Текст книги "Кто Вы, госпожа Чайковская? К вопросу о судьбе царской дочери Анастасии Романовой"

Еще она мне показала шрам за ухом и на ноге, сказав, что это были штыковые раны, а про шрам на пальце[196]196
  Подчеркнуто от руки.


[Закрыть] говорила, что он произошел от сдирания кольца. Про немного припухшие и больные губы и недостающие зубы сказала, что это последствия от побоев прикладом ружья. Конечно, в этот день я от нее ушла совершенно потрясенной и убитой всем слышанным, a M[ademois]elle[197]197
  «М-elle» – вписано от руки.


[Закрыть] Киреева, которая вызвалась дежурить ночью при «Unbekannte»[198]198
  «Unbekannte» – вписано от руки.


[Закрыть], и которую я выдала за свою племянницу, чтобы она ее не боялась, рассказала, что всю ночь больная не могла спать, температура у нее поднялась почти до сорока, она все время металась, стонала, плакала и, указав ей на фотографию Наследника, висевшую над ее кроватью, сказала: «Страшно подумать, что и Его тоже убили!».

После всего этого я написала подробное письмо обо всем в Копенгаген и также Баронессе Буксгевден.

На следующий день[199]199
  Подчеркнуто от руки.


[Закрыть] *[200]200
  «6 авг.» – сноска в тексте.


[Закрыть] мы утром видели Маркова II, и я ему сказала, что почти уверена, что «Unbekannte»[201]201
  «Unbekannte» – вписано от руки.


[Закрыть] Анастасия Николаевна] . Тогда он ей послал цветов, так как она говорила, что их очень любила, а я ей днем принесла фиалок и фотографию Еосударя верхом у автомобиля. Она всему этому очень обрадовалась и положила карточку под подушку. Потом, очень покраснев и закрыв лицо руками, она стала мне говорить, что хочет мне поведать одну свою тайну, но что прямо не знает, как к этому приступить, так как ей очень стыдно, и просила дать ей честное слово, что никто об этом от меня никогда не узнает. После чего она мне рассказала, что у нее в Бухаресте родился мальчик от Александра Чайковского, которого она назвала Алексеем, что вскоре отец ребенка был на улице кем-то ранен в грудь, после чего у него сделалась скоротечная чахотка, и он умер. Тогда ей стало до того стыдно и неприятно все то, что с ней случилось, и потом, еще испугавшись, что кто-то напал на их след, она решила бежать в Германию к своим Тетям, что через границы она переходила пешком в тех местах, где нет стражи, и что, наконец, очутившись в Берлине, она решила покончить с собой и бросилась в воду. Ребенок, по ее словам, остался у Чайковских в Бухаресте, и она начала меня умолять его разыскать и ей привезти, так как говорила, что это теперь единственное утешение в ее жизни, и добавила: «Sein Tot wird mein Tot sein»[202]202
  «Моя смерть – его смерть» (нем.) – вписано от руки.


[Закрыть]. Название улицы, на которой они жили, она не помнила, только знала, что она отходит от главной улицы, идущей от вокзала. Я ей обещала сходить в Румынское Консульство и постараться узнать.

Так как она опять была в очень грустном настроении, я ее стала утешать и говорить, что она теперь, наверное, скоро поправится и поедет к Бабушке и Тетям; на что она ответила, что с Бабушкой не хочет жить, так как: « Sie war nicht gut fur meine Mutter! »[203]203
  «Она не была хороша с моей матерью!» (нем.) – вписано от руки.


[Закрыть], – а только бы желала всегда быть со мной и просила меня взять тоже к себе ее ребенка. После чего она вдруг воскликнула: «Скажите Дмитрию Павловичу, чтобы он никогда не был бы царем, так как тогда с ним сделают то же самое, что сделали с моим Отцом!». Потом она мне рассказала, что ее Родители хотели, чтобы он женился на Татьяне Ник[олаевне], и что он Ей очень нравился, а что ему больше нравилась Ольга Ник[олаевна] (У Клейст в гостиной почему-то стояла фотография Вел[икого] Кн[язя] Дмитрия Павловича]).

В это время в ее комнату вошел мой сын. «Unbekannte»[204]204
  «Unbekannte» – вписано от руки.


[Закрыть] сразу же отвернулась к стене и не стала на него смотреть. Когда он ушел, я ее спросила, почему она не хотела его видеть, на что она удивленно сказала: «Как, это был Ваш сын? Я его не узнала, так как ведь знала его еще маленьким». На мой вопрос, как его звали, она ответила, что не помнит, что все имена путаются у нее в голове. Когда вечером M[ademois]elle[205]205
  «М-elle» – вписано от руки.


[Закрыть] Киреева захотела вынести из ее комнаты цветы, она не позволила унести мои фиалки и оставила их на своем ночном столике. Помогая больной мыться, M[ademois]elle[206]206
  «М-elle» – вписано от руки.


[Закрыть] Киреева заметила, что у нее были очень некрасивые[207]207
  Подчеркнуто от руки.


[Закрыть] ноги и темное пятно[208]208
  Подчеркнуто от руки.


[Закрыть] в области желудка[209]209
  Подчеркнуто от руки.


[Закрыть]. Клейсты все время меня допытывали, не получила ли я ответа насчет «Астушки» от Вел[икой] Кн[ягини] Ксении Алекс [андровны] и поражались, что до сих пор не было письма. Я сама была удивлена такой непонятной задержкой, так как обыкновенно письма из Берлина в Копенгаген ходили очень скоро. Еще я заметила, что возле дома Клейст и ближайшей станции metro[210]210
  «Metro» – написано от руки.


[Закрыть]стояли какие-то типы, которые следили за мной. Клейст отдал мне все свои документы насчет этого дела, и между ними оказалось письмо для Вел[икой] Кн[ягини] Ксении Алекс[андровны], написанное будто бы больной по-русски страшными каракулями. Текст приблизительно следующий: «Милая Тетя. Я жива, все подробности Тебе расскажет податель этого письма. Твоя Астушка». Клейст раньше сам собирался съездить в Копенгаген, но потом почему-то отложил поездку. Я тоже, к сожалению, не имея визы, не могла туда проехать и решила попросить Федора Николаевича Безака, который постоянно бывал в Дании, свезти Вел[иким] Княгиням эти нужные бумаги. На следующее утро я его вызвала и ознакомила со всем делом, указав на важность его расследования. Он охотно согласился мне помочь и съездить в Копенгаген, но в это время пришла его жена, которая категорически запретила ему ехать и вообще заниматься этой историей.

В этот же день утром моя дочь отправилась посидеть с больной, и у дома Клейст к ней подошел какой-то штатский еврейского типа и прямо спросил ее, куда она идет; на что, конечно, та ему не ответила. Все это было очень странно. Когда моя дочь вошла в комнату больной, та спала, и она тогда нарочно села таким образом, чтобы «Unbekannte »[211]211
  «Unbekannte» – вписано от руки.


[Закрыть]не сразу могла ее заметить, а сама хорошо ее видела. Проснувшись, больная приподнялась и, глядя на фотографию Наследника, стала что-то долго шептать и потом со стоном упала на подушку. Тогда моя дочь подошла к ней и начала по-английски с ней разговаривать. В первую минуту та испугалась, а потом стала пристально на нее смотреть и водить рукой по лбу, видно стараясь что-то припомнить; а когда дочь, чтобы ее успокоить, сказала, кто она – больная ее поцеловала, ей обрадовалась и прибавила: «Я бы вас никогда не узнала, до того вы переменились, но правда, в нашем возрасте люди очень меняются -ведь меня тоже трудно узнать!». Почти все время, что моя дочь у нее просидела, она старалась с ней как можно больше говорить по-английски, и больная, все, по-видимому, понимая, правильно отвечала, но по-немецки. Разговор был малоинтересный, только когда больная сказала, что любит собак и лошадей, дочь у нее спросила, если она помнит наших маленьких пони, которые в Царском Селе очень нравились Вел[иким] Княжнам, но она об них не вспомнила.

Днем я сходила, как обещала, в Румынское Консульство, где получила целый список улиц, отходящих в Бухаресте от «Calea Victoriei»[212]212
  «Аллея Победы» (рум.) – вписано от руки.


[Закрыть]. Придя потом к больной, я ей прочла все эти названия, и она, очень обрадовавшись, сказала, что это была «Sfintii Voievozi Strada»[213]213
  «Улица Святых Князей» (рум.) (в тексте допущена ошибка – «Svinty» вместо «Sfintii») – вписано от руки.


[Закрыть]. В этот раз я решила ей сделать несколько проверок и, взяв с собой много всевозможных фотографий наших родных и знакомых, стала ей их показывать. Больная спокойно на них смотрела и все время повторяла: «Ich Kenne Sie nicht! »[214]214
  «Я ее не знаю» (нем.) – вписано от руки.


[Закрыть], – но, когда еще издали увидала одну фотографию Вел[икой] Кн[яжны] Ольги Ник[олаевны] с Ритой Хитрово, которую никто почти не знает и на которой трудно сразу их узнать, она вдруг закрыла глаза, откинулась назад и закричала: «Nein! Das Капп ich nicht sehen!»[215]215
  «Нет! Я не могу этого видеть!» (нем.) – вписано от руки.


[Закрыть]. To же самое еще раз повторилось с маленькой, любительской фотографией Татьяны Ник[олаевны]. Это меня поразило. Потом я, будто бы ей показывая красивые открытки, поворачивала их незаметно на обратную сторону, и она опять спокойно смотрела на почерки, но, когда только еще издали заметила почерк Татьяны Ник[олаевны], то опять попросила скорее спрятать эту открытку, хотя раньше видела почерк моей дочери, напоминающий Татьяны Николаевны, но на него не обратила внимания. В этом, конечно, мог только разобраться человек, великолепно знающий почерки Вел[иких] Княжон. Единственно, что меня смущало – это ее немного польский акцент, когда она выговаривала фамилию Чайковский и та манера, которой она произносила их все имена. Сына она называла «Alexis»[216]216
  «Alexis» – вписано от руки.


[Закрыть], а мужа и его брата «Alexander»[217]217
  «Alexander» – вписано от руки.


[Закрыть]и «Sergius»[218]218
  «Sergius» – вписано от руки.


[Закрыть]. Она говорила, что они хорошо к ней относились, но призналась в том, что будто бы перевели ее в католичество и добавила, что поэтому, когда я ее на днях перекрестила по-православному, она так заплакала. У Клейст в квартире еще жили две польки, которые часто при M[ademois]elle[219]219
  «М-elle» – вписано от руки.


[Закрыть] Киреевой приходили к «Unbekannte»[220]220
  «Unbekannte» – вписано от руки.


[Закрыть] и по-польски с ней говорили, так что M[ademois]elle[221]221
  «М-elle» – вписано от руки.


[Закрыть] Киреева ничего не понимала, а они очень смешили и забавляли больную. Это нам тоже казалось странным, так как трудно было допустить, чтобы она могла так быстро научиться польскому языку, да еще в таком больном состоянии здоровья.

Вернувшись домой, я себя скверно почувствовала после всех тяжелых переживаний этих дней и сказала M[ademois]elle[222]222
  «М-elle» – вписано от руки.


[Закрыть] Киреевой, которая шла к больной на ночное дежурство, ей передать, что завтра не смогу к ней придти и прошу мне сделать удовольствие, написав мне несколько слов. (Нам интересно было получить ее почерк). Когда же та попросила об этом «Unbekannte»[223]223
  «Unbekannte» – вписано от руки.


[Закрыть], она ей ответила, что, к сожалению, писать совершенно из-за нездоровья не может; а на вопрос M[ademois]elle[224]224
  «М-elle» – вписано от руки.


[Закрыть] Киреевой, что как же в таком случае она все-таки написала письмо Вел[икой] Кн[ягине] Ксении Алекс[андровне], которое дал нам Клейст, – больная очень удивилась и заявила, что никогда никакого письма не писала. Это обстоятельство нас очень озадачило. Кроме того «Unbekannte»[225]225
  «Unbekannte» – вписано от руки.


[Закрыть] ночью сказала: «Иезус Мария», что нас также удивило.

На следующее утро я наконец получила долгожданный ответ от Вел[икой] Кн[ягини] Ксении Алекс[андровны]. Привожу его полностью:

Hvidor[226]226
  «Хвидор» (дат.) – вилла в Дании, на которой после революции жила вдовствующая Императрица Мария Федоровна.


[Закрыть]

29 Июля 1922

Милая Зинаида Сергеевна,

Спешу Вам ответить на Ваш вопрос. Нет, это опять что-то не то – я никогда ее так не называла. Но меня очень интересует, в чем дело, и буду Вам весьма благодарна, если Вы когда-нибудь объясните. Шлю сердечный привет.

Искренно Ваша

Ксения

21 Июля. 3 Августа.

Несносная почта – не разобрала мои каракули, но все же ясно написано – «Spon», а не «Schon».

Ксения

Это письмо привело меня в недоумение, так, во-первых, имя оказалось неверным, а, во-вторых, очень было удивительно, что именно оно так долго путешествовало, чего никогда раньше не бывало с другими письмами от Вел[икой] Княгини.

В это же утро мне протелефонировал Ф[едор] Николаевич] Безак, что графиня Мария Артуровна Менгден приехала в Берлин и очень хотела бы меня видеть. Во время нашего разговора был странный шум в телефоне, и Феодор Ник[олаевич] мне сказал: «А нас, кажется, подслушивают!». Через 5 минут после этого мне позвонили от Клейст, что «Unbekannte»[227]227
  «Unbekannte» – вписано от руки.


[Закрыть], находясь в очень нервном состоянии, во что бы то ни стало хочет меня видеть, и потом спросили, что, кажется, приехала гр[афиня] Менгден, добавив, что это, наверное, для того, чтобы видеть больную, на что я ответила, что они ошибаются, так как приехавшая гр[афиня] Менгден не фрейлина императрицы Марьи Федоровны. Этот факт меня тоже неприятно поразил.

Придя днем к больной, я застала в ее комнате баронессу Клейст, которая сидела у нее на кровати, а та плакала и бормотала: «Das Kind! Das Kind!»[228]228
  «Ребенок! Ребенок!» (нем.).


[Закрыть]. На что баронесса ее все время спрашивала: «Mein Schatzchen aber sagen Sie doch fur Kind?»[229]229
  «Сокровище мое, но скажите же, что за ребенок?» (нем.).


[Закрыть].

Увидев меня, «Unbekannte»[230]230
  «Unbekannte» – вписано от руки.


[Закрыть] стала меня умолять рассказать баронессе об ее тайне, на что я не согласилась, сказав, что дала ей слово никого в это не посвящать. Тогда она сама начала обо всем говорить и требовала, чтобы я докончила рассказ. После чего баронесса вышла из комнаты и, открыв дверь в коридор, натолкнулась на мужа, который там почему-то стоял. Он сразу же вызвал меня и стал мне хвастаться своими полицейскими способностями, говоря: «Вот видите, какой я чудный сыщик! Как я все заранее предугадал! Ведь я вам уже давно говорил, что, наверное, у нее есть ребенок!». Эта вся история произвела на меня удручающее впечатление, так как имела вид подстроенный. А когда на мое сообщение о письме Ксении Алекс[андровны] Барон воскликнул: «Ну конечно, Вел[икая] Княгиня никогда не сознается, что Анастасию Ник[олаевну] так называла, и вообще никогда ее не признает из-за состояния Государя, находящегося заграницей, наследницей которого теперь является больная!». Меня это до того возмутило, что, сказав ему в ответ несколько теплых слов, я скорей ушла обратно к больной, но уже с чувством недоверия ко всему окружающему.

В этот день «Unbekannte»[231]231
  «Unbekannte» – вписано от руки.


[Закрыть] почему-то также была в недобром настроении и, кроме Баронессы Буксгевден, стала мне ругать M[onsieur] Жильяра, говоря, что он был Им не предан, M[ada]me[232]232
  «М-me» – вписано от руки.


[Закрыть] Вырубову, про которую тоже сказала совершенно неправдоподобную вещь, и опять очень не хорошо отозвалась о своей Бабушке, что меня возмутило. Вообще после всего этого, впечатление насчет больной создалось у меня опять скорее отрицательное.

Вечером я получила в ответ на мое подробное письмо телеграмму из Копенгагена от Князя Сергея Долгорукого, что это все вздор, что Они в это не верят и советуют больше этим не заниматься, и еще пришел тоже ответ на мое письмо от Баронессы Буксгевден, в котором она выражала удивление, что я опять занялась этой историей, [она] категорически заявляла, что «Unbekannte»[233]233
  «Unbekannte» – вписано от руки.


[Закрыть] не похожа ни на одну из Вел[иких] Княжон, и написала мне об одной примете Анастасии Ник[олаевны], которой именно у этой больной не было. (К сожалению, эта телеграмма и письмо остались среди моих вещей в Берлине). После всех этих веских опровержений и всех моих неблагоприятных впечатлений я сама, хорошенько взвесив все за и против, пришла к заключению, что тоже признать больную за Анастасию Ник[олаевну] не могу, но чистосердечно признаюсь, что несколько дней сильно колебалась. Но потом ее рассказы только про убийство Царской Семьи и о своем спасении не были для меня достаточным доказательством, что она – Вел[икая] Княжна, а странные случаи с фотографиями и почерком все же не могли окончательно убедить.

Кроме того, повторяю, что ни на один из моих многочисленных вопросов, которые могли бы именно нам доказать ее идентичность, она не ответила.

Привожу их полностью:

1) Как звали Вел[икие] Княжны Великого Князя Михаила Александровича и Князя Константина Константиновича[234]234
  Домашнее прозвище Великого князя Михаила Александровича – «Милый Floppy», Константина Константиновича – «селедка».


[Закрыть]?

2) Как Они звали M[ademois]elle Шнейдер[235]235
  Домашнее прозвище Е. А. Шнейдер – «Трина».


[Закрыть]?

3) Как фамилии Николая Дмитриевича и Николая Николаевича? (это Деменков и Родионов, которые были на «Штандарте», которых Царская Семья очень любила и писала им через нас из Сибири).

4) Как звали меня и моих детей?

5) Кто была Зизи и кто была Тили? (это про M[ada]me[236]236
  «М-me» – вписано от руки.


[Закрыть] Нарышкину и M[ada]me Деи).

6) Как Они звали в своих письмах к нам Папа-Федорова и его жену?

7) Кто учил ее музыке[237]237
  Дочерей царя музыке обучала С. К. Буксгевден.


[Закрыть]?

8) Каким уменьшительным именем звали Они M[onsieur] Жильяра?

9) Как Вел[икие] Княжны говорили слово «понимаете»?

10) Куда Они ездили днем кататься, когда жили в Царском Селе?

11) Кто жил на Средней улице, где Они проезжали по утрам? (Вел[икие] Княжны всегда смотрели к нам в окна и потом рассказывали кого видели, как кто был одет и что делал).

12) Где она нас видела в России?

13) Какие вещи своей работы мы Им прислали в Царское, уже во время Их заключения, и которые Они взяли с собой в Тобольск? (Они часто в письмах о них упоминали).

14) Кто была Рита?

15) Когда ей проткнули уши для серег?

Что же касается наружности больной, то такого поразительного сходства с Анастасией Ник[олаевной] у нее не было; а самое главное, меня удивлял ее разговор только по-немецки, и была очень несимпатична и подозрительна вся обстановка, среди которой она находилась.

Написав Клейсту письмо (7 Авг[уста] 1922), что не могу признать «Unbekannte»[238]238
  «Unbekannte» – вписано от руки.


[Закрыть] за Вел[икую] Княжну, я ему дала официальную записку, которую просила приложить к делу следующего содержания: «Присоединяюсь к мнению баронессы Буксгевден, Саблина и Папа-Федорова». В ответ на это барон мне написал, что больная, узнав о моем письме, очень огорчилась и воскликнула: «Как, даже и эта меня не признала. Неужели M[ada]me[239]239
  «М-me» – вписано от руки.


[Закрыть] Толстая, которая знала меня с раннего детства и нянчила на своих руках, могла так поступить!».

Эта фраза мне окончательно доказала, что «Unbekannte»[240]240
  «Unbekannte» – вписано от руки.


[Закрыть] не Анастасия Ник[олаевна], так как мы с Вел[икими] Княжнами ближе познакомились только в 1915 г [оду], и никогда я Их в детстве не носила и не играла с Ними.

После этого Клейст, по-видимому, подозревая, что одной из причин моего отказа было какое-нибудь известие из Копенгагена, стал еще настоятельно от меня требовать этого документа, чтобы вложить его в дело. Конечно, я ему не отдала телеграммы, и вообще мне стоило большого труда от него отделаться.

Заканчивая описание всего того, что я видела и наблюдала, я желаю оставаться вполне беспристрастной, а потому не могу скрыть, что все то, что я слышала о «неизвестной больной» за это последнее время, меня опять очень волнует и наводит на сомненья. Да пошлет Господь, наконец, раскрыть эту тайну.

Зинаида Толстая

ГАРФ.Ф. 10060. Оп. 1.Д. 46. Л. 3-11 об. Подлинник. Машинопись.

№ 16. Подборка фрагментов из показаний Пьера Жильяра о посещении им и Александрой Жильяр (Теглевой) Анастасии Чайковской 26-27 июля 1925 года, подготовленная и прокомментированная Великим князем Андреем Владимировичем[241]241
  Зачеркнуто «это». От руки вписано «факт».


[Закрыть]

Описано исключительно на основании письма г[осподина] Жильяра.

«В Июле месяце 1925 года Великая Княгиня Ольга Александровна написала моей жене, [что] просит ее приехать вместе со мной в Берлин, чтобы посмотреть в одном из госпиталей этого города лицо, которое уверяет, [что] она есть Великая Княжна Анастасия Николаевна.

Это письмо нас очень смутило, так как чувствовалось, что Великая Княгиня сама была взволнована, она нам сообщила некоторые воспоминания больной и, между прочим, писала, что больная уверяла окружавших ее лиц, что ее тетя Ольга называла ее "Швибзик . Факт[242]242
  Зачеркнуто «не». От руки вписано «еле».


[Закрыть]был верный и тем более странный, что лишь немногие знали эту интимную подробность.

Мы выехали в Берлин 5 Июля 1925 г[ода] и были встречены датским посланником, у которого мы остановились. На следующий день после приезда мы отправились с ним в Католический госпиталь, где мы провели около больной несколько часов. Она была в очень подавленном состоянии после перенесенной за два дня до этого операции, и мы еле[243]243
  По этому поводу г[оспо]жа Ратлеф пишет: «С 20 Июня 1925 г[ода] больная находилась на моем попечении. После перенесенной тяжелой операции она неподвижно лежала с повышенной температурой, которая колебалась от 39 до 402 В один из таких дней вошел в комнату, где лежала больная, датский посланник с каким-то господином и дамой. Фамилии они мне так и не сказали. Лишь в Октябре я узнала, что это были г[осподин] Жильяр и его жена». В этот день больная не узнала господина] Цаале, хотя с нетерпением ожидала его возвращения из Копенгагена.


[Закрыть] могли ее допросить[244]244
  Ссылка Великого князя Андрея Владимировича – приведена в конце документа.


[Закрыть]. Мы, – продолжает г[осподин] Жильяр, – вернулись на следующий день, но больная нас так же не узнала, как и накануне. Так как она себя чувствовала гораздо лучше, я ее снова допрашивал, но не мог добиться ничего. Указав после этого на мою жену, я спросил, знает ли она, кто эта дама, которую она должна была хорошо знать. Она долго на нее смотрела и ответила: "Это младшая сестра моего отца”. Я ее спросил еще, не знает ли она, кто такая Иза (уменьшительное имя баронессы Буксгевден), Трина[245]245
  Трина – Шнейдер Екатерина Адольфовна.


[Закрыть] (г[оспо]жи Шнейдер) и Шура (моей жены) – так как так их называли всегда Императрица и Великие Княжны в частной жизни, и я настаивал особенно на имени моей жены. Все, что мы могли от нее добиться, так ответ [который] был: "Не знаю, не могу”»[246]246
  Г[оспо]жа Ратлеф добавляет тут, что когда «Датский посланник г[осподин] Жильяр вышли, жена Жильяра попросила меня показать ей ноги больной. Когда я открыла ноги, г[оспо]жа Жильяр сказала с выданным волнением: "Ноги совершенно похожи на ноги Великой Княжны Анастасии Николаевны – у нее, как и у больной, правая нога хуже левой'’».
  Датский посланник по этому поводу пишет (24 Янв[аря] 1927 г[ода]): «Недели три тому назад у меня были гр[аф] Гарденберг, Гофмаршал Вел[икий] Герцог Гессенский и г[осподин] Жильяр, которого я спросил в присутствии гр[афа] Гарденберга, помнит ли он, что его жена моей и мне и совершенно ясно сказала, что ноги г[оспо]жи Чайковской, которые его жена по моей инициативе наблюдала, очень похожи на ноги Великой Княжны Анастасии Николаевны. Г[осподин] Жильяр должен был это подтвердить».
  Г[оспо]жа Жильяр по этому поводу написала (12 Янв[аря] 1927 г[ода]): «У Великой Княжны Анастасии Николаевны была очень сильная деформация на обеих ногах и с двух сторон. Профессор] Федоров говорил об операции ног с Ее Величеством; он писал, что другим способом изменить деформацию невозможно. У больной я нашла деформацию ног, но в гораздо более слабой форме, чем у Вел[икой]
  Кн[ягини] Анастасии Николаевны и только с одной стороны, что противоречит мнению профессора] Федорова, который утверждал, что без операции деформация уменьшиться не может».


[Закрыть][247]247
  Ссылка Великого князя Андрея Владимировича – приведена в конце документа.


[Закрыть].

Далее г[осподин] Жильяр пишет: «Во время посещения больной мы изучили каждую черту ее лица с большим вниманием; мы совершенно не могли найти, за исключением цвета глаз, малейшее физическое сходство между ней и Великой Княжной Анастасией Николаевной. У больной нос очень длинный и конец сильно приподнят, рот очень широк и губы толстые и мясистые. У Великой Княжны Анастасии Николаевны нос был прямой и короткий. Рот скорее маленький и губы тонкие. Форма ушей не соответствовала, ни выражение глаз, ни звук голоса, в общем, мы не нашли ничего, что могло бы заставить нас поверить, что больная могла быть Великой Княжной Анастасией Николаевной.

Несмотря на этот совершенно отрицательный результат, в виду рассказа г[осподина] Цаале, что больная получила удар прикладом, которым ей выбило семь зубов и могло ее обезобразить, мы решили вернуться в Берлин, когда больная поправится, чтобы снова ее допросить.

Вернувшись в Швейцарию, мы получили из Берлина сообщение, содержавшее довольно странные вещи. Кроме того, в Сентябре, моя жена и я, мы поехали провести время в Женеве, где находились в то время г[осподин] Цаале с женой. В результате всего этого я был снова сильно заинтригован всем этим, и моя жена снова стала надеяться, что больная, быть может, несмотря на все, [окажется] той, которую она так любила».

В письме своем на имя датского посланника в Берлине от 13 Июня 1926 г[ода] Жильяр пишет: «Сознавая огромную ответственность, которую мы на себя брали, мы вам сказали, что мы предполагаем снова повидать больную при прежних условиях».

Хотя г[осподин] Жильяр и пишет, что во время посещения больной в Июле 1925 [года] он нашел несходство в ушах между больной и Великой Княжной Анастасией Николаевной, однако, в письме от 30 Марта 1926 г[ода] на имя Кн[язя] Н[николая] Владимировича] Орлова пишет, что, возвращаясь из Берлина, после второго посещения больной (Октябрь 1925 г[ода]) он с женой провели два дня у Вел[икого] Герцога Гессенского, который нам сообщил чрезвычайно важное обстоятельство. У Великой Княжны Анастасии Николаевны была особая форма ушей, часто встречающаяся в Гессенском Семействе (верхний край ушей не завернут как обыкновенно, но плоский). Великий Герцог часто говорил с Императрицей об этой особенности формы ушей Великой Княжны Анастасии Николаевны. У больной же – ничего подобного.

Из этого видно, что г[осподин] Жильяр, несмотря на 12 лет, проведенных около Великих Княжен, никогда не замечал эту особую форму ушей у Великой Княжны Анастасии Николаевны и узнал об этом лишь в 1925 г[оду] после двукратного посещения больной, что не помешало ему, однако, писать, что и в Июле и Октябре 1925 [года] он нашел несходство форм ушей, хотя узнал об этом несходстве лишь позднее.

ГАРФ. Ф. 10060. On. 1. Д. 39. Л. 1-7. Подлинник. Рукопись.