Текст книги "Горький привкус победы"

– Спасибо, – улыбнулась Романова. – Я запомню. Ну а в случае чего, я к вам.

– Ну что вы? – смутилась специалистка по магии. – Я только на первом уровне посвящения пока. Ученик всего лишь. Если вам надо, я адресок мага дам. Хороший маг, сильный. И берет недорого.

– Вот за это – отдельное спасибо. Обязательно буду иметь в виду. А назвать фамилии тех, кого Барков зомбировал, вы, значит, все-таки не можете?

– Но я же с ними даже не встречалась. Юрке моему девять всего. Нам в турнирах только в этом году играть разрешили. А пострадавшие уже в другие возрастные категории перешли. Да только любой в Центре знает, что против детей Баркова играть невозможно. Ноги не бегут. Руки ракетку не держат. Спросите у кого хотите. И по всем признакам – колдует. Может, сидит в своем кабинете и иголки в куклу тыкает. В ногу – споткнется игрок. В руку – по мячику промажет. Запросто!

– В общем, – подытожила Галя Романова, – в «Агидели» никаких данных, проливающих свет на происшествие, не обнаружено. Я и с директором говорила, с Ринатом Зуфаровичем. Он с Асафьевым приятельствовал. Не то чтобы не разлей вода, но в хороших отношениях. Говорит, что сам голову ломает, но не поймет, в чем дело. Возможно, перетренировался Артур, говорит. Себя, мол, на тренировках никогда не жалел. Но в физической форме отличной был. И не болел ничем. На допинге не сидел. Не курил. И разбился не из-за алкоголя – точно. Сколько Файзуллин помнит Асафьева, тот в период подготовки к соревнованиям вводил для себя «сухой закон». Ни капли спиртного. Да и в повседневной жизни не злоупотреблял. В общем, глухо. А вот с тренером Барковым разобраться бы надо…

– На каком основании, Галина Михайловна? Галочка аж вскинулась:

– Но ведь связь очевидная, Сан Борисыч! В Центре о тренере идет дурная слава: в ответственных соревнованиях никто не может выиграть у его детей! У него, кстати, и дочка в теннис тоже играет!

– Слышали. И?

– А тут против Асафьева его сын выступал. Вот я и подумала…

– Что тренер куклу Асафьева иголкой колет? – весело поддержал Поремский.

– Нет, – твердо ответила Галина. – Что дыма без огня не бывает. И что есть у Баркова какой-то метод… э-э-э… ну, назовем это хоть порчей.

– Правильно подумала, Галочка, – неожиданно поддержал напарницу Володя Яковлев. – Ты ведь меня перебила. А я вот что доложить хотел.

И капитан поведал собравшимся, что во время допроса директор Теннисного центра Семен Грайнер заявил, что сам собирался идти в прокуратуру с заявлением на своего тренера. Он уже отстранил Баркова от занятий с некоторыми группами. А вскоре, когда тренер закончит вести те, которые пока некому передать, просто его уволит. Но, кроме этого, он полагает, что Баркова вообще следует судить.

Грайнер смотрел матч Асафьев – Барков по телевизору. Недомогал. Не то непременно бы поехал в «Олимпийский». Смотрел, разумеется, внимательно, ведь на корте находились два воспитанника Центра. И точно зафиксировал в памяти тот факт, что Барков-старший подал минеральную воду и своему сыну, и Артуру Асафьеву. С этой минуты ход матча поменялся на противоположный, и верх одержал Барков. Сопоставив кое-какие факты, свидетелем которых он был и ранее, Семен Израилевич понял наверняка: Барков подмешивал в питье соперникам своих детей какую-то отраву.

Он был возмущен и разгневан. И собрался сразу, как встанет на ноги, поехать к Артуру, объяснить ситуацию и подумать, что можно сделать. Даже позвонить ему собрался вечером, а номер домашнего телефона у Грайнера был: посоветовать срочно сдать анализ, чтобы, пока идет турнир, оспорить результаты матча. Но не дозвонился. А утром узнал…

После этого разболелся еще больше. А когда выздоровел и вернулся к служебной деятельности, сомневаться стал, стоит ли заявлять. Артура все равно не воскресить. Да и о чем заявлять? Уверенность-то у него, Грайнера, есть. А вот доказательств никаких.

А уже после встречи с Семеном Израилевичем поговорил Владимир и с генеральным директором ЗАО «Ульга» Оксаной Леонидовной Приветливой, которая наносила деловой визит в Центр по поводу возможности организации очередного детского турнира. Ее организация уже несколько раз принимала участие в спонсировании традиционного соревнования «Джуниор старз», бессменным секретарем которого являлся все тот же Андрей Макарович Барков. Вот она-то характеризует тренера с самой лучшей стороны. И обязательный, и предусмотрительный, и готовый всегда работать сверхурочно. В общем, нарадоваться на него не могла. По второму разу беседовать с каждым сотрудником Яковлев не стал, но на бегу уже выяснил мнение о тренере у встретившихся сослуживцев Баркова. Характеризуется, как говорится, положительно. Расставшись с женой, самостоятельно поднимает двоих детей. В связи с этим несколько нелюдим – отлынивает от коллективных мероприятий, но это коллективом понимается и прощается. Ну и немного заносчив – числит себя выдающимся тренером. Впрочем, судя по успехам его отпрысков, даже такое преувеличенное самомнение не лишено некоторых оснований…

– Ну что же, спасибо, ребята. Поработали вы сегодня плодотворно. Володя Поремский тоже нашел свидетеля, прямо заявляющего, что тренер Барков передавал воду Артуру Асафьеву, выпив которую тот стал играть хуже. Похоже, у нас появилась основная версия, – подвел итог Турецкий. – Хотя и иные возможные причины странного поведения Асафьева отбрасывать пока рановато. Могу только добавить, что я встречался сегодня с родителями погибших. К сожалению, их показания света не проливают. В один голос заявляют, что это убийство. Но не могут даже внятно сформулировать, что заставляет их так думать. Впрочем, они считают, что думать над этой проблемой – наша забота. И они, конечно, правы. Давайте подумаем вместе. Еще раз все возможные версии прикинем. Даже самые невероятные. Ну?

И руководитель оперативно-следственной группы вынул блокнот.

– Ничего не было. Сил не хватило – вот и проиграл. Возвращался злой и растерянный. Превысил скорость… – начал Поремский.

– Так, – согласился Турецкий, – именно к этому выводу и пришло предыдущее следствие.

– Тренер-сатанист. Он исколол иголками бедную куклу Асафьева.

– Экзотично, но маловероятно. Однако проверить, не является ли Барков-старший членом какой-либо секты, не помешает. – Турецкий сделал пометку.

– Артур был болен и выпил назначенное врачом лекарство, не предполагая возможного эффекта.

– Разумно. Помечаем: проверить медицинскую карту в поликлинике, связаться с тренером Шульгиным. У него никто еще не был? Прокол! Найти спортивного врача, услугами которого теннисист обычно пользовался.

– Послушайте, но ведь Асафьев только-только после травм в большой спорт вернулся! Наверняка что-то принимал. Может, эти?.. Биодобавки, которые, помните, где делаются?[8]8
  Дело о фальсификации медикаментов описано в романе Ф. Незнанского «Убийство в прямом эфире».


[Закрыть] Может, и в них попалось чего?..

– Ну как раз об этом мы только что и говорили. Короче, с медициной связаться.

– Тренер, раньше уже практиковавший подобное, просто подсыпал снотворного сопернику сына.

– Ага, что-то подобное пока как раз и вырисовывается. Но зацикливаться на очевидной версии нельзя. А другие варианты?

– Артур страдал бессонницей. Устал от нее и выпил снотворного в надежде, что к вечеру сработает. Просчитался.

– Не исключено. Провести обыск в доме у молодоженов. Вдруг действительно попадутся запасы «ежедневного» снотворного?

– Страшная месть одной из поклонниц Асафьева. За то, что предпочел Ариадну.

– Смех смехом, а ревность – одна из наиболее частых причин убийств. Поэтому проверку всех друзей и знакомых обоих членов несчастной семьи никто не отменял.

– Молодых заказали некие олигархи – враги клана Асафьевых и Галаевых.

– Кстати, да. Причем могли заказать как раз Баркову.

– Большой бизнес? Браво! Почему до сих пор никто не подумал о возможном переделе, скажем, нефтяного рынка. Проконсультироваться с аналитиками-экономистами о возможных конкурентах семьи. Проверить. Кстати, хорошо бы уточнить реальное финансовое состояние и самого Баркова, если на то пошло. Нет ли у него страсти к игре и значительных карточных долгов, к примеру?

– Фанат Николая Баркова. Совершил преступление, чтобы любимый спортсмен победил!

– Как это? Он ведь и так победил. Убивать-то зачем?

– Я не про катастрофу. Про снотворное.

– Ага. Или сумасшедший поклонник Асафьева кинулся под колеса авто, не выдержав позора поражения. Артур, пытаясь избежать наезда, вильнул – и…

– Последние версии – из области фантастики скорее. Но по теории вероятности…

Засиделись допоздна.

Александр Борисович, заглядывая в испещренные пометками страницы блокнота, поставил каждому ближайшие и перспективные задачи. Их, как обычно и бывает при серьезной работе, становилось заметно больше по мере продвижения вперед.

Галю вызвался отвезти домой бессменный ее провожатель Володя Яковлев. А Владимир Поремский устало почесал в затылке и сделал шефу наглое предложение. Пропустить по рюмочке пива в работающем до полуночи подвальчике.

Глава 8 ТРЕНЕР-ОТРАВИТЕЛЬ

Не спалось. Ирина Генриховна, положив голову на сложенные лодочкой ладони, сладко посапывала рядом. Вечером она, конечно, выразила свое неудовольствие поздним приходом мужа. И пивной запах унюхала, но, правда, поначалу даже слова не сказала. Только глазищами зыркнула укоризненно, и Турецкий тут же вспомнил, что обещал дочке сегодня – собственно, уже вчера – сразу после работы заехать в школу, где сташеклассники организовали самодеятельный театр. Режиссером стал один из бывших выпускников школы, закончивший ВГИК. С самого начала учебного года ребята чуть ли не ежедневно увлеченно репетировали фрагмент из «Двенадцатой ночи». Сегодня премьера… Была…

Нинка обиделась, конечно. Будет дуться. Но остынет быстро. Такое впечатление, что она понимает отца лучше, чем жена. Хорошая девчонка подрастает. Веселая, общительная, симпатичная. И талантливая. Музыкальностью – это в маму. Прекрасной логикой – в папу. Александр Борисович ухмыльнулся. А вот в кого артистизм – один Бог ведает. Но этот их профессиональный, можно сказать, режиссер сразу и безоговорочно отдал Нине роль Виолы. Или он просто втюрился в девчонку? А что? Она в свои пятнадцать выглядит хоть куда… Вот будет смешно, если Нинка решит в артистки податься!..

В принципе он сам был бы только рад, если дочке это действительно нужно. А вот супруга первая будет против. По ее мнению, музыкантом быть престижно и почетно. Так же, как и криминалистом-психологом – новой темой, заинтересовавшей ее в последнее время. А актером, лицедеем – постыдно. Странный все же характер у его супруги. Готова ведь в лепешку разбиться на благо семьи. Но только на то благо, как она сама его представляет. А представляет она, к примеру, так, что ребенку по фортепианным клавишам долбить – благо, а стучать по клавиатуре ноутбука, подаренного Нинке на прошлый день рождения, несомненный вред. Спроси почему, объяснить не сможет, поскольку прекрасно понимает, что, если не фанатеть, компьютер и Интернет – верные помощники в современном, стремительно меняющемся и перенасыщенном информацией мире. Но не лежит у нее душа и все равно будет пытаться сразу же отвлечь дочку чем-нибудь, как только на столе у девочки засветится жидкокристаллический монитор. Дочь нервничает. Конфликты возникают. Ирина тоже нервничать начинает… А ведь фактически сама себя же и накрутила…

Спит вот теперь. Завтра уже и забудет, за что сердилась на мужа. Но, чтобы успокоиться, непременно надо было перед сном выдать супругу традиционную порцию упреков. Что достала ее уже его работа. Что из-за убийц и бандитов он скоро домой дорогу забудет. И что даже в постели Турецкий не о ней думает, а об очередном жмурике. И ладно бы при этом они имели яхту, вертолет и виллу в Средиземноморье. Но ведь его прокурорской – даже генеральской – зарплаты хватает только на то, чтобы просто существовать, не нищенствуя. Не более. Питание, эксплуатационные расходы на автомобили, коммунальные платежи, редкие культурные мероприятия, бытовые мелочи: парфюмерия, косметика, белье… Но на шубу жене доходов Турецкого уже не хватит. Даже в Турцию отдохнуть смотаться Генриховна, мол, на свои должна…

Но что он может поделать, если сейчас основной доход семьи – частные уроки музыки, которые дает Ирина? Да, благодаря ей они живут на уровне, как нынче говорят, среднего класса. Но значит ли это, что он должен бросить работу, которая некогда – до смены общественно-экономической формации – неплохо кормила всю семью? Которая нравится? Которая по сути стала частью жизни, а без нее он уже будет не он?

Можно и уволиться. Уйти в преподаватели и вымогать деньги со студентов за дополнительные занятия и репетиторство. Уйти в частную сыскную фирму – к Дениске Грязнову попроситься. Он небось даже директорское кресло согласится уступить. Или куда-нибудь в адвокаты? Защищать тех, кого сейчас сажает. Почему нет? Поступил же так Юрка Гордеев.[9]9
  См. серию романов Ф. Незнанского «Господин адвокат».


[Закрыть] Клиенты, а у Гордеева они – люди в основном не бедные, платят хорошие деньги. Можно накопить и на виллу в Средиземноморье при желании…

Нет. Не греет. Непонятно почему, но не греет. А жена так и будет доставать ведь, пока не достанет окончательно. Эх, неужели сама не понимает, что эти бессмысленные упреки никак не способствуют возникновению желания пораньше уйти с работы?..

Может, тебе влюбиться, Турецкий? Посмотри на Галочку: светится вся! Как она выразилась? Все, мол, все равно умрем в одиночестве? А любовь – единственное спасение, возможность побыть счастливым, погреться на дороге из небытия в небытие…

Спасайся кто может!

Ну хорошо, влюбиться и в кого? Кому ты, кроме жены, если разобраться, по-настоящему нужен, а, Турецкий?

Нет, охмурить-то любую обаяния у него хватит. На десятерых хватит. Но себя ведь не обманешь. И, распушив хвост, все равно будешь понимать, что все уже не так, как раньше. Когда в омут можно было броситься не раздумывая. А колики в печени после возлияний или ломота в суставах при смене погоды напомнят о возрасте, даже если в счастливом одурении о нем позабудешь…

И все-таки? Если попадется на пути чудо? Молодое, симпатичное? А?..

Турецкий вспомнил последнее – уже послесвадебное – фото Ариадны Галаевой. Вот была симпатичная девушка. Зря только в блондинку перекрашивалась. Александр Борисович мог сравнивать: он видел и фотографии чернявенькой худенькой девчонки, которые показывал ему отец погибшей гимнастки. И свадебный фотоальбом Турецкий тоже видел. Красавицу с тонкими восточными чертами и мужа ее – подтянутого, гармоничного, похожего на античного бога спортсмена. Красивая была пара…

Вспомнились и следственные фотографии с места трагедии. Искореженный металл. Груды испачканного кровью тряпья и мяса, бывшие недавно молодыми, крепкими и красивыми телами…

Как это могло случиться? Из-за чего?

Сам того не заметив, помощник генпрокурора вновь вернулся мыслями к текущему делу.

Итак, что мы имеем?

Сын теннисного тренера Баркова Николай играет в престижном турнире против некогда знаменитого Асафьева.

Артур Асафьев знает отца и сына Барковых с давних времен. Одно время юниора Асафьева Барков даже тренировал. Николай Барков, в то время совсем еще ребенок, но уже достаточно сильный игрок, часто бывал спарринг-партнером Артура Асафьева. Доверие Артура к отцу и сыну Барковым, как говорится, стопроцентное. Полное доверие, полное доброжелательство. Ничего не вызывает сомнения или подозрительности. Что особенного в том, что Артур Асафьев на соревнованиях вновь встречается с Колей Барковым? В настоящее время они почти равны по силе. Правда, Артур своего пика не набрал, а Коля находится в отличной физической форме. Вот они и сравнялись в спортивном отношении.

Таким образом, для тренера Баркова, для его сына Николая, для Артура Асафьева это был обычный турнир. К несчастью, приболел постоянный тренер Асафьева Вениамин Борисович Шульгин. Поэтому Барков – абсолютно естественно – вызвался оказать элементарную услугу Артуру Асафьеву, когда у того не оказалось под рукой напитка для утоления жажды.

Однако ситуация несколько отличалась от тех прежних, когда молодые теннисисты тренировались вместе. Сын Баркова теперь не в тренировочном матче участвовал, а играл против грозного соперника, которого во что бы то ни стало следовало победить. Барковы явно нацелились на получение крупного денежного приза. Ведь призовой фонд этого турнира составлял более трех миллионов долларов. Знаменитый Арик Асафьев в своей карьере уже получал призы, стриг купоны, срывал огромные денежные куши. А вот Коля такого приза не получал ни разу. Арик обойдется, а они с Колей нет – им нужны эти деньги! Не забыть бы проверить, есть ли у семьи долги?..

И вот тренер Барков решается на «отцовский подвиг». Он намерен любой ценой помочь сыну вплотную приблизиться к заветному призу.

И тут очень удачно подвернулся подходящий случай. В перерыве и сын Баркова Николай, и Арик Асафьев попросили попить, а напитков в холодильнике не оказалось. Или не случай, а так специально загодя было подстроено? В любом случае Барков-старший побежал за напитками. При этом он, озираясь, всыпал в одну из бутылочек с минеральной водой лошадиную дозу снотворного. Этим и слона можно было усыпить…

Турецкий явственно представляет, как пьет из бутылочки Артур. И потом едва ходит по корту, пошатываясь. Глаза у него слипаются. А к бутылочке подходит невесть откуда взявшийся – может, из зоопарка сбежал? – слон. Пьет и засыпает. Следом на корт выходит еще один. Пробует напиток из бездонной бутылочки и ложится спать рядом с первым. Появляется третий, пятый, седьмой…

Дальше сон следователя обрывается, и до самого звонка будильника Александр Борисович Турецкий спал крепко, без тревожных сновидений…

…Допрос Николая Баркова ничего не прибавил и не убавил. Да, он играл на «Метрополис оупен» против Артура Асафьева. Это был, наверное, самый лучший матч за всю его карьеру. Он выиграл и в следующем круге, а потом уступил в полуфинале будущему победителю. Но его соперники в этих матчах играли хуже Артура.

Да, он получил солидные призовые. Почти триста тысяч долларов. Хотя большая часть этой суммы уйдет на налоги.

Не показалось ли что-нибудь странным? А что? То, что Асафьев проиграл? Пусть это кажется странным кому угодно, но только не ему. Для выигрыша он затратил столько сил, что еле вытянул следующий матч с более слабым соперником. Артур же Асафьев просто устал. Он восстанавливался после травмы и, вероятно, не смог все-таки набрать нужную форму. Очень был силен, и опытней он, конечно. Гонял Баркова из угла в угол корта как мальчишку. Но самому выносливости все же не хватило. И после одного из перерывов Николай почувствовал, что выглядит немного свежей соперника. Это придало добавочной уверенности, и матч закончился вполне закономерно.

Пил ли он во время матча? Конечно. Как обычно. Несколько глотков минеральной воды «Перье». Он ее всегда пьет. Не помнит ли, кто ее подавал?

Отец, разумеется. А Артуру? Ни малейшего представления. Ему не хватало еще терять драгоценные минуты отдыха на заботу о сопернике! Это его проблемы, кто ему воду подаст…

Немногим более плодотворной оказалась и первая встреча представителей прокуратуры с подозреваемым тренером.

– Андрей Макарович, вспомните, пожалуйста, что вы делали на корте во время поединка вашего сына с Артуром Асафьевым в рамках турнира «Метрополис оупен» этой осенью.

– Как и всякий тренер, я помогал своему ученику и собственному сыну.

– Почему вы во время перерыва оказались у выхода на корты, а не на тренерской трибуне?

– Это объяснить непросто. Понимаете, у нас с сыном гораздо более близкие и доверительные отношения, чем просто у тренера со спортсменом. Это естественно, не находите ли? Матч складывается не в нашу пользу. И мне хотелось подойти поближе, показать, что я переживаю не меньше его, и помочь ему этой близостью как-то. Ну чтобы он почувствовал, что я рядом. И ощутил свою силу.

– Вы считаете, что вам это удалось?

– Надеюсь, да. И результат матча свидетельствует о том, что я прав.

– Но разве подобный выход на корт не запрещен регламентом?

– Вообще-то, запрещен. Хотя на Кубке Дэвиса, к примеру, такого запрета нет. Говорят, что Федерация тенниса готовит эксперимент, когда тренеру можно будет подсказывать своему ученику во время матча. И правильно. Давно пора.

– Извините, но это к делу не относится. На данном конкретном соревновании вы имели право находиться на корте?

– Нет. Но я практически и не находился. Был вдалеке и не имел возможности подсказать Коле. А именно это и запрещено.

– Но если подходить формально?..

– Да. Меня могли выгнать. Просто нас знают. И простили отцу это небольшое нарушение.

– Но оно позволило вам все-таки пообщаться с сыном?

– Абсолютная случайность. В соответствии с правилами тенниса перерывы делаются только в матчах из пяти партий. После третьей. Тут же поединки трехсетовыми были. И по регламенту между партиями перерывы не более пяти минут. До туалета добежать в самый раз… А между геймами вообще девяносто секунд: едва успеваешь полотенцем обтереться да воды глотнуть. Только Коля упал в середине второго сета и якобы повредил покрытие. Но скорее всего, он просто споткнулся об уже имевшийся дефект. Дальше играть было опасно, и судья на вышке объявил технический перерыв для подготовки корта. Он тоже не больше десяти минут был. Только вы не думайте, я с сыном не общался, не подсказывал, так что правил не нарушил. Только воду принес, раз уж у них такой казус случился – не оказалось питья в холодильнике.

– Что за вода? Откуда вы ее взяли?

– Обычная минеральная вода. Она выписана была как раз для этого турнира и хранилась в складском помещении. Я знал где и принес по бутылке: сыну и Арику.

– Какая была вода и откуда?

– Откуда – это не ко мне вопрос. К организаторам. Там разные напитки были закуплены: тоники, кола, минералки нескольких сортов. Коле я принес «Перье», а Артуру ту, которую он всегда пил, «Полюстрово».

– Откуда вы знаете его вкусы? – Александр Борисович с трудом представлял пока, что нужно спросить, чтобы отравитель себя выдал.

– Я тренировал Асафьева, пока он не стал играть во взрослых турнирах. Там его взял Шульгин.

– Бутылки были закрыты?

– Да. С чего бы я брал начатые?

– И кроме вас к ним никто не прикасался?

– Откуда же мне знать? Но если вы имеете в виду тот период, покуда я шел со склада на корт, то никто.

– Что вы можете сказать о странном изменении хода игры?

– Не понимаю, что вы имеете в виду?

– Поначалу выигрывал Асафьев. Но после перерыва резко сдал и проиграл матч.

– Ничего не могу сказать. Лучше всех знал причины, конечно, Арик, но, увы. Можно спросить Шульгина. Но вообще-то такое в теннисе сплошь и рядом. Всегда кто-то выигрывает, кто-то проигрывает. Причины в готовности и настрое. И физическая форма важна, и психологическая устойчивость. Настроился, положим, Артур выиграть матч на одном дыхании – и ничто, казалось, его не могло остановить. А тут незапланированная пауза. Расслабился и уже не сумел сконцентрироваться…

К концу второго часа хождений вокруг да около Турецкий решился на блеф.

– Видите ли, Андрей Макарович, у нас есть достоверные сведения, что такие метаморфозы происходили с соперниками ваших детей и раньше.

– Не понимаю, о чем вы говорите?

– Ну что же. Надеюсь, что все-таки поймете. Следствие по делу о гибели Артура и Ариадны Асафьевых возобновилось. И мы будем вновь и вновь беседовать с вами, чтобы прояснить картину произошедшего.

– Вы полагаете, что я убил Арика с его женой? Больший бред придумать трудно! И что я теперь? Арестован?

– Нет. Не арестованы. И обвинение мы вам пока не предъявляем. Но просим серьезно отнестись к нашей беседе: ведь у вас единственного была возможность во время игры подсыпать Асафьеву препарат, замедляющий реакцию.

– А вы уверены, что непременно должны были подсыпать?

Турецкий, если честно, на все сто уверен не был. Он не сомневался в искренности показаний Грайнера и Камолова, но прекрасно понимал, в отличие от простых смертных, что виновность Баркова в злодеянии предстоит доказать процессуально. А объективных доказательств этой виновности в руках следствия не было. И это срабатывало тормозом. Не позволяло как следует надавить на тренера, припереть к стенке неопровержимыми фактами. Поэтому приходилось по пять раз задавать одни и те же вопросы, сверять ответы, пытаясь поймать подозреваемого на противоречиях. Но все было без толку.

Пришлось, взяв подписку о невыезде, отпустить тренера домой с повесткой о вызове на завтра.

– Давненько мы так душевно не сидели. – Слава Грязнов поставил пустую рюмку на журнальный столик, откинулся в кресле и пригладил ладонью с растопыренными пальцами абсолютно седой непослушный вихор. – Все некогда нам, да? У тебя дела, у меня заботы. Ты извини, что давно не проявлялся, но у нас тут всплыли новые отголоски прошлогоднего убийства в Питере. Вышли на след еще одного киллера. И моих ребят всех задействовали. А я ими рулю. Домой попадаю к полуночи. Сосисок отварю, пожую, никакого вкуса не чувствую – из чего их делают? – и в койку.

– Вот-вот, – печально поддакнул Турецкий. – И я.

– Э-э-э, брат… Генриховна, видать, недовольна…

Грязнов, слегка склонив голову, внимательно смотрел на друга.

Турецкий красноречиво молчал. Поскольку ясно понимал, что и сегодня дома он никуда не спрячется от осуждающего взгляда Ирины. И с тоскливой завистью осмотрел аскетичное убранство холостяцкой квартиры друга.

– Терпи. – Вячеслав Иванович был категоричен. – Сам же знаешь, она тетка хорошая. Упертая маленько, но у других вполне могут быть «тараканы» и покрупнее. Ты торопишься, совсем уже убегаешь? Нет? Я тебе быстренько поучительную историйку расскажу. У меня в молодости был закадычный, – Грязнов щелкнул пальцем по кадыку, – дружок. Ты не знаешь, я никогда не рассказывал. Много воды утекло… Мишка был мужиком что надо. Познакомились мы с ним еще в поезде, когда в столицу, в институты поступать ехали. И сошлись. Правда, он твердо решил стать воякой – это у него семейная традиция была – и держал экзамены в Дзержинку. Поступил Миша без проблем. И несколько лет мы виделись с ним почти каждые выходные. Он у меня одежду гражданскую хранил. Приходил в увольнение, переодевался. И мы еще с двумя сокурсниками моими вместе пускались во все тяжкие.

Этот парень был удивительно талантлив во всем, за что ни брался. Голова светлая. Руки золотые. Спортивен. Начитан. Писал стихи, на мой взгляд неплохие, хотя я к стихам – сам знаешь… Музицировал на фортепиано. Прилично рисовал. И очень любил жизнь во всех ее проявлениях. И жизнь его любила. И бабы.

Два года мы были в холостячестве не разлей вода. Погуляли, чего уж. Но из очередного отпуска, которые он проводил дома, в Барнауле, вернулся вдруг Мишка с красавицей женой. Первый из нашей компании. И пропал. Нет, никуда он не делся, естественно. Учился прекрасно. Блестяще выпустился, остался в адъюнктуре, защитился, преподавал… Но вот совместные воскресные загулы наши прекратились. Каждые выходные он проводил со своей Риммочкой. Сам по собственной воле взвалил на себя весь груз забот о жене. Приходя со службы, готовил ужин. Увлекся шитьем и одевал жену в наряды собственного изготовления. Пылинки с нее сдувал… Исполнял каждый каприз. Любил очень. Ей это нравилось… Ну и, естественно, разошлись наши дорожки. Я сам по себе. Со своей холостяцкой компанией. Они – сами. Никуда он без нее. А может, и она без него… Было это лет двадцать назад…

Не скажу, чтобы совсем связь наша прервалась. Раз в несколько лет я забегал к ним в общагу – ребятам долго не давали квартиру. Все время находились более нуждающиеся. Бардак, если честно. Неуютно было у них, да и отношения в семье казались натянутыми. Миша упорно тянул лямку педагога, считая это своим долгом перед Родиной. А Родине было не до него. Родина тогда перестройкой занималась. Жалованье задерживали на полгода. Римма – тетка весьма неглупая – устроилась в частное предприятие с долей иностранного капитала и фактически кормила семью. Однажды мы остограммились, и Миша шепнул мне, что запилила его драгоценная вусмерть. Почему, говорит, мужик семью не кормит, а я должна вкалывать, как лошадь пожарная?.. Сама же по вечерам допоздна задерживается. Под градусом приходит. По ресторанам ее водит кто-то…

Римма неодобрительно косилась из дальнего угла на наши переговоры. Когда я уходил, она даже не улыбнулась на прощание. Сказала только у самой двери, чтобы заходил не слишком часто. А то этому алкашу только дай повод…

Спустя три месяца Миша вывалился с седьмого этажа по пьяному делу. Коллеги мои классифицировали происшествие как несчастный случай. Римма с дочкой переехали в коттедж директора ее конторы. При вскрытии обнаружилось, что в черепе у Мишки развивалась опухоль, причинявшая страшные головные боли. Возможно, он и пил-то, чтобы ослабить боль. А может, и сам выбросился из-за этого. Впрочем, конец был близок и так…

А недавно – прошлым летом – я столкнулся с Риммой в новом «Ашане» на Кольцевой. Она, погрузневшая, с седыми поредевшими волосами, но все еще миловидная, толкала перед собой забитую деликатесами до краев телегу. И глядела невидящими глазами, едва меня не задавив. Столкнувшись нос к носу, как ни странно, узнала. Спросила о моем житье-бытье безо всякого интереса. А выяснив, что холостякую, оживилась, дала номер мобильника, даже пригласила заходить непременно. Она, мол, тоже одна живет. Дочь вышла замуж за пограничника и уехала на Дальний Восток. Так что заходи, говорит, не стесняйся. Прошлые годы вспомним, говорит, фотки посмотрим, вина выпьем, то-се, я же помню, как ты прежде на меня поглядывал… А затем вдруг всплеснула руками, порылась в сумочке и вытащила небольшую книжицу стихов, явно изданную за свой счет. Написала посвящение: в память о незабываемо прекрасной молодости, с надеждой на будущее… И уехала на новеньком «патроле».

Я, понятное дело, в гости не пошел. Сам знаешь, закоренелому холостяку на старости лет приключения с давними знакомыми ни к чему. Но стишки посмотрел. Не Пушкин. Жуть. Но, знаешь, из-за каждой корявой строки явно высовывает свою рожу унылое одиночество.

К чему это я. К тому, что тебе повезло, Турецкий. Попалась бы вместо Генриховны такая дурища, слабая на передок и падкая на бабки, вот тогда ты бы запел! Да и мою историю семейной жизни ты знаешь. Так что, береги, Саня, то, что имеешь, чтобы не пришлось плакать, потеряв.

Важно произнося эту сентенцию, Вячеслав Иванович, во время рассказа бывший вполне серьезным, едва сдерживался, чтобы не прыснуть со смеху. До того глупо чувствовал себя в качестве «семейного психолога».