Текст книги "Горький привкус победы"

Медикаменты тут же направили на химико-биологическо-фармацевтическую экспертизу с пометкой «крайне срочно». Помимо всего прочего нужно было отследить, в каких аптеках продавался товар из обозначенной на коробке партии. Ведь предстояло выяснить также, как лекарство, продаваемое только по рецепту, попало к теннисному тренеру. Но этот вопрос основным не являлся. Главным было то, что к понедельнику эксперты сумели провести необходимые анализы и выдали заключение: препараты, изъятые у Баркова, идентичны тем, которые содержались в крови погибшего Асафьева. А это было уже серьезным доказательством тренерской вины.

Правда, тут возникал некий юридический казус. На первый взгляд из разряда тех задач, что решают на втором курсе юрфака. Кстати, задачки все, как правило, вырастают из случаев, действительно имевших место в жизни.

Скажем, две пары приехали почти одновременно в одну гостиницу, случайно познакомились, вечером встретились в ресторане, совместно выпили, поели, девушки ушли спать в свои номера. Мужья остались сидеть, продолжая «гулять», пошли вместе в сауну, после чего оба, находясь в состоянии сильного опьянения, тоже направились в койки, но перепутали номера, и дальше, как сказано в одном из заявлений, которые Турецкий некогда читал собственными глазами, «вступили, не включая свет, в интимные отношения со своими предполагаемыми супругами». Наутро обе женщины, проснувшись рядом с чужими мужиками, устроили истерику. Мужчины тоже вернулись к реальности и, не найдя общего языка, устроили драку между собой «с нанесением легких телесных…». В качестве итога два заявления об изнасиловании.

Однако с точки зрения юриспруденции тут даже не спорный случай. Закон интересует в данном смысле то, на что направлен умысел, а не само действие. Скажем, если убить человека табуреткой, то возникает все-таки ответственность за убийство, а не за неправильное использование табуретки. Можно по неосторожности причинить смерть. А вот изнасиловать по неосторожности нельзя, только умышленно. У этих парней не было желания изнасиловать чужих баб, было желание переспать со своими. Поэтому и нет состава изнасилования. Такой вот житейский парадокс…

Однако с Барковым все было совсем не так просто, как казалось поначалу. Тут совершено именно убийство. И судью обязательно будет интересовать, на что конкретно был направлен умысел тренера. Действительно ли только на проигрыш матча Асафьевым? Или все-таки на его возможную гибель в автокатастрофе? Вопрос не из легких.

Кроме того, предстояло еще отыскать заказчика преступления. И относительно него тоже следовало искать ответ на подобный вопрос. Ведь Барков действительно мог решить, что Иванихина интересует лишь фиаско Артура в глазах жены. А у него могли быть и гораздо более далеко идущие планы…

Вот ведь дурацкое дело! Рутина как она есть. Дело очевидное: есть жертвы, есть преступники – исполнитель и заказчик. Исполнитель уже задержан. А впереди столько беспросветной беготни и суеты, что заранее челюсти сводит. Турецкий молчал, покусывая губы. Оперативная группа ждала его резюме.

– Что я вам скажу, ребята? – вздохнув, подвел Турецкий итоги очередного «совета в Филях». – Мне позарез нужен этот «Павел». Начнем сначала… Володя! – он обратился к Поремскому. – Еще раз проверь всю адресную базу данных. Всех Иванихиных, Ивахиных, Иваничевых и иже с ними. Если кто-то подходит по возрастным рамкам и уровням доходов – проверить самым тщательным образом. Всех Павлов отыскивать не прошу – до второго пришествия не справишься. Ты, Галочка, – Романова улыбнулась, довольная уже тем, что Сан Борисыч ее Михайловной не обзывает, – будь добра, допроси всех возможных свидетелей, которые видели этого Павла рядом с Артуром и Барковым. Он ведь приходил на корты Теннисного центра. А у тебя там уже знакомые мамаши имеются. Дерзай! К соседям обратись по прежнему месту жительства молодой жены. Пусть вспомнят, с кем она по двору под окнами гуляла.

Владимир Владимирович, тебе ГИБДД – мы его совсем упустили. Возможно, если «Паша» не по доверенности ездил, он прежним владельцем автомобиля Баркова числится. Кроме того, порасспроси агентуру. Вдруг мелькнет похожий молодой человек в связи с фамилиями Асафьевых и Галаевых. Школьных товарищей Ариадны снова вызвать – в этот раз пусть вспоминают о ее пассиях. Был ли Павел какой-нибудь? Или не Павел. Кто за старшеклассницей бегал? В общем, карт-бланш тебе на поисковые действия.

А я Грязнова попрошу, чтобы проверил по своим каналам все связи семей пострадавших. Может, среди отпрысков каких-нибудь давних знакомцев олигархов найдется ревнивый и ушлый детинушка…

В общем, давайте, ребята, трудитесь. Понимаю, что дел очень много, что трудно, но потерпите. Волка ноги кормят. Вперед!

Глава 10 АКАДЕМИКИ

Старикову снился сон.

Дорога, по которой они ехали на военных времен «виллисе» с брезентовым тентом, была узкая и разбитая. Автомобиль козлом прыгал на каждой мало-мальски заметной кочке. Но все равно так выходило значительно быстрей, чем на подводе. По бокам сплошной стеной стоял лес. Темнело.

Сторожку первым заметил его школьный приятель Колян и заорал что-то нечленораздельное, размахивая руками. Его отец, который и вывез подростков на рыбалку, резко притормозил у приземистого, покосившегося на один бок строения, и парни первыми выпрыгнули из машины. Комары облепили лицо сразу же – ребята отмахиваться не успевали. Егор Дмитриевич вынул из-за пазухи бушлата баночку с какой-то дрянью, пахнущей дегтем.

– Намажьте рожи!

Они вошли в избушку. Егор Дмитриевич зажег керосиновую лампу и стал выкладывать продукты из вещмешка на стол. Пока приятели жевали, растопил буржуйку, чтобы слегка прогреть затхлый прохладный воздух, потом поужинал сам и лег на топчан.

– Укладывайтесь, орлы. Утром рыбарить пойдем. Тропинку к месту заветному мало кто знает. По ней меня еще мой отец мальчонкой водил. А моего отца – его отец, выходит, мой дед.

Орлы вытянулись на лавках и, затаив дыхание, слушали рассказы старого таежника о медведях.

– Нынче их мало стало. Они ушли на восток, за Иркутск. Но, бывает, возвращаются, это когда тайга в тех краях начинает гореть…

Стариков во сне улыбнулся и перевернулся на другой бок. Сон продолжился. Там – во сне – они уже проснулись.

– Колька! Возьми из колымаги три мешка!

Через непроходимую тайгу они стали пробираться к речке, шум которой Стариков заслышал издали. Егор Дмитриевич, шедший первым, обернулся к ребятам:

– Не разговаривайте. Вдруг Топтыгин раньше нас на рыбалку вышел…

Они осторожно выглянули из леса. Шумел перекат. Одна за одной, высоко выпрыгивая над водой, рыбы пытались преодолеть преграду из каменных валунов. Многим это удавалось, но другие, не дотянув до чистой воды, бились о камни всей тяжестью своего веса и отлетали в сторону. По обе стороны речки берег был усеян живой и мертвой рыбой. Прямо под носом у рыбаков окунь высоко взметнулся вверх, но не долетел и шлепнулся на камни. Таежник поднял его и швырнул вперед. Окунь, вильнув хвостом, исчез в бурлящей воде. Егор Дмитриевич хотел что-то сказать, но вдруг замер, прислушиваясь.

– Идет, – тихо произнес он и махнул ребятам, чтобы те отошли за ним под лапы мохнатой ели. – Топтыгин идет.

На том берегу зашевелились и затрещали кусты. Через секунду показался огромный медведь, озиравшийся по сторонам. Затаив дыхание, подростки смотрели на него. Хозяин тайги на задних лапах вошел в воду и, резко опустив передние, схватил рыбу и отнес на берег. Около получаса он занимался ловлей, вышел, сел среди добычи и принялся за трапезу. Наевшись, медленно побрел в тайгу.

– Чудной, – помотал головой юный Стариков. – Кругом живой рыбы вагон, а он в воде барахтается, чтобы ее выловить.

Егор Дмитриевич взглянул на него укоризненно:

– Ни черта ты, паря, не понял. Он удовольствие от ловли получал…

Старик, открыв глаза, все не мог понять, почему больше не слышно шума речки. И темно. Когда успела настать ночь?

Потом разглядел в темноте светящийся циферблат будильника. Шесть утра. Но чувствовал мужчина себя отдохнувшим, выспавшимся. Потянулся. Эх, вот где спится, так это на свежем таежном воздухе! Зачем ему на старости лет эти Канары?.. Впрочем, в тайгу – на нары – он всегда успеет.

Он вспомнил «летающих» рыб. «Вот, – подумалось ему, – вот пример, как надо бороться за жизнь. Даже рыба понимает, что если остановиться, то смерть неизбежна. И, раз уж начал движение, надо двигаться вперед. Вперед и вверх…»

Когда с наступлением сумерек Юрий Стариков вошел в гараж, спор Черепов был в самом разгаре. Даже не столько спор, сколько агитационное выступление Косого, увлекшегося вдруг на склоне лет националистическими идеями.

– Короче, значит, объясняю для тупорылых. Во всем виноваты большевики. Ясно, да? Это был такой еврейский заговор. Евреи хотят захватить весь мир. И ни хрена не делать, а только из всех соки сосать. Для этого они устроили в России революцию.

– А что? Им другого места не нашлось? Устраивали бы революции в своем Израиле. – Толстый искренне удивлялся.

– Баран – он баран и есть, – Косой уже начинал нервничать. – Потому что в России их долбили, зажимали, а в Америке там всякой – нет. Они в Америке все миллионерами стали. А у нас они, значит, все на параше сидели. Вот они, значит, и устроили в России революцию, чтобы царя скинуть, и вместо, значит, царей стать самим. Чтобы только для них все было ништяк, в натуре. Потому что все коммуняки – это жиды: Карл Маркс был жид, Троцкий, Ленин…

– Не, Косой, Ленин, эта… башкир был…

– Сам ты!.. Я точно знаю: Ленин жид был, у него и фамилия такая… типично жидовская… тока я, блин, эта, не помню какая… Ну, в общем, они революцию сделали и начали гражданскую войну, чтобы побольше русских истребить… Ну их там тоже много замочили, но они войну все-таки выиграли. Россию, значит, отменили, в натуре, и устроили «совок»… Но Сталин в этот план въехал и решил их остановить, спасти Россию…

Старик хмыкнул:

– Погоди, погоди, Косой. Сталин вроде грузин был…

– Сталин был осетин. А осетины – это арийцы. Как и русские. Осетин на самом деле зовут аланами. Это такие древние арийцы… В общем, Сталин Ленина отравил, Троцкого расстрелял…

Встрял по-прежнему ничего не понимающий Толстый:

– А Маркса?

– Ну ты че, Толстый, я к те, как к человеку, а ты ко мне, как к сизарю чухнорылому! Маркс тогда за границей был, совершенно понятно!.. В общем, Сталин жидов прижал и стал Россию восстанавливать…

– Все равно не понимаю я чего-то. Сталин вроде же и был главным большевиком.

– Он маскировался, понял? Ему все эти коммунячьи заморочки были по барабану, в натуре. Ну не мог он жидов в открытую уничтожить, потому что на него все бы сразу напали: и Америка, и Англия, и все такое… Сталин в это сразу врубился, он знаешь какой умный был? Ну и боялся тоже, да. Потому что жиды уже весь Запад захватили. В Америке кто тогда президентом был, знаешь?

Толстый не знал. Знал Старик.

– Рузвельт.

– Вот. Это жид. Типично жидовская фамилия. Это должность такая у них в синагоге – который, эта… ритуальные жертвы… ну, в общем… мочит… Поэтому он поручил это дело Гитлеру… Гитлер был… ну… отмороженный, он ничего не боялся. Сталин специально ему всех жидов оставил, чтобы тот их ликвидировал. Но Гитлер шизанулся и решил славян тоже уничтожить… В общем, мы его победили…

Стариков смотрел на отморозка во все глаза. Сам он себя потомственным интеллигентом никогда не считал, за плечами его университеты были только тюремные. Но так излагать историю страны – это ж сколько выпить надо!..

– Все, – решил он, – политинформацию на этом ты закругляй. Нас уже кум ждет…

Поздним вечером четверо матерых мужиков, от которых веяло могильным холодом, решительными шагами поднимались по широченной лестнице со стертыми ступенями, которые, казалось, должны были помнить еще легкую поступь графинь в парчовых башмачках, когда расфуфыренные барыни спешили на вечерний променад со своими графьями, не иначе. Пролеты лестницы располагались не впритирку, как в сегодняшних панельных каморках, а так же, как в питерских Крестах, – по четырем сторонам большого квадрата, образуя глубокую шахту. Посередине шахты – уже в сталинское время – соорудили сетчатую клетку, внутри которой изредка раздавался жуткий гул и душераздирающий скрип. Это перемещался в пространстве лифт завода «Красная пролетарка» – клетушка, куда с трудом умещались две кошки. Агрегат имел обыкновение застревать между этажами, и об этом, несмотря на минимум извилин, догадались «братки», едва взглянув на ненадежную конструкцию.

Рисковать не стали. Поднимались неспешно, вертя головами и удивляясь тому, что лохи когда-то не жалели денег на всякую ерунду. На площадках, что над подъездной дверью, окна в полтора человеческих роста с широченными подоконниками: хорошо с пузырем на них сидеть – есть куда закусь пристроить. Над пролетами вылеплены какие-то ракушки, ангелочки со стрелами…

– Глянь-ка! – обрадовался Толстый, тыча пальцем. – А у той бабы, что на кобыле, одна сиська всего. Отвалилась вторая-то.

– Просто это амазонка, – проявил недюжинные познания в мифологии Стариков.

– Вот баклан глупой, – посетовал Косой. – Амазонка – это озеро. В Африке…

За незлобным переругиванием, словно и не убивать намеревались, дошли до цели и остановились на лестничной площадке.

Самый молчаливый из команды нетерпеливо хлопнул по плечу Старикова:

– Работай, дружок.

Поморщившись, коренастый крепкий мужчина извлек из многочисленных складок мешковатой одежды связку металлических штуковин, которые язык не поворачивался назвать ключами. Но и не отмычки в классическом виде. Инструменты по спецзаказу. На «Красной пролетарке» левши наши российские умели за достойную плату делать не только кошмарные лифты.

Осторожно подойдя к самой двери, «медвежатник» ухитрился чуть ли не весь довольно пухлый палец в замочную скважину затолкать. Пощупал отверстие подушечкой указательного, потом потыкал в него же мизинцем, а потом погрузил в дыру какую-то из своих железных загогулин, предварительно развернув и зафиксировав на ней хитрую «пимпочку», – и дверь сама собой распахнулась.

Старик отошел в сторону.

Сунув руку за пазуху, в дверь, суетливо крадучись, шагнул бывший милицейский полковник. За ним вошли Черепа. Спустя несколько секунд раздался глухой хлопок.

«Ну вот, – подумалось Старикову. – Очередной».

Он так и оставался стоять на коврике перед дверью. С брезгливым выражением лица. Вор действительно никогда не опускался до мокрухи. А вот кум, похоже, звереет все больше. Сам выполняет грязную работу. Садистам своим дебильным перестал доверять? Неужели испугался? Неужели нервничает? Ведь у очередного любопытного академика многое можно было узнать. А теперь? Поди пойми, кто и что еще успел про них раскопать. На что он надеется? Обыщут квартиру Черепа, а вдруг, как и в прошлый раз, ничего не найдут? Наверняка ведь он где-то прячет накопленный компромат? Точнее, прятал. И прятал, надо думать, хорошо. Где концы искать теперь? Или он думает: нет человека – нет проблемы? Зажрался шеф в своем руководящем кресле, мозги жиром заплыли, что творит – не ведает. Пора делать ноги, ой пора…

Но торопиться нельзя. Нельзя бежать сломя голову, хотя бы потому, что быстрый бег всегда заметен и вызывает ненужное любопытство и подозрения. А лучше всего скромненько так исчезнуть, желательно естественным образом – это срабатывает наверняка. И для этого Соколовский может ой как пригодиться.

«Ладно, пусть пока считает, что всех нас использует, и за это платит положенную „зарплату“. А разговор о том, что теперь и с Кишкой срочно пора кончать, я с ним завтра же и заведу. Схороним падлу, нарисуем на могилке фамилию Старикова, тогда и поглядим, кто самый умный. Все будет шито-крыто. Комар носа не подточит».

И он, Старик, станет окончательно чист. И по документам, и по совести собственной. Никого он не грабил, никого не убивал. Ну открыл парочку замков, когда просили… А эти олухи пускай жмурика за жмуриком на себя вешают. Он же – по-другому. Вперед и вверх. К новой жизни. Словно выпрыгивающий из воды таймень.

– А еще одной ошибки быть не может?

– Нет. Стопроцентно. Наверняка. Вот фоторобот, составленный со слов работников и посетителей Теннисного центра. Тех, кто понял, о ком идет речь, и вспомнил его внешность. Вот фотография Павла Шарова. Ее и искать не пришлось: висит в открытом доступе на сайте Губкинского университета. Там есть раздел с перечнем всех преподавателей. Найдите десять отличий, как говорится, – Поремский докладывал о проделанной работе от лица всех сотрудников оперативно-следственной группы. – Удивительно, но факт, такое сходство субъективного портрета с объективным бывает крайне редко. Поэтому случайность практически исключена. Однако мы подстраховались и уже провели опознание фотографии заказчика Барковым. Вот протокол: он однозначно подтвердил, что на фото снят «Павел Иванихин».

– Отлично. А что ГИБДД?

– Подтверждают. Косвенно. Отыскали в архиве оплаченный Шаровым штраф за нарушение правил дорожного движения. Машина марки «БМВ» принадлежала некоему Петру Петровичу Силантьеву, который оформил на Шарова генеральную доверенность. Никакого касательства к Шарову гражданин Силантьев не имеет. Обычная скрытая продажа: деньги нужны были срочно, а возиться с переоформлением автомобиля не хотелось. Зато сам Шаров, пользуясь предоставляемым доверенностью правом, снимал автомобиль с учета в МРЭО УГИБДД на Лобненской. Там же «БМВ» зарегистрирован на Николая Андреевича Баркова. Тренер управляет автомобилем по доверенности, написанной сыном.

– Родственники, знакомые? Тоже опознают?

– Да, – вступила в разговор молчавшая до поры Галя. – После того как один из агентов Яковлева лишь упомянул имя Павла, мы нашли его портрет в Интернете и предъявили и родственникам и знакомым. Человек шесть вспомнили его появление на свадьбе Артура и Ариадны. Тогда невеста называла его школьным другом. Хотя, как выяснилось, вместе в школе они не учились. Шаров постарше. Но опознали Павла уверенно. Трое дали согласие при необходимости подтвердить свои показания в суде.

– Просто прекрасно, – повеселевший Александр Борисович непроизвольно потер ладонь о ладонь. – Показаний Баркова и опознания свидетелей вполне достаточно для задержания подозреваемого в организации… гм… чего? Скажем, отравления Артура Асафьева, приведшего… Есть ли что-нибудь еще, проливающее свет на этого субчика?

– Вагон и маленькая тележка, – доложил Яковлев. – Павел этот не просто талантливый молодой ученый и свежеиспеченный преподаватель. Он сын и внук двух видных академиков нефтяной отрасли.

– Да ну?

– Хорошая наследственность у парня. Он и аспирантуру закончил с блеском. Десяток печатных работ уже имеется. Отец его – Василий Павлович – долгие годы возглавлял в «Губке» кафедру. А дед, Павел Васильевич, был директором Центра Вернадского – этакого фонда, а может быть, скорее библиотеки месторождений полезных ископаемых СССР.

– Так-так, – наморщил лоб Александр Борисович. – Я ведь когда-то что-то об этом Центре слышал…

– То-то и оно. С десяток лет назад это дело получило широкий общественный резонанс. Центр был ограблен. Были человеческие жертвы. Журналисты кричали о посягательстве на сокровенное – на государственные недра. Но шум быстро сошел на нет, и все потихоньку заглохло. Кажется, преступление так и не было раскрыто. Но самое подозрительное в том, что и отец, и дед Павла Баркова умерли насильственной смертью…

Турецкий присвистнул. Мысленно перебрал цепочку причинно-следственных связей и высказал предположение о деле уже сегодняшнем:

– Месть?

– Ну пока оснований так полагать особенных нет, – сотрудники его прекрасно понимали. – Теннисист-то тут при чем?

– Родителям, – предположил Поремский.

– Асафьева? Или Галаевой? Обоим сразу? – отозвался Яковлев. – Не верится, что все так тонко рассчитано. Хотя мотивы искать все равно придется. Надо будет и месть поиметь в виду.

– А кто дела академиков вел? – поинтересовался Турецкий.

– Не знаю пока. Надо бы дела из архива поднять. Может, тогда что-то прояснится…

Сразу же поднять дела Турецкий не мог. Но мог поднять телефонную трубку.

– Привет, Слава. Как твой убивец? Да ты что? Полагаешь, без тебя справятся? И с понедельника свободен? Вот это радостная новость. Ладно, денек потерпим. Ты вот что: можешь запросить в своем архиве, нуда, эмвэдэшном, пару дел? Меня интересуют убийства двух академиков Шаровых. Отца убили в девяносто седьмом или восьмом. Сына в прошлом году. Да, очень интересный поворот намечается. Как ты догадался? Да, точно, нашелся еще один фигурант, Шерлок Холмс ты наш. Поэтому привози дела – вместе разбираться будем. Пока…

Турецкий снова обратился к сотрудникам:

– Ну что же, Павлика нашего Моро… э-э-э… Шарова завтра будем задерживать. Документы необходимые я оформлю и согласую…

Уже вечером ему домой позвонил Грязнов.

– Слушай, Сань. Дела в выходные тебе не нужны? Мне их только-только принесли. Я тогда ознакомлюсь пока, а в понедельник сам тебе их привезу. Уже пробежал глазами – очень занятно все выходит. Куда шире, чем эта тривиальная автокатастрофа…

И он буквально в двух словах рассказал следующее.

Оказалось, что академика Павла Шарова убили неизвестные лица, проникшие в его квартиру. При этом они пытали старого человека: жгли его раскаленным утюгом, кололи ножами, рубили пальцы рук и ног. Академик умер от пыток, истекая кровью.

Судмедэксперт при вскрытии тела определил: «Скончался от большой кровопотери и болевого шока».

Осмотр места происшествия свидетельствовал о том, что преступники, скорее всего, искали какие-то важные документы. Все вещи в огромной квартире академика на Арбате были перевернуты. Ящики письменного стола и книжных шкафов были выкинуты на пол или сломаны. Различные документы и бумаги разбросаны по всей квартире…

При убийстве Василия Павловича Шарова преступник действовал иначе. Обманным путем, вероятно, поскольку следов взлома обнаружено не было, он проник в квартиру Шаровых в то время, когда академик был в отцовской квартире один. И произвел два выстрела из пистолета ТТ ему в голову. От полученных смертельных ранений Василий Павлович скончался на месте.

Судя по тому, что ни один предмет в квартире не был сдвинут с места, все ценности и деньги были на месте, мотивом убийства, скорее всего, была месть. Или боязнь раскрытия другого преступления. Но чего боялись преступники или за что мстили – выяснить так и не удалось.

– А я было подумал, что дело можно вот-вот закрывать, – мрачновато изрек в трубку Турецкий. – Спасибо, Слава, тебе большое.

– Ты только не переживай, – ухмылялся на другом конце провода милицейский генерал. – Ну не за ревнивцем-отравителем же столько времени гоняться. А как выяснится, что за гибелью теннисиста стоят особо приближенные олигархи, вот тогда нам мало не покажется!

– Ничего, прорвемся. До связи!

И Александр Борисович, положив трубку, отправился думать.

Самый младший Шаров, помахивая полупустой пластиковой бутылкой минералки, вышел на Софийскую набережную на пять минут раньше назначенного срока. И вышел не зря, потому что от Каменного моста к нему уже спешила Марина. Поздоровались немного настороженно даже, поскольку каждый боялся, что вдруг взаимопонимание, возникшее между ними в автобусе, исчезло за время разлуки.

Очень к месту оказалось летнее кафе под зонтиками, где торговали напитками, кулинарией и мороженым. Молодые люди сели за столик у самого гранитного парапета.

Паша окинул хозяйским взглядом панораму Кремля на противоположном берегу, потер руки и сказал:

– Ну что же, приступим к мороженому. Для начала возьмем шесть килограммов шоколадного…

– Шесть килограммов? – Марина удивленно посмотрела на Павла, но, поняв, что он шутит, засмеялась: – Вы меня испугали! Шесть килограммов! Но вообще-то я больше люблю ореховое или крем-брюле.

– Вы просто не пробовали шоколадного! – сказал как отрубил Шаров.

– Я?! – возмутилась спутница. – Да я перепробовала вообще все сорта мороженого. Про стаканчики и батончики в обертках я молчу, но развесное!.. – Она начала загибать пальцы: – Пломбир, крем-брюле, фруктовое…

Немного послушав, Павел неожиданно перебил:

– Вы не могли испробовать всего за шестнадцать-то лет.

– …и еще ванильное с ликером… Что? Шестнадцать? – она рассмеялась. – Вы опять говорите мне комплименты?

Потом посерьезнела:

– Нет. Я уже совсем старая. Мне двадцать два!

– Да, пожалуй, старуха, – Шаров огорченно кивнул, соглашаясь.

Марина снова удивленно вскинула брови:

– Вы действительно так считаете? Паша со скорбным видом покивал снова:

– Конечно. Мы, педофилы, предпочитаем двенадцатилетних.

– Фу, какая гадость! – Марина было нахмурилась, но тут же рассмеялась: – Опять шутите!

– Ни за что, – серьезно гнул свою линию Павел. – Еще Козьма Прутков говорил: «Не шути с женщинами – эти шутки глупы и неприличны».

– Вам нравится Прутков? – смеясь, спросила девушка.

– Несомненно, – согласился потомственный нефтяник. – Особенно его «Преступление и наказание»…

Марина захохотала, сверкая ровным рядом мелких белоснежных зубов, замахала руками:

– Прекратите немедленно! Хотите уморить меня насмерть?

– Обязательно. Мы, некрофилы…

Марина отбежала от столика и, закрыв лицо руками, пыталась прекратить смеяться. Но получалось неважно. Паша неторопливо встал, отвернул крышку на бутылке минералки и щедро плеснул воды девушке за шиворот.

Смех замолк моментально. А Марина в очередной раз была удивлена.

– Вы решительный. Еще раз убеждаюсь, – произнесла одобрительно.

– Да, – и тут согласился Шаров. – Мы, решительные мужчины…

Марина прыснула, заикала, нахмурилась и погрозила Павлу пальцем.

– Прекратите немедленно. Ну пожалуйста! Не то вы проведете остаток вечера у моего бездыханного тела.

Потом повела плечами, выгнув спину, и сказала:

– Ну вот. Вся спина мокрая и платье сзади прилипло…

– Жаль, что не спереди, – серьезно ответил Павел.

Девушка, икнув в последний раз, пристально на него посмотрела и, едва улыбнувшись самыми уголками губ, сказала:

– Вы, однако…

Но тут же сменила тему:

– Однако я все еще жду мороженого.

– Да, я понял. Орехового. Может быть, и шампанского?

Девушка согласно покивала. Рассмешив и удивив женщину, любой мужчина вправе рассчитывать на успех. Действительно, некоторый естественный первоначальный ледок, возникший из-за того, что Марина чувствовала себя обязанной своему автобусному спасителю, растаял после первых же шуток. И дальнейшее общение молодых людей было таким простым, будто они сто лет друг друга знали. К концу вечера они выпили на брудершафт, и у обоих немного закружилась голова. Не то от шампанского, не то от желанного поцелуя.

– Ну вот, – посетовал Павел. – Опять я сегодня спать не буду.

– Почему это?

– Как почему? Буду думать и мечтать о тебе.

– Дело хорошее, – широко улыбалась Марина. – Только ведь ты опять врешь.

– Ну не вру, а слегка привираю, – соглашался Паша. – Только у меня от шампанского обычно болит голова. И бессонница.

– А какие симптомы? Какой именно дискомфорт ощущаешь?

– Вот ведь. А я и забыл, что ты врач.

– Ага. Без пяти минут.

– Ничего, они быстро пролетят, – улыбнулся Шаров. – А симптомы?.. Да никаких симптомов. Даже если затылок не ломит, просто что-то уснуть не дает. Ворочаюсь с боку на бок. Не то возбуждение отчего-то, не то тревога.

– Валиум прими. Шампанского ты выпил немного, поэтому опасности нет. А он возбуждение снимет, и ты спать сам захочешь. А не получится, еще одну таблеточку. Он в малых дозах как успокоительное, а в больших – снотворное.

– Ага. Как ты его назвала?

– Валиум. Препарат такой на основе бензодиазепина. Его еще диазепамом называют. Ой! – она осеклась. – Наверное, не выйдет. Его без рецепта не продают. И вообще, таблетки вредны для здоровья.

– Это понятно. А бессонница, конечно, полезна.

– Тоже нет, – нахмурилась будущая врачиха. – Вообще вот что я тебе скажу. Надо ответственнее к своему здоровью относиться. Прежде всего режим сна и бодрствования; полноценное питание и достаточная физическая нагрузка. Но за час до сна эмоциональные и физические нагрузки необходимо исключить. При невыполнении этих условий прием снотворных и посещение соответствующих специалистов будут нерациональными. В качестве временного решения могу предложить валокордин – сорок капель за пятнадцать минут до сна. Препарат достаточно эффективный и безопасный. При регулярном приеме может потребоваться увеличение дозы, поэтому желательно принимать не ежедневно. Понял?

– Не очень. Я согласен стать твоим первым пациентом, – покорно отвечал Шаров. – Но пока я не нахожусь под твоим круглосуточным наблюдением…

Марина опять заулыбалась и шутливо замахала на Павла руками.

– …я, пожалуй, запишу название того лекарства… – сказал он. – Как его?

– Валиум. Или диазепам.

– Ага. Спасибо.

Павел вынул из внутреннего кармана легкого летнего пиджака небольшую записную книжку и сделал в ней пометку…

Старик даже не сердился. Он просто недоумевал.

Едва ли не впервые в жизни он столкнулся с простейшей задачей, которую отчего-то никак невозможно было решить. Дело не стоило выеденного яйца: найти в столице известного бомжа Никишку. Раньше тот сам являлся по поводу и без повода, в периоды «просветления» приносил угощение и всячески старался сохранять дружеские отношения с главарями уголовной среды. А когда срывался в запои, напротив, уже авторитеты краем глаза наблюдали за Кишкой. Все ж человеком он был «своим», а в любой организации всегда нужны «свои», которых не жалко. Ну чтобы как пушечное мясо использовать, в деле каком-нибудь подставить, ментам сдать. Никишке долгое время везло, но для каждого раньше или позже настает его час. Старик решил, что настал он и для Кишки. Но, похоже, убогого, как и водится, взялся оберегать Бог. Никифоров как в воду канул…

– Я не понял. Что значит «нигде нет»? Запил? Сдох? Закопали его?

– Но не только мы, никто не знает! – нервно отвечал Косой. Ему и самому не нравилось это. Да и Старика сердить было страшновато. – Ни бомжи, его собутыльники. Ни братва окрестная.

– Так… – Стариков задумался.

Он уже просил Соколовского найти Кишку. Как ни странно, но ни мощная служба безопасности одного из крупнейших российских холдингов, ни давние приятели из самого крутого управления милиции помочь ему не смогли. То есть вся информация о гражданине Никифорове прежнем у них, разумеется, была. Но куда он делся неделю назад, сказать никто не мог.

Старик себя за недогадливость корил. Именно он ведь отсоветовал куму покончить с Кишкой сразу: проследить, мол, надо. Проследили. Вышли и на Афанасьева, и на Шарова. И что? Теперь самый опасный из противников мертв. Но куда делись его подручные? Бывший мент Афанасьев, который Кишку и нанял для «стука», оформил в институте отпуск и вылетел куда-то на восток. В тайге отсидеться решил? Очень своевременно, кстати сказать. И пускай бы он хоть и никогда в Москву не возвращался. Теперь об этом геологе, который, похоже, многое об их группе знает, пусть у кума голова болит. А самому Старику нужно тело Кишки – и ничего больше. Остальное готово давно.