветуемся. Их бы контакты с Галаевым и Асафьевым отследить…

– Нуты, Сань, даешь. Совсем заработался? Если Соколовский – шеф безопасности Асафьева, как ты думаешь, трудно ли им общаться?

– Кхе, и впрямь, – только головой покачал Турецкий. – Ладно, агентурную слежку организуем как минимум за двумя – полковником и авторитетом. За шестерками – только если лишние ноги появятся. А сейчас давай-ка, Слава, умываться-бриться. Светает уж. Надо бы еще кофейку хряпнуть, чтобы носом на работе не клевать, а? Ты как?

– Всенепременнейше, – согласился Грязнов. – Только вот еще о чем мы позабыли. Афанасьева из Самотлора выдернули. Появится скоро. Ну показания-то он нам даст. Но пусть еще и через свои старые связи «шестерок» нам достанет. Наверняка на них у «братков» компроматец найдется.

– Дельно. И тут же вот еще что упущено: этот его Никифоров, которого он к Старику засылал… Ведь если бандиты что-то неладное почувствуют, начнут свидетелей убирать. Соколовскому этому человека убить – раз плюнуть, похоже. А уж бомжа… Надо бы отыскать его. Организовать охрану свидетеля… Ладно, давай о делах уже на работе.

– Заметано. Дуй теперь в душ, я пока колбасы настругаю да кофейку сварю.

– Уже дую…

Глава 14 ИСТОРИЯ «ЧЕСТНЫХ» БИЗНЕСМЕНОВ

Это здание на Большой Дмитровке в 1824 году построил князь Голицын, а позднее он продал его купцу Вострякову, который достроил третий этаж и два флигеля.

На старых зеркалах в парадной старинного особняка изображены Пегасы, а потолочную лепнину в зале, где проходят заседания коллегии Генпрокуратуры, украшают скрещенные серп и молот.

Так под сводами этого здания сплелись эпохи, имена, события. В дооктябрьские времена и даже после революции в Мраморном зале собирался на Телешовские чтения писательский и поэтический бомонд Москвы. Здесь обосновался кружок любителей изящной словесности под председательством Брюсова, позднее здесь читал свои поэмы Владимир Маяковский.

Потом в здании поселился Московский горком партии, и в этом же зале отмечали пятидесятилетний юбилей вождя мировой революции Владимира Ульянова-Ленина. Именно тогда вождь поднялся к трибуне на подиум и произнес свою сакраментальную фразу, что лучший способ отметить юбилей – это ударно поработать…

Несмотря на всю его богатую историю, старший следователь по особо важным делам и помощник генерального прокурора скептически относился к этому желтому зданию. Особенно раздражал Турецкого массивный забор с ядовито-зелеными металлическими навершиями четырехугольных столбов. И зеленая же крыша портика с дверью, над которой красовалась эмблема прокуратуры: щит и перекрещенные мечи.

Однако сейчас его присутствие здесь было просто необходимым, поскольку указом генерального прокурора Александр Борисович Турецкий являлся членом Коллегии Генпрокуратуры. И как раз на сегодня было назначено расширенное ее заседание, на котором помимо прокурорских работников намеревались присутствовать руководители правоохранительных ведомств, представители администрации президента, Госдумы и Совета Федерации. Отсутствие без уважительной причины было чревато.

Александр Борисович одним из первых вошел в Мраморный зал и, усевшись в красном кресле, принялся поглядывать по сторонам, выискивая знакомые лица. Но народ еще не подошел. Лиц в зале было меньше, чем на развешанных по стенам портретах генерал-прокуроров, которые верой и правдой служили России с 1722-го по 1917 год. Первым строго поглядывал на входящих в зал Павел Ягужинский – генерал-прокурор, назначенный на только что созданный пост самим государем-императором Петром Великим.

Турецкий вспомнил, каким важным тоном просвещал его в первые дни работы здесь молодой Меркулов:

– Генерал-прокуроры в России всегда были больше, чем просто прокуроры. Не зря их звали «государевым оком» и державным маховиком империи. Но история сохранила имена генерал-прокуроров не только по этой причине. Среди них было немало просвещенных и по-настоящему талантливых людей, реформаторов, писателей и даже литературных критиков. Не многие знают, что, прежде чем опубликовать свои басни, знаменитый Иван Андреевич Крылов посылал их на рецензию своему товарищу, блестящему поэту и критику Ивану Дмитриеву, который четыре года занимал кресло генерал-прокурора…

Александр Борисович вспомнил это и усмехнулся. Не успел ведь и глазом моргнуть, а давняя песенка Градского «Как молоды мы были» стала вдруг актуальной…

Зал заполнялся, но Меркулова, с которым он предварительно уже созванивался, отчего-то видно не было.

Ага! Вот он появился в проеме двери и быстро зашагал по проходу между креслами.

– Костя! – Александр Борисович призывно махнул рукой.

Меркулов сделал зигзаг и буквально подбежал к приятелю.

– Извини, я в президиуме сегодня. Придется на сцену лезть.

– Ты мне нужен, Костя.

– Да, ты же говорил по телефону. Хорошо. Давай в перерыве пересечемся на пару слов. Введешь меня в курс вопроса, ну и договоримся, когда тебе забежать.

– Дело достаточно срочное. Может, сразу после Коллегии?

– Не знаю пока, Сань. Попробуем…

На трибуну поднялся генеральный прокурор и позвонил в колокольчик.

– Господа, основная тема нашего сегодняшнего обсуждения – борьба с преступностью на современном этапе развития страны. И нам необходимо рассмотреть весь комплекс вопросов в этой области…

Турецкий зевнул и попытался думать о деле. Но монотонный бубнеж докладчика усыплял и не давал сосредоточиться.

«Ситуация в этой сфере по-прежнему, к сожалению, далека от благополучия. В прошлом году увеличилась доля особо тяжких преступлений. При этом каждое второе тяжкое преступление остается нераскрытым. По некоторым оценкам, только в минувшем году от правосудия ушли более пяти тысяч человек, совершивших убийства. Ежегодно правоохранительные органы не могут установить судьбу – страшная цифра, страшно называть даже – более семидесяти тысяч граждан, пропавших без вести. Это один из косвенных признаков высокого уровня латентной преступности, в том числе тяжкого характера.

Справедливое общественное негодование вызывают и такие постыдные явления, как всплеск правонарушений на почве ксенофобии, национальной и расовой нетерпимости. Всем вам известна принципиальная позиция прокуратуры в отношении порочной практики укрытия преступлений. В этом направлении проделана определенная работа. Однако останавливаться на достигнутом нельзя, и здесь нужно эффективнее использовать данные нам законом и президентом полномочия по координации системной антикриминальной деятельности в стране. Мы обязаны снизить уровень преступности. Причем не с помощью статистики…»

Турецкий снова взглянул на генерал-прокуроров. Большинство глядело со стен на происходящее в зале с печалью и неодобрением. Александр Борисович попытался вспомнить хотя бы несколько фамилий, но голова отказывалась работать вообще. С большим трудом он усмотрел на стене знакомую физиономию.

Оказывается, во время оно ревностно служил в этом ведомстве государю и Отечеству и Гаврила Державин, больше известный успехами на литературной ниве. Юный Пушкин обессмертил его имя своим «старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил», прочитанным на выпускном вечере в лицее. Но далеко не все знают, что «старик Державин» был не только поэт, но и важный сановник, и немало лет исполнял должность генерал-прокурора Российской империи.

Уже в другие, революционные, годы прокурором был и Александр Керенский. Турецкому помнилась картинка в школьном учебнике, где «вражина» драпает от большевистской власти, переодетый в женский наряд. Здесь же он выглядел интеллигентным мужчиной и представительным чиновником. Он возглавил ведомство после Февральской революции 1917 года и, по оценкам современников, был очень деятелен, объездил все фронты Первой мировой войны. Став затем председателем Временного правительства, он старался удержать страну от катастрофы Гражданской войны. К сожалению, ноша оказалась непосильной…

В перерыве увиделись на секунду. Меркулов, объясняя что-то важному госдумовцу, бросил на ходу:

– Давай заходи после заседания ко мне в кабинет.

Когда все за все проголосовали, когда всех поблагодарили за плодотворную работу, и народ, облегченно вздыхая, стал расходиться, на выходе из Мраморного зала Саня Турецкий догнал Константина Дмитриевича.

– Ну что там Ландырев? Что Максименко? – сразу же поинтересовался Меркулов, у которого голова болела прежде всего о необходимости отвечать на запрос родителей погибших молодоженов.

– Господи, Костя, что с ними сделается? Будь какой криминал, я бы тебе давно доложил. На самом деле, за все время расследования не всплыло ни единого намека на то, что этим господам кто-то что-то дал.

– И что мне говорить заявителям?

– Ну правду, вероятно. Тем более заявителям будет интересно узнать, что гибель их детей на самом деле не несчастный случай, а скорее всего неумышленное убийство. Но Максименко с Ландыревым чисты. Их вина лишь в том, что не сумели докопаться до истины. Но уголовной ответственности за это, сам понимаешь, нет.

– Бедные родители…

Меркулов отпер дверь и пропустил давнего приятеля в кабинет. Турецкий тут же расселся в любимом кресле у стола.

– Вот об этих-то «бедных родителях» я и пришел с тобой поговорить. Я тебе уже докладывал по телефону, что Барков по наущению младшего Шарова всыпал снотворное в питье Артуру Асафьеву… Меркулов покивал:

– Ну да. Говорил. Только без подробностей.

– Так вот. Выяснилось, что главным мотивом преступления является желание в качестве мести сделать гадость семьям Асафьевых и Галаевых, хотя вроде бы до смерти дело доводить не хотели.

– За что месть-то?

– Вот тут начинается самое интересное. Старшие Галаев и Асафьев причастны к насильственным смертям отца и деда Павла Шарова…

Меркулов только присвистнул.

– Что же ты вечно со мной делаешь, Турецкий? А я думал сегодня пораньше домой вернуться. Пользуясь тем, что заседание закончится в шесть. В кои-то веки…

Турецкий попытался вспомнить, когда он в последний раз был дома вовремя. Прикинул, когда будет сегодня. Что скажет ему его жена… Едва не выругался вслух, но сдержался.

– Ладно, – заявил Константин Дмитриевич. – Пропадай горячий ужин! Выкладывай.

И Александр Борисович стал рассказывать ему все по порядку. Все то, о чем они говорили на совещаниях следственной группы, о чем вычитали в дневнике академика Василия Шарова, о чем беседовали со Славой Грязновым бессонной ночью…

Разговаривали долго. Но когда Меркулов все понял, раздумывал он недолго.

– Все, Саня, давай закончим сегодня на этом. Тебе тоже давно бежать пора, Генриховна-то заждалась поди. А завтра с утра сразу ко мне. Постановления буду выписывать. И на возобновление следствия по всем приостановленным делам. И о немедленном задержании всех членов банды, находящихся на свободе.

Меркулов взглянул на вытягивающееся от изумления лицо друга, но не дал ему открыть рта.

– Нет, речь о бизнесменах пока не идет. Их причастность еще доказывать и доказывать. Но Соколовского, Старикова и братьев Черепановых – брать. Явно загулялись они на свободе…

– Ну? – Вячеслав Иванович взглянул на вошедших в служебное купе милиционеров, вернувшихся из планового обхода состава.

Молчаливый милиционер, прозванный за абсолютную надежность и выносливость Броником – в честь бронежилета, – посторонился, пропуская вперед более общительного напарника.

– Докладываю. В поезде – без происшествий Взрослых пассажиров всего семьдесят три человека на весь состав. Плюс девять детей дошкольного или младшего школьного возраста.

– Бригада?

– Начальник поезда сразу после отправления лег спать. Проводники – кто как. В пределах нормы. Пьяных нет.

– Нет?

– Совсем уж пьяных – нет. Ну провожался кое-кто на вокзале, но поздно уже продолжать-то. Спать укладываются.

– А наш подопечный?

– Как и планировали. Сел в купе. Один. Постель не расстилает.

«Планирует в Серпухове сойти, – понял Грязнов. – Правы, ой правы были и Афанасьев, что бомжа своего спрятал, и Костя, что, не раздумывая, брать эту гоп-компанию приказал…»

А вслух произнес:

– Ладно. Начинаем. Страхуете меня с двух сторон. Но, думаю, сопротивления не будет…

Дождавшись, пока говорливый милиционер пройдет вперед по соседнему вагону и перекроет выход к дальнему тамбуру, Грязнов растер докрасна щеки, плеснул в ладонь минералки и приложил руку ко лбу, имитируя взопрелость, закинул за плечи объемный рюкзак и, подхватив в обе руки по чемодану, двинулся в соседний вагон. Следом за ним тронулся Броник.

По соседнему вагону Вячеслав Иванович шел шумно, цепляя чемоданами за двери купе, спотыкаясь и громко чертыхаясь. Остановился напротив раскрытой двери, за которой сидел единственный пассажир – седобородый плотный пожилой мужчина с пронзительным взглядом исподлобья.