Текст книги "Лабиринт простых сложностей"

Глава 22

Полковник оставил ее после вечернего совещания. Минуту рассматривал исподлобья, потом спросил:

– Все еще на меня дуешься?

– Никак нет, товарищ полковник. – Хмельнова сидела с прямой спиной, сложив ладони на столе одна на другую – поза покорности и принятия. – Ваши замечания приняты к сведению. Работа проведена колоссальная. Мы только что с капитаном Андреевым обо всем подробно доложили.

– Рита, Рита, ну хватит уже, – протянул он обескураженно, откинулся на спинку кресла, ухмыльнулся. – Все-таки обиделась? А зря… Сама пойми, время идет, подозреваемую Новикову отпустили на свободу. А вместо нее никого не посадили. Меня там, наверху, по голове за такие фокусы не гладят. С меня результат требуют.

– Теперь вполне можно докладывать. Версия рабочая есть. Подозреваемая в отравлении Грабова объявлена в розыск. Найдем ее, расставим многие точки над i. Если не все.

– Значит, все же риелторы, – обронил полковник задумчиво.

– Без вариантов, товарищ полковник. Все говорит в пользу этой версии, – немного оживилась Хмельнова. – Сахарова незадолго до убийства составила завещание в пользу Грабова. Потом он начинает всячески подогревать конфликт между своими любовницами. Думаю, встреча была организована им же. Не просто так они встретились. Новикова до сих пор не может понять, как так вышло, что она поехала к сопернице в гости? Очень тонко и профессионально сработано. Грабов, задумав убийство Сахаровой, не просто так позаботился о своем алиби. Убийство тщательно планировалось. Неплохо бы проверить других его любовниц. Возможно, были и еще пострадавшие, оставшиеся без жилья. Но пока не пойманы его подельники, давать объявление по телевидению считаю преждевременным. Это может их спугнуть.

– Согласен, – кивнул полковник. – Залягут на дно, не отыщем.

– Думаю, Грабов сам убил Сахарову.

– Откуда такая уверенность?

– Его устранили, товарищ полковник. Как слабое звено, на котором сходится все. Андреев сейчас ищет таксиста, который, возможно, вез Грабова до Москвы из загородного отеля. Но это мог быть и его соучастник.

– Вероятнее всего. Такси – это всегда риски.

– Согласна. Там две дороги, которыми можно от отеля доехать до Москвы. Камер по пути следования нет. Установить причастность практически невозможно. Очень тщательная подготовка.

– Он доехал до дома Сахаровой, вошел в подъезд через окно первого этажа, не попав в объектив камеры слежения. Его подельник вызвал Сахарову телефонным звонком из квартиры. Двумя этажами ниже Грабов отключает Новикову, убивает Сахарову. И вкладывает нож в руки Новиковой. И беспрепятственно, никем не замеченный, покидает подъезд, возвращаясь в загородный отель. Умно! Ни за что бы Новиковой не оправдаться, ели бы не ее физиологический дефект. Он не знал? – глянул вопросительно полковник.

– Выходит, не знал, – с легким беспокойством проговорила Хмельнова. – По сути, должен был, но не каждая девушка станет рассказывать о своем недуге. Новикова промолчала.

– Уточняла?

– Так точно.

– Хорошо. Дело будем считать сдвинувшимся с мертвой точки?

– Все указывает на это, – она впервые расслабленно улыбнулась. – Найдем женщину, отравившую Грабова, выйдем на всю банду.

– Хорошо. Молодцы. Сработали отлично. Думаю, найдете ее быстро. Может, чаю, Рита?

От чая она отказалась, сославшись на то, что дома ее сын заждался.

Вранье первостатейное! Сергей снова пропал, потому что они три дня назад опять повздорили. И спор-то поначалу был пустяковый, тема выеденного яйца не стоила. Но потом она имела неосторожность упрекнуть его в том, что он со своей беспечностью снова может попасть в неприятную историю. Брякнула и замерла, поняв, что тронула больную тему. Запретную!

– Что значит «опять»? – он как раз допивал утренний кофе, и его лицо словно окаменело. – Ты на что намекаешь, ма? Ты снова вспомнила о ней?

Она принялась что-то мямлить, чтобы хоть как-то оправдаться. Но выходило только хуже. Щеки Сергея, поначалу бледные, раскраснелись. Он вскочил со стула, сразу кинулся в свою комнату и принялся кидать в сумку свои футболки и трусы с носками. Он приехал к ней с парным набором, потому что в его квартире снова что-то красили.

– Сережа, ну что за истерики? – недовольно поморщилась она в тот момент, когда должна была просить прощения. – Ты же взрослый мужчина, а ведешь себя как малахольная девица…

Нормальная мать схватила бы его за руки, отобрала бы вещи и закинула обратно в шкаф. Попросила присесть, напросилась бы на разговор. И да, непременно извинилась бы.

Но разве она может! Она язвительно бубнила ему в спину до тех пор, пока за ним входная дверь не захлопнулась. А потом наблюдала с балкона, на котором они еще накануне вечером пили чай и беспечно болтали, как ее сын Сережа уезжает на своей машине со двора.

Конечно, они помирятся. Он остынет, подумает, поймет, что она ничего такого не имела в виду. И все ее предостережения вызваны лишь тревогой за него, но…

Но все равно она такая дура! Неуживчивая, бескомпромиссная. Зачем было все это затевать? Снова!

Маргарита вышла из отделения полиции на улицу, вдохнула полной грудью перегревшийся за день городской воздух. Недовольно поморщилась – дышать было нечем. Аромат скошенной возле их отдела травы забивало запахом горячей пыли на пожухлых листьях и асфальта, плавившегося в полдень, как пластилин. Все ее мечты об отдыхе на побережье, все равно каком, лишь бы в тишине и одиночестве, полковник развеял одним насмешливым:

– Серьезно? У тебя банда убийц гуляет по городу, а ты в отпуск собралась?..

Отпуска не будет, пока они не докажут, что убийца Сахаровой – это Грабов. И пока не найдут убийцу самого Грабова. Маргарита медленно шла до своей машины. Собственные размышления не радовали.

За этими двумя убийствами стояли серьезные люди, матерые бандиты, а не обезумевшая от ревности молодая девушка. Ловить этих бандитов они могут очень, очень долго. По сути, они снова возвращаются к отправной точке. Начинают все сначала. В который раз! Сколько же можно?!

Она села за руль и неожиданно поняла, что домой ей ехать вовсе не хочется. Звонить Андрееву и просить его съездить с ней на адрес Сахаровой? Нет. Это бесчеловечно. Она и так накапала дегтя в его отношения с Верой. Там без того все было очень сложно. И она влезла. Андреев уже второй день избегает дознавателя Веру, не отвечает на ее звонки и к кофейному аппарату не ходит, чтобы случайно не столкнуться.

– И там нагадила, – проговорила Хмельнова, выезжая с парковки.

Она не поехала домой. Отправилась к дому Сахаровой. Вошла в подъезд, набрав код, который уже выучила наизусть. Медленно начала подниматься по лестнице.

Где Грабов поджидал свою жертву, когда его подельник звонил Алле и говорил с ней его голосом? Этажом ниже? Да, вот этот угол кажется вполне пригодным для ожидания. Сквозь прутья лестничных ограждений не четко, но просматривается то место, где девушка должна была умереть. Почему именно этот этаж он выбрал? Не этажом ниже, не выше, почему? Знал о том, что отец Новиковой время от времени навещает стриптизершу? Знал, что он ее отец? Как, сволочь, тщательно подготовился! Как мастерски запутал следствие. Скольких людей подставил под подозрение.

Или ответ кроется в очевидном: здесь нет освещения.

На лестничной площадке, где убили Аллу Сахарову, она остановилась. Привалившись к перилам, еще раз осмотрелась. Меловой силуэт давно уже был смыт уборщицей. Но Маргарита отлично помнила, в каком положении находилось тело, когда они приехали. Съежившаяся мертвая девушка с поджатыми к груди коленями. Руки пытались зажать раны, из которых хлестала кровь. Ее было очень много. Новикова успела выпачкаться, едва пришла в себя после удара по голове.

Где он стоял, когда они сбежали сюда? На третьей сверху ступеньке? Или успел подняться и стоял с ней лицом к лицу? Почему не боялся, что кто-то выйдет и заметит его? А Новикова? Он думал, что она побежит за Аллой следом? Или не ожидал этого?

Нет, ожидал. Ему нужен был персонаж, на которого следовало свалить вину. Он все продумал. Сценарий был безупречным.

Над головой Хмельновой раздались осторожные шаги. Кто-то спускался, игнорируя лифт. Прямо как она.

Отступив в сторону одной из дверей, она вжалась в стену. Сердце ни с того ни с сего сделало странный кувырок в груди и на мгновение замерло. Она что – боится?

А вот интересно, Грабову было страшно, когда с верхних этажей прямо на него бежали две девушки, одну из которых он собирался жестоко убить, а вторую отправить в тюрьму на долгие годы? Что он чувствовал, сжимая в руке нож?

Прямо на нее с верхнего этажа шел какой-то мужчина. Спускался медленно. Ладонь его с едва слышным шуршанием ползла по перилам лестницы. Он не спешил, он…

– Товарищ подполковник? Вы? – раздался голос Андреева. – Уф, напугали! Думаю, кто притаился? Темнота, ни черта не видно.

– Вот именно! Что ничего не видно, – проворчала она, неожиданно испытав удивительное облегчение оттого, что это именно Андреев, а не кто-то другой – опасный. – Там, наверху, свет горит?

– Да.

– И ниже тоже. А здесь нет. Поэтому нечего выдумывать лишнего, – проговорила Хмельнова с досадой, скорее для себя, чем для капитана. – Это место не случайно, потому что здесь не горит свет. И только! А не горит он потому, что неисправна проводка. Мы же уточняли у жильцов? Уточняли. Они подтвердили. Здесь просто нет света, и все…

– И отец Новиковой здесь ни при чем – озвучил Андреев свои, да и ее тоже, размышления. – И танцовщица из ночного клуба тоже ни при чем. Никто не собирался подставлять их под подозрения. Здесь просто темно.

– Да…

Он поравнялся с ней, постоял и вдруг спросил:

– А зачем вы здесь, товарищ подполковник?

– А ты? – она подтолкнула его вперед. Проворчала в спину: – В квартиру Сахаровой зачем ходил? Что-то тебе не нравится в нашей стройной версии про черных риелторов? Хочешь ее разрушить? И что нашел в квартире?

Андреев промолчал, начав спускаться по лестнице.

– Ничего, – проговорил он, когда они были уже на втором этаже. – Ничего нового не нашел.

– Тогда что щекочет твой нерв, капитан?

Он промолчал. Дойдя до подъездной двери, приоткрыл ее, выглянул наружу и лишь потом пропустил Маргариту вперед. Остановились они прямо под камерой, одновременно уставившись на светящуюся красную точку.

– Убийца вошел через окно. Теперь я в этом не сомневаюсь, – нарушил тишину Андреев через минуту.

– Однозначно, – кивнула Хмельнова. – Так же и вышел.

– Если он вообще сюда входил, – почти шепотом произнес Андреев и неожиданно втянул голову в плечи, будто боялся ее подзатыльника. – Чертовщина какая-то, товарищ подполковник. Вроде все стройно. Все гладко. Версия для учебника, а… А мотив для такой жестокости неоправдан!

Она отступила на шаг, смерила его насмешливым взглядом с головы до ног. Попутно успела отметить, что легкая спортивная кофта очень рельефно обрисовывает его мускулатуру. Дознавателю Верочке было от чего потерять голову.

– Хочешь сказать, что мы ошиблись? Снова ошиблись? И мне теперь следует срочно позвонить полковнику и сказать ему об этом? – собственные слова ее разозлили. Голос сделался неприятным, резким. – Начать со слов, что капитану Андрееву кажется, что методы у черных риелторов несколько иные. Они не убивают ради двух десятков миллионов с такой жестокостью. Они должны были Сахарову объявить недееспособной и отправить в дурку, к примеру. Или устроить дорожно-транспортное происшествие с ее участием. Или какой-нибудь несчастный случай. Так считаешь, капитан? Для них несколько ножевых ранений и лужа крови как-то уж слишком? Это ты хочешь сказать?

Он опустил голову, помялся, невнятно забормотал: «да не то чтобы», «да я ничего такого»… И вдруг глянул на нее смело и с кивком произнес:

– Да. Слишком все сложно.

– Допустим, – не стала она спорить и потянула его за рукав олимпийки в сторону своей машины. – Но для того все и устраивалось. Чтобы сбить нас с толку. Чтобы мы закрыли Новикову. Раскрыли преступление по горячим следам. Чтобы не искали никого другого. Все просто, капитан. И нечего огород городить.

– Ну да. Только вот Грабов…

– Что Грабов? – повысила она голос.

– Мне тут кое-что стало известно по факту его гибели. Нечто странное, товарищ подполковник.

Побережье с одиноко стоящей под пальмами хижиной накрыло плотным туманом несбывающихся надежд. Отпуска не будет. Тон Андреева не сулил добра.

– Он был отравлен странной дрянью синтетического происхождения. – Он поймал ее вопросительный взгляд и пояснил: – Пока вы были у полковника, звонили из лаборатории. Заключение завтра сбросят вам на почту.

– И на том спасибо, – проворчала она. – И что тебе не нравится? Что это не крысиный яд и не цианистый калий?

– Нет, дело не в этом. – Он поставил ногу на переднее колесо ее машины, оперся локтями на согнутое колено. – Эта редкая штука имеет свойство распадаться в организме. Если бы не соседка Грабова, которая его обнаружила мертвым почти сразу, его смерть выглядела бы как внезапная остановка сердца уже на следующий день. И все! Никто не нашел бы ни единого следа.

– Понятно. Но есть ведь что-то еще? Это не все новости? Что еще тебе сообщили эксперты?

Она открыла водительскую дверь, швырнула сумочку на переднее пассажирское сиденье.

– Ну! Не тяни, капитан, – поторопила его Хмельнова.

На нее вдруг накатила такая усталость, что колени подгибались. Захотелось домой. Она еще вчера запаслась продуктами. И один бутерброд с лососем и творожным сыром остался от завтрака. Сейчас она съела бы его с удовольствием, хотя бы на минуту позабыв о неприятных сюрпризах, которые день за днем преподносит это «банальное до тошноты» дело.

Накаркала, дура!..

– Эксперты нашли в базе совпадение по этому яду. – Андреев встал ровно, убрав ногу с ее колеса. – Несколько лет назад в одном из учреждений особого режима случилось массовое отравление. Один за другим умерли десять человек. Было установлено, что все они отравились синтетическим наркотиком. Как он попал на территорию зоны, не выяснили. Но та дрянь и та, которой был отравлен Грабов, идентичны по составу.

Он помолчал, прислушиваясь к ее тяжелому дыханию, и добавил:

– Так говорят эксперты.

Маргарита полезла в машину, пристегнулась. Покосилась на Андреева, рассматривающего высыпавшие звезды, с неожиданно проснувшимся интересом.

– И это ведь еще не все, капитан? – во рту у нее сделалось кисло, бутерброда с лососем больше не хотелось. – Есть и еще что-то? Что-то еще более гадкое, чем ты хочешь окончательно добить меня сегодня и лишить сна?

– Я тут же полез в базу после этих новостей. – Андреев все так же таращился в ночное небо. – И установил, что в то время, когда случилось массовое отравление заключенных, там отбывал срок наказания наш общий знакомый – Золотов Иван Сергеевич…

Глава 23

Она сидела на полусгнившей доске со следами старой краски и не сводила глаз с мобильного телефона. Тот лежал слева от нее, на той же самой доске, которая прежде была скамейкой у крыльца дома ее двоюродной бабки. Пеньки под скамейкой давно подгнили. И бабка перетащила доску под яблоню, уложив ее на несколько кирпичей, она их стащила с соседней стройки. Если присмотреться, то в саду и в доме было немало предметов, которые бабка таскала со стройки, подпаивая сторожа самогонкой собственного производства. Новенький облегченный топорик в ее руках тоже был оттуда. Им бабка колола дрова для уличной печурки. На ней она готовила летом нехитрую еду себе, а теперь вот и внучатой племяннице.

Рада она была или нет ее внезапному появлению, понять было сложно. Не ругалась, не гнала, уже хорошо.

– Кулеш будешь? – спросила бабка, перестав махать топором. – С вермишелью?

– Кулеш готовится из пшена, – рассеянно отозвалась Маша, продолжая рассматривать телефон, который выключила неделю назад.

– Ну из пшена сварю, коли хочешь, – отозвалась бабка миролюбиво.

– Вари. С вермишелью не буду. Там вечно пенки.

Бабка вогнала топорик в березовое полено, поправила белоснежную косынку на седых кудрях, смерила ее насмешливым взглядом. Но ограничилась лишь легким покачиванием головой. Острить не стала. В прошлый раз – позавчера – ее язвительные замечания в адрес Маши обернулись скандалом.

Кулеш был готов через сорок минут. В дом завтракать она не пошла. Там пахло мышами и плесенью. Села с тарелкой за расшатанный садовый стол, подтащив к нему старый венский стул с облупившимся сиденьем.

– Чего на телефон-то без конца смотришь? Не звонит тебе никто? – не удержалась, спросила бабка, когда Маша уже опустошила тарелку с вязкой пшенной кашей.

– Мне никто не может позвонить, потому что телефон выключен. А смотрю я на него, потому что не знаю, включить его или нет, – пояснила она, хотя была и не обязана.

– Если ждешь звонка, включи. Если нужно позвонить, звони с моего. Хоть старенький, но рабочий. Если нельзя включать и звонить, то не тоскуй. Просто жди.

– Чего ждать? – с интересом глянула на бабку Маша.

– Чего-то, что должно случиться и без телефона.

Сказала и ушла в дом за чайником, пообещав вкусный чай с печеньем из деревенского ларька. Маша задрала голову, поймала луч солнца, пробивший себе дорогу сквозь яблоневые листья. Сощурилась, задумавшись над бабкиными словами.

Не так уж она была и неправа. Если разобраться, найти ее могут элементарно. Как полиция, так и ее мнимые друзья, попросившие об одолжении. Ее пока не нашли. Что это значило? Что ее не искала полиция, а друзья сами спрятались, перепугавшись насмерть.

– Ба, я попала в скверную историю, – неожиданно проговорила Маша, съев почти сто пятьдесят граммов песочного печенья с орешками.

– Я это уже поняла, – бабка угрюмо глянула на нее поверх пузатой чашки в ягодку. – С чего бы ты тогда ко мне приехала? Не было десять лет, а тут нате вам – явилась. Я не против, конечно. Даже рада. Любила тебя всегда, дуреху, больше матери твоей – моей племянницы. Но… Но рада была бы вдвойне, если бы ты приехала просто так, навестить меня. А то ведь прятаться приехала, Машка. И это плохо…

Печенье в целлофановом мешочке закончилось. Чай выпили. Поставив пустые чашки на стол почти одновременно, они молча уставились друг на друга. Первой не выдержала Маша.

– И что мне делать, ба? Как поступить?

– Ну… Все зависит от того, насколько ты виновата.

Маша склонила голову к левому плечу, задумалась. Взгляд ее блуждал по клеткам старой клеенки, застилавшей садовый стол.

– Я не знаю, в чем моя вина, ба, – произнесла она с досадой. – Но меня совершенно точно ищет полиция.

– Украла что? – бабка морщинистой ладонью смахнула со стола крошки от печенья и добавила, не глядя на нее: – Украла – верни.

– Не крала ничего.

– Убила?! – не подпорченные старческими болезнями ясные глаза испуганно округлились. – Машка, да ты что!

– Нет. Не убивала, ба.

Ей вдруг стало холодно в тени, и, приподнявшись, она перетащила старый венский стул на солнце. Сощурившись, подставила лицо яркому свету. Произнесла не совсем уверенно:

– Не убивала, но все выглядит так, что будто я это сделала. А сначала – будто помогла сделать так, чтобы кое-кого убили.

Бабка молчала слишком долго. Маша забеспокоилась и повернула голову в ее сторону. Вдруг ушла незаметно? Она могла. Невзирая на больные суставы, передвигалась почти бесшумно.

Нет, та по-прежнему сидела на месте. И, кажется, размышляла. Взгляд сосредоточился на внучке. Нехороший взгляд, недоверчивый.

– Что? – вытянула шею в ее сторону Маша и широко развела руки в стороны.

– Хреновня какая-то получается, Машка, – произнесла бабка и съежила губы куриной гузкой.

– В смысле?

– В том самом, что на тебе два убийства, так? – деловито поинтересовалась та. – В одном конкретно обвиняют тебя. По-другому ты проходишь как соучастница.

Маша вытаращилась на двоюродную бабку, словно видела ее впервые. То, каким языком она вдруг с ней заговорила, никак не вязалось с ее ситцевым ветхим платьем, галошами и косынкой, повязанной тугим узлом на макушке.

– Чего смотришь? Думаешь, я всегда была ископаемой? А я пятнадцать лет секретарем суда отработала. Многое повидала. – Бабка потянулась к остывшему чайнику, плеснула из него воды себе в чашку, вздохнула. – Вот как, скажи, ты ухитрилась, не воспитываясь у матери, скопировать всю ее сволочную жизнь? Все ее кошачьи проделки? Отец тебя неплохой воспитал. Образование дал. Сам уважаемый человек. А ты… Ты все одно в мать пошла!

– Ба, да при чем тут мать? Я ее видела в последний раз, еще когда в школе училась.

– А как ты ее могла увидеть? Если она, не успев из тюрьмы выйти, снова туда отправлялась. Как по расписанию! И ты вот теперь туда дорожку себе топчешь. Как же так, Машка?

Ясные голубые глаза бабки вдруг наполнились слезами, и через мгновение слезы крупными горошинами покатились, утопая в глубоких морщинах.

– Ба, ну не плачь! Клянусь, я не виновата!

Маша потащила венский стул обратно к столу. Села рядом с бабкой, обняла ее за плечи, оказавшиеся достаточно крепкими. Повторила жалобно:

– Не плачь, ба! Клянусь, я не виновата. Меня подставили!

– Знаешь, сколько я таких слов в зале суда слышала? И знаешь, скольких потом таких закрыли?

– Скольких? – Маша неожиданно для самой себя уложила бабке голову на плечо.

– Почти всех, Машка! Ладно бы кража… – пробормотала старая женщина задумчиво. – А то убийство! Идем в дом, расскажешь мне все подробно. Будем решать.

– А тут нельзя? В доме мышами пахнет, – сморщила носик Маша.

– Нельзя тут. Кругом уши. Идем, девочка, поговорим…

Утро следующего дня началось с мелкого дождя. Маша отчаянно мерзла, стоя под зонтом у распахнутых полусгнивших ворот бабкиного гаража. Та пыталась завести старую «Волгу», которую заводила в последний раз пять лет назад.

– Ба, давай такси вызовем, – ныла Маша, ежась от прохладной влаги, попадающей на голые щиколотки.

– Нет, – поворачивалась та на нее от открытого капота. – На своей поедем. Она у меня счастливица. Мне на ней всегда везло.

Счастливица капризничала почти час, прежде чем завестись. Но потом побежала бодро, и к трем часам дня они уже въезжали в Москву.

– Что, сразу в полицию едем? Сдаваться? – невесело усмехнулась Маша.

– Нет, заедем к одному хорошему моему знакомому. Я звонила ему вчера. Обещал помочь.

Маша покосилась на заднее сиденье. Там лежал ее рюкзак с вещами первой необходимости. Бабка собрала на всякий случай.

– Даже если тебя на трое суток задержат, смена белья должна быть, – бубнила она полдороги и тут же горестно всхлипывала. – Приехала внучка в гости к бабке! А она ее в тюрьму везет! Ой, беда, беда с тобой, Машка. Что же ты такая непутевая-то уродилась? Вся в мать…

Ее хорошим знакомым оказался крепкий еще старичок. Худощавый, остроносый, с взъерошенными седыми волосами, в костюме, который пропах нафталином так, что у Маши тут же заслезились глаза, и с претенциозной тростью. Из-под мышки у старичка торчала старомодная картонная папка с тесемками.

– Что там? – поинтересовалась бабка, когда он уселся с ней рядом, погнав Машу на заднее сиденье.

– Ничего. Это я так, для пущей важности, – отозвался он рассеянно. – Нет, документы мои, конечно, там. Подтверждающие, что я могу выступать в роли адвоката этой вот длинноногой девицы с наглыми глазами. Кто такая?

– Внучка моя, – нехотя призналась бабка.

– Ты не говорила, что у тебя есть внучка. – Старик развернулся и уставился на Машу оценивающим взглядом. – А-а-а, понял. От племянницы?

Бабка лишь кивнула, подтверждая.

То, что старик оказался таким догадливым, Машу немного вдохновило. Поначалу-то она вовсе не верила в успех их мероприятия. Заранее смирилась с тем, что ее рюкзак ей понадобится.

– Сидите здесь, я мигом, – скомандовала бабка, с кряхтением выбираясь из машины.

Маша смотрела ей в спину. Бабка ради выезда в Москву принарядилась. Достала из шкафа какой-то шелковый костюм в широкую полоску, который Маша сочла ужасным. Костюм из прошлой жизни на ней повис, юбка крутилась на талии. И сейчас, рассматривая широкие полосы шелка, играющие при ходьбе на бабкиных бедрах, Маша поймала себя на мысли, что ей все острее хочется удрать.

– Даже не думай, – проскрипел с переднего сиденья старческий голос ее адвоката. – Твоими портретами вся Москва увешана.

– В смысле? – вытаращилась она на лохматую седую макушку, торчащую поверх спинки сиденья.

– В том самом, что в розыске ты, девушка. И у каждого постового твой портрет, и на станции метро. Не скроешься. Поймают. И снова привезут сюда. Но тогда оформят уже не как явку с повинной. И тогда это уже будет другая статья. Простым соучастием не отделаешься. Поняла?

– Поняла, – буркнула она, кусая губы. – Я ничего такого не делала, если что!

– Сейчас и разберемся. И если повезет, то назад поедем тем же составом…

Ей не повезло сразу же. Судьба подсунула ей для допроса ту самую бабу, от которой Ваню Грабова передергивало. Она с ходу принялась забрасывать ее такими вопросами, что даже матерый адвокат с лохматой макушкой растерялся. И затребовал совещательного времени с клиентом.

– Что за чужой паспорт?! – зашипел он на нее тут же, стоило им остаться вдвоем. – Откуда он у тебя?! Зачем?!

– Мне его сунули в руки, когда я заселялась в отель с Грабовым. И все. Я его тут же выбросила, как мы выписались, – немного приврала она.

Но его провести было сложно. Он что-то такое прочел в ее глазах, потому что тут же отвесил ей подзатыльник.

– Не ври мне, дрянь! – не повышая голоса, продолжил он шипеть.

– Вы чего деретесь?! – попыталась она возмутиться. – Я запросто откажусь от ваших услуг! И вообще, вы не имеете права руки распускать!

– Имею, потому что ты ее глупая внучка – раз. Потому что мне за услуги адвоката никто не заплатит – два. И три – мне надо вытащить тебя из того дерьма, в котором ты теперь барахтаешься. Ты еще не поняла, так я тебе поясню. Эта баба со злым лицом очень хочет повесить два убийства на тебя, идиотка. И если ты не станешь меня слушаться, у нее все получится. Тебе грозит тюремное заключение. Пятнадцать лет минимум! Или ты мне сейчас говоришь всю правду, или сядешь. Все ясно?!

Маше пришлось все рассказать. Все-все, вплоть до того, во что был одет их третий знакомый, когда они строили совместные планы на квартиру Сахаровой Аллы, которую потом убили. Не они!

– Боже, все даже хуже, чем я мог себе представить, – простонал дедушка, вызвавшийся ей помогать. – Ладно, надо подумать, какая часть правды тебе не повредит. Сейчас ты скажешься уставшей. И переночуешь в камере. А завтра я постараюсь тебя отсюда вытащить.