Текст книги "Свидетельницы зла"

Глава 6

– Что-нибудь удалось выяснить, майор?

Подполковник Рябов с заложенными за спиной руками стоял лицом к окну, демонстративно не повернувшись, когда он зашел. Все понятно. Вернулся с очередного совещания наверху в отвратительном настроении, теперь станет пытаться испортить настроение ему.

Ладно, пусть. Он не против.

– Не скажу, что в деле случился прорыв, товарищ подполковник, но кое-что удалось выяснить.

– Да? Ну, ну, поделись своим этим кое-чем. А то у меня час назад даже этого кое-чего не было. Мямлил, как стажер.

Вишняков мог поклясться, что слышит скрежет зубов Рябова.

– Первые поиски связи меду погибшими, как я уже докладывал, ни к чему не привели. Все эти люди, по поступившей информации, никак не были связаны между собой. Не дружили, не работали вместе.

– А вторые?!

Рябов не просто повернулся, он сделал это в прыжке, как фигурист или балетмейстер. Вишняков, честное слово, чуть не заржал. Хорошо, сдержался. Иначе сгнил бы на дежурствах в выходные дни в ближайшие полгода. Уж Рябов бы постарался при составлении графика.

– Так что дали твои вторые поиски, майор?

Нет, ну точно скрипел зубами Рябов. Да четко так, громко.

– При более детальном изучении личностей погибших, а это, товарищ подполковник, очень кропотливая работа, – и он даже попытался миролюбиво улыбнуться, – всплыли факты, указывающие на то, что люди эти оказались не совсем посторонними друг другу. В частности, это касается погибших Калина и Новиковой.

– Что удалось выяснить? – не принял его улыбки Рябов и снова отвернулся к окну.

– Они состояли в отношениях.

– Как давно? Почему подруги об этом не знали? Откуда сведения? Ты ничего не подтасовываешь, майор? – Рябов покосился на него и добавил: – Доклад ради доклада мне не нужен, сам знаешь.

– Сведения тщательно проверены. Через полчаса у меня встреча с бывшей женой Калина.

– Это она сообщила тебе о любовной связи своего бывшего мужа и Новиковой? – скептически фыркнул Рябов.

– И она в том числе. Так же нами были проверены все телефонные переговоры и сообщения погибших. Эти двое очень часто созванивались и переписывались. Но с других телефонов, не с тех, которые были обнаружены при них. Текст сообщений не оставляет сомнений: они были любовниками.

– Так, уже неплохо. Что с остальными?

– Остальные между собой не общались, но… – Вишняков намеренно сделал паузу, дождался, когда Рябов насторожится, и сказал: – Но у каждого в мобильном обнаружились странные звонки с одного и того же номера. У кого-то было по одному звонку. У кого-то по два, а то и по три, как, к примеру, у погибшего Калина.

– Установить, кто звонил, конечно же, не удалось?

– Почему? Удалось. Но вот тут начинаются странности.

– Докладывай! – проскрежетал Рыков.

– Сим карта зарегистрирована на некоего Кирилла Власова, двадцати шести лет от роду. Местный.

– Так найдите его. Притащите его сюда. Вытряхните из него все, что только можно!

– Ищем. Найти не можем. Да и не мог он звонить погибшим, к примеру, месяца два назад. И даже пять недель назад не мог он им звонить, а такие звонки есть во входящих у погибших.

– Как это?

– Сидел он, товарищ подполковник. Отбывал срок наказания. Был осужден шесть лет назад за соучастие в жестоком убийстве подростка.

– Ничего себе! Ничего себе!

Теперь поворот Рыкова показался ему плавным, почти вальсирующим, и он снова еле удержал в себе улыбку.

– И какой срок он получил?

– Шесть лет лишения свободы.

– За жестокое-то убийство? – усомнился Рыков.

– Его роль оказалась незначительной по материалам дела. Стоял на «шухере», пока его компания измывалась над подростком. За это и получил шесть лет. Но! – Вишняков поднял вверх указательный палец. – Вины своей Власов так и не признал. И до последнего момента, пока суд не удалился на совещание, утверждал, что своих подельников не знает. Что увидел их впервые на очной ставке.

– А что подельники?

– А что они? Там наркоманы какие-то отмороженные, товарищ подполковник. Один из них даже до суда не дожил, умер в камере. Второй на зоне скончался.

– Выжил один Власов? – Рябов прошелся по кабинету и медленно, словно нехотя пошел к своему рабочему креслу за столом. – И когда точно вернулся? Попадает в подозреваемые?

– Так точно, товарищ подполковник. Он вернулся из мест заключения за неделю до убийства.

– Вот! Чего ждем?

– Он как сквозь землю провалился. Его родители утверждают, что он вернулся, сумку бросил, наелся, принял ванну, отоспался пару дней и исчез. По их утверждениям, он никому не звонил и ему никто не звонил.

– Родители! – недоверчиво фыркнул Рябов. – Неужели скажут: наш сын вернулся и снова взялся за старое?!

Вишняков промолчал.

Честно? Он не особенно верил в причастность Власова к убийству. Шесть лет тот провел на зоне строгого режима. И звонить оттуда не мог. Майор немного был знаком с порядками на той зоне. Там все было строго. Если и случались у кого-то какие-то телефонные звонки, то не с такой периодичностью, как они совершались с телефона Власова. К тому же родители уверяют, что сын телефон потерял еще до ареста.

– Со следаком по его делу не говорил?

Рябов поскреб щетину на подбородке. Вдруг вспомнил, что сегодня не побрился. И жена за завтраком ничего не сказала. Не заметила или не захотела замечать? Что-то у них в последние месяцы как-то все идет не так. Она сделалась скрытной. Он раздражительным. Надо бы выяснить, откуда ноги растут. А то как бы к ним и рога не добавились!

– Что он о Власове рассказывает? – вытряхнул из головы посторонние мысли Рябов.

– Не могу знать, товарищ подполковник. Следователь, который вел это дело, из органов уволился. По его месту жительства сказали, что он выбыл.

– Оп-па! – Взгляд Рябова застыл на переносице майора. – Это как?! Это на что такое намекает, майор?

Вишняков промолчал. Хотя мог бы сказать, что человека могла достать тяжелая работа, он уволился и просто уехал. Из их сумасшедшего города уехал, и всё. Разве такое невозможно?

– Когда он уволился? Уточнил, надеюсь? Не сразу после судебного процесса над Власовым и его подельниками?

– Почти сразу, – кивнул Вишняков. – Через месяц.

– Та-ак… Та-ак… И ты мне еще говоришь, что здесь нет никаких совпадений!

А он ничего такого и не говорил. Он вообще-то молчал и размышлял о том, что Рябов мог бы предложить ему присесть. И они сообща порассуждали бы на тему: а был ли уволившийся следователь причастен к тому, что Власова осудили несправедливо, по ошибке? Или тот все же сел за дело?

– А Власов теперь вернулся и мстит. Потому и найти его нигде не могут, – радовался Рябов, как ребенок, представившейся перспективе доложить руководству о прорыве в ходе следствия. – Потому что скрывается. Надо объявлять его в розыск, Вишняков.

– Товарищ подполковник, мне кажется, что действия эти немного преждевременны.

Он знал, что за этим последует, но все равно осмелился выговорить это вслух.

И он не ошибся. Рябов так разорался, что левая щека у него начала опасно подергиваться.

И работать-то они не умеют. И повыгонять их всех надо к чертовой матери. И все ему одному, все ему одному приходится делать. А они-то тогда ему зачем?!

Гневался он привычно, Вишнякова это уже почти не удивляло. Поэтому он терпеливо ждал, когда тот выдохнется, и сказал:

– Власов может быть вообще не при делах, товарищ подполковник. Он только-только вернулся из мест заключения, а мы его сразу в розыск. – Вишняков поморщился. – А если он в самом деле не причастен? Ни тогда, ни сейчас? В этом деле еще очень много белых пятен, товарищ подполковник.

– Ты которое дело имеешь в виду, майор? Теперешнее, – Рябов выложил на стол обе ладони и тут же сместил их влево сантиметров на десять, – или то, шестилетней давности?

– Наверное, оба. Связь прослеживается. Очевидная связь.

– Да-а-а, – почти мечтательно протянул Рябов, откидываясь на спинку кресла. – Не просто так их там собрали всех. Не просто. В общем, поднимай то дело шестилетней давности. Изучи детально. К вечеру доложишь, кто, что, как. Да, и попытайся все же найти следователя, который вел это дело.

– К вечеру? – Желваки на скулах Вишнякова заходили. – Все к вечеру? Я правильно понял, товарищ подполковник?

– Можно к утру, – недовольно покосился Рябов. – И… Не умничай тут! Понимаю, объем большой, но время, время, майор, поджимает. Все, иди!

Вишняков медленно шел по коридору к своему кабинету, впечатывая в каждый свой шаг беззвучное ругательство. Попутно проклинал свою неустроенную жизнь. Он который день забывал купить соли и ел все пресное. К примеру, сегодня позавтракал несоленым омлетом. Ужинал вчера несолеными макаронами. Может, это было и полезно, но очень отвратительно. А утром еще и кофе с сахаром закончились. Забег в супермаркет требовался безотлагательный. А когда?! К вечеру необходимо доложить о материалах дела шестилетней давности. К утру отыскать следы следователя, который его вел.

Начать, конечно, следовало со второго пункта. Найдет следователя, узнает подробности из первых уст. Это все же лучше, чем старые папки листать. А для этого надо было ехать в архив. А до него…

– Тьфу ты! – выругался он уже вслух, вставляя в замочную скважину кабинетной двери ключ.

Еще Тамара! Она решила, что жизнь без нее у него слишком шикарна. И отравляла ему ее своими звонками почти каждый день. Несла какую-то чушь. Угрожала. Все беспочвенно, нудно. Он слушал ее, морщился и терпел. Потому что знал: брось он трубку, она заявится к нему домой. А это много хуже. Будет без спросу лазить по шкафам. Проверять у него наличие винных запасов.

Кстати! Их тоже не мешало бы пополнить. Она почти все вылила за окно.

Неужели все бывшие жены такие бестолковые? А с одной из них ему сейчас предстояло встретиться. Тоже с бывшей женой. С бывшей женой погибшего Никиты Калина. Дама, что странно, сама напросилась на встречу. Позвонила вчера, что-то лопотала о важных сведениях, которыми обладает и которыми поделится только с ним. Под протокол!

Вишняков с опасением относился к таким вот словоохотливым гражданкам. Либо сплетничать явится, либо себя очищать. Бывшая жена Калина!

Он вошел к себе, мимоходом включил чайник. Засыпал в большую чашку сразу три ложки растворимого кофе с горкой. Ему срочно нужна была убойная доза кофеина. И где-то, где-то в столе, кажется, завалялась упаковка с печеньем. Еще Тамара покупала. Забежала к нему на работу, напросившись на чай. И печенье принесла. Он тогда его есть не стал. Она тоже. Печенье он забросил в ящик стола и благополучно о нем забыл. Сейчас очень кстати вспомнил.

Третьим по счету печеньем он закусывал глубокие глотки огненного растворимого кофе, когда в дверь сунулась рыженькая головка бывшей супруги Калина Никиты.

– Здрасьте, к вам можно? – осторожно улыбнулась она.

– Да, да, входите.

Он мотнул головой, приглашая ее войти, отряхнул форменный джемпер от крошек, залпом допил кофе. Оставлять не захотел. Остывший кофе он не терпел. Равно, как и остывшие макароны, которыми ему пришлось вчера ужинать. Да еще несолеными. Чуть не подавился!

Калина Софья – так ее звали, вошла в кабинет семенящей поступью. На ходу поправляя широкое пальто из серого букле, она прошла на середину кабинета, встала у стула.

– Я присяду?

– Конечно, конечно.

Он широким жестом обвел кабинет, будто предлагал ей размещаться где ей вздумается. Хотя предлагать-то особо было нечего. Второй свободный стол и стул были завалены папками со всякими старыми делами, которые давно пора было отправлять в архив. Да все руки не доходили.

– Итак, Софья Сергеевна, вы сказали в телефонном разговоре, что вам есть, что сообщить следствию? Что-то очень важное?

– И да, и нет. – Она подергала губами в подобии улыбки, заправила за ушки рыжие непослушные прядки, принялась пальцем водить по крупной пуговице на пальто. – Поначалу мне показалось это важным. А теперь даже и не знаю. Я даже колебалась: приходить или нет.

– Давайте, вы мне все же расскажете, для начала, – с нажимом закончил Вишняков фразу. У него выкипало терпение. – А потом я решу, что важно для следствия, а что нет. Идет?

– Хорошо, – явно нехотя согласилась Софья Калина.

Полы ее широкого зимнего пальто разъехались, представляя его вниманию острые коленки, обтянутые черными плотными колготами, короткое вязаное платье цвета прелой листвы и черный объемный шарф, обмотанный вокруг шеи.

– У вас тепло. – Она потянула пальцами петлю шарфа пониже.

– Вы можете снять пальто. У нас действительно тепло, даже жарко.

Он все еще был терпелив, почти угодлив. Хотя, дали бы ему волю, вытряхнул бы бывшую супругу погибшего Калина из широкого пальто, вцепился бы в воротник ее платья и принудил бы отвечать на его вопросы. У него они скопились, да.

Она неторопливо стащила с себя толстое пальто, свернула его и положила на соседний стол. Прямо поверх папок со старыми делами, ждущих отправки в архив. Под пальто она оказалась совсем маленькой, худенькой, не очень удачно сложенной. Широкие плечи, костлявые бедра, едва угадывающаяся грудь. Странно, что именно она сбежала от погибшего Калина. Не он ее бросал, а именно она. По внешним данным она ему явно проигрывала.

– Итак, Софья Сергеевна, начнем? – Он глянул строго. Еще минута, и он по примеру Рябова примется скрипеть зубами.

– Да, да, конечно. Только можно я начну все с самого начала?

– Конечно. Под протокол?

– Да, разумеется. Не хочу, чтобы из моих слов делали сплетню. Хочу, чтобы с моих слов было записано верно, – процитировала она последнюю строку бланка протокола.

– Итак…

– Мы познакомились с Никитой, когда он только-только защитил диссертацию. Умный, подающий надежды. – Она накрыла острые коленки своими ладонями. Спина ее сгорбилась. – Я и питала эти самые надежды вместе с его научными руководителями.

– То есть?

– Думала, Никита пойдет в науку. А он… – Она скорбно поджала губы.

– А он?

– А он пошел в бизнес! – выпалила Софья таким тоном, будто это подразумевало – стать мафиози.

– И что там? Не заладилось?

Он старался, чтобы скепсис не просочился. Чтобы эта непривлекательная рыжеволосая молодая женщина не заподозрила, что он считает ее чудачкой.

– Почему не заладилось? Как раз наоборот. Он сначала работал на одного миллионера, потом перешел к другому. За ним выстраивалась очередь, как к специалисту. И он начал… – Она подергала широковатыми плечиками. – Не подберу других слов: Никита начал портиться.

– Портиться? Как это? Начал пить, курить?

– Нет. Что вы! Таких вредных привычек не было. Он принялся сорить деньгами. А это очень плохо. Я уговаривала его вернуться в науку, заняться докторской, но… Все мои уговоры остались неуслышанными. И я ушла от него.

Она как-то так вскинула голову, что Вишняков тут же понял: она жутко горда своим решением бросить удачливого симпатичного парня на самом взлете.

– А дальше? Что было дальше? Он попытался вас вернуть?

Спросил, хотя почти был уверен, что Никита Калин не побежал за ней.

– Не знаю, пытался ли он вернуть меня. Если его ежедневные звонки мне на работу можно отнести к числу его стараний, то да – пытался. А если разобраться… То он ни разу не попросил меня об этом. Просто звонил. Хвастался. Рассказывал о женщинах, с которыми крутил. Может, думал, что я пожалею о своем решении. Что вернусь, когда пойму, чего лишилась. Но я не вернулась. – Она брезгливо вывернула нижнюю губу. – Он был уже не тем Никитой, в которого я влюбилась. Я была уже не той Соней, которая была нужна ему. Ему уже не нужна была моя поддержка. Он обрел странную силу. Стал самоуверенным. Купил шикарную квартиру в центре. Загнался с ремонтом. Обставил. Эта женщина, с которой он… С которой вместе его убили, она помогала ему. Она была дизайнером или что-то в этом роде.

Слово «дизайнер» вышло у нее, как ругательство. И Вишняков понял, что данный вид деятельности тоже ею презираем. Все, что не касалось науки, было вторичным.

– У них закрутилось. Никита часто повторял, что Кира – так ее звали – мастер во всем. Особенно в том, что касалось тонкостей отношений между мужчиной и женщиной.

– Вы были с ней знакомы?

– Да. Он нас познакомил как-то. – Софья низко опустила рыжеволосую голову. – Пригласил меня к себе на квартиру, а там она с фотографиями, чертежами. Хлопотала.

– И? Как она вам показалась?

– Она? – Широкие худенькие плечики нервно дернулись, взгляд Софьи наполнился ненавистью. – Обыкновенная деревенская выскочка! С отвратительным произношением. Какой-то, знаете, сибирский говорок. Меня коробило. Никиту умиляло.

А она ведь ревновала! Точно ревновала своего бывшего к яркой брюнетке с шикарными формами. Могла и…

Так, стоп! Не увлекаться версиями. А то получится такой снежный ком!

– У них это было серьезно?

– Видимо. – Она кисло улыбнулась, шевельнула худыми плечами. – Никита называл ее «малыш». И землю собрался покупать, видимо, только из-за нее. Собирался строить большой дом. Для большой семьи.

– Землю? Какую землю?

– На которой его и убили, товарищ майор. – Ее тонкие обветренные губы задергались. Софья опустила голову. – Собственно, из-за этой новости я и здесь.

Глава 7

Человек, которого она обнаружила у своей машины, когда вышла от Алекса, сидел сейчас на заднем сиденье и держал ее на мушке пистолета. Самого пистолета она не видела, конечно. Мешало сиденье. Но опасность, исходившую оттуда, ощущала каждой клеточкой своего дрожащего тела.

– Садись в машину и не ори, – приказал он Люсеньке, когда она только-только открыла ротик, чтобы заругать его.

– В каком смысле? – не поняла она, конечно же, такой грубости.

– Я сказал, садись за руль, курица!

Молодой человек, достаточно высокий, гибкий, крепкий, что-то такое выставил из кармана куртки.

– Что это? – Люсенька с интересом рассматривала странно оттопыренный карман.

– Пистолет! Который стреляет! – прошипел со злостью незнакомец. – Садись за руль немедленно!

И она послушалась. Села за руль своего автомобиля. В зеркало заднего вида увидела, как незнакомец сел сзади, прямо за ней. И сел так, что ей было видно только его черную шапочку.

– Я поняла. Вы хотите угнать мою машину, – обрадовалась она, когда по команде завела мотор. – Так забирайте. Я вам зачем?

– Езжай прямо. И помни, пистолет направлен тебе прямо в сердце.

И она поверила. И поехала прямо. Потом свернула, куда он сказал. И снова свернула. Вырулила на проспект и осторожно покатила в сторону пригорода.

– Если остановят гайцы, будь умницей. Мне терять нечего, выстрелю.

Его черная шапка сдвинулась с места и вовсе исчезла из вида. Он откинулся на спинку, поняла Люсенька. На какое-то время она о нем даже забыла. Просто ехала, вдавливая педаль газа в пол, и всё. Потом в ее голове вдруг шевельнулась странная мысль, и она, прокашлявшись, спросила:

– Это вы? Вы были сегодня у Алекса?

– Кто такой Алекс? – после непродолжительной паузы отозвался незнакомец.

У него был такой голос, будто он успел задремать.

– Алекс, это мой парень. Бывший. Я была у него. Вышла, а вы у моей машины.

– А-а-а, это тот самый неопрятный мажор?

– Ну да, неопрятный. – И она слегка вступилась за него. – С некоторых пор. Раньше он был совсем другим.

– Мы раньше все были другими, – отозвался ее пассажир злым голосом. – Так, на перекрестке поверни налево.

Она снова послушалась. Сейчас уж смысла не было делать что-то вопреки его приказаниям. Они находились на какой-то проселочной ухабистой дороге, где совершенно не было никакого движения. Ни машин, ни людей. Если и возмущаться, то надо было у дома Алекса. Там народ мимо шел. Да и на трассе могла пару раз на блокпосты свернуть. Вряд ли он при полиции взялся бы стрелять. А она, как закланная овца, послушно ехала и ехала, пока они в какую-то чащу не заехали. Какая же она все-таки дура!

– Все, – растерянно моргнула пару раз Люсенька.

– Что все?

– Дальше ехать некуда. Дорога закончилась.

– Ну, тогда дальше пойдем пешком. – Он открыл пассажирскую дверь, выбрался на улицу. – Вылезай, красавица! Да застегни свою дубленку, а то продует.

И вот как-то так он это сказал, что она тут же поверила, что с ней будет все в порядке. Не стал бы человек, который завез ее в какую-то чащу, чтобы убить, заботиться о ее здоровье.

Застегни дубленку, а то продует! Это важные слова, решила Люсенька, застегиваясь под подбородок и натягивая капюшон пониже. Алекса никогда, к примеру, не заботило, хорошо ли она застегнулась.

– Куда теперь?

Она нерешительно топталась возле переднего левого колеса, не зная, куда деть ключи от машины. В сумочку положить? Или незнакомец их заберет? Какой у него дальнейший сценарий?

– Надо будет прогуляться. Тут недалеко. – Он с сомнением покосился на ее высокие каблучки. – Думаю, тебе будет нелегко.

Ей в самом деле пришлось несладко: прыгать по кочкам, продираться сквозь гремевшие на морозе голые ветки. Она все время спотыкалась, цеплялась капюшоном, рукавами. И этому странному человеку пару раз пришлось переносить ее на руках через поваленные деревья.

И по тому, как именно он это сделал, Люсенька снова подумала, что ей вряд ли будет угрожать опасность. Он очень бережно ставил ее на каблучки. Очень! И даже потом взял ее под руку, когда дорога стала чуть шире, но хуже.

Они прошли вдоль каких-то пошатнувшихся заборов, за которыми, окостенев от мороза, колыхался на ветру высохший еще по осени сорняк. Шли, шли и остановились у пожарища.

– Вот здесь все и случилось, – глухо обронил незнакомец, встав как вкопанный возле какой-то обгорелой доски.

– Что случилось? – Вытянув шею, Люсенька сдвинула капюшон на макушку.

– Здесь погибла твоя подруга. И еще четыре человека.

– Ой, господи! – Люсенька прикрыла рот ладошкой, затянутой в тонкую кожу перчатки. – А мы здесь зачем?! Вы… Вы хотите и меня?

И она попятилась. Впервые за все время проявила благоразумие и попятилась от него – странного человека в дешевой куртке и ботинках, в черной шапке, надвинутой на самые глаза.

Кто он?!

– Вы и есть убийца?! – ахнула она.

– Так считают. Некоторые, – добавил он с нажимом и пошел на нее.

– Кто некоторые?

Он шел, а она пятилась. Он шел на нее, а она пятилась.

– Следователь, прокурор, судья, влепивший мне шесть лет строгого режима.

И только тут она поняла, почему его наряд с первого взгляда ей не понравился. Почему показался ей не только дешевым и безвкусным, но еще и странным каким-то. Спецовочным.

Он заключенный! Урка! Она однажды видела такую одежду, странно, что забыла. Видела, как раз шесть лет назад, когда они с Олей и Кирой явились на оглашение приговора по убийству их с Олей одноклассника.

И там, за пуленепробиваемым стеклом находились какие-то люди. И на них была именно такая вот одежда. Только полегче. Было не так холодно.

– Вы… Вас судили тогда? За убийство Артура?! – ахнула она и зажмурилась. И заныла: – Господи! Вы убили его! Замучили до смерти! А теперь вернулись и убили еще пятерых. А теперь моя очередь?!

На этих словах она подвернула ногу и рухнула на обледеневшую дорогу спиной.

– Ой, как больно! Ой, как больно! – завыла Люсенька тоненько и пронзительно. – Не трогайте меня, не трогайте!

Но было поздно, он уже ее тронул. За оба запястья. Вцепился и с силой дернул на себя. Мгновение, и она уже стоит на ногах.

– Я не буду тебя трогать, Люси, – сказал он строго. – И убивать не буду.

– Почему?

У нее тряслось все! Щеки, губы, волосы, руки, ноги, живот. От страха, от холода. От невозможности поверить в то, что она сама, не сопротивляясь, привезла убийцу на место преступления. Для чего? Оставалось только догадываться.

– Хороший вопрос! – Он рассмеялся, блеснув белоснежными зубами. – Наверное, потому что я не убийца!

– А за что сидели?

– Статья за соучастие. А на самом деле…

– А на самом деле? – перебила она его, отбирая у него свои озябшие, трясущиеся ручки.

– А на самом деле меня там даже не было, – махнул он рукой куда-то себе за спину.

Она проследила за его жестом. Подняла взгляд, уперлась в край его черной вязаной шапки и всхлипнула:

– А Артура убили здесь?! Именно в этом месте?

– Вот не знаю, Люси. Где убили, кто убил, кто нашел, когда нашел. Следователь, который всеми силами пытался посадить меня и еще парочку наркоманов – лишь бы посадить, кажется, – даже не задавался такими вопросами.

Он очень сложно и витиевато говорил. Она ничего не понимала. У нее перед глазами вдруг все закрутилось, поплыло. Пространство заполнилось размытыми образами, криками. Она сделала шаг вперед и тут же провалилась в обморок.

– Эй, эй, детка, – звал Люси кто-то нежным мужским голосом, совершенно не похожим на высокий фальцет Алекса. – Эй, очнись.

Ее лба коснулось что-то теплое и мокрое. Пошло гулять по щекам, губам. Она поймала языком крохотную капельку воды, слизнула и поняла, что дико хочет пить. И еще есть. И еще ужасно хочет мороженого. Клубничного! И еще хочет открыть глаза.

Люсенька резко распахнула ресницы, заморгала от яркого света, потом осторожно присела, огляделась. И счастливо улыбнулась, выдохнув:

– Дома-а-а…

Она и правда была у себя дома, на собственном диване, без дубленки, без сапожек. Значит, что? Этот странный человек довез ее до дома, разул, раздел, уложил на диван в гостиной и начал приводить ее в чувство, намочив полотенце.

Ну, разве убийца, настоящий убийца так поступает?!

И зачем ему тогда разуваться? А он ходит по ее дорогим светлым коврам в черных махровых носках. И даже куртку снял, оставшись в черной простецкой рубахе.

И Люсенька, не удержавшись, недовольно сморщила носик.

– Что? – Он протянул ей полотенце. – Еще?

– Нет. Я не об этом. Вещи… Твои вещи. Они ужасны!

Она незаметно сказала ему «ты» и тут же решила, что это очень логично после того, что оба пережили. Она испугалась его. Он испугался за нее. Она же не могла ошибиться. В его темных глазах тревога.

– Других пока нет, не заработал. Да и не заработаю уже, если не разберусь со всем этим… – он точно хотел выругаться, но сдержался и произнес: – Ужасом.

– Расскажи мне все, – попросила она, снова заваливаясь на подушки и устраиваясь поудобнее. – Кстати, как тебя зовут?

– Кирилл.

– А меня Людмила. Но все зовут меня либо Люси, либо Люсенька. По ситуации. – Она нежно улыбнулась, расправляя плотную теплую блузку на животе. – Расскажи мне все о себе, Кирилл.

– А что рассказывать? Даже не знаю. – Он с тяжелым вздохом провел рукой по коротко стриженным волосам. – Шесть лет назад меня взяли прямо на работе. Бросили за решетку. А потом обвинили в том, что я был соучастником зверского убийства.

– Его убили зверски, – всхлипнула она вдруг. – Он умирал страшно.

– Да знаю. Следователь постарался, рассказал все в деталях. Чтобы, видимо, я на суде не поплыл с информацией. Но я никого не убивал. Меня не было там.

– А где ты был?

– Дома. Спал. Один. Родители были на даче. И никто не мог подтвердить мое алиби.

– Угу…

Люсенька задумалась, покусывая губки. По сути, он мог ей врать. По сути, он мог быть как дома, так и на месте преступления. То, что он спал один дома, никто не мог подтвердить. Но и она часто дома одна. И этого тоже не видят свидетели. И много еще кто спит дома один. Оленька, к примеру.

И она снова спросила:

– А почему ты?

– В смысле?

– Вот схватили вас троих? Почему?

– А, это! – Он снова погладил себя по голове. – А тут все просто. Двух нариков схватили, потому что они постоянно отирались в том месте, где парня нашли. А я… А я продал Артуру телефон перед его гибелью. И догадался, позвонил ему в тот день, когда его…

– Убили?

– Да. Но когда я звонил, он был еще жив. И куда-то ехал. С друзьями. Так он мне сказал.

– А звонил-то зачем?

– Уговор у нас был. Он забрал телефон с сим-картой. Там у меня почти не было контактов. Но все же несколько осталось. И мне просто могли позвонить. Я спросил. Но никто не звонил. Вот по этой сим-карте и по моему звонку на меня и вышли. И уже не отцепились.

– Я что-то такое припоминаю. – Люсенька наморщила лобик. – Ты ведь так вины и не признал?

– Нет.

– А те двое наркоманов?

– А они и не помнили ничего. А за дозу подпишут все, что угодно. Думаю, так и было. Их уж нет. Оба померли.

– Ужас! – выдохнула Люсенька. И постаралась сморщить личико, как мама, чтобы показаться просто миленькой. – Слушай, а давай мороженого поедим? Клубничного.

– Я бы просто поел. – Кирилл положил руку себе на желудок. – Я давно не ел.

– Ой, прости.

Она сбросила ножки с дивана и засеменила в собственную кухню, на ходу размышляя: чем она сможет накормить взрослого голодного мужика. Все ее баночки с йогуртами и смузи ему точно не годились. И супчики-пюре явно не в его вкусе. Колбасы она не держала, не употребляла ее. Рыба…

Точно, рыба! У нее в холодильнике завалялась пара стейков. Сейчас она запечет ее и подаст с овощами.

Готовка заняла у нее полчаса. Все это время Кирилл не уходил с кухни. Жевал какие-то хлебцы, диетическое печенье, попробовал ее травяной чай, не понравилось. Остановился на воде. И все время о чем-то рассказывал. О том, как жил шесть лет назад. Неплохо, судя по рассказам, он жил. Имел хорошее образование, неплохую работу. Даже наметился какой-то карьерный рост, когда его угораздило продать свой телефон этому настырному мальчишке.

– Ты мне главное расскажи, как ты оказался у Алекса? – спросила Люсенька, принявшись накрывать на стол.

– Я оказался сначала возле дома бывшей жены одного из погибших. Хотел с ней переговорить. А тут твой мажор. Как выскочит из своей машины и наперерез к ней. И давай расспрашивать. Та сначала отмахивалась. Потом разговорилась. А говорили громко так, никого не стесняясь. Я возле колеса присел, будто запаску ставлю. И все прослушал.

– И что же?

– То, что ее бывший муж, погибший при пожаре, собирался купить эту землю. Но земля будто с нехорошей историей. Мол, его могли и из-за этого убить. Ну и так далее. Я потом за ним проехал до его дома, вошел с ним в подъезд. А потом и в квартиру.

– Ему ты тоже пистолетом угрожал? Или он тебя так впустил?

Люсенька глянула на него сердито исподлобья. Знал бы он, каких страхов она натерпелась, сидя за рулем под дулом!

– Да не было и нет у меня никакого пистолета, – улыбнулся Кирилл, пододвинул к себе тарелку с рыбой и овощами, сваренными на пару. Понюхал. – Восхитительно пахнет.

– Спасибо, – машинально поблагодарила вежливая Люсенька и вдруг как подпрыгнула! – Как не было пистолета?!

– Не было.

– А в кармане что? Что в кармане было? – Она недовольно сжала губы.

– Палец. Ну, откуда, скажи, у меня пистолет, Люси? Мне просто надо было немножко припугнуть тебя, чтобы съездить на то место. Осмотреться.

– Немножко! – фыркнула она с обидой. – Да у меня тряслось все внутри!

– Прости.

Он глянул на нее с такой покаянной улыбкой, что она не удержалась и улыбнулась в ответ.

– А зачем все так? – помотала она в воздухе вилкой, прежде чем воткнуть ее в рыбу. – Меня похитил. Сейчас не торопишься. Ты в бегах?