Текст книги "Рукопашная с купидоном"

– Ну, это не деревня, раз там есть телефоны. Скорее небольшой городок. Кроме того, я не хочу звонить, – призналась Лайма. – В прошлый раз трубку взяла какая-то из Сониных двоюродных теток и принялась голосить так, что я чуть не умерла от жалости.

– Ладно, я сам позвоню, – вздохнул Болотов.

Лайме стало не по себе. Алексей проявляет себя с самой лучшей стороны, помогает им с Любой изо всех сил. Ей же придется обманывать его до тех пор, пока она не выполнит свою секретную миссию. Еще неясно, как развернутся события. Будут они с Медведем и Корнеевым охранять индуса по очереди или всем скопом? Сможет ли она приезжать вечерами домой или всю неделю проведет в гостинице?

– Самое ужасное, – она начала подводить базу под свое исчезновение, – что в ближайшие несколько дней мне придется много ездить. Нужно подобрать новое помещение. Я говорила тебе, что нас выселяют? Мы с Николаем Ефимовичем как раз обсуждали будущее центра, когда ты приехал.

– Я так и понял, – коротко ответил Болотов, и Лайма тут же насторожилась.

Что-то он слишком лаконичен. Нет, у них определенно что-то произошло с Агашкиным после ее ухода.

В этот момент вернулась Люба – грустная-прегрустная. Подруги обнялись и некоторое время стояли, громко сопя. Когда же расцепились, у обеих были мокрые глаза.

– Соня погибла, – шепотом сказала Люба. – Я чувствую. Петька – сирота.

– У него есть Возницын, – возразила Лайма дрогнувшим голосом. – Не верю, что Кисличенко нас обманула. Возницын все-таки отец. Мне кажется, Петька даже похож на него. Видишь, какие у него волосики? И чуб так и норовит упасть на один глаз.

– Сейчас повезем его к моей маме, а то мне завтра на работу – с кем его оставить?

– Надеюсь, у Татьяны Петровны крепкие нервы, – пробормотала Лайма.

– Если она терпела двух моих оглоедов, а маленькие они были те еще скандалисты, то уж с одним-то крикуном наверняка справится.

– Люба, я отвезу тебя с ребенком к Татьяне Петровне, – подал голос Болотов, – а вечером попробую дозвониться до Сониных родственников. Надо же что-то делать! Хотя бы то, что в наших силах.

– Милиция считает, что Соня загуляла, – сказала Люба. – Они расспрашивали соседей, Полю в том числе, и пришли к выводу, что одинокая мать пустилась во все тяжкие. Ребенок остался с нянькой. Кроме того, у нее есть верные подруги.

– Но Соня бы позвонила!

– Если бы она позвонила, ее бы уговорили вернуться. А она хочет погулять всласть – так они считают.

– Какая глупость, – фыркнула Лайма. – Соня никогда не гуляла по-черному. И каждый вечер возвращалась к Петьке.

– Ну… Не каждый вечер, – возразила Люба. – Но, конечно, и не пропадала надолго.

Они могли часами обсуждать случившееся, но для того, чтобы узнать, что произошло на самом деле, нужна была дополнительная информация. Но как ее получить?

Женщины собрали детские вещи, спустились вниз и сложили сумки в багажник машины. Люба с Петей на руках устроилась на заднем сиденье, а Болотов, прежде чем сесть за руль, подошел к Лайме и негромко спросил:

– Я потом приеду к тебе?

– Ой, нет, – встрепенулась она. – Я не домой. Мне еще кое-что нужно сделать… По работе. И я не знаю точно, когда вернусь. Давай сегодня ты переночуешь у себя. Кроме того, тебе предстоят важные телефонные переговоры…

– Ладно, – Болотов вздохнул и запечатлел на ее губах сухой короткий поцелуй.

Такие поцелуи особенно удавались ему, однако Лайма их не любила. Ей казалось, что они похожи на данное второпях обещание.

Конечно, Лайма соврала ему насчет работы. Но ей так хотелось побыть одной сегодня вечером! Тем более что было о чем подумать. Она – руководитель спецгруппы. Завтра прилетает Нанак Бондопаддхай, которого могут шлепнуть прямо в аэропорту. И она лично отвечает за его сохранность. Но как, как она будет его охранять и защищать? Висеть у него на груди наподобие ручной обезьянки? Может быть, эти два типа, которые поступили к ней в подчинение, знают что-нибудь такое… специальное? А если нет? Вдруг они привыкли только тупо выполнять указания?

Открыв дверь своей квартиры, Лайма бросила сумку под вешалку и скинула узкие туфли. В квартире было душно и пахло полиролью. Она прошла к окну и распахнула его настежь. Сухой ветер ворвался внутрь и толкнул ее в грудь. На улице было темно, только фонари рассеивали анемичный свет, да по переулку, сверкая фарами, словно хищники звериной тропой, пробирались автомобили. В носу у Лаймы неожиданно защипало. Она даже не помнит, когда плакала в последний раз от жалости к себе. Из-за других иногда плакала, это правда. Но о себе…

Кажется, сегодня есть повод для рыданий. Ее завербовали спецслужбы, это неоспоримый факт. Выдали паспорт на имя Ольги Удальцовой и мобильный телефон, оформленный неизвестно на кого. Сумку с оружием взял Медведь. Когда они вышли в коридор квартиры номер тринадцать, он нес ее в руке. Увидев это, Лайма сразу почувствовала гигантское облегчение.

Группа «У» соберется завтра в Шереметьеве-2 у трапа самолета, который прилетает в пятнадцать ноль-ноль. Нужно выехать заранее, чтобы не опоздать. Вот будет номер, если она застрянет в пробке! Интересно, а как справляются с заторами на дорогах суперагенты? Носятся по разделительной полосе на мотороллерах?

Мысли ее были прерваны пронзительным звонком телефона. Она вернулась в комнату, положила ладонь на трубку и несколько секунд медлила. Если раньше всегда можно было предположить, кто звонит, то сегодня ситуация изменилась кардинальным образом.

– Алло, – ответила она и замерла, ожидая ответа.

– Это я, Лайма, – голос Болотова будто обжег ей ухо – такой он был темпераментный. – Я дозвонился родственникам Сони. И знаешь, что они мне сказали?

– Что? – Лайма готова была поверить, что Кисличенко появилась в родном городке. Соскучилась и махнула на родину, уверенная, что нянька позаботится о малыше.

– Можешь себе представить, что Игорь Государев – ее одноклассник?

– Игорь Государев? – не веря своим ушам, переспросила Лайма. – Певец?

– Вот именно. Известный певец! Он тоже давным-давно живет в Москве. Так что вполне могло статься, что Соня действительно встречалась с ним возле метро.

– Почему же она нам никогда ничего не рассказывала? Ни словом не обмолвилась! Все-таки интересно… Государев… Такой человек!

Болотов в ответ хмыкнул и назидательно произнес:

– В этом – вся ваша женская дружба.

– Слушай, как странно, – вслух принялась размышлять Лайма. – Государев мог бы пригласить Соню в ресторан, на худой случай – в какое-нибудь кафе. С чего бы ему назначать встречу возле метро? Тем более что сам он наверняка ездит на машине, а не на общественном транспорте.

– Скорее, его возят, – высказал свое мнение Болотов. – С другой стороны, Соня живет возле этой станции метро, ей удобно.

– Думаешь, она сама попросила его туда подъехать?

– Теперь есть, у кого спросить. – В его голосе слышалась законная гордость.

– Ты такой молодец, спасибо тебе, – с чувством сказала Лайма. – Даже не ожидала, что ты окажешь мне такую помощь.

– Это же твоя подруга! Если бы пропал мой друг, ты бы тоже не сидела сложа руки. Значит, завтра я постараюсь как-нибудь выйти на Государева. Не знаю, что из этого выйдет, но попробовать обязательно надо. Если не получится, сходим в милицию. Они ведь тоже что-то делают.

– Да, только нам не докладывают, – согласилась Лайма. – Жаль, что я буду занята. Ой!

– Что – ой? – насторожился Болотов.

– Я вспомнила, что сказала Соня по поводу детских фотографий. Будто бы они нужны ее однокласснику для автобиографии. Нет, это точно Государев! О нем постоянно пишут в журналах, публикуют снимки. А Кисличенко в детстве ходила в фотостудию и везде таскала с собой фотоаппарат, она сто раз мне рассказывала. Могла сделать какие-нибудь редкие кадры.

Болотов обещал звонить и держать ее в курсе. Они тепло попрощались, но Лайме показалось, что ее жених немного сердит на то, что она не позволила ему приехать. Не то чтобы они никогда не ночевали порознь, но для этого всегда были очень-очень убедительные причины. Не то что теперь.

Не успела она положить трубку, как позвонила Люба Жукова.

– Что у вас там случилось с твоим Болотовым? – требовательно вопросила она. – Мне было неудобно спрашивать при матери, но он весь день ходил как в воду опущенный.

– Господи, Люба, он столкнулся у меня на работе с Агашкиным.

– О! Теперь все ясно. Агашкин кого хочешь доведет до белого каления.

Когда мать перевезла Лайму из Риги в Москву, та не сразу нашла себе новых подруг. Самой близкой оказалась как раз Люба Жукова. Агашкин же, как верный рыцарь, повсюду следовал за девочками. Иногда он доводил Любу до бешенства, и она пару раз здорово его поколотила. Агашкин и до сих пор ее побаивался, а Люба относилась к нему покровительственно и с большой долей юмора. «Тебе хорошо, – говорила она Лайме. – Если семейная жизнь не задастся, всегда есть верный Роберт со своей корявой рукой и пламенным сердцем».

– Они хотя бы не подрались? – спросила она с подозрением.

– Я не знаю, потому что сразу ушла, – призналась Лайма.

– Молодец. А я-то ломала голову, что это Болотов так разошелся.

– Разошелся?

– Он был совершенно несносным! Орал на Петьку, орал на меня, все валилось у него из рук. И глаза у него были противные-препротивные! Я даже рассердилась. Лайма, может, тебе немного повременить с замужеством?

– Не выдумывай. У него был примитивный приступ ревности. Кроме того, Люба, я хочу замуж.

– Ну, раз хочешь… Только учти, дорогая моя, с мужчинами происходят странные метаморфозы: замуж выходишь за орла, а разводишься со свиньей.

– Мне не хочется думать о разводе загодя, – запротестовала Лайма. – Слушай, я тут подумала: может, еще раз встретиться с Возницыным? Надо же ему сказать, что у него скорее всего есть сын. Тем более, я обещала. А то вдруг он попытается утопиться еще раз и преуспеет? И тогда ребенок уже на сто процентов останется сиротой. Я себе этого не прощу.

– Я не против, расскажи ему, – согласилась Люба. – Встретимся завтра вечером?

– Не знаю, – промямлила Лайма. – Я позвоню, хорошо? Я тебе говорила, что нас закрыли? Наш культурный центр?

– Болотов мне сказал.

– Люба, ты знаешь Игоря Государева? – неожиданно спохватилась Лайма.

– Мы познакомились с помощью телевизора, – ответила Люба. – Конечно, знаю, Лайма. Кто ж его не знает! Как включишь телик, он со своей гитарой тут как тут. Во всех передачах он. А что?

– А то, что Государев – одноклассник Кисличенко. Самородок из сибирской глубинки. Приехал в Москву с тетрадочкой стихов, а теперь дает концерты в Кремлевском Дворце.

– Но Соня никогда нам ничего не говорила! – воскликнула Люба. – Не может быть, чтобы она не похвасталась!

– И тем не менее.

– Ну ничего себе! Постой-постой, так ты полагаешь, что это именно с ним Соня встречалась возле метро?

– И для него накрасилась и приоделась. Вполне может быть. Завтра Болотов попытается выйти на Игоря Государева и договориться с ним о встрече. Или хотя бы о телефонном разговоре.

– Ой, не знаю, не знаю, – протянула Люба. – Так просто до него не доберешься. Сама подумай – он известный артист. Представляешь, как его девицы осаждают?

– Одна радость, что Болотов – не девица. Надеюсь, у него что-нибудь получится.

Положив трубку, Лайма взглянула на часы. Звонить Шепоткову уже поздно. Может быть, попробовать связаться с Агашкиным? Нет, лучше не надо. Он тотчас решит, что она полюбила его крепко и на всю оставшуюся жизнь. А то еще примчится и будет совать в замочную скважину кольцо с бриллиантом. Агашкин совершенно не понимал, что женщины не любят, когда им силой доставляют радость. Он мечтал сделать Лайму счастливой вопреки всему.

Лайма некоторое время бродила по комнате, потом все-таки решилась и набрала домашний номер Шепоткова. Ответила ей супруга Николая Ефимовича, Арина, женщина суровая и в высшей степени подозрительная. Услышав женский голос, который попросил к телефону ее мужа, она невежливо спросила:

– А кто это?

– Лайма Скалбе, – кротко ответила Лайма.

– Иди, это твоя Скалбе-Балбе, – проворчала Арина, и Лайма услышала, как супруг зашипел на нее, словно гусь.

Потом он долго откашливался и наконец ответил:

– Алло.

– Алло, – тоже сказала Лайма. – Николай Ефимович, это Лайма. Извините, что беспокою вас дома… Но я очень нервничала сегодня, когда мне пришлось уехать… с братом.

– Ничего страшного, – неопределенным тоном ответил Шепотков, и Лайма поняла, что он ничего ей не расскажет. Просто потому, что Арина стоит где-то рядом, вперив в него царственный взор.

Все-таки Лайма не захотела сдаваться и спросила:

– Как там вели себя мои друзья? Видите ли, до сегодняшнего дня они не были знакомы друг с другом, и я подумала, что они вряд ли найдут общий язык…

В ответ послышалось какое-то шуршание, хлопанье, кряхтение, потом щелчок, и, наконец, голос Шепоткова – не в пример более живой – прорезался где-то рядом:

– Я взял другую трубку и вышел на балкон, а то мои телевизор смотрят, – пояснил он. – Вы зря волнуетесь, Лайма. Ваши друзья отлично поладили друг с другом.

– Что вы говорите? – не поверила она. – Они что, пили на брудершафт?

– Нет-нет, ваш первый близкий друг…

– Агашкин?

– Он самый. Так вот. Он показал нам свое последнее изобретение – реактивную обувь. Между стелькой и подошвой есть резервуар, в который заливается топливо. Если включить моторчик, начинают работать двигатели, и ты поднимаешься в воздух. Невысоко – сантиметров на десять. И паришь! Правда, обувь еще не доработана, поэтому у Роберта не все получилось, но он так увлекательно рассказывал!

Лайма застонала. В детстве у Агашкина было прозвище – Самоделкин. Он постоянно что-нибудь изобретал и к тридцати двум годам стал обладателем полусотни патентов на изобретение. Изобретал он по большей части всякую дребедень, типа самовоспламеняющихся сигарет или чашек с подсветкой, и страстно любил демонстрировать свои шедевры на людях. При этом он обладал несомненным даром рассказчика, вернее, сказочника, и умел увлечь своей мечтой даже самого здравомыслящего человека.

– Мне все ясно, – мрачно сказала Лайма. – Они обсудили перспективы внедрения летающих ботинок в производство, прикинули бизнес-план и теперь будут вместе искать инвесторов.

– Откуда вы знаете?

– Да уж знаю.

Они с Шепотковым еще немного поговорили о дальнейших перспективах их Центра культуры и тепло распрощались.

– Как только я понадоблюсь, звоните, – закончила Лайма разговор.

Интересное кино! И Болотов, и Агашкин от нее без ума. Нечаянно встретившись, они сгорали от ревности и готовы были биться, как лоси. Но стоило им заговорить о Важном Деле, как все изменилось в один момент. Нет, определенно, никакая ревность не способна победить в мужчинах тщеславие!

4

Резкий звук заставил ее подпрыгнуть на постели. Был он какой-то диковинный – будто квакала лягушка и кто-то подыгрывал ей на баяне. Понадобилась целая минута, чтобы Лайма сообразила, что это звонит ее мобильный телефон. Тот самый, который ей вручили в доме номер тринадцать на конспиративной квартире. За окном все было темно-серым, словно наступила зима, и снег завалил улицы, и так не хочется вставать и идти на работу. Но потом Лайма взглянула на часы и сообразила, что еще не кончилась ночь – стрелки показывали четыре часа.

– Да, – просипела она страшным голосом. – Кто это?

– Медведь, – ответил ей шикарный бас.

– А чего вы звоните? – спросила Лайма, как-то сразу позабыв, что она командир спецгруппы.

– Ждем указаний.

– М-м-м, – пробормотала она. – Вот как?

Каких, на фиг, указаний они от нее ждут? Она постаралась сосредоточиться и, чтобы побыстрее проснуться, изо всех сил дернула себя за нос.

– Встречаемся завтра в аэропорту в половине третьего. – Ничего более умного ей в голову не пришло.

– Есть. Каким будем пользоваться транспортом?

Блин. Действительно, каким?

– Поедем на такси, как обычные люди.

– Нас слишком много для такси, – напомнил Медведь. – Гостей двое и нас трое. Пятеро. Да еще шофер. А два такси заказывать нецелесообразно. Любая непредвиденная ситуация разделит нас на две группы и ослабит.

Лайма поводила языком за щекой и важно заявила:

– Я отправлюсь с гостями на такси, а вы приезжайте на своем автомобиле, подстрахуете нас. За рулем будет Корнеев. Продумайте этот вопрос. Одна машина всегда должна находиться в нашем распоряжении.

Она гордилась собой. Как быстро сообразила! Возможно, мужчины действительно принимают решения с умом, но им никогда не превзойти женщин в скорости.

– А что с дислокацией? – не отставал настырный Медведь.

– Определимся на месте. Это все?

– Все.

– Тогда до встречи.

Лайма положила телефон на столик и посмотрела на него задумчиво. Дислокация, хм. Выходит, когда они завтра сойдутся в аэропорту, оба типа будут смотреть на нее выжидательно. А она должна сощурить глаз и по-мужски приказать: «Корнеев идет налево и прячется за пятую по счету колонну, а Медведь прикрывает нас с балюстрады». Ну, или что-нибудь в этом роде.

Сладкий сон улетел в открытое окно, помахав ручкой. Лайма села на кровати, поджав под себя ноги, уставилась в одну точку и принялась рассуждать. Прихлопнуть кого-нибудь в аэропорту может только фанат или камикадзе: тот, кому все равно, поймают его или нет. Киллер вряд ли станет стрелять в столь людном месте – охраны полно, да и с территории трудно выбраться. Скорее всего за Бондопаддхаем будут следить. Если у неоатеистов есть информация о времени его прибытия, его засекут у трапа. И уже не выпустят из виду. Выходит, на первых порах главная задача группы – оторваться от возможного «хвоста».

Решив так, Лайма забралась под одеяло и попыталась подумать о чем-нибудь приятном. Ничего не вышло. В голове теснились обрывки воспоминаний. Вот Соня Кисличенко в красивом синем жакете, пахнущая духами, чмокает ее в щеку и уходит навсегда. Агашкин сует ей в нос шикарный бриллиант и требует назначить день свадьбы. Болотов с Петей на руках открывает дверь и сурово хмурится. Борис Борисович Дубняк грозит ей пальцем и говорит: «Не вздумайте сбежать, а то ваша бабушка окажется в тюрьме…»

Бабушка Роза, конечно, никого не сбивала – машину у нее угнали. Но что стоит человеку такого уровня, как Дубняк, немного «помочь» следствию? Да уж, ее крепко посадили на крючок.

Назавтра, выходя из дому, Лайма заперла за собой дверь, остановилась и несколько секунд смотрела на нее пристально. Скоро ли удастся сюда вернуться? На секунду ей стало страшно. Чтобы снова не впасть в панику, она решительно сбежала по ступенькам и вышла из подъезда – так сказать, в неизвестность.

Шофер такси ей понравился – он ехал быстро, но очень аккуратно, и почти не разговаривал. Лайма решила попросить его подождать, чтобы на этой же машине отвезти Бондопаддхая в гостиницу. Ожидание влетит в копеечку, но разве им приказано экономить?

– Не вздумайте улизнуть, – предупредила она. – Даже если я сильно задержусь, не нервничайте. Я выйду непременно. Вот вам аванс.

Она заплатила ему из собственного кошелька довольно приличную сумму и, увидев, что он вполне успокоился, показала, где лучше остановиться. Потом сложила коленки и одним плавным движением вынесла ноги на улицу. По телевизору она видела, что именно так выходила из машины Катрин Денев, когда приезжала в Москву на кинофестиваль. Правда, Денев подавали руку ослепительные красавцы, а ей никто ничего не подал, но это неважно. В юбке до колен и изящной кофточке она чувствовала себя элегантной. Правда, сумка была великовата, но только в нее входило все то добро, которое Лайма таскала с собой. Единственной уступкой новому положению были туфли без каблука – вдруг придется убегать от врагов?

Когда она очутилась у входа в здание аэропорта, страх, который глодал ее все утро, куда-то исчез. Появился хороший, здоровый пофигизм. «Может, этого индуса пристрелят сразу же, – подумала Лайма. – Дубняк отругает меня и отпустит на все четыре стороны?» Она одернула юбку и вошла внутрь. Часы показывали ровно половину третьего.

Аэропорт всегда поражал Лайму обилием путешествующего народа. Сама она всего два раза в жизни летала в отпуск за границу и считала это настоящим приключением. Здесь же ходили люди с такими скучными и озабоченными лицами, точно международный перелет для них – все равно, что досадный поход в магазин за забытой пачкой соли. Только неуемные маленькие дети откровенно радовались переменам, они скакали и прыгали, дергая родителей за рукава и подолы.

Медведь стоял под электронным табло с бегущими строчками цифр и просматривал газету. Лайма могла бы поклясться, что он ее увидел. Однако не проявил никакой заинтересованности. С чего бы это? Она прошлась туда-сюда один раз, другой… Ноль эмоций.

Интересно, а где Корнеев? Остался в машине? Вряд ли. Они должны были встретиться все втроем и уже на месте решить, кто где расположится. Может, подойти к Медведю самой?

Лайма неторопливо направилась к нему, но не успела пройти и половину пути, как он сложил газету и двинулся в другую сторону. Интересно, что он хочет этим сказать? В тот же миг в сумочке заквакал мобильный.

– Э-э-э, – раздалось оттуда, и Лайма сразу поняла, что слышит Корнеева.

– Где вы? – прошипела она. – Какого черта?

– Ш-ш!

– Что значит – ш-ш?!

– За вами следят, – ответил Корнеев. – Побродите тут пока, а мы посмотрим. – И он отключился.

У Лаймы внутри все похолодело. Каким образом неоатеисты смогли ее вычислить? Она ведь выехала из своей собственной квартиры еще Лаймой Скалбе, а не Ольгой Удальцовой! Что происходит?

Она принялась шнырять по залу ожидания, напоминая всполошенную мышь, которая случайно попала на сырный склад. Огромного труда при этом ей стоило не озираться по сторонам. Понятное дело: если она начнет оглядываться, преследователи попрячутся.

Неожиданно она увидела Корнеева. Он стоял у стойки, держа в правой руке стопочку таможенных деклараций – в белом полотняном костюме и узких очках, которые делали его еще неотразимее. Вокруг пускала слюни по меньшей мере дюжина баб, но он не обращал на них никакого внимания. В левой руке у него был зажат тот самый «калькулятор», которым он баловался накануне. Заметив, что Лайма смотрит на него, он скорчил страшную рожу и мотнул подбородком.

Лайма повернулась… и лицом к лицу столкнулась с Робертом Агашкиным.

У него была растерянная физиономия, а в руках он держал большую плоскую коробку.

– Роберт! – ахнула она и тотчас увидела, что сзади приближается Медведь.

Корнеев поднял вверх указательный палец, вероятно, показывая, что преследователь один. Медведь кивнул и прибавил шаг.

– Лаймочка! – воскликнул Агашкин. – Я купил тебе свадебное плать…

Договорить он не успел, потому что Медведь был уже тут. Вероятно, он воспользовался каким-то приемом, призванным сбить Агашкина с ног, – сделал неуловимое движение руками и провел что-то вроде подсечки. Похоже, он ждал, что противник завалится назад: выставил вперед широкую грудь и растопырил руки, готовясь принять тело.

Вместо того чтобы потерять равновесие, Агашкин как-то странно чавкнул, потом загудел и затрясся мелкой дрожью. Из задников его ботинок неожиданно вырвалось короткое пламя, рявкнуло и погасло. Агашкин подпрыгнул, замахал свободной рукой, подпрыгнул еще раз и, не удержавшись, повалился на пол. Пламя жалко пшикнуло и умерло. Агашкин сел, растерянно глядя по сторонам.

– Ни черта себе! – воскликнул подошедший Корнеев. – Что это было?

– Отвлекающий маневр, – проворчал Медведь, взяв Агашкина за шкирку. – В коробке у него наверняка пушка или трубка с ядом.

– Спокойно. Отпустите его! – приказала Лайма намеренно грубым тоном. – Неужели вы не можете отличить бандита от безобидного обывателя?

– Лаймочка! – простонал Агашкин, с ужасом взирая на тяжелую тушу Медведя, нависшую над ним. – Что это?

– Не все ли тебе равно, Роберт? – прошептала она, наклоняясь к его уху. – Катись отсюда, пока тебе не оторвали ноги вместе с ценными ботинками. Эти типы шутить не любят. Понял?

– Хорошо, хорошо, – заволновался Агашкин, суетливо отряхиваясь. И, обращаясь к Медведю, капризно потребовал: – И не надо на меня так кровожадно смотреть, я ведь не куриный окорочок!

– Пшел, – сказал Корнеев и, подтолкнув Агашкина в спину, посмотрел на Лайму. – Коробку точно не будем открывать?

– Я знаю, что в ней, – ответила она. – Господи, у нас совсем нет времени!

– Откуда он взялся? – лениво спросил Медведь. Судя по его позе, он не собирался торопиться до тех пор, пока все не станет ясно.

– Следил за мной от самого дома, – вынуждена была признаться Лайма. – Он… Э-э-э… Питает ко мне нежные чувства.

– Тьфу, – сказал Корнеев. – Может быть, стоит догнать его и что-нибудь в нем испортить?

– Это тебе не твоя пукалка с клавишами, – буркнул Медведь. – Испорчу я тебе! Потом доставай тебя из кутузки.

– Вы с ума сошли! – воскликнула Лайма. – Через десять минут самолет. Я запрещаю вам ругаться.

– Есть, – сказал Корнеев и посмотрел на свой «калькулятор».

– Что это у вас? – не выдержала Лайма. Подумала и прибавила: – Доложите.

– Комп, естественно. – Вы с него глаз не сводите. Почему?

– Как – почему? – опешил он.

– Для чего он вам сейчас нужен? – уточнила Лайма, и Корнеев удивленно ответил:

– Чтобы жить. – Он сунул ей в нос свою игрушку и показал экранчик, по которому что-то бегало и пикало. – Как без этого-то?

– Ясно, – сказала Лайма, которая использовала компьютер только для того, чтобы печатать внутриведомственные справки.

Она понятия не имела, каким образом он функционирует. И если вдруг на экран одна за другой начинали выскакивать плашки с тарабарскими вопросами, нажимала «О`кей» до тех пор, пока все не прекращалось. Когда она пыталась пройти ликбез у приходящих программистов, они смотрели сквозь нее, призрачно улыбаясь.

– Какие есть указания? – вернул ее к действительности Медведь. Его маленькие уши побагровели – вероятно, от негодования.

Он жаждал четкости и быстроты, а они с Корнеевым тянули время и отвлекались по пустякам. Лайма поняла, какие чувства его обуревают, только когда глазки-ириски приклеились к ее лбу.

– Предлагаю понаблюдать за нашим гостем издали, – поспешно сказала она. – Если противник осведомлен о месте и времени его появления в стране, он где-то тут. Нам нужно его вычислить и затем оторваться от преследования.

Медведь согласно кивнул, а Корнеев пробормотал, нажимая на крохотные кнопки со скоростью высококвалифицированной машинистки:

– А что будет делать тем временем гость? Если мы, вместо того чтобы его встретить, начнем за ним следить?

– Я его встречу, – отрезала Лайма. – Встречу и некоторое время продержу здесь, в аэропорту. Свожу его в кафе, в конце концов. Ваша же задача – распознать противника.

– Принято, – откликнулся Корнеев и отключился: глаза слились с экраном и потухли.

– А если противник будет вооружен? – продолжал допытываться Медведь. – И решит напасть?

– В этом случае действуйте по обстоятельствам.

– Ясно, действуем по обстоятельствам.

* * *

Нанак Бондопаддхай был орошен дорогим парфюмом, одет в европейский костюм кремового цвета и мягкие замшевые туфли с дырочками. На воротничке легкой рубашки красовалась изящная вышивка. «И ведь наверняка все – ручной работы», – подумала Лайма, улыбаясь, как заведенная.

Новый пророк держался важно, словно павлин в заповедном саду. Несмотря на невысокий рост, смотрел надменно, полуприкрыв глаза с тяжелыми коричневыми веками. На его оливковой щеке темнела большая родинка, похожая на кусочек бархата. По-английски он говорил чисто и правильно, на Лайму смотрел одобрительно и несколько раз подчеркнул, что возлагает особые надежды на свой визит в «эту богатую и обширную страну».

Помощник его оказался довольно забавным типом. Невысокий, в белом балахоне и свободных штанах, он постоянно что-то лопотал и размахивал руками. Глаза у него были круглыми, а рот маленьким, похожим на сморщенную вишню.

Лайма честно выучила его имя – Пудумейпиттан. Скорее, это была фамилия. Лайма так и не решилась выговорить ее вслух. Нового пророка, к слову сказать, она тоже никак не называла. Только в самом начале, когда выловила его возле ограждения, вежливо поинтересовалась:

– Господин Мегхани?

– Иес, – подтвердил тот и протянул ей руку тыльной стороной вверх, как делают женщины, рассчитывая на поцелуй.

На его мизинце сидел перстень с крикливым камнем. Лайма легонько потрясла драгоценные пальцы и на всякий случай сделала книксен. Со стороны она наверняка выглядела как дура.

Бондопаддхай привез с собой высокий и узкий чемодан, похожий на сейф на колесиках. За чемоданом приглядывал помощник и грохотал им так, словно таскал за собой гроб с костями. В кафе, куда Лайма привела их, индусы заняли центральный столик, и пророк слегка оттаял, когда увидел в непосредственной близости смазливую девицу в обтягивающем платьице и с голыми коленками. Она сидела прямо напротив, заложив ногу на ногу, и курила, далеко отставив локоть и выпуская дым поверх выпяченной нижней губы.

– В вашей стране очень красивые женщины, – заявил Нанак, одобрительно улыбаясь.

«Да уж, – подумала Лайма. – Женщины красивые, это факт. А вот к мужикам, по-моему, лучше и не приглядываться».

– У вас есть время немного осмотреться, – сказала она любезно. – Кроме того, очень важно не допустить обезвоживания организма после перелета. Заказать вам минеральную воду или сок?

Бондопаддхай заказал и воду, и сок, и кофе – решил комплексно бороться с обезвоживанием. Когда Лайма с тем же вопросом обратилась к его помощнику, тот замер на своем стуле и долго не мигая смотрел ей в рот. В конце концов Лайма плюнула и велела принести ему чаю с лимоном. Не понравится – сам будет виноват.

Ни Медведь, ни Корнеев не подавали признаков жизни, и она вся извертелась, потому что Бондопаддхай стал обращать пристальное внимание на девицу за соседним столиком. И улыбаться ей как-то уж слишком сладко. Физиономия его подобрела и очеловечилась, в глазах зажглись чарующие огоньки, и Лайма всерьез обеспокоилась. Девица затушила сигарету и, сложив ладошки под подбородком, принялась строить пророку глазки. Лет двадцати двух – двадцати трех, прехорошенькая, с распущенными по плечам светло-рыжими волосами, ярко накрашенными губами и точеным носиком. Глаза у нее были подведены так, что казались в два раза больше положенного.

Когда зазвонил мобильный телефон, Лайма схватилась за него с облегчением.

– Сходите в туалет, – предложил Медведь безапелляционным тоном. – Продвигайтесь прямо и налево. Там я вас перехвачу. Корнеев присмотрит за нашим восточным сокровищем. Надо посоветоваться.

Лайма извинилась перед гостями и сказала:

– Еще несколько минут, и мы можем трогаться в путь.

– Напишите, в какой гостинице мы остановимся, – потребовал Бондопаддхай, доставая из внутреннего кармана пиджака блокнот и ручку.