Текст книги "Лабиринт простых сложностей"

Глава 29

Все с самого начала пошло как-то не так.

Он все купил, что посчитал необходимым для романтического свидания. Бутылку вина, цветы, торт. Подумал, что Вера может приехать к нему сразу после работы, будет голодна, и добавил еще доставку горячей еды. Над собой поработал. Переоделся в чистую футболку и тонкие светлые джинсы. Они были ему немного маловаты в начале лета. Но после беготни из-за всех этих убийств он сбросил четыре килограмма. И джинсы сидели сейчас на нем сногсшибательно. Оглядывая себя в зеркале, Дима подумал, что Вере он должен понравиться. Вот сейчас, еще минут пять-десять, она войдет в его квартиру и ахнет.

Но Вера закапризничала и отказалась к нему подниматься.

– Поговорим в машине, Дима. Выходи. Я на парковке.

Голос звучал обыденно, без обиды и особой радости. И он немного расстроился. Готовился, понимаешь, а она с ним как с чужим.

– Привет, – улыбнулся он ей тепло, сев в машину, и полез целоваться.

– Ой, давай без этого, идет? – Вера досадливо поморщилась и вытерла рот ладошкой. – Хотел говорить, говори, Андреев. Мне некогда.

– Торопишься?

– Да. Тороплюсь. Родственники приехали. Надо бы встретить.

– К тебе? К тебе приехали родственники? – не поверил он.

– Ко мне, Дима, ко мне, – она холодно усмехнулась. – По-твоему, у меня не может быть родственников?

– Нет, ну почему…

Он расстроился еще сильнее. Все его приготовления: вино, тортик, цветочки – оказались напрасной тратой времени и денег.

– Я вино купил, – неожиданно признался он. – И торт. Твой любимый. Еды заказал.

– Какой еды? – ее лицо порозовело.

– Горячей. Утку по-пекински, пасту под каким-то диковинным соусом. Выговорить не смогу. Может, зайдешь, а, Вера? Куда я все это дену-то? Мне одному не осилить.

– На завтра оставишь, – упрямилась она, но губы предательски дрожали, пытаясь погасить улыбку.

– Завтра это уже будет несъедобным. Идем, Вера.

Он выскочил из машины, обежал ее, встал у водительской двери с протянутой ладонью.

– Ладно, – будто нехотя свесила она ноги из машины. – Только ради того, чтобы добро не пропадало. И если честно, я голодна. И если честно, меня уже тошнит от роллов и пиццы. Родня каждый день меня этим встречает с работы.

– Ты же сказала, что они только что приехали и их надо встретить, – сдвинул он брови к переносице, чуть притормаживая. – Соврала?

– И ничего не соврала, – подтолкнула его Вера к подъездной двери. – Приехали они неделю назад. А сегодня на экскурсию укатили. Вот-вот должны подъехать.

– И что, у них ключей нет? – он втянул Веру в кабину лифта и, нажав нужный этаж, прижал ее к стенке.

– Все у них есть, – выдохнула она и сдавленно хохотнула. – Что ты делаешь, Андреев?

– Пристаю к тебе. – Дима скользнул губами по ее щеке к уху и прошептал: – Я вдруг понял, что соскучился…

На кухню они попали лишь через полтора часа. И утку по-пекински пришлось разогревать в духовом шкафу. Вера категорически была против микроволновки. Они сидели напротив друг друга за его обеденным столом и таскали палочками китайскую лапшу из коробок.

– Как вкусно, – блаженно жмурилась Вера.

– Что именно? – он еле успевал жевать, так проголодался.

– Все. Лапша, утка, вино. Спасибо тебе за сюрприз.

Она легонько шевельнулась, простыня сползла с ее плеч. И Дима, уставившись на ее белоснежную гладкую кожу, подумал, что Вера невозможно хороша. И чего он считал ее толстой? Она аппетитная! Он с ней просто голову теряет. И избегать теперь уж точно не станет.

– А ты идти не хотела, – напомнил он ей о ее капризах. – Я – честно – перепугался.

– Из-за того, что еда пропадет?

– Из-за того, что ты в другое отделение собралась сбежать. Даже не посоветовалась, – упрекнул он, глянув исподлобья. – Мы же не чужие, Вера.

– Не чужие? Ты для меня – да. А вот я… Я так устала догадываться, кто я для тебя, капитан Андреев, так измучилась. Что решила сбежать, – ее глаза заблестели слезами, картонная коробка с недоеденной лапшой упала на стол. – Мне так плохо было без тебя, Дима. Почему ты отстранился? Обиделся? Из-за того, что меня Хмельнова похвалила?

– Брось. И не забивай голову, – поморщился он.

Хотя Вера частично была права. Его неприятно царапнуло, что она его обошла, обнаружив, что квартирой на первом этаже пользуются как подъездом.

– Кстати, о Хмельновой, – он потянулся к мобильнику на столе. – Не позвонила, не написала. Я ей такие новости преподнес. Она на задержание уехала – и тишина.

– Что за новости? Какое задержание? – глаза Верочки засверкали интересом. – Что я пропустила за неделю твоего бойкота?

– Прекрати! – Дима со смехом поймал ее за локон и слегка потянул. – Никакого бойкота. Все нормально, говорю же тебе. Чай будешь?

– Нет! – отшатнулась Верочка.

Она еще помнила свою оплывшую физиономию наутро после Димкиного ночного чая.

– После вина какой чай? – не стала она напоминать ему об этом. – Так что за новости, не томи.

Верочка плотнее запахнулась в простыню, наблюдая, как Дима в одних трусах носится по кухне.

– Во-первых, мы узнали, что мотива у Ивана Грабова как бы и нет. Завещанная ему квартира оказалась проданной.

– Кем?! – округлила Верочка глаза.

– Сахаровой. Самой Сахаровой. И она, собираясь с ним укатить на Сахалин, выдала генеральную доверенность на оформление всех сделок со своей квартирой – угадай кому? – он замер посреди кухни с сахарницей в руках.

– Новиковой?

– Ну нет, Верочка! Ну какой Новиковой? – он недовольно поморщился. – Крутовой! Она оформила доверенность на Александру Крутову.

– Боже мой! Как все… Как все, однако, теперь встает на свои места! – она встала с кухонного стула и, путаясь ногами в простыне, медленно заходила вокруг Димы.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что Крутова могла убить Сахарову, чтобы не отдавать ей деньги за квартиру. Сделку оформили, а денег нет!

– У нее было что-то около восьмисот тысяч, но и они исчезли.

– Вот именно! При Новиковой на лестнице их не нашли. Стало быть, Крутова, подкараулив Сахарову с соперницей, отключает одну. Убивает вторую. И вкладывает нож в правую руку Новиковой, не зная, что та левша. Слушай! – ее взгляд горел огнем, когда она наконец остановилась напротив Димы. – А может, Сахарова как раз бежала в квартиру к Крутовой, чтобы потребовать с нее денег?

– Но ее же Грабов вызвал звонком, – почесал макушку Дима.

– Вызвал, – не стала она спорить и включила чайник, который Дима наполнить наполнил, а включить забыл. – Но она могла его порадовать. Вот, мол, милый, с тобой еду. Квартиру продала. Вот деньги. Нам надолго хватит. А? Как тебе вариант?

– Норм! – показал он ей оттопыренный от кулака большой палец. – А Баловнева была невольным свидетелем. Оттого и оказалась убита.

– Может, тоже долю от квартиры хотела? – Верочка покусала губки. – Да запросто!.. Крутова, значит, убивает Сахарову. Все! Квартира ее. Досталась совершенно бесплатно. Подставляет Новикову. И выходит из подъезда так же, как и вошла, – через окно квартиры на первом этаже. И никто ее не видел. Никто! Ай да Саша наша… И что, говоришь, Хмельнова отправилась на ее задержание? Одна?

– Нет, она с собой двоих оперативников взяла, – отозвался Дима, насыпая в фарфоровый чайник заварки.

– Погоди… – нахмурилась Верочка, возвращаясь за стол. – Ее оперативники при мне вернулись в отдел. Они мужиков каких-то привезли. И сразу допрашивать их начали. И не было с ним ни Хмельновой, ни Крутовой. Где же тогда они? Дима, звони!

Он взял протянутый Верой телефон и набрал Хмельнову. Потом еще и еще раз.

– Абонент вне зоны. – Он потянулся к чайной чашке, но тут же замер. – Вера, что-то случилось. Почему она не вернулась с операми в отдел? Почему не захотела присутствовать при допросе? Что-то здесь не так…

– Еще звони! А я оперативника наберу. Я с одним из них хорошо знакома.

Вера выскочила из-за стола и, подобрав повыше край простыни, в которую куталась, побежала в спальню. И она, конечно же, не видела, каким взглядом ее проводил Дима. И не слышала, как он фыркнул, прошептав:

– Хорошо знакома она, понимаешь!

Он снова набрал Хмельнову. Результат тот же. Ее телефон был выключен. Он прислушался к разговору из комнаты. И неожиданно почувствовал странный укол в сердце. И причина-то была смешной: Вера, разговаривая, пару раз хихикнула. А его задело. Он ревнует? Да нет. Чушь же. С чего это ему ее ревновать? Он и не любил-то ее по-настоящему. И…

Ага, вот опять смеется! Дима стиснул зубы. С силой выдохнул. Что за причина для смеха, интересно? Что ее так развеселило, что Хмельновой дозвониться не могут? Или «хорошо знакомый» оперативник что-то игривое нашептывает?

Он не выдержал и пошел к ней. И стоял в дверях спальни какое-то время, себя не обнаруживая. Подслушивал как дурак! Но Вера тоже хороша. Мало того что хихикала, так еще и волосы принялась без конца поправлять, словно прихорашивалась, словно ее собеседник ее мог сейчас видеть.

– Вера, что там? – спросил он, не очень заботясь, что его могут услышать на том конце провода.

Она вздрогнула и обернулась. И округлила глаза. А потом произнесла в трубку:

– Да, это Андреев. Хорошо, передам. Все, пока…

Они друг друга рассматривали минуты две. Никто не произнес ни слова. Вера смотрела на него со смесью удивления и радости. Он изо всех сил старался не выдать себя. Он же ревновал, теперь точно в этом был уверен. Идиот!..

– Что это сейчас было, Дима? – спросила она после паузы.

– А что было? – он обхватил свои плечи руками. – Я обнаружил себя? И твой хороший знакомый теперь станет всем рассказывать, что я с тобой… Что я с тобой сплю.

– Нет. Он не может этого знать наверняка. Он не видел, что ты в трусах, – она улыбнулась, сокращая расстояние между ними. – Он просто будет говорить всем, что мы с тобой вместе. Мы ведь с тобой вместе? Мы пара?

– Да, мы вместе. – Он подтянул ее за локоть к себе, крепко обнял. – И да, мы с тобой пара, Верочка. Можешь сообщить об этом своим родственникам.

Он произнес это вслух? Уф! Даже мурашки высыпали. Еще утром об этом не думал, и тут вдруг! Как, однако, стремительно развиваются события. Так и до кольца на ее безымянном пальчике дело дойти может. Да-а…

А собственно, почему нет?

– Так что рассказал о Хмельновой твой хороший знакомый? – голос неприятно дрогнул на двух последних словах. – Почему она с ними не вернулась в отдел? Где она?

– А он не знает. – Вера шумно задышала ему на ухо. – Они вместе приехали к гаражу, где работает и живет Крутова. Ее там не оказалось. Опрос на месте выявил несоответствие в показаниях сотрудников относительно алиби Александры. Хмельнова велела везти их в отдел и допросить под протокол. А сама села в свою машину и куда-то уехала.

– Как думаешь куда?

Ему сложно было сосредоточиться на делах, когда Вера так нежно целовала его в шею.

– Не знаю. Она взрослая девочка. Думаю, справится. Иди ко мне, Дима. Иди ко мне…

Глава 30

Головная боль наплывала с затылка, прошивала макушку и скатывалась на глаза огненным киселем. Он настолько залил ей глаза, что ничего не было видно. Хотя она совершенно точно пыталась глаза открыть. И даже открыла. Ничего – черный квадрат! Попытавшись пошевелиться, она услышала свой собственный стон. Ей было больно! Но порадовало, что тело не болело. Руки, ноги – тоже. Болела только голова. Она подтянула руку к вискам, пощупала. Пальцы тут же стали мокрыми и липкими. Но не остановились, а продолжили ощупывать всю голову. И нашли! Нащупали рану чуть выше затылка. Рана была большой и, кажется, глубокой. Или так просто казалось из-за того, что там было очень много вязкой жижи. Видимо, это кровь, а не какой-то огненный кисель, о чем подумалось сразу.

Что случилось? Как она оказалась здесь? Лежит где-то лицом вниз с пробитой и окровавленной головой? Она ведь не сама упала, нет? Если бы упала лицом вниз, то и рана была бы на лбу. А рана выше затылка. Значит…

Ее кто-то ударил. Очень сильно. Крови много. И рана страшная. А почему она ничего не видит? У нее пропало зрение, кровь залила глаза или просто стемнело?

Она соображает, уже неплохо. Заставив свои пальцы дотронуться до глаз, она обнаружила, что там не больно. И принялась тут же их протирать сначала пальцами, потом рукавом блузки. Кое-как вышло, но темнота не отступила. Но как будто стала жиже, что ли.

– Эй… – тихо позвала она, прислушиваясь к своему голосу, он показался ей очень слабым, почти чужим. – Кто здесь? Здесь есть кто?

Слева от нее что-то заворочалось, и раздался стон. И следом женский голос прохрипел:

– Господи, что за хрень?! Господи, больно-то как!

– Помогите, – попросила Маргарита тихо. – Кто вы вообще? Почему темно?

– А вы кто? – простонала женщина.

– Я?

Она задумалась, сильно опасаясь, что ничего не обнаружит в своих воспоминаниях. Но память услужливо принялась подсовывать ей картинку за картинкой.

– Я подполковник полиции – Хмельнова Маргарита Сергеевна. А вы?

– Крутова… Саша Крутова… – представилась та. – А что вы здесь делаете, товарищ подполковник?

– А вы? – в голове проплыло очередное воспоминание. – Что вы делаете в квартире Ангелины Баловневой?

– Вообще-то я тут раньше жила, – как будто даже с обидой проговорила Саша.

– Раньше, но не теперь.

– А вы здесь зачем? Как вообще вы вошли? Я запирала дверь. Зачем вы здесь?

– Искала вас, Александра. И дверь не была заперта. Я нашла вас лежащей на полу без сознания, с огромной шишкой на голове.

– И пока вы меня ощупывали, на вас тоже напали?

– Видимо, так и было. Что вы искали, Саша?

– Тайник… И я не искала, я совершенно точно знала, где он. Ангел хранила там деньги и драгоценности. Забрать их оттуда она не могла, ее убили.

– Вы убили?

– Сдурели, что ли, подполковник? – повысила голос Крутова и застонала. – Как больно, господи… Извините за грубость. Но я никого не убивала!

Хмельнова хотела было сказать, что следствие разберется, но вовремя прикусила язык. Не в том она положении, чтобы угрожать.

– Почему я ничего не вижу? – спросила она. – В глазах темно.

– Это не в глазах, это просто темно. Время половина двенадцатого ночи, если можно верить моим часам. И кто-то задернул шторы.

– Вы можете передвигаться?

– Сейчас попробую.

Потом было много шорохов, стонов, грохота и вдруг после легкого щелчка по глазам ударило вспышкой.

– Я включила свет, не пугайтесь, – пробормотала Крутова, и шаги ее зазвучали совсем рядом. – Ого! Вам «скорая» нужна срочно. У вас голова разбита сильно. И кровищей залито все…

Она догадывалась, если что! Только вот к «скорой» требовалось вызвать еще и полицию. Но Крутову об этом просить бессмысленно. Она подозреваемая. И может сбежать. А к ней у следствия очень много вопросов.

– Вы нашли деньги своей подруги? – поинтересовалась Хмельнова, когда Крутова вызвала реанимацию.

Говорила по громкой связи. Чтобы у Риты не было сомнений в ее честности. Но сомнения у нее были. И меньше их не стало от такого благородства Крутовой. И она искренне надеялась, что врачи «скорой помощи» вызовут еще и полицию.

– Случай из ряда вон! – возмущался доктор, осмотрев ее голову. – Девушка, вы никуда не уходите. Вам тоже необходимо оказать помощь. И вы будете свидетелем. Полицию я уже вызвал.

Балансируя между явью и обмороком, Рита видела, как Крутова пыталась выйти из комнаты. Но санитар и водитель «неотложки» встали в дверном проеме плечом к плечу и ее не выпускали. Все ее мольбы и уговоры остались без ответа. Пришлось Саше забиться в угол и затихнуть на какое-то время.

Но потом ей снова пришлось громко возмущаться, морщась от боли и матерясь через слово. Это когда вместе с нарядом полиции в комнату ворвался Андреев и сразу надел на нее наручники.

– Вот и помогай вам потом, ментам! – закончила она свою речь и плюнула в сторону Хмельновой, уже лежащей на носилках.

– Зачтется, – произнесла она слабым голосом.

Или думала, что произнесла. Ей поставили целых три укола, после которых веки стали тяжелыми, а мысли вялыми.

– Я еду с вами в больницу, – полез в машину «скорой» Андреев, невзирая на ее протесты. – Передам вас с рук на руки, дождусь заключения, позвоню вашему сыну и уж тогда…

Ей хотелось сказать, что телефон у Сережки вряд ли включен в такое время суток. Он не любил, когда его сон тревожили. Но она не смогла даже шевельнуть губами. Отключилась. Однако когда на следующий день очнулась, сын сидел возле ее кровати и держал ее за руку. Видимо, Андреев все же до него дозвонился.

Сын говорил очень много хороших слов и очень много каялся. А еще обещал, что теперь-то уж точно все будет по-другому. Они станут много времени проводить вместе. И совсем не будут ссориться.

– Мама, я очень люблю тебя…

Сын целовал ее в висок, обмотанный бинтом в несколько слоев. От него приятно пахло мылом и хорошим одеколоном. Она счастливо улыбалась и притворялась, что засыпает. Сын осторожно вставал и на цыпочках выходил из палаты.

И тогда она старалась заснуть на самом деле. Почему она ничего не отвечала ему? Потому что ничего подобного не могла пообещать в ответ. Правильнее, могла бы, но это было бы неправдой. Они такие, какие есть. Они такими уродились. Она любила Сережу больше жизни и прощала ему все. Но вести себя иначе точно не смогла и не стала бы. И он тоже. Да, сделались бы терпимее, но надолго ли? И что касается времени, которого им вечно не хватало на общение…

Кто из них пожертвовал бы своим делом: он или она?

– Доктор, как мои дела? – спросила Рита через пару часов, когда лечащий врач зашел в ее палату.

– Все не так уж плохо.

Подтащив стул от двери к ее койке, он уселся. Внимательно осмотрел повязку, проверил приборы, фиксирующие ее состояние.

– Завтра, думаю, переведем вас из реанимации, – пообещал он и повторил: – Все не так уж плохо. Могло быть и хуже. Череп цел. Внутричерепных гематом, слава богу, нет.

– Сотрясение? – предположила она, морщась от боли. – Голова болит сильно.

– Сотрясение, конечно, есть. Как без него? От удара такой силы… У вас хороший ангел-хранитель, Маргарита Сергеевна.

Доктор широко улыбнулся, показавшись ей очень милым малым. Не таким строгим и напыщенным, каким выглядел еще вчера, когда гонял из ее палаты то Андреева, то полковника, заехавшего лично ее проведать.

– А когда меня выпишут? – спросила она, удерживая доктора за руку, когда он уже собрался встать со стула и уйти.

– Ну… – он выразительно посмотрел на ее руку, вцепившуюся в его пальцы. – Недельку надо бы вас тут подержать. Но разве вы улежите? Да и хождение ваших сотрудников по отделению не очень приветствуется главврачом. Выпишем через три-четыре дня. Не переживайте. Долечитесь дома.

– А на службу когда? Я вообще-то смогу работать? – она опасливо коснулась повязки на голове.

– Думаю, что все у вас будет в порядке. И к работе вы вернетесь, Маргарита Сергеевна, – пообещал доктор, аккуратно отцепил ее пальцы, встал и направился к двери. Но все же предупредил перед уходом: – Но это не значит, что это случится уже завтра. Какое-то время для реабилитации вам понадобится. Если не долечитесь, головные боли до конца жизни вам обеспечены…

– Я смогу работать из дома? – позвонила она следующим утром полковнику.

Это когда ее уже перевели из реанимации в отдельную палату с телевизором, холодильником, душевой и мягкими креслами в углу у окна. Сын оплатил ее содержание там. Правда, она тут же попросила медсестер избавить ее от огромных букетов, которые ее коллеги взялись таскать день за днем.

– Что за венки, честное слово? – ворчала она, выпроваживая Андреева с розами на сестринский пост. – Отдай девочкам. Им будет приятно. И пулей обратно. Доложишь…

А докладывать, как оказалось, особенно было нечего. Крутова сначала все отрицала, теперь и вовсе замолчала. И сказала, что станет говорить только с подполковником.

– Но свое участие в убийствах отрицает полностью, – выразительно глянул на нее Андреев, расположившись в одном из мягких кресел в углу возле окна.

– То есть она в самом деле была в гараже в тот момент, когда убивали Сахарову? – Рита недоверчиво скривила губы. – Не верю. Что говорят сотрудники гаража?

– Да, сотрудники, – оживился сразу капитан. – Ее нареченный – Григорий – отказался давать против нее показания. И никакие угрозы, что он может стать соучастником, не подействовали. А вот его штатные единицы, как он их называет, весьма противоречивы в показаниях. Один утверждал, что в тот день ушел в шесть домой. Второй утверждает, что они в тот вечер выполняли специальный заказ для мотопробега, задержались до десяти вечера, а то и позже…

– Проверил? – перебила его Хмельнова нетерпеливо.

– Да. Был мотопробег. И был спецзаказ. Два гоночных мотоцикла забирали из гаража. И тут внимание: ты-ды-ды-дым! – театрально продирижировал Андреев. – Забирали их в половине одиннадцатого вечера в тот день, когда убили Сахарову. О чем есть свидетельство: банковский перевод за работу, выполненный онлайн. И со слов заказчиков, штатные единицы были в полном составе.

– Врет, мерзавец! – фыркнула Рита, вспомнив механика с сальным взглядом.

– Да. Один из них врал. Второй говорил правду. На него я сделал ставку. Руки выкручивать не пришлось. Он активно сотрудничал и отлично помнил тот день. Григорий им по конверту в карманы сунул за эту работу. И… – Андреев задрал левый указательный палец выше головы, – и он точно помнил, что Саша им не помогала, вопреки обыкновению. То есть она пришла сначала, с его слов. Повозилась немного. А после восьми укатила на байке. Но вернулась примерно через полтора часа. Точно до минуты он не помнит. Но вернулась она, когда уже начало темнеть.

– То есть алиби у нее нет. – Она повозила по подушке перебинтованной головой, поморщилась от боли, которая с каждым днем становилась все слабее, но все еще присутствовала. – А мы… Ты, поговорив с ней сразу после убийства, почти был уверен, что она непричастна. Мы упустили уйму времени, капитан, сосредоточив все внимание на Новиковой. У которой фактически не было мотива.

Лицо Андреева окаменело. Он насупленно смотрел на нее минуту, а потом мотнул головой со словами:

– Я бы не стал так категорично утверждать о полной непричастности Новиковой, Маргарита Сергеевна.

Она вопросительно глянула. Сил говорить, возражать, убеждать у нее просто не было.

– У нее был мотив для убийства – ревность.

– Это раз. – Хмельнова выпростала из-под тонкого одеяла руку. – А два?

– Два… У нее была возможность отравить Грабова.

– Это если Мария Илюхина не врет и не она избавилась от подельника. К тому же смерть Грабова переквалифицировали из убийства в несчастный случай. Передозировка синтетическим запрещенным веществом. Ты не знал? – она скосила на него насмешливый взгляд. – Знал… И если Новикова ему это вещество доставила по просьбе отца и самого Грабова, то это не убийство. А просто доставка наркотиков. И доказать это, капитан, мы не сможем. От слова «никогда»! Что с алиби у Крутовой и Новиковой на момент смерти Ангелины Баловневой?

– У Крутовой алиби нет. Спала, говорит.

– Ее жених что говорит?

– Он в тот день уезжал. Его не было в Москве. И подтвердить ее алиби он не может, как ни старался. Крутова спала.

– А Новикова?

– Новикова была дома с отцом. – Он криво усмехнулся, сделал пальцы рюмочкой, покрутил ими. – Тоже так себе история. Он мог ее выгораживать. Она могла его выгораживать. Семейное дело…

– Не так уж давно они стали семьей, капитан. Новикова до недавнего времени о его существовании не подозревала. Вряд ли будет его защищать.

Хмельнова попыталась подтянуться на локтях, чтобы лечь повыше. Но вдруг почувствовала, что сил на это просто нет. И разозлилась на собственную немочь. И тут же накричала на Андреева:

– Что ты прицепился к Новиковой? Мы уже однажды закрыли ее. Доказательная база была неопровержимой. Мы дело с тобой вели спустя рукава. Были уверены, что она виновата. И вдруг оказалось, что она не может убить правой рукой! А Баловнева тоже была убита правшой. И Харин ранен правшой. – Она тяжело подышала и воскликнула с горечью: – Вот при чем тут Новикова?!

– Товарищ подполковник, вам плохо? – переполошился Андреев, вскакивая с кресла и подбегая к ее больничной кровати. – Не волнуйтесь вы так, пожалуйста. Найду я убийцу!

– Это Крутова, капитан. Как ни крути – это Крутова. Вот какой у меня каламбур вышел.

Она улыбнулась ему одними губами и попросила позвать медсестру. Та сразу погнала Андреева из палаты и обещала нажаловаться доктору.

– Пора прекращать все визиты, – сурово смотрела она на Андреева. – Так она никогда не выздоровеет. Хотите, чтобы на ее восстановление ушли годы?

Из-за ее спины Хмельнова сделала ему знак позвонить ей. Тут же сунула телефон под подушку и послушно вытянула руку для укола. Она проспала до самого вечера. Очнулась, когда за плечо ее кто-то тронул.

Доктор. Стоял над ней, внимательно отсчитывая ее пульс – одна рука на ее запястье, вторая согнута в локте, часы почти у лица. В палате был полумрак.

– Вас сегодня разволновали? – уточнил он, усаживаясь на стул, который уже успел подтащить к ее кровати. – Ваш подчиненный – капитан Андреев. Я дал команду. Его больше к вам не пропустят.

– Капитан тут ни при чем, – поморщилась Хмельнова, осторожно вытягивая свою руку из его пальцев. – Во всем виновато дело, которое я поначалу сочла до тошноты банальным. И которое за эти три недели превратилось в огромный ком, который все продолжает с горы катиться.

– Расскажете? – он вытянул ноги, скрестив в щиколотках, под ее кровать, сунул руки под мышки. – Мне все равно спешить некуда. Я сегодня по отделению дежурный. До утра времени вагон. Готов вас слушать. Так что – расскажете о вашем диком деле, превратившемся в огромный ком, который вот и вас сумел подмять?

Рита на мгновение прикрыла глаза. Поняла, что в голове не пульсирует от боли. Спать она не хочет. А визитов на сегодня больше не будет. Сын на работе. Андреева запретили впускать.

– Хорошо. Я расскажу. А вы слушайте. Может быть…

– Что? – поторопил он ее, неожиданно задумавшуюся.

– И может быть, вы как сторонний слушатель, как независимый арбитр, что-то увидите. – Хмельнова подумала и добавила: – Что-то, что мы все время упускаем. Что кажется настолько очевидным, что в это трудно поверить. А поверив, нельзя доказать. Начинаю…